Семиродники 3
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Это на самом деле была кошка, а не кот - под хвостом было то, что полагается кошке. - Ее задача,- сказала Дашка, - мявкать, приставать, путаться под ногами и требовать, чтоб погладили... Создавать уют. Прелесть! И еще давить крыс. На флоте всегда есть крысы. - И кучи откладывать,- сказал я. - Кошку на цепь!- приказал Кратинов.- На космическом корабле? Не потерплю! - Ребята, остыньте, это транслят! - Какой транслят?! Я вижу, что у этого транслята под хвостом. - Это имитация. Чтоб от всех не отличаться. Это транслят! Вы че? Какая кошка смогла бы выжить в почтовой капсуле? Никакая. - На цепь! Она забьется в такую щель, что не достать. Заткнет трубу. Замкнет проводку. Спалит мне корабль. - Как скажете, командир.
|
- Мы против бога не бунтуем. Мы попам не верим. Это есть. Врут-с. Ну и по медицинским вопросам у нас разногласия... А у моей Дарьи, к слову, икона есть. Только она ее никому не показывает. Носит ее в рюкзачке. Это Двойной Христос из Ильинского храма в Архызе. Даже не икона, а фотография в рамочке. Она сама сфоткала. Даже не знаю, можно ли считать эту фотку иконой - попы над ней не бормотали и ничем не брызгали.
-==-
После чего ее провожают за кулисы. И дальше - в почтовую капсулу. И она летит на Ставрополь.
А мы с командиром ее ждем и болтаем.
- Евгений, вы бы пошли, подремали. Чисто по человечески. А я посижу.
- Док! Это не нагрузка. Это фигня. Я могу не спать трое суток подряд, приходилось. А тут... Мне просто приятно сидеть и ждать вашу Дарью. Дождусь. Приму ее на корабль. И только после этого отправлюсь поспать. Мне это в радость. Такая женщина...
- Красивых женщин много на свете,- сказал я.
- Но стремиться к этому надо,- сказал он.- Док, как вы с такой женщиной работаете? Это же конь с яйцами, а не женщина!
- Элементарно, командир. Она мне даже не в дочки годится, а во внучки. Вот так я с ней и работаю. Как со своей внучкой.
( Это не конь с яйцами, это обезьяна с пиздой.)
-==-
Из капсулы Дашка выползла все в том же коричневом вечернем платье. И в макияже. Эти добротные коричневые перчатки на задних руках... Такое впечатление, что ее прям в музыкальном салоне, времени не тратя даром, схватили в чем была, запихнули в капсулу и стартовали в открытый космос.
И с немецким дамским саквояжиком в задней руке.
Дашка помахала нам передней правой и сказала низким голосом Джулианы Стрейнджлав:
- Ребята привет! Фолкоффа прилетела. Джулиана Стрейнджлав.
- Даш,- сказал я,- ты че? Этим платьем зацепишься. Его защемит, затянет, заклинит люк... Че ты не переоделась? Здесь тебе не Кёльн.
- К вам спешила, дядь Юр!
Все бабы одинаковые. Тряпки, наряды, платья... В этом у них душа. Ну, или значительная ее часть. И Дашка не исключение.
- А вам нравится?
- Ну да-а-а... Ты классная обезьяна, Даша! Но у нас нет музыкального салона! Ты его у нас порвешь!
- А переодеться у меня есть,- она потрясла немецким чемоданчиком.- Здесь с полдесятка комбезов. Я в лазарете переоденусь.
Она раскрыла свой немецкий дамский саквояж и достала из него котенка; котенок сидел поверх всего. Он сказал:
- Мя!
- Правда, прелесть? Немцы подарили.
Симпатичная такая трехцветка в черном ошейничке от блох.
Потоком воздуха, или как-то там еще, его поднесло к Дашкиной юбке и котейко уцепился за нее одной лапой, а потом и всеми четырьмя.
- Кошка,- сказал Кратинов.- Сбагрили.
Это на самом деле была кошка, а не кот - под хвостом было то, что полагается кошке.
- Ее задача,- сказала Дашка, - мявкать, приставать, путаться под ногами и требовать, чтоб погладили... Создавать уют. Прелесть! И еще давить крыс. На флоте всегда есть крысы.
- И кучи откладывать,- сказал я.
- Кошку на цепь!- приказал Кратинов.- На космическом корабле? Не потерплю!
- Ребята, остыньте, это транслят!
- Какой транслят?! Я вижу, что у этого транслята под хвостом.
- Это имитация. Чтоб от всех не отличаться. Это транслят! Вы че? Какая кошка смогла бы выжить в почтовой капсуле? Никакая.
- На цепь! Она забьется в такую щель, что не достать. Заткнет трубу. Замкнет проводку. Спалит мне корабль.
- Как скажете, командир.
Дашка достала из саквояжика цепочку толщиной как для нательного крестика, и защелкнула один карабинчик на ошейничке котенка, а другой у себя на левой задней руке, там у нее была скоба для крепления страховочного фала, такая же как и на моей левой задней. И правой тоже. Только у меня перчатки на руке не было... На ногах командира тоже не было перчаток. Там были белые носки. Не приспособлено тело человека для проживания в космосе. Толку здесь от его ног?
- И вообще его можно отключить,- сказала Дашка.- У него за левым ухом выключатель. И будет обычный плюшевый котенок. А его белковый оригинал дремлет сейчас в замке Эренфельс на Рейне. А может, ловит в подземельях крыс.
- До чего гестапы дошли,- сказал я.
- И не котенок это. А взрослая кошка. Просто уменьшенная копия. Чтоб места занимать меньше.
Потом Дашка достала из саквояжа дамскую сумочку, повесила ее себе на руку и мы полетели в лазарет.
Мы пролетали мимо корабельного огорода - аквариумов, в которых выращивался особый сорт салата. Этот салат для экипажа одна из радостей жизни. А Дашка посмотрела на огород и сказала - Х-ха!
А далее тропа, не зарастающая никогда, вела в сортир. И туда как раз величаво плыл кто-то из команды. Дашка и на него сказала - Х-ха! А я промолчал, но усмехнулся. В космосе в белковом виде я ни разу не был. И Дашка тоже не была.
- Мочиться мимо унитаза,- сказала Дашка,- есть старинная, освященная веками традиция пролетарьята. Даже в невесомости. Не только по полу. По стенкам и по потолку. Гы-гы.
Когда навстречу друг другу плыли два человека, то им приходилось прижиматься к стенкам и потолкам чтобы разойтись, тогда как маленькие обезьяны проскакивали, не создавая помех.
Кошка не давала Дашке идти - бежит впереди и вдруг останавливается и загораживает дорогу. Дашка ее переступит, а она забежит вперед и опять.
- Кушать просит,- сказала Дашка.- Желудка у нее нет, но инстинкты остались. Нужно жрать! Вот... И че нам с этими инстинктами таперича делать, а? У нас у самих этих н-стинктов полно. Будем терпеть. И ты, и я.
И она взяла кошку на руки.
В лазарете Дашка первым делом подлетела к зеркалу. Достала из сумочки расческу и стала причесываться. Она нарочно привлекала к себе внимание. Потом стала поправлять макияж.
- Даш, анестезиологи не применяют все эти масла. Они с кислородом работают. Взорваться можно!
- А то я не знаю? Я счас работаю с кислородом?
Когда Дашка в лазарете начала переодеваться, то выяснились забавные детали. Как только она задрала платье на голову, на ней обнаружились черные чулки на резинках. На черных резинках. Еще обнаружился черный пояс и труселя. Я обнаружил это сразу, а Дашка потом - когда стащила платье с головы. Она посмотрела на все это и сказала "Ё-мое".
- Какого цвета труселя на русской радистке мог знать только Мюллер,- сказал я.
- Абалдеть,- сказала Дашка.- Черного.
А вот груди и, следовательно, бюстгалтера, на обезьяне не было.
- Юрсаныч, отвернитесь,- сказала Дашка.- Я, оказывается, таки женщина. Я стесняюсь.
Я отвернулся. А потом сказал:
- Даш, ты тут спокойно переодевайся, а я полетел к командиру. Требовать штаны. Я, может быть, тоже стесняюсь.
Кратинов, глядя на космическую карту, решал какую-то там свою задачку. Одновременно он подстригал ногти, держа руки рядом с вентиляционной решеткой - чтоб засасывало; ха-ха, а обезьянам ногти подстригать не надо. А на плите у него разогревались консервы; ха-ха, а обезьяны могут потерпеть и до Земли. А еще по помещению летал пластиковый пакет с чаем, куда он уже налил кипятку. А чтобы не летать самому, он уцепился подъемами обеих ступней за специальную скобу - она там у него торчала из палубы, и не одна; ха-ха, нижними руками цепляться надо, а не ногами, даже одной лишь рукой!
Еще я успел заметить, что у него в каюте есть фотография немолодой уже женщины - жена, и ребенка - внук. И еще одно изображение там было - нерукотворный лик Христа.
- Командир, дай штаны! Только не говори, что у тебя только одни!
- Док! Штанов не дам! А вот шорты дам. Согласен?
- Давай! И подтяжки. Иначе упадут.
И выплыл я от командира в шортах на подтяжках. И еще в футболке - я у него отнял и футболку тоже. Одеяния были мне велики, но кого интересовали эти мелочи?.. По пути в лазарет мне попадались люди и все они делали на меня круглые глаза, на свою табельную корабельную обезьяну. А я еще и двигался с невероятной для них ловкостью и скоростью.
А Дашка встретила меня в лазарете в прелестнейшем комбезе нежно-розового цвета. И от нее исходил тонкий запах духов.
- Даш, а духи зачем? Врачи не духанятся.
- Так тряпки уже с запахом. А что, не нравится? Это очень дорогие духи. "Млечный путь" !5. Гордость фирмы Geruch und Universum.
- Та не, нормально... Дашка, ты какая-то не такая. Пропиталась немецким духом.
- А я просилась на Кёльн? Нет.
- Да я не в претензии, Даш!
- Это необычная какая-то экскурсия, Юрсаныч. Обычную сопровождает экскурсовод. И все. А тут три сотрудника медфакультета Кёльнского универа. Даже четыре. Просто четвертого я не видела. Причем один - человек в натурале. Нехило, а? Женщина. Уже не юная, но все равно интересная, ей слегка за тридцать. Но не сорок, нет, никак не сорок! Лора Грюнвальд. Вилли из их числа. Катценельбоген, это аристократическая фамилия. Графья-князья-герцогья. Вроде и короли были... И еще одна обезьяна - Рудольф Леманн. Они все меня провожали к капсуле. Было безумно интересно, нам есть о чем поговорить. Они выразили надежду, что на обратном пути я задержусь у них хотя бы денька на три. Юрсаныч, вы разрешите?
- Конечно.
Тут Дашка засмущалась и сказала:
- Юрсаныч, я обязана сказать вам одну вещь. Чтоб вы знали. У меня есть йони. Да-да.
Я, честно говоря, еще на Земле терзался смутными подозрениями, что у нее есть таки йони, я догадывался. Что она с ней так и ходит. И никогда не расстается. На Земле. Но чтобы она потащила с собой эту глупость еще и в космос... Самке орангутана в космосе йони носить не полагается. Она ей ни к чему. Как мне лингам.
- Я теперь обязана носить одежду. Я не выпендриваюсь. Это необходимость.
- Подумаешь, грубая имитация. Как у резиновой Зины.
- А-биж-жаете! Юрсаныч, я все таки врач. Можете мне поверить. Анатомически полная идентичность с тем, что приделал нам господь бог.
- А функционально?
- Не знаю, не проверяла. Я верная жена в законе. Мне нельзя.
Тут идиотская мысля пришла мне в голову. Дашка ее прочла и сказала:
- Н-ни н-нядя!
- Даш! Стой! Но тебе хотя бы хочется?
- М-м, мой Серега никогда не посягнет на меня в таком виде.
А я продолжал размышлять на заданную тему. Любопытно, вот на лице у нее мимика есть, полноценная, как у человека. Значит, и на йони у нее мимика тоже есть. Там своя мимика...
- Дядь Юр,- сказала Дашка,- как добропорядочная замужняя женщина, я стесняюсь жить с чужим мужчиной в одном лазарете. В одном помещении то есть. Я буду жить в пенале. В отдельной ячейке. Вместе с котиком.
Я этого как-то не ожидал и удивился:
- Где ты тут видишь мужчину? Я - железяка.
- На всякий случай.
- Это немцы тебя испортили,- сказал я.
Дашка засмеялась. Обыкновенно, как люди смеются. Морда была обезьянья, а мимика человеческая.
- Даш,- сказал я,- все прошлое этой немецкой обезьяны записано и хранится у нее в памяти. Подними эти файлы. И ты увидишь много интересного.
- Отличная мысль. Вот устроюсь в ячейке, и буду смотреть это кино.
- И это че, упрощенная обезьяна, да?,- продолжал я.- Унтерменш? Тут что-то не то. Это весьма и весьма продвинутая обезьяна. Ты заметила? Хвоста ведь у тебя нет! Как так? В космосе пятая конечность очень полезна, и вдруг от нее отказались! Зачем? Что приобрели взамен?
И тут Дашку осенило:
- П-пля-а-а... Дядь Юр! Это Марта Мюллер! - Дашка ударила себя кулаком в грудь. - Четвертый сотрудник Кёльнского универа! Это она отдала мне свою обезьяну!
Я ей ничего на это не сказал. Только на нее смотрел.
- Ой,- сказала Дашка,- обычная северная хитрость. У них это в крови. Обезьяны для туристов и в самом деле неполноценные - они правду сказали. А то, что свою обезьяну отдала Марта, они просто не успели сказать. Я не понимаю, какие претензии?
И вот почему она из Бингена - рядом с Бингеном расположен замок Эренфельс! А вокруг него самые лучшие в Германии виноградники. Там Рейнского - залейся... Несколько веков он торчал там в виде развалин и немцам было больно на это смотреть. То ли ж-жабоеды пришли и спалили, то ли местные попы немецкие меж собой передрались в конце 17 века... Надо бы восстановить. И вот Кёльнский универ приобрел права на этот замок и восстановил. В историческом виде. Очень романтично... Внутри, понятно, все по сегодняшнему. И разместили в этом замке лабораторию копирования человека! Мenschliches Kopierlabor. Теперь это сумрачная твердыня германской науки. Понятно, почему она из Бингена. Это совсем близко от замка Эренфельс. Вероятно, у нее собственный уютный немецкий домик с цветником на окраине Бингена. И она ездит на работу на лисапете... Лично я бы предпочла уютный немецкий домик на окраине Рюдерсхайма - оттуда до работы еще ближе. И еще из Рюдерсхайма виден мой обожаемый замок Райнштайн. Ах, пушечная площадка. Ах, башня с железной корзиной над ней...
Мнимое благополучие
Петрухе стало значительно лучше, и он не хотел, чтобы мы вмешивались. И так сойдет. И поэтому он вредничал. Нам нужно было его обследовать, нас многое интересовало, а он сопротивлялся. Грубил. Отпускал дурацкие шутки. Мы терпели.
- Доцент!- сказал Петруха.- Доцент был тупой.
"Пшел нах, пидарас,"- подумал я, и ввязываться в обсуждение проблемы не стал. Вспыльчивая Дашка отнеслась иначе:
- Дебил,- сказала Дашка. - Ну и дебил же ты. Ты фамилию того доцента знаешь? Нет.
Петруха молчал.
- Петяев была его фамилия. Не трогай доцентов, дебил! А имя отчество? Откуда тебе, дебилу знать. Николай Степанович. Но он тупым не был. Тупым был тот умник, который начал скалить на него зубы. Гнусная, наглая, омерзительная сверхумная морда. Но тебе, Петруха, эти материи недоступны вообще. Совсем. Ты, в отличие от одного долбоеба, даже зачеты по диамату не сдавал. Не умничай, Петруха на обезьян. И вообще не умничай.
Петруха не нашелся что сказать. А злая Дашка продолжала:
- Не хотел учиться, хотел в два пальца свистеть и по улице гонять, кое-как окончил лапшак. Где он и где мы с вами, Юрий Александрович?
- Не грубите мне,- сказал Петруха.
- Так ты же первый начал! Дядь Юр, а почему мне так и хочется подкинуть ему пиздюлей?
- Не имеешь права!,- сказал пролетарий.
- И дернуло меня пойти в дохтура,- сказала Дашка.- В следующей жизни стану конструктором артсистем. Тяжелых. И козлов меньше будет и мне почет и уважение. И зарплата - не сравнить.
- А че не термоядерное?,- спросил я.
- А оно никогда не будет применено.
Дашка стерла весь макияж, потому что там, где кислород, вся эта смазка неуместна - масло в присутствии кислорода иногда взрывается. И еще пошла и застращала командира, на тему взрывов и пожаров в операционных. Она слегка сгустила краски, потому что наши наркотические препараты не горят и не взрываются; но кислород-то у нас на самом деле есть. И командир реально перепугался, потому что пожар на борту - это ужас. Эту тему только зацепи.
- Я сейчас объявлю пожарную тревогу.
- Ой, ну зачем так сразу?
- Учебную. Пусть потренируются, бездельники, лишний раз.
...Обеспечили вентиляцию на самом высшем уровне и подтянули несколько человек с огнетушителями. И в операционную Дашка взяла пару огнетушителей. Может, это перестраховка, но это лучше, чем пожар в космосе.
Чтобы не пугать Петруху, мы, пока готовились, вынесли его из лазарета и приклеили к стенке в коридоре. Чтобы он не видел наших железяк. (А рядом приклеили к стенке Дашкину кошку - на руке она мешала.) Чтоб не довести человека до Кондрата.
И сразу же пришли свободные от вахт и работ - сочувствовать Петрухе.
- Прастица с таварищем утрам пришли, ма-а-атросы, друзья качегара,- спела Дашка.- Чего ты нервничаешь? Наркоз - это чхи. Душа от тела не отделяется!
Рыжим доза для наркоза нужна на 19% больше. Рыжие не такие как все.
Масок на нас не было - они нам не нужны.
- Юрсаныч, а можно я нацеплю маску?
- Зачем? Обезьяны не дышат.
Дашка сразу обрадовалась:
- Не дысыс?! А как дысал, как дысал... Юрсаныч, Петька обязательно скажет - Гюльчатай, покажи личико! И я покажу! - и она скорчила такую рожу, что даже мне стало страшно, а Петруха точно бы отключился. Без наркоза.
- Да-аша! Ты взрослая, серьезная женщина. Муж и киндер. На скрипке играешь. Без пяти минут кандидат...
- Ну Ю-у-урсаныч!
- Ой, ладно. Если это тебе так надо.
И она нацепила маску, большую как паранджа. А потом, когда все уже было у нас готово, Дашка втащила Петруху обратно. Но он и не собирался просить ее показать личико. Ну, он же видел уже Дашкин фейс. Может, он только рад был, что она в маске.
- Звери!,- сказал Петруха.
Дашка с радостью сдернула маску и оскалила зубы, и это было очень страшно. Еще и стетофонедоскоп на ее обезьяньей шее...
- Не так надо! Каспата, вы сфери!,- Дашка тешилась своим контральто, говорила с придыханием и с трагическим акцентом.
Петька закрыл глаза.
- У тебя лошадиные зубы,- мстительно сказала Дашка.
Зубы у Петрухи были нормальные.
- Это плохо. Не поломать бы при ларингоскопии. Силы-то у меня немеряно.
- Обезьяна!- с омерзением сказал Петруха.
- Я скажу командиру,- отвечала Дашка,- чтоб он тебя списал на фик, когда выздоровеешь. И вместо тебя выписал обезьяну. Пользы будет гораздо больше, а вреда гораздо меньше. Ты перестанешь засирать не только мозги, но еще и канализацию.
- Ха-ха-ха!- сказал Петруха.- Обезьяна стоит дороже, чем весь наш корабль. Ему никогда не подпишут заявку!
Она притащила его на операционный стол, уложила как надо было и фиксировала. Привязала то есть.
- Все, Петруха. Теперь мы тебя съедим.
- Док, ваша рыжая обезьяна меня дразнит.
- Да мне по барабану, что она тебя дразнит. Она, чтоб тебя спасти, на смерть пошла. Потому что отделение души от тела и есть смерть. И я тоже. Так что мы тут с ней - два покойника. У нас нет сердца. И всего остального тоже.
Тут у меня зачесался язык сказать Петрухе, что у этой рыжей обезьяны есть все то же самое, что было у его Гюльчатай, но это могло дурно повлиять на мои прекрасные отношения с Дашкой, и разумнее всего было на эту тему не шутить. И я промолчал.
Если бы у нас в инструментарии числился полуметровый ножик, то Дашка его непременно сейчас бы достала и нарочно перекладывала бы с места на место. Ничего, вместо ножика вполне можно было поигрывать ларингоскопом. Ожжет, это даже страшнее.
-Зубы ему не поломай.
- Анапалубу авышал, а палубы н-нет, - с надрывом спела Дашка своим женским басом профундо.- Аваглазах ауняго помутила-а-сь! Увидел анамиг аослепительный свет - упал. Сэрце больше не билось. Пер-р-руха! Ты хоть раз помирал? Ты этот ослепительный свет видел? А я вот видела. Ниче. И ты увидишь.
- Звери! Звери!
Петька сам виноват. Он имел неосторожность сказать Дашке, что у нее кривые ноги. А женщине этого говорить нельзя. Даже если она транслирована в обезьяну. Будет мстить.
- Колись Петруха, водку пьешь?,- у Дашки получилось в рифму.
- Пью.
- А корабельный спирт воруешь?
- Ворую. Все воруют.
Мы переглянусь - пьющий. Значит, будет выраженная стадия возбуждения.
И рыжая страшная обезьяна накрыла ему фейс маской.
- Дыши. Считай. До ста.
Интубация. Вначале надо усыпить. И только потом запихивать железяку в горло. В дыхательное горло. В трахею. Железяка называется ларингоскоп. Запихивают глубоко. И еще шуруют ею там, в глубине. Это вам не глубокий минет. Это хуже... И Дашка владела этой методикой. Могла двумя легкими дышать. Могла одним - как ей велят. Куда надо ввести эндотрахеальную трубку, туда и введет. Она и в сердце зонд введет, если надо будет...
- Глубокий минет любишь? Ща я тебе сделаю. Глубже не бывает.
Вначале масочный наркоз. Дашка накрыла ему фейс маской и дала газ.
- Считай!
- Раз. Два. Три. Четыре. Пять...
- О-о как ты, валялси, в ногах у м-меня,- запела Дашка. - Какая прелесть! А представьте, если бы у меня оказалось какое-ть карикатурное сопрано!
- У тебя руки убийцы.
- Ребята,- сказал я,- давайте жить дружно!
- Ты весь изгиналси, кабута замия-а-а-а... И р-руки лабасая, пр-ращеня пра-а-асил... Я ж-жаждал-а-а м-мэсти-и-и, анонебыла с-си-и-ил-л...
- Даш, ты зачем пошла в медицину? Тебе на сцену надо было... Перестань, помру со смеху.
На счет 50 язык у Петрухи начал заплетаться. Потом наступил период возбуждения. Он заорал с подвываниями " По диким степям З-забайкалья" и попытался дать мне в глаз. Дашка перехватила его руку. Он начал тогда вырываться всем телом, обещая нас обоих порвать, и при этом дал на ненормативе исчерпывающую характеристику всем обезьянам вообще, а также мне и Дашке в частности. И даже непочтительно отозвался о Дашкиной маме. А в отношении самой Дашки озвучил крайне оскорбительное намерение:
- Да я тебя в р-р-ро...
- Ах ты пидарас!- закричала Дашка и сграбастала его в охапку, задними руками уцепившись за основание операционного стола. Вырваться из объятий этой Гюльчатай у Петрухи шанса не было ни малейшего; да еще и я его тоже малость придерживал. Две обезьяны, каждая из которых сильнее его в девять раз. Мы медведя бы скрутили, если что. Дашка в одиночку смогла бы обратить в бегство гориллу. Дала бы раз в ухо, чтоб у того в голове зазвенело...
- Я те повыябуюсь, пидарас! Я те повыябуюсь!
- Даш, у него ребра поломаны, осторожнее!
- Да я помню!
Посмотреть со стороны - фильм ужасов. Планета злобных обезьян и издевательство оных над беззащитным человеком... Возбуждение прошло и далее наступила хирургическая стадия наркоза - можно выполнять всякие манипуляции. Пациент не ощущает боли. (А вдруг ощущает? Просто потом не помнит?)
- Не люблю пролетарьята,- сказала Дашка после того, как клиэт вырываться перестал.
Ну, дальше все было штатно. Дашка больше не выражалась, не шалила и не выпендривалась. И не пыталась меня смешить. А выполняла свою работу. Взяла ларингоскоп, вставила Петрухе в рот, к зубам при этом даже не прикоснулась. Ввела его поглубже, потянула на себя - но осторожно, чтобы не покалечить человека. А в третьей руке она держала наготове эндотрахеальную трубку.
- Неудобно работать, рук не хватает. Между ног обезьяны должен быть крысиный хвост, а не эта дурацкая прибамбасина! Я бы хвостом сейчас держалась. Мне четыре руки нужно! Четыре! Мне сестра должна помогать!,- и она пустила в ход еще и челюстной зажим. А этим зажимом, к слову, Дашка могла запросто так перекусить арматурный прут диаметром 20 мм. Это не вам не хухры-мухры... Впрочем, это я мог перекусить такой прут. А Дашка - не знаю. Это немецкая обезьяна и то, что я уже успел о ней узнать, заставляло предполагать, что ее не для того проектировали, чтобы грызть зубами арматуру; но чтобы выдернуть мандрен из интубационной трубки ее возможностей вполне хватило... Ах да, я же видел сцену в музсалоне - как они с Вили закусывали железным болтом!..
Это ничего, что она ругалась. Она управится и тремя. Я готов был ей помочь, но не потребовалось.
Она вывела голосовую щель, нашла голосовые связки, подождала пока они разойдутся и прошла их интубационной трубкой... и еще глубже в трахею, глубже. Раздула манжетку. Подключила аппарат ИВЛ. Прослушала легкие, проверила правильно ли трубка вошла. Потом занялась коррекцией газо-кислородной смеси и прочим. Что-то ввела в вену... Я сам не вполне понимаю все тонкости этой анестезиологической кухни, да оно мне и не надо. Мне своего хватает.
- Все нормально, Юрсаныч. Работайте.
Работали мы часа два. С ней спокойно. Она никогда не паникует и не теряется. Как бы дело ни повернулось, она делает то, что должно. "Усепропалошеф" - это не про нее...
Я сделал все, что Петрухе было нужно, и на душе у меня стало спокойно. На орбиту мы приперлись не зря.
Потом Петруха отходил после наркоза, а Дашка за ним наблюдала. Потом наблюдал я, а Дашка вылетела в корридор.
- Ну что, пролетарии? С божьей помощью все прошло благополучно. Ваш Петруха хотел подбить нашему доценту глаз, но я ему не позволила. И наш доцент заштопал у него внутри че там надо было. Недели через две вы сможете сдать Петруху на Луну. Где тут у вас пенал с обезьяньей ячейкой?
Отцепила свою кошку от переборки и поплыла в свою ячейку, обживаться...
Осложнений у Петрухи не было.
Петруха выздоравливал и на радостях портил отношения с Дашкой еще больше. Он до того обнаглел, что свистит на нее даже в два пальца. Негромко, потому что внутри еще болит, но уже свистел. И еще сказал на нее:
- Коза.
Дашка смотрела на него, ища что сказать, но тут вмешался я:
- Даш, какое нам до него дело? Мы свою работу выполнили, а дальше он пусть хоть застрелится, нам плевать. Не отвечай.
Дашка точно таким же образом поджимает губы и складывает указательные пальцы буквой А. И переводит взгляд на пролетария:
- Твое счастье, Петруха, что здесь у меня легких нет. А то я б тебе свистнула. Тебе бы ухи пришлось чинить.
-==-
Дашка покинула Ставрополь первой. Вечернее платье надевать не стала, поменяла только комбез и все. Кошку свою показала командиру - вот, она не забилась тебе в трубопровод, и кабель тебе тоже не перегрызла! И сунула кошку в саквояж. Залезла в почтовую капсулу, пристегнулась, помахала нам рукой, потом достала кошку из саквояжа и прижала к себе, и они обе смотрели на нас, два транслята. Кошка стала талисманом для Дашки, а Дашка - для кошки. И люк задраили. И Дашка отправилась обратно на Кельн. Я смотрел в окошко - капсула отплывала от Ставрополя и на ней вспыхивали проблесковые маячки. И временами срабатывали движки ориентации. Потом включился главный двигатель, капсула рванулась и вышла из поля зрения. Ну, авось, все будет штатно. Потому что почтовые капсулы иногда пропадали. Самолеты на Земле пропадают - как корова языком. А почта всегда теряла посылки. Если эта капсула пропадет, то Дашка будет жить в ней, пока не кончится заряд батареи. Дашка может отключиться - на время. Тогда батарея продержится дольше. Может отключиться навсегда - тогда ее смогут включить только те, которые ее найдут. Если найдут. А кошка? Кошку тоже жалко...
Я сидел в рубке и смотрел на экран радара - там капсула была в виде отметки.
Потом я пошел к себе, в лазарет. Петруха ни на что не жаловался, плавал по лазарету куда несет, и скучал.
- Ну че,- сказал я, - улетела к гестапам наша обезьяна.
Петруха ничего не сказал - они с Дашкой успели окончательно рассориться.
- Щас как дам!- сказала Дашка, делая вид, что замахивается. А Петруха сказал:
- Язва!
- Мечта любого пролетария - заставить анжанера лопатой снег сгребать с железнодорожных путей. Афуле? И ты точно такой же. Что с тебя взять? Пьешь, выражаешься, ходишь по блядям, ничего не читаешь, ни о чем не думаешь. Ну, знаешь три аккорда на гитаре. Готов украсть что плохо лежит. Дебил ты, Петруха. Недочеловек. Унтерменш.
- И это мне говорит какая-то лакированная обезьяна.
Не всегда могут поладить меж собой человек и обезьяна.
На следующий день я связался с Лыткарино.