Аннотация: Это фанфик, чтобы не было вопросов. Но... В непривычном сеттинге)
Солдат-предатель
Сержант Гвардии Альберт Скогвар, чей дисциплинарный листок был чистым, как лицо грудного младенца, и кого медкомиссия - единственного из роты! - признала пси-устойчивым, уже десять минут как не отрывал своего взгляда от имперского орла, словно впав в транс. При этом его пальцы, плотно сомкнутые на корпусе лазгана, выбивали быстрое, нервическое стокатто - но видимо свирепый вид сержанта, и то угрюмое ожесточение, с которым он смотрел в эту точку, не вызывали у остальных пассажиров "Химеры" желания попросить его прекратить
Орел, серый на защитном зеленом, был весь испещрен царапинами, свежими и блестящими непрокрашенным металлом. По нему явно скребли чем-то острым, пытаясь отодрать впечатанную в бронепластину эмблему - в спешке, неаккуратно, так что привычные очертания хорошо просматривались под частоколом ризок.
Внезапно поле зрения Скогвара затмила спина и широкий плоский зад Керна. Сплюнув в сторону, рядовой крякнул и с оттягом пнул под ребра лежавшего на грязном полу еретика. Несколько лет службы, трудная жизнь в казармах и лагерные порядки научили некоторым вещам даже тупого выходца из какого-то Императором забытого аграрного мира - носок сапога точно нашел слабое место в сочленении бронепластин стандартной кадианской униформы, и хаосопоклонник, зашипев, свернулся в ещё более тугой клубок. Вены на его связанных за спиной руках отчетливо проступили под кожей - безусловный рефлекс, желание прикрыть голову.
Еретик содрогнулся в спазматическом приступе, и изрыгнул на рифленый пол транспортера кровавый сгусток. - А убирать кто будет за тобой твоё дерьмо, а, тварь? - Тихие издевательские интонации, неизменный атрибут сортирных стычек с наглыми духами, наполнили голос Керна, когда он, пригибаясь под низким потолком "Химеры", наступил предателю на лицо. - Император, да?
Скогвар ещё сильнее сжал винтовку. В этом ракурсе затертый орел на бронепластине предателя оставался видным даже в желтом, словно бы ржавом свете аварийных ламп. А ещё оказались видны созвучные этим царапинам шрамы на обтянутой, сухой роже еретика - и очевидная правильность этой сетки, искажающей привычные и вроде бы тривиальные черты человеческого лица, ясно давала понять, что глубокие, судя по рубцам, раны были получены отнюдь не в бою. Альберт опустил голову, рассматривая мысы своих ботинок.
Извиваясь под ногой тяжелого, массивного гвардейца, еретик вдруг захихикал. Булькающе, с полным ртом крови. - А почему бы и нет... - Темная жидкость засочилось меж ощеренных зубов, пропитывая сигаретные бычки у самого носа хаосита. - Только, хх, из-под него ж самого сервиторы полные горшки выносят... х-хх, как он справится?
Ответом на этот вопрос послужил ещё один увесистый пинок и взрыв смеха, сопровождаемый веером кровавых брызг.
- Мне это надоело, солдат. - Прорежаемый помехами голос из темного угла вспорол и монотонное, натужное гудение двигателей транспортера, и надсадное сопение Керна, и истерический смех пленника, перекрывая и глуша их. Головы трех гвардейцев (проснулся и задремавший Марнейл) неосознанно повернулись в сторону источника этого голоса.
Расплываясь в темноте по очертаниям ящиков с боеприпасами и запчастями, Инквизитор Цервиус зябко кутался в плащ - даже то, что он прислонился спиной к горячей трубе теплоотвода не спасало от холода, проникавшего сквозь толстые бронированные стенки "Химеры".
- Но, досточтимый... - Керн развернулся, сдвинул шлем на затылок, вытирая рукой потное лицо. - Молчхххщщщ... - Отрывистый, не допускающий возражения приказ рассыпался на трескучее шипение. Инквизитор покачал головой, и, запустив руку под плащ, извлек из патронтажа маленький серебристый цилиндр, который он ловко вкрутил в паз своего вплавленного в мякоть лица, респиратора. - Молчать.
Керн сглотнул, и неохотно отступив, сел на лавку, но несмотря ни на что, нагло продолжая буравить смутные очертания Инквизитора возмущенным взглядом.
Еретик, тем временем, умудрился сесть, и теперь, отталкиваясь ногой, отползал к противоположной лавке. Когда это ему удалось, он с облегчением оперся на кромку. Улыбнулся, провел языком по верхнему ряду зубов, с видимым сожалением отмечая утраты. Потом, словно не замечая гвардейцев, обратился к Инквизитору: - С вашей стороны было очень любезно вмешаться. - Шрамы, пересекающие его лицо под немыслимыми углами, исказились. - Заткнись, сука. - Негромко рявкнул Скогвар. - Заткнись сейчас, или по приезде я тебе эту винтовку в жопу вобью. Предатель тем временем спокойно продолжал. - Обещаю, Инквизитор, я, хх, не забуду вашу заботу. Треск, исторгнутый респиратором инквизитора, перекрыл даже не замолкавший вокс водителя транспортера. Инквизитор смеялся. Подался вперед, позволяя теням лучше ложится на его скрытое под капюшоном лицо. - Отлично, отлично, Дагблад. Чего я не пойму, почему у вас всегда в такие моменты открываются неистощимые запасы иронии и сарказма - перед тем как придется все-таки отвечать за ммм, свои слова и деяния? - Инквизитор покрутил цилиндр в респираторе, настраивая голос на доверительный тембр. - Где была твоя мм, всесокрушающая ирония, когда ты резал своих товарищей - боевых братьев, таких как они? - Он ткнул пальцем в сумрачных гвардейцев, напыщенно бравый вид которых явственно говорил о том, что уж они-то не дадут себя порезать никому. Еретик, обзначенный Инквизитором как Дагблад ("я ж говорил, сучья кровь и есть, отродье Нургля" локтем ткнул Скогвара в бок Керн), высунул язык, словно дразня Инквизитора. - Если б не связанные руки, я б пожал плечами, Инквизитор. Ирония несомненно присутствовала - в самом факте резни, на мой взгляд.
Цервиус вновь откинулся в темноту. - Это интересно. Но надеюсь, я удовлетворил твою надобность в разговоре. Тем более, что он не последний... - Он с удовольствием, легким, но тем не менее, отметившимся в сознании, кивнул самому себе, глядя как оскал отпустил лицо еретика и как тот резко помрачнел
"Химеру" окутал странный, гулкий шорох, и это почему-то вернуло улыбку на лицо Дагблада.
- Дождь! - заявил он. - Дождь пошел!
Капли воды стекали по узким стеклам окошек-бойниц, струи полосовали металл корпуса. Кровь текла по лицу предателя - и в тишине, убаюкиваемой гулом двигателя и скрипом вокса, в тишине сосредоточенного молчания, почему-то его всё это радовало.
Керн вытянул ноги, развалившись на лавке, демонстративно захрустел суставами пальцев. Под присмотром Инквизитора он только это и мог, поддерживать тлеющее пламя ненависти, комком скапливавшееся у горла - а руки так чесались вмазать этой твари. Впрочем, если ненависть Керна была грубой, неотшлифованной, порождением пропаганды и въевшегося в разум желания давить до конца любого, кто слабее его, то в душе Скогвара находилось место более возвышенным чувствам - он видел перед собой не еретика, но оборотня, существо, чуждое всем тем основам существования, что ему прививали с момента поступления на службу - чести, искренности, лояльности. Альберт был не желторотым навобранцем и в некоторой степени усвоил условность этих понятий, но железобетонная надстройка в его сознании, годами укрепляемая и вживляемая все глубже в психику, никуда не девалась. Жизнь гвардейца редко обходится без бесконечной вереницы проверок всех уровней, нескончаемой охоты на ведьм и поиск ненадежных в своих рядах. Часто на глазах сержанта все эти абстрактные, но понятные действия кончались вполне конкретными расстрелами и сервиториванием, но ему самому не приходилось соприкасаться, что называется, во плоти с ересью. И поэтому старательно содранная с такой же как у него, брони, аквила, приводила его в шок конфликта с реальностью - это было символом не гипотетических, со слов Инквизитора, преступлений, сколько символом той легкости, с какой этот человек (или уже не человек?) перекинулся, с которой он стер присутствие Императора не только со своей брони, но и более того, с себя самого. Скогвар не мог осознать механизм предательства, и это непонимание пугало и злило его больше всего.
Рывками разболтав крепеж подшлемника и покосившись на безмолвного Цервиуса, занимавшегося перебиранием четок, Керн наклонил голову и решил продолжить свой разговор с еретиком. Слишком уж безмятежным был вид, с которым тот рассматривал щели бойниц над их головами. Разбитое лицо предателя, на котором в темную кашу смешались потеки крови и шрамы не выражало ничего, кроме любопытства. Керн щелкнул пальцами, привлекая внимание Дагблада. - Че, боишься, мразюга?
Мерное щелканье четок о ногти вдруг прервалось.
Еретик медленно, неохотно перевел взгляд на гвардейца, слегка сощурившись, чтобы лучше видеть того в полумраке внутренностей "Химеры". Если бы Керн относился к тонкокожей породе впечатлительных людей, он может и дрогнул бы, когда неприятно светлые, белесые глаза сфокусировались на его глотке. Но Дагблад был всего лишь гвардейцем-предателем, а не могущественным демоном, по крайней мере, для Керна, предателем, чье место было на подошве сапог верных слуг Императора, желательно, в виде пепла. Поэтому Керн продолжил: - И правильно боишься, тварь. Че лыбишься-то, зенки повылупал? Ниче, скоро их у тебя повыковыривают-то, да и шкуру обдерут с костей поганых. - Керн ухмылялся. - Сервиторы нынче нужны как никогда.
Керн не видел, как рефлекторно дернулись пальцы на левой руке еретика - и возможно, к собственному будущему сожалению, поскольку только так и проявилась ярость Дагблада, обуявшая его при этих словах. Но гвардеец никогда не уделял должного внимания тем, кого ненавидел.
- Я бы на твоем месте молчал, дебил. - Еретик опустил голову. - И побеспокоился, чтобы меня не постигла такая участь... у тебя слишком острый язык, чтобы достойно ублажать начальственные задницы и яйца, а им это не по нраву.
Издав звук, похожий толи на хрюканье, то ли на сдавленный рев, Керн рванул было вперед, но Скогвар поймал его за локоть и дернул обратно на лавку, проскрежетав сквозь зубы, что ещё не время. Самого Альберта не покидала мысль, что и ему бы тоже стоило бы вколотить в легкие этого мудака пару его же собственных ребер, но холодная сталь лазгана под пальцами действовала успокаивающе. Он ещё поглядит на его смерть... может даже услышит, как тот униженно просит Императора простить его, болтаясь на огненном столбе. Это было вполне возможным - в лагере Инквизитора ждала его свита и небольшая группа Искупителей из улья Аксис.
- Ну тихо вы, сколько можно. - Потянувшись, проворчал Марнейл. Контузия, полученная им месяц назад на Хэфнере, до сих пор давала о себя знать - гвардейца постоянно тянуло в сон, и каждую свободную минуту он пытался выпасть из реального мира. Долгое путешествие по размытым непрерывными дождями дорогам только усугубляло его вялое состояние.
Цервиус хмыкнул про себя, потом выругался, поняв, что пока он следил за гвардейцами, сбился с молитвы.
Однако, вышло так, что хотя в своей ехидной, простецкой манере гвардейского деда, Керн хотел припугнуть еретика, как хорошей оплеухой стесать с его изуродованной морды надменную маску безразличия, на самом деле он достиг большего - он действительно испугал Дагблада. И хотя только мышечная реакция натренированного тела еретика, отточенное до автоматизма движение пальца, спускающего курок снайперки выдала этот страх и гнев, движение, которое не было видимым никому, Инквизитор учуял его, ужас, обволокший сознание предателя. Более того, внезапно обнажившийся разум Дагблада, до того укрытый защитной коркой, выплеснул достаточно эмоций, чтобы Цервиус понял их источник. Инквизитор не мог улыбаться. Зато словно бы наяву ощупывал тот маленький, изржавелый ключик, что еретик любезно ему подкинул, поддавшись на детскую провокацию гвардейца.
Тщеславие порождает гордыню, а гордыня ведёт к Хаосу. В той или иной форме, это изречение встречалось не реже, чем призывы к аскетизму и благочестию, и преследовало Дагблада на всех этапах его карьеры. Оно волоклось за ним, как издевательство, как насмешка над его слабостью и неумением добиваться своего. Особенно, что касалось Гвардии, точнее 15-го Кадианского Полка, безвылазно базировавшегося на альфа субсектора Обсцениум, планете Ирридас уже в течении ста с лишним лет. Оплетенная нарывами ульев, планета-город десятилетие за десятилетием вовлекала полк в ядовитый смог политических интриг, вырабатывая у гвардейского начальства вкус к подобной жизни. Машина подковерных игрищ затянула в себя и офицерский состав, и политруков и даже Лорда-Коммандующего Иона Тессерака. Власть над богатствами процветающих ульев была лакомым куском - а богатый, сытый мир всегда удобно обвинить в попытках отделиться от Империума, и настоять на бессрочном присутствии Гвардии в его пределах. Обороты наращивались с ужасающей скоростью. А Дагблад видел тщеславие там, где его не должно быть. И гордыню тех, кто стоял так высоко, что вроде бы надобность отирать ноги о головы вышестоящих уже отпадала - но все равно сохранялась. Замполиты с упорством хаоситских демагогов вещали проповеди о надобности бескорыстного служения Императору, но веселый смех упившегося амасека офицерья, проигрывавшего в карты нажитые чужой кровью огромные состояния, прорывался даже сквозь бункерные перекрытия аудиторий школариумов.
Куда худшей предпосылкой к падению оказалось то, что Дагблад был одарен, и потому считал себя исключительным. Лучший снайпер, и как поговаривали вначале - могущий даже соперничать с виндикариями. Но его искусство, почитаемое им не иначе, как лучиком света Императора, оказалось нужным в совсем иных целях, имеющих крайне опосредованное отношение как к Императору, так и к благим намерениям. Гвардия не хотела связываться с инквизиторскими оффициями - отчасти из-за дороговизны, отчасти по причине извечной страсти Ордо Еретикус совать свои носы и сервочерепа в любые вопросы, касавшиеся управления ульями и планетами. Махинации кастелянов и комиссаров, методы, которыми они вгрызались в сочные паутины правления могли оказаться не по душе членам Ордо, которые могли усмотреть в происходящем на Ирридас попытки ущемить их собственные интересы - и тогда запылали бы костры, большие костры для нерадивых агнцев Его. А простой гвардеец - безмолвная скотина, её можно сунуть в самое пекло, а потом, в случае чего, выбросить на свалку, обрезая тем самым все концы.
И он убивал. Не на войне, даже не в редких стычках с орками. А в самых шпилях, прилепившись к какой-нибудь вычурной архитектурной детали, отстраненно, через окуляры наблюдая за жизнью, в которой ему не суждено было принимать участия - за жизнью, кою надо было только отнимать. Что он с радостью и делал. Торговцы, техножрецы Улья, видные функционеры Администратума... Надпиленные пули находили своих жертв в наркотическом забытьи, посреди развращенных оргий, в заброшенных заводах, на людных магистралях. Дагблад не видел разницы между убитым банкиром и несговорчивым арбитром - ему нравилось нажимать на курок. Первое время он наивно полагал, что вспыхивающий внутри него приносящий блаженство свет, в те моменты когда пуля разваливала на куски очередную голову высокопоставленного губошлепого уродца - это Его свет.
Он ошибался.
Слухи распространялись быстро. Его батальон если не знал точно, то подозревал, каким образом он добивается некоторых милостей у комиссара. Шли слухи о том, что ему нравится стрелять жертвам в живот - чтобы разрывная пуля расшвыривала внутренности несчастных на несколько метров, и чтобы те испытывали все спектры боли, которые может доставить ранение. Говорили, что на казнях он улыбается и специально палит по ногам дезертиров, дабы потом напроситься на добивание выживших. Много чего говорили. Но сам Дагблад, спиной ощущая приближение того времени, когда его, несмотря на все заслуги, сметут с пути как нежелательный контейнер специфической и потенциально опасной информации, внезапно понял, что он не хочет, чтобы с ним обращались как с простым орудием. Он был ценным, он считал, что его нужно беречь и использовать лишь в крайних случаях, а в остальных - холить и лелеять, регулярно смазывать и прочищать.
Тщеславие и гордыня за свое мастерство убийцы привело гвардейского снайпера к той первой, еретической мысли, что он больше не хочет быть слепым орудием Императора.
Цервиус покачал головой. Из всех культов, культ Нургла считался самым отвратительным. Дело было даже не в их доктрине или омерзительных ритуалах, сколько в том, что каждый культист был потенциальным самоубийцей. Тот, чья плоть уже лежит в руках смерти, мало чего страшится, и так же фанатичен и безрассуден, как истинный слуга Бога-Императора - разве что их направляет воля верховных демонов и страх перед посмертием в варпе, а не истинная и светлая вера. Иные манускрипты древних авторов, имевших безумство зайти в изучении этих еретиков дальше надобного, говорили о том, что даже прошедшие первичную инициацию культисты уже считались мертвыми среди своих собратьев. Полноценную жизнь, радостный ток крови в жилах и биение горячего, храброго сердца они считали слабостью, от которой спешили избавиться, которую вырывали из себя вместе с внутренностями. Спрятав четки в просторный карман плаща, Цервиус задумался. Как бы то ни было, нурглопоклонники с трудом поддавались "колке". Бывало и так, что практикующие дознавательные операции инквизиторы сталкивались с тем, что обширный арсенал орудий оказывался бесполезным, так как физическое воздействие на плоть не имело никакого эффекта. Раньше было принято связывать такое проявление резистенции с присутствием демона в теле еретика, но потом, ценой многих жизней, Ордо удалось найти настоящую причину такой выносливости нурглистов в тюремных застенках и их бесстрашие перед самим фактом невыносимо долгих пыточных процедур. Причина оказалась страшнее, чем одержимость.
Культы практиковали ритуалы заражения, как они это называли, "прививок боли". Эти ритуалы заключались в постепенном заражении организма специально разработанным вирусом, который на разных стадиях течения болезни избирательно убивал клетки рецепторов, реагирующих на давление, температуру и тому подобное. Зараженные становились бесчувственными, изолированными от ощущений окружающего мира, машинами для убийства, и могли часами измываться над своими палачами, пытающимися извлечь информацию из их омертвевших тел. Смерти они также не боялись, поэтому к работе с такими культистами привлекали мощных псайкеров.
Инквизитор протер тряпкой запылившийся внешний фильтр респиратора. В "Химере" стало совсем сыро и холодно, по стали легкими снарядами барабанил дождь. Он подумал, что завышенный болевой порог, Хвала Императору и равнодушие к смерти - таковой как сожжение или распятие, ещё не значат, что человек представляет собой несокрушимый монолит. Даже такой подонок и ублюдок, поменявший хозяев и устроивший своим однополчанам кровавую баню - вначале отравив боевым газом систему кондиционирования казарм, а потом хладнокровно, вручную перерезав глотки ста с лишним ослабевших вояк во главе с комиссаром и его любовницей - даже он боится чего-то до такой степени, что готов валяться в ногах и каяться, расшибая лоб о мраморные полы. Но этот, всё-таки, довольно крепкий. Иначе бы его, Цервиуса, помощи бы не запросили. С безумными солдатами обычно Гвардия справляется и сама. Впрочем, Гвардия могла сама сожрать и не такое - Цервиус и его свита и пальцем бы не пошевелила даже в том случае если бы Дагблад в одиночку умертвил все население улья и надругался над выжившими детьми. Истинные причины, как справедливо полагал Инквизитор, следует держать в тени и под крепким замком. Дагблад, к которому он так просто подобрал ключ, сам был ключом, ибо находился в поиске вещи. Нет, поправил себя Инквизитор, не вещи, а Вещи. Вещи, которую искали слишком многие, чтобы она могла принести кому-то что-то иное, кроме страдания и разрушений.
Он вновь обратил свой взор на еретика. Тот сидел, подобрав под себя ноги и уставившись в пол. Голова его безвольно моталась в такт рывкам, когда "Химера" налетала на особо крупные ухабы, и можно было подумать, что он впал в транс - только блеск белков глаз из-под прикрытых век и ящерные движения кончика языка, облизывавшего разбитые губы указывали на то, что предатель в сознании. Словно почувствовав, что Инквизитор на него смотрит, предатель открыл глаза, и повернул голову в его сторону - неприятно быстро, одним четким механическим движением. Ощерился в улыбке, демонстрируя черноту на месте выбитых зубов.
- Хотите поговорить, Инквизитор? Так быстро, ещё и минут пяти не прошло после нашей с этим куском оркова дерьма, беседы... - Керн захрипел, неразборчиво и быстро высказывая свои занимательные предположения насчет происхождения еретика и его половых связей. - Вовсе нет. Рядовой Керн упомянул о сервиторах... - Ногти вновь защелкали по костяным кругляшам четок. - А я вдруг вспомнил, что давно мечтал доукомплектовать свою свиту аркофлаггелантом. Но все никак не мог найти достойную и выносливую кандидатуру на сей почетный пост. - Не занятой четками рукой он настроил респиратор на саркастический тон, под стать ядовитым интонациям еретика. - Но, кажется, я её нашел. Ваши шрамы... Они выглядят довольно устрашающе.
Как бы хорошо собой не владел еретик, но тут он дрогнул. Он сжал челюсти, на них, как у рептилии, под кожей забугрились мускулы, на шее запрыгали длинные жилы. Цервиус прекрасно видел, как лихорадочно предатель пытается взять себя в руки. Осязаемо плотный черный дым ужаса и отчаяния, вязкими струйками растёкся по "Химере". Гвардейцы заржали, не чувствуя этих эманаций, смеясь над удачной репликой Инквизитора, а Цервиус... Цервиус, добивая психику еретика, осенил себя аквилой и похвалил себя с тем, что наконец заткнул невыносимо самоуверенную падаль.
Лужица крови колыхалась на рифленом полу транспортера, аккурат между лавками, на одной из которых сидело трое гвардейцев, а к другой привалился хаосит. Кровь из предателя выбил Керн, а крупные темно-красные сгустки так и не желали разжижаться... Скогвару не хотелось на них смотреть - кто знает, может этот засранец отхаркнул куски своих зараженных легких?
Если бы в транспортере было светлее, может кто-то бы и заметил, что в тех местах, где кровь оттекает под действием силы тяжести и диких виражей, закладываемых водителем - стариной Максом, который не расстается со своими наушниками, освещающих его жизнь и дорогу церковными хоралами - словом, если бы не это, может кто-то и заметил, что под кровью этой, металл пола, раньше темный от копоти и грязи, вдруг заблестел первозданной бронзой.
Может, если бы Керн со Скогваром не решили разложить партию хрыка на мельта-гранату, а Инквизитор, успокоенный собственной мощью, не углубился бы в медитацию Молитвы Духа Бога - кто-то заметил, что сгустки стали чуть больше.
Но в любом случае, никто не смог бы увидеть, как получасом ранее, когда еретика только запихнули в транспортер, Дагблад начал резать свои руки об острые края наручников, позволяя крови течь и течь.
Обладание некоторыми истинами делает существование чуть надежнее. Ещё в прошлой жизни Дагблад был в немалой степени поражен, увидев (опять же, сквозь прицел ружья) как принимаемый в лагере с извращенно самоуничижительными и роскошными почестями Инквизитор из соседнего субсектора Тайфун, блистательный, увешанный регалиями как космодесантник - тиранидскими костями, светоч силы и столь сокрушающей мудрости, что казалось, земля сияла под его ногами, наедине с собой вдруг горбится, опускает бессильные, словно плети, руки - а потом достает патронташа инъектор со стимулятором и исступленно колет себя в вену на шее, возвращая бодрость духа и маску непобедимого.
Некоторые выводы о Инквизиции, сделанные после этого памятного открытия, оказались полезны. Дагблад достаточно справедливо решил, что Инквизиторы - не сверхлюди, как космодесантники, а такие же. Только невероятно хитрые, с очень быстрой реакцией и скоростным мыслительным аппаратом. Да и выживали они, наверное, благодаря этой реакции, сети дознавателей и информаторов, связям, накопленной по удаче власти, умением плести сложную, скрупулезно выверенную сеть интриг, а не благодаря личной, телесной силе. Истоки их успеха лежали в другом - в умении предвидеть и сопоставлять, принимать оптимальное решение. Эти мысли он отложил на дно сознания за временной ненадобностью. И не пожалел, что не выкинул досужие размышления.
Дождь размыл дороги в водянистую жижу. Ураган, пронесшийся над заброшенным приульем часами ранее, выворотил огромное колонноподобное дерево и оно упало на землю, которая вскорости превратилась в топкое болото. Ливень ввел в темноту ночи помехи водяной завесы. Было ли предначертано судьбой, чтобы все сложилось таким образом - кто знает?
Ориентируясь по световым столбам вдоль дороги, Макс заложил вираж. В это мгновение, Хор Раскаявшихся взял особенно эмоциональную и высокую ноту, которая ввела водителя в священный экстаз, заставляя его на повороте дернуть рычаг газа максимально на себя. "Химера", пробуксовывая гусеницами в маслянистой раскисшей почве, сорвалась в занос и протаранила толстенный ствол. Макс умер быстро, расплескавшись между приборной доской и собственным креслом. Хор Раскаявшихся затихал, отпевая скорбную панихиду.
Керн так и не понял, что произошло. Он приложился затылком о стенку транспортера, мигнул свет, а потом нечто красное, блестящее, размером с младенца, прорывая багровый слизистый кокон, метнулось к нему на живот. Неестественными, ртутными движениями оплетших его броню склизких щупалец, подтянуло себя выше, на грудь. Гвардеец не успевал понять, но всё видел - нереально четко, в промежутках желтого мигающего цвета. Безмолвный комок в мгновение ока перетек ему на шею, а дальше в нем распахнулась темная щель, усаженная огрызками мелких зубов. Керн заорал, неожиданно тонко и визгливо, но этот крик быстро потонул в хрипе и булькании, когда обманчиво мягкие челюсти новорожденного нурглинга сомкнулись на его шее, проламывая и тонкую броню, и плоть, вминая одно в другое, кромсая артерии. Из горла Керна рванул фонтан, и ударил в лицо ошеломленному Скогвару.
Кровь Дагблада, конечно, не была кислотой - не тот уровень инициации, но обладала определенными коррозионными свойствами. За такой дар Бога пришлось уплатить немало жизней и самому помучаться на алтаре под ножом мага - но еретик понимал, что лишний щит никогда не помешает. Он выблевал нурглинга точно в срок, рассчитав, сколько времени потребуется на созревание демона и на то, чтобы его кровь полностью разрушила сталь наручников.
Не лукавя перед самим собой, он признался, что боится Инквизитора. Тот ведь сумел его поймать, и живьем. Боится его власти, его силы, его оружия. С другой стороны, Цервиус такой же. Он человек, и его реакцию можно предугадать. Служитель Ордо Еретикус первым делом реагирует на опасность магическую, демоническую, он чует её раньше всего остального и концентрирует свое внимание на ней. Это не было таким уж секретным знанием для гвардейца-предателя. Он видел Инквизиторов в деле.
И все, что ему было нужно, это пару секунд времени Цервиуса. Того времени, когда он будет смотреть на невыразимо, нечеловечески мерзкого нурглинга, раздирающего глотку Керна или другого солдата.
Время. Инквизитор предоставил его.
Скогвар потерял равновесие и упал, когда машину тряхнуло, а Цервиус распрямился, вскочив с контейнера для боеприпасов, в секундном замешательстве глядя на вопящего Керна, кровавый фонтан и тварь, вцепившуюся ему в глотку. Гнилостный запах сырого железа проник сквозь фильтр респиратора, вызывая тошноту. В какофонии этих воплей, скрежещущего металла, визга пробуксовывающих гусениц и барабанной дроби ливня, он услышал негромкий хлопок, словно порвалась тонкая нить - и безошибочно сменил приоритеты, устояв на ногах и развернувшись в сторону опасности.
Наручники рассыпались в прах.
Каким бы быстрым не был еретик, как бы он не прыгнул вперед, мгновенно подстроив свои движения и вектор в слегка накренившейся на бок машине - Цервиус все же был быстрее.
Глаз человека не мог уследить за тем, как он выхватил небольшой, сработанный по специальному заказу болтер и нацелил его на Дагблада. Предатель, конечно, был человеком, но - отмеченным покровительством Темного Бога. И поэтому он увидел, уже в своем прыжке, что дырявый ствол болтера направлен ему в лоб, а палец Инквизитора давит на курок. Дагблад не мог остановить своего движения, он стал снарядом, пущенным в цель, да и инерция его тела не позволяла этого сделать. Зато слегка развернуть корпус он смог.
Пуля размозжила ему левое плечо. Этого оказалось мало, чтобы отбросить и остановить еретика. На второй выстрел Цервиусу не хватило времени - тяжелое тело навалилось на него, отшвырнуло на острый угол ящика, разбивая в кровь спину... А потом что-то острое и ледяное ткнуло его в шею, в полоску плоти между краем респираторной системы и защитным высоким воротником из пластали. Как же так, подумал Цервиус, я же проверял его на оружие...
Скогвар безуспешно пытался поднять занемевшими руками лазган и вспомнить, где у него курок, когда очередь из болтера срезала его на уровне коленей. Он упал, задохнулся от боли и потерял сознание - только бы не видеть, как его дальше будут убивать, вытягивать душу и свежевать, срезая кожу и не давая окончательно умереть.
- Ну что же вы, досточтимый Инквизитор... Еретик стащил податливое тело Цервиуса с ящиков на пол. Встал над ним, внимательно разглядывая. Потом наклонился, аккуратно приподнял голову Инквизитора и снял с неё капюшон. Так же бережно опустил. На бритом лбу Цервиуса заблестела гладкой тканью шрама большая буква I, пересеченная двумя короткими перекладинами. Дагблад ободряюще улыбнулся, но в окантовке шрамов и переменных вспышках жесткого оранжевого света эта добрая гримаса смотрелась зловеще. - Видите, Инквизитор, мы с вами так похожи. Ваши шрамы, хх-х, тоже устрашающие. Но что-то мне подсказывает, что мечту о персональном аркофлаггеланте придется отложить. Еретик замотал раненное плечо куском ткани, срезанным со штанов Керна. Кровь продолжала течь, пропитывая камуфляж и потихоньку растворяя волокно. Но предателя это мало волновало. Боли он всё равно не чувствовал. Помедлив пару секунд, словно раздумывая над серьезным решением, он сел Инквизитору на грудь, рассматривая пустые глаза Цервиуса, подернутые мутной стеклянной дымкой.
- Знаете, Инквизитор, самое интересное и смешное, что мы скоро будем похожи ещё больше. - Еретик вертел в руке тонкий шприц, сделанный из броньстекла. - Узнаете? - Взяв шприц за иглу, потряс перед лицом своего врага.
Инквизитор должен был узнать.
Война это кошмар, что бы ни говорили - на войне убивают, но гораздо чаще жестоко калечат. Что бы ни говорили, Имперская Гвардия была на девяносто процентов сборищем трусов и ничтожеств. Имперская Гвардия - не космодесант. Это космодесантник может продолжать яростно сражаться без руки или с выпущенными кишками. Гвардеец в таких случаях падает на землю, истекает кровью, надрываясь, орёт благим матом и вредит сам себе. Поэтому для Гвардии разработали боевой мышечный релаксант. Он парализует и обезболивает одновременно. Медикусы признали его особенно необходимым, когда солдат ломает себе какие-либо кости - чтобы судорожные дергания не осложнили ситуацию, проще обездвижить особо буйного раненного.
За голенищем сапога еретик держал два таких шприца. На всякий случай - детектор не обнаружит, а оружие неплохое. Организм Инквизитора выносливее, чем у гвардейца, некоторые яды он нейтрализовать в состоянии, и ножевые ранения выдержать может. Но Инквизиторам случается бывать и на настоящем поле боя... Им не нужно противоядие от лекарства, от того, что может спасти им жизнь. Никому в Империуме оно не нужно... и потому никто не сможет противиться этому боевому, убойному средству, способному уложить даже трехсоткилограммового огрина.
Предатель хищно ухмыльнулся.
- Да, такие вот дела. Видите, пригодилось же. Кто бы мог подумать...
С этими словами он достал нож, и, не вставая с мягкого, расслабленного тела Инквизитора, потянулся к его лицу. Лезвие легко скользнуло в щель между респиратором и кожей. Работая им, как рычагом, он начал отделять респиратор от плоти Цервиуса. Вросший в мясо металл отделялся с легким чмоканием.
У Инквизитора не было нижней челюсти и языка. Изъеденные желтые зубы верхней челюсти переходили в блестящую плоть нёба, а оно, в свою очередь - в слизистую складчатую трубу глотки, снизу опоясанную кожистым мешком, как зобом. За фронтальной пластиной с фильтром из глотки тянулись тонкие провода голосового синтезатора, обтянутые силиконом. Еретик решил их не обрезать, а просто вытянул подальше и отложил респиратор в сторону, отсоединив толстые гофрированные трубки, соединявшие его с основным фильтрующим блоком, который крепился у лопаток.
Кончиком ножа Дагблад царапнул розоватую влажную плоть нёба у самой глотки. Кровь пошла не сразу - давление Инквизитора упало, скорее всего, из-за введения релаксанта. Потом он плюнул себе на палец, и старательно втер слюну в ранку. Узор шрамов на его лице задвигался - еретик осклабился. - Вот и все, Инквизитор. Теперь мы, считайте, кровные братья. Я обещал вам вернуть вашу любезность - я держу своё слово. - Дагблад поерзал на его животе, поправил повязку на плече. - Когда там, в том разрушенном храме, вы оглушили и связали меня, вы сказали, что каждый человек - это совершенный сосуд, только некоторые заполняют его всяким дерьмом. А думаю, что человек это несовершенный сосуд, так как он из плоти. Вот вы говорите, верой его заполнять надо. Да только вера она как вода - если где начнется течь, она тонкой струйкой р-раз - и вытечет в момент. Вера это очень ненадежное наполнение. Вы дали течь. Вы заражены. - Еретик хихикнул. - Останется ли в вас вера после этого? Вряд ли, мой дорогой Цервиус, хх, вы пусты. Но вы ещё можете заполнить себя - смертью или ещё чем. Хотя, я чувствую вашу ээээ... испепеляющую ярость, которая бьется под этой занемевшей коркой. Нет, не чувствую, вру я, на самом-то деле.
Еретик приблизил свое лицо к парализованному, смятому в гримасу отвращения лицу инквизитора, смакуя каждое слово, почти интимно, зашептал ему на ухо: - Не буду скрывать, у вас два пути. Релаксант перестанет действовать часов через пять, за это время я успею уйти далеко отсюда, и ваших зачаточных пси-способностей не хватит, чтобы дотянуться до меня. Так вот, о путях. Первый, который вы вначале предпочтете - это смерть. Чтобы спастись от бесчестия, ххм? Или чтобы не попасться на глаза своих х-хх, коллег. Второй - это путь Нургла, путь со мной. Избавиться от боли, чтобы получать наслаждение, неся её другим, неся страх перед несовершенством и слабостью ненадежной плоти тех, кто отвергает смерть и Великое Разложение... - Еретик прервался и посмотрел на нож в своей руке. Потом полоснул себя по лицу, прикрыв один блеклый, желтовато-зеленый глаз - бледную кожу разломила красная полоса, от брови до щеки. Некоторое время Дагблад молчал, пальцем втирая кровь в уголок глаза. Потом, будто очнувшись от транса, продолжил. - Не знаю, честно говоря, что вы предпочтете, чужая душа, особенно такая как у вас - потемки... Но ирония, х-хх, заключается в том, что любое ваше решение полностью нас удовлетворит.
Предатель встал, и принялся снимать снаряжение Инквизитора - оружие, патроны, маленькие мешочки с неизвестным содержимым.
Скогвар разлепил глаза. Больно. Не хочется возвращаться к этому... Что случилось? Под ним все липкое, теплое и липкое. Под ним? Он лежит на животе, густой запах крови обволакивает его. Что-то лежит рядом с ним - темный распотрошенный мешок, утративший все сходство с человеком. Обезглавленное тело. Воспоминания, всё же, короткими вспышками вернулись к нему. Он вспомнил, с каким противным хрустом подломились его ноги, когда этот выстрелил в него. Волна паники захлестнула гвардейца - он потянулся за винтовкой, но его руки... Альберт пошевелил руками и понял, что они связаны.
Холодные, жесткие пальцы впились ему в подбородок, вздергивая голову вверх. Он не хотел, но ему пришлось посмотреть в ненавистную рожу предателя - тот сидел перед ним на, и на его броне вновь блестела аквила. За спиной еретика болтался рюкзак Керна, а в правой руке он держал мешок, из которого торчала окровавленная ладонь. Дагблад проследил испуганный взгляд Скогвара. - А, это. Что-то же мне жрать надо. Кстати, твой остроумный друг оказался сущей морокой. Жесткий. Трудно резать паршивым ножом. Скогвар попытался было вывернуться из хватки хаосита, оглядеться, но тот крепко держал его. Одно было понятно - они до сих пор в "Химере", до сих пор идёт дождь, а Инквизитор... - Ты скоро умрешь от потери крови. - Буднично заметил еретик, заставляя сержанта смотреть ему в глаза. - Я нашел аптечку... - Из того же мешка, где лежал порубленный на куски Керн, он извлек темную плоскую коробку, на которой в мерцающем полумраке все же смог разобрать символику медикусов. - Могу помочь тебе. Неожиданно ситуация показалась Скогвару очень смешной. Он засмеялся, но сам не заметил, как смех перешел в рыдания. - Н... н-не за... з-за прос-сто... - Между всхлипываниями прохрипел он. - же... ж так. - Тебе больно. - Сочувствие из обезображенных уст предателя звучало как первоклассная издевка. - Конечно, не за просто так. Ты пойдешь со мной. Это предложение, прозвучавшее тихо и, в чем Скогвару было стыдно признаться, заманчиво, вызвало взрыв его гнева, на несколько секунд перекрывшего даже невыносимую боль в простреленных ногах. - Ты, мразь сраная! Да я... Да тебя! Тебя на кишках твоих повесят, а я буду смеяться, ты корчится будешь, в то время как огонь Имп-Императора тебя сжигать будет, дотла *ля, до пепла, да чтобы и пепла не было! Я не такая тварь трусливая как... - Боль скрутила гвардейца. - Импера... - Да-да, Император меня покарает. - Вздохнул еретик и с кряхтением встал на ноги, чуть пошатываясь. - Может и покарает. Помнится, ты спросил меня, каково быть предателем... Так вот, быть предателем Империи - легко и приятно. Ну тогда, если ты отказываешься от моего предложения, сделанного из сострадания, между прочим, что ж делать... - Он отошел в сторону, скрываясь из видимости гвардейца. - Разве что исполнить твою угрозу. По разгоряченной спине Альберта пробежал предательский холодок, иней, вздыбивший каждый волосок на его горящем в агонии теле. Он понял, неведомым образом понял, что имеет ввиду предатель.
Дагблад задумчиво потрогал острие штыка, прикрепленного к стволу лазгана, криво усмехнулся, очевидно оставшись довольным его заточкой, потом наклонился, прорезал им толстый пластиковый ремень на поясе штанов. Стянул вниз штаны, обнажая белеющий в полумраке зад - несколько аварийных ламп, прекратив мигать, вышли из строя. На "Химеру" наползла странная тишина, мертвенная, наполненная смертным ожиданием жуткой катастрофы. Только обезумевший дождь все лупил и лупил по машине, никак не в силах добраться до таких сочных, вкусных человеческих тел.
Еретик ударил. Ещё и ещё раз. На третий раз Скогвар уже не кричал.
- Жаль, жаль. Внутрь-то забить не удалось... - Пробормотал предатель себе под нос, поднимая мешок с захламленного пола. Бросил мимолетный взгляд на неподвижное, окаменевшее и величественное тело Цервиуса, и принялся откручивать запасной люк.
По болоту шел человек в стандартной кадианской униформе. Массивный шлем был надвинут на его голову, по нему стукали редкие капли дождя, продолжавшего сочится из светлых разрывов утреннего неба. Затемненное забрало скрывало лицо - да только не было в перелеске никого, кто мог бы его увидеть. Но человеку так нравилось. Сквозь облака и черные изломы голых ветвей пробился луч слабого среднезимнего солнца, и упал на эмблему имперского орла, выбитую на бронепластине стандартной кадианской униформы. Орел сверкнул гордым серебром. Человек хмыкнул, поправил лямку тяжелого рюкзака, поудобнее перехватил вещьмешок.
Солдат шел домой.
Инквизитор-крыса
Боль ворочалась под кожей, полноправно и уверенно занимая своё место в плоти, грубо внедряясь в мышцы, чтобы не уйти никогда. Словно живое существо, она расправляла многочисленные конечности внутри мешка с костями, что звался Цервиусом - сплавление сущностей в единый агонизирующий комок не такой уж и разумной материи...
Ребра инквизитора ходили ходуном от резких, всхлипывающих вздохов, когда он, подобно древним рыбообразным предкам человека, цепляясь за влажные и скользкие стебли и побеги и скребя животом по земле, последним рывком выбрался из глубокого оврага и на секунду замер, лежа в холодной мешанине грязи и травы. Пульсирующие красные круги перед глазами плыли, размазывались в темные, отрывочные отпечатки той ночи - резкими, неприятно яркими обрывками воспоминаний, что остались выжженными в памяти. На инквизитора навалилась смурная послегрозовая тишина мертвого леса, леса, в котором не было животных, а корни деревьев переплетались под землей с километрами кабелей.
Он встал, и пошатываясь, двинулся вперед.
Скребя ногтями по плотной фольге, он срывал защитные упаковки с ампул противоядий и с обречением истязал вздувшуюся вену на левой руке. Потом шприц летел прочь, отброшенный с вялой яростью человека, который понимал всю тщетность своих манипуляций. Противоядие... Антидот. Против чего? Кто мог поставить диагноз, что могло вытравить заразу Хаоса? Цервиус сглатывал плотный комок слюны, глядя на серый бок "Химеры", прислушивался к ощущениям задеревеневшего тела, но тлеющий огонек боли, обещавший перерасти в полыхающий кошмар единоличного экстерминатуса, не спешил затухать. Лихорадка Вайна, гемморагическая чума, ретровирусы Черной Смерти - названия вспыхивали в измученном сознании Цервиуса, иногда находя подтверждения на пожелтевших упаковках антивирусов, но чутье подсказывало, что еретик не пользовался боевым вирусом. Иначе он, Цервиус, умер бы. А он жив. И мало того - то, что сказала эта тварь...
Завораживающий блеск стали. Совершенные геометрические очертания. Приклад, спроектированный так, чтобы надежно упереться в плечо, ребристые выемки на рукоятке, ласкающая пальцы шероховатость спускового крючка. Оставив попытки оживить добитый Дагбладом вокс у водителя, инквизитор забрал у одного из мертвых гвардейцев лазган, и выбрался наружу. Внутри воняло смертью, острым запахом тухлого мяса, смешанного с вонью топлива. Звенящая пустота в голове Цервиуса разрушила стройные логические схемы, что он выстраивал вечность в своей голове, все те пять часов, что он, неподвижный, но зрячий, слышащий и обоняющий, лежал в пропитывавшейся миазмами туше транспорта. Но ни скрип ножа о кости и мягкие всхлипы разрезаемого мяса, ни вопли одного из гвардейцев, ни бормотание еретика не нарушали мыслей инквизитора. Их не нарушала деловитость, с которой предатель забирал его книгу, набор пыточных инструментов и ножей, но в насмешку оставляя лекарства и противоядия. Это - обстоятельства, но они не касались бестелесного разума, занятого просчетом ситуации. Но когда тело вернулось, обстоятельства вцепились в него. Опустошенность отодвинула на задний план первопричины, само осознания себя как личности. Цервиус, сидевший на земле с винтовкой в руках, забыл про свою свиту, про надменных и безумных Искупителей, ждавших его в лагере, наверняка изнемогавших от праведной жажды крови. В мутном тумане отупения растворились лица сонма полковников, разжиревшие морды губернаторов, невидящие глаза арбитров и служащих Экклезиархии - отступило само лицо долга как такового, а изуродованные, сращенные с войс-синтом связки формировали шипящие молитвы и литании гнева, не сбиваясь в своем автоматизме - но и не даруя эффекта воззваниям.
Пламегаситель винтовки щерился на инквизитора широкой рыбьей пастью. Именно в эту пасть и вел Путь долга Цервиуса, в смерть, когда обстоятельства сильнее его власти и возможностей. Те, кто стоял над ним, кто посчитал его не слишком грозным и способным и сослал в этот сектор сковыривать крохотные прыщи слабых, затравленных культов, разве в линиях их лиц можно было прочесть готовность содействия? Раз укоренившуюся заразу надо вырывать с корнем, и хотя - хотя свободу выбора никто не отменял, никто на заставлял вшивать под кожу капсулы с токсином, подразумевалось, что в надлежащих обстоятельствах, силы духа Инквизиторов хватит, чтобы совершить акт Очищения самого себя. Цервиус отодвинул край балахона, коснулся рукой печати чистоты, вделанный в грудную пластину брони - с той осторожностью, что трогают предположительно раскаленный металл. Ничего. Инквизитор взглянул на свои пальцы, ожидая увидеть нечто чужеродное или ожог, но не увидел этого. Снова уставился на дуло лазгана.
Винить самого себя оказывалось трудным, гораздо более трудным, чем представлялось ранее. Он работал по правилам, забыв об одном - даже у маленьких культов, даже у распоследнего еретика может оказаться опасный секрет, выторгованный ценой таких зверств, которых подчас трудно ожидать и от демона. Не зря в Ордо Еретикус считалось, что человек опаснее, потому что лучше знает самого себя. Демон лишь знает часть человека...И всё же, что он с ним сделал, этот сраный ублюдок, отрыжка варпа?
Цервиус сам поразился, как мало ненависти было в его мыслях. Зато там присутствовала усталость, и она появилась задолго до всего этого. То, что было, подернулось дымкой не-присутствия, законченной и отсеченной от настоящего момента, жизнью, осталась лишь боль и долг. На секунду инквизитор подумал о том, каким будет покрыт позором, если всё-таки вернется в лагерь, как на него будут смотреть - словно на бракованное оружие, готовое взорваться в руках. Холодная, отстраненная решимость окрепла.
Заразе нельзя дать распространяться.
Глыба "Химеры", заляпанная изнутри кровью благочестивых, постепенно светлела на фоне темных деревьев. Наступало подобие утра, неразличимого в пасмурной хмари. Сжимающий лазган инквизитор дрогнул, когда свет упал на винтовку под другим углом. Холод, шедший от земли, внезапно кинул его в озноб. Усталость и лазган. На лице еретика, забивавшего винтовку в зад полумертвого гвардейца, тоже не было злобы - только немного брезгливое выражение, свойственное всякому, кто работает не столько по велению сердца, сколько из необходимости.
"А я сейчас забью себе в голову заряд"
"Знаете, Инквизитор, самое интересное и смешное, что мы скоро будем похожи ещё больше"
Ему хотелось закричать. Хвала Императору, что стальная оболочка гораздо прочнее, чем ему казалось. Крик родился и умер, не покидая внутренностей. Цервиус с отвращением собрался было отбросить винтовку в глубокую борозду, оставленную гусеницей "Химеры", но потом перекинул лазган через плечо. Встал, подошел ближе к транспорту. Мысль о том, чтобы привести труп Скогвара в приличное состояние, он отбросил сразу, и остановился, сверля взглядом черную пробоину люка. Приложил руку в священному металлу, ожидая чего-то... Чего-то, что не дало о себе знать.
Три минуты он отпевал умерших, с подозрением прислушиваясь к ноткам сомнения в синтезированном голосе, а потом двинулся прочь.
Не успел Цервиус отойти от оврага и на пятьдесят шагов, как что-то в его животе обожгло кислотой, горячей волной поднялось к горлу. Задыхаясь, он повалился на колени, не в силах сдержать позыв... Пространство между его изувеченным лицом и респиратором быстро заполнилось рвотной массой, блевота потекла из щелей. Хрипя, выталкивая из горла остатки рвоты, он поднялся с земли, отер краем капюшона респиратор, замечая, как темнеет и скукоживается плотная ткань. Мерзость, мерзость, мерзость, о Всемилостивейший Император, это... Глаза инквизитора расширились. Его ладони... Глубокие, оголяющие мясо и истекающие сукровицей трещины проложили свой путь в сухой коже тыльных сторон его рук. Обомлев, он в неверии закатал рукав балахона - и увидел влажные, черные пятна на сгибах рук, там, где он колол антидоты.
Лазган был рядом. Ещё не поздно.
"Боюсь, поздно". Ровный, с толикой снисходительности голос прорвал сумятицу мыслей и желаний, раздиравших и без того раненное сознание Цервиуса. От неожиданности тот замер, скрючившись под огромным голым деревом. "Маловероятно, что выстрел из этого примитивного оружия убьет тебя в нынешнем состоянии. Покалечит - вполне возможно, но тогда качество твоего продолжившегося существования будет весьма хуже, чем нынешнее"
Лазган тихо упал в траву. Цервиус закрыл уши руками и не поправив баллон в респираторе, громко запричитал:
- Любимый Бог-Император, прости своему слуге его грехи...
"Вряд ли он тебя услышит" Мягко прервал голос, меж тем набирая громкость. "Зато тебя услышу я. Твой разум, за этой перегородкой жесткости, кричит и умоляет тело прекратить истязать его, так?"
Начавшийся вдруг очередной позыв рвоты вдруг отступил. Шевеление существа по имени "боль" вдруг прекратилось, и сладостное чувства контроля над собой захлестнуло инквизитора. Он убрал руки от ушей как раз вовремя, чтобы увидеть, как затягиваются отвратительные трещины в коже. Но как бы он не устал и не страдал, он тут же сообразил, в чем дело, и радость отступила, уступая место ещё более черному отчаянию. Он в ловушке. Бежать некуда.
"Нравится? Я так могу когда угодно. А ты... Ты не настолько тверд, как кажешься. Действительно, что может быть ужаснее, чем видеть, как твой самый верный инструмент, квинтэссенция твоего "я", предает тебя, разваливается... Я знаю, ты этого боишься. Но не стоит стыдится этого, все боятся. Не все боятся смерти, потому что смерть - это просто. Это результат. Все боятся процесса."
Утирая со лба ледяной пот, Цервиус сжался ещё больше. Его препарировали изнутри, а вокруг был только безмолвный лес-тюрьма, затянутый лохмотьями влажного тумана, что изморозью исходил на землю.
"Человек согласен на небытие. Но на бытие, наполненное ужасом и непрестанной болью, на вечное бытие - нет"
Инквизитор прикрыл глаза, не желая верить и понимать то, что нечто иное, невообразимо гадкое и порочное, вселилось в него, в НЕГО! И не выгнать, нечем, никак - он уже сам испорчен и отравлен, свет ушел и осталась только сырая тьма заражения. - Что тебе надо? "Мне? Это неверный вопрос. Вопрос о том, чтобы ты придерживался выбранного пути." - И какого же? - Блеклое подобие ядовитости потонуло в сгустившемся утреннем тумане. "Тебе было предложено два варианта - смерть или служение Нурглу. Ты, как инквизитор, прекрасно знал, в какой момент нужно было убить себя, если этого действительно хотелось, потому что при промедлении это становится более сложным действием. Соответственно, я могу сделать вывод, что ты теперь часть нас. Если не убил себя." "Я никогда..." Вспышка красного цвета стерла все мысли. Не боль - но что-то страшнее вгрызлось в мозг и сознание Цервиуса, прорывая ткань самого его существа. Он раньше не испытывал прелести псионического удара, задувающего свечу осознающего себя разума одним безжалостным вихрем. Руки инквизитора мелко дрожали. Он медленно опустился на колени. Голос стал жестче. "Ты будешь нам служить. Или ты думаешь, что у тебя есть выбор?" Несмотря на случившееся, и нездоровое смятение чувств после удара, Цервиус нашел в себе силы усмехнуться. - Знаешь, я же пытал многих из... вас. Все они ползали у меня в коленях, и будучи распяленными на дыбе, продолжали вопить о том, что хаос - это свобода, что это их выбор... Я им даже верил, я про последнее, и жалел за их глупость, за ложь, в которой они погрязли как слепые котята. Так вот что это за свобода - кнут и приставленный к виску болтер? "А твоя свобода, она отличалась от этого? Что уж говорить, ты предпочел ходить по лесу в поисках врага, чем искать защиты у своих... Нет, она не отличалась. Но это досужие рассуждения. Те люди, которых ты убивал, большинство из них действительно получили ту степень свободы, что вообще доступна человеку. Она сама по себе не является свободой, но тем не менее. А главное - они получили свободу от пороков своей плоти. Но ты будешь именно служить из невозможности принять другую судьбу - по крайней мере, пока. Ты создан для служения, просто у тебя сменился хозяин, прими это. А что касается выбора - то в самой надобности делать выбор или не делать, что преследует любого человека на протяжении всей жизни, уже заложено ограничение свободы. Теперь же" голос стал вкрадчивее, так, что у Цервиуса побежали мурашки по шее. "Позволь мне показать, что будет, если ты откажешься от наших щедрых даров..."
Оно вернулось, растянуло свои кольца, проступая под кожей. Иглы воткнулись в виски инквизитора, судороги скрутили ноги... На руках вновь проступили нарывы, клочьями легла кожа - изнутри, прорывая плоть, полезли желтоватые, опутанные кровяными нитками, костяные наросты. Он превращался в монстра, в гниющий, ходячий труп. Завыть, дико, на грани потери рассудка - вот чего на самом деле хотелось инквизитору.
"Мы служим процессу, как и все. Процесс познания, процесс получения удовольствия, процесс уничтожения, процесс разложения и упадка. Когда он завершается результатом, начинается стагнация, почва для очередного запуска - и поэтому циклы бесконечны. Отцу Разрушения нравится, как умирают его враги, как они сами сдирают с себя кожу, сходя с ума при мучительной обскурации своего единственного храма - но его не радует их смерть, их небытие. Я могу сделать твою медленную смерть почти бесконечной, и ты будешь молить всех богов, чтобы она остановилась и завершилась небытием. Но нас ведь не интересует небытие..."
Цервиус, сквозь боль и охвативший его неконтролируемый ужас постепенно начал понимать, что именно было предложено Страже Смерти, когда они, согласно преданию, оказались запертыми на дрейфующем в варпе корабле, зараженные так же, как и он. Предложение, от которого нельзя было отказаться, когда твое тело неумолимо, постепенно разлагается, а загнанное в угол сознание не имеет иного выбора как наблюдать за этим - вечно. Никто не устоит перед непрестанной болью, перед вечностью нет сильных, храбрых, благородных или святых - рано или поздно остаются лишь одинаковые визжащие оболочки, сломленные скорлупки бывших людей. И это объясняло, почему тот культист не был похож на гниющий бурдюк.
"Крысы, разносящие чуму, носят её в своем чреве, но живут намного дольше тем те из людей, кто заболевает... Это дар чумы крысе за то, что она дает ей возможность идти дальше."
- Ты демон?
"Можно и так сказать. Я сразу почувствовал возмущение варпа в своем секторе при твоем заражении. Но что это меняет? Я понимаю кое-что в человеческой природе. И чувствую, что ты хочешь меня о чем-то попросить. Что это?"
В этот момент, инквизитор полоснул себя ножом по горлу. В этот удар он вложил всю ту ненависть, обреченность и отчаяние, что нес с собой все эти годы. Он вложил в него понимание, признание себе в том, что все, чем он был, было не ради кого-то или каких-то целей - а ради самой возможности нести горе и ничем за это не платить.
Это был фигуральный удар.
- Я хочу жить. Очень хочу. - Прохрипел он, глядя на темные полоски деревьев в чаще, не видя их. Каждое слово давалось с трудом, оно вываливалось из щелей респиратора подобно кускам железа вместе с кровью и слизью. Глаза... его глаза так болели, когда он смотрел на вспухающие красные нарывы на пальцах. И к тому же, он так устал. За все эти годы. - Я... Прошу тебя, убери это. Убери. Мне... плевать.
"Хорошо". Судя по интонациям, демон был удовлетворен этой просьбой, так, будто ожидал её.
Трэкер на поясе Цервиуса тревожно пикал, указывая на то, что он удаляется от первоначально заданного маршрута на улей Аксис. Световые столбы межульевой дороги вспарывали тягучую серость дня, шаги бывшего инквизитора гулом отдавались по асфальту.
Он чувствовал себя превосходно. Будто ему снова тридцать лет, и за спиной, за душой нет ничего, кроме нескольких сожженных мостов и городов. Стальная перегородка вновь разделила сознание на дозволенное и не дозволенное. Бывший инквизитор был полон сил и планов на будущее. Но вначале, он собирался отыскать того еретика.
Для чего, он и сам не решил.
Но выбор был широкий. Настолько широкий, что если бы Цервиус мог улыбаться, он бы улыбался.
Печать чистоты валялась в придорожной канаве, а на руках жертвы обстоятельств не было ни единого ожога.
Снайпер-мститель
- И это все? Скверно, скажу я. Этих железяк у нас навалом. - Тебе все ворчать, Слоба. - Узловатый палец с заостренной щепой желтого ногтя ткнулся под двойной подбородок. - А мне думается, что дай волю твоей жадности, эти славные ребята из тех-секторов подулья, до сих пор бы воевали разводными ключами да копьями... впрочем, и того бы хватило, чтоб в конце концов проломить твою тупую башку. Ну-у, тебе действительно не нужны новенькие гвардейские лазганы? Не обмотанное изолентой убожество тысячелетней давности? Хорошо, тогда я... - Дагблад убрал руку от холодного, студенистого лица замершего торговца, быстро покрывшегося мелкими пупырышками пота, устало откинулся в кресло. Мысль свою он не стал продолжать, предпочтя залить остатки фразы мутным зеленоватым пойлом, бутылку с которым торговец извлекал на свет так бережно, словно там плескался не спирт с отчетливым привкусом бензина и протухших фруктов, а драгоценное вино с агромира Фертос. Некоторое время еретик молчал, покачивая железный стакан в руке, наблюдая, как колышется жидкость и лижет ржавые стенки, потом аккуратно поставил его обратно на захламленный стол, и, перегнувшись через ручку кресла, снова склонился к своему объемному мешку, из которого ранее достал так не угодившие Слобе лазерные винтовки.
Сам же торговец клял всеми мерзостями варпа тот миг, когда решил впустить этого ублюдка в свою подсобку. За свои сорок с лишним лет, проведенных на границе подулья и нижних секторов ему удалось выработать почти звериное чутье на дерьмовщину. Воистину, балансировать на краю между дозволенным и недозволенным, уметь уходить в тень и смывать с себя свидетельства преступлений чужой кровью мог не каждый. Людям свойственно размягчаться, убаюканным лживыми ощущениями собственной безопасности и могущества, однако, против первого впечатления ленивого, разжиревшего на контрабандистских харчах скользкого и податливого всякому внушению типа, Слоба имел внутри достаточно твердый стержень, сводившийся к тому, чтобы не иметь дела ни с чем или кем, имевшим отношение к, как он сам это называл, "потусторонней хери". Херь могла создать проблемы, настолько серьезные, что с ними не справится взятками и запугиванием, поэтому иногда - редко, но всё же, приходилось бить на упреждение. И правда, несколько культистов очередного божка, обустроивших небольшое гнездо в самом вонючем чреве отходного сектора, в один день внезапно исчезли... растворились, распались на куски неведомым образом, только неопознанные останки забили один из сливов фильтрующей станции. Тогда, торговцу было предложено втиснуть на ближайший корабль, идущий запланированным рейсом на планету-кузницу Гефаст субсектора, маленькую шкатулку резного дерева. Слобе стоило лишь подержать невероятно тяжелую для своих миниатюрных размеров вещицу, чтобы ощутить в ней нечто неправильное, зловещее, заставляющее кожу сбираться морщинами и топорщить волосы дыбом. Это всё лишние проблемы. И у таких проблем было лишь одно решение, годное в любом случае - разрывная пуля из темного угла. Безотказно. Торговец знал, что резко отказывать подобным визитерам глупо, лучше было покачать головой, сказать, что подумаешь, а потом - выследить и убить, чтобы ни одна глупая тварь не посмела больше совать нос в его нору. Но те культисты, они были... Слоба куснул нижнюю губу. Безопасными. Их посеревшие от хронической бессонницы и измождения лица говорили о том, что они отчаялись и вступили на грань, отделявшую страх от бесстрашного, сумасбродного безумия, но в этом страхе не было силы, не было шизофренического блеска в глазах, могущего толкнуть обреченных в самоубийственную атаку. Птенчики, сующие голову под крыло всякий раз когда мимо пролетает ворон. А этот... Впрочем, торговец так до конца для себя и не решил, кем являлся этот тип, представившийся Дагбладом. Вначале, когда ещё во внешней, "легальной" части его лавки, где на полках собирали пыль савларские противогазы, закованные в латунь псалтыри Экклезиархии, осветительные ракеты и прочий промышленно-религиозный мусор каждодневного пользования, дешевый и популярный, появился шрамированный выродок, Слоба подумал, что тот либо бандит с верхнего сектора, либо контрабандист с какой-нибудь дырявой космической посудины. Грязная одежда, вроде той, что носят рабочие - засаленная кожа с эмблемой завода, куча карманов; презрительно-наглая ухмылка на лице... Дагблад рассматривал товар с видом человека, имеющего столько кредов, что их бы хватило на скупку половины улья - типичная маска нищеброда. Потом, уже в подсобке, когда он попытался продать гвардейские винтовки с затертыми номерами и выкорчеванными опознавательными чипами, Слоба решил, что тот - дезертир. Ситуация для Ирридаса не то чтобы обычная, но и не редкость. На памяти торговца, слухи и молва приводили к нему двух пареньков, дерганных, зеленых. Сбежали, утянули что могли со склада, а потом поняли, что значит тащить на себе меченные ружья, да поспешили избавиться. В пользу этой версии говорило то, что держался Дагблад с военной выправкой, сидел прямо, а не развалившись всем телом по стулу, как расслабленные "крепкие парни" из тех сектора, неприятно сканировал окружающее взглядом. Под рабочей курткой, которую он снял, спасаясь от духоты подвала, обнажилась пропитанная кровью повязка на плече - а поди ж ты, и бровью не повел. Кое-какое представление о таких ранениях рыхлый, избегающий драк и прямых стычек, Слоба всё же имел. Знал, что боль от такой раны должна мучить, а Дагблад словно бы и не замечал ничего. В представлении торговца, сие было вполне по-военному... Но, когда он увидел, что положил на стол Дагблад, поверх рассыпанного мусора, он с великим сожалением отмел и эту версию, почуяв такую дерьмовщину, какую не чувствовал уже давно. С тех самых пор, когда чужими руками убил напуганных культистов, попытавшихся втянуть его в гадкую авантюру. Холодный вязкий ком слюны застыл у него в горле. Но виду не подал, приподнял брови в легком, наигранном удивлении, и взял болт-пистолет. - Ммм... Ты очевидно знал, чем меня можно сразить. - Он огладил вычурно исполненную букву "I" на рукояти пистолета. Золото полыхнуло в приглушенном свете, разлетаясь бликами и огнями. - Я не ошибусь, если предположу, что эта хммм... вещица... Инквизиторская? - Маленькие темные глазки испытующе блеснули исподлобья. Дагблад утвердительно качнул головой. Хмыкнув, Слоба повертел болт-пистолет в руках, а потом положил его обратно на стол, и сцепил пальцы, пристально глядя на еретика. Тот не отвел взгляда, лишь, поскрипывая колесиками кресла, откатился в тень к грузовым ящикам. - Ты конечно, должен понимать, что я не могу не узнать, откуда у... - Это подарок. - Мягко ответил Дагблад. - Своего рода, да. "А может и культист. Но слишком самоуверен. Культисты те ж были как на иголках, засранцы, смерть им в затылок дышала - и дохнула-таки." - Очевидно ты не понял. - Слоба пригубил вина. - Я не собираюсь рисковать своей задницей и ждать, что ко мне заявятся эти... Инквизиторы, а то и вместе с чокнутыми сраными Искупителями! Они, конечно, сидят в самом Аду, там, - Торговец ткнул большим пальцем в пол. - Но если узнают, что я каким-то образом причастен к... Я ж крупная фигура. Крупная. И должен знать, сколько на этой варп её дери пушке крови! И чьей! Дагблад усмехнулся, прищурив глаза. - Ничьей крови нет. Это подарок, я же сказал. От друга. - Друг! - Внезапно рявкнул Слоба. В воздух взлетел веер слюнных брызг. - Что это ж друзья у тебя, а? Непохож ты на инквизиторского подсоса, Дагблад. - Возможно. Я давно не мылся. И потерял весь шарм. Но неужели такой ххх, умный и проницательный человек как ты, давно имеющий дела со всем этим... - Широким жестом Дагблад обвел подсобку, утопающую в недозволенной роскоши и оружии. - Мог предположить, что я мог убить Инквизитора и завладеть такой красотой силой? Я что - смахиваю на бога? Он встал, повернулся к торговцу спиной и подошел к одному из глубоких стеллажей у стены. Там, среди коробок с патронами, стеклянными капсулами, наполненными запрещенными специями, стояла статуэтка, изображавшая танцующую женщину. Статуэтка была отлита из какого-то темного, мерцающего в глубине искорками, металла. В раскинутых руках женщины покоились два меча, а её рот исказился в крике в крике. Дагблад коснулся статуэтки рукой - от гладкой, бархатистой на ощупь поверхности исходила едва ощутимая вибрация. - Красивая вещь. - Не оборачиваясь, отметил он. - Хорошо, что хоть кто-то ценит искусство. Если за него платят. Но скажи мне, неужели ты рискуешь продавать эльдарские артефакты шпилевикам, и боишься сделать то же самое с несчастным болт-пистолетом.? Дагблад резко развернулся, от неожиданности Слоба вздрогнул и выронил трубку, которую набивал лхо. Пересушенная труха листьев вывалилась на колени. - Я не эксперт, но такая вещь... Куда более опасна. Эльдары и люди - не близнецы-братья, кто знает. - К чему ты клонишь? - Да к тому, что тебе не стоит волноваться. Среди богатеньких промышленных воротил Меррида наверняка найдется пара охотников завладеть другим артефактом. Имперским. Это... - В голосе еретика скользнула издевка. - Более патриотично, чем пялиться на эльдарские сиськи. Более почетно. В словах Дагблада был резон. Искупители представляли опасность лишь для отбросов Дна, а в самом Улье, особенно в Шпилях, Инквизиция как таковая представлялась предметом скорее мифическим. Адептус Арбайтес достойно справлялись с крохотными нежизнеспособными культами, поэтому на Ирридас присутствие Инквизиции бывало эпизодическим и весьма нечастым. Кто мог узнать? И может, этот бандит правду говорит... Слоба уже мысленно пролистывал список тех, кто несомненно мог заинтересоваться инвизиториальным оружием, кто мог щедро заплатить - и молчать. - Ну и что ты хочешь? - Проворчал торговец. -В смысле - сколько? - Все правильно, я хочу именно что, а не сколько. Мне нужна винтовка. - Винтовка? - Непонимающе моргнул Слоба. - Винтовка. Снайперская. Бам-бам! - Дагблад разыграл пантомиму, прижимая невидимый приклад к плечу и щурясь в невидимый оптический прицел. Эта просьба обескуражила Слобу, поскольку он ждал от ублюдка отнюдь не предложения по бартеру, а залома какой-нибудь зашпилевой цены. Он сгреб лхо с коленей, набил трубку и затянулся ароматным дымом, задумчиво выпуская колечки. - Не знаю. Вроде бы, на другой точке что-то есть. Если не ошибаюсь... - Закусив кончик трубки, Слоба принялся разгребать завал на рабочем столе. На пол посыпались гильзы, какие-то детали разломанных механизмов, посеребренные империалисы, спиленные с прикладов. Наконец он нашел старый, исцарапанный планшет и погрузился в работу с ним. Через пару минут торговец удовлетворенно крякнул и почесал нос. - Да, есть на другой точке. Древняя "Молния" некромундской работы. Помню, помню. Тяжелая, мать её, ствол чуть ли не метровый... - А стреляет чем? - Хм... - Слоба потыкал бионическим указательным пальцем в экран. - сантиметровками, может разрывными... - Вдруг лязгнула дверь подсобки, шипя сервомоторами и выпуская клубы дыма, послышался грубый голос, и внуть ввалились трое - высоченный, в два с половиной метра ростом, огрин и двое людей в наспех собранных доспехах. От огрина, укутанного в толстенную слесарскую робу, волной шел сшибающий с ног дух прокисшего амасека, говна и пота. Что, очевидно, совсем не смущало двух его подельников - татиурованных детин в полумасках дешевых самопальных респираторов. Один из них, широко улыбнувшись, приложился к бутылке - у него предусмотрительно был снят один из фильтров, и самогон потек прямиком сквозь дыру в маске. Еретик фыркнул, увидев такое пижонство. - Хозяин! Трач из контров пытался удрать, но мы его нашли! - Взревел огрин, и долбанул прикладом своего примитивного пистолета, зажатого в руке словно погремушка, по низком потолку подвала. - Улететь он хотел, сучара. Мы его у шлюза в космопорт подстерегли, господин Брадек... - уточнил один из головорезов. - Порезали начисто, как вы и... - Вот! - Снова громыхнул огрин. Дагблад поморщился. Он не любил огринов, и только завидев неуклюжую бледную гору плоти, испытал сильнейший позыв убийства - все ради того, чтобы увидеть детское, тупое удивление, когда тот будет смотреть на свои же выпущенные кишки и перебирать их пальцами, не понимая, не веря.... Покатый лоб абхумана блестел капельками пота, нижняя губа дебильно оттопырилась в щербатой ухмылке. Огрин отцепил нечто темное от своего пояса и бросил на пол. Предмет покатился по рифленой стали и уткнулся в ноги стоявшего около стола еретика. На него смотрели наполненные кровью глаза мертвеца. На восковую кожу налипли темные волосы, обнажились в предсмертном оскале гнилые зубы. Дагблад цокнул языком и приветливо улыбнулся головорезам. Голова привлекла и внимание торговца, но неловкости не вызвала - он мельком глянул на отпиленную конечность, на неровный срез у шеи и довольно цокнул языком. Потом встал с кресла, пожал грязные, обернутые тряпками, руки бандитов, звонко похлопал по влажному плечу огрина. - Отлично, ребята, отлично. Деньги забрали. - Обижаете, господин. - Головорез, не выпуская бутылки, другой рукой залез в нагрудный карман комбеза и вытащил горсть чипов, ссыпав в подставленную руку Слобы. - С сервами как? - Тихо спросил торговец. - Мы, это... - Вступил второй бандит, чье лицо было вытатиуровано в череп. - Как вы сказали, перед ними ЭМИшку грохнули, они все того - и кирдык, ага. А потом... - Понял, я понял. Все, ребята, в мастерскую. - А деньги, епт? - Нахмурился огрин. Слоба закатил глаза. - Там же, когда я осмотрю сервов. Этому придурку Трачу так и надо. Эй, Дагблад, тебе его голова не нужна? - С чего ты взял? - Ну, мало ли... - Внутренне торговец ругнулся. Грубо он его попытался кольнуть, грубо. Разве ж культист сейчас так себя выдаст? Головорез с лицом-черепом кивнул в сторону Дагблада. - А это что за гретчин нарисовался, хозяин? - Он демонстративно сплюнул черную от обскуры слюну так, чтобы она попала как можно ближе к ботинкам еретика. Хрустнул костяшками. - Он вам досаждает? - О, Император вас разрази, это клиент... - Скрежетнули зубы. - Не вашего ума дело, мудилы. - Слоба развернул бандита лицом к выходу, брезгливо ткнув пальцами в бронированную спину. - Ну, пошли, ещё свои денежки не отработали. Рандыг, тебя это тоже касается. Тяжело топая окованными сталью сапогами и сопя сквозь искривленные ноздри сломанного носа, огрин вышел из подсобки, за ним двинулись и наемники, бросая на Дагблада неприязненные взгляды, а бандит с черепом, уже почти скрывшись за порогом, показал тому неприличный жест. Торговец обернулся к еретику. - Так что? - Как я понимаю, бизнес не ждет. Если с болт-пистолетом и винтовкой всё улажено, то я... Мне, собственно, некуда идти. Я могу часок отдохнуть, пока ты со своими дружками утрясешь... - Дагблад лениво ткнул отрезанную голову мыском ботинка. - Проблемы? - Здесь? - Если ты боишься за своё ценное барахло, то оно меня не интересует. - От души рассмеялся еретик. - Тем более, если ты заблокируешь дверь - куда я денусь? Мне просто нужно часик поспать. А потом мы окончательно все решим. У меня ещё есть одна просьба, которая, я уверен, не затронет твоих финансов, а лишь скрепит нашу дружбу... Елейный тон совсем не пронравился Слобе, и он инстинктивно напрягся. - Голова этого неудачника мне не нужна, но вот труп... Мне нужен труп. - Труп Трача? Но мои люди наверняка превратили его в... - Нет. - Перебил Дагблад. - Вообще любой.
Слоба молчал, переваривая сказанное. Неожиданно мозаика догадок сложилась - а потом распалась снова. Оставляя лишь страх. Острый ум старого пса. Торговец растянул губы, пытаясь изобразить услужливость, и попятился к двери. - Ладно. Я придумаю что-нибудь. За такое оружие, грех и не... Если хочешь, лхо у меня в сером ящичке на второй полке. - Слоба указал на стеллаж по правую руку от двери. - И попробуй только что-нибудь утянуть. Сам раскаешься. Дагблад примирительно поднял руки. - Всего час сна.
Дверь закрылась, отрезая Дагблада от внешнего мира. На её консоли загорелись красные аварийные лампочки, а забранные железными решетками фонари приглушили свой свет до кроваво-ржавого марева.
В тишине, нарушаемой только едва слышным ходом тока в проводах, уложенных по потолку подвала и в полумраке, с лица еретика сползла маска расслабленного дружелюбия. Образ беспечного и самоуверенного засранца растворился, будто бы его и не было, уступая место озлобленной гримасе загнанного животного. Дагблад забился в угол подсобки, между двумя грузовыми саркофагами. Ему не хотелось рассматривать вещи и оружие, доверху забившие подвал. Вещи - лишняя преграда на пути. Что ему требовалось и что он наконец получил, так это стену за спиной. Его спина была защищена, и всё остальное не имело значения. Дотронувшись до повязки и убедившись, что кровь высохла, еретик вздохнул. Сердце его, несмотря на смену настроения, билось так же размеренно и редко. Он прислушался к ритму, успокаиваясь, погружаясь в транс.
Передышка. Был ли в ней какой-то смысл, если финал забега итак известен и неизбежен? Дагблад кинул взгляд на пол, где еле просматривалась отрезанная башка и крупинки блеска на пока ещё мягких, отражающих свет, глазах. Обычно, он старался не думать о результате своего пути, заталкивал невеселые мысли дальше, в ядовитые глубины подсознания, но порой, когда он оставался один, они вылезали наружу, удушая и терзая. "А как думаешь, сколько тебе ещё осталось до момента смерти? Скольких ты, дорогуша, собираешься убить, прежде чем тебя самого распнут... Нет, вначале тебя превратят в живой труп, гораздо более трупный, чем ты есть сейчас, но гораздо менее живой. Может, тебе тихо выжгут мозг, и хотя ты не почувствуешь боли, ты ощутишь ужас смерти своей личности. А может, смилостивятся, и просто сожгут на потеху публики. Да, огонь будет медленно коптить твою плоть, а уши будут разрывать псалмы, и все будут орать, "Покайся!" или "Нет прощения!", и размахивать кадилами. А что ты, ты что будешь делать, когда почувствуешь запах собственного паленого мяса? Станешь толкать речь на смертном одре? В глупой надежде, что слова корчащегося на костре еретика, с костей которого уже отваливается мясо, зажгут что-то в этих сырых болотцах душ агнцевых? Ну что за романтический бред, дорогуша... Чтобы ты не сделал, все равно это будет их победа. Они спляшут на твоих костях. А ты только отсрочишь неизбежное. Канешь в лету, а имя твое проклянут и забудут, будто бы и не было тебя никогда на этом белом свете." - Нет. - Хрипло вслух сказал Дагблад. - Нет, нет. Это не важно, ведь так? Важен процесс. Пока живой - убивай, а там по обстоятельствам. Звук собственного голоса успокоил еретика. Он расслабил мышцы, развернул скрученный эмбрион тела. - Надежды, конечно, нет. А вот цель... "Ну и какая цель?" Ехидный голос подсознания больно резанул по уверенности Дагблада. - Ну и что, что я её не увижу. Ну не увижу результата, и - что? Каждый делает свою часть. Я их буду убивать. Каждого. - Он криво улыбнулся, вспоминая, как раскрылось под лезвием ножа горло комиссара, задыхавшегося от газа. - Без пощады. Я должен ещё жить. Немного, но... чтобы увидеть, как будут подыхать миллионы. Миллиарды. Я ведь... - Еретик облизнул губы. - Я ведь немногого прошу. Такую малость. Понимаешь? "Тебе многих придется убить. А смысл? На их место встанут новые." - И на моё встанут новые. Но если не я - то кто? "Все равно пуля найдет твою спину. Слишком много живых ты оставляешь сзади себя. И тогда их справедливость восторжествует. Ты всегда закладывался на проигрыш, не так ли? Империум и Инквизиция вновь восторжествует, когда маленький, несчастный Максимус раскается во всех своих заблуждениях под руками палачей! Как во всех хороших политических стереофильмах! И признает крушение своих идей, духа, и..." - А, заткнись! - Дагблад зажал уши, сворачиваясь в комок. По его венам и артериям вдруг растекся колючий холод варпа, благословенной ненависти. Потом он выдохнул. - Я спою тебе колыбельную: - Максимус Дагблад меня зовут, Если это имеет значение. В темном Подулье я живу И смерть - моё назначение.
Тишина, плотная, без видений и мыслей, согрела и растворила еретика в себе.
- Максимус Дагблад меня зовут, Если это имеет значение. В Имперской Гвардии я служу И смерть - моё назначение.
- Ветер - семь метров в секунду, северо-запад, неоднородный.
Дагблад чувствовал, что его щека примерзает к прикладу. Да и он сам уже промерз насквозь, даже кости - и те заныли. Заледенел, слился с оружием в одно целое - плоть и металл перемешались лишь для одной задачи: следить и убивать. Снайпера не мучило ожидание, не трясла горячка предвкушаемого боя. Правда, такой расклад имел свою прелесть - мертвое, оцепеневшее напряжение неодушевленного предмета ценнее нервозности человека. С тихим щелчком он отодрал щеку от ружья.
- А-а. - Протянул он, прокручивая шпенек на прицеле. - Не на километр же стреляем.
Корректор, Натаниус Риджек, он же Рид, с трудом ухмыльнулся, на секунду опуская дальномерный бинокль. - Ты ещё скажи - не по сквигготам. Так, хальт... - Наводчик застыл, прижимая вокскастер к уху. - Координаты целей передают, записывай. Дагблад отцепил пристегнутый к правому плечу планшет, и, откатившись с рюкзака, сел на корточки, занося в сетку на карте диктуемые координаты. Зажал стилус в зубах и подышал на руки, стараясь хоть немного отогреть закоченевшие пальцы. Перчатки с подогревом не справлялись с Хаспшутской зимой. - М-да, Рид, хреновое дело. Выходит что два трака, и куча тварей. Мне это не нравится, сам подумай, даже если мы их подпустим на километр где-то, и мне не удастся вывести их из строя - а вдруг засекут? Вот ты думаешь, за сколько орк пробежит несколько сотен метров по улице, пусть даже и искореженной бомбежкой? А если у них гранатометы... Потерев покрасневший нос, корректор спрятал лицо глубже в высокий воротник зимней шинели. Он обдумывал слова Макса. - Гранатомёты, ты прав. Но, их может и не быть, с другой стороны.
Они залегли на втором этаже разрушенного жилого здания. Город, скорее, военный поселок был маленьким, низеньким - ни одной постройки выше десяти этажей, в основном - промышленные корпуса Адептус Механикус, растянувшиеся на многие километры. И жилой сектор, как пародия на настоящий город. Луна Хаспшут служила перевалочным пунктом Адептус Механикус по пути с Гефаста на Ирридас, там же базировалась часть СПО материнской планеты - для отражения угрозы орков. Отколовшийся кусок Вааагх!, прочно угнездившийся в диком мире другой планеты субсектора, чье название Дагблад даже и не знал, регулярно пытался овладеть луной. Из разных, предполагалось, побуждений - командование говорило об угрозе Ирридас, так как нападение с луны будет труднее отразить орбитальным щитам, но, как догадывался снайпер, скорее из-за возможности захватить машины адептов Бога. Гефаст - неприступная крепость, а вот Хаспшут... Так или иначе, выбить раз укрепившуюся орду никак не удавалось, и на помощь СПО гвардейцев перебросили на линию фронта, освобождать один из городов, растерзанных не столько войной, сколько жестоким, холодным климатом планеты. Вьюги, снег, разъедавший бетон и пласталь... Правда, погода действовала и на орков, замедляя хладнокровных тварей. Это небольшое преимущество сводилось на нет, когда разрозненные отряды гвардейцев сходились с громилами в прямом бою
Многие бы почувствовали себя неуютно, находясь в глубине вражеской территории, но снайпер и наводчик оставались спокойными. Не первую зачистку они проводили, как-нибудь и тут справятся, не взирая на то, что район буквально кишел зеленокожими. Для Дагблада расстрел ксеносов с расстояния за месяц, проведенный на Луне, вообще превратился в нечто вроде спорта - уж очень глупыми оказывались морды этих тупоголовых существ, за секунду до того, как их бошки разлетались на мелкие куски. Они с корректором иногда шутили, что пока остальные барахтаются в грязи и прут на орков, как бараны, они, словно птицы, воспарили над скверной, занимаясь тем, чем и должен заниматься солдат - уничтожением противника, вместо того, чтобы самим глупо помирать, будучи кинутыми на баррикады и топоры врагов. Основные силы Гвардии находились в промышленном районе, как подкрепление сумевшим продержаться служителям Бога-Машины, но в открытый бой ввязываться люди не хотели - у орков были мобильные траки, в то время, как Гвардия уповала на артиллерию. Из восьмой роты 15-го полка выделили несколько снайперских групп и под прикрытием "Василисков" рассеяли по захваченной части города. Приказ был один - выводить водителей и вожаков, чтобы потом обрушить на лишившихся контроля и впавших в животное состояние ксеносов всю мощь артиллерийских орудий, кроша их и их технику, смешивая с останками зданий и землей. Чтобы не дать им приблизится к заводам.
Пустая клеть комнаты, мотки кабелей и пласты обвалившейся штукатурки - не живая, наполненная сумрачным зимним светом, заморозившим двух людей в изваяния. Рид отлип от стены у окна и приложил биноклю к глазам, рассматривая трещины проулков над разбитыми крышами домов. Монотонный пейзаж действовал на него умиротворяюще, где-то вдалеке, вилась струйка черного дыма. Дагблад же снова лег и прижался к винтовке, как к родному существу. Ослабил ремень. Их огневая точка находилась на позиции весьма рисковой, хоть и удобной. Не щель в развалинах какая, где даже встать в полный рост и кости размять нельзя, но и всё ж - легко засечь. Легко выкурить. - Ага. - Прошипел Рид, поведя биноклем в сторону. - Вот они. - Юго-юго-восток? Там больше наших никого нет? Рид покачал головой. - Насколько я знаю, группа Лаграна ближе к нам. - Он хихикнул. - Думаю, когда все это кончится, мы так легко не отделаемся. Орки не тупые, научатся подавлять. - Бред. Они не умеют. Мы ж с тобой две недели назад бараки зачищали, неужто не помнишь? Мы с крыши их косим, а они только ревут да в воздух стреляют - эти, и подавят? Не смеши меня... Так кто, видишь? - Один трак вижу, при нем трое - большие такие, броня так себе, больше украшение... - Нобы. -Ага, нобы. И здоровенная такая тварюга, у неё ещё что-то вроде большого стального рюкзака за спиной, она и за штурвалом трака сидит. Это значит, три градуса от точки Эпсилон по часовой стрелке. - Сталбыть, наверное, инженер их, как там - мек! По нему и будем работать. Ещё? - Дагблад спешно набрасывал позиции на сетку и вычислял. - Ммм, подожди. Кажется, видел ещё пару, но они наверное в здания ушли. Отметь тогда - это, как раз у ратуши, один градус против часовой от точки Сигма. Рид открыл рюкзак и достал головной бинокль, повозившись с фиксирующим ремнем, натянул его на каску. Потом повернулся к растянувшемуся на спальном мешке Дагбладу. Тот лежал с винтовкой в глубине комнаты, скрытый тенью. Линзы бинокля, перекрывшего часть лица наводчика, вдруг зло блеснули отраженным светом заходившего солнца. - А знаешь, друг, ведь мы смертники. - Да ну. - Фыркнул Дагблад. - Скажешь тоже. Император сохранит. Сейчас грохнем эту мразь инопланетную, и отойдем, как планировали. Далеко они? - Километрах в четырех, но трак никуда не денется, просто негде ему. Только куда второй делся, непонятно - сломался, может? - Тогда отвоксируй пока в штаб, я полчаса посплю. Как что - сразу буди, понял? Рид кивнул и достал из патронташа кирпичик питательной смеси, ругаясь, развернул онемевшими пальцами и принялся есть. Дагблад же прикрыл садянящие глаза. Ему пришла в голову мысль, что ему очень повезло с напарником. В отличие от множества соратников, Рид не был фанатично набожным, или показушно расхристанным воякой, как все остальные. Вел себя сдержанно, не разглагольствовал постоянно о великой человекоспасательной миссии Гвардии, не смотрел собачьими глазами в уродливую рожу комиссара Эйка и дроча на медальку за свои деяния. Молчаливый, спокойный... После двух совместных снайперских операций Дагблад проникся недюжинным уважением к своему напарнику, который казалось, совсем не тяготился своей "негероической" должностью, и просто четко исполнял свои обязанности. Сам первый снайпер видел, каким дерьмом исходили другие корректоры, не удостоившиеся чести стрелять. Команда из них вышла монолитная - двое безжалостных людей, делавших работу и не думавших о будущем. Будущий еретик провалился дальше в поверхностный сон, радуясь осознанию того, что у него есть товарищ.
- Ветер десять метров в секунду, запад, неоднородный. Расстояние - семьсот шестьдесят три метра, отклонение - двадцать шесть дюймов, угловое отклонение - девять и семь...
Мир снайпера ужался до размеров окуляра, в который, расчерченный черными насечками прицела, еле помещался один красный глаз с тонкой прорезью зрачка. Холод ушел из воздуха, он поселился внутри - в легких, желудке, заморозил слюну, отучил дышать и глотать. Пульс упал до тридцати ударов в минуту, пальцы нежными, интимными прикосновениями отрегулировали прицел. Смерть. Она вот-вот родится из этой связки человека с машиной, и она будет прекрасной. В такие моменты, голова снайпера пустела, только ток крови в собственных сосудах напоминал ему о том, что он человек, а не судьба во плоти. Орки выглядели так чуждо на фоне грязно-серых уродливых домов. Их несуразная машина, ощетинившаяся шипами, размалеванная варварскими знаками, медленно ползла по узком переулку, в то время как установленные на крыше пулеметы вращались, глядя и нацеливаясь в пустые окна. Ветер завывал в опустошенных зданиях, а толстые лапы орков хлюпали по подтаявшему снегу. Толстые у них черепа, подумал Дагблад, говорят, иногда пули вскользь пускают. У мека этот толстый череп защищал ещё и грубо отлитый шлем, височные части которого увенчивали рога. Металлические челюсти орка скрежетали при соприкосновении друг с другом, и вожак широко раскрывал пасть, отдавая рычащие приказания бредшим рядом с машиной нобам. Рёв мека эхом отдавался от домов. Рид, наблюдавший за орками через бинокль, едва слышно хмыкнул, в который раз подивившись тому, что водительское место трака ничем не защищено. Но это все не имело значения. Потому что звериный, непроницаемый красный глаз, за которым не было видно и понятно работы чуждого, примитивного, но злобного разума, уже оказался зафиксированным в перекрестье прицела. Гвардеец перестал дышать, последний раз поднялась и опустилась диафрагма. Плавно начал на спусковой крючок.
Выстрел фактически отбросил мощное создание с его водительского сидения, пуля разворотила орку затылок, окропив сидевшего рядом гретчина мозгами и кровью. Потом тело упало на землю, дрогнули огромные ножищи и тварь затихла. Как и ошеломленные таким поворотом событий, орки
- Отвоксируй, что механик уничтожен.
Дагблад мягко сместил ствол. Розовая скользкая глотка хрипящего в панике ноба... Разлетается ошметками языка и толстой кожи. - На два градуса вниз отклонение. Ещё один орк как подрубленный падает в облаке крови, широко растопырив когтистые лапы. Кровь. Их кровь размыто-багрового цвета, почти как грязь пропитанного выхлопами снега. - Макс, они в машину грузятся, ты слышишь? Но Дагблад и так видел, что потеряв троих, орки с удивительной для их туш скоростью забрались в фургон трака, и тот... тронулся вперед по улице. Очевидно, машина управлялась и изнутри, но в оскалившемся зубцами таранном полотне, загородившем глухо забитую броней водительскую кабину - настоящую водителеськую кабину, а не фальшивый открытый постамент - не нашлось зазоров. Пуля бессильно щелкнула по прочной листовой стали, наваренный на то, что должно было быть дополнительным бензобаком. Снайпер встал и, взяв с ящика бинокль, всмотрелся вдаль. - Они сюда едут, Рид. Нас засекли, и... Его речь прервал взрыв где-то на верхних этажах здания.
- Говорит группа Сарфир-3, прием. Механик трака был уничтожен, но техника продолжила движение. Повторяю, машина не уничтожена, личный состав не уничтожен. Сапфир-А и Сапфир-Б засечены, запрос на подтверждение отхода. Ожил вокс, и Дагблад напряженно вслушивался в слова из штаба. - Группе Сапфир-3, продолжать попытки уничтожения. Уничтожьте цель, когда она приблизится к вам. Запрос на отход не подтвержден. Повторяю, гвардейцы, запрос на отход не подтвержден. - Полкан... - Процедил Рид, опуская рук с воксом. - Мы остаемся.
- Да кто же мог знать, что машина бронированная вусмерть, а эта сучья рожа - не единственная! - Заорал Рид, протягивая снайперу последний рожок на 5 патронов. Дагблад не говорил ничего - он матерился.
Потрепанная и видавшая виды большая шута, внешне напоминавшая гротескный и увеличенный раза в три, пулемет, работала по верхним этажам здания, где засели Рид и Дагблад. Первые залпы разрушили хрупкий лестничный пролет, и один из путей отхода оказался завален, в то время как второй пока вел только в лапы орков. Пулемет, установленный в кузове уже сильно изрешеченного трака, надрывался и грохотал на весь переулок. Гильзы размером с руку человека, падая на асфальт, высекали снопы искр. Дагблад, вцепившись в винтовку, и терпя отдачу, поливал улицу свинцом - больше наугад, ведя беспорядочный огонь. Вот кончились патроны, и двое гвардейцев перестали огрызаться, но орки всё продолжали стрелять, заходясь в нечленораздельных воплях упоения стрельбой. Пули то рикошетили от бетонных стен с выгравированными на них черепами, то уходили в пустоту вдоль по улице. Двое орков лежали у трака с выпущенными кишками, сунувшись слишком близко к огневой точке.
- Что? Что? - Рид, кашляя, пытался понять, что ему передают из штаба. Взвесь пыли забивалась в горло. Снова громыхнул гранатомет, но снаряд попал в окно третьего этажа и на солдат посыпалась штукатурка. - Повторяю, мы под обстрелом! Убийство механика не остановило орков, повторяю! Мы не можем уйти! Цель не уничтожена? Что? - А-а, дай мне вокс! - Дагблад не выдержал и вырвал передатчик из рук Рида - ...годно. Через две минуты сектор подвергнется массированному арт-обстрелу. Так как орки во всех подсекторах дезориентированы вашими героическими действиями, мы мож... - Они не дезориентированы! Нам требуется подкрепление, вы слышите? Если вы начнете обстрел, мы, мы же тоже... - Рядом свистнула пуля, выбивая из стены бетонную крошку. Лицо Рида словно обвисло в отчаянии. Они оказались замурованными в простреливаемую ловушку, без шансов выбраться наружу живыми. Без единого шанса. - Рядовой Дагблад, немедленно успокойтесь. Командование делает всё возможное. - Неожиданно в наполненный помехами эфир прорезался надменный, саркастичный голос комиссара Эйка. - Приказ был ясным - уничтожить цель. По возможности, полностью. Вот и уничтожайте. - Да вы... - Дагблад задохнулся от гнева, но эфир ответил только шумным треском помех. Наступила тишина. Он не знал, что сказать, потому что в какой-то момент, отдаленная перспектива смерти вдруг стало реальностью - и это чувство неизбежного, рвущее нервы, сковавшее волю, вдруг подавило всё человеческое и рациональное, что в нем было. - Я ж сказал. - В этой оглушительной тишине, механические интонации Рида звучали особенно неприятно. Он, как и Дагблад, взял запасное оружие, последнее, которым они могли воспользоваться - лазганы с прикрученными к стволам штыками. - Мы смертники. Они на нас просто внимание оттянули. Сколько? - Две минуты, сейчас уж меньше. Но мы вот что можем сде-...
Дагблад так никогда и не узнал, что хотел сделать Рид, потому что секундой позже, нечто зеленое метнулось ему за спину, выпрыгнув из свободного прохода, и огромным топором располовинило гвардейца. С неправдоподобно громким хлюпом, исторгая из вспоротого живота и грудной клетки внутренности, рассеченное тело сползло с гигантского лезвия на пол. Орк зарычал, и, неожиданно для самого себе, зарычал Дагблад. Тяжелая, слепая ненависть, слишком осязаемая и едкая, чтобы быть человеческой, захлестнула его разум, пропитала тупой, безрассудной яростью. Он рванулся к орку, на миг опешившему от душераздирающих звуков, что издал гвардеец, и, сократив разделявшее их расстояние в метра три, увернувшись от топора, прошедшего над его головой, рубанул гиганта штыком в шею - орк хрюкнул, дегтярный запах чужой крови, такой острый в холодном чистом воздухе, ударил по обонянию Дагблада, вызывая тошноту. Его нога поехала на чем-то скользком, мельком глянул вниз - кишки его друга, и тут орк ударил его другой рукой, в которой был зажат нож, насаживая гвардейца на клинок животом и поднимая его в воздух. Лазган выскользнул из рук Дагблада, окружающее размылось в цветную круговерть - земли под ногами он не чувствовал, только это - кусок стали у себя внутри. Где-то раздавалось рычание, отвратительный говор остальных ксеносов... Взорвав перепонки звуковыми перегрузками, на них рухнули небеса.
И вот нас вызывают, И вот нас вызывают, И вот нас вызывают Особый наш отдел Скажи а почему ты... Скажи а почему ты... Скажи а почему ты Вместе с танком не сгорел?
Любо братцы любо, любо братцы жить! В танковой бригаде не приходится тужить
Вы меня простите, Вы меня простите, Вы меня простите - Это я им говорю В следующей атаке В следующей атаке В следующей атаке Обязательно сгорю.
В госпитале, наспех оборудованном техножрецами, к нему подошел сам комиссар. Роберт Эйк выглядел свежо - на мундире ни одной складочки, золото отполировано до зеркального блеска, двуглавые орлы гордо глядят с эфеса парадной сабли. Разве что плотская часть комиссара выглядела не так внушительно - ссохшееся личико старого скопца пересекали толстые бугры старых шрамов. С возрастом ситуация не улучшалась, но Эйк нёс свои травмы гордо, выставляя на показ слепое бельмо левого глаза, так и не уступившего своего законного места в глазнице бионике. Обходы раненных бойцов Эйк не любил, так как считал, что ранения оправданы лишь в том случае, если они работают на авторитет, например, если их видно на лице. А дырка в пузе или сломанная нога, что мешает бойцу драться, это - слабость.
Он пришел в сознание на второй день. Счастливая случайность сложила две рухнувших плиты домиком - орка размозжило, а раненный гвардеец остался нетронутым, да ещё и не завалило так, чтобы дышать было нечем. Нашли ведь потом, откачали. Но благодарности к спасителям Дагблад уже не испытывал, и лежал молча, ни с кем не разговаривая и не вступая в контакт. А зачем, если единственный человек, которого он мог назвать другом, был мертв - благодаря им же. Эйк остановился у койки, поджав губы осмотрел трубки, торчавшие их перебинтованного туловища гвардейца и уходившие в чрево небольшого, смиренного согнувшегося у ложа раненного, сервитора. Трубки качали кровь, и несколько секунд комиссар молчал, уперев взгляд в омываемой темно-багровой жидкостью пластик. - Ну, боец, как дела? Как настрой? - Комиссар безуспешно пытался имитировать одобряющий тон. Голос, который обрек его на смерть, который всегда обрекал его на смерть. Дагблад не мог его игнорировать и открыл глаза. В мутном свете хосписа, находившегося глубоко под землей, он едва различил словно вырезанную из мрака фигуру комиссара. - Вы бросили меня умирать. Одной этой спокойной фразы хватило, чтобы взорвать темперамент Эйка. Он вскинул руку, собираясь ударить лежавшего на койке человека, а потом перевел взгляд на табличку у изголовья. - Рядовой Дагблад... - Натянутая улыбка не смогла прикрыть рвавшуюся изнутри комиссара злобу, залегшую в морщинах его лица. - Вы ослушались приказа и будете наказаны. - Я не нарушил приказа, ком-мис-ссар. Я же остался там подыхать. - Просипел снайпер, пытаясь на локтях приподняться и заглянуть в глаза . - Дерзость, гвардеец, дерзость, тс-с-с... - С притворным сожалением заметил Эйк и оглянулся, чтобы удостоверится, что лежавшие на соседних койках раненые без сознания, откину голову назад, просматривая коридор, по которому лишь изредка шелестели мед-сервы. Потом положил руку на рукоять именного пистолета. Дагблад внимательно следил за его движениями. - А вы ведь знаете, что ждёт проштрафившегося бойца. Пуля, рядовой Дагблад. - Эйк причмокнул, смакуя слово "пуля". - Пуля в спину. Никогда не забывайте про неё. Она может найти вас в любой момент, учуять вздорные и вредные мысли, как... ищейка, да.
И Дагблад не забыл. Он тоже чуял пули. И семь лет спустя, хотя обещание комиссара о наказании не было исполнено, хотя он все равно служил в Гвардии - или, скорее, на гвардейских полковников, он учуял эту пулю. Позже, когда комитет внутренних расследований 15-го Кадианского полка осматривал тела убитых в бойне при ставке Гвардии, майор Мактур так и не смог понять, зачем убийца запихнул во вскрытую глотку комиссара пулю от огнестрельного оружия.
Из сна еретика вырвали голоса. Пока оцепенение сползало с него, освобождало затекшие мышцы, он услышал.
- ...ист. Я думаю. Будьте осторожны. - Это Слоба, мямлит, жует слова. - Не доведет тебя это до добра... А все почему - не чтишь ты Господа Бога нашего... Ага. От яркого света треснул мрак под веками Дагблада.
Два офицера Адептус Арбайтес, хотя и успели за свою жизнь пострелять по зарвавшимся мародерам и бандитам, всё же плохо, особенно со слов торговца, представляли, с чем им придется иметь дело, а поэтому держали свои болт-пистолеты не слишком крепко, не слишком напряженно. Скрутившаяся в комок фигура в дальнем углу подсобки, вдруг распрямилась. Еретик одним ртутным движением вскочил на ноги и увидел двух людей в черных бронированных комбезах и шлемах с забралами, украшенными символикой АА, а так же Слобу, испуганно выглядывавшего из-за их спин. Этого хватило, чтобы оценить ситуацию и решить, как действовать. Офицеры думали чуть дольше и поэтому не успели выстрелить.
Пока он бежал к офицеру, сорвавшись с места в одно мгновение ока, тот успел всего лишь приподнять пистолет. Но еретик не ударил арбайтеса, вместо этого он высоко прыгнул, с силой оттолкнувшись правой ногой от плеча офицера и подбросив свое тело выше, цепляясь руками, а потом и подтягивая ноги, за трубчатые выступы системы кондиционирования в потолке. От пинка офицер грузно грохнулся об пол. Эта смена плоскостей боя лишила офицеров последнего шанса. Тяжелый десантный нож пробил забрало шлема и лицо офицера, окутав того вихрем стекла и крови. Тело осело наземь. С потолка ухнул второй, более легкий нож, пригвоздив второго арбайтеса к пласталевым плиткам. Он забулькал, потянул руки к торчащей из горла рукояти, когда нож вдруг рванули вверх. Кровь хлынула из пробитого горла с удвоенной силой.
- Очень с твоей стороны некрасиво, Слоба. - Сказал Дагблад, слизывая чужую кровь с клинка. Он перешагнул через объятое дрожью умирающее создание. С каждым его шагом, торговец отступал все дальше и дальше, пока наконец лопатками не уперся в стеллаж. На пол со звоном посыпалась какая-то дорогая мелочевка. Слобу затрясло ещё сильнее, ледяные пальцы вдруг пережали ему трахею, не давая вздохнуть. Существо, приближавшееся к Слобе, не было человеком. Сама человечность сползала с него клочьями, обнажая под этой иллюзией бешеный кривой оскал ожившего мертвеца, разрываемого от ненависти к живущим Еретик остановился в полуметре от истекающего пОтом торговца. - Не люблю, когда меня предают. И зачем ты это сделал? - Ты, т-ты же... - А, ты догадался о моей связи с... - Еретик прервал свою речь, и в шутовском жесте воздел руки к потолку. Рассмеялся. - Быстро соображаешь. Но поступил ты плохо. Как я и обещал, я ничего не тронул, не украл, спал себе мирно - да и только. Слоба с ужасом смотрел, как еретик чертит на своем лице две кровавые линии кончиком ножа. Это зрелище, казалось, окончательно сломило его волю и он упал на колени, всхлипывая и пуская слюнные пузыри. - Не хочу, н-не хочу ууууу...у, у-умирать, нет. Дагблад взял торговца за грудки и поставил на ноги. Его белесые глаза ощупывали каждый сантиметр оплывшей морды, изучали реакцию страха, мимические признаки капитуляции рассудка и духа. Власть. Её аромат витал в воздухе, щекотал ноздри и дразнил. - А ты и не умрешь. Может и умрешь, я ещё не решил. - Дыхание еретика имело затхлый, сырой запах свернувшейся крови, но при этом было холодным. - Скажи мне, почему ты должен жить, Слоба? Я же не бездумный убийца. Я должен понимать. Ну неужто ты мне не скажешь? Ведь мне хочется тебя убить. Я ещё не знаю как... - Дагблад облизнул губы и провел краем лезвия торговца по носу. - Много чего можно сделать. Можно спустить с тебя шкуру, медленно, чтобы ты почувствовал каждый рывок, рассоединяющий твои мышцы с кожей... Или выпустить кишки, под дулом пистолета заставив тебя с аппетитом их есть... Или принудить к тому, чтобы ты занялся, ххе, любовью с трупами убиенных тобой невинных вояк. А, Слоба? Я же псих и извращенец, ты раззадорил меня. Подумай сам. Почему я не должен тебя убить? Зрачки Дагблада сжались в игольные точки. - П-потому что... - Слоба собирался со словами, но тут его заикание прошло, и он довольно твердо закончил фразу. - Потому что ты не сделаешь э-этого. - Да-а? - Еретика этот всплеск мужества повеселил. - И отчего вдруг? У торговца дрожали губы, тем не менее, он даже вздернул подбородок. - Почему бы тебе не обернутся и самому не посмотреть? - Ты играешь со мной, Брадек? - Тон Дагблада опасно понизился, он переложил свою руку с воротника на толстую шею торговца и поднес нож к самой пульсирующей жиле на горле Слобы. - Что за хр... Заскреб, задребезжал металл по металлу. Недоверчиво покосившись на контрабандиста, Дагблад повернул голову к источнику звука, услышанного даже на фоне стонов подыхающего арбайтеса - и практически уткнулся лицом в дуло стаббера. Дуло уходило в ствол, ствол перетекал в само оружие, оружие вгрызалось в пергаментную, опутанную проводами плоть руки сервитора. В нем мало что осталось плотского, рука, да немного головы и груди - ноги заменяли гусеницы, череп еле налезал на массивную серверную систему, мощная аугментика поддерживала торс, в который была вмонтирована система жизнеобеспечения... От стаббера за спину сервитора уходила широкая пулеметная лента и связки проводов. - Это... Боевой сервитор, перепрошитый... Ай-ай, Слоба, за такое по головке в Администратуме не погладят... - Неожиданный поворот событий не до конца вывел еретика из равновесия. Руки и ножа от горла торговца он не убрал. На его скулах заиграли желваки, когда он рассмотрел пустую кожаную маску, натянутую на железо, что была когда-то лицом сервитора. - Убери его. - Чтобы ты убил меня? - Слобе удалось выжать из себя смешок. Он осторожно поднял свою правую руку, на которой матово поблескивал имплант. Поводил бионическим пальцем чуть-чуть из стороны в сторону. Оружие на руке сервитора качнулось в такт. - Нет, сука, это ты только рыпнись, и малыш вынесет твои подгнившие мозги. Но еретик не слушал его. Он прикидывал свою реакцию и реакцию сервитора, и по всему выходило, что сравнение не в его пользу. Даже если он успеет хорошенько полоснуть торговца по горлу, у того будет доля секунды, чтобы отдать своей руке скрутить имплант в команду выстрела. А стаббер дает слишком большую площадь огня. Лязгнув зубами, Дагблад неохотно отпустил горло Слобы и сделал маленький шаг назад. Сервитор за его спиной тихонько зажужжал. Едва сдерживая рвотный позыв, торговец растирал ушибленное горло. - Нож брось. Через секунду сталь звякнула об пол. Торговец в наигранном сожалении покачал головой, избегая смотреть на еретика, которые только дичайшим усилием воли не впадал в безумие. - Сколько от вас мудаков проблем... - Прошипел Слоба. - От всей вашей засратой братии. Что, что мне теперь с этим делать? - Он ткнул пальцем в трупы офицеров. - А? Дагблад молчал. Слоба тем временем, отошел к столу - его руки ещё немного подрагивали от пережитого стресса, он неловко подтянул полу своей рубахи к носу и шумно высморкался, а потом снова повернулся к стоявшему под прицелу Дагбладу. Торговца распирало от гордостм, это упоительное ощущение победы кружило голову. - Самым лучшим выходом будет свалить все это на тебя... Да, пожалуй, я так и сделаю. Теперь, когда у меня есть доказательства... Мне надо выпить... - Не раздумывая, Слоба сгреб со стола стакан. Глаза Дагблада расширились от такой вопиющей глупости, но для торговца было поздно.
Почти незаметным глазу движением, еретик скрючился и скользнул назад, к самому туловищу сервитора, под его руку со стаббером. Взвизгнула резиновая псевдокожа и пластик гидравлических труб, когда ногти еретика впились в сервоприводную систему, выдирая ошметки атрофирующихся мышц и кромсая двигательную систему. Продолжая движение, он зашел за спину сервитору, наугад выдергивая из железного затылка провода... Через пару секунд, сервитор вырубился, его рука хрустнула под весом оружия, когда отказали поддерживающие системы.
Тело Слобы отдало единственно верный в этой ситуации приказ - бежать. Но куда ему было тягаться с бывшим солдатом...
Кровь еретика шипела на груди торговца, разъедая кожу клеймом трех колец.
- Не надо было меня предавать, Слоба... Тут видишь ли, играют силы посильнее нас с тобой. - Холодный палец Дагблада надавил на свежую язву. Торговец обессилено всхлипнул, когда рука еретика вновь вернулась на его горло. На этот раз, в голосе культиста не было ни капли иронии или сочувствия, только отстраненная безжалостность. - И боюсь, тебе, для начала, чтобы подтвердить свою лояльность, придется самому разобраться с Адептус Арбайтес. Ради меня. Ради богов. Чтобы искупить свою вину и предательство.
Фыркнув, Дагблад отвернулся от содрогающегося в рыданиях Слобы, под котором расплылась лужа, подошел к мертвому офицеру и выдернул второй клинок из раскрошенного забрала.
- А я ведь к тебе спиной повернулся
Слепота
- Проблема в слепоте... - Пригубив терпкое, чуть кисловатое вино, Дагблад, поверх серебряных тарелок, уставился на медикуса Рабенфорга. Тот в ответ удивленно изогнул бровь - этот жест смотрелся комичным, подергивание плоти над вычурной сталью старомодных киберокуляров.
- В слепоте? - Тихо переспросил он.
- Конечно. Точнее, в том, что у людей крайне избирательное зрение. Вы же сами прекрасно знаете, какое это средство манипуляции.
- Если это... - Начал было медикус, но его прервало раздраженное шипение еретика.
- Это имеет непосредственное отношение к разгрому... - Дагблад замялся, опустил вилку в дымящееся оранжево-желтовое месиво, сжал губы. - Моего культа.
Йоахим Рабенфорг, видя замешательство гостя, изящным движением многосуставчатой хирургической клешни, заменявшей ему кисть, подозвал сервитора. Закутанная в белые одежды, шуршащая сонмом маленьких инсектоидных ножек фигура засеменила по направлению к еретику, зажимая в унизанных проводами руках бутыль вина. Угрюмо рассмотрев гладкое, почти кукольное личико серва, наполовину скрытое забралом респираторной системы, аккуратно наливавшего вино в бокал, Дагблад не поспешил возобновлять разговор. Некоторое время лишь позвякивали столовые приборы. Сам еретик без всякого интереса ковырялся в пище, рассортировывая составляющие блюда по краям тарелки - кусочки чего-то, похожего на скользкое мясо в соусе направо, сомнительного вида корешки налево. Медикус наблюдал за этими манипуляциями, и думал о том, что хорошие манеры гибнут раньше всего - а за этим мир уже ощутимо и бодро начинает катится в преисподнюю.
- Я понимаю. Для вас это было серьезным ударом. - Рубиновые линзы бесстрастно отражали свет внедренных в стены ламп. Дагблад вздрогнул, оторвавшись от своего занятия. - Правда, странно, что вы называете секту Малефа Морбилла [i]своим[/i] культом...
- Йоахим, вы неправильно поняли. Естественно, я не стал бы приписывать себе дело Морбилла, да воссядет он у трона Отца, лишь в том смысле, что я - единственный, кто выжил.
- Слепота... - Хмыкнул Рабенфорг.
Высокий, статный, даже несмотря на то, что его торс был вделан в пласталевую кибернетическую платформу жизнеобеспечения, опиравшуюся на шесть заостренных клиновидных лап, он возвышался над столом, безупречно прямо держа спину - от него буквально исходила волна элитарности, осязаемое порами чувство уверенности и непоколебимости в собственном статусе. Йоахим Рабенфорг лишился страха давно, и, вероятно, хирургическим путем. Все его тело было открытой манифестацией пренебрежения к человеческим слабостям, а дороговизна и недоступность таких массивных изменений только подчеркивала броню неприкасаемости даже перед лицом Арбитров.
Шикарное убранство личных покоев оберхирурга, отраженное в мебели и различных неутилитарных мелочах, уставленные медицинской аппаратурой стены и незаметное, ненавязчивое присутствие отпечатка качества на всем, начиная от вилки и заканчивая шелковистым, упругим нейлоном обивки кресла, немного подавляло Дагблада. Он привык к грязи, привык прятаться в трущобах, на самом дне, и постепенно начал забывать, что быть адептом Отца - не всегда значит быть убогим и загнанным зверем, грызущим собственную лапу от отчаяния. Что возможны другие варианты существования... Возможны, но тем не менее, не всегда доступны. Дагблад машинально провел пальцами по скатерти, мягкой и чистой, насыщенного желтого цвета. Он мог лишь догадываться, что это качественный материал. Как забавно, отстраненно подумал он, ощущений нет, но ты продолжаешь их ожидать. Продолжаешь верить.
- Так слепота вас погубила? - Голос Рабенфорга оставался ровным. Он изучал культиста и тот лишь мог догадываться, насколько глубоко в его душу... в его тело, глядели искусственные, но всевидящие глаза. Какие данные о сердцебиении, дыхание, уровне глюкозы в крови и мозговой активности и как интерпретируются натренированным, холодным и безжалостным разумом Йоахима, как он определяет пригодность прибежавшего на поклон изгоя. Дагблад догадывался, что Рабенфорг многое может извлечь из него. Это был незаурядный человек - семьдесят лет он осторожно, с истинным мастерством прирожденного скульптора плоти, медленно но верно подвергал коррупции центральный узел Адептус Медикус Аксиса. Выворачивал врачебную практику наизнанку, но настолько искусно, что ходившие по лезвию этих измен жертвы и не подозревали о том, что средоточие их благополучия, важнейший орган власти уже работает на цели совершенно противоположные, что раковая опухоль окрепла и пустила метастазы. Рабенфорг, постепенно инициируя ординаторов и высший хирургический эшелон, действовал осторожно, никогда не позволяя своей криптоорганизации стать настоящей сектой. Они не работали втайне - просто работали [i]по-другому[/i]. Только канализационная крыса могла поймать Йоахима за крыло...
Глядя на медикуса, Дагблад размышлял о том, что выносят в себе его пациенты из числа высокопоставленных и досточтимых членов Домов Аксиса, офицерство Арбайтес, и многие другие, после посещения его операционной. Насколько эффективны схемы заражения, созданные на восемьдесят процентов механическим мозгом, надежно упрятанным под гладкий, собранный из лоскутов пластали и железа, череп?
Хамить и лгать такому человеку было неразумно. Рабенфорг мог стать билетом Максимуса за пределы Ирридас. И если ему придется склонится перед его властью и авторитетом - так тому и быть. Прислуживать такой личности, воплощению Отца, было делом чести.
- Можно и так сказать. Морбилл хотел всего и сразу, он... был сторонником силовых методов. Да и я... - Еретик поерзал в кресле. - Я привлек внимание к, кхх, проблеме, не отрицаю.
Рабенфорг медленно кивнул, явно удовлетворенный ответом. Издавая скрип, сталь его манипуляторов заскользила по стеклу бокала. Отсветы ламп играли бликами в теплоте красного вина.
- Действительно. А теперь на Ирридас почти целый конклав Инквизиторов. - Его тон резко сменился, ощетинился ледяными иглами презрительных интонаций. - Я могу вас поздравить, Дагблад, вы истинный сын Коррумпирующих Сил - дела шли прекрасно, и тут вы, со своей глупой жаждой крови, в единый момент... - Лицо медикуса исказилось в гримасе, кожа под вживленными окулярами собралась в злые складки, он вскинул руки к потолку. - Пфф! И всё поставили под угрозу!
Рука Дагблада непроизвольно сжала столовый нож, но он сдержал себя.
- Я согласен. Так и произошло.
Еретик угодил в ловушку Цервиуса не сразу, она сработала только во второй раз, когда обезумевший от страха предатель попытался найти укрытия в древних сталактитовых пещерах у подножья северной опоры Улья, названных Храмом в честь природной торжественности змеевидных колонн, подпиравших своды убежища.
А тогда, инквизиториальному отряду удалось уничтожить почти всю секту. Почти.
Дагблад предпочитал не вспоминать ту ночь. Культисты выбрали временным штабом для проведения собраний полузаброшенный Скрипториум. Редко кто появлялся в мрачном, бункерообразном здании, распластавшимся скошенными опорами грубых порталов под более новыми и оживленными строениями техников, редко кто нарушал покой длинных залов, уставленных мерно гудящими монолитами серверов. Покинутая информация гнила себе в потерянной безвестности, пока там не появилось семеро не совсем обычных людей.
Ему потом часто снилось, как их расстреляли.
Темнота, скупо освещаемая лампочкой в потолке. Лица - стёртые, расплывчатые, изуродованные. Стол, в небольшой операторской нише в дальнем углу зала. В столбе света пляшут пылинки. Пыль, пыль, её тут всегда так много. Морбилл привстает, его белые волосы золотятся, попадая под свет. Он громко говорит, машет руками. Дагблад ему возражает, но, кажется, отключили звук, и слова погрязают в вате пространства.
Вспышка слепящего голубого света.
Взрыв, обваливающий потолок, сквозь пролом гладкими чёрными насекомыми проникают аколиты и боевые инквизиториальные сервы. Лица в замешательства, круговерть образов, беспорядочные зигзаги выстрелов в моргающей тьме. Он хватает легкий стаббер-пистолет, целится в одну из закутанных в длинные балахоны, фигурок с эмблемой орла на груди - её грудь сминается в выхлопе миниатюрного взрыва, конденсировавшимся всплеском крови...
Он видит, как падает разорванный очередью Аргус Хевак, бывший архивариус Магос Биологис. На его лице, в стробоскопической вспышке подствольных фонарей, навсегда застывает растерянно-детское удивление.
Он видит, как заряд из болт-пистолета пробивает дыру в животе Рауга, несостоявшегося адепта Бога-Машины, как его отбрасывает на сервер и во все стороны летят его внутренности.
Гибнет специалист теплообмена Гируд, успевший выхватить пистолет и разворотить выстрелом шасси одного из сервиторов - он успевает скользнуть за укрытие, но пули быстрее, они вроде бы только слегка чиркают по его черепу, но этого оказывается достаточным, чтобы...
Хрипит, надрываясь, хеллган на другом человекоавтомате, пули рикошетят от стальных гробов серверов.
Дагблад видит, как стриженый под горшок аколит выдирает пиломеч из тела другого культиста, и с дебильной улыбкой, но невероятно быстро, бросается на него. Еретик успевает уклонится от удара, пиломеч описывает широкую дугу, свистя над самым ухом и Дагблад подныривает под руку аколита, вцепляясь ногтями ему в горло. За секунды до того, как выдрать ему кадык, Скрипториум сотрясает ещё один взрыв - это подорвался на гранате Хааск. В голове предателя мелькает мысль о том, что вот Хааск и сделал то, о чем мечтал - он всегда с собой носил гранату, утверждая, что в случае опасности, убьет себя как мужчина, да и как можно больше ублюдков с собой заберет. Дагблад не знает, скольких он забрал, он сосредоточен на пускающем красновато-слюнные пузыри аколите - и тут, на мгновение, его слабые псайкерские способности раскрывают перед ним разум этого недочеловека... Словно кто-то пробил в реальности дыру, убавил яркость, звук и ощущения из неё, и в то же время - снял тонкую, пыльно-серую завесу с мыслей и чувств приспешника инквизитора.
Когда еретик приходит в себя, его враг уже валяется на земле с разодранной глоткой. Дагблада шатает, рядом взвизгивает пуля и он, согнувшись, юркает за ближайший сервер.
Стон.
Он оборачивается, выглядывает из-за угла. Все вокруг в дыму, но справа он видит уже окончившуюся битву. Вон тот, высокий и в капюшоне, с книгой в одной руке и болт-пистолетом в другой - Инквизитор. Ещё один аколит, в руках хэллган. Два сервитора. Они склоняются над темными комками тел, и Дагблад видит, что одно из них - тело Малефа, он узнает его по белым волосам. Со смесью ненависти, отвращения и жалости, еретик понимает, что его соратник жив. Он пытается отползти от своих палачей, одновременно стараясь запихнуть во вспоротый пулей стаббера живот, внутренности. Из его рта течет кровь, но он сжимает зубы и ползет, даже не в силах прохрипеть последние проклятия.
Дагбладу удалось уйти. Чудом, и только, как оказалось, отсрочить - но уйти.
А они погибли. Все до одного.
Он усмехнулся и принялся извлекать грязь и остатки спекшейся крови из-под своих длинных ногтей.
- Я бы хотел увидеть космодесантника Хаоса. Живого, во плоти. Не святошу в силовом доспехе, а настоящего сверхчеловека. Знаете, Йоахим, наши муки и наша борьба, они ведь ничто. Да, ничто. По сравнению с тем, что испытывают они.... Когда я служил в Гвардии, - продолжил еретик, не обращая внимания на пристальный взгляд медикуса. - К нам на два дня, в Цитадель пустили космодесантников Ультрамара. Их баржа, она висела на орбите по-моему, на дозаправку. И этих воинов зачем-то пустили в Цитадель. Что-то в рамках дружественного обмена опытом.
- Вы видели результат операций? Весьма интересное зрелище, не говоря уже о технологии. Церебральные машины, с помощью которых им... Жаль, мне приходилось только просматривать теоретические мнемы на данную тему. - Перебил его Рабенфорг, в мечтательном жесте кладя голову на сомкнутые манипуляторы.
- Уж не знаю насчет операций, но мельком я их видел... Машины - другого слова и подобрать не могу. Молитвы и тренировки, тренировки, и молитвы. И невероятно жесткий код. Мне кажется, даже намного жестче чем у вас.
В полумраке, глаза Рабенфорга горели греховным, страстным огнем, когда он начал говорить.
- Вы должны понять, Максимус, что нам с вами никогда не удастся увидеть целостную картину. Мы, мм, подобны слепцам, которые щупают предметы и пытаются по их форме угадать цвет. Задача, мягко сказать, невыполнимая. Но сама несправедливость заключается в том, что мы слишком бедны для того чтобы заменить наши грешные слепые бельма на импланты. Нам не дадут этого сделать. Ваш уровень посвященности ниже подземелий подулья, мой, конечно, выше, но ненамного, если говорить о масштабе... Представьте, какая паутина бюрократических проверок и параноидальной секретности сдерживает магистрат Адептус Медикус одного-единственного Улья. Приходится все вырывать из контроллерских лап ценой спектаклей, подлогов. Поэтому, то, чем мы с вами занимаемся, напоминает... А впрочем, что говорить, подойдите сюда.
Стальные клешни зацокали по полу под аккомпанемент еле слышных вздохов многочисленных сервоприводов. Рабенфорг отошел от стола и двинулся вглубь своих покоев, к дальней стене, которую полностью занимал механизированный иконостас Богу-Змее. Заинтригованный, Дагблад поднялся с кресла и последовал за хозяином. Обсидиановые глыбы приборов потрескивали, то тут, то там, на зеленоватых дисплеях пробегали строки загружаемой информации. На одном из аппаратов лежал тусклый и запыленный сервочереп, свесивший обрубки проводов. Дагблад внимательно рассматривал, запоминая. Этот иконостас казался священным, а укрепленный под потолком шестеренчатый череп в красном круге свидетельствовал о мрачной иронии Рабенфорга - внешне прославляя Бога- Змею, и сохраняя его символы даже в собственном дормиторе, в этой импровизированной лаборатории он, очевидно творил вещи богохульные. Даже в его белых одеждах, перехваченных цепью с инсигниями, в тенях складок притаилась тьма. Еретик перевел взгляд сначала на причудливый аппарат, из которого выпирали похожие на паучьи лапы вороненые сочленения каких-то манипуляторов, усаженных скальпелями и голопроекторами, потом на крытый стеклом куб, внутри которого поблескивали темные ампулы, усаженные в пасти круглых хромированных гнёзд.
- Это центрифуга. - Не глядя на еретика, отметил медикус. - Генокод неофитов часто нестабилен, нам нужны данные о том, как приживаются ретровирусы. - Он повернул голову в сторону Дагблада. - У вас все гладко прошло, кстати?
Предатель сглотнул.
- Более-менее... - Стараясь звучать непринужденно, он поскреб пальцем по стеклянному куполу миниатюрной центрифуги, оставляя в пыли на стекле разводы. - Для старой технологии, по крайней мере.
Рабенфорг растянул тонкие губы в улыбке, отчего грубый шрам, тянувшийся от уголка рта почти до самого импланта, заменявшего медикусу ухо, изогнулся и словно бы стал продолжением этой ухмылки. Слюна заблестела на металлических зубах.
- Приятно, что в наше время ещё находятся смелые люди, желающие лечь под нож непрофессионала. Гм, так я отвлекся. - Он нашарил в одной из ниш, завешенных тряпками, крупную шкатулку из дерева. Простую, без украшательств и, очевидно, довольно старую.
Направившись к столу, Рабенфорг пояснил:
- Благодарные, ммм, пациенты, из числа торговцев, бывает, привозят мне забавные вещи с других миров. Знают ведь, что старик охоч до безделушек - что, конечно, хирургу не к лицу, но маленькие слабости...
Дагблад не особо вслушивался в тираду медикуса. Он не понимал только, зачем Рабенфорг пытается казаться человечным. Нарочитое прибеднение без сомнения было лживым. Слабости... Впрочем, за ними можно скрыть силу. Ввести в заблуждение.
Тем временем, медикус открыл шкатулку и высыпал на стол содержимое. Им оказалось множество светлых пластинок. Подойдя поближе, еретик протянул руку, чтобы взять одну пластинку, но, спохватившись, отдернул её, вопросительно посмотрев на Рабенфорга.
- Берите-берите, не бойтесь. Это не артефакт. Просто... игра.
- Игра? - Дагблад повертел пластинку в руках. Прямоугольный кусочек то ли пластика, то ли кости, только не совсем прямоугольный - с трех сторон у пластинки находились выступы, а с четвертой - углубление. Одна грань была выкрашена в фиолетовый цвет, а на другой - узор.
- Вот смотрите, солдат. - Рабенфорг перевернул другие пластинки узорчатыми гранями вверх. Выбрал три, и соединил - выступы четко вошли в пазы, как зубцы шестеренок. Приглядевшись, Дагблад понял, что это вовсе не узор - линии образовывали незавершенный рисунок человеческой руки.
- Головоломка. Из частей надо составить целое. Вот что мы делаем. - Медикус заложил руки за спину. - Вы упомянули, что космодесантники - машины. В некоторой степени, так и есть. Я по крошкам собирал фрагменты сей головоломки, что стоило мне жизней многих бесполезных людей и потраченного на светских раутах времени, но... Оказалось, что им, нашим, кхм, защитникам, так называемые машины гипноучебы помимо прочего выжигают отдельные нейроны... Маленький, даже не особо страшный секрет их эффективности. Мы тоже тут это умеем. Не так как в Адептус Механикус, но, подобная операция не слишком сильно отличается от сервиторивания. По принципу, конечно, не по результату.
Зрачки еретика сузились.
- В гипносне легко найти слабые, по мнение орденских начальств, места психики. Найти, выявить, а потом удалить. Изменить связи. Чтобы не было сомнений. Не было вопросов. - Рабенфорг улыбнулся. - Знаете, как там говорят?
- Я слышал. Нас повели на их молитву посмотреть. Хм, чтобы показать, какой бывает дисциплина. Лучшую капеллу Цитадели выделили... - Дагблад нахмурился. - Сомнения порождают ересь - вы об этом?
- Да, верно. В этом, - медикус направил заканчивающийся скальпельным лезвием палец на еретика и качнул им. - В [i]этом[/i] они правы. А как иначе можно избавить человека от этого, ммм, непременного атрибута эволюции? От сомнений?
Грациозно переступая искусственными конечностями, Рабенфорг подошел к застывшему в углу сервитору. Он был намного выше его, но жуткие руки, в которых плоть, синеватая и неживая, мешалась с темной сталью, аккурат легли на задрапированные плечи человекоавтомата. В этом жесте было нечто отцовское. Медикус изогнулся, так, что под его накидкой сверкнули впившиеся в торс шлаги, и практически зашептал в аудиоплант сервитора.
- Это, если хотите, и есть символ Империума. То, чем должны быть все, кроме, разве что, правителей. И, в каком-то смысле, мы все сервиторы. Тот факт, что нам с вами, Дагблад, не вмешивались в структуру мозга хирургически, не значит, что нас не запрограммировали другим образом. Вас, как личность, создали для выполнения конкретных задач - и разве, скажите, вам не удалили все остальное?
Слова падали изо рта оберхирурга, как тяжелые болтерные гильзы. Они обладали весом. Рабенфорг подтверждал то, что еретик знал всегда. Какая-то уцелевшая его часть ещё с отрочества, при наборе в армию и начале подготовки, знала, что с ним делают. Её голос, её вопли, глушили. Но она продолжала орать.
Предатель ничего не ответил, и сел в кресло. Заметив это, Йоахим также не продолжил своих рассуждений, а запустил манипуляторы в командный блок сервитора, снял с полки контейнер с физраствором и поменял опустевший.
- Допустим, так. Это жесткий код. Тем не менее, его взломали. Изнутри. - Спустя пару минут сказал Дагблад. - Тогда, дело в том...
Он прервал самого себя. Его руки... Его руки были по локоть в крови, но с каждым движением ситуация только ухудшалась. Он так глупо подставил себя у Слобы, потерял бдительность, доверившись бандиту, ввязался в эту историю с Арбитрами. Он ненавидел себя, так как ему казалось, что все неудачи связаны с тем, что в него вшили "защиту от дурака". Механизм саморазрушения, который активировался в тот момент, когда он ушел на левый путь. Дагблад снова вспомнил то мимолетное погружение в сознание аколита. Оно описывало окружающее такими простыми образами. Мир обладал четкими очертаниями, жизнь имела цель, всему были найдены короткие, исчерпывающие объяснения, даже собственной убогости и кастрированности, а главное, там была надежда, и непоколебимая вера в то, что все будет хорошо. У Дагблада такой веры не было. Его вера, жестоко забитая внутрь муштрой и пропагандой, говорила о том, что надежды нет. Что единственный исход - позорная смерть.
"Вот, щенки, смотрите - так всегда кончаются попытки пойти против воли Императора и Человечества! Всегда! Это закон. Если кто-то тут думает, что где-то лучше кормят, если кому-то придет крамольная мысль о том, что он и сам хорошо проживет, без Его Света - вы, щенки, вспомните мои уроки. Зарубите себе на носу - каждая хаоситская тварюга будет корчится в петле али на костре. Это Императорское Милосердие, шавки. Если ступите куда не туда - это все, на что сможете рассчитывать!" так говорил проп-коммисар Школы, худой тип с выпученными глазами, имевший привычку орать на пределе легких и плеваться во время уроков. Он говорил, и показывал голослайды и голофильмы.
Тот голослайд, под которую пропкомм произнес свою прочувствованную речь, Дагблад хорошо запомнил. Сняли его, видно, на какой-то войне. Двенадцатилетним кадетам не рекомендовалось показывать совсем уж откровенные сцены резни, поэтому внешне голослайд особо шокирующим не был. Он изображал талларнского гвардейца, смуглого, одетого в пустынную броню. Ногой он попирал человека в драной, испещренной вмятинами броне, наступал тому на раненный живот. В другой руке гвардеец небрежно держал лазган и улыбался, щурясь от солнца, по дымящимся останкам танков на заднем фоне было понятно, что слайд сделан уже после битвы. В кадр так же попал кусок другого гвардейца, который характерным жестом опускал на лицо раненого приклад своей винтовки. Тот в свою очередь вытянул над головой худые окровавленные руки, пытаясь загородиться от приклада, и в этом ракурсе отлично наблюдалась грубо намалеванная на нагруднике восьмиконечная звезда. Само лицо хаосита разобрать оказывалось невозможным, по причине того, что с правой половины лица была содрана вся кожа, а левую заливала кровь.
Урок, который должны были извлечь из этого кадеты, был предельно ясным. Даже если ты подыхаешь и безоружен, но поддался Губительным Силам, пощады и помилования не жди. Император уготовил горькую чашу блудным сынам.
Горечь. Испепеляющая внутренности, едкая горечь поднималась изнутри Дагблада, когда он думал о своей судьбе. Даже то, как он калечил жизни других, не восполняло это тянущее, болезненное чувство невосполнимой утраты и безысходности.
Он тряхнул головой. Слишком много плохих мыслей за день. Хватило и того, что он вспомнил.
- Тогда как же, космодесантники, если им...
- Воля. Воля - это дар Богов. Вы все правильно сказали насчёт их мук. Восстановить утраченные части себя дело трудное. Но, Боги даруют им волю, дабы осуществить такой шаг - и они идут, несмотря ни на что. Перед волей космодесанта Богов склонился даже труп на троне. Этот подвиг мы можем оценить. - Хотя Дагблад и сбивчиво изложил свою мысль, Рабенфорг его понял.
- Насчет головоломки. Так и есть, вы, Йоахим, правы. Но, выходит, если целое нам не разглядеть, что остаётся? Только, как я и предполагал, наносить удары по тому что мы видим, до чего можем дотянуться... - Дагблад захрустел пальцами, потер затекшую поясницу. - Потому я к вам и пришел. Не волнуйтесь, вашего культа я не нарушу. Просто пережду... Пока затихнет эта чистка в межулье.
- А что вы можете сделать в одиночку, Дагблад? Как вы себе представляете своё дальнейшее существование? Будете ошиваться в отстойниках подулья, пытаясь сколотить банду из тупоголовых прислужников вентиляционных и теплообменных систем? Попробуете устраивать диверсии, сеять террор среди благопристойных, сытых жителей срединных уровней? Кровавые убийства, ободранные и освежеванные трупы, растянутые серпантином кишки, заложники, бьющиеся в истерике, взорванные газовые фугасы в церквях, священство, мятущееся, задрав юбки, в ядовитом дыму - это ведь все, на что вы способны, Максимус? Ваш, эммм, единственный способ воздействия на реальность... - Рабенфорг сосредоточенно раскладывал головоломку, все его восемь металлических пальцев с нечеловеческой скоростью тасовали её кусочки. Незаметно, словно паря над землей, к столу подошёл сервитор и принялся сгребать с него тарелки.
Дагблад молчал. Медикус, закованный в доспехи власти, издевался над ним. Понятное дело
- А что я могу сделать? - Сухо сказал еретик, повторяя вопрос медикуса.
- Что! - Хрипло прикрикнул Рабенфорг. - Неправильный вопрос, Дагблад. Не что, а зачем. Подумайте сами... Подумайте, полюбит ли вас рядовой унтерконтроллер финансового сектора Администратума, когда узнает, что вы распотрошили ни за что ни про что десятерых таких же как он, бессловесных добропорядочных тварей? Полюбит ли вас неоперившийся Арбитр, ещё не подсевший на сладостную иглу инвариатора, когда узнает что именно вы в темноте нижних уровней отрезаете головы его сослуживцам?
- К чему вы клоните? Зачем кому-то меня любить?
- А вы не понимаете? Вы, Дагблад, недалеко ушли от своего недавнего скотского существования... - Рабенфорг с видимым раздражением бросил головоломку, кусочки её темными пятнами застыли на скатерти. - Чистые физиологические реакции, рефлексы, но не... - Он дотронулся пальцами до своего забранного имплантами черепа. - Не осознанная мысль. Вас бьют - вы кусаете в ответ. Но за укус всегда воспоследует наказание. А думать на два шага вперед вас не приучили... Зверь, попавший в ловушку, отгрызает себе лапу - деяние похвальное. Но три лапы - не четыре, он не убежит от охотника. Где толк в подобной самоотверженности?
Пока Рабенфорг говорил, еретик внутренне скривился. В его словах скользила правда, оголенная, как мышцы под содранной кожей, она мешалась с презрением и знанием более высокого уровня. Но более всего еретика поражала та легкость, с которой медикус выудил информацию.
- Неправда. - Дагблад фыркнул. - Я не только убиваю. Я обратил...
- Нет. Самое главное, поразмыслите над тем, какая информация и как польётся во все осязательные каналы, х-хх, граждан Империума, каким вы сами станете в них... Бешеным, безумным чудовищем, бесцельно разящим по невинным жертвам... Вас изобразят... - Голос Йохима изменился, из бесцветного и тихого вдруг набрал визгливую мощь уличного проповедника. - Мерзким отродьем Хаоса, кровавым маньяком, жаждущим крови, тупым мясником, пожирающим детей! Только под крылом Императора и Священной Экклезиархии да сможем мы укрыться от проклятого всеми осквернителя! Все как один встанем супротив врага и поможем Арбайтес отыскать отвратительного монстра!
Предатель усмехнулся. У медикуса получилось выразительно изобразить фанатичный пыл проповедника. На редкость достоверно.
- Не смейтесь, Дагблад. Когда я говорю о том, чтобы вас полюбили, я имею в виду то, что своими нынешними действиями вы помогаете арбитрам и инквизиторам в убийстве самого себя. Вот и физиологические реакции. Почему... - Зажужжали сервоприводы, когда Рабенфорг решил немного пройтись. - Вы думаете, наш культ процветает? А потому, что мы внешне ничего плохого не делаем. Мы не ставим людей перед жестким выбором. В большинстве случаев, подобное столкновение реальностей в сознании обывателей приводит к тому, что они, подобно ездовым животным других планет, бегут в знакомое стойло. Пусть в крошечное стойло, пусть с единственной койкой, пусть беспросветное и с одноразовым питанием в столовых Белкового Банка - но, знакомое и безопасное. А вы - не безопасны. Понимаете? Вы слепы, и бьете наугад...
Еретик допил вино и кивнул. Про себя он подумал, что ситуация немного другая, и у проницательности Рабенфорга есть лимиты... Куда бить так, чтобы удар принес больший эффект, чем массовая бойня, он знал. Однако, головоломка, сложенная ещё неделю назад, подсказывала предателю, что добраться до этих целей ещё труднее чем выбраться с планеты. Оберхирург навязывает стратегию медленного заражения, но он, Дагблад, сам оружие. Он не может действовать по таким изощренным, растянутым на десятилетия, схемам. Ему надо навести как можно больше шуму, прежде чем...
- Зачем вы лицо-то своё изуродовали? - Неожиданно спросил медикус.
Вопрос немного ошарашил Дагблада.
- Первые шрамы я нанес в память о погибших... друзьях. - Последнее слово он еле выдавил. Оно было непривычным, неприятным. Можно ли о них было думать, как о друзьях? Еретик не знал. В сознании всплыла физиономия Малефа, зажимавшего свои кишки, его лицо, искаженное ненавистью и целеустремленностью, когда он полз, полз прочь, хотя знал, что не успеет, и дуло болт-пистолета Инквизитора уткнется ему в затылок - а там, короткая молитва, лицемерная и бездушная, и душное, вязкое небытие. Предатель вдруг оскалился, накатившая волна безумия захлестнула сознание Дагблада. Усталость, впервые за несколько дней, он ощутил её. Медикус неплохой человек, но всему есть свой предел.
Йоахим же следил, как напряглись мышцы еретика, как его размеренный пульс вдруг резко скакнул, а лицо приобрело отупевше-садистское выражение, нечеловеческое и нечитаемое под сетью шрамов.
- Да, Рабенфорг, у меня были друзья, и не надо так на меня смотреть. Каждый раз, когда я вспарываю очередную имперскую глотку, когда забиваю штык в никчемную жопу безмозглого ублюдка и слышу их патетические вопли, их предсмертный пафос - я кайф испытываю. Я словно... - Предатель подыскивал слово. - Я словно говорю Морниллу, да и себе самому - видишь, все не так плохо, смотри-ка, оно мертво. Оно, а не мы. Нихрена ему не помогло ничего, как и тебе. Ни император, ни молитвы. Ничего не помогло. Есть справедливость. За всех за тех, кто погиб и был забыт... До вас доходит, Йоахим? Люди подыхали за нашу идею, и когда подохну и я, память о них будет стёрта! Вместе со мной. Но, на каждом трупе я эту память оставлю. Каждый раз, когда они будут смотреть на портрет того Инквизитора, они будут помнить. И их щеки будут дрожать от гнева и бессилия. Тогда это будет не зря? Йоахим, вы же не врубаетесь в это ощущение... Когда ты радуешься смерти врага до того, что у тебя встаёт! - Для большей иллюстративности Дагблад ухватился рукой за промежность.
На Рабенфорга это брызгание слюной впечатления не произвело. Он промокнул губы салфеткой и протянул её сервитору.
- Так все ваши "подвиги" обусловлены местью? - Холодное любопытство и подчеркнутая вежливость на секунду привели Дагблада в себя.
- Отомстить - мой долг. Ххх... Если мы мстить не будем, получится, что мы просто звери, а звери никогда не смогут стереть Империум с лица Вселенной. Это ещё хуже, чем грызть лапу.
- И это... всё? Убивать гвардейцев и арбитров - смысл вашей жизни, Дагблад? Если так, то увы.. Я ничего не имею против фанатичной жажды крови... Но, боюсь, я пережил юношеский пыл. - Рабенфорг ухмыльнулся, поднес к лицу манипулятор, с наслаждением рассматривая орудия. - Удовольствия, которые можно получить, работая с живым телом, уверяю вас, выходят далеко за примитивные пределы... как же вы это так выразились... в общем, эрекции.
Еретик тихонько зашипел, словно от боли. В сверкании скальпелей он видел отблески неминуемого будущего.
- Вы не видели... Не видели себя их глазами. После этого не убивать, не выворачивать их наизнанку, так, чтобы они поняли, как заблуждались - невозможно. - Дагблад опустил голову. - Пустота, четкость и лаконичность мыслей. Словно только правым полушарием думают. Ровные души, никаких сомнений. Враг Империума - убить. Ура. Во славу Императора. Видишь себя, как сквозь искаженное зеркало - точнее, не видишь, а так, чувствуешь, что твое присутствие разрывает ткань реальности. И вспоминают, все эти голофильмы, где толпа космодесантников потрошит пушечное мясо, под бравурные марши, а враги падают, падают, и тоже хочется кричать, и всаживать в твое тело пиломеч, потом провернуть, внутри, чтобы ты упал на колени, и захлебываясь кровью просил о прощении, а потом великодушным жестом срубить голову, чтобы она катилась, вытаращив пустые глаза, а потом рубить тело, непременно в балахоне со "звездой", и тогда, вот тогда радость Его снизойдет, и это так, так просто, красиво, и правильно. Ты - кусок мяса... Картонка, с единственной целью - погибнуть от руки содрагающегося в омерзении доблестного недоинквизитора.
Дагблад закрыл лицо ладонями. Его дыхание участилось, но он не плакал - поскольку никогда и не умел. Рабенфорг ничего не говорил, и выжидал.
Голос еретика зазвучал глухо.
- Когда я уже был в культе, нас в Гвардии таскали на эти фильмы. Оборона Кадии, Медузианские подвиги. После, когда нас выгоняли из стереориума, мне приходилось совать руки в карманы штанов. Кровь текла. Потом отметины от ногтей ещё долго не проходили. Вы, наверное, думаете - зачем я вам это говорю? Ну, кому-то же я должен хоть что-то сказать. Почему бы и не вам? Чтобы добраться до вас, мне пришлось убить уйму народа. Заразить троих, и теперь я не знаю, что мне с ними делать... - Дагблад убрал руки от лица и потер глаза. - И после всего, обер Рабенфорг, вы мне говорите, что убийства - не выход. Я устал.
Предатель замолчал. Дагбладу было трудно выразить, что его мучало, и медикус это понимал, не перебивая и давая еретику возможность собраться с мыслями. Он молод. Деятелен. А культ Чумного Доктора давно лишился силового крыла. Рабенфорг задумался о лежащей в контейнере клюворылой маске-противогазе, что когда-то была атрибутом ассасинов этого древнего культа. Такая маска могла отлично скрыть вызывающее оторопь лицо еретика. В самом деле.
Сипло втянув воздух, еретик продолжил. Его пальцы вцепились в скатерть, и уставившись невидящим взглядом в мощеный сталью пол, он принялся мять ткань.
- Потом я думаю, зачем все это. За что мы сражаемся. Никто не вспомнит и не узнает. Никто не поймет. Это безнадежно - а мы сражаемся. Я знаю, что должен потерпеть неудачу. В меня вколотили это намертво, да и в вас также. Враги Империума подыхают как собаки, позорно и неотвратимо. Пепел по ветру - и словно и не было никого. Извините, что так много говорю, но... Я бы, я бы хотел знать, что бывает иначе. Не как в тех фильмах, или в голове имперцев, или внутри моей собственной рефлексии. Какое-то подтверждение, что имеется больший смысл. Что пусть не здесь, а где-то, мы... мы? Одерживаем победу. И что это не кончается казнью...
- Выпейте ещё вина, Максимус.
Не работавший сервочереп оказался тайником для мнемочипов и по совместительству, голопроектором.
- Иногда, люди из Нефритового Дракона дозаправляются в нашем космопорте. - Объяснил Рабенфорг. - Привозят интересные материалы... С других планет и секторов. Как раз на случаи падения энтузиазма.
Следующие два часа Дагблад не отрывал взора от сферы голофильма. Он видел исполинские корабли, будто собранные из кусков мрачных соборов, зависшие над планетами, льющие ярость бомб на города. Он видел сумрачных воинов, разрушавших оплоты Империи и бесконечные дороги, вдоль которых тянулись ряды распятий. Воины бросались в бой молча, а на их лицах не было безличностной жажды славы во имя Его, только ярость, древняя, как сами звезды. Прибой смерти. Он видел, как пытают прислужников Империи, заставляя их в агонии предавать своего бога. Он наконец, увидел, что бывает и иначе. Что где-то далеко, в бездне, есть миры, созданные для таких, как он.
В наступившей темноте, когда погас призрачный шар голофоильма, оба не говорили ни слова. Потом раздался высокий писк, и в апартаменты Рабенфорга робко заглянул ординатор.
- Час до утренней смены, господин оберхирург.
- Я знаю, Корвакс. Да, и не уходи далеко... К нам пришел неофит. Надо устроить гостя.
- Конечно, господин оберхирург. - Фигура в черном халате и с респиратором на лице низко поклонилась, и прорезавшаяся щель света в стене сомкнулась.
- Надеюсь, теперь ты понял, ради чего. - Голос Рабенфорга звучал чуть насмешливо. Он взял со стола маленькую тарелку, и подцепил миниатюрной дрелью с неё кусочек мяса. - Кстати, весьма жаль, что ты не чувствуешь вкуса еды. Все-таки, когда заражение проводим не мы, оно всегда проходит криво.
- Я понял.
- Но не забывай, что это не отменяет слепоты. Не дай надежде шанса лишить тебя, слепого, ещё и рук.