Дейдра : другие произведения.

Одна из тысяч. Глава 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Долго лень не давала мне выложить 3 главу романа, но наконец - вот она:) (собственно, появилась глава во многом стараниями моего "тирана";) Оли Лучковой (Lykoe)). Носит главка опять же вводный характер - речь здесь пойдет об делах давно минувших лет - истории освобождения Арадишша. И только вторично - о Ланке и Сахме. В общем, хм-м-м... жду комментов;))

Глава 3.

   Костры еще горели, но лагерь не проснулся. Часовые расхаживали туда-сюда, дожидаясь недалекого рассвета.
   Заанкар поддержал, и я опустилась на землю, привалившись к стене здания - наполовину заснувшая, почти не слыша происходящего вокруг. Плечо, в которое вонзились когти зверя нестерпимо ныло, но у меня не оставалось сил даже на то, чтобы зашипеть.
   - Сафая! Зовите Сафаю! Быстрей же, быстрее!.. - летел над лагерем крик Орно, едва касаясь ушей. С губ моих слетали тихие проклятья, терялись в холодном воздухе.
   - Сафая! Черт побери! Черт... - повторял Орно. Мне было жаль - просто жаль, несерьезно, незначительно, смутно. Вокруг люди метались и шумели, а я была как в трансе, обращая на них внимания не больше, чем на гудение пчел, что роями кружат у ульев, лишь только сходит снег. Я не могла помочь - сидела как деревянная, уставившись в светлеющее небо на горизонте. Ладони были мокрыми, и когда я взглянула на них, то увидела, что руки и предплечья в крови.
   - Ты не предала бы нас, - услышала я слова Заанкара. Он присел на корточки рядом, - Не предала бы. Сахма тоже понял.
   Я смотрела, не мигая, ему в глаза.
   - Он мертв? - ровным голосом спросила я. Плечи Заанкара неощутимо дернулись, лицо почти гротескно исказилось, став похожим на бледную, покрытую морщинами боли маску, как будто его напугало мое равнодушие.
   - Я думала, он продержится дольше, - Говорить стало труднее, ледяной воздух шилом вспарывал легкие, я задыхалась. Фигура Занка колебалась передо мной как однотонное серое желе, и я не могла достаточно сосредоточиться, чтобы заставить взгляд сфокусироваться.
   Я едва услышала, как он коротко и зло выругался - половина слов терялась по дороге; половина нескончаемым потоком текла через мой мозг.
   - Лиса... ты слышишь?.. - повторял он, тряся меня за плечи, - Слышишь?
   Я тупо смотрела сквозь Заанкара, не в силах ответить или даже чуть шевельнуться. Он говорил и говорил, и когда голос его замолкал, глаза у меня начинали закрываться, будто на веках раскачивались тяжелые грузы.
   - Лиса... Лиса... - раз за разом он произносил это слово, а я все не могла понять, зачем, - Лиска, что случилось?
   Я с трудом приподнялась на локте и в бессилие протянула к нему окровавленную ладонь. Солнце уже всходило, и я чувствовала, как оно жжет невидящие глаза. Он опять выругался. Сил не было, я свесила голову на грудь. Туман застлал взгляд, и передо мной остались теперь лишь нарисованная бледными красками фигура Заанкара и режущие, злые лучи, с острой болью проникающие под ресницы.
   - Все... хорошо, - выдавила я. Собственный голос звучал откуда-то издалека. Я скорее увидела, чем почувствовала, как рука Занка стиснула мои испачканные в крови, негнущиеся пальцы, он что-то сказал. Болтаясь в каком-то полусне между бредом и явью, я еще видела смутные очертания предметов. Заанкар покачал головой, потом силуэт смазался. Он наклонился, легко поднял меня с земли, и сознание куда-то провалилось.
   Я летела вниз, в глубокую пропасть, и тысяча тысяч камней падали вслед за мной в бездну.
  

* * *

  
   Аррадариш. Слово это пахнет пеплом. Еще оно пахнет безысходностью, безумием и ужасом - всем тем что намертво въелось в эти стены.
   ...Когда-то Аррадариш был цитаделью, теперь от него осталась лишь башня, не поврежденная ни временем, ни осадными орудиями. Как будто сама судьба играла в войну (или в кости?) на ее стороне, каждый раз выкидывая шестерки. Одна из загадок Аррадариша.
   Не стоит подниматься по длинной витой лестнице наверх. Не стоит. Это понимаешь позже. Всего один зал, свод которого поднимается куда-то высоко, так что верха купола даже и не видно. Вот только кто сказал, что Аррадариш прост?..
   Нет, он далеко не прост, напротив - хитер и коварен. Кажется, эта одинокая башня обладает собственным, ни на что непохожим интеллектом. Это не бред шизофреника - Аррадариш хранит множество секретов.
   И первое, что замечаешь - здешний воздух. Затхлый и тяжелый, почти непригодный для дыхания. Как будто уж сотни лет не распахивались ржавые створки дверей, впуская живого. Даже пыль здесь другая. Странная. Не лежащая по углам уродливыми клочьями, а мелкая и горькая как перец. Она все время норовит забиться в нос, глаза и заставляет кашлять. Но это еще ничего; хуже другое. Повсюду здесь страх. Страх давящий, заставляющий метаться в кругу зеркал, сотнями развешанных на стенах. ...И когда твои легкие наполняются прахом, наполняются смертью, все, что ты хочешь - бежать. Подальше от этого места. Куда угодно.
   Аррадариш необъясним.
   Человек умер бы сразу, ну а мы, та'эрэ, можем существовать некоторое время, прежде чем... нет, мы не погибаем, только сходим с ума. Медленно и безобразно, пуская слюни и бормоча проклятия - что-что, а проклинаем мы до последнего. Незавидная участь, да? Вот поэтому Аррадариш и превратился в то, что он есть по сей день. В тюрьму. И склеп - после того, как рассудок покинет тело, мы не живем долго - то ли у зеркал слишком острые края, то ли тот, кто живет в них испытывает голод.
   Аррадариш смертоносен.
   И еще одна его тайна спит в глубине зеркал. Спит до поры до времени. Ты можешь спросить, "почему здесь всегда темно"? И я отвечу: "где как не во тьме возможно рождение существа неведомого?" "Зачем эти зеркала", - спросишь ты. "Ты любопытен, друг мой", - будет ответ, - "Но вопрос твой справедлив.
   Знаешь, что за загадка дремлет в зеркалах?
   Нет, - ты качаешь белокурой головой вправо-влево. Жест естественный, но я улыбаюсь про себя. Все же я намного умнее, чем ты думаешь, и еще не совсем потерял рассудок.
   Значит, не знаешь?.. Что ж, тогда я расскажу. Ты ведь все равно подделка, малыш. Я бы даже поверил в тебя, но это глупо. Слишком кричаще-ярка ткань твоей рубахи, чересчур румяны щеки. И глаза - невозможно синие, как небо, как океан. И ты тоже знаешь, что я прав...
   Я расскажу - это позволит мне немного развлечься, и, надеюсь, я увижу страх в твоих невинных и таких фальшивых глазах. Да. Да. Я заставлю тебя испугаться, хотя ты всего-навсего плод моего воображения! Я действительно этого хочу!
   Слушай же.
   Полторы тысячи лет назад здесь, на Некроссе, возник Аррадариш. А может и больше, кто знает? Не было еще никакой цитадели - крепостных стен, шпилей, дворцов - все это шелуха, что строилась и разрушалась много раз. Аррадаришем изначально называли не цитадель, а эту самую башню... ты слушаешь, мальчик мой? Нет, нет, ее не построили, она именно возникла. Как монумент, призванный напоминать нам о преступлении Ушедших.
   О каком? Именно это я и хотел рассказать тебе, мой юный друг.
   Ты слышал когда-нибудь Карахелл? Нет, наверняка. Это вряд ли может быть интересно фантому, да и настоящему ребенку ни к чему. Карахелл - легенда, очень старая и страшная. Легенда о девушке-талерео, принесенной в жертву Тьме. Кто такие талерео? Я постараюсь объяснить. Система мира проста, мальчик мой... - ты не против, что я называю тебя так? Вот и славно... - всего существует одиннадцать уровней. Ярусов - один над другим. Подземных из них девять - люди называют все одним и тем же странным словом "Ад". Некросс - первый и самый нижний... я не буду про него рассказывать. Страна пепла и тлена - ты мог бы увидеть ее хоть сейчас, если бы в башне были окна... и если б ты не был порожден моим больным мозгом... ах, да, я ведь совсем не о том. Карахелл, правильно?
   Слушай дальше. Следующие за Некроссом уровни - Крифаг, Ф'ьор, Акрон... Каллариа, наша родина... а далее - Балферрон, Олаг'дар, Арктанд и Хель. Выше "Адов" - Срединные Земли, мир людей. Но есть еще и последний, одиннадцатый уровень. Парящая в небе невидимая страна. Говорят, там много света и всегда тепло, но ты не верь. Ни один та'эрэ за все века не преступил призрачного порога одиннадцатого яруса - Элизиума. Непривычно для наших ушей, правда? Потому что даже само название родом не из девяти Адов. ..."Элизиум"... ах, как трогательно и мелодично звучало это слово, слетавшее с губ крылатой девушки с длинными черными волосами. Как естественно! Она пришла в Калларию полторы тысячи лет назад, а ее все помнят. Глупо, верно? Помнят, как она жила, смеялась, пела. Она была красива, бесконечно красива, и добра. Но это не помогло - девушка была талерео. Талерео - уже наше название жителей одиннадцатого яруса, Э-ли-зи-умма... тьма, как трудно произносить!
   Никто уж не помнит имени девушки - давно это было. Никто не знает, почему она спустилась в девять Адов. Но немногие, очень немногие еще могут рассказать, как она умерла.
   ...Слушай, мой друг, слушай. Ты ведь уже знаешь эту легенду, да?.. То-то подозрительно возбужденно заблестели твои ультрамариновые глаза, и руки, руки - не по-детски костлявые, стали тонкими пальцами судорожно выплетать в воздухе невидимый узор. Я знаю, тебя нелегко напугать, мой маленький друг; тебя напугать невозможно. Ты не ребенок. И рубаха твоя - кроваво-красная - помню, вначале она была синей, как глаза - и волосы, обманчиво золотые... это неважно.
   Так вот. Вижу, ты стал слушать внимательней. Это твоя любимая часть в Карахелле, я угадал? ...Девушку отвезли сюда, на Некросс. Сначала ей отрезали крылья - чтобы не смогла улететь. Долго, тупым ножом перепиливали мышцы и сухожилия, окровавленные перья... Она плакала, умоляла, но они обращали на нее внимания меньше чем на надоедливую букашку. Но, сквозь кровавые слезы, глядя в глаза своих палачей, девушка прокляла. Не их, а весь мир, все девять Адов. Она говорила о страшной войне; говорила, что Тьма, которой мы поклоняемся, затопит нас, и не будет спасения. А потом в глазах ее появился свет; девушка засмеялась и умерла - за миг, за долю мгновения до того, как жрецы пронзили ее сердце кинжалом. Душа ее улетела назад, даже без крыльев, а палачи прокляли тело, и долго, пока не наскучило, измывались над ним. То, что осталось от девушки-талерео бросили в пламя...
   Но огонь не смог пожрать ее, и истерзанный труп - нетронутый, необожженный, остался лежать в углях на алтаре.
   О, ты хмуришься, мой маленький друг?.. А еще несколько минут назад улыбался - так счастливо! Но у каждой сказки есть конец, нравится ли он тебе или нет, запомни. Поэтому я закончу и эту сказку, как бы зло не смотрели на меня твои синие... нет, теперь фиолетовые глаза. Но ты не волнуйся, я буду краток.
   ...На второй день на трупе мертвой талерео появились язвы. А на третий - смерть начала забирать жрецов. Одного за другим, по очереди - тех, кто издевался над ее телом. И они умирали, умирали! А потом девушка исчезла - как только последний из них, покрытый уродливыми гнойными язвами прекратил орать, дергаться и вместе с тем дышать.
   ...Говорят, слезы тысяч талерео пролились в этот день на людскую землю, вызвав потоп, трава поникла, а солнце над Срединными Землями не всходило целое десятилетие... кажется, я превращаюсь в поэта? Или, еще хуже, в романтика. Ну да что там... Итак, слушай дальше.
   Тьма, напитавшись кровью девушки, ее болью и яростью, обрела новую жизнь и породило создание, которого раньше не видел мир. ...Ты знаешь и об этом, да, мальчик мой?.. Но рассказчик не прерывает своего рассказа лишь потому, что публика слышит его уж десятый раз. Сейчас рассказчик я, а ты - мой слушатель, внимательный и благодарный.
   Так вот - создание это стало ее вестником, сыном, самой Тьмой. Лично я называю его Арадишш. Изящно, да? Слово, обозначающее саму суть тьмы, и в то же время созвучное названию башни, в которой оно обитает. Но это и понятно, "Аррадариш" в переводе с языка Ушедших и значит "оплот Тьмы". Не удивляйся, я долго изучал этот язык; со времен Ушедших осталось много книг...
   Арадишш живет совсем рядом, и если обернуться очень быстро, ты даже сможешь увидеть его силуэт. Вглядись повнимательней - там, на самом дне зеркал... Нет, нет! Не пугайся... хотя что это я? Пока ты в здравом уме, он вряд ли тронет тебя; это неинтересно. Ему куда приятней будет всколыхнуть самые черные, затаенные углы твоей детской души, задушить тебя безумием, а уж потом раздирать на части безвольное визжащее тело. О, я представляю что за удовольствие он испытает! И даже завидую этому сгустку темноты. Ты говоришь, ты - мое воображение? И верно, малыш. Малыш - какое милое, домашнее слово, между тем, как рубашка твоя стала черной как ночь, уже даже не красной, а глаза - сама смерть отпрянула бы, заглянув в них... малыш. Но его, того, кто живет в зеркалах, это даже позабавит. Впрочем, я отвлекся.
   Так значит, теперь ты понял, зачем нужны зеркала? Для того чтобы Арадишш не смог выбраться во внешний мир. В башне тысячи зеркал, и сын Тьмы мечется между них, не видя выхода. Он силен, но даже и его силы мало, чтобы из сотни тысяч зеркал выбрать одно, ведущее к дверям башни. Он заперт здесь на века... или до тех пор, пока не поймет...
   Ты спрашиваешь: что он должен понять? Ах, нет, мой друг, я не могу дать ответ, не глядя на тебя, а смотреть - уже не могу.
   Я не боюсь, правда, жить осталось недолго - сущие пустяки... Что? Ты спрашиваешь, не безумен ли я? Я? Нет, я в своем уме, друг мой! Даруй тьма, пока - в своем уме... в своем уме..."
  
   Человеческая фигура, маленькая и жалкая, скрючилась на полу. Он был еще не стар, спутанные черные волосы до плеч едва-едва тронуты сединой, а на правильном, спокойном лице ни морщины. И только глаза - красные, как от бессонницы и замутненные, выдавали его. Та'эрэ то опасливо косился на зеркала, подернутые темнотой, то улыбался и корчил им рожи. "В своем уме, друг мой... в своем уме, в своем уме..." - слышалось в тишине зала негромкое бормотание.
   Та'эрэ не видел, как тьма сгустилась, не почувствовал, как в спину уперся взгляд двух черных пропастей-глаз. Не заметил он даже исчезновения видения-мальчика, своего единственного ужасного спутника в лабиринте безумия. ТЬМА встала над ним во весь рост. Она молча, с улыбкой, наблюдала, как он корчится, выкрикивает обрывки фраз, пускает слюни на пол.
   А потом тьма, усмехнувшись, трансформировалась в свет.
   ...Невесомая, почти прозрачная, мальчишеская фигурка шагнула в центр зала; хрупкая детская ладошка прикоснулась к плечу та'эрэ. И на миг глаза его вновь заблестели.
   - Расскажи дальше, дядя, - попросил мальчик совсем чужим, недетским голосом, - Расскажи.
  
   ...Через призму зеркала пробился пронзительный золотой луч, и безумие отступило. Луч копьем прорезал темноту, заставив сотни зеркал пылать, отзываясь на вспышку, рассыпаться бликами. Он был так горяч, так нестерпимо ярок, что Альтаиру пришлось резко зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Когда же наконец он осторожно убрал ладони с глаз, свет уже растворился в сумраке.
   Что-то легко прикоснулось к его плечу.
   - Уйди, - негромко сказал та'эрэ. Но мальчик - маленький румяный мальчишка в простой синенькой рубахе не ушел. Фиолетовые глаза непонимающе, в точности по-детски моргнули и стали черными, как бездонные колодцы. По толстощекому личику, чересчур щедро, гротескно посыпанному яркими оранжевыми веснушками прошла улыбка.
   - Расскажи дальше, дядя, - сказал мальчик без выражения.
   - Уйди.
   - Расскажи.
   Альтаир устало посмотрел в глаза-ямы, глаза-пропасти. Они врали ему, скрываясь как щитом, ярко-синим цветом, просили, почти умоляли.
   - Уйди.
   - Расскажи.
   - Что ты хочешь знать?
   Маленький мальчик с серыми... да, серыми, как пепел волосами хитренько сморщился и наклонился к самому его уху:
   - Все, - шепнули детские губы, - Все... - густые ресницы скрывали провалы глаз... нет, глазниц, - Все!
   И тогда Альтаир расхохотался. Смех отражался от стен башни, раскалывался - безумный, неправильный, злой. Альтаир смеялся, глядя в зеркала и в лицо своего самого страшного кошмара, и потом тоже - ткнувшись носом в руки, не в силах остановиться, запрокинув голову, катаясь по полу.
   - Все? - смех рвался откуда-то изнутри, захватывая дыхание, - Ты все хочешь знать?.. мальчик? - о, тьма! - очередной приступ какого-то истерического хохота скосил остаток фразы.
   Он смеялся. Он никогда в жизни еще так не смеялся.
   - Глупый малыш...
   И опять это слово - даже сейчас, когда смех разрывает легкие на тысячи клочков. И все же - малыш. Важна не суть, а само слово. Обращение к ребенку, к маленькому наивному существу в моменты, когда осознаешь, насколько больше него ты понимаешь, насколько дольше прожил.
   "Думаешь, я расскажу тебе все, как ты просил...? - думал Альтаир, - ...Малыш? Снисходительней - он ведь совсем глупый, и ничего не понимает! - Ты прав, я знаю больше, хотя из нас двоих старше - ты. Но ведь ты даже не видел мира, а я давно его раскусил. Добрался до самой начинки так сказать. И теперь единственное, что я вправе спросить - а каково это, сидеть здесь всю жизнь?.. Как жить в бессрочном заключении? Ты зол? И я понимаю отчего. Тебе грустно? Да. ...Потому что вечность - это так долго! Эти две тысячи лет, которые ты провел здесь, малыш, - они тоже долгие, но не настолько. Ты обижен? Знаю. Я все знаю, малыш. Что у тебя никогда не было игрушек - ярких деревянных лошадок, плюшевых медвежат, а глаза твои - не видели синевы неба, искрящейся глади воды... о, нет, они, конечно, гораздо синее, но больше похожи на лед. Твои маленькие ножки - они ведь не бегали, поднимая с дороги пыль, правда? А голубенькая - или уже зеленая? рубашечка не покрывалась со временем пятнышками грязи. И не было матери, гладящей твои... прости, я не могу назвать цвет - волосы... - Альтаир не заметил, как мысли перешли в слова, как непонимающе-удивленно смотрит на него ребенок с синими глазами... - Вот видишь? Я знаю. Я понимаю. Но не смогу рассказать тебе и доли всего. Да и что хорошего может набраться ребенок от заключенного, от убийцы? Я не говорил тебе? Да. Да. Я - как ты. Я - убийца и предатель. ...Вижу, твои глупые-глупые ледяные глаза спрашивают и об этом тоже. Что ж, слушай. Не люблю, когда лезут в душу, но души у меня больше нет, а это... это будет просто еще одна сказка, очень короткая. Только на сей раз без счастливого конца.
   Слушай. Первый, наиглавнейший герой в этой сказке - демон-та'эрэ... Надеюсь, тебя не коробит от этого человеческого слова? "Демон". Посредством его создания Срединных Земель выражают чуждые им свойства нашей души... В каком смысле чуждые? О, это просто! Знаешь, к примеру, что они делают со стариками или калеками, малыш? Не убивают, нет... - но кормят, служат им как рабы! А что ты сделаешь с бездарностью, со взрослым ребенком, что никогда не сумеет держать оружие в руках? Разве не поднимешь и не опустишь меч, не посмотришь, как обезглавленное тело падёт на колени? И - с удивлением, с восхищением - на свой единственный, филигранно точный удар, на эту красоту? Нет. Странные существа живут в Срединных Землях. Они бы любили ребенка, любили бы вместе с его бездарностью; прятали бы в темных сырых погребах во время войны... Не все, конечно. Многие из людей такие же как мы, только не хотят в том признаться...
   ...Ты снова смотришь - стеклянно, без всякого интереса. Я увлекся, малыш. Прости. Все же я слишком долго изучал существа, называющие себя людьми. Итак, вернемся к нашей маленькой сказке и некоему та'эрэ, играющему в ней ключевую роль. Хочу огорчить тебя сразу, мой маленький... друг ли? что наш герой на самом деле - окажется всего лишь марионеткой. Знаешь, в детстве я всегда любил заглядывать в конец книжки, чтобы узнать, чем закончится сказка; не знаю, любишь ли ты. ...Так вот, этот демон всегда был не совсем обычным демоном.
   Сто четырнадцать лет назад он встретил девушку-алер'н... тебе известен народ алер'н? Светлые волосы, серые глаза - выродки с Некросса. Но наш глупый та'эрэ полюбил ее, по-настоящему. Ты смеешься, мальчик мой? Конечно, ведь это звучит как самая никчемная баллада самого посредственного барда! Но, увы, только сначала... Через год, не больше - у них появился сын; через восемьдесят три года после - дочь. А еще через пять лет в дом та'эрэ пришли служители культа Огхры, богини битвы. По сути - просто гильдия наемных убийц. Пришли за его дочерью, чтобы сделать из нее то, чем являлись они - палача.
   ...Ты слушаешь, малыш? Я вижу, мне удалось-таки заинтересовать тебя... Та'эрэ не хотел отдавать ее, но понимал, что они попросту изрубят его на куски, услышав возражение. А его жена, его возлюбленная-алер'н, смотрела, как уводят девочку, и в глазах ее было торжество.
   Когда дверь за служителями захлопнулась, та'эрэ вырвал из ножен меч и пронзил ей сердце. О, он любил, любил ее даже до последнего вздоха, с кровью сорвавшегося с ярких губ! Он поцеловал тогда эти губы - в последний раз, но не мог простить ей, то, что она сделала. Впрочем, как не может и до сих пор, хотя и любит по прежнему... Прошло пять лет - и служители Огхры вновь вернулись - на сей раз за нашим героем. Ведь он прикончил Дарханэ, Инквизитора, а подобное преступление каралось смертью. Да, да, милая, чудесная девушка, его любимая, его счастье, была Инквизитором, главным палачом Ордена; она просто водила за нос доверчивого та'эрэ все эти годы. Но - слушай дальше, малыш. Нашему горе-герою снова не повезло. Его не кому было казнить, Дарханэ была убита. И потому наказание поменяли со смерти на ссылку.
   Его отвезли на Некросс, в тюрьму, самую страшную. Имя ей было Аррадариш... Слово это и правда пахнет пеплом, а еще - безысходностью, безумием, ужасом... Или это я уже говорил, друг мой?.. Да, помню, говорил - правда, наверно, не тебе. Я ведь не так безумен как кажется, точнее, совсем не безумен! НЕ безумен... тьма, спаси. А у тебя - снова черные глаза, мальчик. Но на сей раз ты меня не обманешь, меня уже много обманывали: эта шлюха, на которой я женился, эта жизнь, которая ломает все, к чему прикасается - все! Хватит лжи! Довольно. Знаю, под твоей коричевато-красной как засохшая кровь рубашечкой не бьется сердце, этот ветер, что развевает твои несуществующие золотистые кудряшки - его ведь нет! А ты - не ребенок, тебе не нужны деревянные лошадки и медвежата. Никогда не были нужны. И еще - я знаю твое имя".
  
   Маленький мальчик улыбался, ласково и всепрощающе, катающемуся по полу безумцу. Альтаир кричал, всхлипывал, звал кого-то, но мальчик знал: рано или поздно он узнает то, что так отчаянно пытался скрыть от него та'эрэ. Нужно только подождать. Цвет рубашечки мальчика стал почти черным, как кровь, застывшая толстой коркой, и почти как глаза, а волосы все так же трепал легкий ветерок.
   - Арадишш! - шептал Альтаир в ужасе, и уже в следующий момент голос его срывался на крик. И когда сильная рука та'эрэ вдруг тяжело легла на плечо мальчика, свалила его рядом с собой на пол, сгребла маленькое тельце под себя, он лишь сладко улыбнулся и был готов к этому.
   - Зеркала, - сказал Альтаир очень тихо, и мальчик легонько кивнул, соглашаясь, - Хочешь, я расскажу тебе про зеркала, мой маленький? Они повсюду! Ты не знал?
   Мальчик в третий раз улыбнулся - и на этот раз улыбка была ненастоящая, какая-то болезненная.
   - А... знаешь что еще? - когти та'эрэ опять вцепились в его руку; вновь тычок - и он теряет равновесие, и тело Альтаира непривычно прижимает к полу, - Знаешь?
   Мальчик покачал головой, и та'эрэ как-то хитро, гаденько улыбнулся. Слюна, вытекающая из уголка рта капнула на легкую рубашку и - растворилась, не оставив ни пятнышка.
   - Человеческие глаза - тоже зеркало, малыш! - глаза Альтаира прояснились - он говорил спокойно и устало. Мальчик слушал, лежа на спине и не шевелясь; рядом, порванная на три бесформенных куска лежала красная рубашечка, сорванная с тельца и изрезанная когтями... - И мы - такие же как ты, мы ходим лишь по зеркалам, только у каждого - свое зеркало, свои глаза. А у тебя - нет. У тебя - две пропасти, две ямы - они не отражают. Тебе приходится пользоваться чужими...
   Когда последнее слово замерло в тишине башни, мальчика, ребенка, беззащитно лежащего на полу, больше не было. Альтаир вздохнул.
   "Ну, вот ты и ушел сынок, - подумал он, - Я знал, что так будет. Где ты теперь?" Потом под левую лопатку ему вонзилось что-то холодное и очень острое, так что даже не было больно. Только кровь текла на черный каменный пол - неожиданно пахнущая металлом, соленая, холодная. Кроме этого она была еще и во рту, так что вкус он распробовал.
   А сзади него маленький мальчик с синими, синими до одурения глазами, безразлично смотрел на свою руку с длинными как кинжалы стальными когтями, испачканными в крови. В черных пропастях глаз ядовито полыхали две ярко-красные искорки - или так казалось?.. Секунда - и мальчик стал Тьмой, и она улыбалась: страшно, детской улыбкой. Когда же Тьма растворилась, зеркала треснули, раскололись, осыпая осколками умирающего та'эрэ.
   Альтаир сплюнул кровь и, подобрав самый острый осколок, вогнал его себе в грудь.
   - Не только глаза, - шепнул он. Вокруг, вонзаясь в тело, падали тысячи зеркальных игл, - Еще сердце - как зеркало... теперь оно сможет простить... - и, громче, - Собаль, любовь моя... я иду!
  

* * *

  
   - Проснись, - коротко велел женский голос.
   Мозг заполняли кружащиеся в нелепом танце цвета.
   - Оставь меня в покое, - пробормотала я.
   Цвета в голове поменялись, как будто кто-то спаял их воедино, получив ярко-алый. Я попыталась моргнуть, чтобы прогнать его, но сделать это с закрытыми глазами оказалось трудно. В ушах поселился целый осиный рой.
   Я рывком села, все еще не открывая глаз.
   - Проснись, Darhane, проснись! - эхо сотен голосов, пробившись сквозь гул в голове, водопадом обрушилось на мое сознание, - Проснись!
   И тогда мне пришлось проснуться.
   Дочь Сафаи, Элени, широко раскрытыми глазами уставилась на меня, будто впервые видела. Я лежала на полу, вокруг - разбросанные подушки.
   - Сколько я спала?
   - Я только вошла, госпожа, - пробормотала женщина испуганно, и запоздало добавила, - Простите...
   Я поморщилась. За окнами темнело, и закат разгорался какой-то дурной...
   - Что произошло, Элени?
   - Ничего, - Она застыла, и даже как будто вздрогнула. С вызовом посмотрела мне в лицо, но, спохватившись, опустила глаза.
   - Ничего, - повторила Элени и уже холоднее, - Я могу идти, госпожа?
   - Да.
   Я прикрыла веки, вслушиваясь в ее торопливые шаги. Метель за стенами опять разошлась. Меня клонило в сон.
   - Проснись, Darhane... - негромко уговаривали голоса издалека.
   - Не могу, - хотела сказать я, но прогнала сон. Вспомнила напряженное лицо Элени, взгляд Заанкара, чистый, без морщин лоб Сафаи. Последние слова этого человека... нет, не человека по имени Альтаир.
  
   Когда я влетела в комнату, он был уже мертв. Я обычно чувствую, когда люди еще живы, а когда уже умерли. Вокруг пахло пеплом и немного тлением - совсем чуть-чуть. Но больше - пеплом.
   А они были все еще рядом: он - покойник на столе - молодой светловолосый воин с тремя кровавыми следами когтей на боку и цветущая улыбчивая женщина средних лет.
   Но это она сделала так, чтобы он умер.
   - Сафая!
   Женщина обернулась, длинные пшеничные волосы на миг открыли искаженное то ли удивлением то ли страхом лицо. А может быть, мне это только показалось.
   - Как спалось? - отрывисто, но с издевкой спросила женщина, и рассмеялась. Голос у нее был хриплый и нервный, а глаз - только один; вместо второго осталась окровавленная пустая глазница.
   - Неплохо, - я даже улыбнулась - не цинично, искренне, - Но ты не молчи, говори, говори...
   "Ты же намного умнее меня, Сафая, - думала я, - И этот лес, оборотни, ты сама - меня давно занимает вопрос: кто же ты в самом деле? - все было блестяще. Правда. Расскажи мне, ведь ты выиграла... кусочки твоей головоломки сложились? Как ты убила Сахму? Это трудно... и еще - Заанкар, в лагере его нет, и уже давно. Он ушел, так? Куда? Зачем? Что ты сказала ему? Ты хорошо врешь, думаю, он до сих пор ничего не понял..."
   Лицо Сафаи дернулось, как будто я с размаху отвесила ей пощечину, и побледнело - также как до этого у Элени. Я уже давно знала, что Элени на самом деле не ее дочь, но страх у них выражался одинаково.
   Она подняла голову и резко вперила взгляд мне в глаза. Я усмехнулась, хотя и не понимала, как она это сделала. Из пустой глазницы стекала темная кровь, как кровь, в которой был испачкан мой кинжал. Сафая об этом тоже знала.
   - Лучше тебе ответить, - сказала я спокойно.
   Она выдохнула - почти бесшумно, но я услышала. С ее искореженных в конвульсии пальцев сорвалось белое, немыслимо холодное облако и окутало меня. Дыхание сперло, иней осел на лице - больше ничего. Я снова улыбнулась отмороженными губами и мягко выхватила кинжал.
   Тогда она упала на колени, и подползла к моим ногам.
   Я не двигалась, не отпрянула, когда ее губы коснулись моих сапог. Проносились мимо потерянные когда-то воспоминания.
  
   ...Я, одетая в дорогую черную мантию под сводом неба с яркими горящими звездами... они не настоящие, но мне всегда было приятно ощущать их неяркий лиловый свет. В отличие от солнца, он не режет глаз... пусть тогда я вряд ли понимала значение слова "солнце". Очерченный круг светится тем же светом, что и фальшивые звезды, а за его пределами стоят та'эрэ, такие же как я, но лишь моя мантия - одеяние Инквизитора, а их серые одежды простых Братьев - мусор в сравнении с ним. И лишь двое здесь достойны быть в сердце круга.
   Я одна из этих двоих.
   Звезды вспыхивают, и я торопливо шепчу - одними губами, чтобы никто не услышал - положенные слова. Низшие ранги не должны их знать, а Грандмастер помнит и без моей подсказки...
   А потом, когда ритуал соблюден, он поворачивается ко мне. Взгляд заставляет вздрогнуть - так было всегда, хотя меня очень трудно напугать или удивить. Грандмастер не слишком отличается от остальных та'эрэ, вот только глаза у него другие. Они всегда поражали меня отсутствием в них холода и неподвижности, присущих нашей расе. Иногда мне кажется, что ему жаль жертву, которую он толкает к моим ногам, но потом я понимаю, что это глупо. И как будто в подтверждение этих мыслей, по татуированному лицу Грандмастера мелькает улыбка - такую у нас, та'эрэ, тоже нечасто увидишь... Я улыбаюсь в ответ, глядя как жертва на коленях, так же как сейчас Сафая, ползет к моим ногам. Тогда я выхватываю меч. Грандмастер опять улыбается мне, он доволен - как ровно легли брызги крови в центре круга! И я, Darhane, Инквизитор, тоже довольна.
   Даже больше того.
  
   Стоя на коленях, она покрыла поцелуями мои сапоги, потому что боялась, что сегодня ее кровь микроскопически ажурными каплями разлетится по кругу, боялась быстрого удара меча Инквизитора, отделяющего голову от тела.
   Когда ко мне вернулась способность соображать, я отступила на шаг назад и несильно пнула ее в лицо. Кинжал я убрала в ножны за поясом, увидев, как Сафая, нечленораздельно повторяя одно и то же слово, отползла в угол и сжалась там, не смея взглянуть на меня.
   - Darhane, - шептала она, закрывая рукой обезображенный глаз, - Ten mei Errowins'!
   Она просила об Эрровинсе, милосердии. Такое знакомое слово... сколько раз я слышала эту просьбу раньше, в другой жизни?.. Просьбу о пощаде?
   - Ten mei Errowins', Darhane!
   И я ответила ей как было предписано ритуалом, как отвечала многим, многим до нее:
   - Я не знаю милосердия.
   По щекам Сафаи, ведьмы, пытавшейся меня убить, текли слезы. Мне не было жаль, она не принадлежала к числу тех, кого я называла друзьями. А вот Сахма - принадлежал... я помню: раньше, когда я была Дарханэ, у меня не было друзей.
   - Отвечай на мои вопросы, Сафая.
   Когда я подняла на нее глаза, она уже успела взять себя в руки, но с колен еще не встала.
   - Задавай.
   - Ты была в лесу вчера ночью?
   - Да.
   - Зачем?
   - Я была голодна... - Голодна! - уже уверенней, видя, что я слушаю, выкрикнула она, - Ты не знаешь, что такое голод волка, Дарханэ! Ты не знаешь, что значит нести проклятие в себе ...
   - Ложь, - холодно оборвала ее я, - Отвечай, Сафая.
   Женщина молчала.
   - Отвечай, - без эмоций повторила я, - Или уйдешь в призрачные чертоги.
   - Я... не знаю, - в глаза мне уперся тот же болезненный острый взгляд. Я усмехнулась и выдержала его, потому что в этот раз Сафая говорила правду.
   - Кто послал тебя?
   Ее губы раскрылись, как будто она силилась что-то сказать. Вдоль спины женщины прошла короткая судорога, и она замолчала, с ненавистью уставившись в пол.
   - Ты не должна говорить, - сказала я, - Иначе умрешь, так ведь? Но ты умрешь и если будешь молчать, Сафая. Где Заанкар?
   На лбу ее появились капельки пота:
   - По дороге в Ареополь.
   Я поморщилась и спросила, глядя ей в глаза, а не на стол, с края которого медленно капала темная кровь одного из тех людей, кого я считала друзьями:
   - Как ты смогла убить его?
   - Жив... - Сафая несколько раз глубоко вздохнула, как будто ей не хватало воздуха. Губы ее уже побелели и я всерьез испугалась, что она потеряет сознание до того как я успею задать все вопросы, - Он еще жив... пока.
   Я приблизилась кошачьей походкой, и мягко выдернула меч из ножен.
   - Ты ведь сильная колдунья, Сафая, - я не спрашивала, утверждала.
   - Что ты от меня хочешь?
   Я выгнула бровь дугой, затем кивнула на Сахму:
   - Его. - И усмехнулась, встретив непонимающий взгляд мутного единственного глаза, - Ты сделаешь так, чтобы он был в состоянии уйти, ясно?
   - Но...
   - Иначе, - ровно продолжила я, - Мы никуда не уйдем, и убраться придется тебе. Вот в этом я смогу помочь, - клинок описал ровную дугу и я, любуясь, на миг замерла, - Ты уйдешь очень далеко...
   Голос Сафаи прозвучал приглушенно, с ненавистью:
   - Я умру, если сделаю это.
   - Ты умрешь в любом случае, - мягко сказала я, - Ты же знаешь.
   Я перехватила рукоять меча поудобнее, и этот жест, это маленькое движение заставило Сафаю вздрогнуть.
   - Я помогу, - сказала она.
  

* * *

   - Скорее, - выкрикнула я. Ветер - серый, холодный - бил в лицо, медленно вколачивая в раненое плечо ржавые гвозди, настолько тупые, что боль, казалось, срослась с моим телом. Серый, холодный - да... и еще - перемежающийся косыми струями то ли снега, то ли дождя. Серый снег. Серое небо. ...Серые-серые глаза Сахмы, смотрящие мне в спину. Впереди лес тоже скрылся в мутном тумане, а дороги совсем не стало видно.
   - Скорее! - я выгнала из конюшни двух чалых коней, кое-как вскарабкалась на одного из них и Сахма с явным трудом поступил так же.
   - Лиса, - он зашипел на меня, но я дала коню пятками по бокам и он выскочил в серый туман. Деревня осталась позади; домики сложились как карточные, только лишь конь ступил на дорогу - все, кроме одного. В котором на полу осталось лежать выжатое, расколотое как переспелый плод, но живое то, что раньше было колдуньей Сафаей. Дымка вперемешку с мокрым противным снегом клубилась вокруг. Дорога пошла в гору и скоро я совсем перестала видеть дом Сафаи. Конские копыта мерно и почти привычно стучали по утоптанному снегу; снег цеплялся к ресницам, падал за шиворот. Спиной я чувствовала, что Сахма следует за мной.
   Мы ехали в Ареополь.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"