Аннотация: Рассказик для "Укола Ужаса" (где позорно пролетел). Написан в абсолютно не свойственной мне манере "саспенс-хоррора". Юмора почти нет, предупреждаю сразу.
Донор
Все это было совершенно неправильно - совсем не так, как он мог бы себе представить, не так, как было написано в дешевых мятых газетенках и дорогих глянцевых журналах. Это не было ни мгновенным погружением в темноту, как будто кто-то просто выключил свет. Вместо длинного тоннеля был извилистый коридор - пятнышки и трещины на потолке проносились одно за одним, вместо подташнивающего ощущения невесомости - мелкая вибрация и скрип колесиков, а свет в конце туннеля был всего лишь мощной бестеневой лампой.
...Пятьсот шестьдесят три...
- Тише, миленький, успокойся!
Пятьсот шестьдесят три.
Все прожитые годы за несколько мгновений? Их тоже не было - были лишь последние полчаса, начиная с того момента, когда черный мерин, пытаясь обогнать медленно ползущую фуру, вихляя, вылетел на встречку буквально метрах в двадцати - на секунду в свете фар мелькнул номер - Андрей его запомнил - 563, а буквы... Букв он не разглядел. А потом был удар, кажется, даже не один.
- Возьмите кровь на группу и биохимию.
Кто-то в белом халате внимательно смотрел на него через линзы очков в дорогой роговой оправе, как будто приценивался.
- Да, заодно на гепатит, Ф50 и HLA. Может понадобиться.
Пятьсот шестьдесят три!
- Что?
- Да бредит он так. Пятьсот шестьдесят три, пятьсот шестьдесят три. Вот, документы его возьмите! Бессмертный Андрей Вадимович, восемьдесят пятого года рождения.
Кажется, после удара он потерял сознание лишь на несколько секунд - когда очнулся, водитель мерина как раз запрыгивал в свой побитый, но вполне живой автомобиль - взвизгнули шины, и черный Мерседес рванул с места - сидевший на заднем сиденье перепуганный мальчишка лет пяти впечатался лицом в стекло. Еще отложился в памяти склонившийся над Андреем водитель фуры - кажется, тот держал в руках аптечку и огнетушитель.
И больше ничего.
- Что там с анализами? По базе подбора пробили?
- Подходит почти идеально Трегубову и Зелинскому. Он как вообще? Надежда есть? Я уже сообщила на места о потенциальном доноре.
- Банкир Зелинский? Это хорошо... Мы и так заставляем уважаемого человека почти полгода ждать.
- Ну, вы же знаете, там редкий набор антигенов. А здесь как раз...
- А Трегубов?
- Бизнесмен. В очереди на сердце. Да, и еще вот...
- Зовите Леопольдовича.
- Он сегодня отпросился, ему надо было пораньше. Но он оставил подписанные бланки - только вписать причину смерти, так что все нормально.
Пятьсот шестьдесят три
- Он что-то говорит!
- Я уже вписал смерть мозга. Инструменты все на месте? Кюветы для забора?
- Дать наркоз?
- Мертвому наркоз не нужен.
Боль оказалась настолько чудовищной, что не было сил даже закричать - сначала человек в белом халате вскрыл брюшину и быстрыми отточенными движениями извлек почки и печень, а затем, раскрыв грудную клетку как дверцы шифоньера, бережно вынул оттуда пульсирующий багровый комок, издающий при каждом сокращении неприятные хлюпающие звуки.
Операционная начала тускнеть и съеживаться, и именно в этот момент Андрей внезапно с удивлением осознал, что дешевые газетенки не врали.
Его тянуло куда-то вверх - засасывало в гудящую и вибрирующую воронку - у него не было сил сопротивляться этому притяжению - да и какой в том был смысл? Недолгий полет, и он с удивлением обнаружил, что сидит в комнате, являющей собой идеальную копию его собственной кухни. И, что было гораздо более странным, с ним вдруг заговорила кухонная лампа - основательно засиженный мухами шар из пластика, когда-то, предположительно, имевший приятно-желтый оттенок.
- Так лучше? - поинтересовался Шар из-под потолка.
- Что лучше? - переспросил Андрей.
- Видите ли, мы постоянно работаем над облегчением психологической адаптации индивидуумов к, так сказать, новому агрегатному состоянию. Согласно последним нашим исследованиям, проще всего воспроизвести в кабинете привычную среду обитания посетителя, а самому сотруднику - максимально деперсонифицироваться. Впрочем, если вы настаиваете, я могу превратиться в говорящего плюшевого медвежонка, скорбящего ангела, или, например...
- Нет-нет, вы меня вполне устраиваете в виде лампочки.
- Тогда мы, пожалуй, приступим к обсуждению вашей жизни - видите ли, наступил весьма важный для вас момент, - затараторил Шар с отрепетированным энтузиазмом опытной работницы ЗАГСа, только в более быстром темпе, - в зависимости от баланса добрых и злых дел, совершенных... Впрочем, о чем это я. У вас же не было шанса ни покаяться, ни исправиться.
- Именно так.
- Вы не должны думать, что мы здесь склонны к бюрократии и буквоедству. Мы умеем входить в положение.
- Значит, рай?!
- Не вижу никаких противопоказаний. Входите в ту дверь направо, счастливого пути.
- А... Извините за бестактный вопрос... Можно ли хотя бы на секундочку заглянуть в другую дверь?
- А зачем?
- Хочу... Хочу посмотреть, где окажутся эти суки... Ну и, еще, тот мужик... водитель мерина.
Шар под потолком, казалось, задумался. Свет внутри него слегка потускнел, несколько раз нервно моргнул, как при зимних перебоях с электричеством.
- Вообще-то, это против правил. У нас, видите ли... Вы и правда хотите знать, чем отличается то, что находится за левой дверью, от того, что находится за правой?
- Представьте себе.
- Вам может не понравиться мой ответ. Подумайте хорошенько.
- Я хочу знать. Мне кажется, я имею право.
- Хорошо. - Шар изменил цвет своего свечения в область красноватых тонов. - Вообще-то, честно говоря, ничем. Два абсолютно аналогичных душеперерабатывающих конвейера - которые затем ссыпают продукт переработки в общий коллектор. Видите, вам вовсе необязательно было этим интересоваться. Наши мощности по производству новых душ значительно отстают от роста вашего населения. Времена, когда не стоял вопрос о повторном использовании душ, канули в лету, и даже век классической реинкарнации давно в прошлом. Сейчас мы вынуждены перемалывать использованные души.
- Использованные?!
- Ну да. Вполне нейтральный термин. Так вот, после перемалывания использованных душ и получения гомогенного субстрата, мы увеличиваем его объем путем добавления дешевых и технологичных душезаменителей, а также относительно безвредных синтетических аналогов моральных ценностей.
- Я не хочу в эту дверь.
- Вы не хотите в рай?! Это абсолютно безболезненно, поверьте мне!
- Я не хочу в эту дверь. Позовите менеджера!
- Не надо было вам все это знать! Вечно какие-то проблемы именно в мое дежурство. Давайте не будем тревожить менеджера и постараемся уладить это между нами. Чего вы, собственно, хотите? Сидеть тут, в моем кабинете? Это невозможно, уверяю вас, у нас строгие нормативы по времени. Вернуться обратно? Тоже невозможно, вы себя-то видели?
- Видел. Я соберу себя заново. Я зубами выгрызу из них то, что они у меня забрали. Попытайтесь войти в мое положение.
Шар подозрительно притих.
- Может, я лучше все же схожу за менеджером? - предложил он неуверенным голосом после непродолжительной паузы.
- Давайте обойдемся без менеджера. Просто скажите, как мне их найти.
- Если вы о своих внутренностях, - заметил Шар, деликатно кашлянув, - то уже слишком поздно. И Зелинский, и Трегубов умерли - первый прямо на операционном столе, а второй - через несколько часов после трансплантации. Полное отторжение - эти ваши доктора что-то напутали в анализах на иммуносовместимость.
- Узнаю нашу медицину. Отрезать у них выходит гораздо лучше, чем пришивать.
- Не бухтите, ну же! Выше голову, и прямиком в правую дверь, а то мне пора на планерку, - занервничал Шар, - у нас кто опаздывает, того обычно депремируют.
- Ну так как?
Шар тяжело вздохнул, потом немного посопел.
- Хорошо. Но только вам придется успеть до окончания планерки. Если соберете за это время полный комплект - думаю, вопрос об оживлении мы как-нибудь уладим.
- А...
- Можете не продолжать. Вопрос ваш вполне очевиден - равно как и ответ на него. Вы сами все поймете. Это все равно как научиться катанию на велосипеде - только гораздо быстрее и проще.
Доктор Синицкий, грузный мужчина лет сорока - сорока пяти, зевнул, потянулся, одновременно прихлопнув левой рукой подпрыгивающий и гремящий механический будильник, затем нехотя встал с кровати и пошлепал в ванную, на ходу поправляя сползающие семейные трусы.
Он брился скальпелем - такая вот привычка, еще с общаги мединститута - на соседей-младшекурсников она производила неизгладимое впечатление.
Из спальни его окликнула жена - кажется, ее одолевали сомнения, что именно приготовить на завтрак (этот ежеутренний ритуал обычно заканчивался тем, что он сам шел на кухню и готовил завтрак для них обоих). Синицкий инстинктивно повернул голову на звук. Неловкое движение - и мыльная пена на щеке окрасилась в розоватый цвет. На раковину упало несколько темно-красных капель.
Он пододвинулся к зеркалу, чтобы рассмотреть ранку повнимательней - и в этот момент позади своего отражения в зеркале увидел чье-то еще. Он резко обернулся - комната была пуста. Где-то за дверью шаркала шлепанцами по ламинату супруга, бубня себе под нос про то, что раз уж в этом доме нет ни единого мужика, ей самой придется взять и приготовить завтрак.
Синицкий вновь посмотрел в зеркало. Сзади себя, он увидел в нем... Это сложно было описать. Многие из тех, кто в свое время поступал вместе с ним в медицинский, вылетели после первого же посещения анатомического театра. Их выносили под руки, ватные ноги бедолаг с противным скрипом волочились по бледно-синему кафелю, забрызганному свежей блевотиной, их лица, судя по цвету, вполне могли бы принадлежать трупу двух-трехнедельной давности. У того, кто стоял сейчас позади Синицкого, цвет лица был точно таким же. Синицкий узнал его - и догадался, что это взаимно. Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, с воем и сопением, он принялся махать скальпелем в воздухе - человек в зеркале продолжал стоять там, где стоял, сложив руки на грубо зашитом животе.
Мужчина в сползших семейных трусах, выронив скальпель на пол, тихо заскулил и забился в ванну, прикрыв голову руками.
- Не советую брать у него печень, - донесся до Андрея рассудительный голос Шара. - У хирургов цирроз печени - профессиональная болезнь. А вот сердце очень рекомендую, спирт вымывает холестерин, сосуды - как у младенца.
Человек в зеркале нагнулся и поднял с пола скальпель. Синицкий закричал - этот крик очень скоро перешел в серию оглушительных визгов, впрочем, с каждой минутой они становились все тише, пока не перешли в хриплые завывания.
- А говорят, что покойники не отражаются в зеркале, - заметил Андрей. Шар промолчал - во-первых, он был сыт по горло людскими предрассудками, а во-вторых, у него как раз начался командный тренинг по психоэмоциональному дистанцированию.
- Каринка, ты чего сегодня такая злая? - надула губки Люся, - я совершенно честно ничего не делала с компьютером - он сам перезагрузился, от "Косынки" такого никогда раньше не случалось, и я совершенно точно не задевала каблуком за этот шнур. У тебя что, - внезапно осенило Люську, - "рекламные дни"? Синяя жидкость бьет фонтаном? - Люська смущенно хихикнула в кулачок.
- Не твое дело, корова. Ни за ногами не можешь уследить, ни за языком. Давай еще кофе опрокинь на клавиатуру, как в прошлый раз. Если что-то случится с базой...
- Если что-то случится с базой, нужно сделать ей "Сжать и восстановить", - гордо выдала Люська, - меня так Петя научил.
- Идиотка, - процедила Карина, - и Петя твой - сраный эникейщик. Развернувшись по-военному на каблуках, она выскочила из ординаторской и понеслась в уборную.
Черт, вот так всегда. Оставила тампоны дома - она с остервенением перерыла сумочку до самого дна, на пол с грохотом рухнула и раскрылась косметичка. Ирина наклонилась, чтобы подобрать ее - и замерла. В треснувшем зеркальце, лежащем на полу, она увидела не только себя, но и кого-то еще. У нее в голове отчего-то завертелась глупейшая идиома "кровь с молоком" - человек за ее спиной имел кожу цвета прокисшего молока, и весь с ног до головы был забрызган кровью. Он наклонился и поднял с пола выпавшие из сумочки маникюрные ножницы.
- Советую обратить внимание на печень, - произнес Шар. Он был в прекрасном расположении духа, поскольку под конец корпоративного тренинга весь их отдел заставили сто раз прокричать хором "Я счастлив и полон сил!" и заполнить опросник "Доволен ли я своей работой", где на каждый из вопросов имелся ровно один ответ: да. - А вот почки рекомендовать не могу - у этой дамы хронический пиелонефрит после беременности.
На этот раз, криков и крови было значительно больше. В конце концов, Шар не выдержал.
- Я, конечно, только что с тренинга по психоэмоциональному дистанцированию, но все же, не могу не заметить, что вскрывать брюшную полость маникюрными ножницами у живого человека лично мне кажется неоправданно жестоким поступком. Я, пожалуй, лучше займусь своими рутинными обязанностями. Ты и без моей помощи догадался, что лучший ориентир для тебя - это кровь твоих убийц. Да, по поводу почек тебе лучше всего обратиться к патологоанатому Святославу Леопольдовичу - это он вписывает в свидетельства о смерти то, что скажут, и берет по-божески. И именно сейчас у него возникло небольшое кровотечение из геморроидального узла - лично я вообще считаю, что в его возрасте анальный секс вреден, тем более - с практикантом, на патологоанатомическом столе, и в рабочее время. Постарайся без излишней жестокости - возьми электропилу для вскрытия грудины, она на верхней полке справа от стола. А мне, я так думаю, совершенно незачем на все это смотреть.
Черный Мерседес выехал за ворота автосервиса - передняя часть кузова, там, где пришелся удар, была почти идеально выправлена и заново окрашена, лишь едва заметно выделяясь цветом.
- Добрый день, - жизнерадостно прогнусавил голос из стереодинамиков, - с вами снова я, Сема Шнеерсон на Радио Шансон, ха-ха. И мы вынуждены прервать композицию группы Тутси, которую мы бы никогда не поставили в нашем эфире, если бы не очень настойчивая просьба авторитетного бизнесмена Рафика Нишановича Гулямова. Он открыл для себя наше радио совершенно случайно - просто купив здание, в котором мы располагаемся - и сразу же заказал песню. Мы прервали исполнение этого чудесного хита для того, чтобы раньше конкурентов сообщить шокирующую новость: буквально пять минут назад обнаружена третья жертва маньяка, которого журналисты уже окрестили "московским потрошителем" или "больничным каннибалом". Как вы уже, наверное, слышали, первыми двумя жертвами оказались хирург Института Скорой Помощи и сотрудница координационного центра по забору и распределению донорских органов при Московском НИИ Трансплантологии. Третий убитый, как сообщают наши источники, работал патологоанатомом в том же Институте Скорой Помощи.
Голова несчастного была отсечена анатомической пилой. Кроме того, вскрыта брюшная полость. В прямой кишке обнаружены следы спермы - предположительно, до того как убить, над бедолагой совершили, ха-ха, насильственные действия сексуального характера.
Мы будем держать вас в курсе событий. А сейчас - я надеюсь, нам все же удастся дослушать до конца композицию группы Тутси. Рафик Нишанович, просим прощения за технические накладки!
Человек за рулем черного Мерседеса, заслышав ненавистные аккорды, тихо выматерился и переключился на Русское Радио.
* * *
Трое, лежа голыми на прозекторских столах, разговаривали с гигантской мучительно яркой бестеневой лампой. Глаза их были широко открыты - как у безвестного покойника, которого фотографируют для опознания: обязательно нужен яркий, слепящий источник света прямо в мертвые, невидящие глаза - так создается иллюзия живого блеска. Закрыть глаза не получалось, отвести взгляд - тоже. Только смотреть, смотреть на этот прожигающий насквозь свет.
- Я думаю, что это совершенно несправедливо - отправлять меня в левую дверь, - сказал доктор Синицкий, лежавий на крайнем правом столе. - В конце концов, я спас гораздо больше жизней чем, эээ, не спас. Кроме того, после каждого раза я общался со знакомым батюшкой, и даже пожертвовал на колокола, причем дважды.
- А я только подписывал свидетельства о смерти, но не убивал никого сам, - подал голос Святослав Леопольдович, он лежал посередине. - Я считаю, что ваше решение, уважаемая лампа, бесчеловечно и несправедливо. Я буду жаловаться.
- Если уж говорить обо мне, то я вообще не понимаю, в чем меня обвиняют, и почему я должна отправляться в левую дверь - ведь наверняка куча людей, нагрешивших гораздо больше меня, были пропущены в правую. Позовите менеджера!
- Менеджер занят, - отрезала Лампа. - Он в командировке, у него отпуск. И вообще, он заболел, и к тому же на совещании.
* * *
- И это все?! А как быть со швами?
- Думаю, надо придерживать живот рукой, - рассудительно заметил Шар, - в конце концов, я не обещал тебе никаких чудес. Я же не профессиональный хирург, как доктор Синицкий, а несчастный клерк, которому все норовят усесться на голову. Органы внутрь затолкали? Затолкали. Худо-бедно присоединили, что куда надо. Думаю, до больницы доковыляешь, а там уж как повезет. Учитывая, что Синицкий и компания мертвы - твои шансы на выживание резко повышаются, - хихикнул Шар. - И вообще, мне нужно сосредоточиться, чтобы не ошибиться с точкой возврата, а то вывалишься черт знает где. Кстати, что такое "поправка на упреждающие колебания сингуляризованного континуума в точке предполагаемой локальной компрометации причинности"?
- Не знаю. Я ведь обычный инженер-технолог.
- А я - обычный офисный клерк.
Солнце уже село, а затянутое тучами небо полностью скрыло Луну и большую часть звезд. Андрей огляделся - да, то самое место. Интересно, сколько дней прошло с момента его смерти? Один? Два? Неделя, месяц? Место было тихое и безлюдное - дорога делала здесь поворот, справа и слева поднимаясь в гору. Идти на обгон при таком рельефе - чистое самоубийство... Или убийство. Справа от дороги раскинулось старое кладбище - вроде, на нем не хоронили уже лет восемьдесят.
Андрей, придерживая разваливающийся живот левой рукой, встал на обочине. Автостопом, думал он. Доеду автостопом. В темноте, глядишь, не рассмотрят, что там у меня. До ближайшей больницы - и пусть лечат. Только сначала дозвониться до жены. Как ей объяснить? Не надо... Не надо ничего объяснять, она и так поймет... Или нет?
Вдалеке показалась машина - странное совпадение - почти точь-в-точь как та, что была у него - такая же темно-синяя десятка. Андрей встал поближе к краю дороги и принялся отчаянно махать правой рукой. Владелец синей десятки, похоже, не горел желанием подбирать странного субъекта - тем более ночью и около кладбища. "Я бы тоже ни за что не подобрал", - подумал Андрей. Однако, от безысходности, замахал рукой еще энергичнее. Сердце Синицкого в его груди забилось часто-часто, потом болезненно сжалось и затихло.
Странный силуэт у обочины покачнулся и рухнул прямо под колеса - Андрей ударил по тормозам, но шансов не было. Он выскочил из машины и подбежал к отброшенному на несколько метров в сторону телу - наклонился, пытаясь разглядеть получше - и в этот момент его вырвало. Лежащее на земле нечто было абсолютно голым. Оно имело кожу зеленовато-желтого цвета, жуткие разрезы на животе и груди были грубо схвачены широкими стежками. Швы разошлись, и наружу вывалились внутренние органы - сердце, печень и почки. Все тело незнакомца было в крови, но эта кровь была старой и засохшей - свежих кровотечений не было. Андрей всмотрелся, пересиливая тошноту, в разбитое при ударе лицо - в темноте, конечно, он мог и ошибиться, но он мог поклясться... Его вырвало еще раз.
Откуда-то издалека донесся шум мотора и шорох резины по асфальту - из-за поворота дороги показался неповоротливый грузовик - кажется, МАЗ с прицепом-рефрижератором, в темноте так сразу и не поймешь. Раздался визг шин - и из-за фуры выскочил на встречку черный Мерседес - нужно быть полным идиотом, чтобы идти на обгон на таком участке, - успел подумать Андрей. В этот момент, очевидно, водитель мерина заметил темно-синюю девятку, стоящую на обочине - но было поздно: машины столкнулись лоб в лоб с оглушительным грохотом, десятку отбросило в сторону, а Мерседес несколько раз перевернулся и вспыхнул. Задняя левая дверца распахнулась, и из нее выкатился, громко крича и пытаясь сбить на себе пламя, мальчик лет пяти.
Андрей добежал до своей десятки и умудрился достать из покореженного салона огнетушитель - водитель МАЗа к тому времени уже поливал мальчишку пеной.
- Живой?
- Живой, - ответил водитель МАЗа и осторожно взял ребенка на руки. - Надо побыстрее довезти его до больницы.
- Там, в машине, мой папа.
- Тише, малыш. Попытайся уснуть. Все будет хорошо.
Из водительской дверцы торчала обугленная рука. Секундой позже, с тихим хрустом, она упала на грунт, рядом с отвалившимся от переднего бампера номером - цифры 563 были видны отчетливо, а буквы покрывала копоть.
Водитель МАЗа осторожно погрузил мальчишку в кабину и уехал. В этот момент, оставшись один, Андрей вновь вспомнил о странном существе - он добежал до места, где, как он помнил, лежало на земле сбитое им нечто - но ничего не обнаружил. Шок от всего произошедшего начал отступать на задний план, и на смену ему пришел навязчивый, липкий страх - темнота, тишина, старое кладбище, обугленная рука рядом со сгоревшим автомобилем и ходячий мертвец, который, возможно, ему только померещился - они обступали его все плотнее, брали в кольцо, не давали дышать.
Главное - не сойти с ума, - твердил он себе, - главное - не сойти с ума, не сойти с ума, не сойти с ума.
До Андрея донесся звук милицейской сирены - все громче и громче. Замелькал синий проблесковый маячок, рассеивая тишину и темноту, отгоняя кладбищенских призраков.
* * *
- Я что, умер? - спросил водитель Мерседеса у суетящихся вокруг разбитой вдребезги машины гаишников. Те прогинорировали его вопрос.
- Да, ты умер, - ответил проблесковый маячок. - Видишь ту пару дверей в кладбищенской ограде? Правая - это рай. Левая - ад.
- А куда попаду я?
- Сложно сказать, - пробурчал Маячок. - Вот, например, давай вспомним, откуда ты взял деньги на этот автомобиль.
- Зато его батюшка освятил.
- А и то правда, - повеселел Маячок. - В конце концов, я не люблю, когда меня упрекают в ненужном морализаторстве. Иди в правую.
Правая дверь бесшумно открылась - по ту сторону дверного проема ярко светило летнее солнце, небо имело невыносимо-голубой цвет, а вместо земли - насколько видел глаз, тянулись белые и пушистые, как хлопья сахарной ваты, облака. На облаках восседали белокурые ангелы с золочеными арфами. Водитель Мерседеса, помедлив секунду и оглянувшись напоследок, вошел внутрь.
Мгновение спустя, он провалился сквозь облачный покров в гигантскую никелированную воронку, на дне которой вертелись огромные шестеренки душеперемалывающего конвейера.
Ангелы ударили по струнам и дружно запели высокими, чистыми голосами, заглушая его последний крик.