Дементьева Ирина : другие произведения.

"The show must go on" ("Шоу должно продолжаться")

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Возможно, в рассказе есть неточности и ошибки в некоторых вопросах, так как тема затронута несколько специфическая. Поэтому заранее прошу прощения за это, я не специалист в медицине. Надеюсь, ошибки не очень грубые, и ими можно пренебречь ради самих событий, описанных в рассказе.

"THE SHOW MUST GO ON" ("ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ")






Ленка с сожалением сдала взятые на прокат коньки хмурой женщине в толстых очках и ещё раз пересчитала деньги. Нет, ещё на час не хватит. Она высыпала десятирублёвки в карман и плюхнулась на скамейку, натягивая тесные кроссовки. Кроссовки стали ей малы ещё в прошлом году, но Ленка любила их безумно, поэтому упрямо твердила матери, что они ей в самую пору, и носилась в них, отчаянно поджимая пальцы.
Краем глаза она увидела, как мальчик, которого она несколько раз толкнула на катке, тоже переодевает обувь. Но, видимо, коньки он принёс с собой, потому что, связав шнурки обоих ботинок, он повесил их на шею и выпрямился. И тут их взгляды встретились. Ноздри мальчишки свирепо раздулись, и он рванулся к ней. Ленка, на ходу застёгивая молнию на куртке, понеслась прочь с катка.
Она петляла по дорожкам парка, стараясь оторваться от погони. Наконец, оглянувшись, она увидела, что за ней никто уже не бежит. Со стороны катка доносилась замечательная песня. "Show must go on!" – пел сильный голос, и Ленка подтягивала за ним незнакомые английские слова. В школе она учила французский, и ей смертельно хотелось узнать, что значит эта фраза. Ленка пошла дальше уже не спеша, вспоминая, как сначала нечаянно, а потом нарочно толкала того мальчишку. Ей почему-то жутко хотелось, чтобы он растянулся во весь рост, её бесило, что он так легко несётся по льду, как заправский фигурист, и она добилась-таки своего. Он упал, проехал несколько метров на спине и упал ещё раз, когда пытался подняться. Ленка торжествующе похихикала и прокатила мимо.
Она задумчиво шла по тёмной дорожке и вдруг, оказавшись под фонарём, буквально уткнулась носом в того самого мальчишку. Он хмуро смотрел ей в глаза снизу вверх, оказавшись на полголовы ниже неё. У него были странной формы глаза, внешние уголки их были слегка вытянуты и приподняты к вискам, и цвет их был странный, серый, с чёрными крапинками. Почему-то они казались ей смутно знакомыми. Ленка внутренне собралась, готовясь к драке.
– Чего ты ко мне привязалась? – сердито спросил мальчишка. – Я тебе что, мешал?
– И ты догонял меня только для того, чтобы об этом спросить? – Ленка усмехнулась, поняв, что драки не будет.
– Да, – серьёзно ответил мальчик, – если я тебя обидел, то извини, а если ты просто так решила столкнуть меня, то извинись сама.
– Карандашика, жаль, нет, – засмеялась она, – а то дала бы тебе губу закатать.
– Ну, как знаешь, – он пожал плечами, – каждому по поступкам воздастся... И радуйся, что тебя мой папа не видел. Так что, если захочешь в следующий раз ко мне привязаться, смотри, чтобы его не было поблизости.
– Я уже боюсь, папенькин сынок! Ты ещё мамочку на помощь позови.
Мальчишка вдруг побледнел, злобно искривил губы и с размаху ударил Ленку в висок. Она без звука упала в большой сугроб лицом вниз и осталась лежать без движения. Мальчик потоптался и пнул её по ноге.
– Эй, ты чего? Вставай! – позвал он.
Ленка не шевельнулась. Мальчик перепугался и наклонился над ней, потряс за плечи.
– Чего ты? Вставай! – его голос заметно дрожал.
Он потянул её, пытаясь перевернуть на спину, чтобы заглянуть в лицо. Раздался тихий треск разрываемой ткани. И тогда Ленка резко вывернулась, опрокинула мальчишку в сугроб, уселась ему на грудь и принялась сосредоточенно набивать ему в рот колючий морозный снег. Мальчишка отчаянно извивался и вопил, на бледных щеках горел лихорадочный румянец. Коньки слетели с его шеи и утонули в снегу.
– Егор! – раздался совсем рядом резкий мужской голос. – Егор, что здесь происходит? Тебя на минуту нельзя оставить!
Чья-то сильная рука оторвала Ленку от мальчишки, она тут же отбежала подальше, опасаясь взбучки за учинённую потасовку. Остановилась, оглянулась. Её никто не преследовал. Мужчина стоял на коленях перед сидящим в сугробе мальчишкой и отряхивал с него снег. Мальчик вытирал руками лицо.
– Плакса! – крикнула Ленка и помчалась домой.
Она открыла дверь своим ключом в надежде незаметно прошмыгнуть в свою комнату, чтобы спрятать порванную куртку. Но мама тут же вышла в коридор, и Ленка опустила голову.
– Лена! Ну сколько можно! – начала выговаривать мама. – Я же просила тебя не гулять так поздно. Ты же девочка, мало ли что может случиться.
– Мам, ну что со мной может случиться? Я уже большая.
– Это ты так думаешь... Это что? Опять куртку порвала? Ленка! Да сколько можно! – голос мамы сорвался на крик.
– Я зашью, мам, ну не ругайся! – бормотала Ленка, цепляя куртку на стенной крючок.
– Да я выдеру тебя сейчас!
Угроза немедленно была приведена в исполнение, и по Ленкиным джинсам хлестнула скакалка. Ленка завизжала, как резаная, хоть больно ей не было, просто хотела вызвать жалость. Мама в сердцах бросила скакалку на пол:
– Что ты орёшь, словно я тебя убиваю? – в голосе звенели слёзы. – Ты меня в могилу сведёшь!
Она ушла в комнату. Ленка бросилась за ней. Мама села на диван, закрыв лицо руками.
– Мама, мама, ну не надо, не плачь, – затараторила Ленка, убирая мамины руки от лица, – не плачь, ну хочешь, выпори меня! Я даже джинсы сниму, я не пикну даже, хочешь? Ну, пожалуйста, мамочка, не плачь! Не буду я больше поздно приходить, прости меня, мам, только не плачь, слышишь?
– Ленка, ну что мне с тобой делать? – всхлипнула мама. – Тебе тринадцать лет, посмотри на себя! Вон, синяк на виске – опять подралась, куртку разодрала – опять надо новую покупать, учишься плохо... Вот выгонят из школы, что делать будем?
– Не выгонят, мама, я исправлюсь, честное слово, только не плачь. Я даже юбку носить буду, хочешь?
– Да зачем мне твоя юбка, – с досадой отмахнулась мама.
– Ты не будешь больше плакать?
Мама прижала к груди Ленкину голову.
– Не буду, не буду... Иди поужинай, уже два раза разогревала.
Ленка принялась уписывать макароны с котлетами.
– Ты хоть руки помыла?
– Я потом, когда посуду буду мыть.
Мама сокрушённо покачала головой, прислонилась к дверному косяку.
– Твой отец звонил, – после паузы сообщила она.
Ленка на мгновение замерла, затем продолжила есть.
– Чего хотел? – наконец спросила она.
– Он хочет познакомить тебя со своим... сыном.
– А я не хочу с ним знакомиться! – заявила Ленка.
– Он никогда ни о чём не просил, – заметила мама.
– И что?
– И ничего. Сходи к нему, познакомься и всё. Тебя никто не заставляет общаться с ними. Я тебя прошу.
– Ладно, – буркнула Ленка, – где он живёт-то?
– Совсем рядом с твоей школой. Адрес на тумбочке в прихожей. Завтра после уроков зайди, ладно?
– Ладно, – опять буркнула Ленка и подняла на маму невинные серые глаза. – Мамочка, а можно я не буду посуду мыть?
– Иди уж, горе моё, – вздохнула мама.
Перед сном Ленка думала об отце. Она смутно помнила его. Он ушёл, когда ей было пять лет. В памяти остались большие сильные руки, мягкий ласковый голос, чувство защищённости. И тот день, когда он уходил. Мама кричала и плакала, а отец молча сидел на диване, опустив голову и закрыв ладонями лицо. Потом тяжело поднялся и подошёл к ней.
– Прости меня, прости, если сможешь, – голос его звучал глухо, – но я не могу иначе. Я знаю, что я сволочь, но... я буду помогать... всё, что нужно.
– Выматывайся, – прошептала мама, – и забудь дорогу сюда. Забудь, что у тебя есть дочь.
– Зачем ты так? – с упрёком тем же глухим голосом проговорил отец. – Я буду приходить и помогать.
Затем он поднял зарёванную Ленку и прижал её к себе так, что она чуть не задохнулась. Потом он посмотрел ей в глаза. Она вспомнила. Продолговатые, с приподнятыми к вискам уголками, серые с чёрными крапинками... глаза отца. Ленка знала, что он приходил, но она убегала от него и возвращалась домой только после его ухода. Он оставлял деньги, и Ленка прекрасно знала, что половина её вещей, если не больше, куплена на них. Через несколько лет отец понял, что она не хочет встречаться с ним, и перестал бороться. Приходил, когда её не было, оставлял деньги, подарки и уходил. Она оглядела комнату. Часы на стене с движущимися глазами, настольная лампа, большой плюшевый заяц – подарки отца были повсюду. Она не чувствовала к нему ненависти, только жгучую обиду... и любовь. Ленка перевернулась на живот и неожиданно для себя расплакалась, уткнувшись лицом в подушку.

Утром Ленка пошла в школу в другой куртке, осторожно подсунув рваную в комнату к маме, чтобы она починила её, вернувшись с работы. Весь день она нервничала и мяла в кармане бумажку с адресом отца. "Не пойду никуда, – решилась она. – Скажу маме, что дома никого не было".
Но почему-то ноги сами принесли её после уроков к серой хрущёвке. Ленка поднялась на третий этаж и нерешительно остановилась около обитой коричневым дерматином двери. Палец дрожал, когда она прикоснулась к белой пуговке звонка, и Ленка отдёрнула руку. Бросив рюкзак с учебниками на пол, она уселась на него, откинулась спиной на стену. Растопырила пальцы перед лицом – они дрожали, как у алкоголика. Ленка сжала кулаки, вскочила, закинула рюкзак на плечо и твёрдо нажала на звонок. Тишина. Ленка позвонила ещё раз. Прижалась к двери щекой. Тишина. После третьего звонка дверь открылась.
На неё снизу вверх смотрели серые глаза в чёрную крапинку. Но глаза принадлежали не отцу, а мальчишке с катка.
– Это ты? – нахмурил он едва заметные брови. – Чего надо?
– Я не к тебе. Я к Алексею Борисовичу.
– К папе? – брови удивлённо взлетели вверх. – Так ты – Лена?
– Да.
– Проходи. Папы нет дома, он пошёл в аптеку, скоро придёт.
– Кто-то болен?
– Нет, – быстро ответил мальчик.
– Тебя зовут Егор?
– Егор. Проходи. Чай будешь?
– Нет, спасибо.
Ленка прошла в комнату, огляделась. Егор шёл за ней, насторожённо следя за каждым её движением. Они перекинулись несколькими вопросами, подчёркнуто вежливо, заключив между собой негласное перемирие.
– Я не буду говорить папе, что мы тогда подрались в парке, – тихо сказал Егор.
– Мне всё равно.
– Ему лучше не знать.
– Мне всё равно, – как можно равнодушнее повторила Ленка.
– Ты моя сестра, папе не понравится, если он узнает о том происшествии. И вообще, он всегда очень сердится, когда я влипаю в какие-нибудь истории.
– Откуда ты знаешь, кто я?
– Папа сказал, что ты однажды придёшь со мной познакомиться, – хмуро ответил Егор и, поколебавшись, добавил: – Иди сюда.
Ленка последовала за ним в другую комнату и остановилась на пороге.
– Ого! – восхищённо выдохнула она.
Одна стена комнаты была полностью оклеена фотообоями, изображающими море. К ней были прикреплены стеклянные полочки, на каждой из которых стояла модель парусного корабля.
– Это ты сам? Сам сделал? – пролепетала Ленка.
– Что, нравится? – Егор смущённо шмыгнул носом.
– Да-а, – протянула она.
– Нет, сам я сделал только "Палладу" и "Крузенштерн", остальные – папа, я только помогал.
Егор вдруг широко улыбнулся.
– Хочешь, я тебе кое-что покажу?
Ленка удивилась, взглянув в его доверчивые глаза. И так же широко улыбнулась. Вся натянутость в их разговоре исчезла.
– Что? Покажи.
– Это для папы, сюрприз.
Егор залез под кровать и вытащил оттуда большую коробку. Осторожно поставив её на стол, он поднял крышку и извлёк на свет модель корабля. Ленка чуть не задохнулась от восторга. Алые паруса на мачтах выгибались так, что казалось – если не держать корабль крепко, он просто умчится вдаль.
– Это "Секрет"? – спросила Ленка, осторожно прикоснувшись пальцем к бушприту.
– Да. Не трогай, модель не закончена, детали ещё плохо закреплены, – ответил Егор. – Если что-нибудь отвалится, то придётся очень много переделывать. Я могу не успеть.
– Я думала, галиоты не такие красивые, – заметила Ленка.
– Это не галиот. У Грина галиот, а этот я сам придумал. Только паруса алые, потому что это красиво. Я бы хотел увидеть такой корабль на самом деле, в море. Но времени мало, я уже не смогу поехать никуда.
– Почему мало времени? – засмеялась Ленка. – Ты даже младше меня! А я и то ещё собираюсь на море! Мы с мамой поедем в следующем году, а то в этом её в отпуск не отпустили летом.
Егор нахмурился и сжал губы. Молча убрал парусник обратно в коробку и поставил её под кровать.
– Папы долго нет, – пробормотал он.
– Мне пора домой, – Ленка немного обиделась.
– Хочешь, я сыграю тебе? – он взглянул на неё исподлобья. – Ты любишь музыку?
– Ну да, наверно, – она пожала плечами.
Егор повёл её обратно в ту комнату, где они уже были. Только теперь Ленка заметила у стены большой синтезатор. Она тут же нажала на клавишу, инструмент отозвался гитарной струной.
– Здорово, – улыбнулась она. – Ты умеешь на нём играть?
Егор кивнул и сел на вертящийся стульчик перед инструментом. Ленка пристроилась на подлокотнике дивана. Егор откашлялся и, глядя на клавиши, тихо сказал:
– Ты только не смейся. Это симфоническая сюита. Называется "Круговорот воды в природе".
Ленка невольно фыркнула. Егор сердито покосился на неё.
– Прости, я не буду смеяться, – смутилась она. – Просто как в школе.
– Наверное... Ну, представь себе, как из облаков образуются тучи, идёт дождь, гроза, молнии, вода падает на землю, превращается в ручьи, потом в реки, реки впадают в океан, океан испаряется, снова образуются облака. Всё повторяется.
– Хорошо, я попробую.
– Можешь закрыть глаза, так лучше представлять.
Ленка послушно зажмурилась.
Тихая нежная мелодия заполнила комнату. В Ленкином воображении возникли пухлые розовощёкие амуры, собирающие ладошками из воздуха водяную дымку. Они лепили из этой дымки шарики и складывали их в большую кучу, которая постепенно превращалась в облако. Музыка слегка изменилась, стала более энергичной. Порыв ветра разогнал амуров и столкнул вместе несколько больших облаков, они смешались, потемнели. Из появившейся тучи сначала редко, потом всё чаще и чаще начали выпадать дождевые капли. Пристроившись на одной из них, Ленкино воображение спустилось с небес на землю. Здесь уже вовсю бушевал ливень. И музыка выбивала дробь по крышам, шлёпала по лужам, звенела об оконные стёкла. Пронёсся далёкий раскат грома, затем ближе и ближе.
Ленка сильнее зажмурилась, предвкушая, как сейчас громыхнёт прямо над головой, но вдруг всё стихло. В комнате повисла тишина. Ленка подождала немного и открыла глаза. Егор сидел, наклонившись вперёд всем телом и отвернув от неё лицо. Руки лежали на коленях. Ленка увидела, как его ухо стало краснеть, пальцы медленно сжимались в кулаки.
– Тебе пора домой, – неожиданно охрипшим голосом проговорил Егор, не поворачиваясь к ней.
– А папа? – удивилась Ленка.
– Он, наверно, задерживается, – ровно ответил он. – Уходи.
– А ты не будешь играть дальше? Красивая музы...
– Уходи отсюда! – грубо перебил её Егор.
Его ухо стало пунцовым, кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев, он медленно раскачивался взад-вперёд. Ленка растерялась и спросила:
– Да ты можешь объяснить?..
– Выматывайся! – отчаянно закричал он, по-прежнему отвернувшись. – Катись домой!!! Проваливай!!!
Ленка вспыхнула и вылетела из комнаты. Она напялила кроссовки и, на ходу натягивая куртку, выскочила на лестницу. Только здесь она поняла, что шапка осталась в прихожей, но возвращаться не стала. Размазала по лицу злые слёзы и пошла вниз. Навстречу ей шёл тот самый мужчина, который помогал Егору в парке, Ленкин отец.
– Лена... – он остановился. – Подожди, не уходи. Что случилось? – заметил он слёзы на её щеках. – А Егор...
– Да пошёл ты со своим Егором-идиотом! – выпалила Ленка.
Отец вдруг побледнел, с силой оттолкнул Ленку и понёсся наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Ленка ударилась об стену и крикнула вслед отцу:
– И ты такой же идиот! Я не приду к вам больше!
Хлопнула дверь квартиры. "Больные... семейка идиотов, – думала Ленка, выходя на улицу, – вас обоих в психушку надо отправить". Она пошла домой через парк. С катка доносилась всё та же песня. "Show must go on!" – пел кто-то, и Ленке стало немного легче. Мороз нещадно цеплялся в мокрые от слёз щёки. Ленка сердито вытерла лицо варежкой и натянула капюшон.
– Всё, познакомилась, больше туда не пойду, – проворчала она на расспросы матери.

На следующий день отец ждал её около школы. Ленка скорчила независимую мину и хотела пройти мимо, сделав вид, что не заметила его.
– Лена, подожди, – окликнул он, и ей пришлось остановиться.
– Возьми, ты у нас вчера шапку оставила... Я провожу тебя, можно? И кое-что объясню.
– Да мне без разницы, – Ленка пожала плечами и одела шапку.
Некоторое время они шли молча. Потом отец свернул в парк, и Ленка пошла за ним. Песня преследовала, словно на катке не было других записей.
– Егор просил извиниться за вчерашнее, – наконец проговорил отец.
– Да мне без разницы, – повторила Ленка.
– Лена, ты сердишься на меня. Я очень виноват перед тобой и мамой. Ты можешь мне ничего не говорить, просто выслушай, пожалуйста...
Ленка кивнула, поправила лямки рюкзака.
– Я очень любил твою маму, но однажды, как говорится, бес попутал. Не была ни чувств, ничего. Женщина была одинока, и я казался себе её спасителем... но от спасения родился Егор... Я себя не оправдываю, я подло поступил по отношению к вам и к ней. Твоя мама, когда узнала всё... она меня простила... но та, другая... – отец надолго замолчал.
Ленка злилась на него, на Егора, на маму и на себя саму, слушая отца вполуха.
– Она взяла Егора, ему тогда было два годика, и вылезла на крышу. Сказала, что сбросит ребёнка и бросится сама, если я не уйду из семьи. Её забрали в больницу, Егора отдали в дом ребёнка... Она выписалась, сына ей вернули, потому что решили, что у неё было нервное потрясение и она вполне после него восстановилась. На этот раз она поступила умнее. Позвонила мне по телефону... Выбора у меня не оставалось, Лена. Я ушёл к ней, потому что она... убила бы ребёнка или себя... Ну, не мог я... Мама твоя долго не могла простить меня, потом всё-таки смягчилась. А вот ты... Я так тебя и не видел с тех пор, дочь.
– Не называй меня так, – окрысилась Ленка.
– Хорошо, – покорно согласился отец. – Я пришёл к ней, как она и хотела. Конечно, ничего у нас не ладилось, а потом... Егор заболел. Она стала пить. Ему нужно было делать операцию, пересадку. Я не подошёл, а у неё было стопроцентное попадание, она подходила идеально. Егора уже готовили к операции... Она по пути в больницу напилась и попала под машину. Умерла сразу, – быстро закончил он.
– А Егор? – спросила Ленка.
– Егор... остался без операции.
– Так вы теперь вдвоём живёте? Давно это случилось? – вырвалось у Ленки.
– Три года назад... Егор очень замкнулся после этого. Он знал о том, что у него есть сестра, и я решил познакомить вас, думал, ему это поможет. У него вчера приступ был, я немного опоздал с лекарством. Он не хотел, чтобы ты видела... Я скажу ему, что ты не сердишься, ладно? Если не хочешь приходить, я что-нибудь придумаю, он мне поверит. Он очень переживает.
– Я подумаю, – резко сказала Ленка.

Всю неделю она размышляла над рассказом отца, так ничего и не решив.
Как-то в столовой она оказалась рядом со столиком, за которым обедали две учительницы. Ленка сначала не прислушивалась к их разговору, но потом различила свою фамилию и насторожилась.
– Представляешь, новенький мой, две недели отходил только и уже заболел, – тихо сказала одна учительница.
– Это который, Свиридов, что ли? – спросила другая.
– Да. Отец его сейчас приходил, задание брал. Говорит, Егор пока дома заниматься будет, неделю, наверно. А потом – как карта ляжет.
– А что с ним?
– Лейкоз.
– Ах ты, господи! Такой вроде мальчишка хороший...
– Хороший-то хороший... Отличник круглый. Из той школы отец его забрал, потому там его жалеть начали, а Егор этого не любит, хочет, чтобы к нему относились, как к обычным детям. И задира страшный!
– Жалко пацана... Так ему операцию-то никак?..
– Там что-то с кровью, никак донора найти не могут. Вчера у него опять приступ был, отец весь белый пришёл.
– Ну, что же делать, смерть – она не разбирает, старик ли, ребёнок – ей всё равно.
Ленка поперхнулась супом и побежала из столовой.
– Свиридова! Посуду за тобой кто убирать будет? – крикнул кто-то ей вслед.
Ленка ушла с последних уроков и вскоре стояла перед знакомой обитой коричневым дерматином двери. Но так и не позвонила, ушла домой.
– Мам, что такое лейкоз? – спросила Ленка у матери, уныло пережёвывая ужин.
– Болезнь такая, – ответила та.
– И что при ней болит?
– Я не знаю, всё, наверное. Это рак крови.
Ленка опять поперхнулась, закашлялась до слёз. Мама похлопала её по спине.
– А это лечится? – спросила Ленка, помолчав.
– Лечится вроде. Надо делать пересадку костного мозга, химиотерапию. Это очень страшная болезнь, Лена. Что это ты вдруг об этом спрашиваешь?
– Да так, просто, – отмахнулась Ленка.
Ночью Ленке снилось, что отец плачет громко, навзрыд, как маленький ребёнок. Она проснулась в холодном поту, подбежала к окну, захлопнула раму. Сразу бросило в жар, и она опять распахнула окно. Больше она уже не уснула, так и просидела на кровати, закутавшись в одеяло.
Злая и невыспавшаяся, она пришла в школу, схватила сразу две двойки, на перемене подралась, и в завершение разбила в столовой тарелку с супом.
После уроков она решительно добежала до дома отца и позвонила в дверь.
– Ты? – Егор улыбнулся. – Проходи.
– Я слышала, ты заболел?
– Да, так, немного, ангина, наверное, – ответил он.
– Мы, оказывается, в одной школе учимся, – сказала Ленка, не зная, как завязать разговор. – Я слышала, про тебя учителя говорили. Ты отличник, да?
– А, ерунда! – отмахнулся он. – Просто у меня было много времени заниматься, когда... Ну и, наверное, я способный.
– И скромный.
– Ага! – Егор просто расцвёл. – Ты ведь не сердишься, что я тебя тогда прогнал?
– Нет. Мне на самом деле нужно было идти домой. Мама волнуется, когда я поздно прихожу.
– А у меня нет мамы, – спокойно сказал Егор.
– Да? – растерялась Ленка.
– Она попала под машину, водитель был пьяный, и она умерла.
– А разве... – Ленка осеклась.
Конечно, отец не сказал ему всей правды. Просто умерла... Она замолчала.
– Ты можешь мне немного помочь? – спросил Егор, не замечая её замешательства.
– Да, конечно.
Она придерживала пинцетом леера, пока он приклеивал их к борту корабля с алыми парусами.
– Если я успею доделать, то подарю его папе.
– У него же в июне день рождения, – заметила Ленка.
– Ну да.
"Ой, а сейчас февраль. Он что же, до июня не доживёт?" – подумала Ленка. Она, наверное, слишком пристально смотрела на него, потому что он удивлённо поднял глаза и спросил:
– Ты чего уставилась?
– Ты мне сыграешь? – нашлась Ленка.
– А ты что, правда хочешь?
– Да.
– Тогда сыграю. Только вот здесь подержи ещё. Надо это закончить и убрать, скоро папа придёт, он не должен знать про него.
Егор сел к синтезатору.
– Я не буду тебе сегодня сюиту играть, ладно? Там я ещё не доработал, когда вода в ручей собирается.
– А ты что, сам это сочинил? – изумилась Ленка.
Егор смущённо кивнул и торопливо начал переключать что-то на инструменте. И вдруг заиграл ту самую песню, которая без конца звучала на катке.
– Show must go on! – заорали они хором, когда мелодия дошла до припева. – Show must go on! Е-е-е!!!
– И что же это значит? – в такт мелодии провыла Ленка.
– Шоу должно продолжаться, – ответил Егор, закончив играть. – Эта песня группы "Queen". Солист, ну, который собственно и поёт её, Фредди Меркьюри, умер от СПИДа, его нельзя было вылечить.
– А тебя можно? – тихо спросила Ленка, испугавшись своего вопроса.
– Меня можно, – совершенно спокойно ответил Егор, – но мне нужен донор, его ищут, но пока не нашли.
"А если не найдут?" – хотела спросить Ленка, но прикусила язык.
Егор задумчиво перебирал клавиши, потом уверенно заиграл.
– Я знаю это! – обрадовалась Ленка. – Это "Лунная соната".
– Да, только я её чуть-чуть переделал, – розовея от смущения, сказал Егор.
Ленка не настолько хорошо разбиралась в музыке, чтобы понять, что именно изменил Егор. Она поняла только, что всегда слышала эту мелодию в исполнении фортепиано, теперь же её играл целый оркестр, в котором солировала звучная гитара.
В комнату вошёл отец, и Егор запрыгнул к нему на шею.
– Папка! – заорал он. – У нас Лена!
– Да вижу я, – улыбнулся отец, мельком взглянув на неё. – Сейчас ужинать будем.
– Я домой пойду, – заявила она.
– Поужинаешь и пойдёшь.
– Поздно, мама будет меня ругать.
– Позвони и предупреди её. Мы с Егором тебя потом проводим. Ему полезно прогуляться.
Вечером мама села на краешек Ленкиной кровати.
– Ну как? Ты же говорила, что не пойдёшь туда больше.
– Я передумала. Мама, а кто может быть донором?
– Любой здоровый совершеннолетний человек.
– Да? Только совершеннолетний?
– Конечно. Что это ты так медициной заинтересовалась в последнее время?
– Не знаю, просто...

Егор начал ходить на занятия. Ленка часто встречала его, в школе они почти не общались, лишь иногда перекидывались парой слов. Но после уроков обычно шли к Егору, делали уроки, Ленка помогала ему работать над парусником. Егор, в свою очередь, помогал Ленке с учёбой. Несмотря на то, что между ними была разница в два года и в два класса, он с лёгкостью решал её задачи и объяснял ей их решение так, что не понять мог только младенец.
Ленка стала лучше учиться, стала помогать маме, подсознательно подражая Егору.
Когда Егор снова не пришёл в школу, Ленка в ужасе помчалась к нему, забыв про уроки. Дверь открыл отец, уставший, мрачный.
– Егору плохо? – спросила Ленка.
– Ночью было плохо, сейчас лучше. Ты проходи. Он спит. Иди на кухню, я только что кофе сварил.
Он прошёл в комнату Егора, через минуту вернулся:
– Садись, что стоишь, как в гостях?
Ленка уселась за стол. Отец поставил на стол две чашки, разлил дымящийся кофе.
– Тебе с молоком?
Ленка кивнула.
– Ты не будешь против, если я закурю? – спросил отец.
Она была против, но, взглянув в измученное лицо, отрицательно помотала головой:
– Да, то есть нет. То есть я не против. Кури.
Отец щёлкнул зажигалкой и присел на подоконник, приоткрыв раму, чтобы дым сразу уходил на улицу.
– Ты всю ночь не спал? – спросила Ленка.
– Да.
– А Егор?
– И Егор. Он только недавно заснул, чуть больше часа назад.
– Папа, а донора ему ищут?
– Да.
– А кто может быть донором для него?
– Лучше всего близкий родственник.
– А я? Я ведь его сестра.
– Ты не можешь.
– Почему?
– Потому что тебе нельзя делать наркоз.
– Я терпеливая.
– Я сказал – нет. Кроме того... ты ему не совсем сестра, он мне не родной, я его усыновил, – сказал отец, глядя в окно.
– Папа, ты ведь врёшь, – тихо возразила Ленка.
– Нет.

Через два дня Егор вернулся к занятиям в школе. Ещё через два дня Ленка увидела его сидящим на полу в коридоре с задранной головой.
– Что случилось? – она заволновалась.
– Ничего, не переживай, – он опустил голову, и тут из его носа хлынула кровь.
– Что случилось? – заорала Ленка. – У тебя платок есть?
– На, – он сунул ей в руку скомканный носовой платок.
Ленка намочила его в фонтанчике для питья и положила на лицо Егора.
– Так что произошло? – настойчиво спросила она.
– Ерунда, – отмахнулся Егор.
– Ты... подрался?
– Ага, только папе не говори, он меня ругать будет.
– Я тоже буду! – заявила она.
– Ой, Ле-ена, не начинай!
– Ты придёшь домой с распухшим носом и думаешь, папа не заметит?
– Заметит, скажу, что ударился.
– И он поверит?
– Если ты не проболтаешься, у него не будет выбора.
– Я тебя убью, Егор.
– Всё прошло уже, – улыбнулся он.
– Из-за чего подрался-то?
– Просто.
– Егор!!!
– Я не скажу, – тихо сказал он, – и не проси.
– Я всё равно узнаю, – прошипела Ленка.
– Зачем? Любопытство потешить? Тебе не понравится.
В тот день Ленка не пошла к Егору, он возвращался домой один. Ленка допрашивала его одноклассников, оставшихся в школе на продлённый день, о причинах драки. И ей действительно не понравился результат разбирательства. Ленка узнала, что один из одноклассников постоянно дразнил Егора наркоманом за то, что он постоянно принимал лекарства. Егор не выдержал и затеял драку, в которой выиграл, но противник успел разбить ему нос.
Ленка, бледная от бешенства, фурией налетела на задиру.
– Если я узнаю, что ты хоть раз ещё посмеёшься над Егором, будешь иметь дело со мной, понял, малявка? – процедила она, прижав мальчишку к стенке.
– Забоялся я очень! – выпалил он, пугливо оглядываясь в поисках спасения, но они были одни.
– А я вот потом и посмотрю, сильно ты забоялся или нет. Я тебе советую не связываться со мной, ты понял?
Мальчишка молчал, сжимая прыгающие губы.
– Ты понял? – рявкнула Ленка, тряхнув его так, что он с размаху ударился затылком об стену.
– Понял, – всхлипнул мальчишка.
– Вот и молодец, – Ленка выпустила его.
– Ты дура! – крикнул он, отбежав на безопасное расстояние.
Ленка тут же понеслась за ним, догнала, повалила на пол и надавала тумаков, не обращая внимания на его вопли и слёзы.
– Свиридова! Свиридова, прекрати сейчас же! – суровый окрик директора заставил её отпустить жертву. – В чём дело?
– Он меня дурой назвал! – выпалила Ленка.
– А ты что сделала перед этим?
– Ничего, я его толкнула нечаянно и извинилась. А он меня дурой назвал и ещё ударил.
Мальчишка задохнулся от возмущения и вдруг разревелся в голос:
– Она врёт всё! Она меня из-за Егора побила!
– Из-за какого Егора?
– Из-за Свири-идова, я его дразнил!
– Да? – уточнил директор. – Тогда Свиридова свободна. А если я узнаю, что ты цепляешься к Егору, получишь неуд по поведению за год, и я вызову твоих родителей в школу.
Мальчишка вытер слёзы кулаком.
– Я больше не буду.
– Я надеюсь.
Когда Егор узнал об этом происшествии, он был вне себя.
– Чего ты лезешь? – кричал он на Ленку. – Я сам могу за себя постоять! Не смей жалеть меня! Поняла?
– Была нужда мне тебя жалеть! – вспылила Ленка. – Просто...
– Что просто? – выкрикнул Егор.
– Просто ты мой младший брат, и я должна тебя защищать.
– Честно? – он смущённо улыбнулся.
– Честно, – хмуро подтвердила Ленка, думая, поступила бы она так же, если б Егор был здоров.

Наступала весна. Солнце топило снег, превращая его в грязную кашу. Деревья были готовы выпустить почки. Природа просыпалась, всё вокруг дышало возрождением.
Егор промочил ноги и немного кашлял. Отец натирал его мазями и поил грудными сборами, но кашель не проходил.
Перед самыми каникулами снова ударил мороз.
В последний учебный день Егор снова не пришёл в школу, и у Ленки тоскливо сжалось сердце. Она с трудом досидела до конца первого урока и ушла, сказавшись больной. Перед дверью, обитой коричневым дерматином, она топталась минут десять, обмирая от страха.
Наконец она решилась позвонить и долго ждала. Позвонила снова, и ещё, и ещё. Сердце стучало всё сильнее и сильнее, она уже была уверена, что с Егором что-то случилось.
Когда она уже потеряла надежду, дверь всё-таки открылась. На пороге стоял Егор в пижамных штанишках и майке.
– Ленка? – он протёр заспанные глаза. – Что случилось?
– Что случилось? – растерялась она. – Это ты мне скажи, что случилось! – она сорвалась на крик. – Ты почему в школу не пришёл?
– Так ведь рано ещё?
– Ты дурак? На часы посмотри! Ты уже и на третий урок скоро опоздаешь!
Егор испуганно бросился в комнату, схватил будильник.
– Меня папа убьёт, – пробормотал он, – я обещал, что не просплю...
– Ты проспал? Ты просто проспал? – от облегчения Ленке захотелось плакать.
– Ну да... Папу срочно вызвали на работу в ночь. Я сказал, чтобы он не волновался, что я сам встану и не опоздаю в школу.
– Уже опоздал. Давай не пойдём. Скажем, что рано отпустили, завтра же каникулы начинаются.
– А если папа узнает?
– Если мы вдвоём будем уверенно говорить одно и то же, то он и не заподозрит ничего.
– Ну ладно. Давай. Я пойду завтрак приготовлю. Ты будешь сегодня моей гостьей.
– А ты сумеешь? – усомнилась Ленка.
– Обижаешь, – с упрёком покачал головой Егор. – Иди пока в комнату, я тебя позову.
Егор ушёл на кухню, а Ленка, почти до крови закусив губы, чтобы не расплакаться, проскользнула в комнату и отлупила кулаками подушку на кровати, чтобы хоть как-то дать разрядку напряжению. Успокоившись, она ощутила доносящийся из кухни запах готовящейся еды. Заправив постель, Ленка высунула нос из комнаты и прокричала:
– Егор, можно я приду? Кушать хочется.
– Иди, уже можно.
Завтрак был приготовлен на славу. Ленка уплетала омлет с колбасой и помидорами так, словно не ела неделю. Завершив трапезу бутербродами и кофе, они вымыли посуду и растянулись на полу в комнате, продолжая начатый за завтраком разговор.
– Кто мог бы стать твоим донором? Почему его так долго ищут? – спросила Ленка.
– Не знаю, мне просто не повезло, когда мама умерла. Тогда всё бы уже было хорошо. Если б я нашёл того урода, который её сбил, то задушил бы...
Ленка промолчала.
– Доноры есть, но Сергей Николаевич говорит, что они не совсем подходят мне, что может начаться отторжение.
– А кто это?
– Сергей Николаевич? Это мой врач. Он меня ведёт с самого начала. Он говорит, что лучше всего, если моим донором станет кто-то из родственников. Но у меня никого нет, кроме папы. А он не может.
– А я? – осторожно спросила Ленка.
– Ты тоже не можешь, – тон Егора не терпел возражений.
– Почему это?
– Папа так сказал.
– А он как-то объяснил?
– Н-нет.
– Егор!
– Папа меня убьёт, если я скажу.
– Он не узнает.
– А ты не заплачешь?
Ленка презрительно скривила губы.
– Я никогда не плачу, – слегка покривила она душой.
– Папа сказал, что ты мне не совсем сестра. Что он усыновил тебя, когда ты была маленькая.
– Да? Знаешь, Егор, я спросила папу, могу ли я стать донором. И он сказал мне то же самое. Но про тебя.
– А зачем?
– Хочешь, я тебе скажу правду?
– Конечно, – Егор весь подался к Ленке.
– Мы оба папины, мы на самом деле брат и сестра. Просто мне нельзя наркоз делать. Я в детстве, когда ещё папа с нами жил, свалилась с дерева, там разбитая бутылка оказалась, я здорово порезалась, и меня потащили быстренько в больницу. Там наделали уколов и начали зашивать. И тут я отключилась. Мама рассказывала, что меня еле откачали и сказали, что наркоз для меня – ну... каюк, короче.
– Тогда я понимаю папу. Ты не можешь быть донором.
– Не выдумывай! Я вполне смогу и потерпеть.
– Это очень больно. Ведь кость будут прокалывать.
– И что? – Ленка старалась держаться спокойно, но по спине побежали мурашки. – Зато я помогу тебе.
– Мне не нужна такая помощь! – вспылил Егор.
– Идиот! – выкрикнула Ленка.
Егор сел к синтезатору и начал наигрывать какую-то мелодию. Ленка лежала на полу, спрятав лицо в ладонях. Потом подошла к Егору и сказала:
– Послушай, давай просто сходим в больницу, пусть у меня возьмут анализы. Может быть, я и так не смогу стать для тебя донором, тогда мы зря ссоримся.
– Ладно. Завтра.
Егор повеселел и заиграл "The Show Must Go On", и они опять принялись дурашливо подражать Фредди Меркьюри. Никто из них не заметил, как в комнату вошёл отец.
– А что у нас за веселье? – спросил он.
– А нас раньше отпустили! – не сморгнув, выпалила Ленка.
– Ага! – не переставая играть, поддакнул Егор.
– Правда? – отец изумлённо приподнял брови. – И поэтому ты до сих пор в пижаме?
Егор отдёрнул руки от клавиш и начал медленно заливаться краской. Ленка стояла вся пунцовая от стыда.
– Ладно, успокойтесь, – усмехнулся отец. – На первый раз прощаю, второй раз соврёте – выдеру обоих. Проспал?
– Угу, – кивнул Егор.

Утром следующего дня мальчик и девочка вошли в вестибюль городской клинической больницы.
– Здравствуйте, тётя Маша, – Егор подскочил к вахтёрше, – а Сергей Николаевич здесь?
– Здесь, только дежурство принял.
– Можно к нему?
– Он на обходе ещё.
– А мы там подождём.
– Иди, как здоровье?
– Нормально! – крикнул Егор, уже подбегая к лестнице.
Ленка оглянулась на тётю Машу и заметила её жалостливый взгляд, которым та провожала Егора.
Ждать пришлось долго. Наконец в конце коридора появился колобок в белом халате. Егор толкнул Ленку:
– Вот он!
Колобок подкатился к детям и вцепился в Егора:
– Ну, в гости пришёл аль по делу? – у него оказался неожиданно низкий густой бас.
– И то и другое, Сергей Николаевич! Знакомьтесь, это моя сестра Лена.
Врач скользнул взглядом по Ленкиному лицу:
– О, моё почтение, – он схватил её руку, поднёс к губам и галантно шаркнул ножкой, – и что привело вас сюда? Проходите в кабинет.
– Я хочу узнать, могу ли стать донором для Егора, – начала Ленка.
Она замолчала. Ей хотелось быть серьёзной, ведь она пришла сюда по вопросу жизни и смерти, но Сергей Николаевич выглядел настолько комично, что ей то и дело хотелось прыснуть и расхохотаться. Врач был, что называется, поперёк себя шире. Он то сцеплял перед собой похожие на сардельки пальцы, то приглаживал ладонями редкие рыжеватые волосы, то откидывался на спинку стула и слегка раскачивался. Но, перехватив его взгляд, Ленка сразу расхотела смеяться. Небольшие светло-голубые глазки пристально и сурово изучали её лицо, казалось, что он читает её мысли.
– Егорка, автомат внизу знаешь, который кофе выдаёт? – наконец проговорил он.
– Знаю, – кивнул Егор.
– Слетай-ка, принеси нам по стаканчику... и булочек не забудь, булочек! – последние слова он прокричал в уже закрывающуюся дверь.
– Вы сможете стать донором, юная сестрица. Когда вам исполнится восемнадцать лет.
– Но вы же лучше меня знаете, что Егор не доживёт до моего совершеннолетия, – Ленка поразилась тому, как ровно прозвучал её голос.
Глаза врача были холодны.
– Тогда вы должны прийти с родителями. Они должны дать согласие на операцию.
– А можно хотя бы сдать анализы без маминого разрешения? – осторожно спросила Ленка.
– Вы сомневаетесь в её решении? – новый пристальный взгляд.
– Нет, – быстро ответила Ленка, – просто хочу знать, стоит ли начинать разговор.
Вошёл Егор с бумажными пакетами. Из одного он достал три пластиковых стаканчика с кофе, из другого вытряхнул на стол десяток разнообразных плюшек.
Сергей Николаевич шумно отхлебнул кофе и вцепился зубами в булочку. Егор и Ленка последовали его примеру. Прикончив четыре плюшки, врач откинулся на спинку стула и сказал:
– Чтобы сдать тесты, тоже нужно разрешение родителей.
– Ну, кровь-то они мне не запретят сдавать, – усмехнулась Ленка.
– Не знаю, не знаю... Ладно, я пойду на преступление, – врач вдруг резко подался вперёд, упершись круглым животом в край стола, – и возьму у вас тесты. Но, если результат будет положительным, дальнейший разговор только с родителями. Договорились?
– Да!

Результаты анализов превзошли все ожидания. Ленка была идеальным донором для Егора. Оставалось только убедить маму. И тут Ленка вдруг столкнулась с таким отпором, какого она никак не ожидала.
– Что б я даже намёка на эту тему больше не слышала! – бушевала мама. – Хватит мне того, как тебя в детстве чуть не потеряли! Ишь, чего выдумали – донор! Для этого он и решил про тебя вдруг вспомнить – своего щенка лечить! Нет!
– Мама! – кричала Ленка. – Как ты можешь так говорить! Ведь он же приходил, ты сама всегда говорила, что он никогда не забывал про меня! Он ведь мне даже сказал, что Егор ему не родной, когда я спросила, могу ли стать донором.
– Вот и хорошо, хорошо, что не родной. И забудь об этом раз и навсегда!
– Но, мама, ведь Егор умрёт!
– Тема закрыта! Донора ищут – найдут. И не таскайся туда больше, поняла?
Ленка зарылась головой в подушку, заливаясь слезами. Утром она пришла к Егору.
– Мама не соглашается, – мрачно сообщила она.
– Значит, так и должно быть, – Егор беспечно пожал плечами. – Я и сам не хочу, чтобы ты была моим донором. Я не хочу, чтобы тебе было так больно.
– А если ты умрёшь, мне не будет больно? – жестоко спросила Ленка.
Егор побледнел и сжал губы, весь как-то съёжился и отвернулся. Поплёлся в комнату, сел на диван, обнял колени. Ленке стало стыдно. Она села рядом с ним и осторожно обняла за плечи, Егор не отстранился.
– Прости меня, – прошептала Ленка.
Он уткнулся лицом ей в плечо и заплакал навзрыд. Ленка перепугалась, она ещё ни разу не видела Егора плачущим. Он быстро успокоился и, не глядя на Ленку, проскользнул в ванную. Вышел оттуда притихшим, с красными глазами и еле слышно попросил:
– Не говори, пожалуйста, папе, что я плакал, ладно?
– Конечно, – ещё тише пролепетала Ленка.
Она принесла ему воды, Егор выпил её маленькими глотками. Ленка заметила, что его зубы стучат о край стакана.
– Ты прости, Лен, – пробормотал он, – я обычно не плачу... когда кто-то есть. Не хочу, чтобы жалели. Мне папу только жалко. Он... Я слышу иногда, как он... плачет. Ночью, когда думает, что я сплю. А я слышу, он стонет и в подушку прячется, чтобы не слышно было... Из-за меня... Если бы я мог, я бы поправился сам, но...
– Егор, давай попросим Сергея Николаевича, может быть он разрешит так, без родителей, – очень тихо сказала Ленка.
– Нет, не разрешит, – Егор отрицательно покачал головой.
– Давай попробуем, давай взятку дадим.
– Какую взятку? – Егор вздохнул устало.
– Ну, не знаю... деньги, например.
– Нет, – Егор заволновался, – я не могу, тебе будет очень больно.
– Егор, посмотри, – Ленка закатала брючины, выставив покрытые шрамами коленки, – вот это мне зашивали без наркоза, я даже не пикнула, так, чуть-чуть поплакала и всё. А вот здесь... – она показывала пальцем на шрамы и рассказывала Егору их историю. – Так неужели ты думаешь, что я не смогу потерпеть...
– Ладно, – решился Егор, – но деньги нельзя. Когда в кино дают деньги, то всегда приходит милиция и всех арестовывает. У папы есть французский коньяк. Он в красивой коробке, давай его подарим.
– Давай. А ещё конфеты, у нас есть, маме из Финляндии привезли. Она их на мой день рождения хранит, так какая разница, я их раньше возьму.
Окрылённые надеждой, с подарочным пакетом в руках, они впорхнули в кабинет Сергея Николаевича.
– Сергей Николаевич, мама не соглашается, – волнуясь, сказала Ленка, – но, может быть, можно как-то без неё, я сама подпишу документы, а мы в долгу не останемся.
– Чего? – врач изумлённо уставился на неё.
– Мы вот вам принесли... в благодарность, – пролепетал Егор, протягивая пакет, – там коньяк и конфеты...
– Чего??? Какие конфеты? Марш отсюда! – Сергей Николаевич вскочил, хлопнув толстыми ладонями по столу, заорал так, что затряслись стены. – Марш отсюда, черти!
Ленка и Егор, перепуганные до смерти, выскочили в коридор.
– Я пакет оставил, – дрожа, прошептал Егор.
– Может, возьмёт? – нервно предположила Ленка.
Но дверь тут же открылась, врач сунул мальчику в руки пакет, и дверь с грохотом закрылась.
– Я говорила, лучше деньги, – проворчала Ленка.
Они пошли прогуляться по парку. Сначала хотели пойти на каток, но потом, по молчаливому согласию, ушли от катка в сторону, по расчищенным дорожкам. На катке по-прежнему распевал Фредди Меркьюри, и от его утверждения, что шоу должно продолжаться, им стало грустно. Без слов они бродили по парку до самой темноты. Вечером Ленка проводила Егора и вернулась домой. С мамой после разговора о донорстве отношения разладились. Ленка проглотила оставленный ужин, вымыла посуду, поблагодарила и ушла к себе в комнату. Конфеты были уже возвращены на место, и мама ничего не могла заподозрить. Ленка опять плакала перед сном. Она слышала, как мама заглядывала к ней, и затаила дыхание, притворяясь спящей.
Утром Ленка позвонила Егору:
– Послушай, я думаю, мы должны дать взятку деньгами.
– Может, оставить всё как есть? – неуверенно протянул Егор.
– Не говори чушь! У тебя есть деньги?
– Да, у меня есть пять тысяч, я коплю на велосипед.
– Велосипед подождёт. У меня тоже есть пять тысяч. Кстати, я тоже на велосипед коплю. Я ещё у мамы возьму, я знаю, где она деньги держит. Если не получится, положу на место, а если получится, то уже будет всё равно.
– Я тоже могу у папы взять, – решился Егор, помолчав минуту.
Они купили почтовый конверт в киоске и сложили туда свой капитал – тридцать пять тысяч, ещё одну тысячу Ленка положила в карман:
– Он точно не откажется от денег, в кино никогда не отказываются, а мы потом на эту тысячу отметим успех мероприятия.
– А если не возьмёт? – предположил Егор.
Ленка не ответила.
Сергей Николаевич не взял денег. Не говоря ни слова, он вышел из-за стола, брезгливо взял Егора за воротник двумя пальцами и вытолкал его за дверь. Потом железной хваткой стиснул Ленкино плечо:
– Мы договаривались, если я не ошибаюсь, что все разговоры только с родителями, – проговорил он свистящим шёпотом. – Извольте выполнять обещания.
– Но мама не согласится никогда! – выпалила Ленка.
– Значит, у неё есть на то причины.
– Я знаю эти причины! Мне наркоз делать нельзя, вот и вся причина!
– Это веская причина. Вы не представляете себе, насколько сильна боль при заборе...
– Я умею терпеть! – перебила его Ленка.
Врач сел на стул. Ленка стояла перед ним, упрямо наклонив голову.
– Положение Егора очень серьёзное, – он заговорил неожиданно спокойным голосом, – я затрудняюсь делать прогнозы на ближайшее время. Какой именно наркоз вам противопоказан?
– Чего?
– Я спрашиваю, какой именно препарат вызвал реакцию и какую?
– Я не знаю. Я упала с дерева, мне сделали укол, чтобы зашить рану, потом я ничего не помню. Мама говорит, меня еле спасли.
– Это единственная причина?
– Да.
– Вы можете принести вашу медицинскую карту из поликлиники?
– Да, могу.
– Будьте добры.
Через два часа он углубился в чтение, беззвучно шевеля губами, Ленка нервно следила за его лицом. Егора она заставила уйти домой.
– Вам противопоказан новокаин, – наконец проговорил врач, – но мы не используем этот препарат.
– То есть я могу...
– Вы можете попытаться убедить вашу маму. Можете ссылаться на меня.

Вечером позвонил Егор.
– Лена, – проговорил он каким-то странным уставшим голосом, – Лена, ты завтра к нам не приходи. Меня не будет... У меня температура небольшая, папа волнуется. Он звонил Сергею Николаевичу. Я сейчас еду в больницу. Это ненадолго. Это так, ерунда... я уверен.
Ленка весь следующий день посвятила домашним хлопотам. Она буквально вылизала всю квартиру, аккуратно сложила свои вещи в шкафу, навела идеальный порядок на столе, даже приготовила картофельное пюре и отварила сосиски к ужину. Закончив дела, она встретила с работы маму.
Та сразу заподозрила неладное.
– В чём дело, Лена? – она пристально взглянула дочери в глаза.
– Мама, мамочка, ты не сердись только. Доктор сказал, что мне можно наркоз делать, мне только новокаин нельзя, а его не используют...
– Я уже просила не возвращаться к этому разговору, – отрезала мама.
Ленка просила, умоляла, кричала, плакала, снова просила. Мама была непреклонна.
– Интересно знать, мамочка, а если б это не Егор умирал, а я, и от него зависела бы моя жизнь, тогда бы ты то же самое говорила? – выпалила Ленка.
Мама вздрогнула, закрыла лицо руками и отвернулась к окну. Ленка видела, что она плачет. Обычно она всегда в таких случаях бросалась успокаивать её, но теперь, посмотрев в мамину вздрагивающую спину, Ленка круто развернулась и ушла в свою комнату.
На кухне остывали пюре и сосиски. В квартире стояла мертвая тишина, только было слышно, как плачет и вздыхает мама. Ленка заснула лишь под утро. Сквозь сон она слышала какие-то шорохи у себя в комнате, но не смогла заставить себя проснуться.
– Лена, пора вставать, – услышала она мамин голос и сердито завернулась в одеяло.
– Лена, нам надо идти, – мамин голос настаивал.
Ленка со злостью откинула одеяло:
– Что?
– Иди завтракать. Лучше идти с утра.
– Куда?
– В больницу, – ответила мама, выходя из комнаты.
Ленка в одну секунду вылетела из кровати. На стуле лежала спортивная сумка, из неё торчали Ленкины пижама и халат. Она поняла, что означали те шорохи, которые слышала сквозь сон. Это мама собирала ей вещи в больницу. Чуть не плача, она выбежала на кухню и бросилась маме на шею, целуя её родное лицо.
– Мама, мамочка, прости меня, я плохая дочь, но я не могу иначе, спасибо тебе, спасибо тебе, родная моя.
Мама обняла Ленку и молчала.
В больнице она долго говорила с врачом, Ленка всё это время взволнованно мерила шагами коридор, прикладывала ухо к двери, но слышала только приглушённые голоса. Наконец, дверь открылась, мама и врач вышли к Ленке. Сергей Николаевич, продолжая разговор, говорил:
– Так что идите домой и можете не волноваться.
Ленка похолодела. Но врач, увидев её, сказал:
– Вы, юная сестрица, рано пришли с вещами. Егору нужно подготовиться к операции, и его подготовка займёт гораздо больше времени, чем ваша. Идите домой, получайте хорошие оценки в школе, соблюдайте режим дня, обязательно кушайте суп на обед, короче говоря, вам придётся в корне изменить свой образ жизни.
– А Егор здесь? – спросила Ленка.
– Здесь.
– Можно к нему?
– Да, конечно. Поднимайтесь на седьмой этаж, десятая палата.
Ленка с мамой прошли по коридору до двери с золотистыми цифрами "10".
– Я подожду тебя, – сказала мама, – пожалуйста, не задерживайся, не утомляй его.
– Хорошо, – сказала Ленка и вошла.
В палате с Егором сидел отец. Мальчик в спортивном костюме полулежал на кровати, к его руке тянулась тоненькая трубочка капельницы.
– Ленка! – обрадовался он.
– Папа, Егор! Я не просто так пришла! – сообщила Ленка. – Мама согласилась, я буду твоим донором, Егор!
– Нет, не будешь! – твёрдо возразил отец.
– Папа! – с упрёком воскликнула Ленка.
– Я уже всё объяснил!
– Мама уже подписала!
– Ну, так я не позволю!
– Мне можно, папа, можно делать наркоз, слышишь?
– Я видел уже однажды твой наркоз.
– Папочка, ну, если ты не веришь мне, поговори с мамой. Она в коридоре, меня ждёт.
Отец стиснул перед лицом ладони, прижал их к губам ребром и прикрыл глаза. Егор и Ленка молчали. Отец медленно подошёл к выходу, медленно повернул ручку и медленно вышел, прикрыв за собой дверь.
– Егор! Егорчик! Мама разрешила, ты представляешь! Я принесла Сергею Николаевичу свою медкарту, и он прочитал и сказал, что всё хорошо, что можно мне наркоз! – Ленка сбилась, увидев, как глаза Егора наполняются слезами.
– Ленка, я так... спасибо тебе, – пробормотал он.
– Дурак ты, Егор! – засмеялась Ленка. – Ну за что спасибо?
– За то, что у меня такая сестра, – он порывисто вытер слёзы свободной рукой и улыбнулся.
– Теперь тебя будут готовить к операции, а я буду пай-девочкой, чтобы быть готовой.
– У меня опять выпадут волосы, – смущённо сказал Егор, проводя ладонью по короткому ёжику волос.
– Ну и что? Отрастут.
Они говорили и говорили, словно не виделись несколько месяцев, а не два дня.
– Что-то папа долго, – вдруг заволновался Егор.
Ленка выглянула в коридор. Отец стоял, прислонившись спиной к стене. Одной рукой он прикрывал глаза, другая была безвольно опущена вниз. Ленка заметила, что из-под прикрывающей лицо ладони по щекам отца безостановочно текут слёзы и срываются с небритого подбородка. Ленке стало страшно. Мама стояла перед отцом и что-то тихо говорила ему. Потом осторожно коснулась его опущенной руки. Отец вдруг мягко обнял её, привлёк к себе, и мама спрятала лицо на его плече. Ленка бесшумно прикрыла дверь.
– Что? Что там? – испуганно спросил Егор, взглянув в её изменившееся лицо.
– Ничего, – несколько резко ответила Ленка, помолчала, глядя в окно.
– Лен, что случилось? – волнуясь, опять спросил он.
– Твой папа здесь всю ночь был?
– Да.
Ленка подошла к нему и взяла за руку.
– Егор, скажи, а ты очень маму любил?
– Почему любил? – удивился он. – Я её и сейчас люблю. Помню и люблю.
– Егор... а если бы твой папа познакомился с другой женщиной, ты как бы отнёсся?
– Ну, не знаю, – Егор задумался, Ленка пристально смотрела ему в лицо, – наверно, был бы рад, я хочу, чтобы папа был счастливым.
– Егор, а если бы он помирился с моей мамой? – робко спросила Ленка.
– Ты что? – испугался Егор. – Она же меня не любит!
– С чего ты взял?
– Папа рассказал мне всё, почему он бросил вас. Это из-за меня, твоя мама должна меня ненавидеть. И ты тоже.
– Ты глупый, Егор, моя мама не может тебя ненавидеть. Потому что она согласилась на операцию. И ты ни в чём перед нами не виноват. Ведь мама простила папу...
– Откуда ты знаешь? – он даже привстал со своей подушки.
– Потому что папа сейчас в коридоре обнял маму, и она не отстранилась от него, а совсем даже наоборот.
– Да? Если так, если она не будет ненавидеть меня, тогда мы могли бы стать настоящей семьёй. Папа, мама, брат и сестра, – мечтательно проговорил Егор.

С этого дня Ленку словно подменили. Она просиживала все вечера над уроками, исправила все плохие оценки, помогала маме, ложилась спать ровно в десять часов, пыталась даже начать делать утреннюю гимнастику, но это оказалось свыше её сил, и через пару дней упражнения сами собой прекратились. Учителя изумлялись, мама радовалась и грустила одновременно. Она и гордилась успехами дочери, и всё сильнее беспокоилась за исход операции.
Почти каждый день Ленка забегала в больницу к Егору. Она всегда заставала там отца, словно он жил в больнице. Иногда оставлял Егора на попечение Ленки и ехал домой умыться и переодеться.
Егор становился всё слабее и грустнее, смущался, когда она входила в палату, и однажды попросил её:
– Лен, ты не ходи ко мне больше, пожалуйста.
– Почему это? – обиделась Ленка.
– Мне делают химиотерапию. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.
– Каким?
– Больным... и лысым.
– Его-ор! – засмеялась Ленка. – Мне всё равно, лысый ты или покрытый волосами с ног до головы! Ты всё равно мой брат!
– Можно, я тебя кое о чём попрошу, только ты ничего не говори, просто сделай то, о чём я попрошу.
– Если ты не попросишь меня отказаться от донорства, то сделаю.
– Нет, не то. Я прошу тебя, Лена, – глаза Егора стали непривычно серьёзными, – если что-то пойдёт не так, если я... умру, то ты сама подари папе "Секрет", обещай. Скажешь ему, что это... от нас обоих. И побудь с ним в первое время.
Ленка растерялась. Сначала она хотела опять выругать его за глупые мысли, но он смотрел на неё так, что она поняла – нельзя этого говорить. Слишком серьёзная была болезнь у Егора, слишком хорошо он понимал, что операция может оказаться безуспешной. И он был готов к этому.
– Я уверен, что операция пройдёт хорошо, – словно услышав её мысли, продолжил Егор, – но бывает всякое. Я-то справлюсь, а вот папа...
"С чем ты справишься? – мысленно закричала Ленка. – Справишься со смертью? Так ей всё равно, взрослый ты или ребёнок...".
– Но ты же не сдашься просто так? – Ленка вымученно улыбнулась.
– Ты что? Я умирать не собираюсь. Я буду бороться из всех сил, если у меня будет даже только одна маленькая лазейка, я найду её! Ты слышишь, Ленка? – горячо заговорил Егор. – Я не дам смерти просто так забрать меня от папы и... и от тебя. Я очень люблю вас всех, я даже твою маму люблю, потому что благодаря ей я знаю, что могу бороться. Да я ей, в смысле смерти, таких... навешаю, что она убежит... – Егор закашлялся и упал на подушку.
– Ладно-ладно, вояка, – Ленка погладила его по руке, – она уже боится.
– Вот и отлично. Но про "Секрет" помни.
– Хорошо. Я всё сделаю. Но ты не умирай.

В назначенный день, сразу после майских праздников, Ленка в сопровождении мамы вошла в приёмный покой. Ей быстро оформили документы и отвели в палату. На прощание она клюнула маму в щёку, мама провела рукой по её плечу. Медсестра, которая должна была отвести Ленку, неприязненно наблюдала сухое прощание дочери с матерью, она привыкла к более тёплым выражениям чувств. Ей было невдомёк, что всю ночь они провели в обнимку, разговаривая об отце и Егоре, плача и утешая друг друга, что они специально условились именно так проститься, чтобы не расплакаться прямо там, в приёмном покое.
В палате Ленка бросила сумку с вещами на пол и села на кровать. Она впервые оказалась в больнице в роли пациента. И ей было безумно страшно. Она натянула на себя спортивный костюмчик и пошла к Егору, решив, что с ним ей будет не так грустно.
У двери в палату Егора её встретил отец.
– Лен, к нему сейчас нельзя, – остановил он её, – он только что после процедур, попозже.
– После обеда? – спросила Ленка.
– Да. Давай-ка поговорим.
Отец сел на диванчик в коридоре, Ленка примостилась на подлокотнике.
– Лена, я благодарен тебе за то, что ты решилась пойти на операцию, – тихо сказал он.
– Ты ерунду говоришь, – сердито отрезала Ленка. – Ты же сам хотел сделать это.
– Я его отец.
– Ты же говорил, что он не родной, – ехидно заметила Ленка и осеклась, увидев, как изменился в лице отец.
Он поднялся с дивана и наклонился к ней, сжал её локти так, что она не могла пошевелиться, и очень тихо проговорил:
– Я просто очень боюсь потерять... вас обоих.
– Папа, папа, ты не волнуйся, – зашептала Ленка, – с нами всё хорошо будет...
– Ленка, Ленка моя, – отец прижал её к груди.
Она уткнулась лицом в его обтянутую тесным больничным халатом грудь и с ужасом поняла, что плачет... Ленка подумала, что за последнее время, наверное, пролила слёз больше, чем за все свои тринадцать лет.
До этого, навещая Егора и просиживая с ним час-полтора в день, Ленка не замечала других детей, лежавших вместе с ним. Теперь же, находясь с ними целый день, встречая их в коридоре, в столовой, в игровой комнате, Ленка вдруг увидела совсем другую жизнь. Всё, что казалось ей таким важным, оказалось мелочью по сравнению с тем, что происходило здесь. Пока её готовили к операции, Ленка перезнакомилась почти со всеми детьми и как могла, пыталась помочь им.
Егор редко вставал с постели, в последние же несколько дней перед операцией к нему вообще не пускали. Ленка читала сказки малышам и косилась на снующих по коридорам врачей и медсестёр, надеясь, что её позовут к брату. Она слонялась по палате и думала о том, как она не ценила раньше то, что она здорова, что у неё есть мама, и что у неё есть то, что называется будущим, потому что ей пришлось увидеть детей, у которых будущего не было.
Маме она запретила приходить сюда, потому что боялась заплакать при ней. Допустить этого Ленка не могла, потому что она должна была быть сильной. Или казаться сильной.
После операции Ленка проснулась уже в своей палате. Разлепив глаза, она уставилась в потолок, прислушиваясь к своим ощущениям. Ей было плохо. Голова нещадно кружилась, шевелиться не хотелось, потому что каждое движение отзывалось слабой ноющей болью в мышцах, но всё, что находилось ниже пояса, болело и рвалось. Ленка со страхом ощупала живот и бёдра, всё было на месте. Охая и скуля, она села и пощупала колени и ступни. Всё было цело, всё шевелилось, но всё болело. Она опустилась обратно на подушку и тоскливо уставилась в потолок. "Если мне так плохо, – подумала она, – то каково же Егору?".
Вскоре пришёл Сергей Николаевич.
– Как самочувствие, сестрёнка? – он деловито ощупал Ленкино тело.
– У меня всё болит, – пожаловалась она.
– Пару дней придётся потерпеть.
– Как Егор?
– Пока трудно сказать. Сама операция прошла хорошо. Теперь надо ждать.
– Долго?
– Не меньше месяца. Возможно, больше.
– И что тогда?
– Если всё будет хорошо, то Егор поправится, но должен будет ещё приходить на обследования, а если будет отторжение... то он может погибнуть.
Ленка закрыла глаза.
– Надо верить, Лена, – серьёзно проговорил врач, – верить самой и помочь верить Егору. Без веры всё бесполезно. Для него теперь вера лучше всех других лекарств. И он не должен видеть твоих слёз и даже заплаканных глаз. Поэтому перед тем, как войти к нему, спроси себя, сможешь ли ты искренне улыбнуться и не разрыдаешься ли, увидев его. Твоя жалость для него – яд.
На следующий день Ленка потащилась к Егору, но так и не вошла к нему. Она только заглянула в палату, когда из неё выходила медсестра. Егор лежал с закрытыми глазами, белый, как наволочка его подушки и не шевелился. Отец в маске сидел рядом с ним, уткнувшись подбородком в стиснутые перед собой руки, и неотрывно смотрел на сына. Ленка подумала, что он ни разу не зашёл к ней после операции. Она вернулась в палату и заплакала, злясь на весь свет.
К вечеру Ленка уже успела внушить себе, что мама была права, когда говорила, будто она нужна была отцу и Егору только в роли донора. Поэтому, увидев входящего в палату отца, она сразу ощетинилась и резко спросила:
– Чего тебе?
Отец, не говоря ни слова, встал на колени возле кровати, взял Ленкины ладони и прижал их к своему лицу. Она почувствовала, что сейчас опять заплачет.
– Папа, ты чего? – сдавленным голосом спросила она.
Отец молчал и целовал Ленкины ладони.
– Папа, папочка, не надо...
– Девочка моя, родная, ты прости меня, если можешь, за всё, – прошептал он, не убирая от лица её рук. – Я права не имел просить тебя об этом, милая моя, доченька, прости, прости меня...
– Папочка, папа, ты не виноват ни в чём, – Ленка всё-таки расплакалась.
И отец схватил её, прижал к себе так же сильно, как тогда в детстве, когда уходил к другой семье...
– Я всё время плачу, – пожаловалась Ленка Сергею Николаевичу во время утреннего обхода.
– Это пройдёт. Так бывает.
– Как Егор?
– Пока без изменений. Завтра готовься на выписку, сестрёнка.
– А Егор? – глупо спросила Ленка.
– Можешь зайти к нему.
– Нет, я опять заплачу, – сказала она.
– Тогда оставь для него записку.
Ленка взяла лист бумаги и написала: "Егор!". Дальше этого слова письмо не писалось. Она изгрызла кончик ручки, перевернула бумагу и быстро нарисовала рвущийся вперёд парусник. Потом взяла в игровой комнате красный фломастер и закрасила паруса. Под рисунком она написала только четыре слова: "Я буду ждать тебя". Подумала и дописала большими русскими буквами: "ШОУ МАСТ ГОУ ОН!". Рисунок она передала отцу, взяв с него обещание, что тот не будет смотреть, что на нём нарисовано, и просто передаст его Егору.

Учебный год Ленка закончила без троек, но это её не радовало. Её вообще ничего не радовало. После выписки из больницы она всё время была грустной, всё время сидела на подоконнике и смотрела в окно. Она почти не разговаривала, на вопросы отвечала односложно и ни разу не сходила навестить Егора.
Несколько раз приезжал отец. Ленка отстранялась, когда он пытался обнять её, и отмалчивалась, когда он рассказывал о состоянии сына. Отец сидел на кухне с матерью, перекидываясь с ней короткими фразами. Ленка сползала со своего подоконника и осторожно подглядывала за ними. Отец сидел не больше часа и снова уезжал в больницу.
Из их отрывистых разговоров Ленка узнавала, что состояние Егора изменяется слишком медленно, что врач нервничает и намекает, что возможно самое худшее. Тогда она ложилась под одеяло и снова плакала.
Мама волновалась, пыталась растормошить дочь, но она по-прежнему угрюмо отмалчивалась, отворачиваясь к окну или стене.
– Мама, а ты с папой помиришься? – однажды спросила Ленка, глядя на бушующую за окном июньскую грозу.
– О чём это ты? – насторожилась мама.
– Я видела, как вы в больнице обнимались.
– Нет, мне просто было его жаль.
– А теперь ты с ним на кухне сидишь. Тоже жаль?
– Лена, я не хочу об этом говорить. Разбитую чашку не склеишь.
– Можно взять новую. Мы все стали другими. У нас трёхкомнатная квартира, одна комната всё равно всегда пустая.
– Разговор окончен.
Ленка ушла к себе и легла, свернувшись калачиком.
Мама, не выдержав Ленкиного настроения, пошла к Сергею Николаевичу и рассказала ему обо всём, что происходит с Ленкой.
– Егор очень ждёт Лену, ему нужна её поддержка. Алексей Борисович не говорил вам об этом? – задумчиво сказал врач.
– Нет, но мне всегда казалось, что он о чём-то умалчивает.
– Но если у девочки депрессия, то ей действительно лучше не приходить к нему. Отправьте её в санаторий.
– У неё депрессия? – удивилась мама.
– А вы что же, думали, что это так, слово такое существует и всё? Я уверен, ваша девочка и сама не рада тому, что с ней происходит. Я выпишу вам рецепт. Пусть она принимает по той инструкции, которая будет приложена к препарату. И оформлю ей путёвку в санаторий. Пусть она поживёт там, укрепит здоровье, успокоится.
К новости о санатории Ленка отнеслась равнодушно, даже не повернув головы от окна. Но перед отъездом спросила про Егора и про отца. Узнав, что Егора готовят к выписке на постельный режим дома и что мама не собирается мириться с отцом, она кивнула и больше не произнесла ни слова.
В санатории Ленка держалась особняком, ни с кем не общалась, ходила одиноко по дорожкам сада. Через две недели для ребят устроили праздник с дискотекой. Ленка не пошла вместе со всеми, осталась в комнате, лежала на кровати, заложив за голову руки. В открытое окно дышал летний тёплый вечер, занавеска медленно качалась в такт доносящейся с танцплощадки музыке. Ленка встала, чтобы закрыть окно и не слышать ничего, но тут знакомый сильный голос запел знакомые слова: "Show must go on!".
Ленка замерла, держась одной рукой за раму, другой опираясь на подоконник. Когда песня закончилась, она натянула на ноги разбитые сандалии и вылезла в окно.
Низкий заборчик санатория был преодолён в один прыжок. Ленка вышла на шоссе и по обочине пошла к станции. В кармане джинсов бренчала мелочь, её хватило на билет до города.
Уже после полуночи Ленка подошла к своему дому. В окне кухни горел свет, и Ленка немного удивилась – у мамы не было привычки полуночничать. Она поднялась на свой этаж и потрогала дверную ручку. Ещё больше она удивилась, обнаружив, что дверь не заперта.
Ленка бесшумно вошла в квартиру и заглянула на кухню. Ленкин отец стоял на коленях перед сидящей на табуретке мамой и прижимал к губам её ладони, а она прятала лицо в его волосах. Ленка неслышно прокралась к себе, но заметила, что дверь в комнату, которая выполняла обычно роль кладовки, приоткрыта. Она удивлённо толкнула дверь и замерла на пороге.
Комната была чисто прибрана. Приглушённо горела настольная лампа. На полу лежала большая спортивная сумка. В углу стоял прислонённый к стене синтезатор. На тумбочке горделиво надувал паруса "Секрет", рядом с ним лежало Ленкино письмо, которое она передавала Егору. А на диване, подложив ладошку под щёку, спал Егор.
Ленка, плача и улыбаясь, растолкала брата и легла рядом с ним на диван.
– Лен, я сам подарил папе "Секрет", – сонно пробормотал Егор, обнимая её за шею.
– Show must go on, Егорчик... – прошептала Ленка.


(C) 02.12.2012


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"