"THE SHOW MUST GO ON" ("ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ")
Ленка с сожалением сдала взятые на прокат коньки хмурой женщине в толстых очках и ещё раз пересчитала деньги. Нет, ещё на час не хватит. Она высыпала десятирублёвки в карман и плюхнулась на скамейку, натягивая тесные кроссовки. Кроссовки стали ей малы ещё в прошлом году, но Ленка любила их безумно, поэтому упрямо твердила матери, что они ей в самую пору, и носилась в них, отчаянно поджимая пальцы.
Краем глаза она увидела, как мальчик, которого она несколько раз толкнула на катке, тоже переодевает обувь. Но, видимо, коньки он принёс с собой, потому что, связав шнурки обоих ботинок, он повесил их на шею и выпрямился. И тут их взгляды встретились. Ноздри мальчишки свирепо раздулись, и он рванулся к ней. Ленка, на ходу застёгивая молнию на куртке, понеслась прочь с катка.
Она петляла по дорожкам парка, стараясь оторваться от погони. Наконец, оглянувшись, она увидела, что за ней никто уже не бежит. Со стороны катка доносилась замечательная песня. "Show must go on!" – пел сильный голос, и Ленка подтягивала за ним незнакомые английские слова. В школе она учила французский, и ей смертельно хотелось узнать, что значит эта фраза. Ленка пошла дальше уже не спеша, вспоминая, как сначала нечаянно, а потом нарочно толкала того мальчишку. Ей почему-то жутко хотелось, чтобы он растянулся во весь рост, её бесило, что он так легко несётся по льду, как заправский фигурист, и она добилась-таки своего. Он упал, проехал несколько метров на спине и упал ещё раз, когда пытался подняться. Ленка торжествующе похихикала и прокатила мимо.
Она задумчиво шла по тёмной дорожке и вдруг, оказавшись под фонарём, буквально уткнулась носом в того самого мальчишку. Он хмуро смотрел ей в глаза снизу вверх, оказавшись на полголовы ниже неё. У него были странной формы глаза, внешние уголки их были слегка вытянуты и приподняты к вискам, и цвет их был странный, серый, с чёрными крапинками. Почему-то они казались ей смутно знакомыми. Ленка внутренне собралась, готовясь к драке.
– Чего ты ко мне привязалась? – сердито спросил мальчишка. – Я тебе что, мешал?
– И ты догонял меня только для того, чтобы об этом спросить? – Ленка усмехнулась, поняв, что драки не будет.
– Да, – серьёзно ответил мальчик, – если я тебя обидел, то извини, а если ты просто так решила столкнуть меня, то извинись сама.
– Карандашика, жаль, нет, – засмеялась она, – а то дала бы тебе губу закатать.
– Ну, как знаешь, – он пожал плечами, – каждому по поступкам воздастся... И радуйся, что тебя мой папа не видел. Так что, если захочешь в следующий раз ко мне привязаться, смотри, чтобы его не было поблизости.
– Я уже боюсь, папенькин сынок! Ты ещё мамочку на помощь позови.
Мальчишка вдруг побледнел, злобно искривил губы и с размаху ударил Ленку в висок. Она без звука упала в большой сугроб лицом вниз и осталась лежать без движения. Мальчик потоптался и пнул её по ноге.
– Эй, ты чего? Вставай! – позвал он.
Ленка не шевельнулась. Мальчик перепугался и наклонился над ней, потряс за плечи.
– Чего ты? Вставай! – его голос заметно дрожал.
Он потянул её, пытаясь перевернуть на спину, чтобы заглянуть в лицо. Раздался тихий треск разрываемой ткани. И тогда Ленка резко вывернулась, опрокинула мальчишку в сугроб, уселась ему на грудь и принялась сосредоточенно набивать ему в рот колючий морозный снег. Мальчишка отчаянно извивался и вопил, на бледных щеках горел лихорадочный румянец. Коньки слетели с его шеи и утонули в снегу.
– Егор! – раздался совсем рядом резкий мужской голос. – Егор, что здесь происходит? Тебя на минуту нельзя оставить!
Чья-то сильная рука оторвала Ленку от мальчишки, она тут же отбежала подальше, опасаясь взбучки за учинённую потасовку. Остановилась, оглянулась. Её никто не преследовал. Мужчина стоял на коленях перед сидящим в сугробе мальчишкой и отряхивал с него снег. Мальчик вытирал руками лицо.
– Плакса! – крикнула Ленка и помчалась домой.
Она открыла дверь своим ключом в надежде незаметно прошмыгнуть в свою комнату, чтобы спрятать порванную куртку. Но мама тут же вышла в коридор, и Ленка опустила голову.
– Лена! Ну сколько можно! – начала выговаривать мама. – Я же просила тебя не гулять так поздно. Ты же девочка, мало ли что может случиться.
– Мам, ну что со мной может случиться? Я уже большая.
– Это ты так думаешь... Это что? Опять куртку порвала? Ленка! Да сколько можно! – голос мамы сорвался на крик.
– Я зашью, мам, ну не ругайся! – бормотала Ленка, цепляя куртку на стенной крючок.
– Да я выдеру тебя сейчас!
Угроза немедленно была приведена в исполнение, и по Ленкиным джинсам хлестнула скакалка. Ленка завизжала, как резаная, хоть больно ей не было, просто хотела вызвать жалость. Мама в сердцах бросила скакалку на пол:
– Что ты орёшь, словно я тебя убиваю? – в голосе звенели слёзы. – Ты меня в могилу сведёшь!
Она ушла в комнату. Ленка бросилась за ней. Мама села на диван, закрыв лицо руками.
– Мама, мама, ну не надо, не плачь, – затараторила Ленка, убирая мамины руки от лица, – не плачь, ну хочешь, выпори меня! Я даже джинсы сниму, я не пикну даже, хочешь? Ну, пожалуйста, мамочка, не плачь! Не буду я больше поздно приходить, прости меня, мам, только не плачь, слышишь?
– Ленка, ну что мне с тобой делать? – всхлипнула мама. – Тебе тринадцать лет, посмотри на себя! Вон, синяк на виске – опять подралась, куртку разодрала – опять надо новую покупать, учишься плохо... Вот выгонят из школы, что делать будем?
– Не выгонят, мама, я исправлюсь, честное слово, только не плачь. Я даже юбку носить буду, хочешь?
– Да зачем мне твоя юбка, – с досадой отмахнулась мама.
– Ты не будешь больше плакать?
Мама прижала к груди Ленкину голову.
– Не буду, не буду... Иди поужинай, уже два раза разогревала.
Ленка принялась уписывать макароны с котлетами.
– Ты хоть руки помыла?
– Я потом, когда посуду буду мыть.
Мама сокрушённо покачала головой, прислонилась к дверному косяку.
– Твой отец звонил, – после паузы сообщила она.
Ленка на мгновение замерла, затем продолжила есть.
– Чего хотел? – наконец спросила она.
– Он хочет познакомить тебя со своим... сыном.
– А я не хочу с ним знакомиться! – заявила Ленка.
– Он никогда ни о чём не просил, – заметила мама.
– И что?
– И ничего. Сходи к нему, познакомься и всё. Тебя никто не заставляет общаться с ними. Я тебя прошу.
– Ладно, – буркнула Ленка, – где он живёт-то?
– Совсем рядом с твоей школой. Адрес на тумбочке в прихожей. Завтра после уроков зайди, ладно?
– Ладно, – опять буркнула Ленка и подняла на маму невинные серые глаза. – Мамочка, а можно я не буду посуду мыть?
– Иди уж, горе моё, – вздохнула мама.
Перед сном Ленка думала об отце. Она смутно помнила его. Он ушёл, когда ей было пять лет. В памяти остались большие сильные руки, мягкий ласковый голос, чувство защищённости. И тот день, когда он уходил. Мама кричала и плакала, а отец молча сидел на диване, опустив голову и закрыв ладонями лицо. Потом тяжело поднялся и подошёл к ней.
– Прости меня, прости, если сможешь, – голос его звучал глухо, – но я не могу иначе. Я знаю, что я сволочь, но... я буду помогать... всё, что нужно.
– Выматывайся, – прошептала мама, – и забудь дорогу сюда. Забудь, что у тебя есть дочь.
– Зачем ты так? – с упрёком тем же глухим голосом проговорил отец. – Я буду приходить и помогать.
Затем он поднял зарёванную Ленку и прижал её к себе так, что она чуть не задохнулась. Потом он посмотрел ей в глаза. Она вспомнила. Продолговатые, с приподнятыми к вискам уголками, серые с чёрными крапинками... глаза отца. Ленка знала, что он приходил, но она убегала от него и возвращалась домой только после его ухода. Он оставлял деньги, и Ленка прекрасно знала, что половина её вещей, если не больше, куплена на них. Через несколько лет отец понял, что она не хочет встречаться с ним, и перестал бороться. Приходил, когда её не было, оставлял деньги, подарки и уходил. Она оглядела комнату. Часы на стене с движущимися глазами, настольная лампа, большой плюшевый заяц – подарки отца были повсюду. Она не чувствовала к нему ненависти, только жгучую обиду... и любовь. Ленка перевернулась на живот и неожиданно для себя расплакалась, уткнувшись лицом в подушку.
Утром Ленка пошла в школу в другой куртке, осторожно подсунув рваную в комнату к маме, чтобы она починила её, вернувшись с работы. Весь день она нервничала и мяла в кармане бумажку с адресом отца. "Не пойду никуда, – решилась она. – Скажу маме, что дома никого не было".
Но почему-то ноги сами принесли её после уроков к серой хрущёвке. Ленка поднялась на третий этаж и нерешительно остановилась около обитой коричневым дерматином двери. Палец дрожал, когда она прикоснулась к белой пуговке звонка, и Ленка отдёрнула руку. Бросив рюкзак с учебниками на пол, она уселась на него, откинулась спиной на стену. Растопырила пальцы перед лицом – они дрожали, как у алкоголика. Ленка сжала кулаки, вскочила, закинула рюкзак на плечо и твёрдо нажала на звонок. Тишина. Ленка позвонила ещё раз. Прижалась к двери щекой. Тишина. После третьего звонка дверь открылась.
На неё снизу вверх смотрели серые глаза в чёрную крапинку. Но глаза принадлежали не отцу, а мальчишке с катка.
– Это ты? – нахмурил он едва заметные брови. – Чего надо?
– Я не к тебе. Я к Алексею Борисовичу.
– К папе? – брови удивлённо взлетели вверх. – Так ты – Лена?
– Да.
– Проходи. Папы нет дома, он пошёл в аптеку, скоро придёт.
– Кто-то болен?
– Нет, – быстро ответил мальчик.
– Тебя зовут Егор?
– Егор. Проходи. Чай будешь?
– Нет, спасибо.
Ленка прошла в комнату, огляделась. Егор шёл за ней, насторожённо следя за каждым её движением. Они перекинулись несколькими вопросами, подчёркнуто вежливо, заключив между собой негласное перемирие.
– Я не буду говорить папе, что мы тогда подрались в парке, – тихо сказал Егор.
– Мне всё равно.
– Ему лучше не знать.
– Мне всё равно, – как можно равнодушнее повторила Ленка.
– Ты моя сестра, папе не понравится, если он узнает о том происшествии. И вообще, он всегда очень сердится, когда я влипаю в какие-нибудь истории.
– Откуда ты знаешь, кто я?
– Папа сказал, что ты однажды придёшь со мной познакомиться, – хмуро ответил Егор и, поколебавшись, добавил: – Иди сюда.
Ленка последовала за ним в другую комнату и остановилась на пороге.
– Ого! – восхищённо выдохнула она.
Одна стена комнаты была полностью оклеена фотообоями, изображающими море. К ней были прикреплены стеклянные полочки, на каждой из которых стояла модель парусного корабля.
– Это ты сам? Сам сделал? – пролепетала Ленка.
– Что, нравится? – Егор смущённо шмыгнул носом.
– Да-а, – протянула она.
– Нет, сам я сделал только "Палладу" и "Крузенштерн", остальные – папа, я только помогал.
Егор вдруг широко улыбнулся.
– Хочешь, я тебе кое-что покажу?
Ленка удивилась, взглянув в его доверчивые глаза. И так же широко улыбнулась. Вся натянутость в их разговоре исчезла.
– Что? Покажи.
– Это для папы, сюрприз.
Егор залез под кровать и вытащил оттуда большую коробку. Осторожно поставив её на стол, он поднял крышку и извлёк на свет модель корабля. Ленка чуть не задохнулась от восторга. Алые паруса на мачтах выгибались так, что казалось – если не держать корабль крепко, он просто умчится вдаль.
– Это "Секрет"? – спросила Ленка, осторожно прикоснувшись пальцем к бушприту.
– Да. Не трогай, модель не закончена, детали ещё плохо закреплены, – ответил Егор. – Если что-нибудь отвалится, то придётся очень много переделывать. Я могу не успеть.
– Я думала, галиоты не такие красивые, – заметила Ленка.
– Это не галиот. У Грина галиот, а этот я сам придумал. Только паруса алые, потому что это красиво. Я бы хотел увидеть такой корабль на самом деле, в море. Но времени мало, я уже не смогу поехать никуда.
– Почему мало времени? – засмеялась Ленка. – Ты даже младше меня! А я и то ещё собираюсь на море! Мы с мамой поедем в следующем году, а то в этом её в отпуск не отпустили летом.
Егор нахмурился и сжал губы. Молча убрал парусник обратно в коробку и поставил её под кровать.
– Папы долго нет, – пробормотал он.
– Мне пора домой, – Ленка немного обиделась.
– Хочешь, я сыграю тебе? – он взглянул на неё исподлобья. – Ты любишь музыку?
– Ну да, наверно, – она пожала плечами.
Егор повёл её обратно в ту комнату, где они уже были. Только теперь Ленка заметила у стены большой синтезатор. Она тут же нажала на клавишу, инструмент отозвался гитарной струной.
– Здорово, – улыбнулась она. – Ты умеешь на нём играть?
Егор кивнул и сел на вертящийся стульчик перед инструментом. Ленка пристроилась на подлокотнике дивана. Егор откашлялся и, глядя на клавиши, тихо сказал:
– Ты только не смейся. Это симфоническая сюита. Называется "Круговорот воды в природе".
Ленка невольно фыркнула. Егор сердито покосился на неё.
– Прости, я не буду смеяться, – смутилась она. – Просто как в школе.
– Наверное... Ну, представь себе, как из облаков образуются тучи, идёт дождь, гроза, молнии, вода падает на землю, превращается в ручьи, потом в реки, реки впадают в океан, океан испаряется, снова образуются облака. Всё повторяется.
– Хорошо, я попробую.
– Можешь закрыть глаза, так лучше представлять.
Ленка послушно зажмурилась.
Тихая нежная мелодия заполнила комнату. В Ленкином воображении возникли пухлые розовощёкие амуры, собирающие ладошками из воздуха водяную дымку. Они лепили из этой дымки шарики и складывали их в большую кучу, которая постепенно превращалась в облако. Музыка слегка изменилась, стала более энергичной. Порыв ветра разогнал амуров и столкнул вместе несколько больших облаков, они смешались, потемнели. Из появившейся тучи сначала редко, потом всё чаще и чаще начали выпадать дождевые капли. Пристроившись на одной из них, Ленкино воображение спустилось с небес на землю. Здесь уже вовсю бушевал ливень. И музыка выбивала дробь по крышам, шлёпала по лужам, звенела об оконные стёкла. Пронёсся далёкий раскат грома, затем ближе и ближе.
Ленка сильнее зажмурилась, предвкушая, как сейчас громыхнёт прямо над головой, но вдруг всё стихло. В комнате повисла тишина. Ленка подождала немного и открыла глаза. Егор сидел, наклонившись вперёд всем телом и отвернув от неё лицо. Руки лежали на коленях. Ленка увидела, как его ухо стало краснеть, пальцы медленно сжимались в кулаки.
– Тебе пора домой, – неожиданно охрипшим голосом проговорил Егор, не поворачиваясь к ней.
– А папа? – удивилась Ленка.
– Он, наверно, задерживается, – ровно ответил он. – Уходи.
– А ты не будешь играть дальше? Красивая музы...
– Уходи отсюда! – грубо перебил её Егор.
Его ухо стало пунцовым, кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев, он медленно раскачивался взад-вперёд. Ленка растерялась и спросила:
– Да ты можешь объяснить?..
– Выматывайся! – отчаянно закричал он, по-прежнему отвернувшись. – Катись домой!!! Проваливай!!!
Ленка вспыхнула и вылетела из комнаты. Она напялила кроссовки и, на ходу натягивая куртку, выскочила на лестницу. Только здесь она поняла, что шапка осталась в прихожей, но возвращаться не стала. Размазала по лицу злые слёзы и пошла вниз. Навстречу ей шёл тот самый мужчина, который помогал Егору в парке, Ленкин отец.
– Лена... – он остановился. – Подожди, не уходи. Что случилось? – заметил он слёзы на её щеках. – А Егор...
– Да пошёл ты со своим Егором-идиотом! – выпалила Ленка.
Отец вдруг побледнел, с силой оттолкнул Ленку и понёсся наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Ленка ударилась об стену и крикнула вслед отцу:
– И ты такой же идиот! Я не приду к вам больше!
Хлопнула дверь квартиры. "Больные... семейка идиотов, – думала Ленка, выходя на улицу, – вас обоих в психушку надо отправить". Она пошла домой через парк. С катка доносилась всё та же песня. "Show must go on!" – пел кто-то, и Ленке стало немного легче. Мороз нещадно цеплялся в мокрые от слёз щёки. Ленка сердито вытерла лицо варежкой и натянула капюшон.
– Всё, познакомилась, больше туда не пойду, – проворчала она на расспросы матери.
На следующий день отец ждал её около школы. Ленка скорчила независимую мину и хотела пройти мимо, сделав вид, что не заметила его.
– Лена, подожди, – окликнул он, и ей пришлось остановиться.
– Возьми, ты у нас вчера шапку оставила... Я провожу тебя, можно? И кое-что объясню.
– Да мне без разницы, – Ленка пожала плечами и одела шапку.
Некоторое время они шли молча. Потом отец свернул в парк, и Ленка пошла за ним. Песня преследовала, словно на катке не было других записей.
– Егор просил извиниться за вчерашнее, – наконец проговорил отец.
– Да мне без разницы, – повторила Ленка.
– Лена, ты сердишься на меня. Я очень виноват перед тобой и мамой. Ты можешь мне ничего не говорить, просто выслушай, пожалуйста...
Ленка кивнула, поправила лямки рюкзака.
– Я очень любил твою маму, но однажды, как говорится, бес попутал. Не была ни чувств, ничего. Женщина была одинока, и я казался себе её спасителем... но от спасения родился Егор... Я себя не оправдываю, я подло поступил по отношению к вам и к ней. Твоя мама, когда узнала всё... она меня простила... но та, другая... – отец надолго замолчал.
Ленка злилась на него, на Егора, на маму и на себя саму, слушая отца вполуха.
– Она взяла Егора, ему тогда было два годика, и вылезла на крышу. Сказала, что сбросит ребёнка и бросится сама, если я не уйду из семьи. Её забрали в больницу, Егора отдали в дом ребёнка... Она выписалась, сына ей вернули, потому что решили, что у неё было нервное потрясение и она вполне после него восстановилась. На этот раз она поступила умнее. Позвонила мне по телефону... Выбора у меня не оставалось, Лена. Я ушёл к ней, потому что она... убила бы ребёнка или себя... Ну, не мог я... Мама твоя долго не могла простить меня, потом всё-таки смягчилась. А вот ты... Я так тебя и не видел с тех пор, дочь.
– Не называй меня так, – окрысилась Ленка.
– Хорошо, – покорно согласился отец. – Я пришёл к ней, как она и хотела. Конечно, ничего у нас не ладилось, а потом... Егор заболел. Она стала пить. Ему нужно было делать операцию, пересадку. Я не подошёл, а у неё было стопроцентное попадание, она подходила идеально. Егора уже готовили к операции... Она по пути в больницу напилась и попала под машину. Умерла сразу, – быстро закончил он.
– А Егор? – спросила Ленка.
– Егор... остался без операции.
– Так вы теперь вдвоём живёте? Давно это случилось? – вырвалось у Ленки.
– Три года назад... Егор очень замкнулся после этого. Он знал о том, что у него есть сестра, и я решил познакомить вас, думал, ему это поможет. У него вчера приступ был, я немного опоздал с лекарством. Он не хотел, чтобы ты видела... Я скажу ему, что ты не сердишься, ладно? Если не хочешь приходить, я что-нибудь придумаю, он мне поверит. Он очень переживает.
– Я подумаю, – резко сказала Ленка.
Всю неделю она размышляла над рассказом отца, так ничего и не решив.
Как-то в столовой она оказалась рядом со столиком, за которым обедали две учительницы. Ленка сначала не прислушивалась к их разговору, но потом различила свою фамилию и насторожилась.
– Представляешь, новенький мой, две недели отходил только и уже заболел, – тихо сказала одна учительница.
– Это который, Свиридов, что ли? – спросила другая.
– Да. Отец его сейчас приходил, задание брал. Говорит, Егор пока дома заниматься будет, неделю, наверно. А потом – как карта ляжет.
– А что с ним?
– Лейкоз.
– Ах ты, господи! Такой вроде мальчишка хороший...
– Хороший-то хороший... Отличник круглый. Из той школы отец его забрал, потому там его жалеть начали, а Егор этого не любит, хочет, чтобы к нему относились, как к обычным детям. И задира страшный!
– Жалко пацана... Так ему операцию-то никак?..
– Там что-то с кровью, никак донора найти не могут. Вчера у него опять приступ был, отец весь белый пришёл.
– Ну, что же делать, смерть – она не разбирает, старик ли, ребёнок – ей всё равно.
Ленка поперхнулась супом и побежала из столовой.
– Свиридова! Посуду за тобой кто убирать будет? – крикнул кто-то ей вслед.
Ленка ушла с последних уроков и вскоре стояла перед знакомой обитой коричневым дерматином двери. Но так и не позвонила, ушла домой.
– Мам, что такое лейкоз? – спросила Ленка у матери, уныло пережёвывая ужин.
– Болезнь такая, – ответила та.
– И что при ней болит?
– Я не знаю, всё, наверное. Это рак крови.
Ленка опять поперхнулась, закашлялась до слёз. Мама похлопала её по спине.
– А это лечится? – спросила Ленка, помолчав.
– Лечится вроде. Надо делать пересадку костного мозга, химиотерапию. Это очень страшная болезнь, Лена. Что это ты вдруг об этом спрашиваешь?
– Да так, просто, – отмахнулась Ленка.
Ночью Ленке снилось, что отец плачет громко, навзрыд, как маленький ребёнок. Она проснулась в холодном поту, подбежала к окну, захлопнула раму. Сразу бросило в жар, и она опять распахнула окно. Больше она уже не уснула, так и просидела на кровати, закутавшись в одеяло.
Злая и невыспавшаяся, она пришла в школу, схватила сразу две двойки, на перемене подралась, и в завершение разбила в столовой тарелку с супом.
После уроков она решительно добежала до дома отца и позвонила в дверь.
– Ты? – Егор улыбнулся. – Проходи.
– Я слышала, ты заболел?
– Да, так, немного, ангина, наверное, – ответил он.
– Мы, оказывается, в одной школе учимся, – сказала Ленка, не зная, как завязать разговор. – Я слышала, про тебя учителя говорили. Ты отличник, да?
– А, ерунда! – отмахнулся он. – Просто у меня было много времени заниматься, когда... Ну и, наверное, я способный.
– И скромный.
– Ага! – Егор просто расцвёл. – Ты ведь не сердишься, что я тебя тогда прогнал?
– Нет. Мне на самом деле нужно было идти домой. Мама волнуется, когда я поздно прихожу.
– А у меня нет мамы, – спокойно сказал Егор.
– Да? – растерялась Ленка.
– Она попала под машину, водитель был пьяный, и она умерла.
– А разве... – Ленка осеклась.
Конечно, отец не сказал ему всей правды. Просто умерла... Она замолчала.
– Ты можешь мне немного помочь? – спросил Егор, не замечая её замешательства.
– Да, конечно.
Она придерживала пинцетом леера, пока он приклеивал их к борту корабля с алыми парусами.
– Если я успею доделать, то подарю его папе.
– У него же в июне день рождения, – заметила Ленка.
– Ну да.
"Ой, а сейчас февраль. Он что же, до июня не доживёт?" – подумала Ленка. Она, наверное, слишком пристально смотрела на него, потому что он удивлённо поднял глаза и спросил:
– Ты чего уставилась?
– Ты мне сыграешь? – нашлась Ленка.
– А ты что, правда хочешь?
– Да.
– Тогда сыграю. Только вот здесь подержи ещё. Надо это закончить и убрать, скоро папа придёт, он не должен знать про него.
Егор сел к синтезатору.
– Я не буду тебе сегодня сюиту играть, ладно? Там я ещё не доработал, когда вода в ручей собирается.
– А ты что, сам это сочинил? – изумилась Ленка.
Егор смущённо кивнул и торопливо начал переключать что-то на инструменте. И вдруг заиграл ту самую песню, которая без конца звучала на катке.
– Show must go on! – заорали они хором, когда мелодия дошла до припева. – Show must go on! Е-е-е!!!
– И что же это значит? – в такт мелодии провыла Ленка.
– Шоу должно продолжаться, – ответил Егор, закончив играть. – Эта песня группы "Queen". Солист, ну, который собственно и поёт её, Фредди Меркьюри, умер от СПИДа, его нельзя было вылечить.
– А тебя можно? – тихо спросила Ленка, испугавшись своего вопроса.
– Меня можно, – совершенно спокойно ответил Егор, – но мне нужен донор, его ищут, но пока не нашли.
"А если не найдут?" – хотела спросить Ленка, но прикусила язык.
Егор задумчиво перебирал клавиши, потом уверенно заиграл.
– Я знаю это! – обрадовалась Ленка. – Это "Лунная соната".
– Да, только я её чуть-чуть переделал, – розовея от смущения, сказал Егор.
Ленка не настолько хорошо разбиралась в музыке, чтобы понять, что именно изменил Егор. Она поняла только, что всегда слышала эту мелодию в исполнении фортепиано, теперь же её играл целый оркестр, в котором солировала звучная гитара.
В комнату вошёл отец, и Егор запрыгнул к нему на шею.
– Папка! – заорал он. – У нас Лена!
– Да вижу я, – улыбнулся отец, мельком взглянув на неё. – Сейчас ужинать будем.
– Я домой пойду, – заявила она.
– Поужинаешь и пойдёшь.
– Поздно, мама будет меня ругать.
– Позвони и предупреди её. Мы с Егором тебя потом проводим. Ему полезно прогуляться.
Вечером мама села на краешек Ленкиной кровати.
– Ну как? Ты же говорила, что не пойдёшь туда больше.
– Я передумала. Мама, а кто может быть донором?
– Любой здоровый совершеннолетний человек.
– Да? Только совершеннолетний?
– Конечно. Что это ты так медициной заинтересовалась в последнее время?
– Не знаю, просто...
Егор начал ходить на занятия. Ленка часто встречала его, в школе они почти не общались, лишь иногда перекидывались парой слов. Но после уроков обычно шли к Егору, делали уроки, Ленка помогала ему работать над парусником. Егор, в свою очередь, помогал Ленке с учёбой. Несмотря на то, что между ними была разница в два года и в два класса, он с лёгкостью решал её задачи и объяснял ей их решение так, что не понять мог только младенец.
Ленка стала лучше учиться, стала помогать маме, подсознательно подражая Егору.
Когда Егор снова не пришёл в школу, Ленка в ужасе помчалась к нему, забыв про уроки. Дверь открыл отец, уставший, мрачный.
– Егору плохо? – спросила Ленка.
– Ночью было плохо, сейчас лучше. Ты проходи. Он спит. Иди на кухню, я только что кофе сварил.
Он прошёл в комнату Егора, через минуту вернулся:
– Садись, что стоишь, как в гостях?
Ленка уселась за стол. Отец поставил на стол две чашки, разлил дымящийся кофе.
– Тебе с молоком?
Ленка кивнула.
– Ты не будешь против, если я закурю? – спросил отец.
Она была против, но, взглянув в измученное лицо, отрицательно помотала головой:
– Да, то есть нет. То есть я не против. Кури.
Отец щёлкнул зажигалкой и присел на подоконник, приоткрыв раму, чтобы дым сразу уходил на улицу.
– Ты всю ночь не спал? – спросила Ленка.
– Да.
– А Егор?
– И Егор. Он только недавно заснул, чуть больше часа назад.
– Папа, а донора ему ищут?
– Да.
– А кто может быть донором для него?
– Лучше всего близкий родственник.
– А я? Я ведь его сестра.
– Ты не можешь.