"Существует большая лестница религиозной жестокости со многими ступенями; но три из них самые важные. Некогда жертвовали своему Богу людьми, быть может, именно такими, которых больше всего любили, - сюда относится принесение в жертву первенцев, имевшее место во всех религиях древних вре-мен, а также жертва императора Тиберия в гроте Митры на острове Капри - этот ужаснейший из всех римских анахрониз-мов. Затем, в моральную эпоху человечества, жертвовали Богу сильнейшими из своих инстинктов, своей "природой"; эта празд-ничная радость сверкает в жестоком взоре аскета, вдохновен-ного "противника естественного". Наконец, - чем осталось еще жертвовать? Не должно ли было в конце концов пожертвовать всем утешительным, священным, целительным, всеми надежда-ми, всей верой в скрытую гармонию, в будущие блаженства и справедливость? не должно ли было в конце концов пожертво-вать самим Богом и, из жестокости к себе, боготворить ка-мень, глупость, тяжесть, судьбу, Ничто? Пожертвовать Богом за Ничто - эта парадоксальная мистерия последней жестоко-сти сохранилась для подрастающего в настоящее время поколе-ния: мы все уже знаем кое-что об этом. -" (Ф. Ницше, "По ту сторону Добра и Зла", аф. 55)
На имени Ницше можно перевернуть последнюю страницу великого книги европейской метафизики и начать писать новую, в которой человек по-настоящему будет помещен в центр бытия, он будет своим существованием объективировать свое господство над землей. Ницше "подготовил" своей философией вопрос о подготовленности человека в таком виде, в каком он существовал последние тысячелетия, к новой миссии - делу господства. Оказалось, что готов, но не совсем: индивид не может освободить свою жизнь от всего неистинного, определяющего его поступки и мысли, не возненавидев при жизни своего прошлого. Наступает с неотвратимостью такое миросозерцание, "которое в качестве личного результата влечет за собой отчаяние, а в теоретическом смысле - философию разрушения". Отсюда выдвигается следующий провокационный вопрос: существует ли истина сама по себе, но в том смысле, что она есть отрицание всего определенного бытия, а в качестве возможности прикосновения к самому бытию. И здесь возникает фигура Мартина Хайдеггера и его интерпретация учения Ницше о нигилизме.
Ницше, по определению Хайдеггера, принадлежит к сущностным мыслителям. Входя в образ мыслей Ницше, Хайдеггер по сути дела оказывается в несколько другом положении, чем Ницше: хайдеггеровская картина бытия подготовлена им самим в ходе реализации проекта "фундаментальной онтологии". Так как Ницше не уходит из границ ново-европейской метафизики, он вопрошает не о сущности бытия, а о бытии сущего. Метафизика его предшественников так и не смогла достичь истины бытия. Начало кризиса относится ко времени Сократа и затем простирается на все прошлое и будущее мышление, возводится до степени фатальности судьбы.
История западноевропейской мысли, по мнению Хайдеггера, начинается с того, что бытие в самом его начале впадает в забвение: после элеатов вопрос о бытии заменяется во-прос о сущем и оно становится предметом изучения. В этом виде нигилизм по своей сути есть то, что происходит с самим бытием: для человека оно всегда скрыто, оно отрешено от него. Нигилизм заключается в осознании того, что не поддающийся осмыслению мир и его компоненты (к примеру, авторитет разума, бог, идея, счастье) бессмысленно расходует свою творческую энергию и переломить эту ситуацию нельзя. Ведь мир живет по "вечному воз-вращению того же самого". Нигилизм есть выражение того, что все сущее есть ничто, и что нечто может быть ценным лишь вследствие этого ничто.
Хайдеггер пытается истолковать такой нигилизм не только как отрицание, но и как становление. Но, следуя Ницше, он рассматривает нигилизм прежде всего как состояние психики - он возникает тогда, когда ищут смысл в чем-либо, в сущем как целом. Смысл предполагает целеполагание и ценность и связан с волей. Кроме того, человек начинает догадываться о том, что этот, якобы истинный, мир воздвигнут лишь из психологических потребностей: мир горний должен существовать только для того, чтобы мир дольний был более приемлемым для человека. Нигилизм тогда становится неверием во всякий сверх-чувственный, интеллигибельный мир, неверием индивида, живущего метафизическими иллюзиями
Ницше решает задачу лишь частично, проникая через промежуточные состояния, тогда как полный нигилизм состоит в том, что из действительности элиминированы все цен-ности и мир, сущее и бытие раз и навсегда избавлены от ценностного восприятия. Поскольку Ницше мыслит нигилизм метафизически как историю оценок, то, следовательно, исходя из метода его мышления, его радикальный в своей основе нигилизм может быть понят только тогда, когда оценка, как таковая, познается в ее сущности, то есть в ее метафизической необ-ходимости. И Хайдеггер, разрушая предыдущую метафизику, все же примиряется с этим. Господству современных наук противопоставляется мышление как вопрошающее осмысле-ние: "Мы, люди сегодняшнего дня, благодаря своеобразному господству современных наук, впадаем в необычное заблуждение, которое предполагает, что знание можно приобрести из науки и что мышление подлежит санкции науки. Между тем единственное, что, смотря по обстоятельствам, может высказать мыслитель, нельзя логически или эмпирически ни дока-зать, ни опровергнуть. Это также и не дело веры. Это обнаруживается только тогда, когда мыслят вопросительно. При этом прозрачное всегда проявляется как сомнительное". Отсюда следует требование различать метафизику как таковую, в ее идее и понятии, от исторической, западноевропейской метафизики, которая отошла от своего исходного пред-назначения. Хайдеггер, взяв за основу результаты разделения науки и метафизики, получен-ные Ницше, смог определить это онтологическое различие.
Метафизика определяет способ отношения человека к внешнему миру, миру вещей, к тому, что выступает как предмет для субъект-объектной парадигмы, и что Хайдеггер понимает как "сущее". Метафизика "не видит" различий между бытием и сущим, она забывает бытие. "Выведение метафизикой сущего из субъективности, из отношения "субъект-объект" отгораживает человека от бытия, искаженно представляет и конституирует человеческую сущность, которая должна соотноситься не с сущим, а с бытием".
Современный человек в его метафизической сущности как необходимое следствие непреодоленного нигилизма есть "последний, потерявший центр тяжести, обезличенный, "обесчеловеченный субъективно-объективным отношением к внешнему миру человек". Только через возвыше-ние к сверхчеловеку он может иметь бытие увиденным". "Отныне, по словам Ницше, до сих пор существовавшее мышление определяется духом мести", говорит Хайдеггер. Но чтобы избавиться от "духа мести", надо преодолеть до сих пор существовавшее мышление, и здесь приходит черед проекту преодоления нигилизма.
Для Хайдеггера нигилизм непреодолим по двум причинам. Во-первых, в мышлении Ницше, работающего в понятиях старой метафизики, вопрос о сущности бытия не мог быть поставлен иначе, чем как ценностная оценка бытия. Ценностный подход еще не позволяет говорить о бытии как бытии, оно может пониматься как лишь бытие сущего. Но Ницше де-лает при этом грандиозный прорыв вперед - он дает бытию сущего "гарантию его возмож-ности", определив сущее как волю к власти в образе вечного возвращения подобного. Тогда переоценка всех ценностей, предпринятая на этой основе, приводит к их новому обесценива-нию и утверждению подобных им, но "новых" - а тут уже нигилизм заходит в тупик: "с бы-тием, ставшим ценностью, ничего не происходит".
Во-вторых, Хайдеггер полагает, что нигилизм вообще не является принадлежно-стью человека, а принадлежностью самого бытия. Нигилизм есть судьба и в его сущности нельзя определять как что-то упадническое или гибельное. Скорее всего, нигилизм есть по-зитивное в одной связке со своими противоположностями: восхождением и падением, сози-данием и разрушением, подлинным и неподлинным, но все это относится только к самому бытию.
Преодоление этого, по Хайдеггеру, означает, что надо нечто подчинить себе и, по-ставив под свое подчинение, оставить позади себя, лишить его определяющей власти. Если нигилизм есть одна из характеристик бытия, то его преодоление поставит бытие человека под его юрисдикцию, лишит его определяющей власти и оставит его позади себя. У совре-менного человека такой механизм нереализуем, так как бытие для него не является "откры-тым", а лишь обнаруживает себя в нигилизме, свое "неподлинном" или Ничто.
"Бытие бережет себя в своем отсутствии", а история распространения отсутствия и есть сохранением самого бытия. Метафизика же не может обнаружить тайну возвращения бытия, да и человек не может, как бы он ни старался.
Все фатально предопре-делено - нигилизм как постоянный процесс обесценивания высших ценностей, их переоцен-ка, и снова и снова, и все равно остается только Ничто.
На место Бога стал человек - его творческая потенция заменила божественную дея-тельность, вечное блаженство уже доступно большинству людей в их вере в разумность ис-тории, человеческий прогресс и тому подобное. Ницше не терял надежды в то, что это Ничто неотвратимо, что за долгой тьмой нигилизма наступит "великий полдень", придет "век праздников". Хайдеггер не разделяет его оптимизм: пророчества предтечи не сбылись. "Дез-ориентированный культ Вагнера окутал ницшевскую мысль и ее изложения ореолом худо-жественности, что после примера осмеяния философии (то есть Гегеля и Шеллинга), пока-занного Шопенгауэром, и после его же поверхностной интерпретации Платона и Канта помогла последним десятилетиям XIX столетия созреть для того воодушевления, в глазах которого поверхностность и туманность мысли, выпавшей из истории, сами по себе уже служат признаком истины".
Cущественным в ницшеанстве Хайдеггер считает учение о нигилизме, ко-торое представляет тот стержень, вокруг которого разворачивается логика "переоценки всех ценностей" и всей европейской истории.