Демин Валерий Ефимович и Демина Людмила Валентиновна : другие произведения.

"Плохие и хорошие"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    пьеса дает возможность в театральном зале совершить попытку пробиться сквозь ролевые функции к другому человеку, к другим людям, к самому себе и - всем вместе - к тому Единому, который нас объединяет.
  Людмила и Валерий ДЕМИНЫ
  
  "ПЛ0XИЕ И ХОРОШИЕ"
  или
  "НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ"
  
  исповедь учительницы,
  педагогическая мистерия
  в 2-х частях
  с прологом и эпилогом
  
  Москва 2002
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  Главная героиня, 26 лет, в двух лицах:
  МАША
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (в тексте М.А.)
  Ее ученики - условный класс - "ЫШНИКИ":
  К0ЛЯ АГЕЕВ
  САША ГАЛКИН
  ТОЛЯ СЕРОВ
  СЕРЕЖА ЧИБИСОВ
  ТАНЯ МАЛИНИНА
  НАТАША ЗИМИНА
  СВЕТА БЕЛЯКОВА
  Ее коллеги: ДИРЕКТОР
  ЗАВУЧ
  ФИЗИК
  АНГЛИЧАНКА
  Члены комиссии: ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ
   ОН
   ОНА
  Прочие: ХМУРЫЙ ПЕНСИОНЕР, МАЛЫШ
  Учителя и ученики, актеры, юные и неюные зрители, Прозрачный занавес, часы.
  
  ПОСВЯЩАЕТСЯ
  ЕРВАНДУ ГРИГОРЯНЦУ
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  На сцене замкнутый мир - система жизнеобеспечения на долгие годы: столовая, спальня, спортзал, учебные кабинеты, коридоры, рекреации, хозяйственные помещения...
  В центре под двумя квадратными окошечками кинобудки стандартные часы - электрические. Они показывают текущее время данного спектакля. Чтобы не отвлекать зрителей, ход их - обычно плавный. Только иногда, в специальных случаях, стрелка движется прыжками, отмечая ими границы минуты.
  Под часами телефон на длинном шнуре, Однако, длины шнура не хватает, чтобы с телефоном можно было уйти за кулисы.
  Понемногу, еще, когда горит свет в зале, сцена наполняется актерами, занятыми в спектакле. Переговариваясь между собой, они устраиваются - каждый, где удобнее, взрослые вперемешку с детьми, Кто-то, пользуясь минутой, названивает знакомым, Но вот свет в зале начинает меркнуть, актеры затихают.
  М.А. (в микрофон). Когда гаснет свет в зале, закрываются двери, и мы с вами - вы, зрители, и мы, актеры, - оказываемся здесь одни, как бы отрезанные на время от всех остальных людей, от своих родных и знакомых, от прежней жизни - все это осталось ждать нас где-то там, за этими стенами, - мне почти всегда вспоминается свое состояние в последние минуты перед отъездом. Знаете: вещи уложены, все - на своих местах, слава богу, не опоздали, билеты не забыли, сидим успокоенные и в то же время наготове: сейчас что-то произойдет в мире. Какое-то движение, общее для всех нас...
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА отходит в сторону, и на ее месте таинственным образом, словно М.А. раздвоилась, появляется МАША. Она стремительно идет к зрителям. У них одинаковые платья и прически, и издали они напоминают двойников.
  МАША. Вот мой выход, и вот мои первые слова роли. Почти всякий раз в какое-то мгновенье перед этим мне кажется, что я как бы слепну и проваливаюсь в пропасть - от страха, наверное, или от того, что перехожу в другое измерение жизни. И пока длится это мгновение, и я лечу в эту пропасть, мне ничего не понятно: зачем вы здесь? почему пришли и смотрите в одну сторону? чего вы ждете? почему я сама выхожу на этот яркий свет перед всеми? с чем выхожу, зачем? И последняя страшная мысль перед тем, как разбиться: Я - ПУСТАЯ. Сейчас все увидят это. Увидят, что я обманщица, что я просто выдумала себя, что у меня для них ничего нет - МЕНЯ НЕТ! И когда в следующий миг я чувствую, что иду по сцене, говорю свой текст, и вы СЛУШАЕТЕ меня - это воспринимается как невозможное чудо, как чья-то неправдоподобная милость. Я вхожу в гигантский костер ваших взглядов и лиц, и ваше огромное присутствие обжигает, но не отрицает меня. Наоборот, я чувствую, что двигаюсь тогда уже не своей силой, а силой вашего ожидания, этих ваших взглядов, которые, как лучи кинопроектора, создают меня здесь и ведут за собой по сцене... Конечно, все это - мимолетные ощущения актера, выходящего на сцену, очень скоро начинаешь жить ролью, и все-таки рядом, подспудно, - непреходящее удивление: за что? за что мне это счастье? МНЕ - за что?
  М.А. (раскидывает руки и, счастливо улыбаясь, идет среди декораций). Вот моя жизнь: коридоры, рекреации, классы, учебные кабинеты, спальня, столовая, спортзал, бытовка.. это от слова "быт" - здесь хранится белье, сменная одежда и всякая ерунда, ребята обожают находиться здесь... А в этом сейфе - личные дела учеников. (Оглядывается вокруг и как бы подытоживая.) Школа интернат.
  ЧИБИСОВ. По научному "инкубатор".
  
  Ребята пересмеиваются.
  
  М.А. (поворачивается к ним). У меня здесь самый трудный класс, "ышники", Такие вроде тихие... пока.
  ЗАВУЧ. Каждый воспитатель почему-то считает свой класс самым трудным.
  АНГЛИЧАНКА. Я не считаю.
  ЗАВУЧ. Ну, вы!.. (Мол, другое дело.)
  ДИРЕКТОР. Замнем для ясности,
  М.А. А это - мои коллеги, учителя, Их я боюсь больше всего на свете,
  ФИЗИК. Ха!
  АНГЛИЧАНКА (насмешливо). Словно вы сами, Андрей Валерьевич, не трепещите перед мнением о вас коллектива?
  ФИЗИК. Ирина Геннадьевна, я трепещу только перед вашим мнением, вы же знаете.
  МАЛИНИНА (с уважением и таинственностью). Они муж и жена.
  АГЕЕВ (тихо). Одна сатана!
  ЫШНИКИ (радостно). Ы-ы-ы-ы-ы!
  ЗАВУЧ предупредительно стучит карандашом по столу, они замолкают.
  МАША. Это у них, можно сказать, национальный клич - по любому поводу: "Ы-ы-ы-ы-ы"!
  М.А. Чаще - без повода.
  ЫШНИКИ (самодовольно). Ы-ы-ы-ы-ы!
  Осекаются от одного поворота головы Директора.
  М.А. (подходя к Маше). А это я... такая, какой не позволяю себе быть перед учениками.
  МАША. К счастью, это у тебя не всегда получается,
  М.А. (невозмутимо). В общем, в сегодняшнем спектакле мы вдвоем играем одного человека. Одну героиню, понимаете? Только разные ее проявления, как бы два начала в ее душе,
  ЗАВУЧ (не без ехидства). Такая богатая натура, что в одну роль не вместилась!
  М.А. Просто я еще не нашла себя, поэтому и нахожусь: в таком раздвоенном состоянии...
  МАША (зажмурив глаза и словно играя в прятки). Ау! Где я? Ищу себя! (Натыкается на Марию Александровну, открывает глаза.) Ага, попалась! Какой кошмар! Типичная училка. Не дай бог найти. Вы хоть замужем, мое "я"?
  М.А. (не принимая игры). Не ваша забота, сударыня.
  МАША. Интересно, "не моя'! Я ее "я" - и не в курсе! Значит, опять личная жизнь педагога - за бортом? Грустно! Что это за исповедь?!
  М.А. (горько, про себя). Исповедь... (В зал.) Вы сейчас сидите там, в темноте и чувствуете себя в полной безопасности, верно? Никого из вас не посмеют ведь выволочь на сцену здесь на всеобщее обозрение... Это чувство абсолютной своей защищенности так приятно, правда? По себе знаю.
  МАША (Марии Александровне). Но у меня хоть есть любимый человек?
  М.А. Замнем для ясности, как говорит наш директор.
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ (появляясь из фойе в сопровождении двух членов комиссии). Прошу прощения.
  ОНА (страдая). Нас задержали в управлении.
  ОН. Начальство не опаздывает, оно задерживается. (Добродушно за спиной у коллег подмигивает зрителям.)
  БЕЛЯКОВА (шепотом, в зал). Это комиссия, (Заливается неожиданным тоненьким смехом.) Уже неделю нас проверяет!
  Комиссия поднимается на сцену, отходит в сторону, как бы подчеркивая, что она здесь только наблюдатель.
  ДИРЕКТОР. Пора начинать...
  Раздается тихий гул где-то над сценой. Актеры задирают головы, и некоторое время тревожно всматриваются в пространство над собой. Свет становится призрачным. Гул усиливается, постепенно приобретая зловещий оттенок, Актеры, согнувшись, словно ожидая удара в затылок, начинают лихорадочно метаться по сцене. Нарастающая паника захватывает даже самых спокойных. Кто-то спрыгивает в зал и тут же карабкается обратно, кто-то прилипает к стене. Наконец, сверху появляется край прозрачного, имитирующего стены, занавеса. Он очень медленно под оглушительный гул и грохот, спускается вниз, разделяя пространство сцены примерно на две равные части. Актеры играющие взрослые роли, кроме МАШИ, оказываются по ту его сторону - стоят на одной линии, параллельной занавесу, на равном расстоянии друг от друга, У них застывшие скорбные лица. Они молча смотрят через опускающийся занавес на своих учеников, сбившихся в кучку на самом краю сцены, Те тоже заворожено, со смешанным чувством тоски и радости глядят на взрослых, которые сейчас, через занавес, кажутся им почти нереальными. С ними - МАША. Гул затихает, и последние метры занавес опускается в абсолютной тишине.
  Когда занавес касается сцены, некоторое время никто не двигается. МАША отходит в сторону и скрывается в бытовке. Через проем в прозрачном занавесе быстро входит МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА с портфелем и журналом в руках.
  М.А. Здравствуйте, дети!
  УЧЕНИК. Мы не дети.
  М.А. Здравствуйте дети!
  УЧЕНИКИ. Мы не дети.
  М.А. Здравствуйте, дети!
  УЧЕНИК (встает). Вы нас уговорили мы дети! Здравствуйте. (Жмет ей руку. Все садятся за парты. Дирижирует классу.) Три-четыре!
  ВСЕ (хором, очень стройно). Здрав-ствуй-те!
  М.А. Хорошо, вы не дети. Кто же вы?
  УЧЕНИК (встает). Мы дети, вы нас уговорили.
  М.А. Но если вы не дети, то что такое дети?
  УЧЕНИК (встает). Это такие невзрослые люди, (Садится на место.)
  М.А. А что такое взрослые?
  УЧЕНИК (встает). Это человекообразные дети.
  М.А. Садись, я ставлю тебе 25 целых и 71 сотую балла.
  УЧЕНИК. Я не закончил. Взрослые - это человекообразные дети, которые ставят отметки,
  М.А. Хорошо, я повышаю отметку на 6 десятитысячных.
  УЧЕНИК. Я не закончил. Взрослые - это человекообразные дети, которые ставят отметки и которых еще могут приговорить к электрическому стулу - за особо тяжкие преступления.
  М.А. Ты с ума сошел!
  УЧЕНИК. Нет, не сошел. Если вы сейчас возьмете автомат (достает автомат из парты) и перестреляете всех нас, вас приговорят к электрическому стулу. А если это сделаю я, меня оставят в живых. (Подходит к Марии Александровне, отдает автомат.) Есть разница? (Возвращается к своей парте.) Поэтому я называюсь ребенком. (Садится на место.)
  М.А. (кладет автомат на стол). Ставлю тебе 48 и 3 десятых. Завтра приведи родителей.
  УЧЕНИК, Я их бросил.
  М.А. И не стыдно? (Ко всем.) А теперь переходим к объяснению. Тема сегодняшнего урока... (Пауза.) Запишите месяц, число... год. Тема сегодняшнего урока... (Пауза.) Новая эра... Записали?
  Нарастающий ропот в классе.
  У всех есть ручки?
  Крики. Свист. В доску мимо Марии Александровны летят бумажные снаряды.
  Тема урока...
  Пауза. Топот. Хохот.
  
  Я сейчас вспомню! Сейчас! Одну минутку! (Трет лоб.) Так... (Торжествующе.) Тема сегодняшнего урока!..
  Гробовая тишина. Ученики поднимаются на партах, застывают в напряженных позах, пауза длится невыносимо долго.
  ЗЛОВЕЩИЙ ГОЛОС (из глубины сцены). Суффиксы!
  Сам собой начинает стрелять автомат, поражая одного за другим всех учеников. Постепенно звук автомата превращается в пронзительный звук будильника.
  М.А. (мечется по сцене). Какие суффиксы? Что такое суффиксы? Нет, только не суффиксы! Не-е-е-т!
  Кричит от ужаса, накрывает собой автомат. В полумраке неосвещенной бытовки видно, как чья-то фигура метнулась к будильнику на столе и, заглушая, накрыла его собой, Свет медленно освещает ее. Это МАША, Сидит, завернутая в одеяло. Так же медленно меркнет свет в классе, оставляя освещенной только фигуру МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ.
  (Поднимая голову.) Где это я? Что со мной? (Видит под руками автомат, испуганно и брезгливо откидывает его в сторону.) Кошмар, ну и сон.
  МАША (не поднимая головы). Обыкновенный учительский сон. (Зрителям.) Проснулась я вся в холодном поту и едва поняла, где нахожусь.
  М.А. (ходит, вздрагивая то ли от пережитого ужаса, то ли от утреннего холода). Нет, это просто безумие - оставаться здесь ночевать... дома-то плохо сплю! (Зрителям.) Но вчера после отбоя едва на ногах держалась; думаю, утром все равно подъем мой. И вот полночи не могла уснуть, все думала, что вчера было, что сегодня будет. Я сейчас одна в классе, сменщица уволилась неделю назад, а замену еще не нашли. (Себе.) И нескоро, наверное, найдут. (Зрителям.) С вами в обыкновенных-то школах с ума сойдешь... а тут и после уроков оравой ходите.
  МАША. Нет, больше всего я боюсь не "мнения коллектива". Больше всего я боюсь, знаете чего... (Поднимая голову, зрителям.) Вас. Вашего крика, воплей, хохота, шума, возни. Ваших самодовольных шуток. Вашей жестокости... Почему по отдельности с вами можно общаться как с людьми - с каждым из вас, но вместе... вместе вы мне иногда напоминаете стадо оголтелых обезьян, которым интересно только самое глупое? "Извините, я вчера футбол смотрел, и уроки не выучил". Это вчера Агеев. И все гогочут. "А вы за кого болеете, за конюшню?" И снова гогот... Иногда я вас просто ненавижу... (Словно очнувшись.) Опять речи перед вами держу. С утра пораньше! (Идет, завернутая в одеяло, к постели, скрытой за висящими на вешалках школьными формами. Оправдываясь, зрителям.) Все время, кажется вот объяснишь однажды как следует - все до конца и поймете, наконец и все изменится. Глупо, конечно!
  М.А. (себе). Какой сегодня день жуткий предстоит. Смотрстрой, педсовет, итоги проверки... Моих трех вызывают...
  МАША (умываясь за ширмой). Уговор! Забыла? "Думай о хорошем"!
  М.А. О хорошем! (Вздыхает.) Ладно, буду о хорошем. (Перебирает рукой висящие формы.) Вот формы для смотрстроя приготовлены. Эмблемы - чепуха, девочки их сами пришьют. Личные дела наконец заполнены... (Складывает личные дела в сейф и закрывает его на ключ.) Что еще? В девятом сегодня хорошая тема: первый бал Наташи. Не то, что эти былины несчастные.
  МАША (радостно, из-за ширмы). Чувствуешь, как веселее стало?.. А завтра выходной, иду в театр!
  М.А. (складывая тетради). Самое главное - планы уроков есть, успела списать. (Зрителям.) С прошлых лет, конечно. Надо было бы обновить, но когда?
  МАША (выскакивая перед зрителями и размахивая полотенцем, с аффектацией). Ы-ы-ы-ы-ы! Театр! Мой любимый театр!
  М.А. (продолжая). За сочинения отметки в журнал выставлены.
  МАША (подбегает к ней и подкидывает тетради в воздух). Какие отметки. Не хватало еще в театре говорить об отметках. (Неожиданно падает перед ней на колени, с пафосом.) Ромео, мой милый. Скажи, справедливо поставила двойку мне Вера Петровна? Любимый, ответь, разве я решенье чужое списала, как она утверждает? Ведь мы же с тобой не чужие, родной мой! А она, идиотка... (Мимоходом, зрителям.) Ваш лексикон! (Продолжая.) Такое себе позволяет... (Встает. Зрителям.) И вся ваша любовь на этом уровне! Скажете, нет? (Отряхивает колени.)
  М.А. (она в прежнем состоянии). Вы думаете, учитель страшно доволен, когда его учеников прорабатывают на педсовете? Как бы не гак.
  МАША. Да что ты дрожишь перед этим педсоветом? Пугает ведь только неизвестное, а ты заранее знаешь, все, что тебе скажут. (В роли Завуча) Лицо класса - это лицо учителя, а лицо учителя - это его документация. Где ваши планы воспитательной работы? (В роли Директора.) Педагогику нельзя строить на одном своем настроении, запомните это!.. (В роли Физика.) В самом деле, коллега, вы то либеральничаете с учениками, то напускаетесь с такими строгостями... (В роли Англичанки.) И главное - никакого панибратства, иначе они сядут вам на шею, милая.
  М.А. Поздно! Уже сидят.
  МАША (смеясь). Точно! Это добавит директор. Он любит короткие веские фразы. (В роли Директора). Поздно! Уже сидят,
  М.А. И он будет прав.
  МАША. Прав! (Сквозь слезы.) Конечно, прав! Они все правы.
  М.А. (смотрит на часы). Ну вот, опять завелась! Лучше бы стихотворение повторила, Учительница литературы, а ни одного стихотворения, не сбиваясь, кошмар. Эники-беники ели вареники... Друзья мои, прекрасен наш союз! Он... Что он?
  Высвечивается спальня мальчиков. Все еще спят.
  МАША (предстает перед зрителями с ведром и шваброй, улыбаясь им и как бы спрашивая: что, мол, хороша?). Ну вот, я и готова...
  М.А. (смотрит на часы). Осталась одна минута до подъема. Ладно, пусть поспят.
  МАША (зрителям). Когда гаснет свет в зале, закрываются двери, и мы с вами, вы, зрители, и мы, актеры, остаемся здесь наедине друг с другом, мне иногда представляется, что все мы попадаем в какое-то другое измерение времени. Словно сейчас там, за этими стенами, на улицах города замерло движение, остановились троллейбусы, застыли прохожие. Стоп-кадр, как в кино. И ничего не может произойти, пока мы живем здесь, в этом времени. Ни начаться войны, ни случиться урагану, ни где-то самолету разбиться о землю. Во всем мире стоп-кадр, и как будто только здесь, в этом защищенном стенами зале, тайно от всех движется наше время, время театра.
  Пауза.
  М.А. Ровно через минуту я должна открыть дверь спальной и провозгласить: "Доброе утро, мальчики, подъем!" Боже, как не хочется! Неужели за эту минуту ничего не произойдет - ни землетрясения, ни потопа, ни гостей из космоса - и день покатится такой же, как и другие? (Уже на ходу.) За что это мне, господи? За что? (Звучит резкий звонок. Входит в спальню. Весело.) Мальчики! Подъем! Доброе утро! (Открывает окна.) Вставайте, вставайте! Кто дежурный? (Поворачивается к месту, где должно висеть расписание дежурств. Вместо него на гвозде висит чей-то ботинок. В зал, с каменным лицом.) Началось!.. Где расписание? (Снимает с гвоздя ботинок.) Чей?
  ЧИБИСОВ. Галкина, дырявый.
  ГАЛКИН (подскакивая). Чего Галкина? Вечно Галкина!
  В спальне тихо появляется МАША, Начинает мыть полы. Находит на полу пустую рамочку от расписания дежурств, вешает ее на место.
  М.А. (не замечая ее). Кто дежурный?.. У меня же все равно записано. (Достает записную книжку.)
  АГЕЕВ (из-под одеяла). Галкин.
  ГАЛКИН (визгливо). Чего Галкин!
  АГЕЕВ. Дежурный ты, вот чего.
  М.А. Агеев, опять ноги на ночь не вымыл? Может, я тебе должна их мыть? (Видит, пустую кровать.) А Серов что, не ночевал?
  АГЕЕВ. Его к тетке отпустили.
  ГАЛКИН (радостно). Вот он и дежурный, наверное!
  ЧИБИСОВ (зевая). Ох, и вредный ты, Галкин! Воспитательница за тебя моет, а ты!
  М.А. (быстро оглядывается на Машу, подходит, берет ее за руку. Жестко). Это проще всего!
  МАША выпускает тряпку из рук, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА листает записную книжку,
  АГЕЕВ (с деланным возмущением, Галкину). Вредный и наглый!
  ГАЛКИН (швыряя ботинок в Агеева). Сам наглый! Пеленочник!
  АГЕЕВ (как бы задыхаясь от возмущения). Что ты сказал? Повтори! (Швыряет ботинок обратно. Однако с постели не встает.)
  ГАЛКИН. Повторить?
  МАША. Мальчики! Мне же влетит из-за вас! Вставайте!
  Никто ее не слушает, МАША снова берется за тряпку, АГЕЕВ делает знаки ЧИБИСОВУ, тот понимает и "берет ГАЛКИНА на себя". Пока они воюют с ним подушками, АГЕЕВ незаметно подменивает свою постель на постель ГАЛКИНА.
  М.А. (находит, наконец, нужную страницу; вырывает швабру у Маши и быстро идет с ней к Галкину). Чтоб в десять минут все было чисто. И больше не устраивай этих бессмысленных сцен! (Открывает дверь и ждет, пока все выйдут. Потом выходит сама.)
  ГАЛКИН. Сцен, сцен! (Брезгливо, двумя пальцами вытягивает тряпку из ведра.)
  МАША (доверительно касаясь рукой Галкина). Саш, я очень прошу, уберись сегодня получше, ладно? Мне еще ботинки вам получать. Я не смогу проверить. Обещаешь?
  ГАЛКИН (сквозь зубы). Да уберусь, Я же не знал. (Начинает мыть. Словно невзначай.) А там клёвое что-то есть? Или всё китайское?
  МАША (замявшись). Я еще не видела... (Заметив кислое выражение лица Галкина.) У тебя сорок второй?.. Найдется тебе клёвое, обещаю.
  ГАЛКИН начинает работать заметно веселее. МАША, обнаружив, что у ГАЛКИНА мокрая постель, оглядывается на него, смотрит, как он старается, потом быстро сворачивает белье и матрац и, застелив кровать одеялом, исчезает с этим добром в бытовке.
  ГАЛКИН (глянув ей вслед, задумывается, поворачивается к кроватям, видит свою - единственную застланную, - почуяв неладное, подходит к ней, сдергивает одеяло и, обнаружив под ним панцирную сетку, со стоном швыряет одеяло на пол). Подменили, гады! Подменили! (Подскакивает к дверям, запоздало кричит вслед.) Марисанна, это Агеев!
  Из-за кулис доносится смех "ышников". ГАЛКИН с треском захлопывает дверь.
  Гады! Гады! Гады! (Переворачивает одну за другой все постели. Малышу, появившемуся на пороге спальни.) А ты кто такой? (Швыряет в него подушку. В бессилии опускается на пол, тихо.) Все гады.
  ГАЛКИН и МАЛЫШ с подушкой как бы застывают в стоп-кадре.
  М.А. (появляясь, зрителям). Ну вот, колесо завертелось, и я снова захлебываюсь в их жизни...
  МАША (выходит из бытовки, бегло смотрит на "стоп-кадр" как на что-то знакомое, даже проходит сквозь него. Себе). Но я же не виновата, я просто не видела? откуда мне было знать, что все так...
  
  "Стоп-кадр" затемняется.
  
  М.А. (как бы повторяя стихотворение). "Друзья мои, прекрасен наш..." "Он..." (Смотрит в зал.) Что он? (Очнувшись.) Опять забыла.
  МАША (М.А.). Это ты уже провела. Теперь - твои ышники. (Идет в класс.)
  Из репродуктора доносится гул ожившего интерната, голоса учителей и детей, звонки на урок и с урока, выкрики и команды. Желательна документальная запись. Высвечивается класс. Обычная возня за минуту до урока. В классе одни мальчики. Справа у рампы, прислонившись к стене, стоит СЕРОВ. До поры до времени он будет издали наблюдать за действием. МАША идет в бытовку, достает из авоськи обувную коробку, распаковывает ее, вытаскивает пару желтых замшевых туфель и, стараясь быть незамеченной, подходит к ГАЛКИНУ и ставит их ему под парту. ГАЛКИН принимает их как должное и тихо переобувается.
  Звенит звонок.
  МАША быстро отходит к левому краю сцены и, повернув стул к себе спинкой, садится на него так, чтобы ей был виден и класс и зал. В ее руках оказывается микрофон, через который она будет подавать большинство своих комментирующих реплик.
  В класс, входит ЗИМИНА, высокая девочка в школьной форме,
  АГЕЕВ (Зиминой). Привет, тетя Степа!
  ЗИМИНА, привычно огрев АГЕЕВА портфелем по спине, садится на свое место.
  М.А. Наташа, где девочки?
  ЗИМИНА. Меряют шмотки этой новенькой. На каждой переменке бегают. Не намеряются! (Хмыкает.)
  М.А. Что за лексикон, Наташа? Почему "шмотки"? Есть прекрасное русское слово - "наряды".
  ЗИМИНА (презрительно). Шмотки есть шмотки.
  МАША (в микрофон, зрителям). Что, правда, то правда.
  ГАЛКИН (ехидно). Не лезут на саму, вот и шмотки! (Шарахается от кулака Зиминой.)
  Стук в дверь. Входят девочки, разодетые в пух и прах. Ребята встречают их своим утробным "Ы-ы-ы-ы! Во, прикол!"
  БЕЛЯКОВА (простодушно). Марисанна, мы не успели переодеться, может, так посидим? Все равно последний урок.
  МАША (себе). Умоляла, просила: комиссия!
  БЕЛЯКОВА (в ответ на мрачное молчание Марии Александровны). Ну, тогда мы сбегаем, переоденемся, ладно? Нас никто не видел.
  М.А. Хотите, чтоб увидели? Садитесь.
  МАША. Ко мне на урок уж никого не приведут, надеюсь. Завуч не допустит.
  М.А. (Малининой). Таня, это хорошо, что ты добрая девочка и делишься нарядами со своими новыми подругами, но, пожалуйста, больше этого салона мод на уроках не устраивай.
  МАЛИНИНА. Извините.
  М.А. Дежурный, кого нет?
  АГЕЕВ. Серова. (Встает, на нем предохранительная маска из марли.)
  Класс хохочет, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА выразительно смотрит на него.
  Так ведь грипп... это... эпидемия. Знаете, какая тяжелая форма!
  МАША иронически аплодирует АГЕЕВУ, но тут же, одернутая взглядом МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ, замирает.
  М.А. Мне кажется, у тебя - уже.
  АГЕЕВ. Чего уже?
  М.А. Тяжелая форма. Пойди, проветрись.
  МАША (в микрофон). Надеюсь, он не послушается.
  АГЕЕВ. Если заболею, вы будете виноваты, (Стаскивает с себя повязку.) А я хлипкий, могу и помереть. (Садится.)
  МАША (шепотом, в микрофон). Сейчас кто-нибудь брякнет про венок. Если они про смерть, то и про венок обязательно.
  ЗИМИНА, Ничего, мы тебе на венок соберем!
  МАША (со вздохом, в микрофон). Или еще про белые тапочки.
  На парту перед АГЕЕВЫМ кладут чьи-то гимнастические белые тапочки. Общий хохот.
  БЕЛЯКОВА (возмущенно, классу). Кончайте, вы!
  М.А. (Агееву). В самом деле, было бы обидно, если бы ты навеки ушел от нас, так и не исправив двойки по литературе. Изволь выйти к доске.
  АГЕЕВ бредет к доске. БЕЛЯКОВА начинает неудержимо смеяться.
  Белякова, встань!.. В чем дело?
  БЕЛЯКОВА стоит, потупя глаза и кусая губы.
  Успокоилась? Сядь.
  БЕЛЯКОВА садится и тут же громко прыскает опять. Не ожидая нового замечания, снова встает, низко наклонив голову, некоторое время борется со смехом.
  МАША (в микрофон). Первая моя помощница, но нервы - ни к черту,
  ЗИМИНА (тихо). Светланочка - нервная дамочка.
  БЕЛЯКОВА мгновенно одолевает смех и садится, хмурая.
   МАЛИНИНА (испуганно). Ой, у мальчика тут... ЧИБИСОВ (прикрывая нос). Сейчас пройдет, Марисанна.
  М.А. (без особого волнения, чувствуется, что это не впервые). Иди в медпункт, Сережа.
  АГЕЕВ. Можно, я отведу?
  ЧИБИСОВ. Да не, уже прошло.
  АГЕЕВ (МАЛИНИНОЙ). Не пугайся, у него просто в носу... эта... (к ЧИБИСОВУ.) как ты говорил?
  ЧИБИСОВ (сквозь платок). Ахиллесова пята. АГЕЕВ. Во-во!
  МАША приседает на корточки рядом с ЧИБИСОВЫМ, тихо говорит с ним. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА отходит к доске, тревожно смотрит на, часы.
  М.А. (АГЕЕВУ). Ну... мы ждем.
  АГЕЕВ. Чего? (Корчит рожи в зал - мол, крайне удивлен.)
  М.А. (сдерживаясь). Что ты начнешь, наконец, отвечать домашнее задание,
  АГЕЕВ (бодро). А чего задавали?
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА выразительно смотрит на АГЕЕВА. Тот с кислой физиономией отворачивается к залу.
  СЕРОВ (насмешливо). Суффиксы!
  М.А. (вздрогнув, оглядывается на класс). Что?.. при чем тут... У нас же литература...
  СЕРОВ (в зал). Чего-то скучно. Хотите, сорву урок? Классически! (Отделяется от стены, руки в карманах, портфель под мышкой. Независимой походкой проходит через класс к задней парте, где сидит Галкин.)
  МАША (залу). Явился! А я уже, грешным делом, надеялась...
  М.А. Где ты был? Почему опоздал?
  СЕРОВ. Тетя не отпускала из гостей. (Не глядя, плюхается на парту через ряд напротив Малининой.)
  
  Та с любопытством смотрит на него.
  
  СЕРОВ (Малининой). Новенькая, что ли?
  МАЛИНИНА. Старенькая! (Преувеличенно сердито отворачивается.)
  ГАЛКИН (Серову, гнусаво). Это моя парта! (Вцепляется в парту.)
  АГЕЕВ (услышав чью-то подсказку). Что ль епитеты... задавали? Соловья-разбойника?
  ГАЛКИН. Моя!
  М.А. Серов!
  МАША (Марии Александровне). Ну что "Серов"? Что дальше?
  ГАЛКИН (сдерживая натиск Серова). Я здесь всю жизнь один сижу!
  М.А. (подходя к Серову). У тебя есть свое место!
  МАША (ходит по сцене). Не надо было связываться.
  СЕРОВ. А я с жирным хочу посидеть! (Сдвигает Галкина еще дальше.)
  М.А. (сдерживая ярость). Что я тебе сказала, Серов!
  МАША останавливается и в смятении смотрит на них.
  СЕРОВ. А мне там дует, у меня радикулит.
  М.А. Ты срываешь урок!
  СЕРОВ. Кто срывает? Галкин, ты? (Толкает Галкина, тот плюхается на пол.)
  СЕРОВ смотрит на МАЛИНИНУ. Та, подавляя улыбку, отводит глаза.
  ЧИБИСОВ. Сэр, хватит выступать.
  БЕЛЯКОВА. Можно я за директором? (Бросается к дверям.)
  МАША (преграждая дорогу БЕЛЯКОВОЙ). Садись,
  М.А. (тихо). Серов? выйди из класса!
  СЕРОВ. Вы меня учить должны, а не с уроков гнать.
  МАША (БЕЛЯКОВОЙ, властно). Сядь!
  М.А. Немедленно выйди вон! (Хватает Серова за плечи, но не может сдвинуть его даже с места.)
  ЧИБИСОВ (зажимая нос). Марисанна, может, мы его сами?
  МАША (ходит, стучит кулаком в свою ладонь. Скороговоркой). И почему я не мужчина?.. Дать бы ему по шее.
  М.А. (Маше). Этого он и ждет... (Отпускает Серова, направляется к выходу.)
  МАША (захлопывает перед ней дверь. Яростно). К директору? (Классу.) Ну, уж дудки! В общем, так, если Серов не изволит выйти вон, тогда выйдем все мы!!!
  М.А. (Маше). Куда? Куда выйдем?
  Мрачно смотрит, как мимо нее проходит с портфелем Маша, а за нею весь класс, кроме СЕРОВА. Отходит к кулисам, словно решив со стороны наблюдать, что получится из всего этого. МАПИНИНА, выходя, оглядывается на СЕРОВА. Класс во главе с МАШЕЙ бродит по интернату в поисках свободного кабинета, пока, наконец, не натыкается на комиссию во главе с директором. Учителя и члены комиссии смотрят на ДИРЕКТОРА, как бы ожидая от него объяснений. Он молчит, рассматривая МАШУ с хмурой вопросительностью.
  МАША (после паузы, растерянно). Здравствуйте.
  ДИРЕКТОР. Здравствуйте.
  МАША (Директору). Мы... это... вот... Ходим. (Кивает на ребят.)
  ДИРЕКТОР. Понятно. Урок ходьбы?
  МАША. Нет... ищем...
  БЕЛЯКОВА. Мы вас искали!
  ДИРЕКТОР (глянув на девочек, Маше). Чтобы ознакомить нас с новыми проектами школьной формы, так я понимаю?
  МАША. Нет. Мы вообще... (Замолкает.)
   ДИРЕКТОР (тихо). Это заметно...
  МАША (не поняв). Что?
  ДИРЕКТОР. Замнем... (К комиссии.) Я бы хотел, товарищи, чтобы вы осмотрели еще наши мастерские, У нас мастерские замечательно оборудованы. Шефы наши... (Жестом, приглашая комиссию.)
  Смущенные члены комиссии гуськом проходят мимо учеников, которые в свою очередь взирают на них с любопытством и без всякого смущения.
  М.А. Петр Васильевич! (Он оглядывается, отстает от комиссии.) Извините меня. Просто Серов выжил меня из класса!
  ДИРЕКТОР (после паузы). Вот ключи от кабинета анатомии. (Дает ключ.) После уроков там будет педсовет. Так что на этот раз немного сэкономите... на ходьбе. (Идет вслед за комиссией.)
  ЗАВУЧ (Маше, стараясь, чтобы ее не расслышали ученики, со слезами в голосе). Вы... вообще... у вас, видимо, есть план? Довести сегодня всех нас до инфаркта, так я понимаю? Эта выставка чучел в коридоре - вместо уроков. (Кивает в сторону девочек, достает лекарство.) У мальчиков в спальне...
  МАША (предчувствуя). Не может быть!
  ЗАВУЧ. Погром. Подлинный кошмар. Мамаево побоище! Мы чуть не провалились сквозь землю, Все разом... (Кладет таблетку под язык.) Просила ведь! Как человека! Хотя бы сегодня! (Машет рукой, бежит догонять комиссию.)
  МАША (влетая в кабинет). Галкин! Ведь обещал. Клялся. Я ведь ему...
  М.А. (Маше, поняв, что она о туфлях). Не смей!
  МАША. Неужели не мог? Хоть сегодня! Как человек! Или ты не человек?
  ГАЛКИН (кричит). Не человек!
  АГЕЕВ. Он еще недопревратился! (Вытаскивает из-за спины муляж неандертальца.)
  Общий хохот. Мальчики падают на сцену и, держась за животы, катаются по полу. БЕЛЯКОВА, не обращая ни на кого внимания, плачет за своей партой. ЧИБИСОВ стоит для профилактики, задрав голову кверху.
  ГАЛКИН (отталкивает АГЕЕВА). Уйди, гад! (Бросается из кабинета, но натыкается на Марию Александровну - она закрывает за собой дверь.) Все равно убегу!
  М.А. (властно). Всем сесть! Урок продолжается!
  Когда все усаживаются, ГАЛКИН оказывается тоже за партой, На доске остается выведенная его рукой корявая надпись; "Дура", Класс затихает. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, почуяв неладное, оборачивается и видит надпись. БЕЛЯКОВА бросается, было стереть ее, но МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА жестом останавливает ее.
  МАША. Достукалась! Так мне и надо!
  М.А. (невозмутимо). Ну что же - хороший пример. На повторение. Производные? Быстро! (Все молчат.) Безобразие: программа четвертого класса. (Пишет на доске.) Дурной...
  ЧИБИСОВ. Дурость!
  М.А. Так. (Пишет на доске.) Кто еще?
  БЕЛЯКОВА. Дурашливый.
  М.А. Хорошо! (Пишет.) Еще.
  АГЕЕВ (насмешливо глядя на Галкина). Дурак!
  М.А. (невольно улыбнувшись в сторону Галкина). Тоже правильно.
  Взрыв смеха. Все наслаждаются его смятением.
  МАША (кричит на Марию Александровну). Хватит! Довольно!
  МАЛИНИНА (удивленно). Одурачить!
  
  Взрыв смеха. Все смотрят на Галкина.
  
  ГАЛКИН. Гады! Гады! Гады! (Мечется по классу, выскакивает мимо Марии Александровны в коридор.)
  М.А. (садится за стол. Зиминой). Догони... Скажи... (Машет рукой. ЗИМИНА выскакивает из класса. После паузы, не поднимая головы.) Агеев, ты, кажется, собирался нам что-то рассказать?
  АГЕЕВ (корчит дурачка). Чего рассказать? Не помню. Анекдот?
  ЧИБИСОВ хочет ему что-то сказать, но опять задирает голову кверху.
  М.А. (встает, ходит вдоль рампы, обняв себя за плечи и сжавшись, словно ее бьет озноб. Как бы себе). Тупые, равнодушные, мелкие...
  МАША (тоже вся сжавшись, как бы себе). Умная, отзывчивая, глубокая...
  АГЕЕВ (несколько обеспокоенный молчанием учительницы). А! Это, что ль, про епитеты? Вспомнил! Значит, так. Жил-был Соловей-разбойник и были у него епитеты. Мно-о-ого епитетов!.. Забыл только, какие.
  М.А. (ходит вдоль рампы). Не могу больше, не могу, не могу.
  МАША (сидит, низко наклонив голову). Можешь.
  АГЕЕВ, У меня, Марисанна, память плохая на эти... ну...
  М.А. Садись, Агеев, два. Запишите новую тему.
  СЕРОВ (появляясь в дверях кабинета). Марисанна, я так не могу, я учиться должен, а не баклуши бить.
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА и МАША, замерев; смотрят на просветленно улыбающегося Серова. Долгая пауза.
  М.А. (тихо, почти шепотом себе). Что делать? Я не знаю, что делать, как жить, что делать.
  МАША (кричит в зал). Что делать?!
  
  Раздается звонок с урока.
  
  СЕРОВ (морщась, залу). Выкрутились! Оби-и-идно!
  Все вскакивают, суетятся - конец урокам! Проходя мимо Серова, МАЛИНИНА обдает его надменным взглядом. Он довольно смеется в ответ, уверенный, что произвел впечатление. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА и МАША остаются на сцене одни. Некоторое время они еще продолжают стоять, не двигаясь.
  МАША (зрителям, тихо). Видите сами... (Себе.) Когда-то, наверно, надо честно сказать себе, не получается. Не мое.
  М.А. Не понимаю! Почему? Ну почему? Что я такого сделала этому Серову?.. (Смотрит в зал.) Почему остальные?.. Неужели с вами действительно нельзя по-человечески?
  МАША. Но и ты ведь сама не была перед ними открытой, пряталась за маску непробиваемого педагога - скрывала, что устала? что не в форме, что тема эта не из твоих любимых...
  М.А. Ну что же, мне надо было расплакаться и просить их о милосердии?.. Но для этого, знаешь, тоже нужны силы...
  МАША. Может быть, даже больше.
  М.А. Нет, ты права, надо уходить. Почему до сих пор не ушла?..
  С протяжным скрипом открывается дверца большого застекленного шкафа с наглядными пособиями. В нем, вытянувшись во весь рост; лежит АГЕЕВ. Руки сложены по-покойницки, глаза закрыты, на ногах белые тапочки, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА подходит и некоторое время молча наблюдает за ним. МАША опускается на стул на своем комментаторском месте.
  АГЕЕВ (как бы очнувшись). А?.. Как напугали, Марисанна!
  М.А. Ты что тут делаешь?
  АГЕЕВ. К педсовету готовлюсь... (Закрыв глаза.) Репетирую.
  М.А. Вынос тела, что ли?
  АГЕЕВ. Вы смеетесь, а мне страшно. (Трогает лоб.) 0, уже температура. Скоро холодеть начну.
  М.А. Похолодеешь до нуля, скажешь. (Закрывает шкаф, начинает уборку.)
  Дверца шкафа снова со скрипом открывается.
  АГЕЕВ (не открывая глаз). А на поминках мороженое дают? (Вздыхает.) Уроки уж бы точно отменили!
  М.А. Ага, месяц траура! Каникулы по Агееву.
  АГЕЕВ. А директор речь скажет... "Мы потеряли одного из лучших наших учеников..."
  М.А. Если он так скажет, вся школа будет хохотать полдня, и похороны сорвутся.
  АГЕЕВ. Ну, а чего он скажет?
  М.А. Мы потеряли одного из ведущих хулиганов интерната.
  МАША. Он был, пожалуй, самый обаятельный из них...
  АГЕЕВ (садится в шкафу). А я обаятельный? Некрасивый, но обаятельный?
  М.А. (наткнувшись на галкинскую надпись на доске, печально). Нет, почему? И красивый, и обаятельный!
  АГЕЕВ (блаженствуя). Да?.. Ох, Марисанна, чтоб я только делал без вас!
  МАША (настораживаясь). Без меня? Что без меня?
  М.А. Не пропал бы, небось. (Ищет тряпку, прислоняется к доске, застывает устало).
  АГЕЕВ. А может, и пропал, откуда вы знаете?
  М.А. (глядя в одну точку перед собой). Как бы Галкин и в самом деле не убежал куда, (Вздыхает.) На педсовет уж не явится, точно. Хоть ты не уходи, Коль...
  АГЕЕВ (наблюдает за Марией Александровной). Да, попались вам клиенты! (Подходит к ней.) Влетит вам за нас, да? (Трогает ее за локоть.) А вы не переживайте! Из-за такого-то... (Вовремя проглатывает слово.) А хотите плюнуть?
  М.А. В смысле?
  АГЕЕВ. Ну, чтоб не переживать.
  М.А. У меня не получится...
  АГЕЕВ. Получится. Это просто - я вас научу. Я ведь в шкафу, правда, тренировался, способы обкатывал. Вот как я делаю? Например, как только начинают меня ругать, я представляю себе... ну, что все это как бы не по-настоящему, ну вот вроде как здесь - спектакль, какой. И будто бы я тоже не настоящий Агеев, а только играю Агеева. И вот, значит, я изо всех сил стараюсь, чтоб лучше вышло - ну, роль! Чтоб все поверили? что я прям Агеев, настоящий, ну и учителю помогаю раскрыться. Это называется партнер, чтоб он роль свою лучше вел, распинался бы сколько надо. В общем, аж вспотею. Как Янковский, Самоотдача называется.
  М.А. И что же?!
  АГЕЕВ. А то, что как с гуся вода.
  М.А. Как об стенку горох?
  АГЕЕВ. Во-во! Ни капли не переживаю. Не, переживаю! Но по-другому! Даже интересно...
  М.А. (недоверчиво). Интересно!..
  АГЕЕВ (радостно). Залезайте - сами увидите. М.А. Ну что ты, Коля!
  АГЕЕВ. Ой, Марисанна, как с гуся вода чтобы!
  МАША (Марии Александровне). Ну, попробуй, чего испугалась!
  М.А. (вставая). Как-нибудь в другой раз, Коля.
  АГЕЕВ. Другого раза не будет... Марисанна! МАША. Ну, выйди из роли! Будь человеком?
  М.А. (поддается, делает движение шагнуть в шкаф, но тут же резко отходит). Бред какой-то... учительница - и в шкафу!
  АГЕЕВ от досады бьет себя по ляжкам. Тогда к шкафу подходит МАША и залезает в него. Довольный АГЕЕВ закрывает за ней стеклянную дверцу. Сцена постепенно наполняется призрачным светом.
  АГЕЕВ (в шкаф). Вы меня слышите?
  
  МАША кивает головой.
  
  Оттуда все по-другому кажется, да? Вроде здесь вы и не здесь. Одна вроде и со всеми, да? Идеальный тренажер. Даже у космонавтов таких нет. Я придумал! (Гордо стучит себя в грудь.) А теперь расслабьтесь, чтобы никакого напряжения. Так? И начинайте представлять себе, что с вами все это как будто не на самом деле, а спектакль какой. И это не класс вовсе - а сцена, вы не учительница, а только играете учительницу. А на вас из темноты смотрят много-много людей, как бы инопланетяне какие-то, ну, из космоса. И вот вас здесь вовсю ругают, значит, теребят, ну, мы там, начальство, учителя другие, соседи... Вы себя ругаете. А те, из темноты, смотрят на вас и сочувствуют.
  М.А. Даже когда я сама ругаюсь?
  АГЕЕВ. Они всем сочувствуют: и вам, и директору, и Серову, и всем. Только надо хорошо играть. Ну - естественно.
  Все трое заворожено смотрят в зал. За прозрачным занавесом высвечиваются фигуры учителей и учеников - за исключением Галкина.
  МАША (открывая дверцу, тихо). Это спектакль, спектакль, спектакль...
  Пауза.
  М.А. (горестно, зрителям). Вы знаете, я ведь не хотела быть учительницей, совсем. Я хотела быть актрисой. (Усмехается.) И сейчас хочу. Помню, училась в десятом классе, когда начали снимать "Войну и мир", и я вдруг решила, что выберут меня. Для Наташи Ростовой. Вот так и ждала: Бондарчук придет в наш город, войдет в наш класс... и увидит... Смешно, да? Как я ее потом возненавидела, эту Савельеву! А она, наверное, не меньше хотела, чем я... Но я по-другому хотела! Мне так кажется... Когда учила наизусть первый бал Наташи - читаю и все плачу почему-то, а потом думаю, почему это я плачу? Ведь не над чем там плакать! И вдруг чувствую, что мне этого было бы мало - играть Наташу. Хочется быть и князем Андреем. Нет, не так, хочется одновременно быть и Наташей и князем Андреем. И вальсом, который они танцуют, и всеми теми остальными, которые тоже танцуют этот вальс, и вдруг ясно вижу - хочется быть балом! Не знаю, понимаете ли вы меня...
  МАША (она уже стоит рядом). Я бы просто умерла, если бы не стала актрисой, понимаете, у-мер-ла!
  М.А. Но я не стала... И не умерла... (Усмехнувшись.) Как видите. (Уходит в глубину сцены.) Спаси меня, моя работа, спаси меня, спаси меня!
  МАША (с радостным удивлением). Это спектакль! Это ведь в самом деле спектакль! (Смеется, обнимает Агеева за плечи.) Я стану балом, ты увидишь, Коля!
  АГЕЕВ. Да мы все станем балом, Марисанна, я вам обещаю!
  Высвечивается спортзал, ЫШНИКИ висят - кто на кольцах, кто на канате, кто на шведской стенке.
  БЕЛЯКОВА (подхватывая реплику Агеева). У нас у всех есть способы, вы не думайте!
  ЗИМИНА. У меня знаете какой способ?
  АГЕЕВ. Ха! У тети Степы способ! Да тебя же никогда не ругают!
  ЗИМИНА (перекрикивая смех). Потому что способ такой! Я становлюсь на точку зрения того, кто ругает.
  АГЕЕВ. Ну и способ! Тебя ругают, а ты еще ему помогай, хорошенькое дельце!
  БЕЛЯКОВА (Маше). Меня вот когда кто ругает, я всегда думаю про себя, что у него болезнь такая психическая - ругать. Пусть, думаю, высказывается, раз ему врачи прописали. И не обижаюсь!
  АГЕЕВ. Ты что, чокнутая? - столько чокнутых! (Жест, звук. Маше.) То-то она такая нервная.
  МАША (улыбаясь). На тебя, Коля, не угодишь!
  БЕЛЯКОВА (Маше). А ему все способы Чиб придумывает, вы не обольщайтесь.
  АГЕЕВ (смутившись). Главное - не теория, а практика. Верно, Чиб?
  МАША (Чибисову). Так ведь тебя тоже не ругают, Чиб! Чего ты?
  ЧИБИСОВ (скромно). Других жалко.
  ЗИМИНА. А мой способ самый правильный!
  СЕРОВ (в зал). Да чего там способ! На тебя орут, а ты про себя говори: "А мне чихать, а мне чихать, а мне чихать" - и все железобетон! (Показывая на себя.) Ноль осечек. (Оглядывается на Малинину.)
  МАША (Чибисову, с улыбкой). Ну, расскажи сам какой-нибудь свой способ.
  ЧИБИСОВ. Ну ладно, ну вот, допустим, кто-то начинает катить на вас бочку... (Задумывается, поворачивается к занавесу, за которым высвечивается фигура Директора.)
  ДИРЕКТОР (в микрофон). И не стыдно тебе? Умный парень, придумываешь для лентяев какие-то дурацкие способы!..
  ЧИБИСОВ (смутившись). Не, это слишком! (За кулисы.) Нельзя ли кого другого? (Фигура Директора исчезает, вместо нее появляется ФИЗИК. Облегченно.) Ну вот, значит, катят на вас бочку...
  ФИЗИК (в микрофон). Я?
  ЧИБИСОВ (Маше). Вам, конечно, не по себе, тогда вы представляете, что вы просто находитесь со специальным исследовательским заданием на чужой планете, ну как бы с тарелки, гуманоид, замаскированный под человека. И в зрачках у вас - телевизионные камеры. На вас, значит, катят бочку...
  ФИЗИК, Я?!
  ЧИБИСОВ. ...а вы (дергает себя за ухо, сквозь зубы.) ...внимание! Внимание! Сеанс связи! Принимайте информацию.
  ФИЗИК. Я качу на тебя бочку? Не стыдно тебе, Сережа? Когда я катил на тебя бочку? Подумай, о чем говоришь!
  ЧИБИСОВ (сквозь зубы). Подтвердите качество приема, подтвердите качество приема. (Дергает себя за ухо.)
  ФИЗИК. Директора выставлять на посмешище струсил, а меня, твоего самого любимого учителя,. не постеснялся? Кто тебе фантастику-то давал? Вспомни!
  ЧИБИСОВ (сквозь зубы.) ...Передаю общую панораму. (Изображая телевизионную камеру, медленно поворачивает головой с застывшими глазами.)
  ФИЗИК, Я думал, ты человек, Чиб, а ты!.. Гуманоид! Э-эх! (Машет рукой и уходит.)
  ЧИБИСОВ (явно огорченный). И как с гуся вода... (Вытирает со лба пот.)
  ЫШНИКИ. Ы-ы-ы-ы-ы! Как об стенку горох! Вот это способец!
  ЫШНИКИ качают Чибисова. СЕРОВ разговаривает с Малининой. За занавесом возникают учителя. Они с грохотом перекатывают пустые бочки, доносятся обрывки фраз: "Чем голова твоя только занята!.. И что из тебя может выйти!.. Если еще раз ты себе это позволишь... Как только тебе не стыдно"...
  (Восторженно вращая глазами.) ...Я - Земля, я - Земля, принимайте информацию, принимайте информацию!..
  М.А. (кричит за занавес учителям). Они не слышат нас! Они не слышат нас! (В зал, тихо.) Вы не слышите меня. Вы не слышите...
  Учителя со смехом сыплют сухой горох на занавес, прыскают на него водой.
  МАША (в окружении "ышников", прилипших к ней, в зал). Почему нам нельзя так - все время быть такими вот открытыми, веселыми, добрыми? Простить друг другу все обиды и научиться слышать. А когда человек по-настоящему слышит другого, он не может сделать ему ничего дурного. Вы ведь сейчас слышите меня?
  М.А. Они слышат тебя, пока им легко с тобой, пока не надо заставлять их мыть полы, учить уроки, идти навстречу испытаниям...
  МАША (словно не слыша М.А., в зал). Вы дети, вы беспечны, вы умеете радоваться жизни, радоваться снегу, дождю, вкусному мороженому, смешному фильму... А я разучилась в этих своих неотложных взрослых заботах...
  М.А. От которых ведь нам никуда не деться!
  МАША (продолжая). Я иду к вам в ученики, дети, снимите бремя с моей души, научите ее быть свободной!
  АГЕЕВ. Да проще пареной репы! (Открывает дверцы шкафа.) Ведь на самом интересном месте остановились, а?
  МАША. Ладно. Агеев, я принимаю твой способ. Действие продолжается: я в шкафу. (Идет к шкафу.)
  ЫШНИКИ. Ы-ы-ы-ы-ы! Спектакль[
  МАША (Марии Александровне). Раздай им. (Вытаскивает из кармана конфеты.) Пусть шуршат, как в настоящем театре!
  М.А. (принимая конфеты, тихо). Нельзя быть второй раз детьми,
  МАША (тихо). А я знаю, что можно. И нужно... (Просящим тоном.) Исчезни, а? Хоть на время.
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, раздав конфеты, уходит за кулисы.
  АГЕЕВ (подает Маше в шкаф тряпку). Деталь художественную не забудьте. (Закрывает дверцу и, продолжая прерванное действие, повторяет.) Значит, представили? Они всем сочувствуют - и директору, и Серову, и Зиминой. Только надо всем хорошо играть, ну - естественно.
  ДИРЕКТОР (возникая на пороге класса). Марисанну не видел?
  АГЕЕВ (загораживая собой Машу в шкафу). Нет...
  ДИРЕКТОР. Иди, найди ее, скажи - директор ждет.
  АГЕЕВ. Я же дежурный, убираюсь. (Вытирает рукавом муляж неандертальца, переставляет его поближе, чтобы загородить им шкаф.) Какое все-таки ценное наглядное пособие! (Заговаривает Директору зубы.) И вообще, такой замечательный у вас кабинет, гордость, можно сказать, нашей школы! Сколько сил вы, наверное, в него вложили! Сколько ума, таланта... (Поднимает бумажки с пола, прячет их в карман.)
  ДИРЕКТОР мрачно наблюдает за ним. Входит ЗАВУЧ.
  ЗАВУЧ (не замечая АГЕЕВА). У меня просто в голове не укладывается, понимаете? Не ук-ла-ды-ва-ет-ся... Вот, пожалуйста. Две минуты до педсовета - ни ее, ни детей!
  АГЕЕВ, пользуясь тем, что Директор отвлекся, приоткрывает дверцу шкафа, из него выскальзывает МАША с тряпкой, которую она от растерянности, не замечая, держит в руке, Они, прячась за партами, пробираются к выходу, ДИРЕКТОР оборачивается к Агееву и с удивлением обнаруживает, что тот исчез.
  (Взволнованно.) Так дальше просто нельзя! Нет, я ей сегодня все выложу, никого не постесняюсь, (Натыкается на "упражнение" на доске, читает, Директору, потрясенно.) Вы видели? Это ведь ее русский! И что - это тоже списывать на ее молодость, неопытность? (Опускается в бессилии на парту. Тут же вскакивает.) Сейчас же сюда войдут! (Ищет тряпку.)
  ДИРЕКТОР помогает ей. Они ходят между партами, наклоняются под столом, заглядывают за шкаф, кажется, вот-вот, и они обнаружат ползущих Агеева и Машу.
  Нет? тут чувствуется какая-то система, какая-то обдуманная система!
  ДИРЕКТОР. Не каждому, Тамара Федоровна, дано быть педагогом. Рожденный ползать летать не может.
  Услышав эти слова, Маша чуть было не поднимается, но АГЕЕВ удерживает ее.
  ЗАВУЧ (с тихим мазохизмом). Ну вот, все идет по плану! Исчезла тряпка, кабинет не готов, на доске черт-те что.
  МАША и АГЕЕВ уже были у спасительных дверей за доской, когда эта дверь распахнулась, и ползущие МАША и АГЕЕВ увидели перед собой толпу учителей и членов комиссии. От ужаса они еще некоторое время продолжают ползти - только теперь от дверей прямо на Завуча, - втянув головы в плечи, ЗАВУЧ, наконец, замечает их. Поворачивается и ДИРЕКТОР. Они еще раз меняют направление.
  МАША (как бы демонстрируя АГЕЕВУ переход от Обезьяны к человеку, в несколько фаз занимает прямоходящую осанку). Вот так. Теперь понял?
  АГЕЕВ (не понимая, повторяет ее движения). Понял, кажись.
  МАША (из последних сил улыбаясь окружающим). Это у нас дополнительные занятия. (АГЕЕВУ.) Этот процесс, Коля, занял у человека миллионы и миллионы лет... (Подходит и, как бы сравнивая себя с ним, становится рядом с муляжом неандертальца.)
  Немая сцена. Все молча смотрят друг на друга, как бы спрашивая у себя, приснилось ли им все это или же было на самом деле?
  АГЕЕВ. Ах, вот этот!.. Ну и тупой я, Марисанна. (Хочет повторить упражнение.)
  МАША (слабым голосом). Не надо, Коля!
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. Я все-таки не совсем понял, что здесь, собственно, происходит, товарищи?
  М.А. (появляясь, хмуро). Это спектакль, всего лишь спектакль. (Берет у Маши тряпку и направляется к доске.)
  ХМУРЫЙ ПЕНСИОНЕР (из зала). Это не спектакль, а черт знает что такое! (Встает с кресла, идет по проходу.) Вы что думаете, что здесь, в самом деле дураки сидят, да? Я имею в виду взрослых. Мало того, что они посадили учителя в шкаф... они еще при всех заставляют его на четвереньках ползать.
  М.А. Никто ее не заставлял.
  МАША. Конечно, я сама.
  ХМУРЫЙ ПЕНСИОНЕР (яростно, Маше). Не надо делать хороших мин при плохой игре, гражданочка!
  МАША (вскидывая голову). Почему это при "плохой"! Не надо за всех говорить. Не нравится, не смотрите! (Про себя.) А мне хлопают.
  ДИРЕКТОР. Товарищ, выходите побыстрее, вы мешаете.
  ХМУРЫЙ ПЕНСИОНЕР. Да я же вас защищаю, дорогие наши учителя, ваш авторитет. (Неожиданно раздражаясь.) Да нет, не ваш, вы актеры, вас наоборот надо... Ну вот, вы меня запутали! А детей? Чему вы их учите? Безобразничать? В шкафы лазить?
  К нему подходит БИЛЕТЕРША и тихо просит его выйти.
  Я уйду, хоть вроде у вас так положено, по-модному! чтоб из зрительного зала говорили... (Пробирается к выходу.) Дешевый прием, между прочим, и в корне неправильный. Потому что зритель наш не таков, чтоб в театрах глотки драть. Он воспитан... Между прочим, нашей школой, которую вам никто не позволит здесь обсмеивать!
  АГЕЕВ. Да не школу мы обсмеиваем, поймите, дяденька, а меня и вас.
  ХМУРЫЙ ПЕНСИОНЕР (делает резко движение из дверей обратно в зал). А этого (показывает на Агеева) гнать его надо из школы каленым железом, а не диалоги с ним устраивать. Много чести! Нет, я этого так не оставлю! Первое письмо - в министерство просвещения, второе - в министерство культуры, третье - в Академию педагогических наук, четвертое... Найдется, куда послать и четвертое. (Исчезает в дверях фойе. Тут же появляется снова. Укоризненно, от имени актера, но не выходя из образа.) И не в жизнь ведь им не понять, что пожалеть надо старика, даже когда он неправ! (Снова исчезает, теперь насовсем.)
  ЗАВУЧ (взволнованно ходит по сцене). Вот человек! Сразу уж "письма"! Пойдут опять проверки, комиссии проклятые!
  ДИРЕКТОР многозначительно кашляет? ЗАВУЧ оглядывается на членов комиссии и бледнеет.
  Я хочу сказать, что ничего такого, конечно, в нашем интернате не было и не могло быть. (Подходит к доске и стирает "упражнение" носовым платком.) Мало ли что может взбрести в голову, когда сидишь в шкафу. (Хмурится, чувствуя, что вышел новый ляп.) Ну... человеку с юмором...
  ДИРЕКТОР (мрачно). Все-таки она сидела там?
  М.А. Нет, конечно.
  МАША (с вызовом). Сидела!.. (Смутившись от вранья.) Ну, душой!..
  ЗАВУЧ. Вот именно, душой! Все это только душой - фантазия! А по-настоящему, они здесь убрали кабинет и ждали педсовета как миленькие. Такая душа, с юмором. Она нас так видит: участниками спектакля.
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОН) (невольно). Ни фига себе!.. Я хотел сказать, что все это довольно странно. Так видит! (Смотрится в отражение стеклянного шкафа.)
  ЗАВУЧ (грустнея). Конечно, меня легче всего так увидеть - завуч! Стою у всех над душой... А вот кто бы попытался по-настоящему заглянуть в мою душу, на моем месте покрутиться!.. (Машет рукой.)
  ДИРЕКТОР. По-настоящему уже пятнадцать минут как должен идти педсовет. (Завучу.) Может, оставим жалобы на искусство?
  ЗАВУЧ (безутешно). Хорошо, конечно. (Председателю комиссии.) Можно открывать педсовет?
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. Вы у нас спрашиваете?
  ЗАВУЧ. Но мы сейчас должны обсуждать педагога. (Невнятно.) Тут дети... (Косится на зал.) Письма... Может, на всякий случай попросить их покинуть зал? Пока идет эта сцена. (Зрителям.) Ненадолго, на пять минут.
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. Тогда, уж проще нам перенести обсуждение в другое место...
  ЗАВУЧ. За кулисы! Гениально! (Жестом приглашает учителей покинуть сцену. В зал, радостно.) Должна же, в конце концов у нас быть хоть какая-то своя закулисная жизнь!
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ (улыбаясь). Ну зачем же так буквально? Вот у вас, я вижу, прекрасное помещение. (Показывает на проем в занавесе.)
  Взрослые начинают перебираться по другую сторону занавеса.
  М.А. (вслед Маше и Агееву). Запоете сейчас на педсовете со своими способами,
  АГЕЕВ. Я лично запою. Арию... эту... ну... о, дайте, дайте мне свободу!
  ДИРЕКТОР. Слушай, Агеев, тебе не надоело острить?
  АГЕЕВ (швыркает носом). Роль такая попалась. Петр Васильевич. Просился ведь на Галкина, да разве у нас дадут, чего хочешь? (Корчит дурачка.) Острю, острю, прям надоело!
  М.А. (оглядываясь на Ышников). Галкин так и не пришел? (Зиминой.) Ты не нашла его?
  
  Та отрицательно мотает головой.
  
  На обеде его кто-нибудь видел?
  Никто не отвечает ей, и она выходит. МАША тревожно смотрит ей вслед.
  ЗАВУЧ (выглядывая из-за занавеса). Марисанна, ваш выход!
  АГЕЕВ (подбадривает, внушает). Марисанна, ну что вы! Спектакль! Вы актриса! Звезда! Алла Пугачева!
  ЫШНИКИ, по-прежнему изображающие зрительный зал, начинают бурно, но беззвучно аплодировать, МАША благодарно улыбается им, кланяется, осеняет себя крестным знамением и исчезает за занавесом. На нем в виде теневого театра высвечивается немая сцена обсуждения Марии Александровны. Силуэт Маши с поникшей головой и напротив - силуэты учителей, ЫШНИКИ бросаются к проему в занавесе, борясь друг с другом за место для подслушивания.
  (Шепчет Маше в проем.) Способы! Способы! Марисанна! А теперь передавайте информацию на Землю.
  Его отпихивают.
  
  БЕЛЯКОВА (шепотом ретранслируя подслушанное в зал). Лицо класса - это лицо учителя, а лицо учителя - ...
  Ее отпихивают.
  
  ЗИМИНА. Не хватает последовательности...
  
  Отпихивают и ее.
  
  ЧИБИСОВ. ...Дистанция...
  
  Его отпихивают.
  
  СЕРОВ (долго слушает). Поздно! Уже сидим! (Показывает жестом, где. Удовлетворенный, отходит сам.)
  За занавесом силуэты учителей утешают плачущую Машу.
  ЗАВУЧ (из проема). Агеев, твой выход, приготовиться Галкину. (Маше, появившейся в проеме.) А вы куда?
  МАША. Мне надо позвонить.
  ЗАВУЧ (с пониманием, тихо). Хорошо, успокойтесь и приходите.
  ЫШНИКй их не видят, они - за их спинами и как бы за кулисами событий. МАША, пытаясь успокоиться после пережитого разноса, взволнованно ходит по сцене, тыльной стороной ладони охлаждая пылающие щеки. В какой-то момент, опять из-за ее спины, точно МАША раздвоилась, появляется МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА и поспешно идет к телефону.
  М.А. (в трубку). Алло, это детский приемник?.. Я насчет одного мальчика... Не поступало?.. Конечно, позвоню, только я телефон не знаю... (Записывает номер телефона, Кладет трубку, задумчиво смотрит теневой театр, где на месте силуэта Маши уже появился силуэт поникшей Агеевской головы. Зрителям.) Это совсем не так весело, как кажется... Я побывала на месте Агеева и думаю, ему сейчас не до смеха.
  МАША смеется, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА снова набирает номер.
  И все эти ваши способы - это ведь способы самозащиты. От нашей взрослой беспомощности, от насилия.
  МАША. Оказывается, вы тоже немного боитесь меня, не только я вас? Ну конечно, я ведь для вас начальник, власть - все время забываю, честное слово!
  М.А. (кладет трубку). Занято... Но что было бы, если бы вы никого и ничего не боялись - ни двойки, ни замечания в дневнике, ни вызова к директору... Что бы тогда вышло? Неужели вы не понимаете, что это наше занудство, эти учительские маски тоже "способ" самозащиты - от вас.
  МАША. Я все поняла! Пускай будет маска, только не надо выдавать ее за лицо. Люди только тогда остаются людьми, когда они свои роли - учителей, учеников, начальников, подчиненных - играют открыто, как мы, актеры! (Командует за кулисы.) Занавес! (В зал.) Спектакль продолжается! И еще посмотрим, кто кого переиграет: мы или вы!
  Занавес поднимается. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА отходит в сторону, говорит по телефону. Педсовет под руководством Маши, принявшей на себя роль режиссера, меняет свою мизансцену, учителя, кроме Завуча, уходят за кулисы. Только АГЕЕВ стоит в прежней позе. Ему из-за низко наклоненной головы не видно, что все вокруг него уже изменилось. ЗАВУЧ делает знаки зрителям: не вспугните!
  МАША (шепотом в микрофон). Страдалец земли Русской.
  ЗАВУЧ (тихо). Ко-ля! Аге-е-еев!.. Оглянись!
  АГЕЕВ, увидев зал, шарахается от испуга, но ЗАВУЧ его удерживает.
  Видишь, Коля, куда попал? На всесоюзную, можно сказать, сцену. Звезда есть звезда. (Подталкивает его к рампе. Зрителям.) Живой Агеев, собственной персоной.
  Ученики на сцене повскакали с мест и яростно шепчут свои подсказки: дергают себя за уши, крутят пальцами у виска, показывают рукой рамочки - мол, спектакль, остекленевшими глазами "передают информацию". Бесполезно! АГЕЕВ явно раздавлен.
  МАША (шепотом, в микрофон). Хорошо играет, естественно, даже слезы.
  АГЕЕВ (утирая слезы). Да нет, я сейчас по-настоящему, я же не знал, что столько народу будет.
  АНГЛИЧАНКА из кулис передает Маше записку.
  МАША (прочитав). Тут тебе записка пришла, прочитать?..
  АГЕЕВ затравленно пожимает плечами.
  
  Любишь ли ты хоккей, и какие ты знаешь английские команды?
  АГЕЕВ. Англичане в хоккей не волокут.
  АНГЛИЧАНКА. Ну, американские, канадские, какие волокут.
  АГЕЕВ (почти в беспамятстве, но с великолепным произношением). "Монриел Канадиенс", "Бостон брюинз", "Филадельфия флайэрс".
  Учителя по знаку Завуча начинают овацию.
  ЗАВУЧ (прочитав другую записку). Тут пришла записка насчет успеваемости и поведения...
  АГЕЕВ (Завучу, тихо). Отпустите меня, а?
  ЗАВУЧ. Все ждут твоей главной реплики.
  АГЕЕВ. Я больше не буду.
  Возгласы: ''Слышали! Слышали! Тысячу раз!"
  (Потрясенно.) Правда, я исправлюсь!
  
  Свист, топот, крики.
  Ну, я осознал!
  Свист, топот, крики. АГЕЕВ вопросительно смотрит на Завуча.
  ЗАВУЧ. Опять штамп. Коленька!
  АГЕЕВ (со стоном). Да как не штамп-то?!
  ЗАВУЧ. А вот так - без всяких клятв и обещаний исправить двойки и начать новую жизнь - это, думаю, не штамп? (Вопросительно смотрит в зал.) Это, вероятно, удовлетворит нашего взыскательного зрителя. Попробуй, Агеев.
  АГЕЕВ. Ладно, начну.
  
  Свист, топот. АГЕЕВ мотает головой.
  
  ЗАВУЧ. Не говори ''ладно", а просто сделай.
  АГЕЕВ. Ла... (Зажимает себе двумя руками рот.)
  ЗАВУЧ. Смотри, уговор дороже денег.
  АГЕЕВ молчит, от напряжения начинает качаться всем телом и вдруг, бездыханный, падает на руки Маши.
  МАША (кричит). Катарсис! Очищение!
  ЗАВУЧ (учителям). Кажется, есть надежда?
  МАША (отводит Агеева к ученикам, дает ему стакан воды). Да, здорово ты сегодня перевоплотился, до сих пор дрожишь!
  АГЕЕВ (стуча зубами о стакан). Пере... перевоп... переперевоп... (Не может выговорить.)
  БЕЛЯКОВА (вытирая ему лоб платком). "Штампы, штампы", прямо замучили!
  М.А. (тревожно, в трубку). ...Громче, пожалуйста!.. Алло! (Оглядывается на зал, хочет уйти с телефоном за кулисы, но не хватает шнура. Устраивается в стороне.) Перезвоню. (Снова набирает номер телефона.)
  ЗАВУЧ. Ну что, сцена педсовета, явление второе - Галкин.
  МАША (на мгновение нахмурясь). Он не пришел.
  ЗАВУЧ (суровея). Неявка засчитывается как ваше поражение. Тогда сразу явленье третье и кульминационное: Анатолий Серов. Итак, кто кого?
  Серова окружают ЫШНИКИ, что шепчут - последние наставления тренеров и пожелания болельщиков. МАША у кулисы тоже совещается с учителями. Принято какое-то решение. Учителя быстро выходят на сцену и рассаживаются в классе по партам.
  ЗАВУЧ (Серову). Вы готовы, сэр? Прошу!
  СЕРОВ медленно, своей вихляющей и независимой походкой входит в класс. Весь его вид говорит: "А мне чихать!"
  УЧИТЕЛЯ дружно встают со своих мест, приветствуя его, как обычно это делают ученики. СЕРОВ теряется на мгновение, но тут же снова принимает невозмутимый вид. Долгая пауза.
  СЕРОВ (не выдержав паузы). Ну, чего?
  ЗАВУЧ. Можно сесть, Анатолий Иванович?
  СЕРОВ (пожимает плечами). Садитесь.
  
  Учителя садятся.
  
  (Обычным тоном агрессивной защиты.) Ну чего я сделал-то?
  Его риторический вопрос вызывает всплеск рук.
  УЧИТЕЛЯ. Можно мне!.. Спросите меня, Анатолий Иванович! Я первый поднял!.. Я первее!.. Ну, спросите!
  СЕРОВ (сломленный). Ну, чего вы!
  
  Учителя вдруг хором чихают.
  
  (Отступая.) Это нечестно!
  
  Учителя чихают снова.
  
  ЗАВУЧ (жалобно). Погода сегодня, Анатолий Иванович, такая... а... а... а... (Чихает.) Чихучая!
  Учителя чихают с возрастающей громкостью.
  СЕРОВ (мрачно). Ладно, первый раунд ваш, (Уходит за кулисы.)
  УЧИТЕЛЯ. Ы-ы-ы-ы-ы! Переиграли! Самого Серова! Нокаут за десять секунд! (Обнимаются, целуются, поздравляют друг друга.)
  Учителя идут к "ышникам", которые чинно жмут им руки. И, закончив игру, учителя просто и доверительно произносят в зал вот эти слова.
  ФИЗИК. Самые тонкие из вас, самые умные, самые сердечные - идите в учителя.
  ЗАВУЧ. Самые стойкие, самые верные...
  МАША. Идите в учителя, если хотите полноты жизни; творчества, испытания.
  ОНА. "Дом радости" - так назвал школу великий педагог Ян Каменский. Красиво, да? Как будто колокола звенят: Дом радости. Дом нашей радости. Нашей с вами.
  МАША. Любите ли вы театр? Любите ли вы школу? Нигде больше вы не испытаете этого счастья сцены.
  М.А. (в трубку). Да, да, я вас слушаю!..
  Играет музыка. К Маше подходит АГЕЕВ и, галантно кланяясь, приглашает ее на танец.
  МАША. Я знала, конечно, в ту минуту, когда я кляла свою жизнь с вами, что настанет сегодня, как и вчера, вот эта, другая минута, когда я скажу: я люблю вас, мне хорошо с вами. (Вступает с Агеевым в танец.)
  АНГЛИЧАНКА (в микрофон). "Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, - сказал князь Андрей, с учтивым и низким поклоном подходя к Наташе".
  МАША (танцуя с Агеевым, в зал). Я открываю вам Толстого, я погружаюсь в него целиком, от меня зависит, как вы увидите это...
  ЗАВУЧ (в микрофон). "То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и восторг, вдруг осветилось счастливою, благодарною, детскою улыбкой. "Давно я ждала тебя", - как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка своею проявившуюся из-за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея".
  МАША (танцуя). И вы, милые мои князи Андреи, идите в учителя.
  Один за другим все дети и взрослые вступают в танец. Среди них одиноко бродит МАЛЫШ.
  ДИРЕКТОР (продолжая общее чтение). "В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он спросил у дочери, весело ли ей? - Так весело, как никогда в жизни! - сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись ее руки, чтобы обнять отца, и тотчас опустились."
  МАША выводит за руку упирающегося СЕРОВА и заставляет его пригласить Малинину. Они танцуют.
  ФИЗИК. "Наташа была так счастлива, как никогда в жизни. Она была на той высшей ступени счастья, когда человек делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастья и горя".
  Музыку обрывает внезапный стон. Все замирают. Оборачиваются к Марии Александровне.
  М.А. (отняв ладонь от рта). ...А когда? Боже мой! Это он! (Слушает, кусает свою ладонь.) С полоской? Ботинки какие? Не заметили?.. Да, еду... Сейчас. (Кладет трубку. После паузы, всем.) В нашем районе мальчик под машину попал. У него синяя куртка, как у Галкина. (Уходит.)
  
  Пауза.
  
  ДИРЕКТОР. Ну вот, мы, кажется, и доигрались!.. (Быстро уходит.)
  СЕРОВ (в зал, спокойно). Пе-ре-рыв, десять минут, не больше.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  Некоторое время сцена пуста. Но вот один за другим выходят все участники спектакля (за исключением Галкина.) Рассаживаются, тихо переговариваясь, ждут. Между ними потерянно ходит МАША. В ее руках микрофон.
  СЕРОВ (обращаясь к залу, как бы успокаивая зрителей). Да не, это был не Галкин. Само собой.
  Актеры кашляют, меняются местами, недовольно поглядывают на Машу, все еще слоняющуюся по сцене.
  МАША (наконец остановившись, в микрофон). Трудно начать.
  М.А. (за столом, крутит в руках ручку, в зал не смотрит). Трудно начать, потому что то, что произойдет сейчас, не похоже на то, что было... Был спектакль, а должна быть...
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОНА) (почти испуганно и одновременно, насмешливо). ...жизнь!
  М.А. (ей). Думаете, это невозможно?
  
  Она молчит.
  
  Конечно, когда я на сцене произношу какие-то слова, а там люди сидят в креслах и слушают меня, - это совсем не жизнь. Хотя бы из-за того, что я говорю по вызубренному тексту, который написала совсем не я, а у них... (поворачивается к залу) у вас нет возможности ничего мне возразить - воспитаны!
  ОНА. Жизнь хороша на своем месте, а спектакль на своем. Глупо их смешивать.
  ФИЗИК. Главное - если кто умирает там, в жизни, потом он не встает с лучезарной улыбкой и не раскланивается на аплодисменты.
  МАША. Я всегда боялась ее, этой настоящей жизни. Убегала в свою обиду. Или в сладкие грезы о театре. В свою игру с вами...
  М.А. (с горькой иронией). Думай о хорошем, думай о хорошем, думай о хорошем.
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. У многих из нас есть такие свои шкафы и шкафчики, способы прятаться и не знать и не видеть. Не знать глубины зла, не видеть страданий и смерти.
  ЗАВУЧ (задумчиво). Вы думаете, они понимают, о чем это мы говорим сейчас?
  ДИРЕКТОР. Мне было, наверное, лет пять, когда однажды мы играли в прятки. "Кто за мной стоит, тот в огне горит...'' Я бежал изо всех сил, чтобы успеть спрятаться в кустах на другом краю поляны. Поляна была вся освещена солнцем, я влетел в кусты, там - полумрак, холодно, стою, шевелиться боюсь, чтоб не заметили; передо мной близко-близко на зеленом листке - завитушка, а из нее появляется что-то живое, маленькое, вытягивается изо всех сил, всем телом, а из него еще вырастают два маленьких рожка и шевелятся. Улитка. И вот этот пузырек полумрака, куда я попал, а там, далеко-далеко, меня уже кричат, ищут и никогда не найдут, и этот зеленый лист, и улитка... и вдруг я как бы разом - это было похоже на ослепительную вспышку - я увидел всего себя и весь мир, и понял, что живу, что умру и что все это - невероятно!..
  МАША. Нет, театр не должен быть таким шкафчиком, театром. Он должен уметь думать обо всем.
  Сцена медленно погружается в темноту.
  
  АНГЛИЧАНКА (тихо, как будто завороженно). Перед нами же дети. Мне страшно за них.
  ФИЗИК. Мы должны уберечь их от самого страшного - от прозябания. Даже если для этого надо подойти к самому краю и вместе заглянуть в пропасть.
  Из репродуктора доносится стук сердца.
  
  М.А. Это стук сердца умирающего человека. Это никакой уже не спектакль, запись документальная. Ее нам дали ученые одного медицинского института. Сколько мы ее ни слышим, к этому невозможно привыкнуть.
  ФИЗИК. Мы не знаем, кто он, мужчина или женщина, плохой он или хороший, и сколько ему довелось прожить лет, но он был один из нас, из людей. Это его последняя минута на Земле.
  Идет запись. Заканчивается пустым шипом. Человек умер .
  Пауза. Стрелка на часах дернулась и замерла. Очень медленно на сцену возвращается общий свет.
  М.А. Между нами не должно быть неправды. Никакой. Ни малейшей.
  АНГЛИЧАНКА (по-прежнему глядя в зал). Но что это за, правда, такая - смерть?
  ФИЗИК. Эта, правда, через которую надо пройти, чтобы выйти к жизни. Иначе нельзя. Иначе и у нас с тобой все будет не так. Все, понимаешь? (Обнимает ее за плечи.) Этот миг никогда не повторится, ни у них, ни у нас. В следующий раз все будет по-другому. Другие люди будут сидеть в зале, и мы, актеры, будем уже другими. Пусть я буду произносить эти же слова и точно так же возьму твою руку и прикоснусь к ней губами (нежно целует ее ладонь) - этого, именно этого, сегодняшнего которое есть сейчас, больше не будет...
  Пауза.
  Быстро, как можно быстрее, в тишине за ними падает прозрачный занавес. Все невольно бросают на него взгляды.
  МАША. Между нами не должно быть неправды. Никакой. Ни малейшей.
  Все встают, приходят в движение, готовятся к следующей сцене.
  М.А. Раз-два, левой! Раз-два, левой! Агеев, ну как идешь!
  АГЕЕВ. А чего? Нормально.
  Под ее команду нестройной колонной выходят ее "ЫШНИКИ". На заднем плане появляется МАША, в одной руке у нее большая, обшитая белой материей посылка. Другой рукой она ведет Малыша. Открывает ключом дверь бытовки. Не занятые в сцене актеры потихонечку исчезают в кулисах.
  М.А. Левой! Левой!
  СЕРОВ (присоединяясь к колонне и тут же останавливаясь). Марисанна, я устал!
  ЗИМИНА. Марисанна, а кому посылка хоть, скажите!
  М.А. (жестко). Я уже сказала - все после смотрстроя.
  ЫШНИКИ. Ы-ы-ы-ы-ы! Давайте лучше сейчас!
  ЧИБИСОВ. Марисанна, вы от них не отвяжетесь!
  На пороге бытовки появляется МАША с посылкой и мальчиком. Она уже готова двинуться к ребятам, но под грозным взглядом Марии Александровны нехотя отступает.
  М.А. Отряд, стой! Раз-два! Безобразно ходите, не класс, а стадо баранов! Особенно мальчики.
  АГЕЕВ. Может, там орехи в шоколаде? Мы же нервничаем и все путаем!
  М.А. Отряд!..
  МАЛИНИНА. Это, наверное, мне.
  БЕЛЯКОВА. Ну, Марисанна, будьте человеком!
  МАША. Только с условием - вы тоже будьте людьми! Перерыв - две минуты!
  Ее слова тонут в вопле: ''Будем! Ы-ыыы-ы-ы!" Все бросаются к ней.
  АГЕЕВ (первый вырывает посылку, читает адрес). Точно, Малининой. (МАЛИНИНА хочет взять посылку, но АГЕЕВ, подняв над собой тюк, вскакивает с ним на подоконник.) Половина моя, согласна?
  СЕРОВ (АГЕЕВУ). А ну, давай!
  АГЕЕВ. Как это давай?
  СЕРОВ. Молча!
  СЕРОВ берет у Агеева посылку, отдает ее Малининой. Все окружают Малинину, Слышны голоса: "Ножницы! Принесите!" БЕЛЯКОВА убегает за ножницами.
  АГЕЕВ (СЕРОВУ). Так - с вами все ясно.
  СЕРОВ, Чего тебе ясно?
  АГЕЕВ. Да так.
  МАША, Девочки, мальчики! А у нас в классе событие. (ЗИМИНОЙ.) Наташенька, только ты не волнуйся. У тебя нашелся брат,
  ЗИМИНА (изумленно.) Какой брат?!
  Все поворачиваются к Зиминой.
  МАША. Обыкновенный, родной. Вон стоит, видишь, какой хорошенький. Он у нас в первом классе. Его воспитательница разобралась в его личном деле и увидела, что у него есть сестра в интернате. Он тебя сегодня с утра ищет.
  БЕЛЯКОВА прибегает с ножницами, все снова окружают МАЛИНИНУ и тут же расступаются с воплем "ы-ы-ы-ы-ы!". Всеобщий вздох изумления относится не к новости о брате, а к шубке - пушистой, ярко-желтой, в которой стоит сияющая МАЛИНИНА.
  БЕЛЯКОВА. Потрясно! А ну, пройдись!
  МАЛИНИНА прохаживается между оторопевшими ребятами.
  СЕРОВ. Нормал.
  АГЕЕВ (со вздохом). Орехи в шоколаде лучше.
  МАША (несколько сбитая с тона, ЗИМИНОЙ.) Так что вот, знакомьтесь, (Идет к мальчику, берет его за руку.) Я сама проверила по документам, все правильно: брат, родной,
  ЗИМИНА (не двигаясь.) Откуда он взялся?
  БЕЛЯКОВА (проходя мимо ЗИМИНОЙ в новой малининской шубке, добродушно.) Откуда и ты! Обзавелась им твоя мамаша после тебя - и опять - подкинула государству!
  МАША и М.А. Света!..
  БЕЛЯКОВА. Да наверняка так, Марисанна... А мне идет? (Прошлась мимо МАШИ в позе манекенщицы.)
  ЗИМИНА (после паузы). Да чего вы тут ворованное перед всеми меряете?
  МАЛИНИНА. Какое ворованное?
  ЗИМИНА. Такое! Так тебе и поверили: "папочка - дипломат"!
  МАША. Таня!
  М.А. Наташа!
  МАША, У нас же гость!
  М.А. Принесите хоть чаю!
  МАЛИНИНА (ЗИМИНОЙ). Чего ты мелешь? Если у тебя отец неизвестно кто, значит, у всех...
  СЕРОВ. Это точно - неизвестно!
  М.А. (перекрикивая). Прекратите!
  
  Наступает тишина.
  МАША (со слезами в голосе). Вы же обещали! (Уводит Малыша за кулисы.)
  М.А. (тихо). Тут стоит ребенок, а вы...
  СЕРОВ. А чего, сами говорили: пусть дети знают правду...
  М.А. (после паузы). Малинина и Зимина, возьмите формы в бытовке и пришейте эмблемы, Остальные идут чистить ботинки. Через десять минут чтоб были здесь - последняя репетиция.
  МАЛИНИНА и ЗИМИНА, не глядя друг на друга, идут в бытовку, исчезают там за висящими на плечиках школьными формами, Остальные гурьбой, тихо пересмеиваясь, уходят за кулисы. На сцене остается МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, она направляется было вслед МАЛИНИНОЙ и ЗИМИНОЙ, но останавливается у дверей бытовки.
  (В зал.) Что я им должна сказать? Что я должна сказать вам? Что надо любить своего брата? Уметь прощать своих родителей? Беречь друг друга?.. (Беспомощно опускается на стул, тихо, себе.) Как я могу быть учителем, если не знаю, как жить?
  МАША (появляясь с мальчиком в глубине сцены). Давай подождем здесь. (Усаживает Малыша на стул в спальне.) Ты знаешь? она просто испугалась. Вот я, когда у меня появился свой маленький, тоже очень испугалась. Честное слово! Не знала даже, как к нему подойти сначала. А потом это прошло... почти прошло. Ты думаешь, взрослые ничего не боятся? Ого-го-го! Больше всего они боятся маленьких детей. Чем меньше дети, тем для взрослых они страшнее, запомни это. (Хочет погладить мальчика по голове, но не решается.) Я не понимаю, зачем все-таки со мной такое? Почему именно на моем пути встретилось все это, о чем и рассказывать не знаю как? Ведь можно же жить не зная, жила же я и многие живут, которым спокойно? и ни в какие шкафы не надо им прятаться, потому что сами хорошие и рядом с ними все хорошие; живут, работают, отдыхают... Или такого не бывает?.. А я... Мне кажется, я уже никогда не буду свободной, легкой, счастливой... (Поворачивается к мальчику, смотрит на него.)
  
  Звонит телефон.
  
  М.А. (быстро идет к телефону. В трубку). Да, звонила... Какие сведения? Да, Галкин Саша, четырнадцать лет. Отчество? Не помню. Родственни-ков нет. Только мы, да... Есть, правда, сестра? но... Адрес? Но его там не может быть, точно! Минутку? (Бежит в бытовку, отпирает шкафчик с личными делами, оглядывается на МАЛИНИНУ и ЗИМИНУ, загребает все папки под мышку, торопливо идет к телефону, находит дело Галкина, листает?.. В трубку.) А на вокзал сообщили?..
  Появляется СЕРОВ, на нем галкинские новые ботинки, он идет и примеривается, не жмут ли. Чувствуется, что он только что надел их. Издали наблюдают за Марией Александровной.
  (В трубку.) Знаете, тут нет адреса... Да у нее даже другая фамилия, Только сразу же мне позвоните, ладно? Я очень волнуюсь.
  СЕРОВ (в зал). Думаете, чего это она так над Галкиным трясется. Так его любит прямо, жалеет? Ха! Просто, что с нами случится, ее... (Складывает пальцами тюремное окошечко.) Ясно? Нас только законы любят, всех скопом. (Становится на свой наблюдательный пункт.)
  ЗИМИНА (подскакивая к Марии Александровне). Марисанна, а Малинина иголку проглотила!
  М.А. Что? (Опускает у телефона уже собранные было личные дела.)
  ЗИМИНА. Я ей говорю - не держи иголку во рту; проглотишь, а она нарочно, назло мне.
  М.А. (тихо). Звони в "скорую", ноль три. (Бежит в бытовку, становится невидимой за школьными формами.) Таня, Танечка, ты не бойся, ничего страшного, тебе ведь не больно? Не двигайся, сейчас приедет "скорая", это пустяки.
  СЕРОВ (бежит к телефону, выхватывает у Зиминой трубку). Лучше по кольцевой... Да! Тетенька, только быстрее, пожалуйста... Ага-га, у ворот встречу. (Кладет трубку и выбегает, чуть не сбивая с ног входящего АГЕЕВА.)
  АГЕЕВ (глядя ему вслед, у зала). Чего это он задымился аж?
  ЗИМИНА, не замечая АГЕЕВА, идет к бытовке, боязливо прислушивается. АГЕЕВ, заинтересованный ее поведением, тоже подкрадывается поближе. МАША идет к своему комментаторскому стулу, садится на него спинкой к себе, опускает голову на руки, так что не видит ни зала, ни сцены.
  МАЛИНИНА (открыв глаза). Не надо ничего. Я не глотала. Мне показалось.
  М.А. Показалось, что проглотила иголку? Ты уверена?
  МАЛИНИНА. Да, вот она. (После паузы - в ответ на молчаливый взгляд Марии Александровны.) Мне, правда, показалось. Была во рту, а потом вдруг нет...
  М.А. (после паузы). Тебе очень хочется, чтобы тебя пожалели? И Зимина и мы, и вон те, в зале?
  МАЛИНИНА (хмуро). Да нет.
  М.А. Хочется.
  МАЛИНИНА. Но почему именно у меня, именно у меня все так? Почему вон те живут, и все у них нормально, а я должна страдать? (Прячет лицо в формы.)
  МАША (не поднимая головы, проговаривая за Малинину). За что это мне? Почему меня любят меньше? Почему именно мне достались плохие родители?
  М.А. (Малининой). Они не плохие, они просто несчастные.
  МАША (так же). Вы не знаете! Мать у меня злая, это она отца до тюрьмы довела.
  МАЛИНИНА (продолжая). Вы думаете, она мне вещи присылает, потому что любит меня? Она просто откупается, у нее всего завались!
  М.А. А ты? Ты не злая? Разве ты только что не обидела Наташу?
  МАЛИНИНА. Она сама! Чего она!
  М.А. (мягко). Вот так и мать твоя все, наверное. говорила: "А чего она, а чего он"! Вы обидели, Наташу, Наташа обидела брата, а брат вырастет и обидит еще кого-то...
  МАША невольно заслоняет Малыша, ЗИМИНА оглядывается на них, смотрит не понимая.
  М.А. И пошло, и поехало во все стороны: "он, она, они"? пока кто-то не скажет себе: а чего - Я? Я, понимаешь?
  МАША (медленно). А чего - я? (В ответ.) Я обидела Галкина, я накричала на него, а когда он назвал меня дурой, я заставила ребят смеяться над ним...
  МАЛИНИНА (в обиженной интонации). А чего я? Она сама!
  МАША. Я так неловко привела к Наташе брата, не подготовила, не обдумала. Я делаю ошибки на каждом шагу. (Безучастно смотрит, как АГЕЕВ роется в кипе личных дел, отыскивая свое.) Я оставила эти дела... Я так мало умею любить, что не усыновила ни одного из них... (Беспомощно наклоняясь к мальчику.) Хочешь что-нибудь? У меня конфеты есть, хочешь? (Торопливо роется в карманах.)...
  МАЛИНИНА (МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ). Ворованное! Если у самой нет, то значит... (Плачет.)
  М.А. Не думай об этом!.. Думай о хорошем... Ну, о том (Смотрит на Таню.) ...Какая ты красивая. Ты же очень красивая, ты хоть знаешь это?
  МАЛИНИНА (оживившись, несколько фальшиво). Не-е-е-т!
  М.А. Ну так вот - ты очень красивая, правда!
  МАЛИНИНА. А как же... знаете... этот Серов почему-то хохочет, как увидит меня...
  М.А. Это у него знак расположения.
  МАЛИНИНА. Дурак... (Вытирает слезы.) Ну, а еще о чем?
  М.А. (не понимая). Что - о чем?
  МАЛИНИНА. Еще о чем хорошем думать?
  Из-за кулис появляются "ЫШНИКИ", БЕЛЯКОВА все еще щеголяет в шубке МАЛИНИНОЙ.
  АГЕЕВ (делая предупредительные знаки, шепотом). Полный атас! Все личные дела!
  Все с тихим возбуждением роются в папках, тихо растаскивают в сторону, читают.
  ЗИМИНА (заметив ребят, зовет). Марисанна!!!
  М.А. (появляясь в дверях бытовки). Кто вам разрешил! Не смейте! Положите на место!
  Все, наоборот, убегают подальше от нее, лихорадочно дочитывая.
  (Вырывая из рук АГЕЕВА.) Отдайте! Как вы смеете!
  МАША (в отчаянии). Это я... я виновата! Сама!
  М.А. (МАШЕ). Заткнись!
  АГЕЕВ (отдавая дело МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ). Ха, подумаешь папаша алкоголик, мамаша алкоголик, зато я человек! (Командует сам себе и шагает.) Раз-два, левой! Раз-два, левой!..
  ЧИБИСОВ (протягивает папку). Да вы не волнуйтесь, Марисанна, мы все и так, знали. (Присоединяется к АГЕЕВУ.)
  Один за другим все ребята отдают дела МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ и сами выстраиваются в колонну, во главе которой вышагивает АГЕЕВ. Только ЗИМИНА, пользуясь, случаем, что все отвлечены, находит у телефона свое личное дело и воровски читает его.
  МАША (издали подхватывая агеевскую команду, звонко). Раз-два, левой! Раз-два, левой! (Идет к колонне.) Господи, как идете!. Не класс, а...
  ВСЕ (очень стройно.) ...стадо баранов!
  МАША. Вот именно. (Поднимает с пола дело Беляковой и передает его Марии Александровне.) Раз-два? левой! Агеев, не сбивайся!
  АГЕЕВ. Это остальные сбиваются, а я - как вы!
  МАША (смотрит себе под ноги, замечает, что идет неправильно. В зал). Поймал и доволен! Рожа - как у Фернанделя. (Меняет ногу.) Агеев, знаешь ты кто?
  АГЕЕВ. Знаю - хулиган. Красивый и обаятельный.
  МАША, Ты не хулиган, а убийца, Если опозоримся на смотрстрое, я умру на месте - прям перед комиссией.
  ЧИБИСОВ (задумчиво). Вам героя присвоят посмертно.
  МАША. Ага, и памятник поставят!
  БЕЛЯКОВА. А что? Лично я бы поставила. Всем учителям.
  ЧИБИСОВ. Прямо у школ. И мемориальные доски!
  МАША. Скажи, какие добрые!.. Когда похороните!
  АГЕЕВ. И надпись...
  МАША. ...героически пала...
  ЧИБИСОВ. ...на фронтах педагогики...
  МАША. ...в неравных боях с глупостью.
  ЗАВУЧ (в дверях). Зарыта в братской могиле учителей интерната вместе с завучем и директором.
  МАША (увидев Завуча). Отряд, равнение на Тамару Федоровну! Левой! Левой!
  
  Класс безнадежно сбивается с шага.
  
  ЗАВУЧ (театрально хватаясь за голову.) Ужас! Не класс...
  ЫШНИКИ (вместе с Машей, очень стройно). А стадо баранов!
  ЗАВУЧ. Вот именно. (Уходит.)
  М.А. Опять спектакль, Маша? Обаятельный хулиган, стадо баранов.
  МАША (замирая). Но я не могу!
  М.А. Может быть, еще конфеты всем раздашь?
  АГЕЕВ (настороженно). А чего, есть?
  МАША (в отчаянии). Но я не верю!
  М.А. Не веришь, что они могут все понять? Все увидеть и стать от этого лучше? Что душа их безбрежна?
  МАША (тихо). Не верю... Зимина, оставь!
  Застигнутая врасплох ЗИМИНА вздрагивает, захлопнув дело, хмуро отдает его Марии Александровне и быстро выходит за кулисы.
  Не верю, что моя душа безбрежна...
  АГЕЕВ. Да ну, занудство! Верю - не верю. С тоски помрешь. Давайте лучше спектакль. Вон все хотят. (Подходит к Маше, тянет ее за руку, подсказывает.) Не класс... Ну! (Громче.) Не класс...
  ЫШНИКИ (очень стройно). ...а стадо баранов!
  ЗАВУЧ (появляясь). Вот именно. (Исчезает снова.)
  АГЕЕВ (дергает застывшую Машу). Ну, чего вы! Вон Серов бежит. Ха, героически спасает Малинину. Разве не спектакль?
  СЕРОВ (Марии Александровне). "Скорая" приехала!
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА быстро выходит. МАША бессильно опускается на свой стул в стороне.
  АГЕЕВ (негромко в зал, про Серова.) Аж вспотел! На холоду-то!
  СЕРОВ (испуганно оглядываясь). Чего?
  АГЕЕВ (трагически). Опоздал ты, сэр...
  СЕРОВ (оторопев). Чего, она...
  АГЕЕВ. У меня на руках... Марисанна за медсестрой побежала, я один с ней был. Посинела вся. Страшно смотреть. Синяя такая стала, даже зеленая. А губы белые. И шепчет: я, говорит, новенькая, на могилу не будете приходить...
  МАША (устало). Коля, хватит!
  АГЕЕВ. Я ее, конечно, успокоил, смотаемся, говорю, с первой самоподготовки... (Отворачивается.) Вот так, репетируешь, репетируешь, а другой прямо без репетиций - бац и с концами!
  В дверях бытовки появляется МАЛИНИНА. СЕРОВ, уже догадавшийся, что АГЕЕВ разыгрывает его, хмуро смотрит на нее.
  (Не замечая Малининой.) Просила тебе передать, что ты ей очень понравился... как мужчина.
  СЕРОВ. Ты у меня, Агеев, схлопочешь сегодня и по-крупному!
  АГЕЕВ (увидев Малинину). Свят, свят, свят, воскресла! (Прячется от Серова за Машей.) Я не виноват! Это называется чудо театра!
  МАЛИНИНА, поняв, что речь идет о ней, снова исчезает в бытовке.
  (Трясет Машу.) Ну, Марисанна, нечестно, мы же в мире прекрасного! Ну чудо же!
  МАШ. Она права, Коля.
  АГЕЕВ. Эта скучная женщина? (Видит в глубине сцены приближающуюся Марию Александровну. Понижает голос.) Она просто вам завидует. Вас все любят, а ее никто.
  МАША. Я живу для себя, а она для вас.
  АГЕЕВ. Зато нам веселее с вами.
  МАША. А может, веселье - не главное в жизни?
  АГЕЕВ (морщась). Да, знаю, главное - учеба.
  М.А. Верно, Коля, учеба. И самый важный предмет в этой учебе - мы сами. Мы должны научиться видеть себя и других. Без прикрас и без презрения. Это трудно. На это уходят тысячелетия.
  АГЕЕВ. Как тысячелетия? После обязательного среднего? (Хватается за сердце, ищет опоры.) Вы уже отпустили "скорую", Марисанна?
  М.А. На вот тебе валидольчик в шоколаде и успокойся. (Берет из кармана у Маши конфету и протягивает ее Агееву.)
  АГЕЕВ. Ну, вы просто режете меня без ножа, нечестно. Ну скажите, какой я на самом деле там, в жизни-то? Ну, вот они знают: серенький, средненький ученик, взглянуть не на что; ну, залез один раз в шкаф - подумаешь.
  БЕЛЯКОВА (залившись неожиданным смехом). Ха, один раз!
  ЧИБИСОВ. Скромность великого артиста.
  АГЕЕВ, Про похороны острил Спирюша, (Оглядывается.) Ты где? В безвестности! Команды знал Измайлов. (Ловит за руку застеснявшегося ученика, тот вырывается и отбегает в сторону.) Постели каждый день...
  Кто-то стремглав выпрыгнул за кулисы.
  
  Ладно, это я беру на себя, дело житейское... Но вот когда все это собрали в кучу...
  БЕЛЯКОВА. В тебя, то есть?
  ЧИБИСОВ. Это называется собирательный образ.
  АГЕЕВ. ...то хоть стало на что смотреть, верно? (Подмигивает в зал.)
  БЕЛЯКОВА. Наскребли по сусекам. (Смеется заливисто.)
  СЕРОВ. Уж я тебя слопаю сегодня, колобочек обаятельный!
  АГЕЕВ. А то вышел бы, и как в жизни: ни бэ ни мэ, ни кукареку... Или вот Галкин - что вы думаете? Тоже собирательный и разбирательный! Ведь вот этот-то пацан. (Показывает на Малыша, который по-прежнему сидит в спальне.) ...Это ведь и есть Галкин, только в детстве, когда ему еще семи не было. Ну, с ним ведь эта история вышла: нашел сестру, а она от него деру. Ну это, конечно, не одновременно с нами было, и Зимина из совсем другого выпуска... Тут же художественное произведение, понимать надо. (Марии Александровне.) Как без спектакля-то?
  М.А. Считай, что ты двойку по литературе исправил, Агеев. Судя по твоей речи, мог бы учиться на отлично.
  МАША. Кто-нибудь знает адрес сестры Галкина? Надо съездить к ней.
   ЧИБИСОВ (после паузы). Погодите, но если этот парень -Галкин, значит, сестра его - Зимина. Давайте у нее спросим.
  СЕРОВ. Так тебе она и скажет сейчас, где через семь лет будет жить? Через семь лет, между прочим, у нее у самой будет уже свистунок.
  АГЕЕВ (глядя на поникшую Машу). Да чего уж так убиваться-то, что Галкин пропал? (С ехидцей.) Это ведь он в спектакле пропал, Марисанна, а по-настоящему-то вон он, в кулисах стоит. (За кулисы.) Выходи! Спектакль отменяется.
  УЧЕНИКИ (со смехом вытаскивая на сцену упирающегося Галкина). Вот он, попался, Галкин-Елки-Палкин. Сейчас мы тебя выведем! На чистую воду!
  ГАЛКИН (плаксиво). Ребята вы что, не мой выход, очумели!
  АГЕЕВ (с пафосом). Ну что вот такое был бы этот сморчок, если бы его не сделали, ну таким козлом этого... ну...
  ЧИБИСОВ. Отпущения.
  АГЕЕВ. Во! Во!
  УЧЕНИКИ (хлопая Галкина по спине). Ха! Козел собирательный! Разбирательный! (Подталкивают к МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ.)
  В молчании они стоят друг против друга - ГАЛКИН и МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА.
  МАША (опуская руки на плечи Малыша, Галкину, тихо). Так это, значит, ты? Я и забыла.
  Все, кроме МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ, ГАЛКИНА и МАШИ с Малышом, исчезают в темноте. На сцене "стоп-кадр" - три крута света: учительница и ученик напротив друг друга, а за ними. в глубине - они: только в другое время и вместе. Из темноты раздаются голоса: "Марисанна, полдник! Галкин, пошли компот пить..." Голоса стихают. За прозрачным занавесом возникают фигуры учителей.
  М.А. (тихо).Ты скоро найдешься?
  ГАЛКИН. Да, скоро, не беспокойтесь, через десять минут.
  М.А. Где? На вокзале?
  ГАЛКИН. Да нет, тут - в кинобудке, Серов меня видел, ботинки, гад. увел, из-за них все и выйдет.
  Долгая пауза.
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОНА) (подсказывает в микрофон). ...Галкина зовут жирным... ну... Ваш текст, Марисанна. Что же вы молчите? Давайте... без прикрас и презрения.
  МАША (после паузы, ее руки по-прежнему на плечах Малыша). ...Почему любовь моя так мала? Почему сердце мое так ничтожно и душа нелегка? Почему я не могу подойти к этому мальчику и сказать: "Будь моим сыном"... Это неестественно, дико, безумно - любить свой покой больше, чем чужую бессмертную душу... (После паузы, словно вспомнив.) А, я ведь просто не верю! Не верю...
  М.А. Меньше всех верит в себя он. (Берет его за руку.)
  ГАЛКИН (угрюмо.) Вы за меня не говорите. Лучше произносите свой текст, а то я стоять устал. (МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА молчит.) "Галкина зовут жирным", ну... "хотя какой на нем жир"...
  П а у з а.
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОНА) (в микрофон, подсказывая МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ). Наоборот худой, чахлый.
  ЗАВУЧ (продолжая). Это он раньше был толстым, в первом классе.
  ФИЗИК (продолжая). Вот Агеев и сейчас толстый, но его не дразнят, потому что любят.
  АНГЛИЧАНКА (продолжая). А Галкина никто не любит -ни учителя, ни дети...
  БЕЛЯКОВА (простодушно).Так ведь и не эа что!
  Раздается смех, голоса детей. В углу сцены высвечивается кусок столовой. Ребята сидят и пьют компоты, полдничают. Настроение отнюдь не сентиментальное.
  АГЕЕВ. Не зарекайся, Беляк, любовь зла, полюбишь и козла. (Все гогочут.)
  М.А. (делая усилие). А Галкина никто не любит - ни учителя, ни дети. Труслив, угрюм, над слабыми издевается, а чуть посильнее - "уважает", Обаяния - никакого, видимых способностей - тоже. Однажды спросила у ребят, почему его так не любят. Пожали плечами: мол, сами не видите, что ли? А потом рассказывали, как в третьем классе он сладости у всех воровал и ребята решили не поливать его цветок, чтоб засох. Так цветок и высох на глазах у всех. И сейчас продолжается бойкот: мальчики не приняли его в футбольную команду, девочки наотрез отказались писать ему пригласительный билет на "Огонек"...
  СЕРОВ (театрально рыдая). Не выдержу! Даже пригласительный билет не написали! (Утирает рукавом слезы.) На "Огонек"! (Снова всхлипывает.)
  ГАЛКИН вырывает у МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ руку и убегает за кулисы. Возвращается общий свет.
  МАША (МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ). Вот видишь, я говорила. Так будет всегда.
  М.А. (сурово). Уходи. Ты мне мешаешь.
  УЧЕНИКИ (окружив МАШУ). Не пустим. Не хотим! Сами уходите.
  М.А. (кивает на Малыша). Ради него - уходи.
  МАША (пытаясь вырваться из круга детей, со слезами в голосе). Ну, как же ты без меня? (Уходит за кулисы с Малышом.)
  М.А. А так - буду, как он, нелюбимой! (Быстро идет к Серову, все еще сидящему за столом.) Ты думаешь, что ты здесь герой? Сильная, роковая, трагическая личность? Нет? ты просто ничтожество! Ты и такие, как ты, - вы действительно не хотите ничего понять, зато хотите, чтоб вас понимали, лю-били, носились с вами... А вас и понимать нечего, вы - ПУСТЫ!
  В дверях бытовки появляется МАЛИНИНА. СЕРОВ видит ее, Только он.
  СЕРОВ (побледнев). Таким воспитали. Вы... все. (Пытается ухмыльнуться.) А может, я мог быть совсем другим.
  М.А. (тихо). Будь другим, прошу тебя.
  СЕРОВ. Буду. Если стаканчик компота принесете на добавку. (Дрожащими губами улыбается Малининой.)
  М.А. (не реагируя на его хамский тон). Толя, не надо... Прошу...
  СЕРОВ. Не, пожалуй, я три выпью. Компот сегодня потрясный.
  М.А. (после паузы, другим тоном). Где Галкин? На тебе его туфли.
  СЕРОВ. Это уже тянет на пять стаканов.
  М.А. Ну, очнись, Толя! (Трясет его.)
  СЕРОВ, Ладно, присядьте, поговорим,
  ЧИБИСОВ (предостерегающе).Марисанна!
  Поздно! Ножки стула подламываются, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА летит на пол.. Общий невольный смех, хотя несколько ЫШНИКОВ бросаются ей помочь встать. СЕРОВ насторожен.
  (Спасая положение.) Это мы... Это я... Агееву хотел...
  СЕРОВ (удивленно смотрит на него, но тут же с облегчением ухватывается за его слова.) У, чушок! Поставил куда! (Марии Александровне. Почти торжествующе.) Я, правда, не знал.
  М.А. (стоит некоторое время неподвижно с опущенной головой, поднимает голову, спокойно). Десять стаканов тебе хватит?
  СЕРОВ. Премного буду благодарен!
  М.А. (АГЕЕВУ). Скажи, Марисанне для добавки!
  АГЕЕВ уже где-то у раздаточной - и тотчас возвращается с подносом. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ставит компоты перед Серовым, тот встает, крякает и начинает пить стакан за стаканом.
  БЕЛЯКОВА (издали в толпе ышников наблюдая за происходящим). А я вот когда вижу на сцене - там едят или пьют, я всю дорогу думаю: настоящее там у них или что другое? Ну, настоящий компот или вода подкрашенная?
  СЕРОВ (глядя хмуро на стакан в руке). Уж это-то натуральное! Натуральнее нас с тобой. Только я не верблюд, выпивать по полведра на каждом спектакле! В общем, так. (Ставит стакан обратно на поднос.) Сэр выпил. Все десять.... (Продолжая действие, поглажи-ает себя по животу.) Вот так! Теперь я, кажись, не пустой. (К МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ.) Так о чем вы?
  Кое-кто хихикает. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА молчит.
  (Сложив ладони рупором, Малининой, через всю сцену.) Ты жива еще, моя старушка? Жив и я! Привет тебе, привет!
  МАЛИНИНА в ответ неуверенно улыбается ему и тут же отводит взгляд.
  М.А. (тихо). Сегодня одна девочка спросила меня, почему именно у нее такая судьба, за что именно ей эти горести? Теперь я вижу - вот за это. Вам не на кого жаловаться. Каждый человек достоин своей судьбы. Запомните это,
  СЕРОВ. Да мы и не жалуемся, мы всем довольны.
  М.А. Неправда! Вы непрерывно жалуетесь, и ты, Серов, больше всех, Только вы не можете честно плакаться, вы находите сотню причин для мелкой мести, смешочков, хохмочек, трусливого злорадства. (Поворачивается к классу.) Вам ничего не стоит оскорбить и унизить друг друга, меня. Вам нет дела, что кому-то может быть хуже, чем вам. Больше всего вы цените и лелеете свои драгоценные обиды, свои развлечения и удовольствия... У нас пропал ваш товарищ, который не нужен был сначала своим родителям, а теперь оказывается ненужным и нам, и вы снова в душе посмеялись над ним. Нет, действительно каждый из вас достоин своей участи!
  П а у з а.
  ЧИБИСОВ. И Галкин - тоже?
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА хочет что-то ответить, но не знает что. Потрясенная этим коротким вопросом, она долго ходит среди застывших учеников, поворачивается к учителям, словно ища помощи. Все молчат.
  М.А. (остановившись, тихо). Простите меня.
  Пауза. Все приходят в движение почти одновременно.
  ЧИБИСОВ. Сэр, говори, где Галкин.
  ВСЕ. Хватит! Давай! Чего ты! Где он?!
  СЕРОВ (чувствуя свое поражение). Ищите труп в кинобудке... в старом корпусе.
  ЫШНИКИ во главе с Марией Александровной бросаются к тому месту, откуда недавно уже вытаскивали Галкина. Остаются только СЕРОВ и МАЛИНИНА. Брезгливо, глядя на туфли.
  Из-за этой-то ерунды мараться! (Движением ног скидывает туфли.)
  МАЛИНИНА (с нежностью). Да плюнь ты на них, всех слушать!..
  СЕРОВ (благодарно). Ты одна тут человек, Тань. Откуда ты взялась такая, даже не пойму.
  МАЛИНИНА. Не связывайся с ними больше, Толь. Все равно никому ничего не докажешь. Каждый ведь себя защищает, а толку-то?
  СЕРОВ. Не, я им так просто не дамся. (Смотрит на электрические часы.) Еще вон 20 минут до конца, я, еще не высказался.
  На сцену снова извлекается ГАЛКИН.
  М.А. (обнимая его). Саша, Сашенька, нашелся. Ну, прости, что я так на тебя накричала, прости!
  ГАЛКИН. Серов меня выдал? Гад! Предатель!
  АГЕЕВ (оглядываясь). А здорово жирный устроился! Смотрите, сухарики! Гамак! Помните, у нас одеяло пропало, Марисанна!
  М.А. Оставьте нас, нам надо поговорить.
  АГЕЕВ (качаясь в гамаке). А мне потренироваться надо. Это мой шкафчик будет, тренажорчик.
  Мальчики под колыбельную раскачивают его.
  ГАЛКИН (в истерике). Зачем вы меня нашли? Зачем? Это моя комната, и все здесь - мое! Уходите! Мое!
  М.А. (плача). Сашенька, ну... Глупый, маленький! конечно, твоя комнатка! твоя... (Гладит его по голове.) Мы ведь теперь не будем злиться друг на друга, да?
  ГАЛКИН сидит с безучастным лицом, никак не реагируя на материнские объятия МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ, только слезы текут по его лицу.
  В глубине сцены среди учителей появляется МАША с МАЛЫШОМ.
  АНГЛИЧАНКА (ведет Малыша в спальню). Через несколько лет, когда эти наши ребята уже закончат интернат, у меня тоже родится ребенок. Собственный, очень любимый. Девочка. (Продолжая рассказ, укладывает Малыша.) Днем она спит у меня в коляске, на балконе, и знаете, иной раз так устанешь от этих спектаклей, репетиций, домашних хлопот, что и сама, уложив ее, свалишься отдохнуть. Лежишь и невольно прислушиваешься - не плачет ли она там, за стеной? И вот слышишь - плачет, Вскакиваешь - нет. Не она. Дом у нас большой, двенадцатиэтажный, метров сто длиной, из панелей, слышимость хорошая, и вот ложишься и опять слышишь - уже не один плач, а два? потом три... Через какое-то время уже, может быть, в полудреме, начинает казаться, что эти крохотные плачущие существа заполнили своим криком весь дом, всю Землю, все пустое пространство над нею - до самых последних звезд. И даже в эту минуту кто-то маленький плачет от боли, от холода или от нелюбви. (Встав, после паузы.) А вы бросаетесь хлебом в столовой! (Отходит.)
  АГЕЕВ (видит слезы Галкина). У-у-у-у, разнюнился! (Хлопает его по плечу.) Кстати, о столовой! Там такой компотик сегодня. Пойдем лучше подкрепимся. Сэр десять стаканов принял внутрь и ничего.
  ЗИМИНА робко подходит к кровати, на которой спит Малыш, садится рядом с ним и долго смотрит в его спящее лицо, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА осторожно ведет мрачного Галкина за руку. Класс тихо расступается перед ними. Пауза, И вдруг ребята начинают аплодировать тихо, на аристократический манер. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, утирая слезы, шутливо кланяется всем и подталкивает Галкина, чтоб тот тоже был на высоте. Учителя присоединяются к ним.
  МАША (грустно). Ты даже не заметила, как стала мною.
  М.А. А что я - без тебя?
  МАША. А я - без тебя. (Обнимает ее за талию.)
  М.А. Вот мы, кажется, и нашли друг друга? (Неожиданно хмурится, отходит в сторону.) Знай, ты станешь актрисой, будешь играть здесь, на этой сцене, но всю жизнь будешь чувствовать: это не то. Не то. То было здесь, со мной.
  СЕРОВ (провоцируя зал). Хлопайте, хлопайте! Чего вы? Хэппи-энд! (Ходит по сцене в одних носках.)
  ЗАВУЧ. Ты, что Серов?! Какой хэппи-энд?! У нас еще две сцены впереди! Смотрстрой и отбой!
  СЕРОВ (не обращая на нее внимания). Тем, кто не секёт: хэппи-энд - это о'кей и конец фильма. Все плачут и целуются. Можно расходиться. Учительница потеряла Галкина, а нашла себя! Отдаю ему корки. (Подбирает туфли с пола и вручает их Галкину.) Для особо тупых: она их на свои мани купила. 500 ре от сердца оторвала на чужого - кто из вас сможет? Ну? Жду!.. То-то! А в жизни всегда есть место подвигам! (Снимает носки и тоже вручает их Галкину.) Почти неношеные. (Уходит босой за кулисы.)
  БЕЛЯКОВА. Во дает!
  ЧИБИСОВ. По-моему, он компота перепил.
  СЕРОВ (возвращаясь со своими потрепанными ботинками и курткой). Так что спокойной ночи, малыши! (Уже одетый, к МАЛИНИНОЙ.) Тань, ты идешь?
  МАЛИНИНА суетливо начинает искать свою шубку. Собираясь, выходит.
  (Спокойно, учителям.) А хотите, я вам еще один финальчик подарю? Марисанна, вы хоть потом и ушли из интерната, но ведь все равно в курсе... (Залу.) Через пять лет после всей этой бодяги (жест в сторону сцены) наш Галкин знаете что отмочит? Чуть не прибьет свою жену - по ревности, стерва ему попалась порядочная, - короче, загремит он на три года! Так что вы сейчас тут искусством наслаждаетесь, смысл жизни ищете, любовь проповедуете... а этот ("гневно") преступник!.. в лагерях вкалывает, лес валит. (Напяливает на испуганного Галкина фуражку и сует ему в руки швабру.) Ты заслужил свою участь! Действуй! (Видит Зимину у кровати Малыша, усмехается.) Или вон Аленушка сидит над своим братцем Иванушкой, слезы проливает, а вот как выйдет сама из интерната, так и забудет про него, ни разу больше не навестит.
  ЗИМИНА. Неправда!
  СЕРОВ. Марисанна, подтверждайте! Вы же про правду что-то, кажется, говорили.
  ЗИМИНА. Да что вы его слушаете! Ведь он, знаете, сам каким жлобом станет! Пьяных в баре обчищать будет.
  СЕРОВ, А тебе завидно? Ладно, приходи, я тебя бесплатно обслужу - по знакомству, как мать-одиночку.
  ДИРЕКТ0Р. Серов, может, хватит?
  СЕРОВ (сникая). Всю жизнь слышу: хватит, хватит, хватит... Уже совершеннолетний, а все хватит...
  Из кулис выходит одетая МАЛИНИНА, быстро идет к Серову.
  Ладно, скажу только на прощанье про нас с Таней, и потопали. (Обнимает ее за плечи.) Вот мы не пропадем, верно? Тебя мамуля в боулинг устроит, ну там где новые русские шары катают, я, значит, барменом там заделаюсь - так что наша судьба в наших руках. Главное, кегли вовремя посбивать.
  МАЛИНИНА (отстраняясь). Ты о чем?
  СЕРОВ. 0 жизни, Танюш, о жизни. (Зрителям.) Кому коктейль "Жизнь прекрасна"? Или закажете "Горькая судьбина" с миндалем?
  МАЛИНИНА (потрясенная). Но я не хочу... Я учительницей хочу быть.
  СЕРОВ (ласково). Дурочка! Не чуди. Знаешь, как у учителей зарплата называется? "Слезы капали". Другое название - "Гулькин нос". Тебе это надо?
  МАЛИНИНА. Марисанна, скажите, что он ошибся... (В отчаянии от ее молчания.) Это не я, не со мной будет! Я не хочу! Ну что же вы молчите! (После паузы, тихо.) Не понимаю! За что это мне?.. Почему?
  СЕРОВ. Чего ты переживаешь, глупая! Жить будешь - во! Каждый день - новые джинсы и бриллианты! Шикарнее любой актрисы, они еще завидовать тебе будут! Ты же у нас красивая, ты же одеваться должна, на классной тачке кататься... Пусть на тебя оглядываются, я разрешаю.
  МАЛИНИНА прислушивается к нему, а потом медленно, словно загипнотизированная, идет в его сторону, спускается с ним в зал,
  М.А. (тихо). Таня, не ходи! Не надо.
  МАЛИНИНА. Ведь это уже случилось, я не могу.
  Вместе с Серовым быстро идет к выходу в фойе. Но перед тем как исчезнуть, неожиданно поворачивается к сцене.
  Как же вы меня не удержали, Марисанна? Я ведь была с вами еще два таких длинных года. (Исчезает с Серовым в фойе.)
  ДИРЕКТОР (кричит в дверь фойе). Серов!
  СЕРОВ (возникая в дверях). Чего еще?
  ДИРЕКТОР (после паузы, тихо). Еще на аплодисменты полагается выходить, забыл? Ты, кажется, именно на них рассчитываешь...
  СЕРОВ (усмехнувшись). А вы не рассчитываете?.. (За дверь.) Тань, подождем?
  МАЛИНИНА (появляясь в зале: она уже совершенно другая - накрашенная, сияющая, довольная). Непременно! (Уверенно возвращается на сцену.)
  СЕРОВ (глядя со сцены в зал). Вот он на самом-то деле какой финал. Слабо показать? Ну, занавес! (Кланяется в зал.)
  П а у з а.
  АНГЛИЧАНКА (тихо, словно эавороженно). Темнота зала бывает иногда так страшна, правда?.. Молчат... 0 чем они молчат?..
  ФИЗИК. Ждут, чем мы ответим на этот серовский финал. Пока получается мрак.
  СЕРОВ (весело). Настоящая чернуха! Хорошо бы тут тень на занавесе: Галкин в петле... Тихонечко так раскачивается... в новых ботинках! Слабо, жирный? (Ищет глазами Галкина и поет.) "Вот идут неуклюже пешеходы по лужам..."
  Тень на прозрачном занавесе: Галкин надевает на шею свисающую из колосников петлю.
  ГАЛКИН. У меня сегодня день рождения - все забыли, гады!
  МАША (испуганно). День рождения? Господи, как я могла забыть! Сашенька, прости!
  СЕРОВ (поет). "И неясно прохожим в этот день непогожий, почему я веселый такой..."
  М.А. (кричит снизу Галкину). Мы тебя обязательно поздравим! Сегодня, перед отбоем.
  ГАЛКИН. Я сам себя поздравлю!
  Тень Галкина повисает в петле. Тихо покачивается. Сначала с одной ноги, а потом с другой - с ног его падают на сцену не завязанные на шнурки его "клёвые" ботинки...
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. Это вообще уже хулиганство. Ни в какие ворота!
  СЕРОВ (издевательски поет). "К сожалению, день рождения только раз в году..."
  ДИРЕКТОР. В классической драматургии после такой сцены обычно следует снижающая реплика, типа "Какую песню испортил, дурак!"
  ЗАВУЧ (взволнованно успокаивая себя и всех). Слезинка ребенка! Это совершенно невозможный поворот событий, мы ведь знаем, что Галкин сядет в тюрьму!
  Тени взрослых на прозрачном занавесе поднимают к веревке, на которой раскачивается повесившийся Галкин, тень огромных ножниц.
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОН). Тут все ясно. Этот любитель чернухи тенденциозно выхватил из жизни одни негативные моменты. А мы теперь должны...
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОНА) (иронически заканчивает мысль коллеги). А мы теперь должны противопоставить этому разгулу мрака яркий положительный пример. (Оглядывается на "ышников".)
  ЫШНИКИ (радостно, хором). Ы-ы-ы! Противо-противо-противо-ставить!
  Тень ножниц перерезает, наконец, веревку и тело Галкина летит вниз на сцену. Теперь его окружают тени детей.
  Делают ему искусственное дыханье.
  СЕРОВ. Чиб, валяй сюда! (Тащит его за руку на авансцену.)
  ЧИБИСОВ, Ты не устал, сэр? Посиди, отдохни. (Подставляет ему стул.) Компотика хочешь?
  СЕРОВ рукой проверяет стул, тот разваливается,
  СЕРОВ (выразительно смотрит на ЧИБИСОВА). Ахиллесову пяту твою жалко, а то бы...
  ЗАВУЧ. Товарищи, мы не укладываемся! (Нервно смотрит на часы.) Давайте быстренько смотрстрой и финал!
  ДИРЕКТОР. Какой финал? Я уже устал от финалов!
  ЗАВУЧ. Эта сцена не моя. Это вон ее или их, не знаю уж, как сказать. (Кивает на МАШУ и МАРИЮ АЛЕКСАНДРОВНУ, погруженных в глубокую задумчивость.) Казалось бы, в двух лицах должны делать все в два раза быстрее, а выходит все наоборот.
  ФИЗИК (ЗАВУЧУ). Но ведь вы же знаете, что в финале она гадает героям об их будущем. Как вы думаете, это будет смотреться после всего этого?
  ЧЛЕН КОМИССИИ (ОН) (задумчиво). Лажей, да. Типичной.
  АНГЛИЧАНКА (взволнованно). Нет, надо что-то другое придумать. (ФИЗИКУ.) Ну, придумай же!
  МАША (поднимая голову и словно приняв решение). Не надо ничего придумывать.
  АНГЛИЧАНКА. Но как же?..
  Все удивленно смотрят на МАШУ.
  МАША (наполняясь все большей решимостью, к МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ). Скажи, если бы ты действительно знала тогда все, что знаешь сейчас, ты бы говорила им что-то другое?
  М.А. (поняв МАШУ и приняв ее решимость). Ладно, давайте отбой!
  ЗАВУЧ. Как отбой? А смотрстрой? Столько готовились! Еще Чехов говорил... ружье должно выстрелить, раз его повесили.
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ. Поздно стрелять, (Смотрит на электрические часы, ДИРЕКТОРУ). А с вами у нас предстоит серьезный разговор - закулисный.
  ЗАВУЧ (тревожно провожая их взглядом). Ну вот, так и знала! И даже не посмотрят! Все ведь могло быть по-другому - нас же на областной смотр утвердили! (С болью и досадой, Серову.) Это ты ведь сорвал! (Идет выручать Директора.)
  Общее движение. Актеры делятся на три группы: слева - все девочки, среди них МАША, справа взрослые, среди них - СЕРОВ. Те и другие наблюдатели. В середине, в спальне, - остальные мальчишки, они будут вести действие. Мальчишки прыгают на кроватях, кидаются подушками, орут: "Ы-Ы-Ы! Интернатские бессмертны! Ура интернатским!" Из-за кулис доносятся звуки песен, рапортов. Вбегает сияющая МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, бросается к девочкам.
  М.А. (обнимает МАШУ. МАША печальна.) Какое счастье! Мы заняли (очень торжественно) ...предпоследнее место! Невероятно! (Залу.) Хуже всех были "вэшники"! Так им и надо! А то совсем зазнались! (Тормошит Машу.) Ну что ты такая? Все - отбой! Завтра воскресенье! Театр! Кино! Ы-ы-ы-ы! Ну, домой?
  МАША, Не хочется... Странно... Так всегда не хочу начинать день, а потом не могу уйти...
  М.А. (утихая от возбуждения). Агеев так, наверное, ноги и не вымыл! (Наливает в таз воду, берет губку и мыло и идет к мальчикам. АГЕЕВУ.) А ну, показывай лапы!
  ГАЛКИН. Ы-ы-ы-ы-ы! Агееву будут ножки мыть!
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА подходит к Агееву, хватает его за ногу, на которой напялено сразу три пары носков, пытается содрать их.
  АГЕЕВ (вырываясь и прячась под одеялом). Не хочу! Уй! Не трожьте! Уй! Щекотно!
  ЧИБИСОВ, Ну и наглый ты, Агеев, давай мой!
  АГЕЕВ. Сейчас! Сейчас! Только не трожьте! (Плюхает обе ноги, одну прямо в носках, в воду.)
  М.А. Бессовестный ты, Коля! Вот женишься, жена у тебя будет хорошая, а ты грязнуля... Ей будет стыдно за тебя... (Орудует губкой.)
  АГЕЕВ. А где я жену-то возьму?
  М.А. Она будет работать в кассе на стадионе. Ты однажды приходишь туда, матч такой интересный, а билетов нет. Ну, ты ходишь, тоскуешь, лишних тоже нет. Она смотрит на тебя из окошечка и переживает - влюбилась, значит. А потом и говорит: "Вот тут остался один-единственный... для вас!" Ну и ты тоже влюбился. А детей у вас будет... четверо!
  АГЕЕВ. Нет!
  М.А. Чтой-то нет? Четверо! Будешь посуду за них мыть. Здесь не любишь, а там полюбишь.
  АГЕЕВ, Ы-ы-ы-ы-ы!
  МАША (зрителям). Агеев работает сейчас бульдозеристом. Приезжал недавно. Хвалился, что много зарабатывает. Но все-таки признался, что мечтает стать актером.
  ЧИБИСОВ. А теперь про меня. Давайте всем по порядку, как кровати стоят.
  М.А. Ну, у Чиба жена будет ученая. Они оба будут учеными. Целыми днями будут сидеть за столом, друг против друга, и писать... разные ученые вещи.
  ЧИБИСОВ, А детей сколько?
  М.А. Один мальчик,
  ЧИБИСОВ, Главное - продлить род!
  МАЛЬЧИКИ (с невыразимой интонацией). Ы-ы-ы-ы-ы!
  БЕЛЯКОВА (залу). Он сейчас на практике - в каком-то заповеднике. Пишет мне письма, такие философские! Ха-ха-ха! Ничего в них не понимаю, но все равно они мне нравятся. Я ведь еще тогда была в него влюблена, в Чибека, а вы, наверное, и не заметили?
  М.А. (подходит к постели ГАЛКИНА, садится. Тихо, как заклинание). А у Галкина жена будет просто ангел...
  СЕРОВ. Ха! (Он по-прежнему среди взрослых, чуть в стороне.)
  М.А. ...Ну вы же понимаете, какой он у нас с характером. (С мягким упреком.) Придумал себе день рождения... Я хоть раз чей-нибудь день рождения забывала, а?
  СЕРОВ. Это я придумал, чтоб покруче вышло. Жирный ни жену, стерву, ни себя, стервеца, замочить не способен. Разве что - матрасик...
  ГАЛКИН (резко садясь в постели, в отчаянии). Это не я, это Агеев!
  М.А. (не обращая внимания на их перепалку, подставляет таз с водой под его ноги и, моя их, продолжает свое "гадание"). Но она так любить его будет, так любить! Терпеливая, ласковая, всегда все поймет, утешит. В общем, ему с женой повезет!
  СЕРОВ. Ну и лажа!
  М.А. Они ни разу в жизни не поссорятся. Вот Агеев вечно будет ссориться, а они нет...
  ЗИМИНА (Маше, пылко). Вы все правильно ему гадали! Вот выйдет он на волю и еще раз женится. И уж на этот раз будет такую жену искать, конечно.
  МАША благодарно обнимает ЗИМИНУ. Следующей была кровать СЕРОВА. МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА подошла и присела на нее.
  СЕРОВ. Про меня не надо. Я в эти игры уже не играю.
  МАША. На этой постели спал Серов, я скажу все так, как сказала ему тогда. (Невольно оглядывается на МАЛИНИНУ, которая стоит немного в стороне от других девочек.)
  М.А. А у тебя жена будет очень красивая, ты будешь очень ее любить и всегда защищать... И дочку свою защищать...
  МАША. Здесь он сказал: "Уж лучше сына".
  СЕРОВ (нервно). Лажа!
  М.А. Ну хорошо, и дочку, и сына. Жена у тебя будет учительницей, а ты шофером, как в одном старом фильме...
  СЕРОВ, Ха, учительница и шофер - лажа! Все лажа!
  МАША. И здесь он меня спросил: "Как же она меня полюбит, учительница?"
  М.А. Но ты ведь такой сильный и смелый. Ты будешь приходить к ней в школу тайно, и слушать у дверей ее уроки и наслаждаться. Она будет очень интересно их вести. А если кто задумает ей сорвать урок...
  МАША. Тут он засмеялся и что-то сказал... Забыла...
  СЕРОВ (почти невольно). Пусть только попробует! (Входит в рамку спектакля.) Только ведь это все равно лажа. Подвинься жирный! (Садятся на постель ГАЛКИНА.)
  МАША. Да! Он засмеялся и сказал: "Пусть только попробует!"
  СЕРОВ. Я ему голову отвинчу!
  М.А. (засмеявшись). Ишь как заговорил! Эх, Толя, Толя!
  МАЛИНИНА (Маше, почти с мольбой). Я вспомнила! Старый фильм "Весна на Заречной улице" называется.
  СЕРОВ (уже в роли, кайфуя). А чего это мы уши развесили?! (Плюхается в одежде на свою постель.) Вы же не цыганка? Марисанна, верно?
  ЧИБИСОВ. Экстрасенс!
  М.А. Вот именно! (Встает.) Ну а теперь спать, спать. (Выключает свет. Остается призрачное освещение из окон.) Спокойной ночи...
  ЫШНИКИ. Марисанна, не уходите! Посидите с нами еще! Хоть минуточку,..
  СЕРОВ. На дорожку ведь полагается!
  МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА улыбается и присаживается.
  П а у з а...
  АГЕЕВ. Марисанна, а мы с Чибом новый способ придумали! Как будто все всегда только начинается, ну вот, допустим, вы уже в гробу...
  М.А. Опять?!
  АГЕЕВ. Ну пусть не в гробу. Но все равно, вот вы думаете, что все - хана - жизнь кончена - двоек понахватал - не вылезешь. А можно представить, что это и не конец вовсе. Ну, будто бы концов вообще в жизни не бывает, ни у кого... (Страдая от непонимания Марии Александровны.) Ну, способ такой, Марисанна!
  ЧИБИСОВ. Видите, вон свет в зале загорается, а у нас тухнет. Так может быть, это не конец вовсе, а начало, понимаете? Сейчас все и начнется, ну - самое главное, настоящее... Такое может быть?
  
  Актеры, пораженные этой мыслью, поворачиваются и смотрят в зал. В темноте сцены ярким пятном высвечивается циферблат часов. В наступившей тишине слышно, как в последний раз дернулась стрелка, показывая точное время окончания спектакля...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"