Демьянская Юлия : другие произведения.

Путешествие Из Совхоза Селезневский В Вольный Город Беатрикс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Большой русский беспощадный рассказ.

  
  Глава 1
  Антон решил отринуть земное в день, когда умер Захар. Закрыть мясной отдел, так сказать. Выпрыгнуть из кожаного мешка. Он увидел милое сердцу лысое гузно неподвижным, испытал мучительное чувство, которому никогда не умел дать названия, потыкал Захара веточкой и вдруг все про себя узнал. Нет. Не взвешенные изыскания рассудка заставили его мозговые нейроны устроить короткий парад идей, броситься в одну точку, сверкнуть там светом откровения и снова рассыпаться в неупорядоченном хаосе, нет, нет. Так бывает, знаете, когда решение принимает себя само, а ты - лишь соучастник. Вылезаешь из кровати совершенно неопределившимся с планами на жизнь, еще и в тайне от самого себя стыдишься этой слабо выраженной маскулинности, а потом вдруг бум - и все ясно. Ясно, что была причина у всего произошедшего за последние месяцы, хотя нет, уже больше года, с ума сойти, и вот так утекает его единственная жизнь! И только теперь-то ясно, зачем просел бизнес по прокату звукового оборудования, зачем запил его начальник, зачем эпидемия, зачем изоляция, зачем им с женой пришлось возвращаться из Москвы в Совхоз Селезневский, зачем умер Захар.
  Даже если бы Антона осенило раньше, так далеко уехать и все бросить он бы не смог, потому что ну кто бы тогда позаботился о Захаре? Не Вера же. С ней у него, кстати, тоже все спонтанно случилось восемь лет назад. Как-то само. Они в тот вечер сидели в клубе "Би Би Кинг" за баром после концерта, он угощал ее водкой, вдруг она посмотрела в телефон и сказала: "Дичь какая-то. Кто-то на мой номер телефона заказал трубу ПВХ. Сорри, я на улицу. Щас я им". Она прижала ухом телефон к плечу, достала сигарету, встала и уверенно пошла к выходу по длинному коридору, унося с собой свои мощные бедра, и через десять минут, когда она вернулась, Антон предложил ей пожениться. Так вершится судьба. А теперь Захар принес себя в жертву, и кармический узел распутался.
  Захар был неуравновешенным пауком-птицеедом. Редкие гости их съемной квартиры на Бульваре Рокоссовского в Москве ой как боялись Захара, и это они не видели еще, что после их ухода он забивался в угол аквариума и рвал задними лапками волоски из жопы. Сначала Антон думал, что Захар так справляется со стрессом, а потом узнал, что в природе пауки с помощью этих ядовитых волосков защищаются от противников. Захар во всех кругом видел врагов, и врагов своих он искренне ненавидел.
  Антон положил Захара в пакет из "Магнита", открыл ноутбук. Вера опять забыла закрыть страницу с онлайн курсом, который, как ей думалось, она проходила в тайне от мужа. Урок назывался "Куда направлять энергию: в мир или в мужчину". А на плашке было золотым курсивом выведено: "Ты успешная, образованная, но твой муж по жизни буксует? Хватит быть мужиком в семье. Стань воздухом, стань энергией, стань мягкой, стань поддерживающей, стань настоящей женщиной, ради которой мужчина готов свернуть горы. Узнай, как мотивировать мужа на успех и сделать из него миллионера". Дура. Уж ты узнаешь миллионера. Антон нашел расписание автобусов до Мичуринска.
  - Все, ты справился с депрессией и решил вернуться в Москву? А я ведь знала, что так будет, я знала. Не сомневалась в тебе даже, - змеиным голосом сказала Вера и уставилась в монитор.
  - Тут это, Захар умер.
  - Точно?
  - Да.
  - Совсем умер? Не уснул, там, не затаился?
  - Умер. Все.
  - Ой. Тоша. Я не хотела тебе говорить, но, честно, я ждала этого с нетерпением. С нетерпением просто.
  - Да ты вроде не особо скрывала.
  - Ты сильно расстроился? Он же уже старый был.
  - Не знаю.
  - Я понимаю, ты был к нему очень привязан. Всегда тяжело, когда заканчивается какая-то страница в жизни. Я очень тебе сочувствую, ты знаешь, что я рядом. Но это к лучшему, поверь. Просто поверь мне. Это жесть, держать такую энергию в доме. Может, из-за этого паука и не складывалось у нас, не знаю. - Вера помолчала. - Москва тебя отвлечет. Когда едем? - Вера захлопала в ладоши и стала подпрыгивать на месте, бездарно изображая животное младенческое нетерпение, которое совершенно не вязалось с внешностью этой крепкой валькирии.
  - Вер, я, короче, подумал, давай я один поеду. Все подготовлю, сниму жилье, а потом уже будем тебя вызывать.
  - Что, "Эй энд эй" опять работают? Тебе Иваныч написал? - Вера положила голову ему на плечо.
  - Да, ты знаешь, заказы пошли, люди насиделись дома, хотят тусить. Короче, я денег поднакоплю, ну тогда уже и ты это. Я быстро, на что мне одному-то тратить?
  - Я просто не могу больше в этой квартире. В этих ебенях с алкашами.
  - Нормальная квартира. В тяжелое время она нас выручила. - Антон осекся. В конце концов, все это уже было не важно. - В Москве... Прости, что не могу тебе предложить ничего, кроме дивана у Воронова. Да и его я предложить тебе не могу.
  - Да, жаль. Просто одна я тут совсем от тоски зачахну.
  - Так езжай в Екат, с Полинкой побудешь. И тебе норм, и она хоть вспомнит, что не сиротка.
  - Во-первых, Полина у родной бабушки как сыр в масле, не надо называть мою дочь сироткой.
  - Да, но все-таки бабушка не мама.
  - Ну нет, стариков еще надо от короны беречь. Не дай бог я им что-то на себе привезу. У папы печень совсем уже.
  - Так они ж вакцинировались.
  - А вакцина не на сто процентов гарантирует. Но тебе все равно надо восстановить полис и сделать ее.
  - Да, да. В Москве все сделаю. Так что, не поедешь?
  - Хорошо, Антон, давай так, я тупо не смогу объяснить своим, почему мой крутой муж не может забрать меня в Москву. Мне кажется, если я начну им врать в глаза, я тупо разревусь. Мы же с мамой раньше так близки были.
  - А ты не врешь и так, когда рассказываешь им, что я совладелец "Эй энд эй"? В красках.
  - Ну не могу я признаться при Ане, которая никогда успехом не пользовалась, даже когда была худая, но у которой муж достраивает уже второй дом, что мы в такой заднице. И потом они тут же все передадут Марине, которая с тремя детьми от разных мужиков вообще в Австралию замуж вышла и деньги теперь не считает.
  - Ну. Как хочешь. Короче, я все налажу. Потом вместе сгоняем за Полиной.
  - Ладно, раз ты так решил, дорогой, как скажешь. Я подожду.
  - Наслаждайся, гуляй, дыши воздухом.
  - А почему из Мичуринска, а не из Тамбова? - спросила Вера, заглядывая в ноутбук.
  - Так из Мичуринска же быстрее.
  - Да? А я думала, из Тамбова. А чего расписание автобусов смотришь? Я тебя отвезу.
  - Не беспокойся, дорогая, отдыхай.
  - От чего мне отдыхать? Я маюсь в четырех стенах. Ты когда едешь?
  - Сегодня в полвосьмого поезд.
  - Вот так сразу решил и в тот же день едешь?
  - А что?
  - Ничего, ничего, наоборот круто. Сильное мужское решение.
  - Да я просто понял, что хватит уже мне тебя так подводить, откладывать дела. Вот решил взять на себя ответственность.
  - Только ты собраться успеешь?
  - Да, но мне нужно сходить Захара... это... И вернуться пообедать. Можешь пока мои вещи в сумку покидать? Главное, мыло, дезодорант, зубы почистить - вот это все. Ну шмот тоже на первое время.
  - Теплые вещи надо?
  - Нет.
  - Паста зубная закончилась.
  - Я куплю. Тебе и мне в дорогу.
  - Давай. Я с удовольствием помогу тебе собраться. Я так горжусь тем, что мой любимый целеустремленный муж снова собрался покорять Москву. Не сомневаюсь, что уже через месяц он мне позвонит и скажет, что все почти готово к моему приезду. - Вера сияла. - Я очень тебя поддерживаю. Ко скольки разогревать обед? - Она сложила свои сильные руки у щеки, похлопала ледяными серыми глазами и прильнула к нему. - Далеко не ходи, как раз за Магнитом в помойку и выброси.
  Антон взял пакет с Захаром и вышел на Первомайскую улицу, в буйство зелени, потрескавшейся краски и диких цветов. Сел на лавочку, купил с телефона билет на поезд. До Магнита было и правда недалеко, но он свернул на Студенческую и направился в сторону сельпо "Ваш выбор". Оли Полетаевой не было видно. Антон дошел до Сбербанка, снял с карточки последние тридцать пять тысяч рублей, вернулся в магазин, купил два тюбика зубной пасты, вышел на улицу, закурил, поискал Олю под деревянным забором. Рядом резко остановился Иж "Каблук", дверцы кузова распахнулись, и их глаза встретились.
  - Антуан! Не соблаговолишь ли выдать своей первой женщине талон на алкоголь?
  Оля выскочила из кузова и приземлилась на грязные разбитые в кровь ступни, обуви на ней не было, зато был яркий педикюр.
  - Оля, - крикнул водитель машины.
  - Я тебе все сказала, Алексей, - крикнула она и захлопнула дверцу кузова.
  - Оля!
  - Вали, вали отсюда. Все. Сил моих, блять , нет!
  - Да чтоб ты сдохла, сучара! - крикнул водитель и умчался в пыль.
  - Ну? - спросила Оля.
  - Да бери хоть все, вон, у меня их штук восемь тут, - сказал Антон.
  - Ой, Дюша ругаться будет, - покачала Оля головой и плотоядно оскалилась.
  Она поправила пушистый розовый халат по колено, под которым ничего не было, стряхнула со лба ярко выкрашенные рыжие короткие волосы, сцапала талоны и мигом оказалась у порога магазина.
  - Что возьмем?
  Антон попросил у продавщицы коньяк "Барклай де Толли", две пачки Парламента и два лимона, Оля убрала все это в огромные карманы. Антон расплатился за сигареты и лимоны, и они вышли на Советскую улицу.
  - Спасибо тебе, Веселов.
  - Да ладно. Это Верины. А она не бухает.
  - Святая женщина! А ты еще морду воротишь.
  - Слушай, кто это тебя подвозил?
  - Да, как ввели эти блядские талоны на алкоголь для женщин, постоянно приходится одалживаться у всякой сволочи.
  ќ- Слушай, это еще ладно. Ну, то есть, тупо, конечно, но тут хотя бы был добрый умысел, чтоб женщины не спивались и ими никто не пользовался в этом состоянии.
  - А мне может быть нравится спиваться? А может нравится мне поднажрать - и в койку?
  - Так да, я и сказал, что я эту меру вообще не одобряю. Но ты слышала, что в Москве какому-то парню отхерачили крайнюю плоть прямо под памятником Дзержинскому? Ну, взрослому уже. Это вроде как какой-то модный ритуал у этих, ну ты поняла. И вроде не первый случай, а менты закрывают глаза. СМИ молчат. И вроде как с молчаливого согласия государства это все.
  - Да не может быть. Не настолько.
  - А я уже ничему не удивлюсь.
  - Да что им с этой крайней плотью делать?
  - Мало ли. Зелья варят? Коллекционируют? Просто чтоб унизить?
  - Если б хотели унизить, отсекли бы под корень все. Хуй бы с ними, Антуан. Щас мы с тобой погуляем, - Оля потрясла перед собой пачкой талонов, - не знаю, как и благодарить тебя. Хочешь, я тебе тоже что-нибудь приятное сделаю? - Она повисла на нем и обхватила его одной ногой. От нее пахло землей, лаком для волос, грибами и немного мочой. И спиртным, конечно.
  - Может, и хочу. Но не потому, что я тебе талоны дал.
  - А по старой памяти?
  ќ- Нет, ты все еще огонь. Как ни странно.
  - Чего?
  - Прости.
  - Почему странно? При моих слабостях? Осуждаешь?
  - Нет, ты что. Наоборот.
  - Тогда к чему это "странно"? Не нравлюсь?
  - Полетаева, ты вообще две недели назад у пруда не помнишь, что было, нет? Два раза. Я тебя потом везде искал, а тебя не было.
  - Точно! У пруда. Ну ладно. Куда пойдем?
  - Давай на пустошь.
  - Ой, пойдем, пойдем. - И они пошли. - Я рассказывала тебе, что мне эти ироды из опеки всех детей вернули? Ну, кроме старшей дочери, но ее и не заберешь уже, она уже в доме живет с любимым человеком, в Козьмодемьяновке.
  - Да? Поздравляю. А сколько детей твоих было, Оль?
  - Один мальчик мой, старшая моя, которая живет отдельно, и близнецы приемные.
  - Ты с ними виделась, пока они у опеки были?
  ќ- Нет.
  - Почему?
  - Да я не знаю, где они были. Но в общем, все, детей вернули, денежный поток наше государство богоспасаемое восстановило. И представь теперь, мой хоть при бабле, тысяч тридцать в месяц...
  - Для Селезней это очень хорошо.
  - Хорошо, очень хорошо. Плюс у меня пособия на детей. А покутить нельзя, все ж по талонам. Зачем, спрашивается, вообще тогда деньги?
  - Ну ты же достаешь как-то.
  - Достаю у спекулянтов, но и они сейчас бояться стали. Это у вас в Москве жестко было, а за нами не следили до последнего. А на черном рынке оно, ты знаешь, втридорога. Дюша потом за каждую копейку из меня душу вынимает. Туго мне дома приходится.
  - Не бьет тебя?
  - Дюша? Не! Он добрый. Даже слишком. Со мной построже надо. Это Макиавелли еще сказал. "Народ, привыкший к "ежовым рукавицам", каждый жест доброй воли государя будет принимать с песнопениями и восхищаться его великодушием". Он был прав. С нами по-другому нельзя.
  - А ты чего без обуви?
  - Так он меня из дома решил не выпускать. Хочет, чтобы я зашилась опять и с детьми сидела. А я-то этого не хочу, Антуан! На работу ушел - меня запер. Восьмой этаж, мне деваться некуда. От его проповедей, честно, смешно. Его жалко. Да. Смотрит как беззащитный кроль. Но, Антуан, как жить-то хочется. И что в итоге? Вернулся с работы, в сортир по большим делам с открытой дверью пошел, чтоб за мной следить. Ну а я в чем была - за дверь.
  - И сколько дней ты так?
  - Да я не помню, - засмеялась Оля, - зуб вот где-то проебала.
  Оля продемонстрировала Антону широкую улыбку. Отсутствие второго верхнего зуба бросалось в глаза и без демонстраций. Она шла, балансируя, по разбитому бордюру и периодически опиралась на его плечо.
  - Я так люблю эти дороги, - сказал он.
  - За что их любить?
  - И сгнившие заборы, и дом культуры, и здание сельсовета, и елки вот эти, как при Совке - вот Россия. В Москве такой уже нет. Вообще не понятно, в какой стране находишься. Хорошо, что станцию пока не отремонтировали. Только двери эти уродские железные.
  - Ясно, мы экзотика для вас, москвичей. А жить-то среди ровных дорог предпочитаете.
  - Я не москвич, я там так и не прижился. Ты знаешь, я очень рад, что я тебя нашел сегодня.
  - Почему?
  - Ты молодец. Живешь как хочешь, по своей какой-то правде. Я скоро тоже буду. И я попрощаться с тобой хотел.
  - А твоя-то где?
  - Вера? Да дома. Готовит речь, как она меня уважает и поддерживает.
  - Да, она странная.
  - И бесит знаешь, что? Вот она такие правильные вещи как бы говорит, не предъявишь по сути. Но говорит таким тоном, за который мне ее хочется убить об стену, и, если я с ней останусь еще неделю, я убью. Потому что она так не думает. Это видно. Она держит меня за мудака. Как вспомню, так бесит. И ничего не скажешь ей.
  - Ты сделал неправильный выбор, Антуан. Но еще не поздно все переиграть.
  - Ничего. Зато я самый главный свой выбор сделал. Осталось мне потерпеть буквально несколько часов.
  Они пришли на пустырь, сели на траву под водонапорной башней, выпили коньяка, Антон достал из рюкзака детскую лопатку и начал рыть могилу для Захара.
  - Блядство. Общество спектакля, - сказала Оля.
  - Что?
  - Знаешь Ги Дебора? Спектакль рассуждает о себе как о чем-то позитивном. Он заявляет, что все, что мы видим - неоспоримо прекрасно. И мы в это поверили, и спектакль подчинил себе нас. Реальные образы из настоящей жизни стали инструментами гипноза. Они усыпляют нас. И мы никогда не проснемся для настоящей жизни. Мы тратим жизнь на то, чтобы гоняться за вещами, которые нам не нужны. Мы все под гипнозом. Спектакль - это кошмар загипнотизированного общества, которое на самом деле только хочет спать, а спектакль охраняет этот сон.
  - Я перестал гоняться за ненужными мне вещами. И знаешь, я Верке даже благодарен. Из-за ее шизы я наконец понял, что мне нужно на самом деле.
  Антон отхлебнул коньяка, укусил лимон, дал бутылку Оле, вытряхнул Захара в ямку из пакета.
  - Здесь завершил свой путь Захар. Я его любил, и он был моим другом. Пусть он упокоится с миром.
  - Бедная зверюга. Нам, живым, будет его не хватать, пока и мы не разгадаем тайну смерти.
  Оля тоже выпила. Антон присыпал Захара землей.
  - Знаешь, в чем проблема нашего поколения? - продолжила Оля. - Мы не верим в утопию. Это Жижек сказал. Еще он сказал, что самый умный вопрос, который может задать женщина мужчине звучит как: "Почему ты меня любишь?" Если он говорит: "Я просто люблю", то он правда любит. Не глаза, не улыбку, не доброту. Это нельзя любить. Потому что на самом деле мы любим друг в друге пустоту. Остальное достраивает наше сознание. Мы все пустота. Нас нет. Личности нет. Любовь заполняет эту пустоту. Мы всю жизнь достраиваем у себя в мозгу, мы заполняем пустоту.
  - Ну, здравствуй, Будда Гаутама, где ты пропадал две с половиной тысячи лет?
  - Мы пустота. А пустоте нужно к чему-то стремиться. Но у нас больше нет мечты. Вот в чем наша проблема. У всех нас. Мы не верим в то, что мир может стать другим. Мы больше не верим в утопию. Такими ли мы с тобой были в школе, Антуан?
  - Так вот тебе утопия, строят опять справедливое общество. Бухло по талонам, женские надзоры какие-то.
  - Почему сразу надзоры-то? Мы должны создать новую мечту. Новый миф. Нового бога. Новую справедливость. Так же, как постоянно создаем самих себя. И образы тех, кого любим. Но на это все сил нет.
  Оля развязала халат, залезла на Антона и села на его член. Только они успели поймать оптимальный темп, на дороге за ними остановилась машина, и мужской голос крикнул: "Ольга!"
  - Это муж?
  - Пошел он. Я свободный человек, - ответила она и слезла с него, - Богу должно быть очень скучно за нами наблюдать.
  Оля схватила бутылку коньяка и побежала в сторону кладбища.
  Из машины выскочили две хрупкие девушки с ассиметричными стрижками и кинулись к Антону, направив на него камеры телефонов.
  - Смотрите! Он ее напоил и изнасиловал! Как тебя зовут? Эй! Как зовут?
  Антон убежал от ассиметричных к Первомайской улице, муж - за Олей.
  Когда Антон вернулся домой, Вера сказала, что нашла его медицинский полис, и он наконец сможет вакцинироваться. На самом деле, он его и не терял.
  
   
  Глава 2
  
  В очереди в поездной туалет стояли интересные люди. У мужчин - причудливые усы и бороды, у женщин - цветные волосы и огромные очки, только одна выглядела обычно: брюнетка, в брючном костюме, рослая, энергичная, лицо приветливое, выше Антона на полголовы. Ему захотелось к ней припасть. Он галантно уступил ей свою очередь, а затем подсел к ней в ресторане. Звали ее Лиля, Антон заказал ей вина.
  В вагоне-ресторане было тихо, хоть и тесно. Они делили стол с косматым дедом, еще до их прихода изрядно хватившим через край.
  - Ты, - к Антону подошла чахлая девушка с прозрачной кожей и длинной бородавкой на верхнем левом веке, очень похожая на тех, кто спугнул их с Олей Полетаевой, - ты пописал стоя.
  - Что, прости?
  - Я потрогала после тебя сидение в туалете. Оно было холодным. Никто из парней стоя уже не писает. Ты пописал стоя для того, чтобы подчеркнуть свое мужланство, видя, что после тебя зайдет девушка, или чтобы показать свое превосходство над транс-персонами? - сказала она и села за соседний стол.
  - Я как-то не думал об этом. А вы, наверно, из этих?
  - Евгения Каштанина, - сказала она, показала удостоверение и подсела к ним, - волонтерка от фонда по борьбе с экстремизмом на транспорте. Я вижу, вы только познакомились, а у вас уже алкоголь на столе. Я собираюсь проследить, чтобы с этой девушкой не случилось ничего плохого, - она показала пальцем на Лилю.
  - Я себя чувствую в полной безопасности, спасибо, - сказала Лиля.
  - А это не тебе решать.
  - Как не мне?
  - Воспитанная в патриархальном обществе, тебе может казаться нормальным, когда посторонний мужик предлагает тебе выпить, а потом насилует тебя.
  - Да, мне подобные вещи всегда кажутся нормальными, такова уж я. - Глаза Лили загорелись.
  - Я вообще не знаю никакого патриархата. Рос при маме и бабушке, отца никто ни о чем никогда не спрашивал. Придет с работы, сядет на лавочку и сидит, - сказал Антон.
  - Не надо ерничать. Ситуация гораздо серьезнее. И поскольку в поездах пока не ввели талоны на алкоголь, мы еще будем выяснять, кому это выгодно, между прочим, мы будем сами мониторить ситуацию.
  - А мне просто интересен механизм, - сказал Антон, - вот ты увидишь, что что-то такое намечается, твои действия? Ну, романтический акт. Ты вооружена? Ворвешься в купе? Высадишь из поезда?
  - На самом деле, мы уже разрабатываем инициативу женских вагонов, чтобы женщины имели возможность путешествовать спокойно. Хотя бы женских купе. Пытаемся запретить продавать неженатым парам билеты в одно купе. Я не вооружена, я не сотрудница полиции, но в поезде такой человек есть, очень серьезный человек, я с ним на связи. Я, если что, могу вызвать его. К сожалению, пока мало что можно сделать, государственная машина двигается медленно, но она двигается. По крайней мере, государство нас признало, и мы оказываем помощь населению на абсолютно легальной основе. А еще мы можем снять нарушителя на видео и испортить жизнь. Многих одно это останавливает.
  Антон заметил, что за соседним столом кивает человек с неразвитым телом, очень похожий на Женю, только, кажется, парень.
  - А ты здесь сидела? Ты же сама выпиваешь.
  - Я знаю, что я делаю. И это Тсветан, он не опасен, это друг. Я с ним могу спать хоть голая в одной кровати, и ему и в голову не придет ко мне приставать.
  - Скажи, а если двое все-таки занялись сексом в состоянии опьянения, наказывают только мужчину? - спросил Антон.
  - Да, если женщина пила по своему талону. Если нет, то у нас к этой женщине тоже есть претензии, поскольку она дискредитирует страдания тех жертв насилия, которые случайно попали в лапы насильника. Не надо нарушать предписания, и все будет хорошо.
  - Что-то я ничего не понял.
  - Тебе сколько лет? - спросила Лиля.
  - А это не важно на самом деле. Важно, что человек из себя представляет. И насколько яростно готов уничтожить патриархат, - ответила Женя.
  - Но, прости, о каком патриархате ты говоришь? У меня и образование есть, и зарабатываю на жизнь я себе сама, и постоять за себя, в общем-то, могу.
  - Культурный патриархат, влияние которого ты даже не замечаешь. Начиная с истории, в которой роль женщин специально замалчивается, заканчивая религией, в которой женщинам отводится лишь роль молчаливых матерей, кивающих и говорящих: "Аминь".
  - А что это за образок у тебя на шее?
  - Это святая Екатерина Сиенская.
  - Католическая святая?
  - Католическая, православная, какая разница? Это разделение придумали мужчины, как и границы. Земля общая. Святые - общие.
  - И как аппаратчики, которые признали существование вашего фонда, относятся к твоему католицизму?
  - Во-первых, это совершенно их не касается, мы были и остаемся организацией оппозиционной. Да, да, не надо ухмыляться. Мы пишем петиции в адрес исторического общества, и на имя православной церкви, против доминирования мужчин в церкви. Наша цель - заставить рукополагать и женщин тоже.
  - Святая Екатерина - это которую ангел золотым копьем пенетрировал? - спросила Лиля.
  - Это святая Тереза. Екатерина обрезала себе волосы и перестала мыться, чтобы ее замуж не выдали. И она носила невидимое обручальное кольцо из крайней плоти Христа.
  - Крайняя плоть. Кое-что читал об этом, - сказал Антон.
  - Да! Точно! Принудительное обрезание под памятником Дзержинскому - ваши проделки? - спросила Лиля.
  - Ты тоже это слышала? Так это правда? - спросил Антон.
  - Ха. Сколько мужчин насилуют и убивают женщин ежесекундно - вам норм. А как услышали, что мужчинку почикали, даже не убили - у вас баттхерт. И ты еще говоришь, что не воспитана в патриархальных установках.
  - Так это правда? Это какой-то религиозный обряд что ли был? - настаивал Антон.
  - Если вам не дано чего-то знать как непосвящённым, то, значит, не судьба. Но вы не считаете несправедливым, что при наличии таких сильных фигур, как Екатерина Сиенская, почему женщинам отказывают в их законном месте в церковной иерархии? Святая Екатерина проповедовала в церкви!
  - Так ваш же апостол Павел и запретил женщинам проповедовать, - сказала Лиля.
  - Это все выдумки мужчинок.
  - А, между прочим, вы знаете, что Мария не рожала Христа? - Тсветан открыл рот.
  - Что, прости?
  - Не рожала, - продолжил глухим голосом Тсветан, - она была смелой женщиной своего времени, которая усыновила ребенка вне брака и осмелилась основать учение, которое бросало вызов старой иудейской религии. А потом патриархат приписал ее заслуги ее сыну и все переврал. Придумал собственность, навязал правила наследования по мужской линии. До этого люди жили коммунами.
  - Что ж. Будем знать, будем знать, - усмехнулась Лиля.
  - А вот скажи мне, какое место во всей этой теме про права женщин занимают курсы "Как превратить мужа в миллионера"? Моя жена, уже бывшая, можно сказать, проходила такие, - сказал Антон.
  - Жирно. А сама она миллионер? - спросила Лиля
  - Она могла бы, кстати. Из нас двоих она бы могла точно. У нее была хорошая работа причем, когда мы поженились. Умная была, успешная, волевая. Не так давно начала вести себя очень странно. И вот я посмотрел, что она там постоянно такое читает и смотрит.
  - Залез к ней в телефон? Фу! - сказала Женя.
  - И в ноутбук. Стыдно, а что делать.
  - Жена хочет, чтобы ты взял ответственность за семью и во всем тебя поддерживает. Что тебя не устраивает? В чем опять виновата женщина? - спросила Евгения.
  - Погоди. Женщины и мужчины равны? Равны. Так какая разница, кто больше зарабатывает?
  - И что, ты себя нормально чувствовал, когда твоя женщина тебя обеспечивала?
  - Я себя чувствовал прекрасно.
  - А я бы себя чувствовала ужасно на твоем месте.
  - Я все-таки не пойму, как это сочетается с вашей идеологией.
  - А очень просто. Женщина может выбирать любой путь в жизни, это раз, и общество обязано ее поддерживать. Вот просто отвалить от сестры своей. Если хочет, чтобы зарабатывал муж, она имеет такое право. Два, она в праве требовать от мужчины чего угодно после того, как женщинам были и до сих пор остаются недоступны те права и блага, которые доступны мужчине. В-третьих, ты хочешь, чтобы тебе доставались все привилегии, чтобы тебе была открыта любая дорога в жизни, пока женщины с потом и кровью пробивают себе дорогу в жизнь, и чтобы тебе бесплатно родили ребенка, бесплатно занимались с тобой сексом, так еще и от тебя ничего не требовали?
  - Стоп, за секс надо платить? - спросила Лиля.
  - Секс за деньги - это изнасилование. Только капитализм и патриархат заставляют женщин идти на такое, и оправданий этому быть не может. Если ты не понимаешь разницу, я не собираюсь на самом деле объяснять, - рявкнула Евгения.
  - И твоя жена всегда такая была? - спросила Лиля Антона.
  - В том-то и дело, что нет! Она сама мне всегда говорила, что мне делать, и это было клево.
  - А куда ты вообще едешь? - спросила Лиля у Антона.
  - Я еду до Новороссийска, а там в Беатрикс. Я все бросил.
  - Так и я туда! - сказала Лиля.
  - Ты тоже на эксперимент Бараняна? - спросил Антон у Лили.
  - Нет. Я жить. Писать книги, которые никто не будет запрещать.
  - А как твоя фамилия? Может, я что-нибудь читал из твоего?
  - Я пишу под псевдонимом, который предпочла бы не раскрывать, пока мы не в вольном городе.
  ќ- А много их теперь, кстати, этих городов? - спросил Антон
  - Украинский Черноморск в следующем году откроют. Потом, в Польше вроде совсем скоро, в Греции, а Италии, в Швейцарии, в Португалии, в Словении, в Штатах тоже. Да везде.
  - Частные города вне нравственного человеческого закона и вне нравственных понятий человека. Не может быть город частным. Земля общая. Такие города должны быть запрещены. И они будут запрещены, - сказала Евгения.
  - И как вы собираетесь это сделать? На территории другого государства? Беатрикс - сам по себе другое государство, хоть это и не совсем государство, даже совсем не государство, - сказала Лиля.
  - Нас беспокоит, что туда уезжает много россиян, и им там может угрожать опасность. Государство вмешается рано или поздно на самом высоком уровне. А, во-вторых, эксперимент Бараняна.
  - Что за эксперимент? - спросила Лиля.
  - Он строит эзотерический коммунизм, - сказал Антон.
  - Коммунизм теперь бывает и эзотерическим?
  - Он довел до абсурда идею о равенстве. Равенства не может быть в принципе, пока у человека есть тело. Богато, да? И эту неурядицу он намерен устранить, - сказал Антон.
  - Это правда, конечно. Но. Этот Баранян утверждает, что научился перемещать сознание человека в какую-то эфирную сеть, и человек продолжает существовать вне тела и обретает подлинное равенство. Но это все нужно проверять. А в Беатриксе никакого контроля нет. Вдруг они там злоупотребляют на этой идее? Вдруг они там просто убивают коммунистов? - сказала Женя.
  - А перемещать сознание обратно в тело? - спросила Лиля.
  - Нет, такого он пока не может.
  - Это просто смешно, - сказала Женя, - ни в одном нормальном государстве такое не может быть легально.
  - Но ведь человек подписывает свое согласие на участие в эксперименте? - спросила Лиля.
  - Да, я заполнил форму онлайн, а на месте подпишу и договор, - сказал Антон.
  - Ты же сам сказал, что это идея, доведенная до абсурда, - сказала Лиля.
  - Вся моя жизнь абсурд. Это будет логичным ее финалом. Или продолжением.
  - Почему просто не повеситься?
  - Ну нет, это грубо и пошло. А тут я послужу науке. А вдруг и правда там, в этом эфире, есть жизнь? Прикинь, какой я получу опыт.
  - Это уже будешь не ты.
  - Этим контрактом можно задницу подтереть, вот что, - вмешалась Женя, - и это то же самое, что выпивать с посторонним. Ты типа согласна. Но человеку, воспитанному в несвободе и не понимающему, что такое свобода, иначе он такой контракт никогда бы не подписал, нельзя иметь полномочия заключать такие контракты. Чтобы оценить весь ущерб от потери свободы, нужно вырасти в свободном обществе. Оно не появится по щелчку. Мы за него должны бороться. А не огораживаться в городе, который выкупили капиталисты и отдавать им свои тела на опыты, - заявила Женя.
  - А если кто-то не хочет или не может за эту свободу бороться, - сказал Антон.
  - И вообще, почему вас это беспокоит? Без принуждения, без крови, без революции, люди, объединенные общими представлениями о прекрасном, на свои деньги селятся на частной территории без государства. И живут, и сами за себя все решают, - сказала Лиля.
  - Это детский сад. Человечество не может существовать без государства, - сказала Женя.
  - И как вы там будете? Сами себе все строить? Все частное? Вообще все? - спросил Антон Лилю.
  - Дороги, стены, городскую инфраструктуру всякую строит город, ты ему за это и платишь в год фиксированную сумму. Фиксированную, прошу подчеркнуть. Это не налог. И вот, город строит стены, дороги, некоторые здания, которые потом сдаст в аренду, нанимает охрану. Ты можешь дополнительно нанять себе меткого стрелка для защиты. Остальное: театры, школы, больницы всякие - все частное. Все, государства больше нет. Нет королей-солнц. Есть поставщики услуг. Не понравилось качество этих услуг - уехали в другой город. Не думала, что доживу до этого.
  - А пенсии? - спросила Евгения.
  - Окстись, какие пенсии? Сама себе копишь на старость.
  - Не у всех получается накопить.
  - Ну, во-первых, и чьи это должны быть проблемы? Если кто-то захочет помочь конкретному человеку, пусть помогает, благотворительность никто не отменял. Во-вторых, тебя никто не заставляет уезжать к нам вот от этих богатых пенсий и иных государственных щедрот. В-третьих, это тебе сложно представить, как можно копить, когда тебя государство постоянно раздевает до трусов. А у нас-то налогов не будет. Пошлин не будет. А главное, поставщик услуг только строит дороги и предоставляет охрану. Он не занимается спасением наших душ. Не тратит бабки на всякое пропагандистское искусство, религию, патриотическое воспитание, прессу. Не печатает талоны на алкоголь. Так скажи, зачем логический финал? Неужели тебя все это не прельщает? - спросила Лиля у Антона.
  - Это сверхответственность, а я ее не хочу. Я хочу в эзотерический коммунизм. Да и вообще, мне нравится наука. Интересно, что это такое. Может, я послужу хорошей цели?
  - Это не может быть серьезно, - сказала Женя.
  - Это судьба. В момент полного раздрая мне друг скинул ссылку на этот эксперимент. И, знаете, как кликнуло что-то.
  - А я считаю, у совершеннолетнего человека должно быть и такое право. Если это его стезя, пусть участвует, - сказала Лиля, - два дееспособных человека готовы подписать договор и взаимно удовлетворить самые дикие потребности друг друга. Кто мы такие, чтобы препятствовать?
  - А если люди подпишут договор о рабстве? Или один разрешит другому себя съесть?
  - Ну и пусть. Его тело - его собственность.
  - Тогда цивилизация быстро исчезнет.
  - А, может, и хрен бы с ней, с такой-то цивилизацией, Жень? - спросила Лиля.
  - Мне нравится, когда меня называют Евгенией. Спасибо. Знаешь, Лиля, это людоедская позиция.
  - Людоедская? Считать, что взрослые люди в состоянии распоряжаться своими судьбами и своими телами? Не за это ли вы, по крайней мере, номинально, боретесь?
  - Безусловно. Но возможно это будет только в другом обществе, с другими ценностями. И, возможно, не одно поколение должно быть воспитано в ответственности за свои тела и свои судьбы. А пока это общество не построено, этими вопросами должны заниматься профессионалы.
  - Профессионалы, которые моей жизнью жить не будут, но знают, как мне лучше? - спросила Лиля.
  - Я вообще не верю в общество, в котором довольны будут абсолютно все, люди очень разные, - сказал Антон.
  - Антон, да? Антон, я думаю, что с твоей стороны это некий внутренний протест против порядка вещей в России, - обратилась к Антону Женя, - ты живешь в настолько несвободном обществе, что уже не мыслишь в иной парадигме, а между прочим, есть в мире и сменяемость власти, и демократия. И равенство всех перед законом. Если бы общество было другим, ты бы нашел место и себе. Я давно говорю, что патриархат одинаково ломает и мужчин, и женщин. Он ко всем предъявляет невыполнимые стандарты.
  - И где ты в наших современных государствах-общежитиях, где мы - сборище случайных, ничем не связанных людей, возьмешь закон, с которым согласны хотя бы два человека? - спросила Лиля.
  - А как надо?
  - Надо жить с теми, с кем приятно. Коммунисты с коммунистами. Свободные люди со свободными.
  - Это изоляция. А ведь можно договариваться.
  - Да, ну и как я договорюсь с человеком, который считает, что собственность и бабы должны быть общими?
  - Давно есть инструменты голосования. Только оно должно быть честным и прозрачным.
  - Так это не способ договора. А способ одной группе лиц принудить другую. Никто еще свои взгляды от результатов голосования не поменял.
  - Если выборы будут честными, и меньшинству, и большинству будет хорошо.
  - Ага, большинство выберет новых блядей вместо старых, сменит один фантик на другой, не меняя сути, и все вдруг станет хорошо?
  - А зачем большинство будет голосовать за что-то заведомо плохое?
  - Затем, что люди идиоты. И вот если все-таки проголосуют, каков будет мой статус в этом прекрасном справедливом обществе? Статус изгоя.
  - Вот поэтому и нужно учиться договариваться.
  - Да ты понимаешь, что с некоторыми людьми невозможно договориться? Как ты договоришься с тем, у которого представления о твоем праве собственности на твой клитор отличаются от твоих? Или на твою голову? Ты с ним не договоришься никогда! Может, проще с ним вообще не жить? А как только он о таком заикнется, выгонять к херам?
  ќ- Во-первых, то, что ты сейчас сказала, попахивает расизмом, и так говорить нельзя, иначе у тебя могут быть проблемы. Есть другие культуры, и не нам их судить, тем более поверхностно. И, что, из Беатрикса будут выгонять?
  - За религиозную, политическую и коммунистическую пропаганду. Это есть в контракте. Вышел на улицу с требованием все отнять и поделить - пожалуй вон. А лучше сразу в сеть Эфириум. Хоть там и транзакции дорогие. Левым не подойдет.
  - На самом деле ты же понимаешь, что я левая?
  - Да ну, - сказала Лиля, - это что на тебе, кроссовки Balenciaga?
  - Какое это имеет значение?
  - Большое. Как ты заработала на кроссовки Balenciaga?
  Антон пнул Лилину ногу под столом, но Лиля уже была в легком подпитии.
  - Да что ты привязалась ко мне с этими кроссовками?
  - Как волонтерка ты, Евгения, получаешь, мне думается, хуй. А если ты не зарабатываешь, но при этом можешь позволить себе такие вещи, то я хочу понять, по какому праву ты мне, работающему самостоятельному человеку, тут рассказываешь про всеобщее равенство и в довесок собираешься следить, чтобы я не напилась?
  - Мне отец купил, понятно?
  - Да. Понятно. Я так и подумала.
  - Почему?
  - Ну не мужик же.
  - Все ясно. Если у женщины нет мужчины, она и не человек, да? Вы за это тоже будете из своего города выгонять?
  - За это - нет. Я сказала, за что.
  - Молодежь! А вы вообще знаете, что я в шестьдесят восьмом году испытывал ядерную бомбу на полигоне Новая Земля? - Дед проснулся и развернул на столе огромную карту мира, чуть не сшиб стаканы. - А вы вообще не замечаете, что происходит? Телевизор включите. Там есть хоть одно русское лицо? Во-от! А потому что вот здесь, вот здесь, вот здесь, вот здесь - франкомасоны. Они же жидомасоны. Кто должен им показать народную волю?
  - Не знаю, - сказал Антон.
  - Русские люди. Я бы даже сказал, исконно русские, - отрезал дед и замер.
  Мимо них прошел помощник машиниста в форме. Дед почему-то проводил его свирепым взглядом.
  - И кто будет строить демократию в России, если вы все уедете в свои вольные города? -- спросила Женя.
  - Вот твоя демократия. - Лиля показала на деда.
  - Это не идеальная система, но это лучшее, что придумали люди.
  - А вот не надо мне совать эту убогую цитату Черчилля! Когда жизнь выстроена под запросы тебя, вот такого деда, еще кого-нибудь, а я всю дорогу подстраиваюсь, терплю, плачу бабки. А вы мои книги запрещаете, на мои же налоги.
  - Так это же не противоречит твоим взглядам. Запрещать неугодные слова. Просто тебе не нравится, когда запрещают тебя.
  - Запрещает кто? Министерство, блять, культуры? Он кто вообще такие? Если мои книги плохи, пусть читатели решают и не покупают.
  - Ну не просто так же запрещают. Значит, людям не стоит читать то, что ты там себе пишешь.
  - Да люди без вас разберутся, что им читать.
  - Может, еще и Гитлера можно читать?
  - Можно. Только это очень скучно. Писал он как ебанутый, коим и был. Я не осилила. Но историкам Третьего Рейха обязательно надо читать.
  - Ну все понятно тогда, почему твои книги запретили.
  - Да? Налоги вы мои берете? Берете. Причем, и с заработков, и с трат, совсем обнаглели. И на мои же деньги устраиваете свои министерства, которые меня и запрещают.
  - Между прочим, это и мои налоги тоже. И я хочу, чтобы на мои налоги существовала культура элементарных общечеловеческих ценностей. Почему только твои налоги в расчет берутся?
  - Так я от вас и уезжаю. Это ты мне говоришь, что я должна остаться и терпеть ради прекрасного будущего. Терпеть и считаться экстремисткой не пойми за что. А твое будущее мне совершенно не видится прекрасным.
  - А как надо? - спросила Женя.
  - Надо было нарыгать ему в петлицу. Запятнать честь мундира, - сказал дед, глядя на дверь тамбура, через которую ушел машинист.
  Поезд подъехал к станции Грязи.
  - Что ж, - сказал дед и посмотрел на часы, - мне пора, господа. А на мое место сядет мертвец.
  Все переглянулись и заказали еще выпить. Было около восьми пятнадцати, они только отъехали от станции, когда поезд резко затормозил. Вокруг - лес, еще не стемнело. Антон направился покурить, Женя пошла за ним, затолкала его в туалет, встала на колени и попыталась расстегнуть ему ширинку.
  - Ой, нет, нет. Встань, здесь же грязно. - Антон попытался ее поднять.
  По полу бегала грязная лужа.
  - Да ладно, чо ты.
  - Ты пила. По твоей же философии, ты за себя не отвечаешь. Мне это все не нужно.
  - Тебе нравится, чтобы девушка умоляла тебя, да? Умоляла позволить ей встать на колени и взять в рот твой немытый член?
  - Почему это сразу немытый? Вставай, пойдем покурим.
  - Да ты не мужчина.
  Женя открыла дверь, выловила из коридора мужика в поло с поднятым воротником, затащила в туалет и закрыла дверь.
  - Хочешь меня трахнуть? - спросила Женя мужика.
  - Конечно.
  - Я лучше пойду, - сказал Антон.
  - Ты останешься здесь. И будешь смотреть, как я буду трахаться с незнакомцем. Как буду брать из жопы в рот. Если ты уйдешь, я на тебя заявлю.
  Женя свесила голову над унитазом и спустила брюки, мужик пожал плечами, сказал: "Дичь какая-то", но пристроился к ней.
  - Заявляй куда хочешь, - ответил Антон и вышел в коридор.
  У туалета стоял Тсветан и плакал.
   Антон все-таки добрался до тамбура. Проводница рассматривала через стекло огромную черную тучу, которая наползала на поезд. Он достал телефон впервые за все это время. Сеть пропала. Антон с проводницей молчали и курили. Поезд остановился. Антон услышал громкий вой то ли сирены, то ли трубы, то ли дикого животного, посмотрел на проводницу, понял, что она слышит то же самое. Проводница повернула ручку двери, порыв ветра распахнул ее. Вместе с ветром в тамбур проник запах гари. Они вместе захлопнули дверь, хотя вой продолжился, но уже как будто бы далеко. Ураган прекратился так же резко, как и начался. Антон вернулся в ресторан. Поезд тронулся, Антону пришло сообщение от Веры: "Уже скучаю, дорогой. Верю в тебя!" Он заблокировал ее номер.
  Рядом с Лилей уже сидел статный мужчина во всем черном, на вид -- итальянская кинозвезда, а Лиля что-то бойко ему рассказывала про Цицерона. Антон сел на свое прежнее место. Вернулась Женя, вся заплаканная.
  - Что с тобой? - спросила Лиля.
  - Он напомнил мне о моем отце, - ответила она и показала на Антона.
  - Тебе лучше сесть со своим другом.
  - Я буду сидеть там, где я захочу. Подвинься.
  - Я туда не сяду, - сказал Антон.
  - Из-за того, что дед сказал? Суеверный что ли? Я сразу сказала, что ты не мужик. Пусти, - Женя села у окна на место деда. - Ты знаешь, что мертвец на самом деле ты? Я тут посмотрела в телеге происшествия по Селезням за сегодня и угадай, что я там нашла? Это же ты.
  Женя показала всем видео.
  - Все-таки иногда ты нарушаешь свои принципы и имеешь пьяных женщин, да? - спросила Женя.
  - Это со слов твоих волонтерок. На видео я просто иду.
  - Ты больше никогда не устроишься на нормальную работу. А если устроишься, мы придем в офис твоей компании, во все соцсети твоей компании, и напишем такие отзывы, что тебя сразу выставят. И я позабочусь, чтобы ваш паром в Беатрикс не отплыл.
  - И что ты сделаешь?
  - Я много чего могу. - Женя стала тыкать в телефон.
  - А вы знаете, что этот Баранян отсидел? - спросил человек в черном.
  - Да ладно? - спросил Антон.
  - Да, за сводничество, когда он изучал полигамные семьи. А участников за многоженство взяли, - сказал человек в черном.
  - Вообще ужас. Они кто такие, чтобы взрослых людей за это сажать? - сказала Лиля.
  - Ну он нарушил закон, - хором сказали четверо мужчин за соседним столом, все - копии Тсветана, на вид будто родственники, высокие и худые, со взбитыми прическами, в очках, различались они между собой только густотой волос, цветом клетчатых рубашек и формой бород и усов. Один был гладко выбритый и с насмешливым лицом, другой - с плешью, третий - с бородкой Троцкого, четвертый - с усами Ницще, сам Тсветан. Откуда они только взялись?
  - Ну вы же понимаете, что этот ваш закон - для рабов, а господа, которые эти законы принимают, живут как нравится, - сказала Лиля.
  - О, вольность, вольность, дар бесценный, позволь, чтоб раб тебя воспел , - сказал Тсветан.
  - Раб, воспевающий свободу - мощнейший образ классической русской литературы, - сказал другой клетчатый, гладко выбритый.
  - Рабство для России тема больная, давайте не начинать, я точно молчать не смогу, - сказала Лиля.
  - Да и так уже достаточно наговорила, - заметил Антон.
  - И как, по-вашему, почему? Есть у русских людей ген покорности, о котором так много говорят? - спросил человек в черном.
  -- Ген? Знаете, мне тут в "Снобе" попадалась записка о русском характере Сомерсета Моэма. Сейчас я вам найду. Вот. "В чем у русского перед нами преимущество, так это в том, что он гораздо меньше зависит от условностей. Русскому никогда не придет в голову, что он должен делать что-то, чего не хочет только потому, что так положено.
  Почему он веками так покорно переносил гнет (а он явно переносил его покорно, ведь нельзя представить, чтобы целый народ мог долго терпеть тиранию, если она его тяготила), а потому что, невзирая на политический гнет, он лично был свободен. Русский лично куда более свободен, чем англичанин. Для него не существует никаких правил".
  - Бред! - сказал посторонний пассажир, пухлый усатый мужик.
  - Замашки колониалиста. На долю россиян выпало веками терпеть гнет, а он, значит, приехал постоять в белом пальто, - сказал Тсветан.
  - А что тебя так задело? Что тебя назвали внутренне свободным? -спросила Лиля.
  - Да пусть у себя дома разбираются. А мы тут обойдемся без оценок Моэмов, Черчиллей и принцев Вильямов, - сказал посторонний пассажир, лысый молодой человек в бомбере.
  - Да все он правильно сказал, - перебила его Лиля, - особенно хорошо все это вскрылось в связи с последними событиями. В ковидные времена, когда к законопослушным европейцам вваливались на барбекю менты и волокли по земле стариков в околоток за прогулку по свежему воздуху без масок, мы тут жили как хотели. А европейцы и американцы, на которых мы всю дорогу смотрели как на людей высшего сорта, от своей свободы отказались, с красивыми формулировками, конечно. "Мы просто чтим законы". "Мы просто выполняем приказы". "Мы просто спасаем жизни".
  - А у нас тоже была самоизоляция и пропуска, не помнишь? - спросил Тсветан.
  - О да, кошмар-ад-карантин, запретили все, и я первая возмущалась по этому поводу в Фейсбуке, но, во-первых, не так долго, как в некогда свободных странах, да и на деле не особо следили и не штрафовали. Я ходила куда хотела, и никто меня не трогал. Только разорение бизнесов я этому государству никогда не прощу, но это отдельная история. И они, конечно, неплохо всех запугали и отладили систему слежки. На то оно и государство.
  - А я даже рад, - сказал Антон, - разорился бизнес, на который я работал, и вот теперь я, можно сказать, себя обрел. Впервые в жизни.
  - Ну и эгоизм. Не лучше ли было самому уйти с работы, которая тебе не нравится и найти ту, которая нравится? Чем поддерживать уничтожение всего вокруг?
  - Кек. Я почему себя хочу отдать для эксперимента, по-твоему? Чтобы разбираться в себе?
  - Точно, забыла.
  - Не могу я ничего делать. Не было работы, которая мне нравилась. И в политике я не разбираюсь и разбираться не хочу. И в бабах.
  - Но подожди, как-то же ты решил, что не вернёшься на работу, - сказала Лиля.
  - Все-таки я не могу понять, - продолжал человек в черном, - в мире построили первый свободный город, еще и так близко, а ты едешь себя на эксперимент отдать? Ты так веришь в коммунизм?
  - Ни хрена я не верю, коммунистов презираю вообще, я в Совке родился, - крикнул подвыпивший Антон. Человек с бородкой Троцкого фыркнул. Теперь уже Лиля пнула его. - Просто я вижу для себя идеальную возможность. Да большинство в мире - такие, как я. Я просто честен с собой, а они пытаются себя другим людям навязать. Таким, как Лиля. Хочет она зарабатывать? Книги писать? Есть у нее идеи, каким должно быть общество? Пусть строит. Пусть такие, как она, делают со мной все, что угодно. Вот, в чем моя идея. Хоть польза от меня будет.
  - Но ты же, возможно, умрешь, - сказал человек в черном.
  - Что за бред вообще, я это слышать не могу, особенно сейчас, когда мы вот-вот взорвем эту власть, - сказала Женя.
  - Каким образом? Проверяя талоны на алкоголь? Вы и есть власть.
  - Я борюсь за вашу свободу. Не нравится? А вы хоть как-нибудь помогаете? Что вы сделали для того, чтобы освободить из тюрьмы N.?
  - Хочет, пусть сидит. Я за этого марксиста и ленинца по жопе на Тверской получать не буду, - сказала Лиля.
  - Да? А он за свободу ваших жоп вообще сел. - глаза Жени намокли. - А для меня он важен. Важен - это ничего не сказать. Не как политик даже, а как человек, который где-то рядом. Самое важное, чтобы он оставался жив. Я последние полгода хожу как потерянная и плачу. Не отпускает тупая боль. Принес себя в жертву, отдал свою свободу, чтобы наконец до вас достучаться. А вы бежите как крысы.
  - Почему я должен бороться за свободу, если я в нее не верю? - спросил Антон.
  - Это потому, что сейчас у тебя есть свобода выбора, которую для тебя отвоевали другие люди. А в эксперименте ты будешь исполнять исключительно чужую волю, как домашнее животное, - сказал человек в черном.
  - Свобода выбора? У меня сейчас? Выбор между сортами пива, это максимум. Документы, карточки, счета, номер телефона? Все эти идиотские проблемы занимают, да, отвлекают от сути, а суть в том, что все это принадлежит другим людям на самом деле. Даже земля, вон в том доме, где моя квартира в Селезнях, не моя. Я и есть подопытный. Я себе не принадлежу. Уже. Так пусть мне где-то дадут бумагу, которая это подтвердит. И пусть с меня перестанут спрашивать, как со свободного человека.
  - А Моэм говорит, что внутренне ты свободен, и ты это, в общем, доказываешь, - сказала Лиля.
  - А это все потому, что у нас закон - что дышло. Люди не знают, куда себя девать. Идеологии нет. - Посторонний в бомбере показал на Лилю. - Вот она. В карантин творила что хотела, мешала государству выполнять свои прямые обязанности и ограждать население от...
  - Мне тридцать пять лет! - громко сказала Лиля, - меня не надо ограждать ни от чего. Хочу заболеть короной - иду и заражаюсь, вылечиваюсь, а потом живу дальше.
  - Или умираешь. Так тоже было. Я, например, очень тяжело переболел.
  - Тяжело - это как?
  - Слабость сильная, температура.
  - Слабость? Знаешь, что я тебе скажу? Специально для таких, как ты, в Спарте изобрели яму.
  - Так такая резвая, как ты, когда петух в одно место клюнет, побежит и обратится за мед. помощью, создаст лишнюю нагрузку на здравоохранение. Поэтому тебя и обязали сидеть дома, под твою ответственность. Вся проблема в том, что вот такие, как ты, без жестких законов не могут потерпеть ради других, - сказал лысый в бомбере.
  - Терпеть - это вообще образ жизни. Но не моей. Но мы ушли от темы. Мы говорили, что вот это неповиновение ќочень нам присуще. Мы делаем вид, что согласны с запретами, потому что все равно сделаем по-своему. При всех разговорах о чуть ли не особом гене рабства у русского человека, вам не кажется, что личная свобода в действительности является частью нашего культурного кода? - сказала Лиля.
  - И феминизм на самом деле. Не забывайте, что Советская Россия - первая страна в мире, которая официально приняла феминизм. Нигде в мире женщина не была так свободна. Только потом мужчинки стерли память о борьбе женщин за рабочее движение. Но мы его восстановим уже в новом мире.
  - Кто это тут рабочий? Ты и твои парнишки что ли? - спросила Лиля.
  - Мы боремся за их права.
  - В вас вся и проблема. Коммунизм нужен никаким не рабочим, а вам, бездельникам, чтобы и дальше ни хрена не делать.
  - Русским вообще не нужна свобода, ни мужчинам, ни женщинам, ни рабочим, ни ученым, вот что, - сказал Антон - ты, Лиля, в меньшинстве, и они никогда тебя не услышат.
  - Ой ли? - сказала Лиля и налила себе еще вина, - просто русский человек приходит в этот мир, чтобы соединять несоединимое, а потому периодически едет кукухой. Люди здесь, с одной стороны, требуют соблюдения законов. А с другой - все плевали на этот закон, и это я к тому, что ну не может идея "дайте нам жесткое римское право и сажайте нас за любой проступок", которую толкает твой господин N., быть близка русскому человеку и вдохновить его на подвиги. Поэтому не верю я, Женя, в то, что вы тут что-то поменяете со своими предписаниями. Идея "живи и дай жить другому" нам ближе, и русский во многом свободнее англичанина в зарегулированном европейском обществе, но сильно беднее, потому что позволяет себя грабить солнцеликому царю, в обмен на эту самую личную свободу.
  -- А просто русский помнит, что пока только грабят - это на самом деле еще хорошо. У нас склонность к коррупции и беззаконию есть следствие колониального прошлого, когда народ вынужден был выживать под гнетом, как-то крутиться и копейку себе выкраивать, - сказал Тсветан.
  - А я считаю, ввести жесткие законы и строго спрашивать за несоблюдение - сразу культурный код перекодируется, - сказал Троцкий.
  - Какой закон? Который придумали вот эти, чтобы у власти подольше продержаться? Вот, например, криптовалютой рассчитываться незаконно. Типа, опасно. Заботятся о нас. А получить кредитную карточку или микрозайм у ростовщика и влезть в долги - милости просим. А с какой стати? - спросила Лиля.
  -- О да. Крипта, Илон Маск, ваша тема, - сказал молодой в бомбере.
  - Нужна не идеология, а мораль и этика, - сказал человек в черном, - если бы люди хотя бы не ушли от Бога, такого бардака бы не творилось.
  - Надо же. Бога, - сказала Лиля.
  - Да. Будь подавляющее большинство американцев и европейцев, а я считаю русских европейцами, до сих пор верующими и практикующими христианами, нам бы не угрожал тоталитаризм. Идеи марксизма противоречат иудо-христианским принципам, - сказал человек в черном.
  - Так христианство и есть долбанный марксизм. Религия для угнетенных отщепенцев.
  - Отщепенцев от чего? Христианство - это расширение и продолжение иудаизма, - сказал человек в черном, - боюсь, вы не знаете, о чем говорите.
  - Да уж. Рассказывайте в другом месте, что христианство - религия отщепенцев, только не нам, - сказал парень в бомбере.
  - Ну все. Видите ли, в I в н. э. истекали семьдесят седмин, согласно пророку Даниилу, и все ждали прихода Мессии, Спасителя, ждали финальной битвы добра со злом. К тому же Иудея уже была подчинена Римской империи. Люди уходили в пустыни, собирались вокруг бродячих проповедников. Проповеди Христа были вызовом всем тогдашним нормам, но ещё имели социальную направленность, глупо с этим спорить. Царствие небесное он обещал нищим и убогим. И именно подобная публика особо хорошо на эти проповеди реагировала, всякие бомжи и вольноотпущенники. Это действительно факт, уж не знаю, что такого обидного в этом. А уж для правоверного иудея мысль, что единый и всемогущий Творец может иметь сына и послать его на землю, была просто дикостью. Это у язычников боги имели детей. Так что отщепенцы это были не только социальные, но и религиозные.
  - Вы не понимаете ни сути христианства, ни коммунизма.
  - "Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого ". Как вам такой капитализм?
  - Это вырвано из контекста. Вы неправильно интерпретируете, - сказал человек в черном.
  - Да ваши первые христиане и есть коммунисты. Первые христиане всю собственность сдавали апостолам, а кто утаивал, того всеблагой бог известно, что... Это я-то не понимаю? А товарищ Энгельс понимал? Давайте обратимся к нему. - Лиля полезла в телефон.
  - Лиль, да не надо, - сказал Антон.
  - Нет, сейчас я найду. Я ничего не понимаю! Сейчас пойму хоть. Вот. "В истории первоначального христианства имеются достойные внимания точки соприкосновения с современным рабочим движением. Как и последнее, христианство возникло как движение угнетенных..." Это Энгельс написал, это не я придумала. "И христианство, и рабочий социализм проповедуют грядущее избавление от рабства и нищеты; христианство ищет этого избавления в посмертной потусторонней жизни на небе, социализм же - в этом мире, в переустройстве общества". Так-то. А уж "нет ни обрезанного, ни необрезанного, ни эллина, ни иудея" - ну пролетарский интернационализм же, - Лиля уже кричала, на нее смотрел весь вагон.
  - Вы превратно поняли слова апостола Павла. Это о том, что не нужно больше соблюдать формальные ритуалы старой религии, чтобы спасти свою душу. Ваши частные вольные города торгашей и спекулянтов - утопия и грех. Все равно ты получишь то же самое государство, да! Следующий виток Мирового Духа - это отказ от денег в пользу свободы собственности. И вообще, Сэмюэл Джонсон говорил: "Проповедующая женщина похожа на собаку, идущую на задних лапах. Это выглядит нехорошо, но вы удивлены тем, что это вообще происходит", - сказал человек в черном.
  - Прекрасно, в качестве аргумента цитируем не в тему женоненавистника 18-го века, который начал карьеру в качестве жиголо. Не гнушался женскими деньгами так-то. Мне от злости аж покурить захотелось. А ведь ты мне сперва понравился, - сказала Лиля человеку в черном.
  - Какие образованные люди нынче пользуются услугами РЖД, - заметил Антон.
  - Больше нечем пользоваться. Госмонополия, черт ее дери, - сказала Лиля.
  - Вообще, во всем виноват Рим и действительно первые христиане, которые предали идеалы Христа и вернулись к иудейской традиции закона, собственности и прочего зла, - сказал пухлый и усатый, - я просто профессор литературы, извините, если не понятно.
  - Нет, Рим виноват в том, что предал идеалы республики, - стукнула кулаком по столу Лиля.
  - Ну, в империи такого размера уже никакой республики быть не могло, - сказал человек в черном.
  - Рим допустил тирана к власти и дал свободно распространиться христианству, с абсолютно дикой для античного мира идеей всеобщего равенства, - не слушала никого Лиля.
  - Чем плохо всеобщее равенство? - спросил Троцкий.
  - Тем, что люди - не ценны, не умны, не свободны просто по факту своего рождения, сколько ни пиши об этом на красных растяжках, - ответила Лиля, - свобода - это ценность, которая доступна человеку определенной культуры.
  - Опять пошел расизм, - сказала Женя.
  - Ой, завали уже. Человек на земле не рождается и никогда не рождался свободным. Спроси об этом гражданина Туркменистана. Повезло родиться свободным - защищай эту культуру, которая дала тебе свободу, объединяйся с тем, кто тоже готов ее защищать. Но людям в большинстве всегда это было слишком тяжело и неприятно, как Антону. И они придумали, что "нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос". А вот нет! Есть варвары. Еще как есть. И от них нужно защищаться.
  - Христос не был основателем христианства. Мария была, - сказала Женя.
  Лиля помолчала.
  - Страшно сказать, но мне вообще кажется, что главный урок Нового Завета - про прощение Иисусом распявших его - в реализации естественного права человека распять того, кто настойчиво желает ему добра. Потому что нет других способов отделить зерна от плевел. Утописты должны висеть на крестах, только так вы все можете доказать чистоту своих помыслов. Хоть в этом ваш N. пошел дальше вас. Отказывайтесь от собственности. Вперед. Питайтесь праной. Будьте как дети. Печатайте талоны на алкоголь и сами не бухайте. Не спите с незнакомцами. Считайте людей за дебилов. Стройте свое справедливое общество. Только к нам в вольный город не лезьте, когда туалетная бумага закончится.
  - Вы все и есть наивные дети. И вас, и этих подопытных будут использовать сильные мира сего, - сказал человек в черном.
  - Жень, а что это за странное кольцо у тебя? - спросил Антон.
  Безымянный палец ее правой руки окаймляло кольцо из сухой потемневшей кожи.
  - Это же не то, о чем я подумал? Ну, под памятником Дзержинскому...
  - Меня зовут Евгения. Со всеми вами будет разбираться официальное лицо.
  Человек в черном куда-то исчез.
  
  На станции Тоннельная, когда все вышли на перрон - кто покурить, кто погулять - их долго обратно не запускали в поезд. Все из ресторана были здесь, кроме человека в черном. Когда прошло уже минут тридцать, Антон подошел к проводнице, с которой он закрывал дверь в тамбуре во время урагана и спросил, что случилось.
  - Там в СВ какой-то высший чин ФСБ это... застрелился из наградного пистолета. Вроде как, неосторожно почесался им. Из его вагона никого не выпускают.
  - Но нас-то допрашивать не будут? Мы все время были в ресторане.
  - Все равно поедем мы очень нескоро.
  Антон с Лилей переглянулись.
  - Таксисты поездку до Новороссийска не берут, - сказала она, оторвавшись от телефона, - видимо, деньги в этих краях людям не нужны.
  - И что делать?
  Лиля отвела его в сторону.
  - Я тебе так скажу. Делай, как я говорю, если хочешь добраться до Беатрикса. За вещами не возвращаемся. Идем пешком как есть, пока тут все не оцепили. По дороге найдем такси или автобус.
  
  
  Глава 3
  
  Паром отплыл от Морвокзала вовремя. Пассажиры, все очень приличного вида, находились в состоянии душевного подъема. Когда они оказались далеко от берега, подали чай с вареньем, а Черное море забрало все тревоги, Лиля сказал Антону: "Кажется, прорвались. Фем-волонтерка не смогла ничего сделать. Так я и знала, что ручки коротки. Сволочь. Наконец я могу выговориться".
  - Ты вроде особо ничего в себе и не держала. Я еще все тебя пинал ногой, думал, нас прям там примут.
  - Да я не могу, когда несут хуйню, мне слова голову изнутри прям разрывают. Почему не держала? Я долго же держалась в начале. Знаешь, в чем проблема долбоебов? В том, что они считают себя в праве решать за других! У меня в этом поезде чуть мозги не лопнули. Сука! Человечество не может без государства! Долбоебина. Человечеству около двухсот тысяч лет. Первое государство, шумерское - шестое тысячелетие до нашей эры, причем оно на современные государства похоже ну вообще не было. Этим-то лет триста от силы. Но хорошо, возьмем шумеров. Сто девяносто четыре тысячи лет люди жили без всякого государства. Ишь! Придумали сказку для мудаков. Мария не рожала Христа? Это на каком вселенском соборе постановили? Я все пропустила. Ничего своего придумать не могут, надо переебать все готовое. В СССР было хорошо с правами женщин! А уж как хорошо владел искусством культуры отмены Берия. Ну сказка просто. Твари.
  Запретить вольные города они собрались? Да пусть только сунутся, коммуняки сраные, их тапками ссаными погонят. И вообще, у нас там свободное оружие будет.
  Кто-то запел, а остальные подхватили:
  
  Эх, яблочко, да ты моченое
  Едет батька Махно - знамя черное
  
  Пароход идет, круги кольцами
  Будем рыбу мы кормить комсомольцами
  
  Пароход идет мимо пристани
  Будем рыбу мы кормить коммунистами
  
  За каменными стенами вольного города Беатрикса шло строительство, но Антон все равно смог заключить, что еще никогда воочию не видел такого красивого места. Оно ему напомнило фотографии Флоренции, которые он видел в Инстаграме. Он мало где побывал за свою недолгую жизнь, а теперь уже и не побывает. От этой мысли ему стало не по себе, но он ее прогнал. Они прошли мимо закрытой на ремонт американской горки и огромной ямы.
  - Зачем она? - спросил Антон.
  - Не знаю. Может, еще не успели заделать?
  - Это для эксперимента Бараняна, - сказал кто-то.
  - А это что за очередь? - спросил Антон и показал на гигантское столпотворение людей у дальних ворот.
  Ему никто не ответил.
  
  В здании, которое в будущем станет то ли театром, то ли лекторием, Антона быстро нашли в базе, выдали ему браслет и запустили в зрительный зал, где сказали жать своего номера.
  - Добро пожаловать в Беатрикс. Меня зовут Диана Готуа, - обратилась ко всем присутствующим роскошная женщина с экрана, - я основала этот город. Сегодня мы проводим финальные собеседования для желающих жить в нашем городе и для кандидатов в участники эксперимента профессора Бараняна. Если вы получили золотой браслет, мы сочли сведения, полученные от вас достаточными, и вам не требуется собеседование. Добро пожаловать в Беатрикс.
  Видео прервалось объявлением "Кандидат номер 1174. Пройдите в комнату 15".
  ќќ- У тебя же золотой, - сказал Антон.
  - Да.
  - А чего ты здесь стоишь?
  - Не могу поверить, что все позади. Ну. Смотри, какая красота вокруг. Неужели ты откажешься от шанса пожить нормальной жизнью и уйдешь в какую-то там сеть?
  - Я не знаю, что мне во всей этой красоте делать. Я абсолютно бездарный и бесполезный человек.
  - Я сняла квартиру над "Сомнительным удовольствием". Видел бар у ворот, на возвышении? Заходи, если передумаешь, - сказала она, - а я пойду куплю себе 26-й Глок .
  - Не передумаю. Да и они за меня наверняка сразу возьмутся. Вряд ли найдется много людей, которые добровольно на такое готовы.
  
  В комнате, куда пригласили Антона, стоял сам профессор Баранян с томиком Овидия.
  - Антон Веселов? Здравствуйте, - сказал профессор.
  ќ- Где мне подписать? - спросил Антон.
  Под его ногами пробежал наглый гусь.
  - Вы знаете, что гуси, если они обеспечены идеальными условиями проживания, живут до 80 лет? - спросил профессор.
  - Нет, нет, не знал.
  - Почему люди их не заводят в качестве питомцев?
  - У меня был паук-птицеед.
  - И сколько он прожил?
  - Четыре года.
  - Вот! Я давно считаю, заведи гуся - и никогда не придется скорбеть по своему любимцу.
  Профессор подошел к окну, уставился на стройку, помолчал с минуту.
  - Римляне почитали домашних гусей, они жили при храме Юноны, покровительнице брака и материнства. Гусыни непрерывно высиживают яйца, вот в чем дело. Гуси и спасли Рим, когда Республика была еще молода. Когда Бренн со своим кельтским или, как его называли сами римляне, галльским войском, попытался под покровом ночи проникнуть в Капитолий, последний оплот разграбленного города, именно гуси из храма Юноны подняли гогот и разбудили стражу. Вот так. А персонаж Рабле гусятами подтирался, помните? Как непочтительно! В тринадцатой главе "Гаргантюа".
  Антон кивнул, но вообще-то он Рабле не читал.
  - Ну, хорошего вам дня, - профессор пожал ему руку.
  Антон вышел в коридор и понял, что ему не только не задали никаких вопросов по существу, но и не сообщили решение по его делу. Антон попытался вломиться обратно в кабинет, но дверь уже была заперта. Неужели он прокололся на гусятах?
  
  В баре "Сомнительное удовольствие" играла песня "Tiger Feet", у музыкального автомата лихо выкаблучивала парочка.
  - И что, я проделал весь этот путь только для того, чтобы передо мной дверь захлопнули? Вы рубли, кстати, принимаете? - спросил Антон.
  - Мы все принимаем, - ответил бармен.
  - Да много ли найдется людей, готовых предоставить свое тело для эксперимента?
  - Видел очередь у восточных ворот? Это все коммунисты. Пришли без записи и стоят. Чего стоят? - сказал бармен.
  - И они все хотят переместиться в сеть что ли?
  - Хотят. Ебанутым с добрым утром.
  - Мне конец.
  - Это к лучшему. Езжай домой, мужик.
  - Мне нужно было попасть на этот эксперимент, понимаешь? Я все бросил, назад пути нет. Знаешь Лилю?
   - Нет.
  - Писательница. А, это ж не ее настоящее имя. Я не знаю ее настоящего имени. Она снимает тут квартиру наверху. Высокая. Дождусь ее и посоветуюсь. Она резидент Беатрикса. Может, выяснит, в чем дело.
  - А чем ты раньше занимался?
  - Я был блюзовым музыкантом. Пел, в группе на гитаре играл. В начале двухтысячных это даже деньги какие-то приносило. Ну, жить можно было. Но так-то, какой в России блюз? Баловство все это.
  - И зачем же в эзотерический коммунизм? Может, ты озлобился, что твое творчество не приняли?
  - Да я бросил это дело давно. Все совпало: кризис восьмого года, народ перестал ходить, а потом я и женился. Значит, не так уж сильно мне оно было надо, да? Преподавать мне не понравилось. Терпения нет. По музыке я знал мужика, у которого прокат звукового оборудования. Ну я сначала просто там аппарат таскал, потом стал и ремонтом заниматься, я с техникой дружу. Потом и по делам помогать. Все делал, короче.
  - Хочешь, я тебе дам у себя в баре поиграть? Тут люди-то нормальные. Я думаю, они будут слушать, если хорошо играешь.
  Антон посмотрел в окно и увидел человека в черном, который, явно привычным движением приложив пальцы к сканеру, входил в боковую дверь того здания, где состоялась эта нелепая пародия на собеседование.
  - Эй! Это он! Вон там! Он был в поезде! Он отсюда! Он им что-то сказал про меня!
  Бармен пожал плечами.
  Антон выбежал на улицу и бросился к тому входу. Закрыто. Он ворвался в здание через главный вход. Скоро он снова оказался в коридоре и начал стучать в каждую дверь. Через минуту его подхватили под руки два крепких охранника и отвели в одну из комнат. Он сразу узнал невероятно красивую женщину, затянутую в костюм из черной кожи, которая подняла глаза от монитора компьютера и внимательно на него посмотрела.
  - Что-то случилось? - спросила Диана Готуа.
  - Произошло недоразумение. Меня зовут Антон Веселов. Я приехал из Совхоза Селезневский, чтобы отдать себя для эксперимента, потому что я понял, что всегда хотел, чтобы другие люди распоряжались моей жизнью, только чтобы это были люди разумные. Такие, как тут. Черный! Мужчина в черном. Он был в поезде. Я там что-то наговорил по синей дыне. Это все не важно. Мало ли что я наговорил! Ваш черный меня провоцировал. Он всех провоцировал. А теперь профессор Баранян не взял меня в свой эксперимент. Этот черный - ваш шпион?
  - Я не занимаюсь экспериментом Бараняна. Это вообще происходит на территории за периметром города. Земля моя, но она сдана в аренду, пока мы не начнем расширяться. Человек в черном, как вы называете его, действительно детектив, но он работает не только на меня. И потом, этот эксперимент - для коммунистов. Вы коммунист?
  - Я сказал в поезде, что нет, но... - Антон рухнул в кресло. - Я не знаю, что с собой делать. Я не могу жить в обычном мире.
  - Понимаю. Я тоже.
  - Понимаете? Тогда вы знаете, что я не могу отсюда уехать. Не могу обратно.
  - Заполняйте анкету, если согласны с нашим образом жизни, оплачивайте наши услуги, и мы будем рады вам.
  - Но денег нет! Понимаете, у меня зарабатывала жена. Потом она захотела, чтобы я был мужиком. Простите, я не знаю, зачем я это рассказываю. Я должен остаться здесь. Здесь так хорошо.
  Диана Готуа посмотрела на него уже теплее.
  - Господин Веселов, вы, кажется, не до конца понимаете, что это за место.
  - Нет, я понимаю, понимаю, что это платно, что это место для деятельных, для успешных. Есть хоть какой-то способ оставить меня здесь? Я дружу с техникой. Я много чего умею. И мне много не надо. Буду хоть вон в той яме спать и делать все, что вы мне говорите. Я слышал, у вас тут есть рабство. Я могу продать себя в рабство?
  - Это все слухи. Отчасти, мы их сами и поддерживаем, чтобы отсечь лишние заявки. Рабства у нас тут нет, Антон. Но правда в том, что даже человеку, который ничего не имеет, кроме огромного желания вести тот образ жизни, который мы тут собираемся вести, мне есть что предложить. Я могу полностью взять на себя твое пребывание здесь, даже поселить тебя в своем доме. Мне как раз очень пригодился бы человек твоего склада. Если ты, конечно, заинтересован заключить договор лично со мной. Но учти, я буду требовать полной покорности. Это можно, конечно, назвать и рабством.
  
  Диана подошла к шкафу и достала оттуда хлыст. Антон встал на колени.
  
  На следующее утро рядом с ямой обнаружили женские кроссовки Balenciaga.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"