Аннотация: Небольшая юмористическая зарисовка из советской действительности
ИЗВИНИЛСЯ
1
- Саня, Саня! Иди сюда, скорее! Тссс... - полушепотом, переходящим в приглушенный крик, заметив, наконец, меня, позвал директор.
Я уже с минуту наблюдал за его странными действиями.
Небольшого росточка, худощавый, он лицом и крестьянскими какими-то качествами, напоминал мне героев В. Шукшина.
На данный момент его поведение абсолютно не соответствовало должности директора, пусть и захудалого, но все же производства.
Как я догадался, руководитель обходил свою подопечную территорию и, зайдя в неширокий проход между забором и длинной стеной складского помещения, узрел нечто необычное.
Склад, построенный еще в незапамятные времена на манер станционного пакгауза, имел несколько небольших узких окошек, расположенных высоко над землей. Забранные грубо сваренными решетками, эти окна никогда не открывались и не мылись, похоже, со дня их установки, обретя практически сто процентную отражательную способность.
Василий Кондратьевич, так звали директора, в суетливой безнадежности метался под ними, слабо подпрыгивал и, наверное, в мыслях проклинал свою хозяйственность, благодаря которой со двора был убран весь хлам, и найти что-либо подходящее для подставки, было делом бесполезным.
- Саня, там у тебя где-то лесенка была, тащи скорее, щас посмотрим!
- Что, посмотрим, - не понял я, - и вообще, в чем дело?
- Слышь, там Анька, с каким-то мужичком заперлась, кажется...
- Погоди, шеф, так кажется или заперлась? - Попытался уточнить я.
- Не знаю! Но, вот, видишь, замок навесной снят, а дверь изнутри закрыта!
Я мимо ее кабинета проходил недавно, и, смотрю, у нее какой-то парень сидит, а сейчас там никого нет, и замка нет, значит, здесь они! - И он опять лихорадочно завертелся на месте.
- Ну, допустим, там она. Принесу я лестницу и что дальше? В складе темно как в заднице, стекла мутные, что моя судьба, чего ты там увидишь? - Выдвинул я свои резоны, стараясь хоть как-то охладить его воображение.
- М-да, пожалуй, ты прав, - проворчал директор, - но надо же чего-то делать!
- Ой, да чего делать, даже если и подперло им, то зачем кайф ломать, налюбятся, сами вылезут, - продолжал я гнуть свою линию.
- Ты что?! - Возмутился шеф, - На работе, в рабочее время, как можно!
Стой, слушай, я придумал: карауль здесь у двери, а я пойду в раскройный цех, там окно выдачи материала я с него сюда залезу, оно из цеха закрывается! - И, не успел я возразить, как Василий Кондратьевич, бодрой трусцой побежал прочь.
- Да, - усмехнулся я, глядя ему вслед, - нашелся, страж морали. В том и дело, что Анка, весьма свободная в отношениях с мужчинами, совершенно игнорировала все знаки внимания, выказываемые шефом.
Как-то, в приватном разговоре с ней я вскользь поинтересовался причиной такого небрежения:
- А, не люблю шибздиков, они, как кролики: поерзают шустренько, и соскочат, даже понять ничего не успеешь! - Небрежно заметила она.
Немного постояв на вверенном мне посту, я усмехнулся и не спеша, побрел к себе в цех.
Мне действительно было глубоко безразлично, с кем там наша кладовщица и чем она занимается. Даже, если бы они сейчас выскочили из дверей склада, то я бы их в упор не увидел!
Шеф злопамятный и мстительный, что хорек. Разобиженный Анкиным невниманием, он запросто может раздуть с этого, в общем-то, пустякового эпизода, такое кадило, и быть в этом соучастником мне совершенно не льстило.
Однако, проходя мимо больших и светлых окон раскройного цеха, я заметил в нем необычное скопление народа и решил выяснить причину.
Директор, распекал Анку, за то, что она не повесила замок на дверь склада и вылезла в цех через окно выдачи материала. Та, со слезами на глазах, доказывала, что нечаянно обнаружила недостачу пары отрезов и потребовала у начальницы цеха произвести сверку полученного товара, чем они и занимались.
Разумеется, что Василий Кондратьевич давно все понял, но раздасованный неудачной охотой, продолжал придираться и сам уже не знал, как завершить этот инцидент, не "потеряв лица".
Неизвестно, чем бы все это закончилось, но в цех, за готовым кроем, прикатили тележку две работницы швейного цеха. Увидев директора, они в один голос заявили, что у них в цеху бродит вдрызг пьяный недавно принятый наладчик оборудования и мешает всем работать.
Шеф, явно обрадовавшийся перемене тематики, махнул Анке рукой:
- Ладно, молодец, продолжайте работать, - и, позвав меня, устремился к выходу, оставив последнюю в полном недоумении.
2
Швейный цех. Над полусотней швейных машинок, различного класса и назначения, согнулись швеи. До виртуозности отточенные и выверенные движения: поворот заготовки, нажатие на педаль и полотно стремительной лентой вылетает из под лапки, под пулеметный треск иглы. Еще поворот - треск, еще - треск. Стоп, реверс, резкий рывок обрыва нитки, деталь готова, - следующая!
Через неплотно прикрытые шторы во многих местах яркими тонкими стенками проникает солнечный свет, в котором хаотично перемещаются мириады мельчайших пылинок истерзанной мануфактуры.
В глубине цеха, в явной дисгармонии с общей рабочей обстановкой, мотылялась тощая, высушенная алкоголем до кондиции воблы, готовой к употреблению, фигура наладчика швейного оборудования, Сан - Саныча.
Шел к своей середине уже четвертый день его пребывания на данной должности, и по всему было видно, что обет трезвости, клятвенно данный им при
приемке на работу, был безнадежно и основательно разрушен.
Довольно широкий проход между промстолами вверенного Сан-Санычу хозяйства, был ему явно тесен, а расстояние между ними значительно превышало его способность к прямохождению. Поэтому, оттолкнувшись от края одного стола, края другого, он достигал уже в падении.
Директор вопросительно посмотрел на меня:
- Что это? - Произнес он, не столько спросив о сути события, сколько подразумевая наши ответные действия.
Я пожал плечами:
- Похоже, наш наладчик действительно неработоспособен, надо отстранить от работы и отправить домой.
Судя по его состоянию, на нашем транспорте, поскольку пока он не окажется дома, мы несем ответственность за все, что может с ним произойти, - добавил я, любуясь его очередным финтом, во время исполнения которого он чуть не раскроил себе голову об угол стола.
Мы быстро подошли к Сан-Санычу, и я крепко ухватил его за ворот рубахи, предупредив, очередной нырок.
Конечно, случись такая встреча где-либо вне цеха, мы бы просто затолкали его в наш автобус и отправили домой.
Но здесь, за действиями директора наблюдало не менее сотни любопытных глаз, все машины и даже вентиляторы разом выключились, и установилась такая тишина, что стало слышно потрескивание остывающих фрикционов.
Почувствовав столь многочисленное внимание, Василий Кондратьевич не смог удержаться, что бы не провести экспромтом воспитательное мероприятие.
Он приподнял опущенную, как у Христа на распятии, голову незадачливого работника за подбородок и, пытаясь поймать его взор, грозно вопросил:
- Сан-Саныч, да ты никак пьян!
Тот мутными глазами уставился на начальника, стараясь вникнуть в ситуацию, потом все же сообразил, кто перед ним и пробурчал:
- Кондратич, чуть-чуть...
- Но ты же обещал, что пить не будешь! - Возмутился директор, распаляясь еще и оттого, что не переносил, когда его называли только по отчеству.
- Ну, обещал... Не выдержал, душа затребовала... А ты не пьешь? - Вдруг заявил он.
Директор несколько смутился, поскольку его пьяные оргии в здании управления, пусть и после работы, но были довольно частыми, и он понимал, что слухи о них вполне могли стать достоянием общественности.
Поэтому он решил прекратить акцию и сказал, обращаясь ко мне:
- Александр Георгиевич, напишите приказ о его отстранении от работы и отправьте домой. Завтра решим, что с ним делать. А Сан-Санычу добавил:
- Так, домой, Сан-Саныч, домой. Да, а с кем ты пил?
- С тобой! Или забыл? - Переспросил тот, уставившись на него исподлобья.
Василий Кондратьевич окончательно смутился и заторопился:
- Ладно, ладно, убирай его отсюда, пусть проспится.
- Уу, козел! - Злобно выкрикнул Сан-Саныч, прежде, чем я успел вытолкать его за дверь.
3
Раннее летнее утро. Никому не хочется заходить в кабинеты, и все руководство проводит своего рода "летучку", стоя в тени огромных тополей перед зданием управления.
Рабочий день еще не начался, и мимо нас проходят почти все работники комбината.
Вот на горизонте появилась и фигура Сан-Саныча. Он идет, угрюмо уставившись под ноги, слегка покосился на нас и пробормотал приветствие. Главный механик, Иван Павлович, который уже во всех деталях знал о событиях вчерашнего дня, окликнул его, и они вместе пошли в цех.
Иван Павлович:
- Сан-Саныч, ты хоть помнишь, что вчера было?
- Да, хрен его знает, нажрался, кажись...
- Ну, нажрался, это еще пол беды, ты директора оскорбил...
- Да ты что?! Это действительно беда! А что теперь делать?
- Ну, я с ним потолковал, зла он на тебя не держит, понимает, что по-пьяни чего не ляпнешь. Ты как переоденешься, подойди к нему, и извинись, да больше так не делай, хорошо?
- Ой, спасибо тебе Палыч, я сейчас, я мигом, - и он скорым шагом отправился в раздевалку.
Надо сказать, что переодевался наш герой вместе с шоферами. Как водится на любом предприятии подобного уровня, все машины были старенькие и две - три из них всегда стояли в ремонте. Трезвый водитель на ремонте, это нонсенс, поэтому, увидев похмельную рожу новоявленного наладчика, который, сокрушенно вздыхая, дрожащей ногой с третьего раза попал таки в штанину, мигом пропитались сочувствием и поинтересовались причиной его уныния.
- Да, набухался, говорят, вчера. Вроде, Кондратича облаял, теперь вот извиниться надо, а внутри все дрожит и страшно ему на глаза появляться...
Ребята переглянулись и один из них, подмигнув напарнику, посоветовал:
Минут через сорок, мы все еще стояли под тополем, обсуждая очередной производственный вопрос, на дороге ведущей из гаража, появился Сан-Саныч.
Прямой, как палка, сжав кулаки, всеми силами стараясь держать прямое направление, он почти парадным маршем направился к нам.
Отчаянно дымя прилипшей к губам папиросой (ребята дали, чтобы перегар заглушить), Сан-Саныч, предусмотрительно соблюдая солидную дистанцию, рявкнул издалека:
- Кондратич! Я, слышал, что вчера нехорошо себя вел!
- Да, было дело, - настороженно подтвердил директор, досадливо морщась за "Кондратича".
- Так, ты, того, прости меня мерзавца! Так уж получилось, бл... бл... в общем, гадом буду, больше не повторится!
Русский крестьянин, коим по сути своей был и остался Василий Кондратьевич, отходчив, особенно когда слегка льстят его самолюбию, поэтому, стараясь сдержать самодовольную улыбку, добродушно ответил:
- Да, ладно, чего там, бывает. Иди, работай и больше не напивайся.
Сан-Саныч облегченно вздохнул и повернулся к цеху.
- Только козлом ты меня, конечно, зря обозвал, - уже в спину ему добавил директор.
Наладчика как током ударило: он замер на месте, потом медленно повернулся к шефу, глаза его загорелись пьяным упорством, он набычился и четко так возразил:
- Нет. Почему же, зря? А кто ты есть? Козел ты и есть!
И, гордо задрав голову, пошел прочь.
Последовала немая, не хуже, чем в "Ревизоре" сцена.
Смеяться неудобно, но не смеяться было невозможно, поэтому не успел директор обернуться, как рядом никого уже не было, мы разбежались кто, куда задыхаясь от приступов гомерического хохота.
Трудовую книжку Сан-Санычу директор отвез самолично, запись в ней гласила: