Покинул мою Маленькую хижину, Посмотрел вокруг И увидел всё то же - Грядёт тёмная осень.
Рёдзэн-Хоси
Поднявшись по пяти металлическим ступенькам, Нэко оказался в переулке. Дождь закончился, через прореху в облаках была видна Сансара, по-другому - просто Кольцо. Тонкая серебрящаяся полоса, перечёркивающая небо. Он был там однажды. Помнил довольно долгий подъём на орбитальном лифте и чувство, когда что-то невидимое сжимает желудок. Стенки лифта, созданные из какой-то хитрой керамики, абсолютно прозрачны, шахта тоже. Нэко сжал поручень и часто дышал, закрыв глаза. Сила притяжения постепенно спадала...
... микрочип ему передал - весь в сером - улыбчивый человек, японец. Он глядел на Нэко снизу вверх. А над ними, у самой оси эклиптики сияли миниатюрные солнца, разбегались в стороны серебряные лучи.
- Впечатлены, Александр? - спросил мистер Грей. - Сансара - наше детище, но оно иногда пугает нас самих.
Нэко искал взглядом полоску горизонта, но её не было, и взгляд упирался в зелень, во все эти леса и парки, прореженные каплями водоёмов и сетью каналов, миниатюрные кубики зданий, взмывающие вверх, к самой оси, захлёстывающиеся там, в вышине, за край, опрокидывающиеся. Это словно помутнение. И Нэко, напрягшись, ждал, как какое-нибудь из этих озёр выплеснется.
- Да... - выдавил он, дышать здесь было очень легко, и голова кружилась. Но после невесомости, выворачивающей нутро, это было локальным почти-что-счастьем.
- Многие, - сказал серый господин, смешно коверкая русский, - утверждали - такая конструкция вообще не может существовать, она нестабильна. Но они все там, внизу, а где мы?
- Да, - сказал Нэко, усаживаясь на деревянную скамейку.
- И знаете, Александр, зачем нам это? Ну, вам-то я могу сказать, вы друг, - японец распалялся всё больше. Очевидно, слушателей у него давно не было. - Там, внизу, весь этот греховный мир, вы ведь согласны - именно такой, он пожрёт себя, и очень скоро. Эпидемии, войны, наркотики... Ну вы знаете, хо-хо. И когда он начнёт себя сжирать - мы откроем лифты! Представляете - новое общество, здесь, новая мораль и этика. Более гуманн-на...
Японец окончательно перешёл на родной язык. Потом, спохватившись, извинился.
- Но зачем это вам? Вы планируете брать мзду с этих "грешников"?
- Конечно. Мы не альтруисты, Нэко. Где был остальной мир, когда Токио исчез под землёй? Где они были, когда мы строили подземные колодцы, все эти муравейники, в тесноте и голоде. И там под землёй мы взрастили, понимаете, нашу мечту. Её чертежи.
Власть, Нэко, власть и слава - вот зачем стоит жить. Для вас, Александр, с супругой это, конечно же, будет совершенно бесплатно, мы с радостью выделим вам отдельную секцию, да и работа найдётся. Я, кстати, слышал, что у вас планируется небольшое пополнение. Примите мои искренние поздравления. Думаю, наше взаимное сотрудничество...
- К делу, - фыркнул Нэко.
- Простите, - японец смущённо поклонился, - Вы отлично работаете, Александр, просто замечательно, настоящий мастер. Я это говорю не с целью польстить, это правда, иначе я бы вас сюда не пригласил. Вот!
В его ловких руках, будто прямо из этого орбитального воздуха появился маленький пластиковый футляр. Вроде тех, в которых ещё носят разные побрякушки, подумал Нэко и моргнул. Коробочка не исчезла.
- Москва. Новая Бронная 10. Вас будут ждать.
- Что это?
- Вообще-то, будь на вашем месте кто-то другой, я бы сказал - "не ваше дело", - японец улыбнулся, - Но вам я с радостью расскажу. Фактически, Нэко, вы уж простите мою невольную фамильярность, это суперкомпьютер. Конечно, только основная его часть.
Он сделал лёгкое движение, и коробочка открылась: внутри на гладком белом покрытии чуть заметно посверкивал, похожий на соляной, кристаллик.
- Хм, - вздохнул Нэко.
Коробочка закрылась, и он осторожно принял её.
- Я очень на вас надеюсь, господин Коротков. Эта вещица должна попасть куда следует, но, понимаете сами, не туда, куда не следует...
Поднявшись, Саша кивнул.
- Удачи, мистер Грей.
- Мы переведём деньги через двое суток после того, как вы его доставите. И помните, постарайтесь быть в числе первых, когда мы откроем лифты.
- Что, уже скоро? - Нэко напустил на лицо сдержанную ухмылку.
- Очень даже, - улыбнулся японец, - Я бы вас проводил, но, к сожалению, совсем не переношу невесомости. Чуть к праотцам не отправился, когда покидал Хоккайдо на этом дьявольском лифте.
Он ещё раз поклонился и серым пятном исчез в зарослях. Нэко отлично понимал японца, и это его немного пугало. Мысли, что ему придётся подниматься сюда с Лизой и Кларой (они уже решили назвать малышку именно Кларой), Саша старался гнать прочь.
***
Выбравшись из переулка, он вспомнил, как два года назад точно так же вышел на Бронную. Микрочип, штуковина из коробочки, была благополучно доставлена щетинистому человеку в посеревшем лабораторном халате. Он пустил Нэко в квартиру - "заходите, заходите" - и проводил по длинному и замысловатому коридору на кухню. Похоже, раньше это была коммуналка. Под ногами шебуршала пыль. Нэко уныло думал - сколько её, должно быть, оседает в тапочках щетинистого. Это место - словно провал во времени, продолжил он мысль.
- Присаживайтесь, - и курьер уселся на ветхую табуретку перед застеленным красной в белую клетку клеёнкой столом, закинув ногу на ногу. Хозяин возбуждённо сверкал глазами, нависая над ним. Нэко устало расшнуровал ботинок и, под непонимающим взглядом человека, стал вытряхивать содержимое на стол.
- Как?... вы? Это же...?
Среди нескольких обычных песчинок и пылинок сверкал микрокомпьютер.
***
Чаша московского небосклона с самого утра наливалась свинцом. За облаками ворочалось тяжёлое, неповоротливое нечто, и словно бы никак могло проснуться. Дождь всё-таки пошёл. Около двенадцати. Нэко очнулся на смятой простыне - серая хмарь, пробивающаяся из-за штор, создавала впечатление, что ночь так и не кончилась, что она всё никак не желает впускать день. Да и вообще - город этот никакого дня не заслуживает. Лизы не было. Нэко вспомнил, они с дочкой два дня как "в делевне".
Он долго пил воду, набирая стакан под кухонным краном. Всё набирая и набирая, словно это занятие было ритуалом. Хлорированная вода на вкус была вполне московской и гармонировала со свинцом за окнами.
"Хватит, - подумал он. - Вот сегодня последний раз, и хватит".
Прижавшись лбом к дрожащему под ветром слою стекла, он выглянул на проспект: словно кто-то разбросал осколки зеркал, и всё дорожное полотно - сплошное отражение.
***
Поднявшись пятью ступеньками, Нэко покинул "Подземку". Обитая жестью дверь под тёмной надписью со скрипом захлопнулась. Дождь прекратился, а в облаках была видна Сансара. Неоновый росчерк среди туч. Нэко постоял, втягивая сигарету, и двинул из переулка, вздрагивая от холода и кутаясь в пиджак. Корочка льда похрустывала под ногами, октябрьская хмурая ночь уже овладела улицами, по-прежнему оживлёнными...
...когда телевизор впервые показал кляксу эпидемии - спрута, разрастающегося из центра города, Нэко отправил Лизу с дочкой подальше. С тех самых пор, как повстречался в своём же подъезде с заражённым: маслянистые глаза и нервные руки, подёргивающаяся щека. "Брат, дай де-денег", - сказал он тихо и так по-доброму, что Нэко взлетел на десятый этаж по заплёванной тёмной лестнице меньше чем за полминуты. Он выкурил на лестничной площадке полпачки, вслушиваясь в доносящиеся снизу звуки: не проскользнёт ли шелест волочащихся ног и скрип тяжёлого дыхания.
Тёмные отростки оплетали трёхмерную панораму города. "Началось", подумал он, застыв, сгорбившись, перед телеэкраном. За окном, видимая даже сквозь световой шум, повисла голубя дуга...
...поток вынес Нэко на платформу, вытолкнув из пневматических дверей белого пластика. Толпа дробилась, вытекая наверх, и застывала, стопорясь, у контрольно-пропускных пунктов.
- Наркотики? - устало вопрошал рядовой. Нэко ещё не привык к их общеевропейской форме со всеми этими рюшечками и заклёпками. Четыре потока медленно текли вон. Кого-то обыскивали, лаяла чёрная, будто ваксой облепленная, ищейка. Глаза её были маслянисты, как у того бедняги. Нэко, конечно, не видел, но вполне представлял.
- Наркотики? - спросил голубоглазый в форме, чуть придерживая на боку дубинку-парализатор.
- Да, - Нэко чуть кивнул. Он сказал это тихо, но несколько голов сразу же повернулись локаторами.
- Товарищ сержан!... - не спуская глаз с Нэко, выпалил голубоглазый.
Товарищ сержант и сам уже спешил сюда, на ходу дёргая кобуру. Вокруг туши его, с трудом влезшей в новую форму, словно вакуумный пузырь - пустое пространство, обтекаемое людьми.
- Ну, - выдохнул он из покатой груди, - Что тут?
- Вот... Говорит, у него есть...
- Так. Нэко, это же ты? Сколько лет. Что это у тебя там, в карманце? Как обычно? Отойдём. Ты, - он ткнул пальцем в рядового, - на пост!
Они отошли к стене, где пару минут назад обыскивали какого-то беднягу. Нэко осторожно вытащил пакетик. Обёрнутые полиэтиленом, голубые капсулы слабо поблёскивали в тусклом свете.
- Лизергин. Десять штук. Справку показать?
- Ну, покажи, - протянул сержант, - чего уж там.
Запаянный в пластик листок Нэко извлёк из внутреннего кармана пиджака. Передал сержанту.
- Так... остаточная шизофрения... последний осмотр, интенсивность..., так, так, - бурчал он, - Ну ладно.
Почесав подбородок с уже намечающейся щетиной, протянул курьеру капсулы и листок.
- Вы свободны. От лица полиции приношу извинения. Работа такая. Эпидемия эта ещё, мать её. Говорят... - он наклонился чуть вперёд, - говорят, вызвана какой-то там наркотой, мать её. Срань, правда ведь?
- Да, ужас, - Нэко протянул руку, - Ну до встречи, сержант. Рад был видеть.
Курьер толкнул тяжёлые створки, и вместе со вновь сливающимся из четырёх в один людским потоком выбрался на улицу. Впереди нечётко маячил травянистого цвета рекламный плакат: ""...в зелёных плакали и пели..." - русское худло на страже природы. Объединённый митинг WTF".
"Скоро", - подумал Нэко.
***
- Коротков, ну не юлите, смотре-еть противно-о, - следователь привычно, уже как-то по инерции, наверное, давил своё южное "о".
- Не юлю, господин следователь. Сам ведь к вам пришёл, вот и говорите прямо - что нужно?
- Да ты шо, сам пришо-ол! - следователь картинно вздёрнул руки в прокуренный воздух кабинета, отчего табельная кобура неуклюже выскочила у него из под подмышки.
- Пришёл, - господин следователь ткнул полускуренной сигаретой в сторону Нэко, пепельный кончик, оторвавшись, опустился на лакированную поверхность столешницы. - Нет, ты погляди! По повестке и пришёл!
- Я закурю? - Нэко потянул было руку в карман, скорее для поддержания беседы. Ответ был ясен.
- А вот хрен тебе! - выплюнул господин следователь, лицо его, круглое и излучающее какой-то внутренний свет, ("ну просто живая аллюзия на колобка", - думал Нэко) лицо разгладилось в довольной улыбке, а морщины, обступившие глаза, исчезли.
- Здесь курить могу только я. Знаешь почему? Потому что следователь здесь я, а ты, да ты, ты - сраный курьер. И ты, и я это знаем.
- Господин следователь, я - больной человек, а вы присылаете мне вашу повестку, и я еду к вам, через весь город почти, замечу, чтобы вы рассказали мне эти сказки? Нет, давайте пойдём дальше вашей логикой - получается, что все шизофреники, ну почти все, благополучно получающие лекарства, они курьеры, так?
Следователь сжал догоревшую уже до фильтра сигарету, потом брезгливо, будто насекомое, отшвырнул её куда-то под стол.
- Не юли...
Он закурил ещё одну, долго смотрел за окно на бледно-серый осенний пейзаж: какую-то шершавую стену и край улицы.
- Ты же видишь, - уже развернувшись к столу, - Ты всё видишь. Раньше из центра только наркота шла, теперь вот это говно. Сегодня поутру человек пятнадцать наловили - глаза на свет не реагируют почти, только ходят, дозу просят... Другие просто мычат. Сдали их, к чертям собачьим, в лабораторию.
Он затянулся, а Нэко смотрел на оранжевый кончик сигареты, как почти неслышно пожирает он бумагу и никотиновую стружку. Хотел спросить "и что?", но это не понадобилось.
- Нет, понимаешь ты, это уже не какое-то там ЧП-расчепе. Это война, бактериологическая... да хрен знает какая. Никто не объявлял, но это же видно. Он указал вверх, в засиженный мухами, весь в трещинках, потолок.
- Лабораторию, понимаешь ты, целую создали, этих изучать. Сформировали команду спецов, мать их, все дела.
- Я здесь при чём, господин следователь? - Нэко особенно выделил "господин", но собеседник не заметил.
- Всадить бы тебе пулю, вот сюда, - он ткнул в центр необъятного своего лба, - коль не хочешь с нами работать. Тебе, ну и всем вам. Уроды.
Он выплюнул очередной окурок.
- Ты же был у них, - он снова ткнул вверх, - два года назад, Коротков. Сашенька. И началась вся эта байда, спецы то уже накопали, примерно тогда же. Пару месяцев спустя. Не ты один, впрочем, поднимался. Неофициально, тайно почти что, так сказать. Ничем не хочешь поделиться по этому поводу? Учти, госбез... тьфу, общебез вами уже занимается, всеми. Да, шаражка это не быстрая, не то, что раньше, но скоро всё, что надо, они откопают.
Он устало опустился в скрипнувшее зелёное кресло.
- Я свободен?
- Иди, - выдавил следователь, - но с подпиской.
***
Клара рисовала солнышко, раз за разом, все три летних месяца. Неумелое, неровное, оранжевое. Теперь же эти рисунки висят по всем стенам, а за окном - середина осени. Ни то, ни сё. Нэко всегда воспринимал осень как переход от лета к зиме, а весну - наоборот. Только весна - переход приятный, а осень - не очень. "Какое мне дело?" - подумал Нэко, упёршись лбом в подрагивающее стекло. Эпидемия началась не только в Москве, и какая разница - была ли та штука действительно микрочипом? Я, не я, а если не я, то кто-то ещё.
Блестящий слой влаги там, на полотне асфальта, делил мир надвое. Суетливые чёрточки прохожих обрели столь же суетливых двойников. Это всегда завораживало курьера, он запросто мог стоять так несколько часов кряду. Ни о чём не думать, глядя на улицу, совсем просто. Мозг занимают образы и фантомные двойники, порождённые водой, разум отступает перед этим движением, древним и хаотичным, одновременно - слаженным, оживляющим бег времени.
Сгущался час волка, и вытянутые, узловатые тени проникали внутрь комнаты. Постепенно погасли, хоть и не все, огни в монолитах домов.
***
- Просим вас не покидать ... без крайней... имости, ... до... в течение...
С кухни доносилось шкворчание сковороды и нечёткий говор телеэфира. "Вернулись", подумал Нэко. Между тем, в дверь позвонили, ненавязчиво, но слышно, и сомнений - "померещилось" - совсем нет.
- Саш, открой. Ты проснулся?
Натянув штаны, Нэко поплёлся в холл, к металлической двери. За ней оказалась странная парочка - бритый здоровяк, смущённо ссутулившийся, и ещё один - маленький, с длинными сальными, как старый парик, волосами.
- Здравствуйте, - сказал волосатый, - Мы пришли рассказать вам о Боге.
Нэко зевнул.
- Вы ведь видите - сейчас самое время, и Царствие Его уже не за горами.
- Ну и?
- Бог вас любит!
- Я в курсе.
- Отлично, - волосатый просветлел, а улыбка его расползлась ещё более, - Отдай ему это.
И здоровяк передал Нэко бумажку, которую до этого смущённо теребил в руках.
- Это наша листовка, там всё сказано. Но главное вы уже знаете. Грядёт суд Его!
- Успехов, - Саша хлопнул дверью.
- Кто это был? - спросила Лиза, она пахла хвоей и немного - дымом. Или чудилось это.
- Так, никто, совсем-совсем никто, - сказал Нэко, обнимая её за талию.
- Клару разбудим, - неуверенно пробормотала Лиза. А за окном, неуверенный, опускался ранне-октябрьский снег.
***
Машина пришла следующим утром: чёрный государственный контур материализовался в кисельном тумане двора, когда Нэко курил у мусоропровода. Через грязное оконце увидел он - две фигуры отделяются от джипа, одна же остаётся рядом, закуривает. Внизу хлопает железно дверь, почти сразу наверху лязгает - трос тянет кабину лифта. Клара и Лиза ещё спят - заснули они только под утро, а до этого не смыкали глаз - за окном то и дело раздавались хлопки и какие-то выкрики, возня. Задёрнув шторы, они, втроём, сидели на диване почти до самого утра, слушая невнятные обрывки экстренных новостей: спрут, коричневая клякса, разрастается теперь неимоверно быстро, вирус вошёл в какую-то новую стадию и теперь, бла-бла, передаётся почти что воздушно-капельным путём.
Нэко так и не заснул - а утром и смысла не было, чувствовал - придут. Двери лифта разъехались, пропуская этих двоих незапоминающейся внешности.
- Коротков? - поинтересовался первый, второй остановился чуть позади.
Нэко кивнул.
- Пройдёмте с нами, вот ордер, - и первый опустил руку куда-то за полу чёрного пиджака, но бумагу так и не достал, потому что снаружи, усиленный стенами домов, прозвучал выстрел. А вернее - пара, сделанных подряд, звучащих почти как один.
Нэко успел разглядеть третьего агента, застывшего в стрелковой стойке, и несколько тёмных фигур, пересекающих двор. Оттолкнув Нэко, первый в штатском дёрнул створку окна, сорвав шквал пыли, опилок и мусора, выдернул её почти с мясом, и сунул было в проём невесть как выхваченный вместо ордера пистолет. Смекнув, что толку будет мало, ломанулся лестницей вниз, вслед за вторым, проскакавшим, похоже, уже несколько этажей.
Выглянув напоследок - двое, третий лежал рядом, скрючившись зародышем, прижимали несчастного агента к дверце джипа, и мерное "хрясь" долетало, когда голова его врезалась в тяжёлое стекло машины - Нэко бросился в квартиру. Закрыв на все замки, привалившись к обитой изнутри мягким двери, отдышался. Долетело ещё несколько выстрелов, шум мотора. И всё стихло.
- Что это было?
Побледневшая и растрёпанная Лиза прижимала к себе ещё не проснувшуюся, похоже, Клару.
- Ничего особенного, но за хлебом я сегодня не пойду.
Агенты общебеза больше не появлялись.
***
Это произошло через трое суток. Спонтанно, безумно, но совершенно логично. В небе однозначно светился росчерк обруча, а далеко внизу всё пришло в движение. Так уж вышло, группы людей отделялись от домов, полня улицы. Кто-то прощался, кто-то молился, но все были словно соединены в едином полурелигиозном, мистическом порыве. Иссиня чёрное тело толпы, средневековое, переливающееся в свете фонарей и факелов, обступило громаду подъёмника. Лифт стоит здесь, на нулевом уровне, готовый взметнуться вверх, туда, где разрезает небо дуга. Должно быть, такое сейчас творится у всех подъёмников, в каждой точке этого скошенного экватора, думал Нэко. Он помнил наказ японца, и оказался в числе первых, почти впереди. Сжимая маленькую ладонь Клары и холодную Лизы.
Безумное шествие сквозь ночь только закончилось, путь не был ни трудным, ни простым, он вообще никак не отложился в памяти. Их гнала толпа, и изредка откуда-то выскакивали заражённые - дёргались, словно корявые арлекины, и выли тяжело, истошно, - но толпа подминала их. Иногда, кто-то стрелял, и тогда Нэко крепче прижимал к себе Клару.
Нулевой уровень, железобетонный голубой куб, отражающий небо, словно огромная лужа, был окружён широкоплечими фигурами. Зеркальные забрала их шлемов точно так же отражали действительность, искажая её, впрочем, до неузнаваемости. Из куба взмывала вверх почти невидимая шахта, в которой поблёскивал, чуть заметно, тонкий трос.
Сзади напирали, и толпа двигалась вперёд, ломая рёбра и втаптывая кого-то в асфальт - крики их полнили угрюмую тишину. Слов не было, всё и так ясно. За спинами бойцов Нэко разглядел несколько тел, будто бы устало привалившихся к изрытому пулями бетону первого, непрозрачного этажа куба. Японцы...
Чья-то воля двигала ногами - Нэко шагнул вперёд, ближе к зеркальным маскам. В руках охранника поблёскивает воронёный P90, новая модификация, слишком серьёзная игрушка, способная прошить и курьера, и толпу за ним, и Клару, и Лизу.
- Расходитесь, - говорит из шлема унифицированный голос, усиленный встроенным матюгальником.
И тогда кто-то сзади кричит: ракеты! Ракеты давно не летают, это дорого, и это знает каждый, но каждый глядит вверх, и даже, наверное, унифицированные спецназовцы. Вверху же по синему полотну, преодолевая гравитацию, скользят маленькие весёлые искорки, их сотни. Только лишь тех, что люди могут разглядеть.
И эта фантасмагория, наверное, самое прекрасное в жизни, и прекрасней её вряд ли кто-то из них, стоящих перед кубом, увидит. Искорки достигают цель, и какую-то секунду кажется - ничего не произошло, и на какую-то секунду общее дыхание людей застывает. Но дуги уже нет, она вспухает изнутри, рвётся наружу прекрасный цветок. И высоко-высоко под звёздами загорается беззвучный фейерверк. Толпа застывает, ошеломлённая, смущённая этим, не предназначенным для смертных зрелищем.
- Расходитесь! - говорит чуть более уверенно (но ведь интонация не слышна) зеркальный.
- Считаю до десяти! - говорит он, и Нэко сжимает кулаки. Позади плачет ребёнок, слышны стоны и хриплые вздохи. Толпа ждёт чего-то, сигнала или знамения. Хоть какого-то.
- Раз, два, три... - считает голос.
Не будет сигнала, - думает Нэко, - даже затворы на этих штуках передёргиваются беззвучно.
- Четыре, пять, шесть...
Власть и слава. Он вспоминает "мистера Грея". И ещё успевает поднять взгляд к стремительно темнеющему небу, из черноты которого падает уже вполне зимний снег.