Дерябин Григорий, Галяутдинова Александра : другие произведения.

Сквозь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Григорий Дерябин/Александра Галяутдинова
  
   Сквозь
  

Я состою из воды. Вы не замечаете этого, потому что она находится внутри меня. Мои друзья тоже состоят из воды. Все. Соответственно возникает проблема: нам не только приходится противодействовать просачиванию в землю, но и зарабатывать себе на жизнь.

Филип Дик. Исповедь недоумка.

  
  
   Что может быть странней и нелепей скрепки? Красной пластмассовой скрепки, приходящей в твою голову всякий раз, когда пытаешься вспомнить что-либо из детства. Это особенно странно, когда ты лежишь на полу в кухне, под окном, занавешенным дырявым пледом, а снаружи мечутся огни, мечется пламя и громовые раскаты, запутавшиеся в стенах улиц и переулков. А ты лежишь, вздрагивая, пытаясь слиться с полом, задавая себе раз за разом один и тот же вопрос - кто я? А на ум приходят одни скрепки. Должно быть, и не было в твоём прошлом ничего, кроме этого. Не было никаких ярких пятен, кроме маленьких пластмассовых загогулин. Это называется - ничего лишнего.
  
   Разложенные на паласе скрепки. На цветастом полотне. Красные наступали, они переправлялись через плоскую схематичную реку. И шли на дно, сражённые пулями. Я любила синий цвет - синие всегда побеждали.
  
   Отец приносил скрепки с работы. В те редкие моменты, когда появлялся дома - приносил. Я ещё помню, как входная дверь щёлкала, он появлялся на пороге, ещё живой и не сломанный. Наверное, он меня любил.
  
   За окном, разрезая мягкое подбрюшие ночи, взлетела зелёная ракета. Грязно-изумрудные отблески упали на пол сквозь дыры. Громыхало, давило, резало слух. Я старалась стать невидимой. Стать незаметной для летящей сверху смерти. Будто бы нет меня. В детстве у меня такое получалось. Я была серой тенью, худым призраком. Даже мама не всегда могла сфокусировать на мне внимание. Отец вообще почти никогда. Несколько раз, задумавшись, я проходила сквозь стены...
  
   Всё просто. Когда перестаёшь замечать мир, мир перестаёт замечать тебя. Остаются скрепки, разбросанные на ковре. Мёртвые скрепки на дне плоской реки, торжествующие скрепки на её берегу...
  
   Институт был для меня испытанием. С одной стороны, спрашивали меня редко, с другой - не замечали моих правильных ответов.
  
   Затихло. Смолкло внезапно. Я осторожно выглянула в ночь из-за покрывала. По холодному облачному небу ползали пятна прожекторного света. И, когда тучи разошлись, лучи прожекторов выхватили нечто более тёмное, чем даже эта темнота. Округлое чёрное рыло выглянуло из-за туч. Город замер, я чувствовала это. На одну секунду замерло вообще всё. Но вот уже темнота озарилась огнями, тяжело залаяли зенитки. И падали, стремительно несясь к крышам, падали из чёрного брюха круглые огоньки.
  
   Ночь извивалась во вспышках и корчилась в агонии. Словно бы кто-то огромный щёлкал в ночи фотоаппаратом.
  
   ***
  
   Утро тихо вступило в город ожиданно и банально. Под окном, заполняя всю улицу, тянулся людской поток.
   Я проснулась от криков. Стрельбы не было. Лишь откуда-то издалека доносилось упругое ворчание. Воздух пустой квартиры, казалось, замёрз. Часы на стенке застыли, похоронив в своих шестерёночных недрах кукушку. Утренние солнечные зайчики скакали по бывшим когда-то зелёными обоям. Периодически зайчики случайно выскакивали на участки, где обои отходили, или же были сорваны. Зайчики грустнели. Впрочем, кто вам сказал, что они всегда должны быть веселы?
  
   Я растопила печь остатками дров и, вскипятив воду, глядела, как ползла из города колонна человеческих тел. Как замёрзшие, иногда - раненые, шагали они, ехали, как несли их. Меня никто не замечал. Я чувствовала отстранённость и усталость, кипяток обжигал губы. Несколько раз я порывалась выбежать. Схватить всё нужное и выбежать из дома. В холод и боль. Брести прочь из города мимо покорёженных бомбами домов, мимо безлистых деревьев парка, мимо... Через реку, через поля, в неизвестность. Нет смысла.
  
   Мама исчезла ещё в начале войны. Вышла за хлебом, невкусным, бумажным, у неё были карточки. Больше я её не видела. Всю ночь я искала её по городу, к утру заснув на скамейке у фонтана, в окружении таких же потерянных людей-теней. Наверное, она окончательно меня забыла. Странно, но отец ещё долго писал мне с фронта. Сначала он писал о победах, затем о поражениях, потом просто стал сообщать, что жив. Но, в конце концов, письма тоже перестали появляться.
  
   К вечеру поток уменьшился, к ночи исчез совсем. Проехало несколько армейских машин. Стало тихо, даже то далёкое ворчание не раздражало слух. Только тишина - раздражала. Город опустел. Наверное, это было стратегическое отступление, или стратегическое бегство. Наверное, город просто не обладал ничем, что стоило бы защищать. Один из сотен, из тысяч даже, однотипных городов с главной площадью, мэрией и фонтаном. Летом на площади торговали пирожками и сладкой ватой. Помню, как-то стащила с лотка несколько пирожков, прямо из-под носа у продавщицы. Конечно же, никто не заметил.
  
   Ночь прошла спокойно. Над городом ничего не грохотало, я впервые за долгое время не слышала разрывов снарядов и бомб. Тишина закладывала уши, словно мокрая вата. Огромные снежинки, похожие на морских звёзд, которых я никогда не видела, легко падали на подоконник.
  
   Утром ко мне пришли. Их было двое: один постарше, а второй - совсем молоденький, подросток с прыщами на бледном, аристократичном лице. Оба они были одеты в плащ-палатки грязно-белого цвета и чёрную форму. От них воняло несвежим бельём и немного - перегаром.
  
   Я заметила их заблаговременно, проснувшись от фырканья двигателя. Это фыркал броневик, он выкатил на улицу через несколько кварталов от моего дома. За броневиком перебежками двигались солдаты, шаря настороженными взглядами по окнам, лязгая оружием и выкрикивая что-то.
  
   Я забилась в угол, укутавшись с головой в одеяло. Двое, проникшие в мой дом, не замечали меня. Они подогрели воду в моём чайнике, и стали готовить что-то съестное на примусе, который забрали из соседней квартиры. Они оба ели и смеялись. Попытались завести часы на стене. Тщетно - кукушка уже не оживёт.
  
   Я не стала им мешать, накинула пальто и тихо вышла из квартиры. Спустилась по грязной лестнице. В других квартирах тоже кто-то уже хозяйничал. По дому гуляли радостные голоса, голоса людей, понимающих, что победа уже близка. Осталось чуть-чуть.
  
   Я обогнула заглохший броневик и красивого офицера всё в той же чёрной форме, разве что более свежей, чем у рядовых. Не помню, как оказалась у окраин. То и дело натыкалась на замёрзшие тела, свернувшиеся в снегу. "Вот сейчас отдохнём чуть-чуть, и дальше..." - думали они, должно быть. Попадались и другие - обгорелые, страшные. Я старалась не обращать внимания, просто шла. Шла до тех пор, пока не вырвалась из ставшего вдруг чужим города. Пригибаясь под напором ветра, я добралась до покрытой льдом плоскости реки. Вдалеке снова что-то ворчало...
  
   ***
  
   - Ганс, мне кажется, здесь есть кто-то? Вон, в углу.
   - Ну пойди, проверь.
  
   Аристократично-прыщавый мальчишка с некоторым волнением шагнул в тёмный угол, где под свисавшими с потолка прядями паутины лежало старое одеяло, изъеденное временем и насекомыми. Мальчик отдернул одеяло дулом автомата и удивленно вскинул брови.
  
   - Ганс, да тут целая куча скрепок! Целая куча скрепок под одеялом!
  
   ----------------
  
   Осень 2005
  
   nightingle@mail.ru
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"