Последние несколько ступенек Олег победил, подстегивая себя: левая, правая. Вспомнилось о "сено-солома" для неграмотных крестьян-новобранцев, усмехнулся. Возле двери постоял, успокаивая дыхание, достал ключи, повертел их в руках. Сердце колотилось в горле. "Надо отдохнуть, свалюсь. Махну на пару недель к Егору на Соловки. Красные закаты. Тишина. В лодке только я и Генри". Уперся лбом в дверь и чуть не упал. Тяжелая, еще та, дубовая, с проплешиной пятна от медной таблички с витиеватыми ятями, и следами от нескольких звонков - наследие коммуналки, поддалась и, скрипнув, открылась. Олег ухватился за косяк и прислушался. Тихо. Тихо!
- Генри, сэр Генри!
Ответная тишина стала осязаемой. Он бросил сумку на пол, ключи на тумбочку отшвырнул автоматическим движением и побежал по коридору. Длинному, пугающему в детстве темнотой. Включая на ходу свет, заглянул в каждую комнату, в каждый угол. Звал, срываясь на крик:
- Генри!!! Ты где? Папа пришел!
Но уже отчетливо, до холода в пальцах, понимал, что собаки в квартире нет. Не может его Генри вот так молчать, не встречать радостно у двери, издавая звук, который с годами из щенячьего повизгивания превратился в хриплое подвывание.
Рванул на улицу. Ну не мог он забыть закрыть утром дверь. Конечно, торопился, да еще Димка позвонил: "Ты помнишь? В три на нашем месте. Я свое обещание выполнил". Отвлекся, перестраивая планы на ходу и выкраивая пару часов на разговор с сыном. Но всё на автомате, с детства приучен дергать ручку и пинать дверь боком, проверяя. А вдруг не закрыл?
Во дворе, в зыбком свете фонарей, на тяжелых чугунных лавках, расставленных вокруг нелепой кованой скульптуры, с легкой руки кого-то названной: "Ося и Киса", сидело несколько аборигенов. Неисполнимой мечтой Олега было встретиться с автором и выяснить, каким боком соответствует мужеподобное чучело в сапогах, несущее по мостику, не иначе как топить, некий сверток и марширующий за ним кот, он же Киса, названию скульптурной группы - "Материнство". Оно было выгравировано на табличке, сейчас облепленной грязным снегом, временно, до настоящей весны, стыдливо скрывающим название.
- Мужики! - от быстрого шага Олег закашлялся. - Вы собаку мою не видели?
- Коломна! Наша уважуха и почтение, - абориген в куртке-дутыше подвинулся, уступая место, и подул в пластиковый стакан, протягивая. - Налей, Васёк, моему другу. За встречу. В одном доме живём и всё мимо пробегаем, поговорить некогда. Эх, жизнь!
Только по школьному прозвищу Олег узнал в исхудавшей, сгорбленной фигуре своего бывшего одноклассника Ивана Дворникова.
-Спасибо, в другой раз. Генри моего не видели во дворе? - повторил он вопрос.
-Не уважаешь, - протянул Дворников, - зазнался. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Идешь, не замечаешь. Только с собакой своей и разговариваешь, - он осклабился, обнажив жёлтые, гнилые зубы. - Не то, что Татьяна твоя, - Иван опрокинул наполненный Васьком стакан и вытер рот, - всегда здоровается, даже если на минуту заезжает. Из машины выйдет, кивнет издалека.
Остальные мужики, сначала встретившие Олега с полным равнодушием, напряглись и стали вслушиваться. Своих не уважают, как же. Нахмуренные брови, недобрые взгляды, сжимающиеся кулаки. "Надо уходить. Ничего не добьюсь. Да и вчера от сегодня они не отличат, даже если что и видели". Он побрел к парадной.
- Не бегал тут твой Генри сегодня. Целый день во дворе отдыхаем. Татьяна заезжала, да. А Генри, верняк, не бегал. Он бы точно у сапога Оси отметился, вон, видишь, вся табличка обоссана. Ни одна собака мимо не пройдет, обязательно распишется, - крикнул ему вдогонку Дворников, и вся компания загоготала.
2.
В кармане крякнул телефон. "Только бы не с работы. Там все стабильно должно быть. Фанечка дежурит. Сегодняшний еще из наркоза не вышел, правда, он рыжий, как там его, Сосновский, но вроде бы всё без неожиданностей прошло".
Нажал на экран и остановился, не доходя до парадной пару шагов. Вчитался еще раз.
"Табе пакет!" и улыбающийся смайлик.
"Не табе, а вам," - пронеслось в голове, - "а на хрена он нам, если он табе!"
Взлетел по лестнице, задыхаясь, толкнул дверь и ринулся в кабинет, на ходу стаскивая куртку. Ноут грузился бесконечно. Олег вставал, садился и опять гипнотизировал экран. Наконец, почта открылась. Вот. Последнее. Пришло несколько минут назад. Тема: Генри.
"Привет, папочка! Ты как? Скучаешь? Я тоже". И фото его Генри.
В клетке, на скомканной подстилке собака лежала отвернувшись, поджав под себя лапы. Холка стояла дыбом, отчего в глаза бросалась проседь на рыжине.
Олег встал, прошелся по комнате. Что делать? Звонить в полицию? Там нужно подавать заявление, волокита. Они даже людей не сразу искать начинают. Андрею, владельцу фирмы по ремонту компьютеров, талантливому программисту, который не раз помогал ему.
Олег бросился к ноуту. Отправлено с телефона. А на что он надеялся? На сочетание в адресе отправителя фамилии с годом рождения? Нет, тот, кто писал, точно знает, что просто его не найти. Может обратиться в ФСБ? Пару лет назад он оперировал жену какого-то начальника. Такой гладкий был, чисто выбритый. Фанечка называла его "одеколонным" и недружелюбно косилась. Что с анамнезом её семьи не удивительно. И не напрасно ведь, как оказалось, она его невзлюбила.
"Спасибо, Олег Петрович! Вы - первоклассный хирург, от Бога. Я ваш должник. Обращайтесь, всегда помогу. И да, вот еще что. Вы тоже помочь можете, не мне, конечно (широкая улыбка). Страна ценит умных, интеллигентных, преданных людей. Иногда сообщайте, что ваши сотрудники обсуждают, о чем спорят. Может быть проблемы какие-то с начальством вашим медицинским. Бюрократия не должна мешать работе". Похоже, ФСБ отпадает.
Тренькнуло новое письмо.
"Ну что? Узнал? У него все хорошо пока. Пока. В смысле, до связи". Смайлик.
Олег тупо уставился в монитор, разглядывая смеющуюся рожицу в конце письма.
"Что тебе нужно? Денег? Сколько? Верни собаку. Она старая и больная".
Отправил рестартом. И сразу, как по команде, зазвонил телефон. Олег схватил трубку.
- Олег Петрович! - взволнованный голос Антона Семёнова, молодого хирурга, - нужно, чтобы вы приехали. Тут кровотечение у Сосновского. Сильное. Фаина Израилевна готовит операционную.
- Не ссы, Антон, утонешь, - зло буркнул Олег, и закрыл почту. - Еду. "Бойся рыжих, любимая присказка отца" - подумал Олег и бросил взгляд на монитор. На заставке - фотография Генри, еще щенка. Рыжая, улыбающаяся морда.
"Твою ж...в бога душу мать!", - он треснул кулаком по столу и захлопнул крышку ноутбука.
3.
Он вернулся только утром и сразу, не раздеваясь, рухнул спать. Ночью Олег несколько раз проверял почту. Писем не было. "Ну ничего,"-успокаивал он себя, - "два выходных впереди. Разрулю". Но где-то в глубине души Олег чувствовал, понимал, что история странная. Вломиться в квартиру, ничего не тронуть из ценных вещей, а было что брать: библиотека, в основном профессиональная, но много редких книг, часы настенные, с "бо-боем", как он называл их в детстве, прячась за маму. Вильям Габю, конец XIX века, единственная деревянная вещь, которую не сожгли и не обменяли на хлеб в блокаду.
Проснулся он поздно, автоматически спустил руку с кровати, чтобы потрепать Генри, но она скользнула по паркету. Он мысленно выругался, встал, принял душ, заставил себя поесть и только после этого открыл почту.
Писем было два.
Первое: "Денег тебе не хватит". И второе, отправленное вслед, с прикрепленным видеофайлом: "Надеюсь, что глупые мысли о полиции, компьютерном гении Андрее Киселёве и прочей ерунде ты отставил. Приятного просмотра". И два смайлика.
Изображение скакало, звук плавал, снимали с расстояния. Но отчетливо был различим весенний парк с лужами от талого снега и он, Олег, гуляющий с Генри. Короткие лапы собаки разъезжались на ледовой корке, он пытался не отставать, но ему уже это было не по силам. И Олег останавливался и кричал, подбадривая: "Сэр Генри, я тебя жду. Папочка ждет тебя!"
Пытаясь держать себя в руках, Олег просмотрел видео несколько раз. Снимали со стороны Суворовского, скорее всего из машины. Можно даже примерно сказать когда. Садовая скульптура еще советских времен, золотая рыбка, стоящая посередине клумбы, а сейчас снежного холма, с клумбой же на голове, изображающей корону, из которой торчали кем-то вставленные в виде рогов ветки, была свежевыкрашена цыплячьего цвета краской и на боку трепетал белый, стандартного формата лист: "Осторожно, окрашено!" Когда Олег уезжал по делам в Москву, скульптуру покрасили только наполовину, а через три дня, когда он вернулся и гулял с Генри в парке, никакого предупреждения уже не было и "золотая" рыбка подставляла сухие бока несмелому еще, весеннему солнцу.
"Что тебе от меня нужно? Отдай собаку. Пока прошу. Пока, в смысле, до связи". Секунду подумав, отправил письмо.
"Так. Над "зачем?" голову ломать пока бесполезно. Личная неприязнь, месть, шантаж. Что угодно, вплоть до психического задвига злоумышленника. Можно только над "как?". Видимых следов взлома нет, похоже, дверь открыта родным ключом. Надо сменить замок. Если предположить, что отмычкой, то тогда это профессиональный вор. На кой чёрт ему старый пёс, если не нужен выкуп? Взломать квартиру с ценными вещами и все оставить на местах? Ключи. Запасные у Татьяны. Я свои не терял. Они всегда в боковом кармане сумки. Оставляю я ее только в шкафчике на работе". Он взял лист и написал: Татьяна, Димка, Сергей, Антон, Фаня, Стерхов...
Олег отбросил ручку. Если перечислять всех имеющих доступ к его сумке на работе, то без "Зачем?" не обойтись. Любой, кто имеет возможность зайти в ординаторскую, может открыть шкаф и достать ключи из сумки. А учитывая, что он не выходит из операционной по восемь часов, сделать копию пара пустяков.
"Человек, укравший собаку знает много". Опять взял лист и стал записывать в столбик: номер мобильного, адрес. Он задумался, покусывая ручку. "Я упускаю главное: человек, укравший собаку, точно знает, как я к ней привязан. Злоумышленник знает, что для меня значит Генри. Не просто собака. Больше, чем собака: друг, собеседник, родная, преданная, самая преданная душа. А это очень сужает список. Я не самый открытый человек, это если смягчить реальность. Можно легко вычеркнуть из списка всех, кроме Татьяны, Димки, Антона Семёнова, который раньше часто бывал у меня дома и, конечно, Фани. Дико, но ближний круг получается. Кроме того, при всей дружелюбности Генри, его не так просто увести из квартиры чужому человеку. Да и через двор не очень его потащишь на поводке. Внимание обратят, все друг друга знают, это тебе не многоэтажки в новостройках. Значит, сразу в машину".
Пикнул ноут. Новое письмо.
"Тебе больно? Мне тоже было больно".
У Олега похолодело в груди. Он быстро надел куртку и вышел из дома. Прямо у парадной столкнулся с парнишкой, приятелем из "собачьей" компании.
- Здравствуйте, Олег Петрович! Я в парк. Стой Чара, не тяни. Он удерживал на поводке зловещего вида, а на самом деле добродушнейшую дворнягу. - Вы с Генри уже гуляли?
-Привет, Павлик, я позже пойду, дела.
- Опять срочная операция? - посмотрел сочувственно, - ну, удачи!
Олег неопределенно пожал плечами и сел в машину. Он очень не любил разговоров о своей работе. Вообще, ему не нравилось, когда в гостях или на прогулке в парке с ним начинали общаться как с врачом. Обязательно находилась болезнь у любимой тетушки, которую без его, Олега, совета, вылечить было невозможно. Он пресекал такие разговоры, иногда даже грубо. А чаще всего посылал в районную поликлинику, что проситель воспринимал хуже, чем если бы его послали по другому известному адресу.
4.
Дорога до коттеджного поселка "Видный" заняла у него меньше часа. Муж Татьяны, Сергей, купил участок под застройку давно, а дом достроили пару лет назад, еще с долгами не расплатились. Олег пытался отговорить бывшую жену от переезда за город, но потом махнул рукой. Но за Димку он беспокоился. Мальчишка еще совсем, хоть и студент. Татьяну на работу иногда возил муж, служебный роман с начальником стал формальным поводом к разводу, или она добиралась на своей старенькой, грязно-серого цвета Toyota Corolla. Димку утром подбрасывали до метро, а вот возвращались все в разное время. Сын манипулировал этим фактом виртуозно, прикрывая свои пропуски в Политехе и как итог - завал последней сессии с угрозой отчисления.
Вчерашний разговор с сыном был очередной попыткой манипуляции. Они встретились в кафе на Невском, почти у Лавры. Уютное место, вкусная еда, красивый вид из окон и то, что Олег очень ценил - малолюдно.
- Папа, мне нужна машина, - небрежно, невзначай, с аппетитом пережевывая кебаб, сказал Дима, - у меня уже и права есть. Мама даже иногда разрешает на её корыте ездить.
Олег вспылил именно от этого жевания. Его не просили, его ставили перед фактом, в абсолютной уверенности, что отказа быть не может.
- А с каких хренов я тебе ее буду покупать?
- Когда было нужно, - продолжил сын, поливая кебаб кетчупом, - чтобы я пожил у тебя на прошлой неделе и выгуливал Генри, пока ты ездил в Москву на конференцию, я сразу согласился. А когда я что-то прошу...
- Ты - мне, я - тебе? - зло бросил Олег. - Заработай!
Димка от удивления отложил вилку в сторону и сглотнул.
- Как? Ты же понимаешь, что мои, - он замялся, - неприятности в Университете из-за пропусков. Как мне вечером добираться домой?
- Электричкой, - Олег отхлебнул кофе, - а потом пешочком от станции. Там всего километра полтора. А неприятности, как ты изволил выразиться, от лени, могучей лени. Или учиться тебе не интересно. Ну какой из тебя инженер-строитель? Четыре поколения Коломниных - врачи.
- Воспитываешь? - сын рассмеялся. - Так поздно, папа, поздно. Я уже готовый продукт, результат семейных конфликтов и безотцовщины.
Олег побледнел.
- Тебе больно, папа? Вот и мне тоже было больно! Дима отодвинул тарелку и, буркнув, "Спасибо!", вышел из кафе.
5.
- Где Генри, куда ты дел собаку? Мальчишка! - Олег ураганом ворвался в дом.
- Ты что, Коломнин, пьян или белены объелся? - испуганно вскрикнула Татьяна.
- Пап, ты чего? - протянул Димка растерянно.
- Генри пропал. Его у меня, - Олег лихорадочно вздохнул и опустился на стул, быстро придвинутый Татьяной, - украли. Он виновато посмотрел на сына.
- И, конечно, ты подумал на меня, - Дима зло усмехнулся. - С каких хренов?
"Наша порода. Ругается, как все Коломнины. С чувством", - подумал Олег.
-Димка, метнись, поставь чайник. Отца отпаивать будем. Только быстро, шнуриком, да покрепче завари. Ну, ты знаешь, - взяла ситуацию в свои руки Татьяна.
Через полчаса Олег связно и со всеми подробностями рассказал все, что произошло почти за сутки с момента пропажи Генри. Последнее письмо пересказал, глядя на сына. Тот опустил глаза.
- Так, ребятушки мои. Есть что-то еще, что я должна знать? - Татьяна обвела их взволнованным взглядом.
- Да все нормально, мам.
- Все хорошо, Таня, это наши, мужские дела.
- Мужские у них дела, видите-ли, - пробурчала она недовольно, - давайте лучше думать, где Генри. Кому ты так сильно насолил, Коломнин? Ты, мягко сказать, не подарок, но такого врага не заслуживаешь.
- Конечно, зато ты у нас - подарочный экземпляр. Я - грубый, помешанный на работе и своей собаке, а ты даже дворовых алкоголиков приветствуешь!
- Ну ты точно сегодня не в себе! Каких алкоголиков?
- Тех, что возле "Оси и Кисы" каждый день заседают в нашем дворе. И не далее, чем вчера.
- Окстись, я вчера целый день на совещании проторчала, домой к вечеру добралась, меня Сережа часов в семь привез. У тебя во дворе машину паркую, только когда к Маринке приезжаю. Все ж дворы закрыты, а у меня на связке с твоими ключами есть ключ от ворот. Её дом на соседней улице, если ты еще помнишь, конечно, где живет вдова твоего лучшего друга, - Татьяна обиженно поджала губы.
- Ладно, поеду. Спасибо за чай.
- Прости, я не хотела поднимать эту тему, само как-то вырвалось, - Татьяна обняла его, - ты держи в курсе, и сам держись. Все будет хорошо. Чья-то глупая и очень злая шутка.
6.
Олег действительно старался забыть эту историю. Не об Игоре, фотография, где они стоят у входа в школу, обнявшись, висела у него над столом рядом со старинными фото прабабушек-прадедушек, родителей, еще совсем молодых и семейного снимка с Татьяной и маленьким Димкой. Игорь был его единственным, самым близким другом. Наверное, именно поэтому, он тогда так сглупил. Диагноз поставили поздно. Третья-четвертая стадия, но оперировать стали. Олег поднял все связи: выбивал квоты на лекарства, внеочередные обследования, но сделать уже ничего было нельзя. Марина, жена Игоря, изводила себя, онкологов, а, главное, Игоря, настаивая на очередной госпитализации, соблюдении строжайшей диеты. И однажды, когда он зашел проведать друга, Игорь уже почти не вставал, Олег решил откровенно поговорить с Мариной. Они сидели на кухне и разговаривали тихо.
- Олежек, я уже не знаю, как быть, - жаловалась Марина, всхлипывая, - он просит увезти его на дачу. А туда даже неотложка не приедет, если что. А вчера, - она опять всхлипнула, - он соленый огурец вдруг стал требовать. Это при том, что ему все только диетическое, ну, ты сам знаешь, положено.
- Марин, перестань его мучать. Хочет он соленое, кислое, какое угодно, давай.
- Может и сигарету? Он выпрашивает, - горько усмехнулась Марина.
- Может и сигарету, - вздохнул Олег.
- Ты шутишь? - Марина даже перестала плакать от удивления.
- Какие уж тут шутки, - Олег посмотрел ей прямо в глаза, - ты что, не понимаешь, что...
Олег не успел закончить фразу, как в дверях появился Игорь. Худой, с желтым лицом и впавшими, потухшими глазами.
- Выйди, Мариш, мне надо поговорить с Олегом.
- Ты зачем встал, ложись немедленно, - Марина кинулась к мужу.
- Выйди, прошу тебя.
Когда они остались одни, Игорь сел за стол напротив Олега и прямо глядя ему в глаза спросил:
- Сколько, Коломна? Только не юли.
И Олег не смог взять себя в руки, отвести глаза, соврать.
- Я не Господь Бог и даже не онколог, Игорёша, но думаю, что не больше месяца.
Игорь настоял, и они уехали на дачу. Он отказался от продолжения лечения. Умер он через три недели.
Марина винила Олега, считала, что шанс был, надо было продолжать сеансы химиотерапии, да мало ли что думают в такой ситуации и кого винят. В запале, после похорон, она кричала Олегу:
- Ты не умеешь любить, ты не знаешь, что такое терять!
Олег не был уверен, что поступил правильно. Чувство вины притаилось в душе. В результате, Олег перестал бывать у Марины. Он понимал, что это страусиное поведение, но не мог себя пересилить.
7.
Он оставил машину у парадной и пошел к дому Марины короткой дорогой, через парк. Была суббота и в парке, несмотря на слякотную, стылую погоду гуляло много собачников. Сейчас, впрочем, как и всегда, общаться с ними у Олега не было никакого желания, и он шел быстрым шагом, опустив голову, надеясь, что на него никто не обратит внимания и не станет расспрашивать и удивляться, что он без Генри. Но мимо хозяев собак, увлеченных беседой и своими питомцами, проскочить еще было можно, но только не мимо собак. Не успел Олег свернуть с центральной аллеи, как к нему, виляя хвостом, бросилась Чара и стала тыкаться в ладонь мокрым носом, выпрашивая вкусняшки, на которые Олег всегда был щедр.
- Чара, фу, ко мне, - послышалось у Олега за спиной. - Ой, Олег Петрович, - к нему подошел Павел, - я думаю, к кому тут Чара пристает, а она друга встретила, - он потрепал собаку по холке. Я на неделю к родителям уезжал, Чару у тетки оставлял, соскучилась.
Олег вспомнил, как Павлик ему рассказывал, что снимает квартиру в этом районе. Студенту дороговато, конечно, но он подрабатывает в частной фирме по ремонту компьютеров, и деньги приличные, и опыт. Он айтишник будущий, с железом должен дружить.
- Парк-то наш как преображают, - парень улыбнулся, - обещали фонари поставить не только на централке. Когда погода наладится, - он натянул капюшон черной куртки, испачканной на рукаве во что-то желтое, - заживём. Ну я вас задерживаю, наверное. Чара, гулять, отстань от человека. И, кивнув на прощание, увел собаку.
8.
Марина даже не удивилась и отошла в сторону, пропуская Олега в квартиру.
- Сам вспомнил? Или Татьяна подсказала? - спросила она тусклым голосом. - Ну проходи, помянем, ровно год сегодня, как Игоря похоронили.
В комнате, куда Марина провела Олега, на столе были разложены какие-то бумаги, старые фотографии, письма, а прямо посередине, стояла початая бутылка водки и две рюмки, одна из которых была накрыта куском черного хлеба.
- Вот, вдвоем мы, - Марина кивнула в сторону большой фотографии молодого, смеющегося, с зажатой в зубах сигаретой и лихо сдвинутой набок кепке, Игоря. Третьим будешь, - она горько усмехнулась. - Не дал нам Бог детей, одна горюю.
Олег даже взмок. Как он мог забыть? Как вообще мог оставить жену лучшего друга одну, без помощи и поддержки?
Скрипнула дверь, и в комнату вошел тощий, серый в тигровую полоску кот, и запрыгнул Марине на колени.
- Знакомься, - она погладила кота, и он выгнулся, довольно заурчав, - Мырзик.
- Почему Мырзик?
- Ну, вот так. Всё по инструкции.
- По какой инструкции? Ты что, к психологу ходила?
- Да какой психолог? - Марина вздохнула, - по инструкции, что Игорь оставил.
Олег заерзал на стуле. "Неужели... Нет, не может быть".
- Да не дергайся ты. Я умом не тронулась, хотя, наверное, - она встала, достала третью рюмку и налила себе и Олегу, - так утверждают все сумасшедшие. Давай помянем раба Божьего Игоря Бахмутова.
Они выпили, не чокаясь, и Марина, покопавшись в бумагах, разложенных на столе, протянула Олегу конверт.
- Здесь и тебе есть. Инструкция, - она опять разлила водку по рюмкам. - Стала на даче порядок наводить и вот, - нашла. Давай что ли я закуску какую принесу, а то напьюсь и опять наговорю тебе всякого. А Игорь не велел.
- А ты на дачу часто ездишь?
- Часто, - Марина бросила на него быстрый взгляд и, отведя глаза в сторону, добавила, - раньше тяжело было, сейчас полегче. Даже машину новую недавно купила, а свою Тойоту продала соседу.
- А новую какую купила? - рассеянно спросил Олег, разглядывая конверт.
- Тойоту, - Марина усмехнулась. - Имя мое - постоянство. Я никогда не забываю ни хорошего, ни плохого, - она исподлобья посмотрела на Олега и вышла на кухню. Кот побежал за ней, косолапя.
Дрожащими руками Олег вскрыл конверт, на котором неровными буквами было написано: "Олегу".
"Перестань себя корить. Ты поступил правильно, как настоящий друг. Не хочу жизни любой ценой. Не оставляй Маришку. Знаю, что Татьяна её поддержит. Но ты тоже будь ей опорой. Крепко жму руку. Прощай!".
8.
Домой он возвращался через двор. Компания на лавке была неизменна и сливалась в единую композицию с "Осей и Кисой" настолько, что пора было её переименовывать.
-Коломна, - окликнул Олега Дворников, - собаку-то свою нашел? Олег отрицательно покачал головой.
-Да, б-ская наша жизнь, - с чувством произнес Иван. - Может присядешь? Выпей, полегчает.
Васёк молча протянул Коломнину пиво.
- А ты Татьяну хорошо рассмотрел, когда она вчера приезжала? Все-таки далековато, и темно уже было, - Коломнин отхлебнул из бутылки и закашлялся.
Дворников задумчиво поскреб затылок.
- Да я её и не видел вовсе. Машина точно была. Серая Тойота аккурат у твоей парадной стояла. В шесть приехала, а через пятнадцать минут газанула через ворота.
- Откуда такая точность? Ты что, на часы смотрел?
- Мои часы давно в ломбарде тикают, - Иван хрипло засмеялся, - у нас тут свой хронометр, дворовый. В три школьники домой возвращаются, в четыре тридцать - Басыгин с третьего этажа на своем мерине с работы прибывает, а ровно в шесть - Даниловна идет внучку забирать из танцевального кружка. Возле нас всегда останавливается и лекцию о вреде пьянства толкает. Васёк засекал, у неё завода ровно на пятнадцать минут хватает.
Компания захохотала, а Коломнин встал, сунул Ивану в карман деньги со словами: "Моя доля!" и, отсалютовав на прощание бутылкой, пошел к парадной.
9.
Спал он плохо. Вставал, проверял почту. Писем не было.
Утром несколько раз перечитал свои записи. Над колонкой "Зачем?" задумался. Шантаж, месть и личная неприязнь.
Похоже, надо проявить инициативу. Мяч на его стороне поля.
"Что я должен сделать, чтобы ты вернул Генри?", написал он и отправил письмо.
Через некоторое время в дверь позвонили, на пороге стоял Антон Семёнов.
- Здравствуйте, Олег Петрович, простите, что так внезапно, без звонка, но я побоялся, что вы не станете со мной разговаривать по телефону. Вот, решил заехать наудачу.
- А с чего ты взял, что я буду с тобой говорить лично? Если о диссертации, конечно. Тема закрыта. К Стерхову. Он поможет, доложит и протолкнет. Я - нет. И ты мое мнение знаешь. Если просто в гости зашел - проходи.
- Олег Петрович, выслушайте, - Антон провел рукой, перевязанной бинтом, по лбу, стирая пот, - у меня уже и презентация на симпозиум готова, Андрей Киселёв сделал, а ваше авторитетное мнение очень поможет.
- Слушал и не раз. Вопрос закрыт. Положительного отзыва не дам. Кстати, а что у тебя с рукой?
- Да так, порезался. Банку консервную неудачно открыл.
- Хирургу руки беречь надо, - Олег вздохнул, - а не грязными бинтами перевязывать. Ты как, кстати, вчера мне ассистировал с раной на руке?
- Она не гнойная, так, царапина, правда, глубокая, - Семёнов убрал руку за спину.
- Ты прости, Антон, но у меня дела. Обсуждать нам нечего, все сказано и не раз, - Олег открыл дверь на лестницу.
- Тяжелый вы человек. Никого у вас нет: ни семьи, ни друзей. Совсем один, и на работе, и дома, - выходя из квартиры, сказал Антон. - А что касается авторитета, - он бросил на него злой взгляд, - то подорвать его - пара пустяков.
Олег захлопнул дверь.
10.
Пикнул ноут. Новое письмо.
"Ты должен сделать то, что умеешь лучше всего. Оперируй".
Олег застыл перед компьютером. Оперируй? Внепланово? Кого? Запись на плановые операции давно утверждена. И вообще, зачем решать вопрос таким диким образом?
Или речь идет о ком-то из "отказников", то есть тех, кому было отказано в операции по медицинским показаниям. Тогда что он может сделать? Даже если настоять, переубедить, надавить и рискнуть, где гарантия, что человека снимут с операционного стола живым? Он должен рискнуть чьей-то жизнью? Не авторитетом, который однозначно подставит под удар, настояв на операции, со всеми вытекающими при летальном исходе. Бог-то с ним. На кону чья-то жизнь. Во врачебной комиссии не дураки сидят. Если есть шанс спасти больного, его используют.
Олег открыл папку с историями болезней тех, кому было отказано в операции. Отфильтровал по датам. За последнее время отказ получили семеро. Четверо старше семидесяти с букетом сопутствующих заболеваний. Двое с декомпенсированным пороком, который вполне можно удержать на консервативном лечении. И один, совсем молодой, девятнадцатилетний мальчишка, с формулировкой отказа: "Иные состояния, при которых высокий риск развития интра- и послеоперационных осложнений превышают целесообразность проведения операции".
Он помнил о каком ином состоянии шла речь. В результате обследований при подготовке к операции у пациента был выявлен низкий гемоглобин и обнаружено увеличение лимфатических узлов. Гематологи поставили диагноз, существовала угроза кровотечения. Он полностью их. Когда (если) они стабилизируют состояние, то тогда, может быть. С родителями разговаривали очень аккуратно, поручили Фанечке. Она умеет сообщать такие новости. Правда, с Олегом она тогда повздорила: "Ты не в отца. Может стоит провести консилиум с гематологами? Они его еще сколько мурыжить будут, наблюдать. Не доживет парнишка с таким пороком до их окончательного решения. Этот Малышкин в институте учился, кроссы бегал до декомпенсации. И операцию может пережить, а потом уж дальше лечиться будет. А так, может случиться, что лечить будет некого".
Ожил телефон. Димка.
- Привет! Ты как там? Генри нашелся?
Олег промолчал.
- Понятно. Ты знаешь, я тут вспомнил, что когда ты уезжал и я оставался с Генри, то потерял в парке ключи.
- Как потерял? А как ты в квартиру попал?
- Ну, не совсем потерял, а временно. Видимо, они у меня из кармана выпали. Мы с Генри три раза парк обошли, даже на холм с рыбой этой страшной два раза взбирались. Короче, везде прошлись, где гуляли в то утро. Уже уходить собрались, как вдруг, я их на лавке увидел, ну знаешь, на той, что у входа в парк. Видно, кто-то подобрал и положил на самом видном месте.
- А чего тебя на холм понесло с собакой?
- Так селфи делал. Я, Генри и Валентина Ивановна.
- Какая еще Валентина Ивановна? - удивился Олег.
- Рыбу все так зовут. Она же на Матвиенко похожа. Не замечал? Там и выронил скорее всего. Уж больно Генри выворачивался из рук, пока я фотографировал.
- А ты кого-нибудь в парке видел, когда гулял? Может быть знакомых встретил?
- Ну, были люди, конечно, но так, чтобы знакомые...Во всяком случае, ко мне никто не подходил и со мной не разговаривал.
- Ладно, разберемся. Что ж сразу не рассказал?
- Да я... Голова другим занята была. У меня есть еще одна новость, только маме не говори, я сам. Я забрал документы из Политеха.
- И?
- И буду поступать в медицинский на следующий год. Поможешь?
- Если в смысле протекции - нет. А так, конечно. Ты ведь ЕГЭ по биологии не сдавал, насколько я знаю. Приезжай, готовься. Полный шкаф специальной литературы.
- А на операцию возьмешь?
- Возьму, курсе на третьем, если поступишь, конечно, - Олег улыбнулся.
Он отложил телефон и подошел к балкону. На улице уже совсем стемнело. Вокруг фонарей светлячками вился мелкий дождь. Ветки дрожали каплями. Полная луна выжгла дыру на темном, беззвездном полотне неба. На уровне его бедра, на стекле виднелись грязные точки и потёки, следы от носа Генри. Он любил постоять рядом с хозяином. И всегда ждал его, упершись передними лапами и мордой в стекло, вглядывался вдаль. Олег в шутку называл его марсовым. И от вида этих разводов пришло ясное понимание, что Генри рядом нет и, может быть, уже никогда не будет. Олегу захотелось закричать, заколотить по стеклу так, чтобы оно разбилось на мелкие кусочки вместе с этим равнодушным миром за окном.
11.
Утром на работе он еще раз поднял все документы по отказникам. Изучал внимательно: адреса проживания пациентов и их родственников, подробные заключения медицинской комиссии с причинами отказа. Фаня права, надо собирать консилиум с онкогематологами по Малышкину и повторно решать вопрос об операции.
Думать мешали строители, которые, как им казалось, очень тихо переговариваясь, заклеивали ядовитого-желтого цвета лентой боковые поверхности потолочных ламп. Планировался косметический ремонт в отделении.
Олег задумчиво смотрел на полосы и пытался вспомнить, где он недавно видел такую же желтую полосу, правда, на черном.
- Олег, Олег Петрович, - в ординаторскую заглянула Фаня, - операционная готова, мыться подано, - она улыбнулась.
- Слушай, Фанечка, а с чего ты взяла, что Малышкин кроссы бегал?
- Какой Малышкин, какие кроссы? - растерялась она. - Ах, Малышкин Александр, - Фаня нахмурилась и от этого мелкие морщинки вокруг глаз превратились в глубокие складки. - Так друг мне его сказал. Он его проведывал и знаешь, - медсестра опустила голову, - ты прости Олежек, не иначе, как бес меня, старую, попутал, я посоветовала ему с тобой поговорить, ну, - она взглянула на Олега виновато, - что может быть ты сможешь настоять на операции.
- А как звали друга?
- Да не знаю я. Но могу у Валюшки, новой сестрички операционной, спросить, она точно знает. Глазки ему строила, - Фаня улыбнулась.
- Мариш, привет! Как зовут твоего соседа, которому ты машину продала? Понятно, - Олег сжал кулак, - серую Toyota Corolla? А квартира у него какая? Да так, надо. Спасибо!
В кабинет опять вошла Фаня.
- Сейчас со Стерховым договорюсь. Пусть начинают без меня, - Олег достал куртку из шкафа, - я заболел.
- Как заболел? - растерянно развела руками медсестра.
-Смертельно, - он чмокнул ее в щеку и вышел из ординаторской.
- Олег Петрович, - вдогонку крикнула ему Фаня, - Павлом его зовут, друга Малышкина, Павлом!
12.
Олег с силой вдавил кнопку звонка и когда дверь открылась, отодвинул испуганного Павлика и вошел в комнату. На полу, на грязной, скомканной подстилке лежал Генри. Он лежал на боку, неестественно задрав голову. Собака дышала часто и хрипло, а из пасти шла пена. На кухне жалобно скулила Чара.
"Чейн-стоксовское дыхание, агония", - автоматически отметил Олег. Он опустился на колени и поднял голову Генри. Веки собаки дрогнули, но глаза она не открыла. Олег стал его осторожно поглаживать. Собака задышала глубже, а потом затихла. Олег взял лапу Генри и сильно сжал, прощаясь. Потом обернул тело в подстилку и молча пошел к выходу.
- Я не думал. Я не хотел, - услышал он за спиной отчаянный крик. - Вы не понимаете, Сашка мой друг. Он друг мой!!!!
13.
Олег положил тело Генри на заднее сидение, сел в машину и обхватил руль.
Ныло сердце. Ехать никуда не хотелось. Он закрыл глаза.
"Надо отдохнуть, свалюсь. Махну на пару недель к Егору на Соловки. Красные закаты. Тишина. В лодке только я ...". Он уронил голову на руки и тишину разрезал звук клаксона. Вой и крик слились в нём воедино.