Неприятность
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Раннее лето; времени - чуть только после обеда. Надежда Львовна убрала со стола, но спросила, не нужно ли чего. Шацкий ответил, что нет, ничего не нужно и уткнулся в книгу. Ему удалось раздобыть последний номер "Ведомостей", в котором пропечатали его статью о женских повадках и "других вопросах взаимодействия полов".
- А вам, господин Толстой? - Надежда Львовна обратилась к невысокому господину, что стоял на некотором отдалении, покусывал ус и руки заложил друг за дружку. - Подать ли вам водки?
- Не стоит утруждаться, - огрызнулся Толстой. - Водку я не каждый день пью. К тому же душно. А впрочем, притащи, голубушка... чего уж. Ты вот как поступи, душа моя, захвати целый графин, чтобы не бегать дважды.
Обедали в саду, в тени дерёв, однако и это не помогло, не прибавило аппетита. Ели мало, говорили неохотно. Сразу после перемены блюд, поковырявшись в тарелках, домашние разбрелись по усадьбе; у стола остались только Шацкий (Вячеслав Андреевич) и доктор Толстой. Шацкий расположился в кресле, курил, читал электронную книгу. Толстой прохаживался за спиной хозяина усадьбы, ощущал в себе дьявольский подъём и пытался обуздать его. В подобном состоянии доктор бывал опасен.
- Вы много пьёте, - отметил Шацкий.
- Вам жаль? - с чувством спросил Толстой. - Идите к черту! Вот и не собирался пить, так теперь нарочно выпью.
Подоспела Надежда Львовна с графином и упредительным яблоком в качестве закуски. Доктор выпил и не закусил. Налил вторую стопку. Надежда Львовна поспешила удалиться.
- А впрочем, вы правы, - согласился Толстой. - Я много пью.
- Как же вы работаете? - спросил Шацкий, пролистывая страницы.
Толстой усмехнулся:
- Так и работаю - трезвым. Проклятая физиология, трезвый я бываю зол, как собака. Готов весь мир искусать, матери родной не пощажу.
- Вот как?
- Именно так. Злость и беспощадность - два необходимых хирургу качества. Выпив - мягчаю. Становлюсь приторно добр и даже ласков... до тошнотворности. Сюсюкаю с больными, сочувствую их болячкам. Можете вообразить ласкового врача?
- Могу. Отчего же.
- Такой врач мошенник и плут. Вешать таких необходимо. - Толстой выпил ещё стопку, в яблочном диске проковырял отверстие и просунул в него мизинец. - Скажите, Шацкий, почему вы её не прогоните?
- Кого? - хозяин пожевал губами; статьи в журнале не оказалось, во всяком случае, при беглом просмотре она не обнаружилась. - Вы спрашиваете об Афине Генриховне?
- Так точно. При ваших талантах развестись с ней - пара пустяков.
Мужчины синхронно поворотили головы. В середине сада, промеж груш бессемяновой породы на лужайке резвилась пара "изменников". Впрочем, термин "резвилась" точнее будет применить к другому дуэту (о нём поговорим позднее). Афина Генриховна Шацкая сидела на качелях, молодой мужчина, взявшись за металлическую стропу, покачивал даму в такт своим словам - он говорил стихами:
Что я скажу? Когда я с вами вместе,
Я отыщу десятки слов,
В которых смысл на третьем месте,
На первом -- вы и на втором -- любовь.
Хозяин дома изящно взмахнул рукой:
- Они любят друг друга. Такого вы не допускаете, доктор? Женский век короток, пройдёт ещё пара лет и Афочке станет трудно вскружить мужчине голову. А ей это необходимо, она любит нравиться.
- Как вы порочны! - Толстой покачал головой. - Как вы лживы в глубине своей! Философию пристроили к больному месту. Вам надоела женщина, вы её разлюбили, так и пошлите её прочь! Пятьсот тысяч сразу плюс двадцать пять помесячно и адьёс! Но нет, вы продолжаете держать её возле себя, словно объект... хотя, почему словно? именно, как объект наблюдений. Не любите её, презираете, возможно... однако терпите. Вот тот плюгавый мальчишка у качелей, вот он её любит. Не замечает морщин на шее и дряблой кожи на руках. А вы лживы.
- Ах, доктор, вы хотите от меня больше, чем я способен отдать. Я давно и честно объявил Афочке, что охладел к ней, как к женщине. И предложил решить самой, как поступить. Она... она решила.
Толстой демонстративно выпил стопку. Пробурчал, что водка какая-то вялая.
- Хмель отстаёт в пути. Ха-ха. К слову, кто он? Я не о хмеле, о мальчишке. Как он оказался здесь?
- Многих деталей я не знаю, - Шацкий оживился, - однако те, что мне известны - весьма пикантны. Ему двадцать шесть, фамилия Ломов, имя Георг, он кончил курс в университете, мечтает завести небольшой похоронный бизнес, памятники и надгробия его страсть. Любит стихи и трогать камень руками.
Через лоб Толстого пробежала морщинка, однако он ничего не сказал.
- На этой почве и произошло их знакомство... хм... - Шацкий отложил электронную книгу, взглянул на потухшую сигарету, понюхал зачем-то пальцы и продолжил: - Я говорю со слов Афочки, а потому не убеждён, что всему можно доверять... - Доктор нетерпеливо прокрутил ладонью, мол, двигайтесь вперёд, степень доверия установим после. - Она переживала наш... разрыв, находилась в депрессии, подумывала о смерти и даже составила завещание. Если не врёт, конечно. Пришла в контору, что занимается похоронными атрибутами. В ту пору там стажировался Георг. Они с первого взгляда понравились друг другу, промелькнула искра любви... так, кажется, говорят, и Афочка отдалась Ломову. Прямо в мастерской, среди крестов и мраморных надгробий.
- Вы так говорите, - буркнул доктор, - будто и подробности вам известны.
- Конечно! - откликнулся Шацкий. - Афочка всё мне рассказала. В центре мастерской стояла заготовка для... ящик...
- Гроб там стоял, - перебил Толстой. - Давайте называть вещи своими именами.
- Гробом он становится по помещению покойника, - возразил Шацкий, - однако воля ваша - гроб. Гроб полный деревянных стружек. Афочке показалось символичным такое стечение обстоятельств: последний путь, ковчег, её желание умереть и молодой вьюноша Харон.
- Романтично.
- Мне тоже так видится.
Шацкий закурил новую сигарету.
- Могу ли я после такого всплеска осуждать её увлечение?
По тропинке, от пруда возвращались Инга (дочь Шацких) и Серёжа (её жених). Так получалось, что солнце баловалось на поверхности воды; и юная зелень, и яростные блики, и крики уток с противоположной стороны пруда - всё это сопровождало юную пару, как аура... как некий комплимент, отпущенный Природой.
- Вот это я понимаю - любовь, - одобрил Толстой. - Молодые, юные, непорочные... плодитесь и размножайтесь, и всё такое прочее... безо всяких гробов.
Тут же, без малейшего перехода доктор спросил, может ли он остаться на ночь:
- Выпил лишнего, - так он оправдал свою просьбу. - Предстоит выпить ещё больше. Но вы не волнуйтесь, пьяный я душка. Худшее, что вы можете ожидать, я стану обниматься, полезу целовать дамам руки и начну убеждать, что вы величайшего ума человек.
- Ах, доктор, могу ли я вам отказать? Скажите, а почему так давит сердце? - Шацкий повёл рукою по груди. - Томление и вялость мыслей.
- Будет гроза, - уверил Толстой, - по всем приметам судя. Ветер притих, парит, стрижи жмутся к деревьям. Будет гроза, притом вскорости. Ишь как Харон ваш оживился.
Мужчины опять поворотились и взглянули на поляну. Шацкая требовала раскачивать её сильнее, Георг толкал изо всех сил. "Выше! Выше! Сильнее!" - кричала Шацкая, взлетая выше горизонта.
Час с небольшим спустя, небо заволокло тучами, доктор задремал, положив голову на стол и свесив руки к земле (он сделался похож на усталого интеллигентного орангутанга в мятом костюме). На траву упали первые капли. Толстого пришлось поднимать и вести в гостевую комнату; он, как и обещал, улыбался, бубнил комплименты и пускал слюни.
Ужин отложили, а потом и вовсе отменили. Афина Генриховна отправилась вместе с Ломовым "за приключением" в деревню, в деревенский магазин, Шацкий перебил аппетит чаем с крекерами. Инга и Серёжа... молодым и вовсе было не до еды. Они потребовали фруктов и заперлись в своей комнате. Надежда Львовна выполнила просьбу, но злопамятно покачала головой. Обещала отомстить за хамское поведение дурно сваренной овсянкой.
...однако дождь пошел только ночью. Около двух. Часы только что пробили, Шацкий проснулся, подумал, что нужно вынести часы из дому: "к черту на кулички эту пожарную каланчу; в сарай или в погреб - куда угодно", и тут же небо хрустнуло, словно пережаренная хлебная корка, ударило сильно и сухо, гром раздался через мгновение, а ещё через несколько секунд опустилась стена дождя.
За эти секунды Природа пережила удивительную трансформацию. Напряжение, трепет, животный ужас схожий с испугом приговорённого к смерти преступника и ведомого уже к эшафоту вдруг, с первым ударом молнии, разломились - Щелкунчик оказался Принцем. Капли дождя смыли страх, наполнили... впрочем, каждому жителю России знакомо это чувство обновления. Иллюзия Свободы.
"Есть хочется, - подумал Шацкий и расправил пижаму.- Доктор виноват - испортил ужин... хороший он человек, хотя и большая скотина".
Хозяин дома поднялся, и решил отправиться на охоту: "Загляну на кухню, там холодильник, буфет. Где-то у Надежды Львовны припрятан козий сыр... она покупает его в деревне".
На кухне теплился огонёк. Шацкий выглянул из-за двери и обнаружил у распахнутых буфетных створок голоногого, всклокоченного дикого доктора. Доктор был явно трезв, а потому недобр.
- Вот это мило! - Шацкий выступил из тени и покачал головой. - У дураков мысли сходятся. Решили подзакусить, мосье Толстой?
- Отставьте ваши шуточки. - Доктор не удивился появлению хозяина. - Скажите лучше, где у Надьки заначена водка. Голова трещит, словно церковный колокол.
Доктор кольнул Шацкого взглядом и сказал, что было свинством уложить его спать на голодный желудок.
- Вы понимаете, что организму нужна энергия для переработки алкоголя? Теперь я вынужден похмеляться... по вашей милости. И завтрашний день летит к чёрту.
"Вот и чудно, - подумал Шацкий. - Пожрём вдвоём". - Он не любил питаться в одиночестве.
Сыр, водка, нарезка селедки, огромный кусок хлеба, плюс незатейливый заплесневелый фрагмент копчёной оленины.
Доктор торопливо принял первую стопку, крякнул и проговорил:
- Ну-с, любезный, признайтесь, что привело вас на наши галеры?
- Есть захотелось, - ответил Шацкий. - Только и всего.
Доктор сказал, что для ночного едока у Шацкого слишком задумчивый вид.
- Ночной пережор прост и откровенен, словно грошовая проститутка. - Доктор окропил хлебный кусок постным маслом. - Он чурается мыслей и чувств. - Док откусил. - Внутри вас я примечаю сомнения и борьбу. Вы угрюмы и не обманите, выдавая себя за полуночного ковбоя.
- Давайте лучше выпьем, - предложил Шацкий. - Выпить хочется.
- О цэ дило, - одобрил Толстой.
Дождь давно кончился. За окнами зачиналась заря. Звякнул будильник, по коридору прошлёпали босые ноги. Полуночники бросились в угол и замерли - Надька проснулась.
Прогремел бутылками молочник, он приезжал раньше всех, с первыми петухами. Надежда Львовна о чём-то спросила молочника, тот ответил, посмеиваясь. Говорили вполголоса, и слов было не разобрать.
Ночную пирушку можно было считать завершенной. Обмениваясь знаками и сигналя глазами, мужчины вернули остатки харчей буфету, и покинули "место преступления"; расстались в гостиной: доктор пожал Шацкому руку, тот похлопал Толстого по шее. "Хороший мужик, - подумал. - Несчастный только... как и все мы".
Ближе к шести, в спальню Шацкого постучали. Постучали дробно и нервно, как стучат, имея на руках серьёзное предписание или судебный ордер. Сон моментально слетел, Шацкий вскочил, подошел к двери и осведомился: "Кто там?" - чего не делал никогда; дверей в доме не запирали и всех, включая кухарку, считали участниками семейства.
- Вячеслав Ондрэвич!
Судя по французскому выговору, за дверью стояла Надежда Львовна. Пребывала в расстроенных чувствах - вещь небывалая, невообразимая.
- Мгновение! - попросил Шацкий. - Я переоденусь.
Когда он распахнул дверь, Надежда Львовна так и стояла, не переменив позы. "Чего это она? Оцепенела?"
Спросил:
- Что случилось?
- Там, - женщина махнула рукой. - Вы должны смотреть.
Пока передвигались по коридору, Надежда Львовна рассказала предысторию:
- Я постучала в гостевую комнату мосье Ломова. Мне необходимо было знать, что он предпочитает на завтрак, дабы отдать соответствующие распоряжения. Дверь не была заперта, я выждала, а потом вошла...
Ломов лежал на полу и был очевидно мёртв. Шацкий обернулся, глянул на Надежду Львовну, вернул внимание покойнику. Тот выглядел... странно. Вытянул ноги и руки, точно пытался подпрыгнуть и дотянуться до баскетбольного кольца, однако не дотянулся, упал и умер.
"Умер, окоченел в полёте, а потом упал... в моей комнате".
Пистолет находился в правой руке, однако тоже казался чужеродной деталью.
- Так! - Шацкий коснулся пальцами висков. - Зови всех. Толстого включительно, он может быть полезен.
Через минуту почтенное семейство сгрудилось около дверей. Доктор Толстой протиснулся вперёд, коснулся шеи покойника и объявил, что тот безоговорочно мёртв.
- Часов пять, не больше, - сообщил доктор. - В полицию позвонили?
Оказалось, что не позвонили, и это новое важное дело моментально всех захватило. Поднялась суета, Надежда Львовна кинулась в холл к стационарному аппарату, жених Серёжа вынул из кармана мобильный телефон, Шацкий припомнил, что где-то у него записан номер уголовного следователя, и лучше бы позвонить ему...
Полиция приехала довольно быстро. С механической деловитостью укрыли труп, сняли с очевидцев (ничего не видевших) показания. Медэксперт подтвердил факт самоубийства, и, заполучив такое подтверждение, Надежа Львовна решилась предложить завтрак.
Завтракали на террасе. Спартански: жареные тосты, бастурма, немного маринованного лука и коровье масло (Афина Генриховна купила его вчера в деревенском магазине). Когда пили чай, к дому подъехала посторонняя машина.
- Наконец-то! - выговорил Шацкий, наклонился к Толстому и прошептал: - Юра Волков приехал.
Из машины вышел среднего роста мужчина, лысоватый, с большой круглой головой и родинкой на щеке. Следователь (это был он) стеснялся своей должности и обстоятельств (так казалось). Аккуратно бочком он подошел к калитке, осторожно позвонил.
- Когда-то Юрка был любовником моей Афочки, - продолжил Шацкий. - На этой почве мы и познакомились. Замечательный человек, талантливо пьёт коньяк, умный, как сатана, к тому же играет в шахматы.
- Ценный организм, - одобрил Толстой. - Не болтлив?
- Что вы! Как можно!
Волков поздоровался, выразил сочувствие, поцеловал Афине Генриховне руку. Испросил разрешения осмотреть место преступления.
- Юра... - Шацкий замялся, - я не пойду с тобой. До страсти боюсь покойников. Доктор Толстой тебя проводит, не возражаешь? Вы познакомьтесь там, господа, пока суд да дело... вечером в шахматишки перекинемся.
Осмотр места преступления занял больше времени, чем можно было ожидать. Покончив с гостевой комнатой, Волков потребовал осмотра всего дома и начал с кабинета хозяина. Затем следователь уехал, оставив жильцов усадьбы в недоумении, и вернулся только к вечеру, на закате.
- Господа! Я вынужден вам сообщить пренеприятное известие! - следователь Волков проговорил заготовленную фразу и смутился собственного нахальства, опустил на стол казённую папку, затем, не придумав лучшего, постучал по ней ногтями. - У нас не самоубийство, а убийство, товарищи... по предварительным данным.
Шацкий посмотрел на жену, Инга переглянулась с Серёжей, доктор Толстой крякнул, нахмурился (он был отвратительно трезв) и спросил о каких данных идёт речь:
- Хотелось бы ознакомиться.
- Извольте! - обрадовался Волков. - Полагаю это хорошо, что все возможные фигуранты дела собрались вместе.
Следователь обвёл взглядом гостиную, где присутствовали все жители дома, исключая приболевшую кухарку.
- Прежде всего, меня насторожила поза убитого, - сказал Волков. - Тело перетащили это очевидно. Такую догадку подтверждает отсутствие крови на ковре.
- Да, крови не было, - согласился Толстой. - А где она?
- Трудно сказать, - проговорил Волков, с опаской косясь на доктора. - Я не нашел её в гостевой комнате, не обнаружил в кабинете хозяина, и в холле... её нигде нет. Пистолет был небольшого калибра, к счастью... в том смысле, что пуля осталась в голове... однако позвольте я продолжу по порядку, - следователь развязал тесёмки, - иначе мы завязнем в деталях.
- Итак, тело перетащили, - констатировал сыщик. - Кроме того, на оружии отсутствуют отпечатки пальцев.
- Такое возможно? - удивился Толстой.
- В этом-то и хитрость. Отпечатки стёрли, а пистолет сунули в руку. Согласитесь, самоубийца на подобное не способен.
- Вы даже не подозреваете, на какие кульбиты способен этот Харон, - доктор кольнул взглядом хозяйку, та возмущённо округлила глаза. - Не удивлюсь, если он вернулся с того света, чтобы подпортить картину убийства.
- На месте преступления гильзу обнаружить не удалось, - продолжил Волков. - Пистолет стрелял, но гильзы нет.
- Ещё одна загадка. Опять заявите, что она без ответа?
- Нет, в этом случае ответ найден. Гильзу я обнаружил в рабочем кабинете Вячеслав Андреича. У ножки стола. - Волков показал пакетик с гильзой здорового латунного цвета. - Вячеслав Андреевич, расскажите, как гильза попала в ваш кабинет?
- Не имею представления! - стремительно отрёкся Шацкий и почувствовал, как кровь приливает ему к голове; ведь, если гильзу нашли в кабинете, значит и Ломова убили там. - Полагаю здесь какая-то ошибка.
- Я тоже исходил из подобных предпосылок, - согласился Волков, - однако потом я обнаружил вот эту штучку... рядом с убитым телом.
Следователь показал заколку для галстука (всё так же в пакетике), вещицу весьма затейливую и дорогую.
- Ваша?
- Моя, - согласился Шацкий. - Конечно моя, но я даже не подозревал, что потерял её.
Вступился мосье Толстой:
- Не улика. Согласитесь, хозяин дома мог обронить заколку в одной из комнат. Это вполне естественно! - С ненавистью доктор взглянул на дверцу бара, за которой (док был осведомлён) таилась литровая бутель коньяку.
- Вполне допустимое объяснение, - согласился следователь. - Совпадения возможны, однако признайте, три кряду - уже перебор.
На Свет божий появился платок Шацкого, помятый и несвежий.
- Я обнаружил его неподалёку от тела. Полагаю, именно с его помощью стёрли отпечатки.
- Есть возможность это доказать? - спросил Толстой.
- Погодите, доктор, не кипятитесь, - Шацкий выпрямил спину и переместил седалище на край стула. - У меня складывается впечатление, что меня подозревают в самоубийстве Ломова. Я прав, Юра?
- Нет, но... - следователь стушевался, - согласитесь, Вячеслав Андреевич, что улики однозначны в своей трактовке. Ломова убили в другом месте, затем перетащили в гостевую комнату. Я думаю, теперь самое время...
- Славик, признайся! - гробовым шепотом выговорила Афина Генриховна. - Признайся, тебе скидка будет!
- Господи! - Шацкий вскочил, забегал по комнате. - В чём? В чём я должен признаться?
- В содеянном! - молвила хозяйка на грудном выдохе, и всем присутствующим сделалось очевидно, что убийца - хозяин дома.
- А я вас видел ночью, Шацкий, - доктор недобро прищурился. - Притом до нашей пирушки.
- Пирушки?
- Об этом после, - отрезал Толстой. - Я шел в столовую, света не зажигал, чтобы не потревожить больных. Вы пулей выскочили из кабинета и были крайне взволнованы. Меня смутило, что вы не выключили в кабинете лампу. У вас там дивная настольная лампа. Теперь я понимаю, что...
- Что! - вскричал Шацкий! - Что вы понимаете?
- Вы убили любовника своей жены, перетащили труп...
- Бред! - Шацкий воздел ладони к небу. - Извольте! Я всё скажу! Всё! Я проснулся в половине первого или около того, точнее сказать не могу, ибо на часы я не смотрел... - Шацкий заговорил быстро и ровно, точно он уже пережил этот монолог в своих мыслях и теперь только проговаривал слова перед зрителями. - Я вышел в коридор, увидел свет в кабинете... впрочем, нет, никакого света я не различил, но что-то насторожило меня, что-то подсказало, что в кабинете есть посторонний. Я вошел, увидел Ломова, он стоял пред открытым сейфом и держал пачку денег...
- Денег? - уточнил следователь.
- Я храню в сейфе небольшую сумму на непредвиденные расходы, тысяч сто-двести, - Шацкий взмахнул рукою, точно дирижер, который отпускает оркестр в свободную импровизацию. - Георг Ломов держал мои деньги, и прикидывал сколько можно вынуть из пачки, чтобы не вызвать подозрений. Я окликнул его, сказал, что он поступает мерзко. Что благородные люди не позволяют себе подобного поведения... и попроси он честно, я бы дал ему сумму из приятельских побуждений. Даром. А теперь он... я плохо помню детали, я вышел из себя и, кажется, обязал его покинуть дом в ближайшие часы.
- Верится с трудом, - злобно заметил доктор.
- Напротив! - вступился следователь. - Я проверил финансовое состояние гражданина Ломова. Оно плачевно, если не сказать хуже. Он должен банку изрядную сумму.
- Я приказал ему выметаться немедленно, - продолжил Шацкий.
- А деньги? Он их вернул?
- Я не знаю! - Шацкий хрустнул пальцами. - Не о деньгах речь, как вы не понимаете? Если он честный человек, он должен был поступить по совести. Загладить вину. Иначе я пригрозил рассказать о его поступке Афине и всем членам семьи!
За воротник Шацкого бегут капли пота, он разгорячен, хочет говорить ещё, однако умолкает. Доктор смотрит в пол, ковыряет носком туфли паркет, следователь Волков делает в блокноте пометки, слышно, как авторучка царапает бумагу. Где-то на улице ноет гармонь - девки собирались на танцы.
- Предположим... - заговорил следователь.
- Кой чёрт, предположим? - перебил Толстой. - Не сходится! В два часа мы перекусывали у буфета...
- Так это вы уничтожили сельдь? - насторожилась Надежда Львовна.
- Отстаньте со своей сельдью! Мы закусывали у буфета. С двух до... до того момента, как Надька встала и пошла умываться.
- Я вам не Надька! - с достоинством парировала Надежда Львовна. - Я училась в Сорбонне! Кроме того, вставала и ранее, мосье Толстой! В этом доме и муха не пропоёт без моего ведома!
- Но Харона шлёпнули! - едко напомнил доктор. - И без вашего ведома!
Надежда Львовна приходилась свояченицей Шацкому по первому его браку. Мадам была девицей и шансов исправить сие положение (учитывая возраст и темперамент) не оставалось. Она считалась управительницей усадьбы, домовой хозяйкой, получала от Шацкого еженедельное жалование, однако присутствовала на всех домашних собраниях, как полноправный член семьи.
- Я видела вас в четверть третьего, - холодно уличила Надежда Львовна. - Вы крались к холодильнику, а затем пили мою водку.
- Почему же вы не остановили меня? - осведомился доктор.
- Я не была одета должным образом. Притом, я была не уверена, что это вы. Я подумала, на юного Серёжу...
Серёжа вспыхнул и зашушукался с Ингой, Надежда Львовна отвела глаза, точно сказала нечто постыдное. Следователь Волков призвал участников к спокойствию:
- Господа! Уже поздно, мы устали. Я досадую от того, что мне приходится беспокоить вас из-за такой мелочи...
- Ничего себе мелочь - человека убили.
Реплику доктора следователь игнорировал и продолжил.
- Давайте восстановим хронологию событий. Это поможет разобраться. В начале второго Вячеслав Андреевич застаёт Ломова в собственном кабинете. Происходит краткий энергичный разговор.
- Точно. Я видел, как он убегает из кабинета.
- Следующим установленным шагом, - сказал следователь, - вы жрёте у буфета... пардон, перекусываете.
- Было такое, - склоняет голову Толстой.
- Надежда Львовна видит вас в четверть третьего...
- Уже начинало светать, - дополнила очевидица.
- ...а около шести...
Словно пятерня прилежного ученика, в воздух поднялась рука мальчика Серёжи:
- Вчера мы с Ингой условились встречать рассвет. Я проснулся раньше и хотел приготовить бутерброды. Но кухня была занята. - Серёжа почесал переносицу. - Я не решился потревожить джентльменов.
- Во сколько вы проснулись? - уточнил следователь.
- В четыре двадцать. - Серёжа показал смартфон, где отразилось время его побудки.
- Караул! - выдохнул Толстой. - Ну и семейство. Глухая ночь, гроза... ни одна падла не спит.
- Перестаньте сквернословить, доктор! - устало попросил Шацкий.
Хозяин дома извлёк из бара бутылку и фужеры, разделил коньяк на семь ровных частей.
- Помянем.
Некоторое время в комнате висела тишина - сочное отсутствие звуков, кое возможно только в деревне, на берегу пруда, или в глухой тайге.
- Ангел пролетел, - заметила Надежда Львовна.
- Продолжим? - спросил следователь. - На чём мы остановились?
- Молодые попёрлись смотреть восход, - проговорил Толстой. - В полпятого. Что потом?
- Потом, - следователь Волков развёл руками, - не имеет значения. Убийство произошло с часа до трёх.
- Подождите! - Шацкий потеребил пальцами, точно посыпал специями плов. - А кроме меня есть подозреваемые?
Глаза участников скользнули по "убийце", переместились на следователя. Тот произнёс:
- Боюсь, что нет. Но я работаю над этим, Вячеслав Андреич. Работаю...
Следующим утром следователь Волков (он ночевал во флигеле), обратился к Шацкому со странным вопросом:
- Как вы относитесь к пиру во время чумы? Допускаете?
Шацкий не спал всю ночь, выглядел мятым баклажаном, чувствовал себя ещё хуже, а посему махнул рукой, предчувствуя какую-то наглую полицейскую подначку:
- Не осуждаю. Люди веселятся во время беды не от низости натуры, но от безысходности. Они бы и рады сделать что-то полезное, правильное, однако не разумеют в чём праведность? Где исход? И как к нему пройти?
Волков кивнул, словно ответ его глубоко и полностью удовлетворил, сказал, что утром обошел усадьбу:
- В конце сада, на огородах я приметил колодец.
- Да.
- Ведь он заброшен?
- Не знаю, - Шацкий пожал плечами. - Он был там всегда. Однажды я бросил в него камень, он довольно глубок, но...
- ...но сух и безжизнен, - следователь потёр ладони, - точно сахарская пустыня.
Нахохлившись, Шацкий сказал, что не разделяет оптимизма:
- А впрочем, делайте, что хотите. Мне всё равно.
- Вот и замечательно, - одобрил Волков. - Около колодца я установил скрытую камеру. Если всё пойдёт по плану, мы схватим преступника сегодня же вечером.
Шацкий оттянул нижнюю губу и чмокнул.
- Стало быть, я более не подозреваемый? А улики?
- Вот именно - улики! - повторил Волков. - Их слишком много для такого пустякового дела.
Хотелось что-то сказать, Шацкий взмахнул рукой, однако Волков перебил его, попросил устроить вечеринку:
- Тема самая свободная. Ваш свадебный юбилей, дата рождения Толстого или... что угодно.
- Поминки?
- Тоже годится, но в меньшей степени.
- Хорошо, - согласился Шацкий. - Я ничего не понимаю, но девичник устрою. Теперь в нашей местности преобладает женское население.
- И ещё одно. - Следователь ухватил Шацкого за пуговицу, подчёркивая важность вопроса. - Посмотрите, пожалуйста, что пропало или, быть может, изменилось в гостевой комнате. Только очень внимательно.
Шацкий обещал заняться осмотром незамедлительно, и, глядя следователю в спину (тот покидал усадьбу) подумал: "Всё же подозревает. Хочет поймать меня на наживку. Наверняка в гостевой комнате поставил скрытую камеру и надеется, что я начну заметать следы. Похоже, что так... иначе бы он попросил Надю или Афочку - у баб на такие вещи взгляд цепкий".
Выпив через силу стакан водки, Шацкий уснул, проснулся далеко после обеда, вспомнил о поручении и о своих обязательствах устроить вечеринку, кинулся искать Надежду Львовну, наткнулся на следователя.
- Это опять вы, - выговорил грубо.
- Почему вы меня обманули? - резко спросил сыщик.
Шацкий молчал.
- Я проверил пистолет, он принадлежит вам. Вы понимаете, насколько это веская улика? Почему не рассказали?
- Вы не спрашивали, - опять нагрубил Шацкий, у него разболелась голова. - К тому же я совсем не думал, что...
- Где он хранился?
- В сейфе.
- Рядом с деньгами?
- Да... насколько я помню. На нижней полке, под коробкой из-под колье.
- Мило. Почему вы не запирали сейф?
- А кому он нужен? - искренно удивился хозяин. - К тому же я забываю код, приходится записывать, потом теряю место, где записал... кутерьма.
Следователь задумался:
- Припомните точно, что вы сказали Харону... то есть Ломову?
- Я сказал...
- Дословно!
- Я сказал, что честные люди так не поступают.
- Так.
- Что деньги он обязан вернуть.
- Так.
- Что, как порядочный мужчина, он обязан искупить вину.
- Так и сказали? Искупить вину?
- Кажется. Чёрт вас подери, к чему эти вопросы? Я болен. Дайте мне спокойно умереть. Хотя бы организовать вашу дурацкую вечеринку.
- Я всё организовал, не беспокойтесь. Хорошо, что вы напомнили. Это вам. - Из портфеля следователь извлёк нечто подвижное, округлое, напоминающее содранную с демона кожу. - Маска тигра.
- Зачем?!
- Вечером маскарад. Костюмированная вечеринка.
- Как же я рад, - промямлил хозяин и опустился на подставленный стул. "Делайте, что хотите!" - подумал.
Закончив с Шацким, следователь отправился переговорить с Толстым. В невиновности доктора он не сомневался, однако хотел взбодрить себя до встречи с хозяйкой. Пред лицом Афины Генриховны Волков по-прежнему робел.
- В гробу! - взревел Толстой. - В гробу я видал Шацкого, жену его, Надьку и покойника Ломова! Послушайте, что я вам скажу, это паскудное семейство! И честному человеку здесь не место! Я задыхаюсь здесь!
"Согласен... почти", - так не сказал следователь, и, зарядившись живительным негативом, отправился на встречу с хозяйкой дома.
- Привет, пузик, - Афина протянула руку для поцелуя. - Как твои дела?
- Спасибо. Я хотел уточнить, что ты делала с полуночи до трёх?
- Плохо выглядишь. Обрюзг, полысел.
- Много работаю.
- Да-да, - поддержала хозяйка, - понимаю. Малоподвижный образ жизни, питание всухомятку, отсутствие женского внимания. Так что ты хотел спросить? Чем я была занята? Спала, естественно. Разве это неочевидно?
- И ничего не слышала?
- Ты же знаешь, я сплю, как убитая.