Ди : другие произведения.

Цветок-Любовь. Сказка для взрослых часть 2/1.

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Часть ВТОРАЯ.
  
   1.
   Печальных дней в душе застыл пароль,
   Когда, по воле рока, стал король
   Для дочери своей - король-отец,
   А за спиной плыло волной - король-вдовец.
  
   На сватовство и предложения жениться
   Король всегда давал один ответ:
   - Пусть, негодуя, ропщет целый свет,
   Но искренностью больше не напиться:
   Когда источник высох - Света нет.
  
   Но знали трое тайну короля:
   - Что принимала роды повитуха.
   И пусть она была туга на ухо,
   Но преданности в ней давно заря
   Под небом королевским восходила -
   Когда его младенцем подносила.
   - Советник старый, знавший с юных лет
   Правителя. Что, так же, был поэт.
   - И сам король, чьи очи тихо меркли,
   Как будто небом погашался свет.
  
   Лишь радостью и солнышком ко дню
   Дочурка - Анна. Рядом появлялась,
   И таяло всё то, что им стеналось.
   Подобно ветру в парус кораблю.
  
   Дитя, хоть и принцесса, ото дня
   Ко дню грядущему всё больше расцветала,
   Сильнее духом и смелее стала,
   Поившаяся Силою Огня,
   Что Небом был и Солнцем для неё,
   Собою созерцая Бытиё.
  
   Её отец, кто другом стал и богом,
   Частицею Огня предстал в ночи,
   Где голосом пугающим, сычи
   В Пути пытались отвратить дорогу.
  
   2. АННА.
  
   Итак. О тайне я веду рассказ.
   Ты помнишь, мой читатель милый,
   Что под влияньем чьей-то злобной силы,
   Что роком назову я в этот час,
   Принцессы сиротели шесть уж раз.
   И Анною проклятье завершалось.
   Но, чтоб веленье рока исчерпалось,
   Король не в праве больше был жениться,
   Чтоб Анне королевство передать.
   И только так вернётся благодать
   На Книги Жизни пыльные страницы.
   Но, если бы король не устоял
   И мачеху привёл в покои, Анне
   Тем роком велено на путь, где странник
   Дорогою иной бы путь ваял.
  
   И, надобно сказать, что у принцессы
   Характер был мужской, хотя Зевеса
   Подарком женственность питала естество,
   Да так, что всех вводила в заблужденье:
   Где тело девичье, но Силы выраженье
   Своё в неё вложило Божество.
   И, не жеманясь, хрупкое созданье
   (хоть виделось и так со стороны),
   Кто НЕ как все. И нет его вины -
   То просто стать предметом нареканий.
   И здесь не важно, царского ли роду,
   Чтоб приподняться над грехом, в угоду.
  
   3. АРТУР.
  
   Читатель мой! История в деталях
   Подвластна эта мне. Но вижу прок,
   И, тем не нарушая свой зарок,
   Открою ход её с рождения.
   В морали
   Тленности не смели обвинить
   Друзья ли, недруги, родня или вассалы,
   Хоть Артур был ещё ребёнком малым.
   Как будто Богом ниспускалась нить,
   Чтоб из неё Честь с Благородством пить.
  
   Он был задорен, весел и игрив
   Душой, что от Сатурна ускользала,
   Где строгой няней за руку держалась.
   И, изумрудной негой, напоив,
   Его глаза и смех, нетороплив
   Который был в его душевном звоне,
   В котором умирали слёзы в стоне,
   Чем наполнялся Силой их мотив.
   И, солнца знойного, божественных волос
   Его, лучи, касаясь, пахли смехом.
   И наполнялись волосы, как эхом,
   Той силой солнечной, что золотом сбылось.
  
   Он был любим роднёй и окруженьем.
   В его уменье Счастье созидать -
   Он был из тех, к кому стремясь, опять
   В Любви ли, Счастье находило выраженье.
  
   Но было б заблуждением сказать,
   Что Артур вечно весел был и светел,
   И, духа изумрудного, приветен,
   На всех струился взгляд, как благодать,
  
   Где строгою рукой Сатурна-няни,
   Что возвращал к себе от Прозерпины,
   Он душу Артура, как тлен из паутины,
   В подлунный свет, что щедростью обманет.
   Где няня строгая его умом гордилась.
   А тьма, в изнемождении, бесилась:
   Он стал спокойной взвешенности верен.
   А прежняя доверчивость - как дым
   Растаяла под облаком седым.
   И в душу ей закрыты стали двери.
  
   И смех его, что звоном был души,
   Упрятанный за сложностью запоров,
   Сменился голосом, что от металла, скорым
   Своим покоем беспредел крушил.
  
   И становился Артур, тайной властью
   Своею инквизиторской, творим,
   Где участь Высшая, что далека от счастья,
   Но большей строгостью к себе, вернулась с ним.
  
   Он беспощаден был к предательствам корысти.
   Над силою, чья жадность власть брала,
   По Воле Высшей, два его крыла
   Как куполом карающим, нависли,
   Жестокости собою заслоня.
   И купол тот, касанием Огня,
   Прозрачней становясь, но твёрже стали,
   В забвенье уносил судьбы печали.
  
   И ненавистен тьме наш Артур был,
   Сошедшей на земле из преисподней,
   Когда, пронзая взглядом, от исподни,
   Где таинство ОДНО - наживы сводня,
   Мечом своим устои он крушил.
  
   И Силою, что с Неба одарялся,
   Сам, став клинком в руках у Высших Сил,
   Себе он благодати не просил,
   Не потому, что очень уж стеснялся -
   Он счастлив был, чем просто счастлив был:
   Корыстью не замаранный. И похоть
   К нему не приближалась - стороной
   Его держалась гнилости эпоха,
   Как будто прокажённый он, больной.
  
   Но возроптала от исчадья ада,
   Собою грязь творившая, молва,
   Что где-то, до сих пор, в низовьях смрада
   (За грех какой наказана?) жива,
   Повержена НЕмилостью от Света
   (Но тьмой не награждённая за это!),
   Последняя старуха, по преданью -
   Сожравшая собой рождённый плод,
   Который не убит и не живёт,
   Что Богу должен стать был наказаньем.
  
   И участью её - удел гниенья,
   Как плод, что в ней порочен был, сражён.
   Где проклята она осталась - он
   Ей не простил ни тьмы, ни пораженья.
  
   И, изнутри, саму себя съедая,
   От муки корчась и, прося о смерти,
   Что стала бы финалом круговерти,
   На голову, могла быть что седая,
   Но поросла гадючьем, что всеядно,
   (Коль речь у нас о падали ведётся),
   Ей испражнений ядом отдаётся,
   Её утробу поглощая жадно.
  
   И вопль истошностью взывал к Вселенной.
   Но страж в молчанье - ПУСТОТОЙ НЕтленной .
  
   И шанс решила тьма ей дать последний -
   Своею частью, что была передней,
   А нынче - гнилостью заполненный живот,
   От Артура пусть тело понесёт,
   Что тьму и преисподнюю спасёт.
  
   Но, если ей обманом не удастся
   В утробу свою семя получить,
   Ей предстоит под Вечностью почить
   Гнилым болотом - падалью питаться -
   Своё бесплодье ей не сокрушить!
  
   И вырвалась старуха на свободу,
   От злобы всё живое сокруша.
   И мир, что вздрогнул, смертию дыша,
   Готов был тьме воспеть (в спасенье!) оду.
  
   НЕ многих ужас смерти НЕ сломил...
   Но Артур (он читал в архивах Вечность),
   Что прежде "иже сердцем в человечность",
   Жестокость у Сатурна испросил:
   Он знал - не счесть возможных ухищрений,
   Какими будет биться тьма в него.
   И, опасаясь только одного -
   Союза с тьмой, отвергся от мгновений,
   Где семенем своим бы мог разбить
   Судьбы, под Миром, девственную нить,
   Что тьмой планировано было к сокрушенью,
   Чтоб Вечностью бы нечисть оживить.
  
   Избавиться от семени навечно?
   Оно, лишённое поддержки от Него,
   Родило б антимир, скорей всего.
   И поступить так было бы беспечно.
  
   И Артур ждал подсказки от Небес,
   Не содрогая воздух лишним словом -
   Ведь мысли тайну не читает бес,
   Что норовит на всё надеть оковы.
  
   И мир застыл в молчании своём
   Молчанием ягнят, где кровью пахнет.
   И неизвестно - кто и в ком зачахнет.
   И кто погибнет - Силы иль содом...
  
   4. СОН.
  
   И, истощённый горьким ожиданьем,
   Уставший Артур сдался воле сна...
   Где снилась на развалинах весна,
   Легендой что несла свои сказанья:
  
   По Воле поглощающей Любви,
   Что тряпкой тьмою брошена корысти
   Под ноги грязные и иже мысли,
   Что возрождались стадностью молвы,
   Собою, что взрастала окруженьем,
   Желавшим из СЕЙЧАС испиться тленьем.
  
   И Голос был услышан в тишине.
   Вот что по памяти осталось мне:
  
   Что мудрость Жизни значит ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС,
   Когда мгновенья каждого в достатке
   Творить СВОЙ МИР, на гадкое НЕ падким,
   А солнцем душ наполненным от нас?
  
   Какою Мудростью испиться нам пристало,
   Чтоб этой жизни не казалось мало
   Без тлена гноя, жаждущем прикрас,
   Гниенье тел и душ рождая в нас?
  
   Но глухостью своей закрыты уши.
   Замки сердец избавлены ключей.
   Тем страстью похоть дышит горячей
   В сплетенье тел. Утраченные души,
   Покинувшие тесный беспредел,
   Что за ненадобностью были не у дел,
   Разменным похоти всего лишь стали кушем.
  
   И, бившаяся в двери, Доброта,
   Что перед Нею накрепко закрыты,
   Поскольку жалости зловонием увиты -
   А жалость пагубна в гниенье и крепка
   Цепями тлена, крепяшим запястья,
   В надежде благодарности на счастье,
  
   С поникшей головой, в пыли дороги,
   Слезу роняя в ноги, что в пыли,
   Что прежде светлость радости несли
   Для мира, чьи мечты теперь убоги.
  
   И слёз Её алмазные следы
   У мира, где истерзаны плоды
   Душевного богатства и Тепла,
   Корыстью что и мздой не проросла,
   Весна, рукой ваяющая, Света,
   Взросла хрустальным садом Ей за это.
  
   И цифрой СЕМЬ, как исстари ведётся,
   На лике Времени ей встретиться придётся
   Со взглядом глаз, что Вечности глаза,
   Где, будто ключ, упавшая слеза
   На волю, но под Волей, оживит
   Цветы Любви, что воспоёт пиит.
  
   Но хрупкость - предначертанный удел.
   И цвету предстоит в мгновенье ока,
   Жестокостью разбитому, глубоко
   Под землю уходить, коль беспредел
   Собою будет править этим миром
   В угоду преисподней и сатиру.
  
   И ужасом наполнилось сознанье
   Для Артура немеющей души...
   Но сердцем слышит Голос: - Не спеши!
   Ведь волен Силой в Праве Созиданья,
   Где Волею Огня вершится Суд,
   Наказан быть в пороке своём блуд
   И иже вытекающее рядом.
   А ты владеть стремись хрустальным садом:
  
   Не сразу все, а за одним другой,
   Цветок тебе предстанет в мире этом,
   Где ты пройдёшь свой путь сердец поэтом,
   К прекрасному, влекущий, за собой.
  
   И быть тебе таким, как Мир испросит,
   Где ликом женским сменится мужской,
   Когда изношенное платье на покой
   Твоё отдаст стареющая осень.
  
   И семя заберётся у тебя
   Во благо Мира, но в одном рожденье -
   Сейчас, когда полны ещё сомненья,
   Что Силою не ведаешь себя.
  
   Не забывай блюсти себя от смрада,
   Себя не отравляя скверной яда,
   Где похоти пылающий оскал
   За мзду с корыстью влажностью блистал.
   Где попраной, утробу бытия
   Своим бы ядом полнила змея,
   Блядущая корыстью разных лиц,
   Но коль опасность - то облезлый шпиц.
  
   Не доверяйся верности гиен,
   Чьё падалепитающее кредо
   Велит ей неотступно быть по следу
   Грядущих для кого-то перемен.
  
   Не верь, что благородство пахнет потом
   В постели, где собой хотят спасти
   Тебя ли от превратностей пути?
   А, может, тела накормить койота?
  
   Но помни об ОДНОМ - всегда! Везде!
   Что, как бы жизнь тебя не опускала,
   ТЫ ПОЛОН СИЛ ЕЁ НАЧАТЬ СНАЧАЛА!
   Себя не погубляя в ерунде.
  
   И Сил, что полнятся Любовью и Заботой
   О царстве бытия твоей души,
   Упрёками и бранью не спеши
   Хлестать злобой, как ТО желает кто-то,
   Считающий ошибок твоих вес,
   В которых ты для тёмного б воскрес.
  
   И Голоса прервался слов поток.
   Восшедшим солнцем красился восток.
  
   5. ПЕРВЫЙ ЦВЕТОК.
  
   И пробудился Артур ото сна,
   Где виделась прекрасная весна,
   Но на руинах, в коих пал тот мир,
   В котором блуда царствовал кумир.
  
   И вышел в сад, где солнечных лучей
   Испить мечтали листья и цветы.
   Но замер.... От хрустальной красоты
   Своих не смог он отвести очей...
  
   И вспомнил Голос, с коим говорил...
   И все слова, что Им ему вещались.
   И понял он, что ЗДЕСЬ УЖЕ сбывались
   Пророчеств сны, что сами не творим.
  
   И подошёл к хрустальному цветку,
   Приветливо кивавшему головкой.
   Над ним, кружась, присаживался ловко
   Лохматый шмель. Пружиня, лепестку
  
   Игралось с шмелем весело и звонко -
   Как на ветру, вибрировал он тонко.
   Но, боги! Источал он аромат!
   Нектар его был золотист и сладок.
   И Артур, жизнь кого полна загадок,
   Любой очередной был снова рад.
  
   И ликованьем полнилась душа -
   В его саду цветок, каких нет боле,
   Какие не цветут во тьме неволи.
   И жизнь красою снова хороша!
  
   И светом лик у Артура искрился.
   И сердце пело, вторя соловью.
   И чудилось ему, что счастье льют
   Ковшом с небес на Книжные страницы,
   Что Книгу Жизни вечную поют.
  
   Но туча, приближаясь, скрыла свет,
   Где тень его собою заслонила.
   И сердце от предчувствия заныло,
   Как ныло много раз за много лет.
  
   И смерчу расступились небеса,
   Чтобы с землёй, объединив воронкой,
   Как нитью смертоносною и тонкой,
   В саду была разрушена краса.
  
   И хохот, преисподнею несом,
   Собой наполнил зыбкое пространство,
   Где вечность и мгновенье - постоянство.
   Но правил миром алчущий содом.
  
   И в туче приоткрылся гнусный вид -
   Гадючьим извиванием увита,
   Но глазки, томно приоткрыв, лолита,
   Измученная жаждою, сидит
  
   И манит, обращая свои руки
   На землю, к Артуру, что целью её был
   И должен стать спасением от муки -
   Тогда бы только ад её простил.
  
   И возопила мразь, что, став лолитой,
   Своих гадюк забыла заменить
   Густою шевелюрой - шёлком нить.
   И снова преисподней была бита.
  
   И вой её разнесся над землёй,
   И был он так ужасен в своей сути,
   Что мысли ни о Кама, ни о Сутре
   Его бы не нарушили собой.
  
   И Артур, на клинке сомкнувши руки,
   Колено преклонив перед цветком,
   Свой голос, задрожавший, пил глотком,
   В запрете для груди исторгнуть муки.
  
   И не склонённой прежде, голова
   Склонилась, опечаленной, глазами
   К поверженному цвету. И слезами,
   Которые мог удержать едва...
  
   Но небом, что прорвавшийся поток,
   Стеною дождевой, укрывши землю,
   Смешался со слезами... Горю внемля,
   Головку приподнял к нему цветок...
  
   И заструились жемчугами слёзы,
   Под кои Артур руки подставлял.
   Своих же не скрывая, он рыдал
   И тёмной силе возносил угрозы.
  
   И земли распахнулись под цветком,
   И, болью пропитавшийся, слезами,
   Последний жемчуг грустными глазами
   Отдал для Артура, взмахнув потом,
   Как будто на прощанье, лепестками,
   И сгинул (до поры) в бездонной яме.
  
   И земли возвратились на своя круги,
   Где, сжавши жемчуга в ладони,
   Теперь лишь только Артур понял
   То, как сильны прекрасного враги.
  
   У можжевельника, что рос во двух шагах,
   Прощения прося, отсёк вершину.
   И жемчуга, отсыпав половину,
   На камне камнем, истолчённых в прах,
   Смешал с землёй, размытою водою
   Из слёз своих и дождевых, с небес,
   Заклятьем, над каким не властен бес,
   Воздвиг посаженное дерево. Судьбою
   Он будет возвращён ещё не раз
   К истокам бытия, что сам отметил...
   Но мир, как будто прослезённый, светел
   Вдруг стал над ним. И в этот час
   Им снова был услышан Глас:
  
   - Погиб твой первый хрусталя цветок.
   Ты, слово давший, НЕ ЗАБУДЬ зарок,
   Который ты теперь обязан помнить,
   Как вызвавший на бой исчадье, воин.
  
   И Артур, на колено вновь привстав,
   Руками рукоять клинка сомкнувший,
   Поклялся, что душою не уснувший,
   Он верен был и будет, всё отдав
   Во имя предстоящего сраженья,
   Поддержки испрося для тьмы сверженья.
  
   6. НАПУТСТВИЕ.
  
   И был получен им такой ответ
   (И Голос в голове его струился):
   - Тебе, дитя моё, сравненья нет.
   И сколько не прошло бы зим и лет,
  
   Твоим бы мир огнём испепелился,
   Когда б исчадью ты для тьмы ссудился.
   Но Волею Великой Бытия,
   Единственным Отцом Своей Вселенной,
  
   Ты, ставший воином нетленным,
   В телах людских пройдёшь свой путь, где Я,
   Тебе, навстречу выславший подмогу
   (Один не воин в поле - видно Богу),
   Что чудо от искры твоей души.
  
   Но не забудь, что опыта итогом,
   Как знаешь ты, есть средства хороши,
   А есть, ведущие путём к врагу, -
   Когда погрязнешь в них - пред ним в долгу.
  
   Но, прежде, предстоит узнать
   Ту часть твоей души нетленной,
   С которой ты, дитя Вселенной,
   Своей душой, испивши Благодать,
   Не знал вовеки то, что есть страдать.
  
   Но ждёт тебя нечистая - мужчиной,
   Твоей, мечтая статься, половиной:
   Известно ей, что семенем твоим -
   Единственно лежит её спасенье,
   Когда она, понёсшая, от мщенья
   Имеет шанс избавиться - двоим
   (вторым в утробе плод её считаю)
   Откроет снова преисподня двери -
  
   Второму предстоит владыкой стать.
   При нём, быть может, защищённой мать
   (она о том с рождения мечтает).
   Но родственность едва приемлют звери.
  
   Итак, известно ей - мужчина ты.
   Лолитой ей сегодня не удастся.
   Но ты, жалеючи, не мог бы чтоб поддаться
   На "беззащитность юной красоты",
  
   В рожденье этом семени лишишься,
   Тем самым для Вселенной сохранишься.
   Но знать ты должен, что борьба со дном
   Рожденьем в НЫНЕ только продолжалась,
   Когда она/борьба тобою сталась,
   Но памятью твоею о былом.
  
   В рождениях иных мужская стать
   Тобою (скромно!) будет презираться -
   Ведь нет инЫх, желающих отдаться,
   Но тешась, что БЕРЁТСЯ (!!!) благодать.
  
   Тебе же, что феминою родишься,
   Дорогой горькой предстоит идти.
   Но, не смотря на трудности пути,
   Ты в чистоте своей не изменишься,
   Чем Силами взрастёшь над этим днём,
   Хотя забудешь помнить о былом.
  
   Теперь частицы Духа твоего -
   Им предстоит мужскою плотью сбыться
   И Силами бескрайности взраститься,
   С тобою, возвратившись, своего
  
   Единого бессмертного Начала.
   Но сам ты знаешь, что мужчинам мало,
   Что им дано не больше одного.
  
   Они, испорченные тленным самомненьем,
   Не брезгуют мгновеньем, где подстать
   Пред ними дьяволице встать.
   Мечтая воплощения мгновеньем,
   Свою, собою, предавая мать.
  
   И мразь со дна - к тому стремится тоже -
   Ему, готовленное скоро, тленным, ложе
   Она собой, спешащая, стелит,
   Как будто перед нею сателлит,
   Чтоб, от-алкавши семени, умножить
   Во благодарностях от мзды, что ей дороже.
  
   И дояр-дьяволица, на пути,
   Где с маскулинной статью ей идти,
   Собой, опустошая закрома,
   Что силой наполняются нетленной,
  
   Становится сильнее во вселенной,
   Её преображая от дерьма,
   Которое лолитой, эсмеральдой,
   Представила с рождения сама.
  
   И выбран ею только (!) образ нежный.
   Хоть и в мужском успешна. -
   Отдавать
   Ему бы силы приходилось.
   Брать
   От них себе, питающих надежду,
   Что им де свою женственность дают,
   Когда из них мозги и силы пьют.
  
   Да не возропщет женское начало!
   Своей любовью восполняюще мужчин.
   Но им-то люба та, кто озверин,
   Приняв, поднявши похоть, источала б
   Собою страсть опустошить. Где тлен
   "Любви" ведёт к разрухе перемен.
  
   И методы её НЕ беспокоят! -
   Любым путём добиться цели ей,
   Где, в море удушающих страстей,
   Мужчин, с собою рядом, обезволит.
  
   Как знать, что ты попал в капкан?
  
   Любовью истинной ты прежде будешь пьян.
   Но, не разжегши сердца, бредя телом,
   Ты сам поймёшь, со временем, - изъян
   Началом чувств твоих свершён паденьем,
   Твоё тщеславье теша самомненьем,
  
   Что ты - защитою обиженной овце.
   Спасителем, запуганной невинно,
   Что, только, став, твоею половиной,
   Забудется о прежнем подлеце.
  
   Итак, - где жалостью сулится твой покров
   Защитою над ней, что не забудет
   (Надеждой тщетной, наполняясь, люди
   Мечтают благодарность пить из дней
   В ответ ко благородности своей,
   Что обогретый вечно помнить будет!)
   ...коль не закроет совесть на засов...
   ...когда она "жива" тщетой надежды...
  
   Моё напутствие ТЕБЕ - НЕ для невежды!
   Чтоб ТЫ, не закрывая глаз, по миру шёл,
   Собою освещая смрада тлены,
   Где, вероятно, образом полена
   Какой-то маскулин свой путь нашёл.
  
   И, если Сил во взгляде ТВОЁМ станет,
   Чтоб встрепенулся мёртв что, кто живой,
   И ноги из трясины - за ТОБОЙ,
   То сил отнимется, что тьма из него тянет.
  
   И тьмою, чьё бессилье - без людей (!),
   Желающих по воле иль невольно
   Отдать резервы, без которых больно
   Тем людям.
   Но ЧЕМ радостен злодей!
  
   Ты не простишься, отбирая пищу
   Из тел и душ, что мнятся только высшим
   Творением для мира Божества.
   Твердящим, что любовь ВСЕГДА права!
   Где под ЛЮБОВЬЮ похоть понимают,
   Что, в скудости своей, не различают.
  
   Итак, опять:
   ТВОЙ Путь - тернист и крут.
   И ТЫ, ЛЮБОВЬЮ ведшийся незримо,
   Готов ли обрестись талантом мима,
   Чтоб самому избавиться от пут,
   Которые всех, в тлене кто, влекут?
  
   Но, параллельностью с талантом тем,
   При смелости своей же оставаться?
   И, если сложится, в покорности НЕ СДАТЬСЯ
   Во славу тьмы, поющей только тлен?
  
   Ты В ПРАВЕ, милый Мой, принять решенье,
   Которым ТЫ ОБЛЕГЧИШЬ путь земной.
   И ТЫ любим НЕ станешь МЕНЬШЕ Мной!
   Поэтому, отбрось свои сомненья!
  
   Но, также не кривлю Я, говоря,
   Что НЕТ ТЕБЯ сильней сегодня в деле (!),
   Поскольку ТВОИМ Духом в твоём теле
   Над Миром ободряется Заря.
  
   И слёз тебе придётся переплыть
   Своих отчаяний и разочарований,
   В которых духом можно бы остыть,
   Испив воды из Леты забываний.
  
   И ты НЕ вспомнишь ЭТОТ разговор,
   Пока твоей души размеры - тленны.
   Пока ТЫ - САМ СЕБЕ. Хоть часть Вселенной.
   И мыслишь, что твержу Я просто вздор.
  
   И Голосом исполнилась заминка...
   И Артур, удивленье воскреся,
   Взглянул в Глаза, что зрели, вознесясь:
   - Когда и как я встречу половинки?
  
   - Тебе испить представится Судьбой,
   К тому, что знаешь, много разных знаний.
   Из них твой Путь наполнит пониманий,
   Что Небом Бесконечным, над тобой,
  
   Струящимся потоком Мирозданья,
   Откроются тебе потоки ТАЙНЫ,
   Что ДО ТЕБЯ не ведал, кто живой.
   И в НИХ Себя Ты примиришь с СОБОЙ!
  
   И больше говорить Мне Смысла НЕТ:
   Пока ТЫ САМ, пятой души, не ступишь
   Во мрази тлен, где САМ СЕБЯ искупишь,
   Не осознаешь разницы, где Свет,
   А где лишь тьма, и рядом Света нет,
   Пройдёт ещё довольно Жизни ЛЕТ!
   Которых Вечность ощутит мгновеньем.
  
   И ТЫ, по волшебства ли мановенью,
   Переживя своих падений и побед,
   Влекущие на пики волн и спады,
   Своей души низвергнув водопады,
  
   Поймёшь однажды (!) - уронив жетон
   В тот автомат, что выдаст Знанья он.
  
   И ТЫ поймёшь, что таинством души
   Твоей, ДО НЫНЕ, что НЕ восхищался,
   Теперь, подобно Небом, напивался,
   Где все оттенки красок хороши.
  
   И встрепенётся в глубине твоей,
   Как спавшее когда-то, сердце духа,
   Которое ТЕБЯ, лишённым слуха,
   Научит слышать шорохами дней!
  
   И ТЫ, туман обыденности полня
   Своим желаньем слышанья в ночи,
   Средь тишины, что людям - палачи
   Свои дарят и одиночеств, волны,
   Почувствуешь (!) вибрации души,
   Которая В ТЕБЕ и ЗА ТОБОЮ.
  
   И никакого грохота прибоя
   Не хватит, чтобы слышанья лишить!
  
   Вослед за ним - глаза души открыты!
   Когда, как трюфель ищут под землёй,
   Твой взгляд, что сканер, движущий тобой,
   И видишь ТО, что маской - плющ увитый.
  
   И ты поймёшь, кто есть перед тобой.
   Пусть между - бесконечность расстояний.
  
   Но ТОЛЬКО (!) НЕ доверься обещаний,
   Что ложью, увлекущих за собой,
   Твоей души, что НЕ ТВОЯ, ОТЧАСТИ!
   Не стань рабом безумствующей власти!
  
   И от СЕБЯ к СЕБЕ твой Путь лежит,
   Когда ТЫ, ВНЕ СЕБЯ, СЕБЯ найдёшь.
   И душу ТВОЮ растерзает дрожь,
   Когда СОБОЮ будешь ТЫ убит...
  
   Когда пред выбором ТВОИМ предстанет Путь -
   Уйдя, забвением осыпав часть, что тленна.
   И что, как опухоль на теле у Вселенной,
   В сердцах собою порождает жуть.
  
   Или, взглянувши, в тьмы хламиду - Светом,
   Собой клубок змеиный раскрутить,
   И ядом награждённым быть при этом...
   Захочешь ли тогда с СОБОЮ БЫТЬ?!
  
   И в праве ТВОЁМ - верное решенье,
   Как видится оно ТЕБЕ в ТОТ ЧАС.
   Ведь СИЛОЮ, живущей между ВАС,
   Как Созиданье, - так возможно тленье...
  
   И, опустивши голову, стоял
   Наш Артур.
   Обескровленность печалью
   На лике, что прекрасен, став печатью.
   От коей дух его НЕ ликовал...
  
   7. ИСПОЛНЕНИЕ.
  
   И небо вновь разверзлось над землёю,
   Где молнии, собой, круша остов,
   Бомбардируют земляной покров.
   А ветры, что сирены, жутко воют.
  
   И встрепенулся запоздалый люд,
   Свои, стремя, под прочность крыши, ноги.
   И, только обезлюдели дороги,
   По ним уж волны бурные плывут.
  
   Но Артур - как уснул или сражён:
   Он, как атлет, сложён, фигурой строен.
   И пусть ещё не много знал он воен,
   Услышанным он, явно, поражён.
  
   И понял он ответственность Небес,
   Что Миссию Свою ему ссудили.
   И тем душевной смутой наградили,
   В которой он и умер, и воскрес.
  
   И, свой клинок, прижав к своей груди,
   Промолвил он: - Доверье оправдаю!
   А дождь над ним, что плакальщик, рыдает...
   И только ветры веют впереди.
  
   И молния, что обращёна с неба,
   Собой разверзла массу из воды...
   (И, верно,...если б не было беды...
   Не напиталась бы земля для хлеба.)
  
   Воткнувшись электрическим крылом
   В верхушку деревца, посаженного ныне,
   В него вбуравливаясь, полнила разлом,
   Как будто душу отдавала половине.
  
   Вскричал, негодованием кипя,
   И бросился, питомца защищая, -
   Как малое и хрупкое дитя
   Хранит собою только мать родная.
  
   Клинком принявши, бестию к себе
   Направил электрическую в тело,
   Которое металось и хотело
   Себя сгубить, иль вырастить в борьбе.
  
   И вот она, глотавшая металл,
   Приблизилась к рукам, вонзившись цепко.
   Но, боги! Это было лишь зацепкой.
   И Артур с этой бестией упал.
  
   Конечно, если б был он человек,
   Подобно всем, то на шашлык сожжённый
   Слетелось вороньё бы.
   Окружённый,
   Исклёван до костей бы был вовек.
  
   Но Артур был, отчасти, не как все.
   И, молнию, за хвост перехвативши,
   Клинком прижал к земле, испепеливши,
   Чтоб землю, та бы выдохлась совсем.
  
   Но бестия сломлённую сыграла,
   В покорности повисшей на клинке.
   И, даже возбуждённо задрожала,
   Почувствовав себя в его руке.
  
   Покорность проявила и невинность,
   Лизнув её шершавым языком.
   Но здесь же, вниз, метнувшися, клыком
   Вспорола закрома, где жизнь хранилась...
  
   И, вскрикнуть не успев, наш Артур пал,
   От боли, что огнём пылала в схронах.
   И, пред глазами огненно зелёных
   И красных нимф, повержен был финал.
  
   И молния, испившая сознанья,
   Где мужественность гордая взросла,
   Свои, огнём, оставив два крыла
   Во схронах, зализав очарованьем
   Следы разверзнутости этих закромов,
   Что выжжены до дна огнём пьянящим.,
   Лизнула напоследок, что кипяще,
   И Артур оглушён был ею сном.
  
   И восемнадцать дней проспал в покоях,
   Куда его на бережных руках,
   Огнём испепелённого, что прах,
   Из приближённых слуг, внесли.
   Наш воин
  
   Метался из горячки до снегов.
   Постель его то в тропиках пылала,
   То во снегах сибирских замерзала,
   То вновь огнём крушила льда покров.
  
   А молния? Куда же деться ей,
   Собой что принесла стерильность дней?
  
   Когда она, влюбившаяся в смелость,
   Своей душой взмывала по ночам,
   В горячности, волнующим речам,
   У изголовья колыбельной пелась.
  
   И песня та лилась, как ширь реки,
   На берегу какой она родилась
   И шаром так безудержно светилась,
   Что под водой исчезли рыбаки...
  
   И ночью Артур вдруг открыл глаза...
   Она пред ликом на груди сидела
   И песню, очарованная, пела...
   Вдруг в стоне вздох. Кипящая слеза...
  
   И молния, прижатая ладонью,
   Во тьме кошмара - захлестнувший круг,
   Глаза, как филин, выпучила вдруг,
   И к Артуру раскрылася любовью...
  
   Вот смеху было! - потолок дрожал,
   Раскатами и стоном сотрясаясь.
   И молния, собою потешаясь,
   Покусывала так, что он визжал...
  
   И не был зол на молнию теперь,
   Творение Господне принимая,
   И Гласу Разума от Вечности внимая.
   Давно уж полночь.
   Но, скрипящей, дверь
  
   В покои Артура немного заглянула.
   За нею - чья-то тень в проход нырнула...
  
   И наступила снова тишина.
   И тени нет, как будто. Не видна.
  
   И Артур, что почудилось ему,
   Подумал и, уставившись в пространство,
   Что мог читать без знаков постоянства,
   Всей кожею раскрылся ко всему:
  
   Он через кожу запахи погладил,
   Испив их, так знакомый, аромат,
   Но вдруг, уже покою был он рад,
   Он уловил, как будто бы нагадил
  
   В покоях кто, где вход чужим - запрет.
   И хоть глазами - никого здесь нет,
   Он верен был себе и точно знал,
   Что кто-то из чужих сюда попал.
  
   И виду не подал. Но сжал в руке,
   Как искорку, раскрывшую объятья,
   Электрообжигающую платье,
   Ту молнию, с кем стал накоротке.
  
   И взволновалась грудь. Забилось сердце
   Чуток сильнее прежнего. Живот,
   Как будто липкий страх внутри живёт.
   И вспомнил звуки, скрипнувшие, дверцы -
  
   Как будто сквозняком, приоткрывал
   Невидимый, но кто-то сильный очень.
   И, если он не кажется пред очи,
   То, значит, было ТО, что ОН скрывал.
  
   Волнение своё, взметнув в окно, -
   (Когда ты беспокоен, волны хлещут -
   И, пусть престижа ради, расклевещут,
   Что нам-де, очень смелым, всё равно) -
  
   Он задержал дыханье, как бывало,
   Когда ему пространства было мало,
   Где воздух по крупицам подавался
   И терпко, с наслажденьем, смаковался.
  
   И, вдруг, туманом липким, вскрылся пот.
   Горячею испариной живот
   Покрылся, сокращаясь в ритме рок,
   И кто-то пламя закромов извлёк -
  
   От боли острой Артур пнул ногой
   Того, кто был склонённый головой,
   Над тем, что мужества печатью назвалось,
   Но, в ожидании, огнём лишь пролилось.
  
   И рыка злобного низвергнутый оскал
   Над Артуром пространство сотрясал.
   И молния, что выпущена в тьму,
   Собой спасая, вторила ему,
   Врываясь беспощадно в бездну тьмы,
   Что обликом возникла кутерьмы.
  
   И завязался между ними бой:
   Где молния за Артура, собой
   Крушила тьму остатками Огня.
   И тьма бежала, позабыв меня.
  
   Читатель, пусть дорога в даль бежит -
   Наш Артур мною прежде пережит... :))
  
   И знаменья вдруг вспомнились слова,
   Что тьма желала б семени добиться,
   Чтоб семенем, понесши, искупиться...
  
   Эй, молния, хорошая, жива?
   И Артур бросился искать её,
   Что в нём сожгла живое бытиё.
   В надежде - с благодарностью обнять
   И к сердцу тёплым солнышком принять.
  
   Но под ногами - пепла бугорок,
   Как будто кто-то перья птичьи жёг.
   И пепел зашептал:
   - Скорей огня!...
   В камине пламя есть...Спаси меня...
  
   И Артур пепел бережно собрал,
   Да так, чтоб ни крупинки не терялось.
   Ведь сердце Артура в тревоге исстрадалось -
   Он часто дорогих друзей терял.
  
   И, пепел, положивши у огня,
   Он прошептал:
   - Ты не покинь меня...
   И ты прости меня за то, друг милый мой,
   Что был я злобен и жесток с тобой
   За боль, какую пережить пришлось,
   Чтоб, предначертанное тьмою, не сбылось.
  
   Огню души твоей, родившейся, - рука,
   Что, если бьёт, то уж наверняка.
   И сердце жаркое, но честное.
   Душа,
   Да, пусть шальная, всё же, хороша.
   Стань другом мне, как стал уж я тебе.
  
   - И я твой друг, - от молнии в огне.
  
   8.
  
   Надежды тёмной силы не сбылись -
   Прощенья не нашлось ей в преисподне.
  
   А в мире Света, под крылом Господним,
   В свои пенаты возвратилась Жизнь,
   Которой предсказания явились, -
   Вернуться в сохранении, нетленной,
   Откуда забиралась для Вселенной,
   Чтоб Силами для Света утвердились.
  
   Повисшая меж Небом и землёй,
   Что в лярву превратилась, дьяволица,
   Меняя имена, досуги, лица,
   Отмстить решила матери родной.
  
   Не позабыла и про Артура она
   В своём стремленье семени напиться
   И от него той силой разродиться,
   Что всякая иная б - сметена!
   Где стать бы ей - царицею Вселенной.
   А под ногами чтобы - Мир нетленный.
  
   Но Артура ей нужно отыскать,
   Рождённого средь городов и весей.
   И только этой драгоценной вестью
   Гнилью утробы - ЗАКРОМА алкать.
  
   И срок отметил ей астральный план,
   В котором она лярвой поселилась -
   Шесть воплощений сверх того, что сбылось.
   И ни мгновеньем больше.
   Много стран
  
   Пройдёт под этим флагом дьяволица,
   Ища в сердцах, давно забытых, - лица,
   В которых узнавала бы ЕГО -
   К рожденью, что допущен, - одного.
  
   И лишь одно ей недоступно было -
   Что эти воплощения пусты (!) -
   Не навести сожжённые мосты.
   Хоть и преображалась милой
   Простушкой или царственной гетерой,
   Свои капканы ставя на мужчин.
  
   А он в рожденьях этих - средь фемин,
   Как в джунглях растворяется пантера.
  
  
  
   06.03.06
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"