Цвет войны.

Война. Как порой мало вложено в это слово! В каждом его звуке, в каждой букве таится непостижимая смертоносная сила, поджидающая, когда же ты дашь ей волю. О, нет... Многие заблуждаются, тщетно пологая, что она похожа на подстреленного лося, что сломя голову несётся на толпу людей, сбивая с ног каждого. Она никогда не ударит напрямик, никогда не пойдет тараном, всегда мелочно поджидая, когда ты подставишь свою спину. Она похожа на опытного воришку, что жаждет забрать сверх того, что находится в твоём доме. Вырывая полы, раздирая обивку мягкой мебели, высыпая землю из горшков с цветами, она, если и не найдет большего, всё же разгромит весь твой дом, превратив его в огромную свалку. Войну нельзя продумать или предугадать. Она, танцуя с самого начала по нарисованной на полу продуманной партнером схеме, в любую секунду может свернуть в бок и увести с вальса до аргентинского танго, страстно завлекая всё больше народу. Перед ней нельзя устоять. Она пожирает людей, делая их, подстраивая под себя. Все. Все до одного уверяют, что при наступлении войны никогда не поднимут руки на ближнего своего. На того, с кем когда - либо виделся, и даже просто, на человека. Но когда она приходят эти смельчаки замолкают. Она увлекает, затягивает, словно самая большая и вонючая трясина, убивая в людях саму надежду! То, что должно жить до последнего, оставляя после себя лишь голые инстинкты. В каждом из нас есть её отголосок. Нет! Мне не нужны жалкие оправдания! Каждый из вас с радостью поднимет в руке нож, чтобы "защитить" свою территорию, несуществующую честь или ещё что-то такое же относительное. На самом же деле людям свойственна война. Все мужчины с рождения рыцари, а женщины лучницы. Слеп тот, кто уверят, что женщины слабы и не способны вести бой. Самые бесстрашные и беспощадные в нашем мире это женщины, что пытаются отвоевать свою семью, свой дом, что она когда-то строила своими руками, поперек рук мужа, свой хлеб, что давался ей непосильным трудом. Гнев мужчин отступает, когда приходит безрасчетная и бескрайняя хитрость женщины. Эти холодные и изворотливые в бою существа никому не могут показаться красивыми или привлекательными. Они любят власть, как и она. Самая великая из женщин.

Война. У неё нет принципов, которыми так сложно поступиться на пути, нет законов, что так сложно не нарушить, нет идеалов, к которым нужно стремиться. Она, по своей сути ничто, просто звук. Но в этом звуке отклики тысячи судеб, жалобные молитвы детей, что только что стали сиротами, предсмертные стоны, крики тысяч людей, гулкий звон падающих слез и всхлип разрезанных вен. Её нельзя остановить. Она никогда не посмотрит на умирающих от голода юродивых или стариков, что, обнявшись, плачут над телом погибшего сына. Не остановится выпить с празднующими на костях поверженных врагов, а точнее просто людей, что так не вовремя решили родиться. Судьба переменчива, а война никогда. Мало того, что она просто забирает души, подпитываясь страданьями других, словно спелыми гроздьями винограда, он калечит жизни тысячи, миллионы людей, превращая выстроенный план судьбы в кашу из сваренных костей. Она не знает слов сочувствия, не знает молитв или любви, на что так надеются люди. Она вползает в души, отравляя их, медленно вытравливая ядом жадности или похоти всё хорошее, достоинства этой жизни, а затем, обменивая уже прогнившую душу на власть захватывает миллионы. Войны начинаются лишь с одного жеста вождя, с уже почерневшей, выброшенной на помойку душой. Никому не нужна территория, что можно выменять и на деньги, плевать на честь, понятие которой не вспоминалось уже не первое столетие, на принципы. Самое главное, это стремление. Жажда крови и славы. Что там судьбы миллионов?! Какая разница, что будут делать дети без отцов?! Кровь, кровь... Та, что рокочет в ушах, при виде врага, та, что красным вином, сладостнее портвейна, вливается в бокалы, та, что романтичными каплями стекает с лезвия меча, та, что соленым запахом заполняет поляны, окрашивая в цвет победы. Цвет войны.

У войны нет особого влияния, она не воспитывает разум и тело, заставляя делать нужные её вещи. Мы сами это делаем. У каждого из нас есть этот клочок, что каждую секунду готов рискнув всем достать из сейфа пистолет и выйти на улицы. Она просто освобождает его, выставляет наружу скрытые желания. Признайся, ты ведь тоже этого хочешь?.. А что будет, если убить человека? Разве тебе никогда в голову не приходила эта мысль? Не думай, что кто-то глупее тебя, что об этом никто никогда не догадается. Она это знает, и каждый это знает. Когда она приходит, то многие бегут ей навстречу, впопыхах забывая всё, что было дорого ранее. Семья, любовь, дружба, жизнь... С приходом войны, словно счетчик, что до этого набивал цену твоей жизни, всё обнулируется, заставляя людей переходить на другую вычислительную систему. На песочные часы, что крупицами отсчитывают секунды твоей жизни. Это не война поощряет живых, это часы ещё не разбили пулями.

Война одинакова везде. Ей не важен, что это за мир, за год, что за галактика, где снова играют в её грязные игры. Она везде равна и везде непредсказуема. Что за танец она станцует сегодня? А завтра? А через вечность? Война не кончается никогда, лишь делая короткие перерывы, заскучав смотреть на однообразные пейзажи этой планеты. Увы, ни один ученый не в силах предугадать, когда она вернется, чтобы вновь отравлять и порабощать. А она ведь вернётся.

Пейзажи вокруг внушали страх, заставляя посторонних наблюдателей спрятаться за ближайшим горевшим деревом, что через считанные секунды, как и всё вокруг, превратиться в пепел. Земля за километр была выжжена. Больно колющий глаза, неестественно черный пепел, вместо плодородной почвы, застилал всю даль. Искореженные, словно пережеванные кем-то очень большим, голые деревья медленно догорали кроваво-красным пламенем, бросая искры. Травы не было, не было и солнца, и земли, и кустов, лишь грязно-серый дым, заменяющий воздух. Он был густой, словно разлитая смола и вяло передвигался, собирая под собой все испарения уставшей земли. Ни одного здания не было видно, лишь огромные разломленные камни, напоминающие оазисы в этом черном море, стояли, отрешенными от реальности странниками, просто пережидавшими ночь в пустыни. О, это была не пустыня! Раньше тут цвет горицвет с орешником, пели пересмешники и грациозно в небе кружили летние ласточки, хвастая умением перед крылатыми товарками. Теперь же вряд ли где можно встретить обгорелые перья, вместо горделивых птиц в облаках. Да и облака застилала поднятая с земли зола.

На подобии земли таяли, истекая родниковой водой, большие льдины, в которых были заморожены тела людей. Война искривляла и вывертывала умы людей, помогая изобретать оружия, коварности которого позавидовали бы самые изощренные палачи. Огромные льдины разбивались о камни, разбрасывая кусками льда, части тела, что растаяв на горячей земле, запекались в дыме. Руки, ноги, обрывки сухожилий были раскиданы на мили вокруг, и не было ни сантиметра свободного места, где не лежали размороженные части ранее живого организма.

Это не наша война, не в нашем мире и, увы, за гранью нашего понимания, но не за гранью доступа войны. У нее вообще нет этих граней.

Они стояли друг напротив друга. Десять взрослых людей, небольшая походная разведывательная группа, напротив другой, такой же разведывательной группы. Люди Огня против Людей Воды, жизнь против жизни, на смерть и навеки. Они, маленькие представители своего народа, те, которые сейчас должны отстоять свою жизнь, свою честь, свое право быть свободными. В чьих-то глазах, но не в своих.

Они устали. В их глазах читалось боль утраты, страх, быть убитым. Не только страх смерти, но и её пьянящий запах забивал ноздри, наполняя кровь адреналином. В их боевых позах, в их резких готовых к бою жестах проскальзывала леность и неохота, страх. В полете ресниц, в порывистом дыхании, в ритме сердца, что пропускало необходимые удары, во всем читалась война. Тут было и желание свободы, и мнительность победы, и жажда крови, жажда убийства и страх потери, страх убийства, ужас этих пейзажей и безумное желание покоя. Каждый готов был отдать свою душу, свою жизнь за покой. Если не в жизни, так после её. Никто не хотел убивать так же сильно, как и быть убитым.

-Мы дадим вам шанс сдаться и позорно попасть в плен!- крикнул один из Людей Огня, достав из подола длинного платья, похожего на кимоно, два веера.

Они все были одеты одинаково в длинные платья, лишь узорами своих кланов и специализацией семей, отличавшихся от остальных. Непокорные красные линии цвета огня, скользили по одежде Огненных воинов, в то время, как плавные и легкие узоры на вещах, дополняли прически из длинных волос Людей Воды.

Это был вызов, отъявленно кричащий о превосходстве. Но должно ли слабым, погибающим, ищущим спасения в тишине людям, быть не безразличным к подобного рода вызовам, что задевает лишь болезненную гордость? Сильный человек, совсем не тот, кто может постоять за себя, а тот, кто умеет равнодушно пожать плечами. Но они были слишком слабы, слишком сломлены. Они много потеряли, чтобы стоя здесь не ответить на вызов.

-Лучше смерть, чем снова видеть ваши лица! В атаку!

К небесам взметнулась стихия. Мощные фонтаны воды били из ладоней противников, не давая огню поджечь почву перед собой. Снова игра. Снова жалкая, мелочная игра войны, что ввязала в неё даже стихию, заставляя покориться перед своим превосходством.

Рядом с крутящимися, извивающимися фигурами в красных балахонах то и дело возрастали огромные ледники, что пытались заковать их навсегда. Мощные струи огня в ответ ударяли противника, обжигая кожу на теле, нагревая воду, растапливая лед и снег. Вода тушила огонь, вырываясь мощными потоками. Красные искры, как крупицы тока, из электропроводов, падали на землю, дополняя уродливый ландшафт. Огонь дергался, извивался, то угасая, то взвиваясь до самого неба, которого, увы, не было видно за слоем дыма, как мог, увертывался от жадных струй воды.

Они падали. Одним за другим, ударялись телом о пыль, развивая облаком пепел вокруг себя. Так медленно и так красиво, словно в эпическом фильме, кружились крупицы пепла, для которых каждая секунда казалось не менее, чем годами полета. Глаза магов становились кристаллами, прозрачными изумрудами, в чьих глубинах рождался покой, отражая черный покров неба.

Пораженные огненными стрелами, маги отлетали назад, хрипя сквозь порванные легкие, но если не умирали, взвивая водопады к небесам, в прощальной молитве, снова шли на врага. Вода и огонь, неоспоримые свидетели жизни, её создатели, сейчас бесстыдно уничтожали столь драгоценный для мира род. Но, может, они лишь хотели спасти души от последнего, рокового танца с войной? Той, в чьих глазах никогда не было света.

Шум битвы медленно стал рассеиваться, как и густой дым, что неистово гнал ветер. Больше не было гневных вскриков, не было решительных командований, посреди этого хаоса остался лишь один непримиримый противоборствующий поток.

Ярко красные и холодно голубые платья сейчас валялись вместе, погребенные в пепле ближайшего дерева. Безвольные обмякшие тела, или же крепкие куски разбитого льда дополняли картину вселенского ужаса и немого упрека. Теперь им было всё равно, кто стоит или лежит перед ними. Они обрели то, к чему стремились. Они обрели покой.

Но рассеивающийся дым, обнажил две фигуры, что до сих пор были на ногах. Они стояли друг напротив друга, повторив движения, позу, они даже смотрели одинаково. Со страхом и решительностью. Молодой человек, Огненный, выставив перед собой руки, из которых нерушимым потоком вырывалось пламя, стоял, немного наклонившись вперед. Короткое красное пламя, со скользящими прерывающимися черными линиями, облегало широкие плечи. Высокий стоячий ворот стоял, закрывая шею. Он был высокий и смуглый. Его кожа, казалось, была отдельным покровом, переливаясь приятными шоколадными оттенками. На молодом лице уже появились первые морщины, хотя юноше и было не больше двадцати. Темные, цвета золы, короткие волосы, и глубокие, цвета догорающего угля, глаза. Во взгляде его не был злости, желания крови, не было того бешеного порыва, который вел великих полководцев перешагивая через падающие тела, он устал. Он просто хотел покоя.

Напротив него, стояла вырисовываемая ускользающим дымом, молодая девушка. Длинное голубое платье, с пенными завитыми барашками волны, платье трепетало под жаром огня. на, вытянув руки, выдавала фонтан ледяной воды, гася нарастающее пламя. Обе стихии встретились на середине, не смея сдвинуться с места.

Открытая хрупкая шея, тонкие запястья, вытянутые из-под длинных рукавов наряда. Длинные белоснежные волосы были заплетены в огромную косу, что словно секира, спадала с тонких плеч. По-детски пухлые губы, большие, цвета морской волны, глаза, маленькая капелька пота, рисующая дорожку с самого лба. Она смотрела прямо, не пытаясь отвернуться или убежать, полностью приняв выстроенную не собой реальность. Она не хотела смерти, её не пьянил запах крови, что сводил с ума миллионов. Она хотела спать. Закрыть глаза, и не открывать их, пока этот ужас не кончится. Но, сколько раз засыпала, она всегда просыпалась там же. В этом кошмаре, в самой кульминации бессмысленной игры.

Но сколько бы их силы не были равны, это не могло продолжаться вечно. Силы были на исходе. Вода тушила огонь, а пламя нагревало воду, обжигая руки девушки.

-Сдавайся, и я не убью тебя,- закричал парень. Он не был трусом, в нем не было вымышленной чести, что придумали рыцари, дабы скрыть собственную глупость, не было джентельментсво, ему не было жалко её. Он просто устал и не хотел брать на руки ещё одну невинную душу.

-Нет! Я буду биться до конца! Сдавайся!- её голос прозвучал слишком звонко, как капель, ударяющаяся о железные настилы балконов. Никто не хотел отступать, не хотел умирать, цепляясь за жизнь, как за самое ценное, за самое дорогое. А ведь есть и дороже...

-Я не хочу тебя убивать, но должен!- он говорил из последних сил, просто, чтобы попрощаться. Он давно не говорил, задыхаясь в холодном поту, рыща по горелой пустыни. Человек должен говорить, обязан.

Девушка оглянулась. Она ждала помощи, ещё не подозревая, что никто ей не поможет, просто потому, что в живых никого не осталось. Она окинула взглядом голую пустошь, разукрашенную кроваво-красным, и в глазах застыли слезы. Который раз в своей недолгой жизни она потеряла тех, кого знала?! Который раз осталась одна?! Который раз она осталась умирать?!

-Кому?- прошептала она,- Кому ты это должен?

Юноша не понял, что она имела в виду, так же поджидая помощи от команды. На миг, повернув голову, он оторопел. Никого не было.

Глухая чернеющая пустошь, в которой несимметрично разложены отдельные кусочки людей, в красивых голубых и красных платьях. В самом сердце этой убогой земли стояли двое, равносильно направив стихии против друг друга, черпали крупицы оставшейся силы.

-Хватит, я устал.- он говорил тихо, растеряно смотря на девушку и находя отголосок себя в её глазах, но не мог найти нужных слов.- Может, передохнем?

Девушка хотела ему верить, хотела опустить руку, тут же повалившись на землю. Она хотела закрыть глаза и уснуть вековым сном, не замечая ни ужаса людей, ни ада вокруг. Но она упорно направляла стихию вперед, не веря, ни единому слову. Хотя как ей хотелось в это верить!

-А если ты лжешь?- голос предательски дрогнул, выдавая волнение девушки.

Он оставался спокойным. Ни один мускул не дрогнул на лице, даже ноздри не расширялись в порывистом напряженном дыхании.

-Тогда тебе крупно повезет. Мы оба хотим одного и того же.

Девушка кивнула. Она понимала, о чем он говорит, понимала, о чем думает. Они не дети этой войны, это не их битва.

Она осторожно начала уменьшать силу подачи воды, зажмурившись, боясь, что ей обожжет лицо. Но открыв глаза и полностью опустив руку, она осталась живой. Огненный не нарушил обещания, он не сжег её, не обманул.

Она медленно протерла глаза, в которых застыли соленые слезы. Она собиралась сдержаться, не смела, выставлять чувства на показ, не смела, проявлять слабость. Но... Она сломала её, как ломает самых сильных этого мира. Девушка, на подкосившихся коленях, с тихим стоном упала на землю, подняв облако пепла, и в голос зарыдала.

Она наслаждалась этим, выбрасывая все пережитые эмоции, сожалея о утрате верной команды, заменившей ей семью, жалев себя, без тени иронии или эгоизма.

Юноша равнодушно смотрел на неё, остывая после потоков огня. В его глазах она была жалкой, как и он сам, такой же бедной, как он, потерянной, запутавшейся в собственных действиях. Он видел в ней себя, только, наверное, более сильную. Он никогда бы не расплакался на людях.

-Эй,- он тихо позвал её. Не потому, что своим голосом не хотел нарушить атмосферу тишины этого места, не потому, что хотел произвести определенное впечатление. Он просто не мог говорить громко. Пересохшее горло больно скрежетало.- Тебя как зовут?

Девушка обернулась, не стирая с лица слез. Чистыми дорожками они чертили узоры на грязном лице.

-Лэйлиэлла дэр Корнелия Принт,- она говорила это, высоко подняв острый подбородок, с единственным оставшимся чувством. С гордостью.

-Дэрэйт лэ Жесм. Мы не в том положении, чтобы разбрасываться титулами.

Повисло молчание. Оно не было напряженным, скорее, долгожданным. Они отдыхали от шума войны, грея уши о прекрасные мелодии тишины. Жаль, что это всего на несколько минут.

-Ты убьешь меня?- тихо спросила она. Лэйлиэлла так и не поднялась с земли, удобно распластавшись по земле. Она чувствовала, как гудят её ноги, становясь ватными. Секунды отдыха от погони, от спешки, от убийства, от войны. Сейчас, эти секунды били ценнее всего. Если и после смерти так, то... может, по ту сторону жизни лучше?

-А ты хочешь этого?

Он знал ответ на этот вопрос. Он тоже хотел бы этого. Девушка застыла в нерешительности. Она знала ответ, она ненавидела и обожала себя за него. Эти две буквы вызывали внутри неё настолько бурные споры, что было даже неудобно при них присутствовать. Она просто хотела выговориться, пусть сама с собой, но всё же, её выслушают. Она в нерешительности посмотрела на юношу, что прямо стоял на ногах, и, глядя в его глаза, кивнула.

Он всё же спросил, точно зная ответ.

-Ты уверена?

Она снова застыла. Она читала в нем кого-то близкого, кого-то родного не по крови, а по душе.

-Можно,- она смутилась.- Прошу, давай поговорим.

Огненный оглянулся. Не было никого на километры вокруг, лишь размякшие тела с немым укором смотрели на него. В крови клокотала угроза. Он обязан, он должен был убить её! Должен... Но кому? Чья эта жестокая игра? Ему надоело убивать, предрешая дальнейшую судьбу, надоело быть палачом, казня ни в чем неповинных людей. Он уже не впервые видел тех, которые самопроизвольно готовы подать голову на отсечение. Это не трусость, как кажется до неимоверности тупым лицемерам, не слабость, просто желание покоя. Стабильности, тишины, легкости... пусть сердце и не будет биться в груди, но с закрытыми глазами спокойнее идти.

Юноша приблизился к девушке, садясь рядом так, чтобы их взгляды спокойно пересекались. Ему было плевать на глупые ухмылки мертвых лиц, на черноту неба и земли, на серый цвет воздуха и запаха гари вокруг. Девушка, заметив, что у него пересохло в горле, сотворила маленькую льдинку и протянула Дэрэйту. Он прекрасно осознавал, что она в любую минуту может её убить.

-Война забрала у меня родных,- начала девушка, бессмысленно уставившись ввысь, пытаясь разглядеть хоть что либо. Озлобленный ветер прогонял дым, но всё равно ничего не было видно.- Их сожгли Люди Огня, когда вся семья обедала в доме. Я выбежала, на секунду, забрать из сарая грязную кружку, а когда вышла, они, поочередно, все в огне выбегали и падали передо мной. Мне было тогда,- она задумалась,- двенадцать. Это произошло ровно шесть лет назад, когда только началась война. Затем меня подобрали в одну из команд патрулирования, потом я была в засаде, и, наконец, в разведке. Но, мы возвращались домой, так что, за нами никто не идет. Я, думала, что переживу войну.

Она улыбнулась, сквозь капающие из глаз слезы.

-Ты должна ненавидеть меня. Мой народ убил твою семью.

Она устало посмотрела на него и тяжело вздохнула.

-Ты такой же человек, как и я. Ты не имеешь никакого отношения к моим родителям и тем, что с ними случилось. Почему я должна ненавидеть тебя? Только из-за того, что один человек из Людей Огня уничтожил мою семью? В этом виноват не народ, а тот Огненный, Дэрэйт. Я слишком молода, я не хочу умереть с неудовлетворенным чувством мести в груди. Я хочу быть женщиной, хочу любить, а не убивать, хочу завести семью, а не лишать её остальных, хочу состариться. Я просто родилась не в то время.

-Когда началась война, мне было четырнадцать. Мой папа был военным, и его тут же послали в горячую точку, а я, глупый мальчишка, направился с ним, спрятавшись в одном из чемоданов багажа. Наш аэроплан был расстрелян. Я упал на землю с километровой высоты, захлебываясь в потоках чужой крови. Кости были сломаны, но не все, и вскоре меня поставили на ноги. Я обучался в школе воинов, готовясь убивать без жалости и сожаления. Нас учили, что где-то в подсознании есть переключатель эмоций, и чувства просто можно выключить.

Снова тишина, снова в ушах завывает ветер. Они сидели, нерешительно упираясь взглядом, друг в друга. Они были закрыты, потеряны, растеряны, почти убиты. Им нужно было просто перестать дышать, чтобы казаться мертвыми.

По щекам девушки скользили слезы. Она устала. Устала от войны, от мира, от крови, от жизни.

-Знаешь,- она снова улыбнулась, пытаясь ложью скрыть истинные чувства,- а я ведь не знаю, за что мы воюем.

Юноша удивленно взглянул на неё, пытаясь понять, не врет ли она, но в чистых глазах не было ни лжи, ни пафоса, ни фальши, только соль, застывшая в глазах.

-Ваш правитель оскорбил нашего, упрекнув в жадности и мелочности, и тогда Огненный Император объявил войну.

Девушка замерла. Она пыталась обдумать причину войны, того, чем она заплатила семьей, психикой, молодостью, своей судьбой, посвятив всю жизнь.

Она схватилась за голову, пытаясь удержать слезы. Нет, нет, нет, этого не может быть.

-Я, я...- она судорожно хватала ртом воздух. -Я потратила свою жизнь под огнем только из-за прихоти короля?

Юноша хотел что-то возразить, но не нашел слов.

-Это не я соглашалась на войну, не я её устраивала, но я сражаюсь. За что? Скажи мне, за что я убиваю людей?

Он молчал. Задаваясь тем же вопросом, он был не в силах ответить ей, глядя прямо в глаза. Ему бы стоило отвернуться и наврать про честь клана, про обязанности всех семей, про присягу, что он давал королю. Но язык не поворачивался, и он так и остался сидеть с приоткрытым ртом.

-Всё что я видела, это боль и кровь. Моя сила, то, без чего не родиться ни одна травинка, служит оружием. Людей убивает водой! Я убиваю!- она уже не пыталась скрыть слезы. Лэйлиэлла, так долго не открываясь людям, кинулась на шею юноше, что удивленно замер.

Война. Она ломает, вывертывает всю свою сущность, оставляя искореженную душу умирать, иссыхать на задворках реальности. Бесконечные гонения, огонь и лед, что извергаются к черным небесам, и, главное, вечное одиночество. Когда ты не можешь никому доверить своё сердце, точно зная, что оно разобьется, не можешь поговорить, зная, что каждая секунда будет стоить чьей-то жизни. И сейчас, найдя последнего слушателя, она была рада раскрыться.

Он пытался понять её. Вглядываясь в её точеное лицо, чуть приоткрытые губы, и большие, полные слез и неконтролируемой тоски, глаза, он пытался разглядеть в них девушку, что создал бог. Он смотрел на неё пристально, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, но не видел её. Перед ним сейчас сидел хорошо подготовленный воин, машина для убийства, чьё движение руки будет стоить ему жизни. Вот она, излучающая опасность девушка, рыдала у него на груди, полностью принимая волю судьбы.

-Знаешь,- шептала она, вытирая слезы,- а я ведь даже не целовалась, за все свои восемнадцать лет.

-Ты правда хочешь умереть? Это когда-нибудь закончится, и ты будешь жить нормально. Заведешь семью, детей, -он усмехнулся,- поцелуешься.

Она отстранилась от него и вытерла украдкой слезы. Длинный голубой рукав уже промок и засалился от непрекращающихся потоков слез.

-Я рада, что у меня нет детей. Я никогда бы не пожалела, чтобы они жили в таком мире.- она вздохнула.- Она никогда не кончится, Дэрэйт. А если и кончится, то будет поздно. Я никогда не стану нормальной, никогда не буду счастливой, никогда не подарю кому-нибудь свои чувства. Ты... ты понимаешь?

Он кивнул. Тот, которому всю свою осознанную жизнь приходилось убивать, будет очень трудно самостоятельно создать новую. Он уже никогда не сможет.

-Это не наша война, не наше время. Я должен убить тебя только потому, что ты принадлежишь другому народу. Это глупо.

-Я устала. Прошу тебя, я очень устала, я хочу покоя! Я не хочу больше видеть всё это!

-Ты просто не осознаешь насколько это больно сгореть заживо! Когда огонь пожирает тебя всю, сначала кожу, причиняя невыносимую боль, потом поджаривает органы, а уж затем останавливает сердце.

-Знаешь, в последнее время я специально поставлялась под языки пламени, пытаясь убить себя. Это странно, да, но... я не вижу будущего... Я согласна на огонь, согласна на лед, на что угодно, только бы...

Он посмотрел на неё, раскрыв глаза. Он не видел перед собой девушки, но видел ту, которая хотела бы ей стать. А он... Он завидовал ей, восхищался её мужеством решительностью. Он и сам хотел... и сам не видел своего будущего, прекрасно осознавая, что никогда не состарится. Но он хотел умереть не напрасно. Погибая, хотел унести с собой побольше чужих жизней. Но он вдруг понял, что его существование бессмысленно. Лишая других жизни он никогда не будет счастлив или же приобретет смысл, что поможет выжить. Он животное, в чьих руках души тысячи людей, с чьих пальцев стекает их кровь.

-Ты готова?

Девушка замерла, даже её сердце пропустило несколько ударов. Но она кивнула, и решительно поднялась на ноги. Она долго ждала этого, чтобы отступить.

Юноша поднялся следом и ещё раз, самый последний, посмотрел ей в глаза. Он больше не искал в них лжи, не вглядывался в самое дно, чтобы найти иронию или усмешку, не восхищался их чистотой. Он просто смотрел в них, желая утонуть.

Она, та, которая могла бы спокойно убить его, лишь махом длинных пальцев, сейчас стояла перед ним в ожидании смерти. Причем не той, которой она лишала других жизни, а той, что принесет ей покой. Он тоже хотел, наконец, избавится от этого тела, от этого разума, от этого ужасного мира, что заставил его делать подобные вещи.

Он подошел к ней вплотную, прикоснулся к растрепавшимся волосам, что больше не казались ему смертоносным оружием. Тихо склонившись над её губами, такими же яркими, налитыми спелым красным цветом, словно кровь, он поцеловал её.

Он целовал саму войну, ту безудержную стихию, что вырывалась из рук каждого, кому позволяли к ней прикоснуться. Он почувствовал каждую смерть, каждую слезинку, что катилась по мертвой щеке, каждый крик, он почувствовал с её губ. Таких же алых и притягательных, таких же ярких, как цвет крови, цвет войны.

Миг, и его рука взметнулась над ними. Ещё мгновение, и жадный огонь поглотил обе фигуры, стоящих вплотную друг к другу. Разрывающие пустоту своей болью крики пронеслись над выжженной землёй.

Несколько мгновений и новый, черный, пепел лег поверх старого, такого же черного, как и остальной.

Война одинакова везде. Ей не важен, что это за мир, за год, что за галактика, где снова играют в её грязные игры. Она везде равна и везде непредсказуема. Что за танец она станцует сегодня? А завтра? А через вечность? Война не кончается никогда, лишь делая короткие перерывы, заскучав смотреть на однообразные пейзажи этой планеты. Увы, ни один ученый не в силах предугадать, когда она вернется, чтобы вновь отравлять и порабощать. А она ведь вернётся.

Какое ей дело до двух потерявшихся людей? Какое дело до любви, что никогда не знала и не познает? Зачем останавливать игру из-за двух игроков, слепо нарушивших правила? Ах, да! У неё нет правил. И уж тем более ей всё равно на странные поступки двух глупых детей, посреди выжженной пустыни.