Уже полтора года, как Наталья Петровна переехала на новую квартиру, а сил навести хотя бы элементарный уют, все не было.
Вроде бы все в квартире было по человечески - сделан косметический ремонт, новый гарнитур, ковры повешены, кухня с современной техникой, а от захламленности все никак не избавиться. Из старой квартиры она постаралась не брать ни мебели, ни старинной рухляди. Уж как ей хотелось взять венские стулья начала века или хотя бы ножную швейную машинку Зингер. А все же не взяла, хотя до сих пор жалеет об этом. Единственное, в чем она не могла себе отказать, был архив семьи. Документы, фотографии предков и родителей, фото с отдыха и письма. Часть архива было в приличном виде в виде отдельных папок или стопок, но большая часть состояла из кучек фотографий, писем неизвестного содержания, счетов за свет, справок с работы и Жэка, перевязанных в лучшем случае веревочками или лежащих вперемежку в коробках из-под обуви.
Аккуратно и, главное, точно по родственникам и времени расположить все это в виде архива без глобальной разборки не представлялось никакой возможности. Несколько раз Наталья Петровна начинала разборку всей этой горы коробок и свертков, но каждый раз просматривая очередные документы или фото своих родных, не смогла сдержать слез - воспоминания мгновенно заполняли ее душу. Сердце жгли потеря родителей, смерть любимого мужа, и она быстро заканчивала разборку.
Подруги Натальи Петровны давно просились на новоселье, да и троюродную сестру надо было пригласить. И вот она решила взять себя в руки и за несколько дней разобрать архив семьи, выкинув по необходимости все малонужное. Составила план сортировок, купила удобные коробки и на несколько дней погрузилась в работу.
Как она и думала, процентов сорок архива состоял из непонятных писем, фотографий неизвестных людей и каких-то совершенно ненужных записей, счетов, листков о тратах и т.п. Прошло около двух часов изнурительной борьбы Натальи Петровны самой с собой. Ведь приходилось просматривать сотни документов и фотографий, на большинстве которых были родные лица и почерки. Даже совсем вроде бы ненужные документы, письма и фотографии отбирались на ликвидацию с большим трудом. Но, постепенно она приноровилась отсеивать ненужное и дело пошло.
Просматривая очередную стопку бумаг, Наталья Петровна заметила в середине свертка кусок бурой оберточной бумаги. Вытянув оберточную бумагу, она машинально бросила ее в мусорную корзинку и перешла к бумагам начала свертка. Отложив несколько хороших фотографий довоенной поры, она хотела выкинуть в корзинку очередной счет из Жэка, но бумажка от ветхости развалилась на части, и ей пришлось нагнуться, чтобы положить их в корзинку. На ранее выкинутой оберточной бумаге, она увидела какую-то надпись красным карандашом. Подняв оберточную бумагу, Наталья Петровна попыталась прочитать написанное. Большие корявые буквы, полудетский почерк, почти полустертая записка. Явно читалось только первая, самая крупная строчка: 'Ангел мой'. Принеся лупу, Наталья Петровна смогла дочитать окончание записки.
- Я купила тебе 250 отдельной и французскую булку. Хотела взять молочной, как ты любишь, но как назло ее не завезли. Васенька ,сердце мое, как ты там? Не холодно ли ночью и возят ли вас на обед? Целую, жду с нетерпением.
Только прочитав весь текст, Наталья Петровна поняла, что записку написала Лида, пассия ее двоюродного брата Васи. Вася с матерью жил в общей с ней квартире. Отец Васи погиб в сорок третьем году и с тех пор жизнь потеряла для матери Васи значение. Вернее не сама жизнь, а та настоящая, счастливая или не очень в своих мелких проявлениях, полная событиями жизнь. Тетя работала начальником лаборатории на секретном заводе и домой приходила только поздно вечером. Естественно, на воспитание Васеньки у тети не хватало ни времени, ни желания. Наталья Петровна с мужем старались хоть как-то повлиять на Васю, которому в его переходном возрасте позволялось буквально все. Вася мог под совершенно надуманными предлогами гулять до ночи, деньги ему давались почти безотчетно.
Естественно, друзья у него тоже были свободного поведения. И за несколько лет Васеньку упустили. Он так и не закончил девятый класс, стал выпивать, бездельничал, не работал, да и не хотел. В общем, обычная история послевоенной безотцовщины.
Хорошие девушки и женщины не хотели с ним знакомиться. Даже женщины старше его, после нескольких загулов Васи прекращали с ним все отношения. Вася работал разнорабочим на фабрике 'Красная Роза' в три смены. Были прогулы из-за очередных запоев, но его держали - другие работали так же. Денег с получки хватало только на долги за прошлые запои. Кормила его мать и по необходимости жизни в одной квартире и Наталья Петровна.
Трезвый Васенька был веселым, ласковым парнем. Артист по натуре и прекрасный рассказчик, он постоянно собирал во дворах компании друзей или молодежи. Его любили и по-своему ценили в их шпанистом районе. В драках он почти не участвовал, в воровстве и грабежах замечен не был. Соседи и одноклассники давно сидели, приходили сильно постаревшие и опять скоро садились, а Вася все оставался такой же - шутник и балагур.
И хотя Вася не входил ни в одну из местных групп, многие из уголовной среды дружили с ним. Васенька иногда приглашал их в квартиру, гуляли они тихо, с домочадцами были предельно вежливыми, но Наталья Петровна всегда холодела, встречая в коридоре или на кухне известного в районе вора Кота, или соседа по дому Байкова, осужденного за разбой.
Читая странное Лидино послание, Наталья Петровна ничуть не удивилась ни стилю, ни содержанию записки. Она поняла, что записка была доставлена Васеньке в виде передачи в 43-е отделение, где Вася сидел на сутках. Наталья Петровна даже вспомнила те семь суток и обстоятельства посадки двоюродного брата. Васенька был в начале запоя и поскольку муж Натальи Петровны был в командировке, чувствовал себя королем. Вася шумел, разбил чайную чашку и, наконец, стал выгонять Лиду из квартиры. Лида не уходила, умоляла Васеньку не бросать ее, но он только сильнее распалялся и в итоге в кровь разбил Лиде нос. На шум и плач Лиды вышли соседи по лестничной клетке, пришлось вызвать милицию и Васе дали семь суток.
Но женское сердце не камень и вот в руках Наталии Петровны почти шекспировское Лидино послание.
Васенька, Васенька - ангел мой. Ведь был он когда-то, ее неудачный брат.
А теперь она одна, и в лучшем случае ее ждут телефонные звонки подруг и троюродной сестры несколько раз в месяц.
Васенька и Лида давно и как-то незаметно ушли из жизни, потом скончался горячо любимый муж. Их родовая квартира совсем опустела. да и старинный дом под напором новостроек как-то осел, сморщился и стал рассыпаться.
Новая квартира была удобна, недалеко находился прекрасный тихий парк, но сердце Наталье Петровны ныло, и душа постоянно стремилась к милым подворотням их дворов, двухсотлетнему дубу в их старом дворе, где прошло ее детство и и юность, да и почти вся жизнь.
А ведь как они с мужем мечтали в свое время отселиться от Васеньки, разменяться. Какие были скандалы из-за Васи с его матерью и вообще...
А сейчас, она бы многое отдала, чтобы услышать его голос, его вечное: 'Лиса, презентуй мне трешку до получки'. Почему Вася с детства прозвал ее Лисой, никто не помнил, но иногда даже муж ненароком звал ее Лиса.
Эх, Васенька, милый, веселый, совершенно неприспособленный к жизни. Наталья Петровна стала вспоминать.
Было теплое летнее утро. Наталья Петровна уже почти собралась на работу, как вдруг почувствовала сильную слабость и стала задыхаться. Присела на минутку, приняла валокордин. Вскоре пришлось прилечь, появилась боязнь. Она знала такое свое состояние начала стенокардического криза.
Обычно все достаточно быстро заканчивалось, дыхание восстанавливалось, но не в этот раз. Пришлось позвать Васеньку - они с Лидой завтракали после ночной смены.
Вася быстро прибежал, как обычно начал балагурить, поднимая настроение. Но быстро замолчал, увидев состояние сестры. Как Наталья Петровна не храбрилась, пришлось попросить Васю сходить в поликлинику за неотложкой и привезти врача.
Дальше все было как тумане - провалы в памяти и единственное, что она помнила -это Лиду, стоящую на коленях у дивана и целующую ее руки.
Потом голос Васеньки и мужчина в белом халате. Из неотложки пришел маленького роста. полный врач в больших очках с огромными линзами. Врач о чем-то спрашивал, мерил давление, ставил уколы - Наталья Петровна почти не понимала происходящее.
И вдруг ей стало хорошо - она плывет или медленно летит по длинному узкому туннелю, в конце которого горит яркий свет. Вот свет все ближе и ближе, ей хочется увидеть поскорее, что там в конце. И щелк - нет туннеля, а она летит высоко в небе. Наталья Петровна смотрит вниз и радуется - видит свой дом. Летит пониже, стены раздвигаются, и она уже в своей квартире, вот ее комната. Внизу копошатся какие-то люди, что они делают в ее комнате?
Наталья Петровна спускается ниже и видит себя распростертой на диване. Над ней наклоняется маленький, толстенький врач. Вот врач оборачивается и зовет кого-то, и она видит Васеньку. Но почему Васенька рыдает?
Наталье Петровне хочется узнать, что там у них происходит, и она снижается еще ниже. Щелчок и она чувствует удары по щекам. Врач совсем низко склоняется над ней, под толстыми линзами глаза становятся огромными и страшными. Врач спрашивает, но Наталья Петровна, как ни вслушивается, ничего не слышит. Она пытается рассказать врачу об увиденном при полете, но слышит только свой писк, сил совсем нет.
Врач опять спрашивает, и она понемногу начинает слышать.
- Говорите, пожалуйста, погромче - просит она.
- А я не соловей и не пою - сурово отвечает врач. И в этот миг отраженные в линзах его глаза становятся похожими на птичьи.
Наталье Петровне вдруг становится смешно и она чувствует, что ей задышалось.
Проходит еще минут двадцать, врач посылает Васеньку в аптеку за ампулами. Потом опять уколы, ей хочется спать. Врач прощается и говорит о плохих сосудах Натальи Петровны, опасности повторного криза и советует вызвать завтра врача из поликлиники.
Звонок соседки прервал воспоминания. Надо было опять заниматься с архивом, но продолжить разборку Наталья Петровна не смогла. Единственное, что она сделала, это вставила оберточную бумагу с Лидиной запиской в рамку под стекло.
Прошло время. Архив Наталья Петровна разобрала. Сильно помогла ей в этом троюродная сестра, отдав под архив старинное бюро.
Новоселье прошло удачно, вернее несколько новоселий. Неожиданно в Москву переехали старинные знакомые ее семьи и теперь стали частыми и желанными гостями в ее доме.
Удивительно, но, кто бы ни приходил в ее дом, все обращали внимание на странную грубую оберточную бумагу, вставленную в красивую старинную рамку. Долго всматривались в текст и особенно удивлялись словам вверху рамки: 'Ангел Мой'.
Наталью Петровну просили объяснить, но она только улыбалась, говоря: 'Это мой Ангел'.