Чваков Димыч. Кафе поэтов, сборник

КАФЕ ПОЭТОВ

0x01 graphic

бремя глянца

мешала

безжалостно плавку металла

держава...

дышала

отравой

и правила жало...

дымным порохом

стлевших зарниц

лиц засранцев

упавших до'лу...

календарь

перетянутых спиц -

бремя глянца,

притянутый повод

и вы неважно что

да говорите

но говорите ли?

и то!

как встарь?

пальто

снимая с вешалки рогов

прикрученных

неизданным насильем...

предъя'вите -

и я уже бессилен -

от брючин

разноплановость шагов,

распространяя

подлые наветы

...увы - я был измучен...

и пониманье мимо ускользало

моих тягучих мыслей...

мысле-клеток...

и мысле образов

как жало -

как жаль...

и лето унеслось

без тормозов,

без русского "авось"

и копии ежа

бульварного офсета...

босой

ступив косой

по-бабьи... летом...

и вечный? boy? ханжа?

но!

нет ответа...

и очень жаль,

мусьё масон!

минор...

Кафе, окраина Вселенной...

В кафе полно небритых мужиков,

где пивом дней замызганы панели.

Здесь кто-то вырвал звёзд ночной джекпот,

похожий на улыбку спаниеля:

ушами и оскалом от бедра

и экстерьером чудным юкагира.

Приспел с зарёй планет ночных парад

с приветом от у п а в ш е й альфы Лиры*.

В кафе какой-то форменный бедлам

и жесть гламура в глянце контрафакта,

и пьяные кокотки по углам,

и похоть смердов, до кокоток падких.

И - чёрт возьми! - вращается Земля,

похожая на мачеху-планету!

В ушах моих звенит "Полёт шмеля",

а я в кафе сличаю "бабье лето"

по паспорту с ушедшим сентябрём,

октябрь души употребляя ловко,

как будто бы гавайский крепкий ром,

с каким-нибудь вином для полировки.

* Имеется в виду одна из самых ярких звезд северного неба Вега. Название "Вега" (Wega, позже - Vega) происходит от приблизительной транслитерации слова waqi ("падающий") из фразы на арабском لنسر الواقع‎ (an-nasr al-wāqi'), означающей "падающий орёл".

Бродячие собаки Петрограда

Кафе из Петрограда прошлых драк

похоже на "Бродячую собаку"...

Снаружи революция и мрак,

чекисты, как акулы фирмы ма'ко,

шныряют, комендантский сея час

вдоль по спине - по питерскому шляху;

и славу Луначарскому кричат,

когда ведут бунтовщиков на плаху.

Вдоль по спине испариною пот

скользит в трусы и дальше - до колена...

На сцене распоясанный Майн Готт -

не то поэт, не то козлиный тенор -

поёт нелепый странный декаданс

в манере молодого муэдзина,

склонившись в неопрятный реверанс...

В кафе тяжёлый запах керосина -

подстанция насунулась надысь;

в кафе поэтов нет пустого места...

Пока по древу бродит чья-то мысь,

остался час до нового ареста!

Имажинизм и звонкий футуризм

колотится в стекло "летучей мыши"*.

Снаружи боевой волюнтаризм

взлетает над проспектом... выше, выше...

* "летучая мышь" - разновидность керосиновой лампы.

Кафе поэтов

Трёхногий неказистый табурет;

кривая, как судьба моя, дорожка...

Окурки электронных сигарет

чадят аэрозолем под окошком...

В тарелках - натуральные бычки,

летающие в голову консервы.

Кафе поэтов, тёмные очки,

издателем потраченные нервы,

как будто молью нижнее бельё

уехавших когда-то "за туманом"*...

Всё поросло загадками быльё,

хотя, возможно, заросло обманом.

Кафе поэтов, поводом для драк

здесь может послужить любая строчка.

А ритмострой - лишь чёрная дыра

до словоформы мелкого кусочка.

* намёк на песню Юрия Кукина "За туманом".

Кафе поэтов-2

Кафе поэтов - полный раскардаш

да белая посконная одёжа;

её сменю на кожу - баш на баш -

змеиную чешуйчатую кожу.

Слеплю уродца из багровых туч,

замазывая дыры пластилином.

Гуляют козы-тёлки праворуч,

а слева расцветает паутина.

Блазнит в глазах классический мираж -

там "блерио" рисует "этажерку",

поручик Ржевскай лезет в экипаж,

для дамы треф выламывая дверку.

Латентный литератор загрустил -

нет у него веселья ни на йоту.

Поэты убелённые в горсти

с азартом душат критиков и моду!

Кафе поэтов-3

Приют поэтов - старое кафе,

меню в приюте пахнет эпикризом.

Застыли колом брюки-галифе!

Загадочной улыбкой Моны Лизы

твоё лицо в каршеринге зеркал

какой-нибудь просроченной "тойоты".

"Что носите, ребята, в рюкзаках?" -

строка из песни горше горькой рвоты.

Три роты канонических октав

гостей вокалом радуют ретиво...

Романтики бронируют места

на выступленье solo местной дивы.

Плетёт Арахна тени паутин

в разрезе геральдических сражений...

Кафе поэтов, вязкий никотин

тяжёлых, как походка, отношений.

Кафе поэтов-4

В кафе полно классических друзей

и праздностью пресыщенного сброда,

плебеев, смердов, воинов, князей,

красавцев, симпатичных и уродов.

Кафе поэтов, вечер густотёрт,

как будто торжествующая охра.

На кухне у поэтов старый чёрт,

похожий на кирзу в режиме гофры,

разводит по ретортам синий спирт

и точит когти о точильный камень.

В его руках - он думает - весь мир.

Но чёрта с два! - не выдержит экзамен

на властелина человечьих дум,

скорее, сам допьётся до маразма

всем нам на счастье, прочим - на беду

по увереньям умницы Эразма*.

* автор имеет в виду величайшего учёного средневековья - богослова, филолога, философа, сатирика - Эразма Ротердамского.

Кафе поэтов-5

Кафе поэтов. Вязкий никотин

осклизлых, словно тина, отношений,

где такелаж потрачен бригантин

за годы романтических лишений.

В банкетном зале творческий экстаз -

не строфы, а вербальные узоры,

за страстью неприлично-едких фраз

скрываются нетворческие ссоры.

Уборщица со шваброй на плече -

похожая слегка на конвоира -

почти, как ассистент при палаче,

хранит здесь безотказно честь мундира

и сор не выметает из избы,

храня его под видом раритетов...

Поэты - заполошные рабы

непризнанных никем авторитетов.

Кафе поэтов - 6

Кафе поэтов, ржавое вино,

зелёными купюрами салата

украшенное гейши кимоно

в фигурных рюшах заливного мата.

На сцене непутёвый паладин,

гуляющий туда-сюда-обратно,

прибывший из нездешних палестин

в доспехах плохо штопаных и ватных;

за тёмными очками тяжкий зрак

не очень-то проспавшегося Вия.

За окнами кафе глубокий мрак,

зато внутри довлеет эйфория.

Под рюмку старки созревает хор,

срываются в полёт шальные шлюхи -

куда их снарядил лукавый чёрт,

как жирные назойливые мухи.

В углу заснул дежурный авдиил,

похоже, спорадический прозаик,

в себе он снова беса победил,

любимец наливных домохозяек.

А в центре зала пляшет и поёт,

имажинист, потрёпанный попойкой;

он не поэт, но свой ночной полёт

воспел Орфеем - то есть, очень бойко.

Кафе поэтов, страсти и мороз,

уныние и счастье вперемешку,

где кокаином унавожен мозг,

а ферзь готов переобуться в пешку.

Кафе поэтов - 7

Кафе поэтов, скромный огонёк -

свеча почти до донышка сгорела,

дрожит в конюшне загнанный конёк,

похожий на Пегаса мастью белой.

Да только крылья сломаны, увы,

и от седла кровавая потёртость.

Конёк вчера объелся трын-травы

совсем уж незначительного сорта.

Теперь страдает непутёвый конь,

тихонько ржёт, как будто, горько плачет.

Имажинист поставил стиль на кон -

с ним в покер жжёт от футуризма мачо.

Напился впрок унылый акмеист -

ни на коня, ни на войну, ни в баню! -

пристал к бармену, словно банный лист.

Теперь сидит на водочном стакане.

Романтик тоже не по делу пьян -

ругает дураков и президента.

Идеалист, а вовсе не смутьян,

нечаянный зачинщик инцидента.

Кафе поэтов, скромное меню,

нескромная решительная драка.

Задам я корма бедному коню -

выпускнику столичного филфака.

Кафе поэтов - 8

Кафе поэтов запахи струит

и ароматы умершей эпохи,

накладывая красками слои

на выдохе, а изредка - на вдохе.

Плетёт колдырь уловок кутерьму,

сам в уголке тихонько тонет в кресле.

Имажинист гитару, как хомут,

на полового тощего повесил.

Изрядно этим парня приструнил -

и подравнял тому небрежно уши...

Затем, сменив гармошку на винил,

грамзаписи продал младую душу.

Спит за банкетным вымершим столом

какой-то хлюст - случайный посетитель,

на фейс-контроле засветив диплом

о том, что он - всамделишний Спаситель.

И вот, вторым пришествием гордясь,

затеял здесь классический мальчишник...

Ведёт себя, как обедневший князь,

наливкою накачанный от Вишну.

Апостолы его мрачнее туч,

в Спасителе увидев конкурента

на главном поэтическом посту

и в образе рекламного агента.

За стойкою поэт и гражданин

под водочку хрустит французской булкой,

а из широких в крапинку штанин

являет паспорт - видно, на прогулку.

"О, миль пардон, - кричит великий князь!

Он здесь сидит меж прочими князьями. -

Пора бы к струям Бахуса припасть

с гетерами, партнёрами, друзьями!"

Ему не возражает Чингачгук -

поэт из голубых примитивистов.

И гасит диск-жокей в колонках звук

истории о графе Монте-Кристо,

что изложил в рифмованной строфе

почти не видный гений из народа,

что опростал с напитками буфет -

теперь вот от изжоги ищет соду.

Кафе поэтов - 9

- Гарсон, триста водки и пару Муз! Без сдачи!

Кафе поэтов... жуткий моветон:

здесь даму обозначили п о э т к о й.

А кто здесь старший? Видимо, Катон,

ему-то феминизм до табуретки!

Куда важнее древний Карфаген,

который будет вскорости разрушен.

Кафе поэтов - вянет эстроген

и поэтессам проникает в душу.

На сцену выполз знатный пародист,

его стихи с годами стали резче.

Он прочитал пародию на бис,

теперь на пару с Музой водку хлещет.

Из списка Муз, что здесь имеют стол

или влачат судьбу под псевдонимом,

едва ли две в нас вызовут восторг

без ботокса, без лифтинга и грима.

Между столами шествует скрипач,

а рядом с ним весёлые цыгане.

Влепив на инструмент программный patch*,

манерный чтец лабает на органе;

сам мелодекламации мастак,

а также мастер бешеной чечётки -

от головы до кончика хвоста,

он не одни порвал на этом чётки.

Гарсон уснул в гримёрной слегонца,

его усталость резвая свалила.

В кабак соседний снарядив гонца,

тусовка травку свежую курила.

Крутил в ногах шпиц-пинчер-спаниель

немодный вальс собачьего ублюдка,

и выходили Музы на панель,

в поэтов одеваясь ради шутки.

* patch (англ.) - заплатка, или патч - информация, предназначенная для автоматизированного внесения определённых изменений в компьютерные файлы.

Кафе поэтов -10

Кафе поэтов. Сказочная дурь

отбитого у го'тов футуриста.

Он говорил, что, стало быть, гламур

лет через сорок станет чем-то чистым

и нам, убогим, преподаст урок

и чести, и частично интеллекта,

что всяк поэт - классический игрок,

в мир идеала устремлённый вектор.

Светает долго - на дворе зима,

а за окном мятежная пороша.

Спит на столе раздавленный томат

какой-то слишком пресловутой рожей.

И киснут щи в кануны Рождества,

сочивом пересыщена столица.

В кафе поэтов кружится листва,

желающая с ветками проститься

в оранжерее, где гуляет он -

имажинист с подругой символисткой.

И старый пёс облыжно лает в тон

манерности - сурово и без визга.

Нелепый ангел, ставленник небес,

не узнанным таится за кулисой;

в кафе аншлаг, здесь нет свободных мест,

раз Новый год воспринят здесь как вызов.

любовь свободной нимфы

зрачок луны монокль купает в луже,

собаки лают - явно не в себе...

я вспоминаю томный вечер в стужу,

когда седой камин, прикрыв от бед,

всё возносил волну мистерий жарких

в безумно отдалённый мир любви,

где ворон на ворону страстно каркал

под птичью поговорку "C'est la vie"!

и я летел, тяжёлых ног не чуя,

как будто волочил себя в ночи

к той самой нимфе, что со мной кочует

и через слово птицею кричит.

зрачок луны - монокль, упавший в лужу,

собаки лают - явно невпопад...

полуночный трамвай пути утюжит

благие, что стремятся прямо в ад...

трамвайный парк - исчадие пороков:

искрит, визжит игрой колёсных пар;

подножки ставит, в бок вонзая локоть,

как в груз втыкает вилы автокар...

и я лечу, себя в себе не чуя,

ломая все стандарты и клише...

а нимфа, где упала - там ночует,

а где надралась в сопли - там фуршет!

Возвращение к девушке из Нагасаки

В горниле чебуречной кофе спит,

а чай спитой колышется в стакане,

он растворился в крепком слове "спирт"

согретый на проснувшемся вулкане.

Здесь вышибалы вахту не несут,

кривая их везёт куда попало

в горячности дежурных "Кама сутр"

гостиницы пустынного вокзала.

Уныло привокзальное кафе,

в котором нет ни Кафки, ни поэтов

на площади, где всмятку галифе

в сопутствие безглавых силуэтов.

Нет головы, зато полна мошна

какого-то коксованного шлака,

и булькает в бучале вод княжна,

как в море серебристая салака.

По Волге мчится быстрокрылый струг -

в нём атаман и трезвые казаки.

В тебе замкнётся непорочный круг,

нагая девушка из Нагасаки,

когда в твой дом решительно вернусь

красивый и немножечко усталый.

А в чебуречной привокзальной грусть,

и в море, где салака, девять баллов.

Театр теней и двойников

В моём театре г р е к - не выпить водки,

но больший г р е к нажрался, как свинья.

В дно задника бордовый месяц воткнут -

мне на луну его не поменять.

Сижу в партере, горько ем сосиску...

...неспешно ем, но с риском для души;

моя душа сегодня аутистка,

её позвать в дорогу не спеши.

Театр теней опять не на к о л ё с а х,

сегодня он взлетает на т р а в е.

Корявый грек берёт нетрезвый посох

и - режиссёру племенной привет

с дистанции гастрольной присылает,

где был по пьесе проклят и распят.

Шумит, к а к м ы ш ь, в степи собака злая,

а с every Питом мирно греки спят.

Театр эпохи Вырожденья

Какой абзац - театр средневековый:

здесь цирк, бордель, миракль и варьете.

В театре этом был я аттестован

влачить свой крест в убогой нищете.

И я влачил... во многих ипостасях -

был жиголо, отважным дураком...

Однажды даже стал богатым князем,

но в жизни я с такими незнаком.

Мои друзья - завзятые повесы,

пьянчуги, ловеласы, драчуны.

Нам иногда на сцене вместе тесно;

мы - дети суки... или сатаны!

Здесь ангелы решительно похожи

на жутко перекрашенных чертей:

в театре "Глобус" пропитые рожи

похабностью сверкают без затей.

Играем редко Вильяма Шекспира,

а чаще ставим просто лебеду...

Однажды сотворив себе кумира,

теперь я с ним по житию бреду

ловлю слова, внимательно внимая

весёлому дурынде толстяку.

Мы вместе с ним почти не унываем.

Раз море по колено остряку,

всё время упоительно смеёмся

и без конца тягучий тянем эль,

и пьём, и пьём, и всё же не напьёмся,

как учит гедонист Пантагрюэль...

Вот и теперь - распахнуты кулисы,

и зрители развязку дружно ждут,

но заняты актёры и актрисы

за сценой, а отнюдь не на виду

С Фальстафом мы рванули четверть виски,

похожего на жуткий самогон,

и отвалились молча... по-английски.

И полетело золото погон

убитого эксцессом режиссёра,

и погорел классический театр...

Рванул в суфлёрский пистолетный порох.

Немая сцена. Дьявольский стоп-кадр.

От премьеры до премьеры

Под занавес взрываются софиты,

суфлёр уходит, голову склонив.

Глумится театральная элита,

а режиссёр безмолвствует - ленив.

Ему сегодня жарко без премьеры.

Примерив либеральное житьё,

он променял любовь на запах серы

и впал почти что в кому - в забытьё.

А времечко лукавое бежало,

ломало всякий раз репертуар,

когда судьба, спроста меняя жало,

смыкала театральный фермуар¹.

А в ложе-бенуар сплошные тайны,

интриги от испанского двора,

аттриция² и боль актёра Каина:

игра в игру - ни два, ни полтора.

¹ Фермуар - это роскошная застежка на колье или ожерельях, иногда застежка содержит драгоценные камни и изящную работу ювелира, поэтому может стоить дороже ожерелья;

² Аттриция (лат. Attrition). Аттриция (фр. Attrition (religion)) -- в католицизме неполное раскаяние, само по себе недостаточное для получения отпущения грехов, но при исповеди прощаемое; противопоставляется контриции.

Примеряя костюмы героев

Был Пушкиным таков,

каким бы впредь не стал,

каким бы не сумел восстать огнём из пепла.

В долине дураков

по лезвию моста

ползла моя мечта, покуда не окрепла.

Был маршалом пера,

и генералом муз,

ходил в атаку сам, когда кипела драка.

Исподнее марал

с сорочки до рейтуз,

ударившийся в грязь отчаянный рубака.

Был нежности лишён,

убит самим собой,

отправленный в расход в краю избитых истин.

Всё рвался на рожон

как будто бы ковбой,

лишённый не коня, понятия корысти,

отважный Дон Кихот -

сам чёрт ему не брат,

а брат ему и друг наивный Санчо Панса;

отправились в поход

по острию пера

на мельницы водой стального декаданса!

Был Байроном в глуши

и Гоголем в саду,

где вишня красит стяг густым кровавым цветом.

Синеют миражи,

приличия блюдут.

Потомки нам простят наш mobile perpetuum!

Провинциализм

Музы-язвы провинциальны,

жалом звонким частушки пели

в меццо-сутолоке вокзальной,

пассажиров топя в веселье.

Музы джигу плясали ловко -

ах, столица, понты, баранки!

Не сработает мышеловка -

презирают Рим сабинянки.

Бремя диккенсовских аллюзий -

к ним трагедий Шекспира доля,

не под силу уездным музам

а урюпинским - так тем боле!

С мировою культурой слова,

положившись на комиксы бреда,

плохо дружен заштатный клоун

шепелявого кордебалета!

На перроне гуляет ветер

незадавшихся демократий;

глупый клоун аншлагом бредит

и подпрыгивает некстати.

Сутки прочь

Был тускл закат.

Как муха на стекле,

лежал у стойки выпивший прозаик.

А мир - покат -

на нём оставил след,

лишь затянув на створках пару гаек.

Коктейль болтал

трагический бармен,

наевшийся с утра амфетаминов...

Хрустит металл.

Разрушен Карфаген,

а на глиссаде зреет паутина.

...Был ярок день,

рождённый впопыхах,

как будто бы пошла на пользу спешка.

Блик на воде,

вода рождает страх,

и королеве хочется быть пешкой.

гвозди для распятия

над шляпкой грязь,

под шляпою мозги,

расплавленные нежностью и честью...

я был здесь князь,

где жил когда-то скит

не божьим словом, а мечтой о мести...

давным-давно

игумен был распят -

прибит гвоздями на воротах храма;

манил канон

вендеттою в штрафбат

почище, чем военная реклама!

в подшёрстке грязь,

да струпья, да репьи...

и кто-то хочет стать святее Папы...

нельзя упасть,

нельзя в запой уйти,

в зубах зажав кадило вместо капы.

отставку лето жаждет получить,

шмыгнув в огонь со свистом дымохода...

я местный князь, я праведник в ночи',

законодатель христианской моды...

над шляпкой грязь,

под шляпою мозги,

откроешь пасть

и взвоешь от тоски!

Комментарии: 24, последний от 24/08/2023. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 17/11/2021, изменен: 25/10/2023. 40k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия, Постмодернизм Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2
Аннотация: Кафе из Петрограда прошлых драк похоже на "Бродячую собаку"... Здесь часть 2, а здесь - часть 3. Иллюстрация Александры Ковалевской

Чваков Димыч : другие произведения.

Кафе поэтов, сборник