Рогулька Кто он такой, чтоб от денег нос воротить? Дышащий на ладан перегаром кривляка из погорелого театра. Работы нет, лишь случайные халтурки. Кошки на душе скребут, но потакай им — и на бутылку, вечерок разбавить, не наскребёшь. Заказчик сказал: розыгрыш. Пикантная мистификация. Моноспектакль для одного зрителя. Надо припугнуть безутешную вдову в психотерапевтических целях. Розыгрыш попахивал криминалом. Трупным душком потянуло. Серый поёжился, спросил робко, почему именно он. Лицо, ответил заказчик. Немного грима — и вылитый покойный муж слезливой дамы. Образование. Актёр с такой работёнкой лучше справится, чем, к примеру, слесарь, верно? Работа непыльная, соблазнял шутник, хотя и не лишена зловещей экзотики. Всего-то — посидеть на скамеечке у "своей" могилы в позе скорбящего мыслителя. Серый взмок. Нет-нет! Заказчик вдовице зла не желает. Только добра. Пусть встряхнётся, прочувствует ценность жизни. Единственной и неповторимой! Она же не чужая... сестра двоюродная, заливался шутник, вдавливая в пепельницу благоухающий непристойной дороговизной окурок. Серый придавил заскулившую совесть мыслью о невозможности отказа. Заботливый кузен вдовушки не из тех людей, кому шиши кажут. Отмахнёшься от делового предложения немного покрасоваться у как бы своего надгробия — ляжешь в свою могилу... Роль, конечно, неординарная. Не то граф Дракула, не то собака Баскервилей. Выступать, благо, не на трясине в полночь. Утром, в лесной тени, среди крестов непрестижного кладбища у вымершей деревушки. И почему состоятельные господа хоронят близких в каких-то дебрях? Малая родина, пояснил шутник. Кладбище отнюдь не старинное, но неухоженное, захламлённое ритуальными отходами. А вот бор древний. Бурелом сплошной. И вдова, не находя ни в чём утешения, вознамерилась расчистить и обустроить с размахом территорию семейного некрополя. Судьбоносный визит облачённой в траур дамы намечен на будничное утро, когда на чуждом цивилизации погосте живой души не встретишь. Никто не помешает. Никаких свидетелей. Зачастило сердце. Чего добивается опасно словоохотливый заказчик? Надеется довести вдовую сестру до инфаркта или же допечь её изощрённым загробным юмором до сумасшествия? Наёмному "призраку" вспомнился подобный сюжет из детективного сериала, туго накрученный на хитроумно составленное завещание... Оплата впечатляла. Сразу же все долги одним махом прибить выпал шанс. — Не откажите, Сергей Георгиевич, — проникновенно улыбался холёный шутник. Не отказал. Вряд ли бы и позволили. Аванс ведь не позволили растранжирить. Дали потрогать пухлую стопку купюр и слюной подавиться. Одно из условий неписаного контракта — трезвость надгробного "фантома". Клялся, но слово алкоголика ничего не весит. Во неукоснительное исполнение "сухого закона" восходящую звезду кладбищенской сцены отвезли погостить на дачу любезного заказчика. Спасибо, не в багажнике. Дорога не запомнилась. Плеск светотени на тонированных стёклах внедорожника. Затылок могучего водителя, жёсткие короткие волосы латунной масти. Шофёр представился Романом. Он же и гримёр, и режиссёр-постановщик. Он же импресарио. — Это я вас нашёл. Тяжёлый взгляд свысока. "Я тебя отрыл, я тебя и зарою"... Роль строго мимическая. Лицо Сергея Георгиевича подходит для пьесы идеально, а голос и хорош, но совсем не тот. Репетиции свелись к подгонке костюма и подбору убедительного грима. Вхождение в образ, да... Пришлось нацепить контактные линзы. Мучение и слёзы! Ещё и стилист-многостаночник Роман закапал в глаза липкую мерзость. Взгляд, уткнувшись в зеркало, парализовал кладбищенского премьера. Узрев сие чучело, всяк обделается. Под синюшными веками набухла окровавленная тьма, поглотив белки и разъяв зрачки. Мраморная кожа, свинцовые губы. Убийственно красив. Всплыло в памяти манерно сокращённое однокурсницами имя — Серж. Как раз для лощёного упыря. Не чересчур жестока шутка?! Запротестовал, но тщетно. Не остерёгся сразу, и увяз намертво. Едва задремал, разбудили. Окаянные линзы и мерзкие капли взбодрили пуще кофеина. Выехали в потёмках. В чёрном внедорожнике, похожем на катафалк. Рассвело, и новоявленный вампир Серж Георгиевич зажмурился, прикрыв ладонью налитые жгучим мраком глаза. Тонированное стекло не спасало. — В бардачке очки возьмите, — сжалился Роман. — Лицо не трогайте... пожалуйста. Помогло, резь утихла. — На месте снимете. В тени глаза привыкнут, — завёл инструкторскую шарманку Роман. — Ждать вам час-полтора. Серый кивнул, мысленно обматерив благодетеля. Изъязвлённая несметными колдобинами дорога петляла в сосняке, загущённом елями. Шины пропесочили размытую ливнями обочину. Конечная. Помалкивая, упырь в непроницаемых очках семенил за самозванным импресарио по кромке размокшей тропы. Всюду бурелом, вывернутые корни, трухлявые стволы. Смятые оградки, порушенные кресты, осевшие надгробия. Глубокие промоины и груды мусора. "Отцветшие" венки. Местность близ искомой могилки вызывающе контрастировала с всеобщим запустением холодным лоском новодела. — Кладбище, по сути, заброшено. Вас никто не побеспокоит. Рассматривая своё вырезанное на чёрном камне "отражение", Серый осмелился снять очки. Вздрогнул. Сходство чудовищное. — Что бы ни случилось, — бубнил Роман, — не приближайтесь к ней. Помните — мы рядом. — Замертво не свалится? — с деланным равнодушием пробормотал Серый. — Да нет же. Она молода, сердце здорово. "Что вы задумали, уроды?.. А ты каков?" Роман наконец убрался. Хлопнула дверца, зашуршали протектора, траурная махина укатила. — Думал, защитил её? Всё предусмотрел, нет? — спросил упырь гравированного двойника, куснув дужку солнцезащитных очков. Не выдержав окаменелого взора, уставился на блюдце, засыпанное хвоинками. Вроде не хватает рюмки. Не важно. Плеснуть нечего. Трезвонят птицы. Высоко над головой невидимая птаха пересчитывает солнечные крапины на тёмных стволах — тян-тин-тин-тень. Запнувшись, начинает заново. Решил прогуляться. Не заплутаешь. Кучу недавно привезённого песка издалека видно. Светлые плитки, точно подогнанные друг к дружке, ещё не заметены опалью и сияют в щадящем полумраке старого леса. В городе мёртвых новостройка. Бежать, бежать! По здравому размышлению, некуда. Поздно. Воротился, плюхнулся на скамейку, замер, сгорбившись. И услышал лёгкие шаги. Кто-то шёл из чащи, преодолевая гущу суховатого подроста. Щуплый паренёк в линялой брезентовой куртке. В мятой коричневой беретке. Плотные брезентовые штанины заправлены в сапожки, облепленные жухлой хвоей. Грибник? Какие в конце мая грибы? Хотя знатоки и зимой умудряются какие-то собирать. Нет. Ни корзинки, ни пакета. Длинная палка в левой руке. Рогулина — такие держат перекладину с котелком над пламенем. Незнакомец добрался до песчаной кучи, фыркая, ткнул её палкой. Затем внимание мальчишки привлекла плиточная облицовка захоронения, преображённого новомодной реконструкцией в нелепое подобие танцплощадки. Грязные сапожки зашаркали по сизой мозаике, зацокала по швам рогулина. Озорник бестрепетно вытер подмётки о могильный панцирь, мельком глянул на приросшего к скамейке упыря и зашагал себе дальше. Мелочный вандализм неведомого персонажа заслуживал наказания. — Помоги мне... помоги, — загудел глухим басом отпетый лицедей, не пропивший хотя бы голос. Вандал остановился и без тени сочувствия осведомился у вошедшего в образ актёра сипловатым женским голоском: — Вам плохо? Девка?! Маленькая рука поправила беретку. Взор безмятежен. Дурнушка... и дурочка? Не испугалась ничуть. Подошла ближе, склонила голову набок, точь-в-точь любопытная собачонка. Дух импровизации не угомонился. — Рюмку... забрали у меня, — выдохнул Серж, заворожённо пялясь в ореховые глаза. — А, — пропищала Беретка, — такое случается. У этой проблемы есть несколько решений. — Это каких же? — ошалело полюбопытствовал Серый, выходя, нет, выпадая из роли. Да, "Оскара" за кривляние на могиле ему явно не дадут. И никакие престижные номинации за эффектный грим Роману тоже не светят. — Можно пить из горла, — деловито заявила Беретка. — Зачем вам рюмка? Не плодите сущности. У Серого закончились слова. — Или зацементируйте её, — девчонка снисходительно улыбалась онемевшему собеседнику, — и никуда не денется. Никто на вашу посудину не покушался, кстати. Закатилась вон под корень. Белка сдёрнула хлеб, и рюмка опрокинулась. Не разбилась, цветы не повядшие защитили. Цветы?.. — Белка? — выдавил Серый. — Да, — голосишко Беретки погрубел, дурашливая улыбочка преобразилась в неприятную ухмылку. — Такая зверушка. А если уж явились в мир иной, зачем тащить из бренного привычки? Почему бы и вовсе не пить? Эх, рюмка! Поймите, бестелесный вещист абсурден. Её зрачки расширились, нагнетая во взгляд темень безумия. Абсурд ведь, точно, в невольной трезвости алкоголика белочка посетила. Ни капли не вкусив, оплошал. Не девчонка вовсе, а моложавая старушка. Выбившиеся из-под берета русые пряди блестят сединой, морщинки лучатся у глаз недобрым весельем. На одрябшей щёчке алеет комарик. — Нехорошо шутите... сударыня, — хрипит Серый вдогонку посмеивающейся незнакомке. Осёкся. Беретка, замедлившись на миг, нечеловечьи выкручивает длинную шею, зыркает исподлобья, щерится. В окостеневшем личике более нет женской мягкости. Сквозь оскал рокочет башур: — Не шутите, и не шутимы будете... Сергей обомлел. Моргнул — испарилось чудо лесное. Приснится же! Огляделся. Никого. Взгляд задержался на облицованном плиткой участке. Сердце заколотилось, желая выйти вон из грудной клетки. Следы. Не грязь. Мох. Мох?! Беги, беги! — стучит в висках. Поплёлся к дороге, шатаясь. Визг резины, удар, грохот, звон... треск расщепившегося дерева. Встрепенулся, побежал. Спонсор розыгрыша выпал из машины темечком на усеянную галькой обочину. Позвоночник расколот, бесхребетное тело смято. Человек-окурок... Романа выплеснуло на раскроившую внедорожник неохватную сосну. Искуснейший из гримёров здесь бессилен, режиссёра кладбищенской постановки схоронят в закрытом гробу... Пассажирка не разбилась, цветы защитили. Охапки живых цветов, букеты, корзинки. Оранжерея, не салон. Воняет гарью. Надо выволакивать стонущую в беспамятстве вдовушку. Дверь покорёженная отслоилась от глянцевого бока "катафалка", поддеть бы каким рычагом. Поднял валявшуюся рядом тонкую палку. Невесомая, сломается! Но каким-то чудом выдержала. Вызволил "цветочницу", отнёс подальше от дымящейся машины. Уложил на траву. Стащил с себя пиджак, скомкал даме подушку. Выпали очки. Напялил. Лучше бы мобильник выпал, но Роман, подонок, всё из карманов выгреб. В полнейшей растерянности Серый метался туда-сюда. Прихватил зачем-то палку-открывалку, словно боясь остаться без оружия. Вернулся к вдовушке. Молода, изящна. Похоже, только нос расквасила. Веки дрожат, вот-вот очнётся. И увидит... призрака. Сергей нырнул в чащобу. Палку не бросил. Затаился. Подъехала вишнёвая легковушка. Женщина кричит в телефон, мужик достал аптечку. Вдова залепетала что-то, не разобрать. Серый дождался скорой, отполз бесшумно в чащу, ушёл незамеченным. Долго ковылял лесом вдоль шоссе, палкой нащупывая валежник и ямы. Испугался до полусмерти сопящего ежа. Зарядил дождь. Встав на колени у лужи, выстланной молодой травкой, Серый кое-как смыл проклятый грим. Запакостил галстук, выкинул. Трясущимися пальцами отшелушил мертвецкие линзы. Глаза наверняка загноятся. Ничего, есть какая-то мазь... ещё легко отделался. Кладбище осталось где-то в далёком прошлом. Серый решился выйти на дорогу. Горе-призрака не замечали. Но у развилки притормозила "газель". Высунулась чернявая кудреватая башка и весело проорала: — Куда топаешь, слепой? Мимолётное недоумение. Ах да, тёмные очки и палочка. — Фары целы, шеф, но я порожняком. — Ха!.. Залазь. Рогульку оставь. Рогульку? Точно... Рябиновый стволик, остро заточены и рожки, и черенок. Воткнул в придорожную супесь. Кинуть не посмел. Устроившись на продавленном сидении, боязливо покосился на зеркальце заднего вида. Рогулина не упала, не накренилась. Сгинула.