До замка Нарз оказалось недалеко. Но время это показалось Айфе вечностью. Перепалка перед поднятым замковым мостом вообще прошла мимо сознания. Краем уха она слышала, как переругиваются Бран и караул у ворот. Но то, что в замок их не пускают, ускользало. Она смотрела на бледные, мертвые пальцы Хина, с которых больше не срывались на землю капельки. И ей казалось, это из нее в пыль дороги вылилась вся жизнь.
- Вы что, не получали распоряжений короля? - мрачно спросил Бран.
- Получали. Приказ - принять отряд и поступить в полное распоряжение человека, командующего эскортом. Велено выполнять все его распоряжения.
- Так принимайте и выполняйте, - рявкнул Бран.
- Мне требуется подтверждение полномочий.
В ответ Бран разразился затейливой фразой, в которой нашлось только одно приличное слово - и то междометие.
- Что будем делать? - спросил кто-то из воинов.
- Командир должен знать, сейчас спросим, - десятник стащил Хина с седла и прислонил спиной к каменному столбику.
- Как у него спросишь? Мертвее не бывает.
- Вот уж вряд ли, - приподнимая Хину голову, бодро заявил Бран. Голова мотнулась и с глухим стуком ударилась о камень.
- Не надо! - очнулась Айфе. Но Бран не слышал, хлопая Хина по щекам. Безрезультатно.
- Эй, вы там, выходите - полномочия принимать. И ведро воды прихватите!
Мост со скрипом опустился. В воротах отворилась узкая калитка, и несколько человек вышли на мост, держа наготове заряженные арбалеты. Один нес ведро. Но пустое. Он размахнулся и запустил им в Брана. Десятник ведро поймал, оскальзываясь на мокрой траве, зачерпнул зеленоватой воды во рву - и хлестким ударом вылил на бездыханное тело. Айфе пискнула, дернулась. Бледные до синевы веки Хина дрогнули и открылись. Девушка ужаснулась - столько боли плескалось в расширившихся на всю радужку зрачках.
- Тут от нас полномочий требуют.
- Рукав правый подними, - выдохнул Хин. Десятник потянул рукав куртки, но он не поддавался. Бран вытащил нож и разрезал кожу куртки и ткань рубашки. Чуть пониже локтя раскинул крылья синий фейрский орел, сжимающий в когтях круг со звездой.
- Оно? - зло спросил Бран у подошедшего поближе воина.
- Открывай ворота! Свои! - стало ответом.
- Что делать с девкой? - быстро уточнил Бран, пока в глазах Хина не погас огонек сознания.
- Заприте, чтобы не сбежала. И покормите. Если с ней хоть что случится - всем хана, - трудом произнес Хин. Глаза закрылись, тонкая струйка крови снова покатилась по подбородку.
Айфе поволокли в башню.
- Его надо перевязать, нужны лекарства. Ему же больно! - она пыталась вырваться.
- Иди-иди. Сам оклемается.
- Он кровью истечет! - крикнула Айфе, когда ее бросили на пол в маленькой комнате. Дверь глухо захлопнулась, послышался издевательский смешок:
- Нашла, кого жалеть!
***
И тут на нее накатило что-то страшное, неуправляемое. Она билась в дверь, обдирая до крови пальцы, рыдала и выла. Просила выпустить, угрожала, швыряла, что под руку попадет. Ревел в каминной трубе ураганный ветер, хлопали ставни, безостановочно плясали в диком танце тени на стенах.
- Умом она тронулась, точно говорю!
- Или демон в нее вселился. Замок ходуном ходит. Ведьма!
- Да ну ее в Бездну! Вчера чуть голову мне миской не продырявила!
- Твоя очередь ей еду нести.
- Я ж не самоубийца!
- А давай я дверь приоткрою, а ты миску быстренько в щель просунешь. Велено кормить. Слышал - хана всем, если помрет.
- Ну, спаси и сохрани нас, Добрая Мать!
Но стоило отодвинуть задвижку, как остервенелый порыв ветра распахнул дверь во всю ширь, вырвал миску с кашей из рук и отшвырнул на противоположную стену.
- Закрывай! - истошный вопль глушил гул ветра. В четыре руки охранники все же захлопнули дверь. Дубовые доски стонали от ударов.
- Да чтоб ее сам Асвалаах!.. Да чтоб ей ни дна ни покрышки! Пусть лучше повесят, чем я еще раз эту дверь открою! - в сердцах плюнул один из стражников, глядя, как тягучие капли каши стекают со стены на перевернутую миску. - Вот пусть тот, кто притащил, с ней и разбирается.
***
- Значит, так, - едко сказал комендант замка, усевшись на табурет возле лежанки Хина, - ты теперь здесь командуешь. Тебе и разбираться с этой напастью!
- С какой? - чуть слышно уточнил Хин. Хотя и так прекрасно знал. Замок дрожал от магии, аж зубы ныли. Источник мог быть только один. Но ему было так плохо - головы не поднять.
- С этой ведьмой, что ты привез в замок. Либо ты немедленно ее угомонишь, либо гарнизон взбунтуется. Еще немного - и она разнесет башню.
- А поговорить с ней вы пробовали?
- Да она ж ничего не слышит! Она чокнутая! В общем, либо ты идешь в башню...
- Вам придется меня туда тащить.
- Потащим, не сомневайся!
***
Дверь со скрипом открылась. Айфе подобралась, стиснула кулаки, в дымоходе утробно зарычало. Подол платья колыхнуло сквозняком.
- Что здесь творится? - зло спросил Хин, держась за створку.
- Я думала, ты умер, - прошептала Айфе, прижимая кулачок к губам.
- Да разве ж ты дашь помереть спокойно, принцесса, - желчно процедил он, прислоняясь спиной к дверному косяку. - Значит, так: это твоя комната. Сейчас здесь все приберут. И украсят, - он неопределенно шевельнул пальцами. - Впрочем, вся башня в твоем распоряжении. И эти две комнаты, и та, что внизу - хозяйственная. Там же и удобства. Можешь ходить, где хочешь, в башне, но за ее порог ты выйдешь лишь на свадьбу.
- Тебе страшно?! Там полсотни здоровенных мужиков трясутся от страха, глядя, что ты вытворяешь! Чего доброго, побегут из замка, сломя голову.
- Это не я!
- Ну да! А кто?
Айфе со страхом оглядела развороченную мебель, закрыла лицо руками.
- Я буду в соседней комнате, - в дверях он обернулся. - А это все - лишь твое воображение. Бояться ничего нельзя.
***
Бран затащил в комнату два огромных узла и без стеснения вывалил содержимое прямо на кровать. Хин мотнул головой, и десятник улетучился, прикрыв дверь:
- Вот. Пособирали вещи из разбитой повозки. Залетная банда. Мы, видимо, перебили всех. Вещи остались целы.
Айфе медленно подошла и остановилась над ворохом вещей. Руки у нее дрожали, когда она вытащила из кучи Диин цветастый платок.
"Сейчас закатит истерику. А мне придется слушать, - зло подумал Хин. - Не хватало еще, чтобы хлопнулась на пол в обморок или снова начала чудить".
Но Айфе стиснула платок в руке, так что побелели костяшки пальцев, и, глядя сквозь Хина, спросила:
- Дия?
- Похоронили.
Девушка протянула руку и погладила струны чудом уцелевшей лютни. Печать под лопаткой Хина отозвалась болью на этот тонкий, тоскливый звук.
- Ты даже не дал мне с ней попрощаться. Она была моим единственным другом.
- Мне жаль. Но единственная моя забота - твоя безопасность. Я не мог позволить тебе снова выскочить на открытое место. Кто знает, не прятался ли кто еще в скалах. Ты и так уже раз побежала сломя голову и чуть не погибла.
- Я испугалась.
- Я понимаю. Но если бы ты не побежала... - он замолчал, поняв, что сболтнул лишнее.
- Если бы я не побежала, Дия осталась бы жива?
- Я этого не говорил! Я вообще здесь не для того, чтобы разговоры разговаривать.
- А для чего?
- Все что хотел, я сказал, - злясь на себя, резко бросил Хин, - кроме того, что мне действительно жаль. Друзей терять тяжело, принцесса.
- Уйди! - велела она тихо, но внятно, метнув лиловый огонь из-под ресниц. Хин понял, что обойдется без обмороков.
***
Болело все. Повязка на ране снова набухала кровью. Луна ярко светила сквозь узкое зарешеченное окошко. Легонько скрипнула дверь; беззвучная тень, прихрамывая, поплыла по комнате.
- Опять не спится? - раздраженно спросил Хин. Тень резко остановилась у стола.
- Я думала, ты спишь, - попыталась извиниться Айфе.
- Я никогда не сплю, - огрызнулся он.
- Как так? - удивилась она.
- Тебе какое дело?
- Послушай, я ничего не понимаю. А когда я не понимаю, мне страшно. Поговори со мной, - Айфе зашуршала чем-то на столе, пытаясь зажечь светильник.
- Я здесь не для того, чтобы с тобой разговаривать!
- Это я уже слышала. А для чего?!
Хин промолчал.
- Для чего? - настаивала Айфе. - Сторожить меня?
- Да!
- Сторожат пленников. Так кто я - невеста принца или узница?
- Я тебе ничего объяснять не обязан.
- А что обязан? Я хочу знать!
Хин резко поднялся. От слова "хочу" во рту появился горький привкус.
- Свои "хочу" будешь высказывать кому-то другому! - зарычал он.
- Я не ценная вещь, которую нужно стеречь! Я не фарфоровая кукла! Я живой человек! И я хочу понимать, что со мной происходит. Я хочу, чтобы ты мне объяснил. И просто хочу свежим воздухом подышать и помыться!
Не обращая внимания на боль в ране, Хин пошел на нее, но его остановил стол. Он уперся руками в столешницу и свистящим шепотом произнес:
- Еще раз мне скажешь: "Хочу"...
- И что будет?! Ничего ты мне не сделаешь! Не посмеешь! - внезапно выкрикнула Айфе. И тоже уперлась руками в столешницу. Злость забурлила в душе. В глазах у нее засветился нехороший огонек. - Я поняла. Пусть я и пленница здесь, но ты всего лишь цепной пес. Отпущенный ровно на длину своей цепи!
Хин махнул левой рукой, намереваясь ухватить ее за воротник. Айфе отпрянула. От резкого движения рана Хина отозвалась острой болью, он промахнулся, неловко упал боком на столешницу. Шипя, выругался сквозь стиснутые зубы. Не дожидаясь, пока он поднимется, Айфе подхватила юбку и метнулась в свою комнату. Обернулась на пороге, глядя, как с трудом он выпрямляется, и неловко, медленно идет к ней:
- А мне твои объяснения и не нужны! Я сама все узнаю! - и захлопнула дверь, задвинув свежую защелку, поставленную по ее требованию. Дверь дрогнула - кулак Хина со всего маху врезался в дубовую доску. Айфе совершенно не понимала, почему он так ее злит. И откуда берется смелость ему противоречить. А самое главное, почему, несмотря на это раздражение, ей так необходимо слышать его злое прерывистое дыхание за дверью. Послышался шорох - Хин съехал спиной по двери на пол. Айфе прислонилась к двери со своей стороны. Ей хотелось как-то извиниться. Но он шипел проклятья сквозь зубы, как гадюка, которой наступили на хвост. И Айфе не отважилась.
***
Сначала Хин еще надеялся найти в близлежащей деревне девчонку-служанку. Но на этот вопрос комендант пожал плечами:
- Тут деревень нет. Только мы и небо! А даже если б... Какая нормальная девка согласилась бы идти сюда работать? - комендант покачал головой. - Полсотни злых, голодных мужиков!
- Можно подумать, твои орлы никуда в увольнение не ходят.
- А! Ходят, конечно. Городок за перевалом есть - Ялма. Туда и ходят. Правда, до него почти сутки. Но для бешеной собаки и сорок миль не крюк! Бывает, отпускаю. За особые заслуги.
- Уже лучше! Город Ялма - то, что мне и надо!
- Город - это так, название одно. Перевалочная база - торговцы, углежоги, сплавщики леса, контрабандисты останавливаются. Постоялый двор, какие-то склады, маленькая пристань, рынок и бордель. Так что если и искать служанку, то только у тетушки Шоны. И то вряд ли найдется такая... кхм... трудолюбивая, что согласится ехать в Нарз. Тебе подойдет такая?
Хин тяжело вздохнул:
- Нет. Ну, может, старуха какая?
- Только тетушка Шона. Но эта зараза точно не согласится. К чему ей?
По всему выходило, что если Хин хочет благополучно дотянуть до Тэйверха, - ему самому скрашивать одиночество Айфе.
- Ладно, - угрюмо согласился Хин. - Там внизу в башне бадья стоит. Пусть ребята воды натаскают. И нагреют.
Он поднял глаза к пасмурному небу и сказал сам себе:
"Ничего-ничего! Это лучше, чем Эр-Равведские рудники. Ну, по крайней мере, не намного хуже".
***
Хин резко поднял голову от доски, на которой играл сам с собой в тоскливую, бесконечную, безнадежную игру. Красно-зеленая доска была почти пуста - фигур на клетчатом поле осталось лишь пять.
Из-за двери слышались чистые, нежные звуки лютни, сплетенные с глубоким, грудным голосом. Лютня плакала, рыдала. Рвала на части. Кинжальной болью отзывалась в клейме под лопаткой. Воздух густел, становился тяжелым. В нем копилась, дышала, тяжело и неровно, страшная сила. Хин вскочил, без стука распахнул дверь в комнату:
- Ужинать иди!
- Я не хочу!
- Тогда сделай милость - прекрати бренчать.
- Ты мне приказывать не смеешь!
- Я тебя по-хорошему прошу, - Хин захлопнул дверь.
Ночью и утром лютня молчала. Днем Хин раздавал приказы, проверял караулы, оружейные. А к закату, поднявшись наверх, ощутил знакомое покалывание в пальцах.
Крадучись, подошел к двери. Ноздри дрогнули - из комнаты Айфе тянуло магией. Ему не требовалось заходить, чтобы увидеть танцующие по стенам тени, разглядеть туго натянутое кружево магических потоков. Он затаил дыхание и сквозь дверь и время увидел то же, что видела Айфе: льющуюся потоками кровь, жуткий гул таранного кавалерийского удара, хруст пламени, обгладывающего замковый донжон; скрежет рушащихся стропил; предсмертные крики, резкие команды, скрип сломанных крепостных ворот...
Глупая ведьма влипла в паутину заклинания и вырваться не могла. Оставалось только, закусив губу до крови, смотреть на открывшееся ей чужое прошлое.
Оцепеневший Хин наблюдал в пляске теней, как он рубит сплеча обезумевшую толпу в только что взятом городе. Услышал крик погибшего брата: "Кейрнех! Они прорвали фланг! Урх предал!"
Но когда Хин увидел себя, пытающегося разжать намертво стиснутые на рукаве пальцы жены, и услышал: "Мы не уйдем без тебя, Кей!", - он ударился плечом в дверь. Та не поддалась. Он ударил еще раз, видя только глаза дочки, навсегда уходящей через колдовской портал с Уной. "Кей!" - резким, птичьим криком раздалось в последний раз. Портал затянулся темнотой. Дверь крякнула и слетела с петель. Ажурная вязь магических нитей разрушилась. Айфе вскочила, схватила миску с водой, в которой пыталась рассмотреть будущее, а увидела чужое жуткое прошлое.
Хин был так страшен, что Айфе завизжала и выплеснула воду на него. Он встряхнулся и пошел на нее. Девушка взвизгнула еще раз, прикрываясь миской.
- Если ты, ведьма, еще раз попробуешь залезть в мое прошлое своими грязными лапами, посмеешь копаться у меня в душе, тварь... - Хин выдрал у нее миску. Руки у него тряслись, он сжал медную посудину и смял, как лист бумаги. - Я сверну тебе шею, чем бы это не грозило.
И швырнул остатки миски Айфе под ноги.
***
До следующей ночи стояла тишина. Ни всхлипа, ни вздоха, ни звука лютни. Только дважды скрипнула открытая им дверь и глухо стукнула миска с едой, поставленная на стол.
Что происходило за прикрытой дверью, Хин не знал. Ни малейшего шороха не нарушало угрюмой тишины. Сам он просидел в оцепенении почти весь день, глядя пустыми глазами на доску, расчерченную красными и зелеными клетками. Нефритовые и гранатовые фигурки, сошедшиеся в смертельном поединке, замерли в неустойчивом равновесии сил. Но, несмотря на небольшой численный перевес, разгром красных был лишь делом времени. Дюжина ходов и очередная игра будет закончена. Победой или поражением? Тяжело определить, когда играешь сам с собой.
Под вечер, правда, какая-то возня за окном заставила Хина вынырнуть из состояния окаменелости. На узком подоконнике прыгала серенькая птичка, склоняла головку то вправо, то влево, косила на Хина глазом-рубинчиком. Он медленно подошел к окну. Птичка обрадовалась ему как родному, запрыгала быстрей, топорща перья. Хин заворожено просунул руку сквозь прутья - глупая тварь и не думала улетать. Он цапнул серый комок перьев и втянул его в комнату. В ладони билось часто и ровно маленькое сердечко. Он поглядел в бессмысленный рубиновый глаз и крепко сжал руку. Что-то хрустнуло - осколки красной сургучной печати посыпались на пол. Хин разжал ладонь, на ней лежал смятый бумажный лист, сложенный замысловатым образом. Остатки сургуча были похожи на капельки крови. Он сел, задумчиво потер горбинку на носу, развернул бумагу, аккуратно разглаживая ее на колене.
"За декаду до Лунна, в 21 день месяца меда, до заката. В любом указанном тобой месте", - гласило письмо. Хин кинул бумагу на стол, походил по комнате, достал из сумки флакончик и перо. Еще немного посидел над письмом, покачивая пером над бумагой, но так и не решился ничего написать.
"Я не сомневаюсь в Хейвед, но я не доверяю ее писарю. Написать слово "Нарз" я позволить себе не могу", - подумал он, дернул уголком рта и решительно написал:
"Восточная Равведа. Поселок Ялма. Заведение тетушки Шоны. Я буду, во чтобы то ни стало".
Подождал пока высохнут чернила. Тщательно сложил листок так, что из него получился бумажный журавлик с длинным клювом. Накрыл его ладонью. Стало тепло, зашевелились мягкие перышки, забилось ритмично маленькое сердце. Хин сгреб перья в ладонь и выкинул в окно. Птичка, бешено маша крыльями, унеслась прочь.
А когда взошла луна, он снова услышал тихий шепот лютни и теней. Почувствовал, как вздувается приливной волной первородная, неуправляемая сила. Дым светильника поплыл по комнате, отбрасывая причудливые тени на стены.
Хин смотрел, как в переплетении теней танцует ослепительно прекрасная Лебор, рассыпая вихри белых лепестков из венка. Как в завораживающем точностью движений поединке сошлись древние герои. Из теней навстречу Хину вышла простоволосая, совсем молодая Уна и подала ему руку. Не помня себя, он потянулся навстречу жене и ощутил давно забытое - одновременно прохладу и жар ее ладони под пальцами. Боль в спине стала невыносимой. Он вскочил. Тени испуганно заметались по стенам. Он рывком открыл дверь в комнату Айфе, но остановился на пороге:
- Заткнись! По-хорошему предупреждаю. Займись чем-нибудь другим. Тебя что, ничему не учили в твоей Гверле? Что там положено девкам делать - прясть, вышивать? Вон пяльцы! Только молчи! - развернулся и собрался выйти.
- Тебя так бесят человеческие чувства? Конечно, у тебя же их нет, Кейрнех!
- Не смей меня так называть! - поворачиваясь и делая шаг вперед, рявкнул Хин.
- Почему? Ах, наверно, потому, что твое имя настолько заляпано кровью, что даже тебе противно его слышать? Так, Кейрнех?
- Не смей произносить мое имя, глупая кукла!
- Да, я бездушная кукла, которою надо только кормить, поить и следить, чтоб не сбежала. А ты - сторожевой пес. Вот и сторожи. Молча.
- Пусть я пес, но не тебе рвать мне когтями душу. Ведьма!
- Душу? А у кого здесь есть душа? У куклы или у пса? Сомневаюсь! Так что я приказываю - пошел вон, знай свое место.
- Приказываешь? - прохрипел Хин, нависая над ней. - Ты - мне? Попробуй еще раз сказать это слово!
- А что ты сделаешь? Приказываю, пес! Вон!
Она не уловила движения его рук. Лютня, жалобно взвизгнув, упала на пол. Айфе, не успев вскрикнуть, полетела на кровать. Он навалился сверху, придавив локтем горло. Воротник затрещал.
- Я покажу тебе, где мое место!
- Не посмеешь! - хрипела она, целя ногтями ему в лицо. Но промахнулась. - Не посмеешь!
Платье трещало по швам. Айфина рука все же впилась Хину в ухо. Он зашипел, и хватка ослабла ровно настолько, что острое колено девушки врезалось в живот обидчика. Не разжимая рук, они скатились с края высокой кровати. Теперь Айфе оказалась сверху, а Хин хорошо приложился спиной и затылком при падении. Хватка его ослабла, но Айфе не успела воспользоваться моментом и сбежать. Удар ее кулачка цели не достиг. Запястья затрещали, грубо захваченные сильными пальцами. Хриплый голос сыпал проклятья на скрипучем языке.
- Не посмеешь! - в третий раз закричала Айфе. - Я невеста твоего господина, пес! И ты сильно пожалеешь, когда стану его женой!
Перекошенное от злости лицо исказилось страшной улыбкой. Хин потянул за остатки воротника и выдохнул в ухо:
- Это точно, принцесса! Ты получишь своего мужа и брачную ночь! Но вряд ли я об этом пожалею, - и смахнул ее на пол. Встал, встряхнулся, в два широких шага пересек комнату. Дверь хлопнула так, что пыль посыпалась с балок и порванные струны лютни едва слышно задребезжали.
Айфе с трудом доползла до кровати, стянула покрывало и заскулила, зажимая рот парчовой тряпкой.
***
Хин с грохотом сверзился с лестницы, потому что назвать это словом "спустился" являлось бы большим грехом против истины. Поддел ногой некстати подвернувшееся ведро и метким ударом забил его в нишу в стене. Ведро еще какое-то время дребезжало от испуга, а Хин уже вылетел во двор, едва не отдавив хвост мирно спавшей дворняге. Но собака была пожилая, многоопытная, успела улетучиться с глаз долой до того, как Хин наподдал и ей. Досталось корзине с репой, которая сбежать не могла. Сначала Хин запустил репой вслед собаке. Затем еще пару раз в стену - белые брызги полетели во все стороны. Ухватил корзину за плетеные ушки и врезал ею о бочку с водой. Бочка устояла, ушки оторвались, репа раскатилась по лужам. Хин крутанулся юлой, подцепил одну из жердей подпиравших стожок сена, и ударил по корзине. Хрустнуло, и чей-то флегматичный голос из-под навеса пробурчал:
- Не поможет.
Будь Хин волком, шерсть по хребту у него встала бы дыбом до самого хвоста. А так он глухо зарычал, перебросил жердь из правой руки в левую и сделал шаг в темноту.
- Хм... - проворчала темнота. Из-под навеса вышел Бран, отряхивая солому с куртки. Глаза у Хина светились от злости, он раскрутил жердь, выписывая замысловатую восьмерку.
- Ага, - безмятежно кивнул Бран, стащил куртку и взял еще одну жердь, - с корзиной оно как-то не интересно.
Лицо Хина перекосило, палка засвистела над головой, пластая воздух на тонкие ломтики. Бран пошел боком, обходя рассвирепевшее начальство справа. Жердь в его руках ожила и легко прокатилась за спиной, перескочила из правой руки в левую, ушла подмышку, по лопаткам и, выскочив над плечом, снова оказалась в правой. Бран шевельнул пальцами левой руки, делая приглашающий жест. Хин ударил, дерево столкнулось с глухим звуком. Они заплясали по влажным плитам двора. Сначала медленно, присматриваясь к манере противника. Ритм ударов все нарастал, ноги выписывали сложные пируэты между рассыпанной в лужах репой. Свистел воздух, летели во все стороны брызги. Как бы ни казался грузен десятник, достать его было тяжело. Жердь либо проваливалась сквозь пустоту в том месте, где мгновение назад находился Бран, либо сталкивалась с умело поставленной защитой. Злость, так и не нашедшая выхода, все копилась в Хине, а она в бою плохая помощница. Неудивительно, что очередной выпад Брана Хин пропустил. Удар отбросил его на стог сена, вышиб из легких остатки воздуха. Палки, подпиравшие стог, хрустнули под спиной Хина. Стог распался, накрывая его ошметками сена, хлипкий навесик закачался.
- Все? - уточнил Бран. Вместо ответа Хин подскочил спиной, припал на одно колено. Левая рука с жердью ушла далеко за спину, правая, вытянутая вперед раскрытой ладонью к противнику, чуть покачивалась, как готовая к броску змея. Палка пошла обманчиво медленно, метя в плечо противника, но внезапно Хин подпрыгнул, перевернулся в воздухе, сменил руку и ткнул десятника в пах. Бран едва успел поставить блок. Жерди звонко столкнулись. Удар в полную силу не получился. Десятник все же согнулся, отброшенный к стене:
- Ах, ты сукин кот! - прошипел он, - мало тебе, по-взрослому, значит, хочешь.
Жердь, врезавшаяся в пяди от головы пригнувшегося Хина, высекла фонтанчик белой пыли из стены. Оружие Хина, молниеносно просвистевшее над самой землей, заставило Брана высоко подпрыгнуть. Стук сталкивающихся палок стал совсем дробным, коричневая грязь летела во все стороны крупными каплями. Палка Хина подцепила Брана под колено. Но уже в падении десятник размахнулся, и его кулак точнехонько впечатался Хину в подбородок. Ослепительная вспышка света не дала Хину возможности насладиться зрелищем сидящего в луже десятника. Широко раскинув руки, он рухнул в ту же лужу, потеряв сознание на несколько мгновений. А когда открыл глаза, над ним стоял Бран, потирая ушибленную поясницу. Хин медленно сел.
- Ну как? - с напускным сочувствием поинтересовался десятник, предусмотрительно наступив на палку, все еще зажатую в руке у Хина. - Теперь все?
- Прям легче стало, как в храм сходил, - Хин разжал руку и выпустил палку. Осторожно потрогал челюсть. - Как там жрец любит говорить? "И узрел грешник слепящий свет. И очистил душу свою от налипшей скверны".
- Да снизойдет на тебя благодать божья, сын мой, - прогудел Бран, передразнивая заунывные завывания замкового жреца. Вышло на редкость похоже. Хин засмеялся, все еще придерживая челюсть ладонью. Бран протянул ему руку, помогая встать.
Откуда-то с востока шла гроза. Чернильная туша, похожая на гигантского осьминога, медленно переваливалась через скальный гребень, заглатывала звезды, тянула щупальца к луне. Где-то в брюхе тучи разгорались и тухли зарницы. Всполошившийся ветер гонял по двору ошметки сена, но не мог разогнать душной тишины. Что-то копилось в воздухе, давило на уши, ворочалось комом в душе.
Они уселись под навесом, на развороченном сене. Бран почесал ушибленную поясницу, Хин пощупал затылок, прислушался к ноющей боли где-то внутри. То ли сломанные ребра к дождю болят, то ли тоска поедом ест - не разберешь.
- А? - десятник извлек откуда-то солидную флягу и протянул ее Хину.
- Нет, - покачал тот головой. - Меня такое не берет. Меня ничего не берет. Ни уснуть. Ни напиться.
- А я и не предлагаю напиться. Я так - горло промочить да погреться чуток.
- Погреться это можно, - передернул плечами Хин: колючий ветер залез за шиворот и неприятно холодил взмокшую спину.
Волна жидкого огня прокатилась по горлу, упала в желудок и растеклась теплом до кончиков пальцев. На глазах выступили слезы. Хин занюхал рукавом.
- Ну как? - поинтересовался Бран.
- Хороша, зараза.
- Ага. Семейный рецепт. Земляки передали посылочку. Много ее не выпьешь. Для особых случаев держу.
- Из чего ее делают?
- Лучше не знать. Тебе не понравится. Ну, давай-ка еще по глоточку, а то поздно выпитый второй - напрасно выпитый первый.
Хин сделал еще один большой глоток, смачно крякнул. Бран запустил руку в развороченный стог, пошуршал там немного и вытащил какой-то сверток.
- Угощайся, - размотал он тряпку. Содержимое Хин в темноте не разглядел. Зато прекрасно почувствовал по запаху. Аромат был обворожительный - колбаса с чесночком пахла так, что рот сразу же наполнился слюной. Бран разломил кольцо на две части и половину вручил Хину. Судя по тому, что из-за стожка высунулась собачья морда, не один Хин унюхал колбасу. Морда шумно втянула соблазнительный запах и тоскливо вздохнула. Хин откусил кусок колбасы и тоже вздохнул, только довольно.
- Откуда такое богатство? - невнятно пробормотал он, пережевывая колбасу.
- Плох тот солдат, у которого ничего нет в заначке.
- Да уж! - кивнул Хин, - задрала эта каша.
- И репа, - подтвердил Бран и вытащил из свертка черствую лепешку. Тоже разломил ее напополам. - Асвалааховы вилы в задницу нашему кашевару, ничего путного сготовить не может.
Осторожно ступая, под навес просочилась та самая, вспугнутая Хином, собака. Как и любая "чистокровная" дворняга, она очень тонко чувствовала смену настроений людей и запах колбасы. Колбасу она чуяла носом, а настроение - облезлой, много раз битой, спиной. И сейчас, несмотря на сгущающиеся над замком тучи, собака понимала, что самая страшная гроза отбушевала, оставив на грязных плитах клочья сена и разбросанную репу. Дворняга тяжело вздохнула и улеглась неподалеку, положив тощую, седую морду на передние лапы. Хин оторвал от лепешки кусок и бросил собаке. Псина вскинулась и заглотила кусок, даже не жуя. Облизнулась, медленно, припадая животом к земле, подобралась поближе.
- Надо бы по третьей, - решил Бран. Хин неопределенно дернул головой, темная прядь упала на лицо. Он сдул ее и откусил колбасы.
- За богов мы, значит, выпили первую, за короля - вторую. Выходит за баб пьем, - деловито загибая пальцы, сообщил Бран и отхлебнул из фляги. Внутри у него увесисто булькнуло, десятник выдохнул - облачко пара повисло в холодном воздухе, делая его похожим на огнедышащего дракона. Фляга перекочевала к Хину. Бран довольно откинулся на сено, забросил свободную от колбасы руку за голову и мечтательно сказал:
- Да, сейчас бы еще и бабу...
Хин промычал что-то благосклонно полным ртом.
- Любую, хоть кривую, хоть косую, хоть тощую, - не унимался Бран, Хин неопределенно помахал зажатой в руке колбасой, дворняга с вожделением следила за его движениями.
- Оно и правда, - развил тему десятник, - я, конечно, худосочных не люблю. Надо, чтоб бабы было много. На кости только собаки кидаются.
Дворняга недовольно чихнула, внося свою лепту в общий разговор. Она тоже предпочитала костям колбасу. Хин издал нечленораздельный звук "Мгум!" Что это означало - одобрение или несогласие - осталось неясным, но Бран истолковал его так, как ему хотелось.
- Эх, одно в Гверле хорошо, - удовлетворенно протянул Бран, - какие там молодайки! Посмотреть приятно. А подержаться тем паче!
- Ты, я гляжу, там пригрелся, - Хин наконец прожевал колбасу и кинул дворняге шкурку. Проглотив подачку, собака совсем осмелела и пристроила морду прямо на Хинов сапог, глядя на человека умильными глазами.
- Не без того, - подтвердил десятник. - Уж не оплошал. Эти гверлцы все какие-то постные, нудные, скаредные, слова доброго не скажут, лишний раз не улыбнутся. А баба она существо такое... Ей слова приятные говорить надо, ей ласки и смеха охота, а еще бусиков али сережек новых. Она без этого чахнет. Ты ей дашь, что она хочет...
- А она тебе просто даст, - усмехнулся Хин, - а потом припрется ее папаша, да еще с братьями.
- Не, мне такое ни к чему. Я только по замужним. Лучше всего купчихи.
- Почему? - полюбопытствовал Хин.
- Ну, ты даешь! У них мужья вечно в разъездах. А даже когда дома, так только деньги считают да над товаром чахнут. И потом купчихи они все такие... - Бран поцокал языком подбирая слово, поводил руками, описывая широкие круги.
- Фигуристые? - подсказал Хин, переводя в слова Брановы жесты.
- Ага! - обрадовался десятник:
- Была у меня одна купчиха в Гверле. У нее такая корма была, - мечтательно протянул Бран, - куда там королевскому фрегату! А спереди...
Рука Брана щедро описала внушительную окружность:
- Такая баба! У нее был только один недостаток.
- Какой?
- Муж-идиот. Вечно норовил припереться не вовремя.
- А бывают другие мужья? - уточнил Хин.
- Бывают, но редко, - подумав чуток, сообщил Бран.
- Да уж, чаще всего приходится из окон сигать. Хорошо еще если в штанах и невысоко, - со знанием дела покивал Хин.
- Угу, в штанах это хорошо. Еще лучше если под окнами ничего такого не растет.
- Чего такого?!
- Да было дело, припожаловал купец этот раньше времени. Пока он там рогами за притолоки цеплялся, пока по лестнице, хрен криволапый, бежал - я в окно. А одежу мою купчиха следом выкинула. Повис я на подоконнике и вниз гляжу, как дурак, с голым задом. Понимаю, что сейчас упаду и думаю, эх, ядрена клюква...
Тут копившаяся гроза наконец-то разродилась над Нарзом сначала ослепительной вспышкой, а затем грохотом, сотрясшим замок до основания. С навесика посыпалась труха, крупные капли забарабанили по камням. Перепуганная дворняга прижалась к их ногам. Мужчины замолчали, глядя на разбушевавшуюся стихию. Потом Хин спросил:
- Так что думаешь-то?
- Так думаю, и на хрена ж она розы под окном спальни посадила?!
Их хохот потонул в следующем ударе грома.
- Кстати, о бабах, - Хин глядел на кусок колбасы, словно подозревая его в государственной измене, - значит, комендант-паскуда сбрехал - есть тут деревня!
- Хм? - удивился Бран, подцепил подозрительный кусок и отправил его в рот. - Причем же здесь бабы?
- Ну, весь мой житейский опыт подсказывает, что там, где водится колбаса, там же водятся и бабы. И это бы избавило бы меня от головной боли. Пусть не полностью...
- Что-то я не улавливаю мысли... - Бран задумчиво прожевал колбасу и сплюнул шкурку. Дворняга молниеносно вскинулась, щелкнула зубами и снова положила голову на сапог Хина в надежде на новую подачку. - Где это видано, чтобы женщины могли избавить от головной боли. Вот прибавить - это они могут.
- Принцессе нужна служанка. Я на эту роль подхожу настолько плохо, что не ровен час нас всех тут накроет развалинами башни, - Хин задумчиво посмотрел вверх, туда, где за краем хлипкого навеса бушевала гроза, подсвечивая низкие графитовые тучи всполохами мертвенного света. - Вишь, как гневаться изволит. Еще пару таких наших ...
Хин щелкнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, но не смог. Бран тоже озабочено смотрел на небо:
- А чего, правда, она ведьма?
- Нет, - буркнул Хин, - хуже.
- Да... - протянул Бран, - если б своими глазами не видел, что она вытворяет, никогда бы не поверил. Такая неприметная, мелкая мышка. Но говорят же, в тихом омуте демоны плещутся. И ведь достанется же такое счастье в жены. И не кому-то, а нашему принцу.
- Не твоего ума дело! - отрезал Хин.
Бран осекся и почесал в затылке:
- Ну, там, где я взял эту колбасу, служанки тебе не найти.
Хин подытожил это одним коротким, но емким словом. Долго молчал и вдруг сказал:
- Я уеду рано утром, Бран. Надо бы присмотреть за ее высочеством. И сделать это надо по уму. Лишний раз ей на глаза не попадаться, пустого языком не трепать, но и глаз не спускать.
- Может лучше жреца попросить. Тут человек с пониманием нужен. Да и страшно - а вдруг опять всякая жуть хороводить начнет.
- Ничего с этой жутью твой жрец поделать не сможет. Никто не справится. Что страшно - я не спорю. Потому к тебе и обращаюсь. Со страху не побежишь, глупостей не наделаешь. Да и надеюсь я, что всю злость она на меня да на грозу эту растратила. Авось обойдется.