То лето было холодным и дождливым. В траве прятались водяные зайцы, выскакивали на тропинки, бесшабашно бросались под ноги прохожим. Наступить на мягкое прозрачное тело одного из них было дурной приметой. Не помню, чтобы я наступала. Чашам огородов едва хватало солнца и вода в колодцах была такой холодной, что от нее ломило зубы. Лягушки в мелких прудах делали уже третью за лето кладку икры. Купаться в икряном пруду было дурной приметой. Не помню, чтобы я купалась. Возможно, мое рождение тоже было дурной приметой, просто мне забыли сказать об этом.
В тот день Ильзу отдавали замуж - далеко, а потому очень шумно, - и я едва отыскала тебя в толпе поющих, разряженных, смеющихся людей, каждый из которых спешил хлопнуть тебя по плечу и поздравить с удачной сделкой. Ты долго опекал ее, но результат того стоил - девочке нашелся действительно хороший муж, какие редко встречаются. Мое сердце последние дни было неспокойно и потому мне нужно было поговорить с тобой. Ты всегда умел убивать мои страхи так, что больше они никогда не возвращались. - Теперь, когда тебе пора жить своим домом, что ты скажешь о моей Алане? - спросил Большой Дед, положив руку тебе на плечо. Ты пожал плечами, отвернулся, нашел меня глазами и улыбнулся: - Не выйдет. Такие вещи редко случаются вовремя. Я поняла, что этого нельзя было делать, только после того, как ты поцеловал меня. Наверняка у других это происходит как-то иначе, но со мной всегда все происходило неправильным образом.
Подменыш. Арраши. Чужачка. Какая-то живая и настоящая новорожденная девочка заплатила за то, чтобы я могла прожить здесь полтора десятка лет. Вместо нее. Я несла это в себе, как помои в лохани, все время, пока шла к берегу, к лодкам. Люди, рядом с которыми я выросла, провожали меня испуганными и злыми взглядами. У нас быстро разлетаются новости. Таких, как я, нельзя убить - только ненавистью, пинками и побоями загнать туда, откуда мы взялись. Ты сделал для меня все, что можно было сделать, даже больше, чем все - и я не нашла в себе сил отказаться от твоей помощи. Ты был со мной, пока мы не заплыли так далеко, что берег пропал из виду. - Я пойду, - сказала я. И тогда ты отпустил меня, разжав руки, как старейшина, выйдя за ограду, отпускает собранные по деревне грехи. Я не прыгнула, скорее - упала. Спиной вперед, раскинув руки, до последнего надеясь, что ошиблась и ничего, ровным счетом ничего не случится, когда мое тело, наконец, осознает глубину. Наверное, я все-таки зажмурилась, коснувшись поверхности.
Я снова открыла глаза уже в воде. Мои волосы оказались легче тела и теперь росли, словно водоросли, по обе стороны моего лица. Темная туша лодки скользила надо мной, как скользят облака - бесшумно, неостановимо. И твое лицо сияло мне сквозь толщу воды, как луна. Много часов - ты, знаю, давно уплыл оттуда - оно оставалось единственным светлым пятном в окружавшей меня тьме. Я не могла двигаться, пока не коснулась спиной дна. Тогда я заползла в глубокую расщелину и заснула.
В молчании я поднимаюсь к поверхности, раздвигая зеленые воды, и рыбы целуют меня холодными ртами, и волосы водорослей скользят по моему телу. Я слышу, как лодка тенью проходит надо мной, как ее нос разрезает гладь воды, как разлетаются с деревянных ладоней весел брызги - безмозглые ныряльщики, чья жизнь короче вздоха. Я слышу, как беспечный рыбак напевает себе под нос "Если любимая ждет". Это завораживает меня и я уже не могу сопротивляться инстинкту; он наполняет меня так же естественно, вытесняя рассудок, как вода наполняет легкие, вытесняя воздух. И за мгновение до того, как, выплеснув длинные щупальца из воды, оплести ими обреченное судно, я - то, что осталось в этом мягком многотонном теле от меня-прежней - успеваю подумать: "Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть это будет не твоя лодка!"
Все, что мне осталось - это помнить тебя и надеяться, что у тебя все хорошо - там, на берегу: красавица-жена, дом, орава детей, скотина и собака, которая все это охраняет и которую ты небрежно треплешь по голове, уходя ловить рыбу. Как жемчужину, я перекатываю под дряблой кожей твое имя, пробую его на вкус, прячу в одном из трех сердец. Все, что я знаю - я найду тебя однажды и, когда найду, так крепко обниму твою лодку, что ее кости захрустят, а кожа лопнет. Иногда - в последнее время это случается все чаще и чаще - я забываю о том, что ты не умеешь дышать под водой и в запасе у меня будет всего несколько минут для того, чтобы побыть с тобой вместе, пока ты не умрешь. Я скучаю по тебе, душа моя, так скучаю, что это невозможно долго терпеть, и когда тоска моя становится совершенно невыносимой, я просыпаюсь и в молчании поднимаюсь к поверхности. Я ищу тебя. Пожалуйста, не заплывай на глубину.