На флейте водосточных труб
Записки флейтиста
©Дмитрий Красавин
Человек постигает Бога в три этапа. На первом этапе человек представляет Бога где-то очень высоко в небесах, сидящим на троне, словно великий Судья.
Он взирает на Него как на огонь, как на внушающего страх.
... По мере духовного развития человек начинает ощущать, что Бог вездесущ, что Он внутри, что Он везде, что Он не где-то далеко, а в душе каждого.
... Некоторые личности, наконец, приходят к Богу. Как сказано в Новом Завете: "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят". И они, наконец, понимают, что...
Свами ВИВЕКАНАНДА
07 сентября.
Весь день, то усиливаясь, то ослабевая, идет дождь.
С бульканьем и журчанием вода хлещет из водосточных труб, заливая ниши подвальных окон.
В подвале сыро, холодно, пахнет плесенью и мочой.
Осень.
Пора воспользоваться приглашением Николеньки и перебраться со своим нехитрым скарбом в его квартиру.
08 сентября.
Николенька любит о высших материях рассуждать.
Вчера отмечали с ним и Василием мое новоселье.
После трех стаканов бражки, он положил руку мне на плечо и изрек:
- Хоть и алкаш ты, но уважаю...
Я хотел ответить, что, мол, тоже и его, и Василия уважаю. Но чую Николенька не о том.
Выдержав паузу, он развил мысль дальше:
- Для тебя главное не бражка, а Христос в сердце. Ты единственный из нас, кто Его голос слышать может.
Я аж сухариком поперхнулся:
- Какой во мне Христос, если я сто лет в церкви не причащался?
Николенька снял руку с моего плеча и пояснил:
- Христос - это не обряд и не икона, а свет внутренний. Без света внутреннего человек скоту подобен. Скотина тоже и пьет, и ест, и поспать, и повеселиться любит, но в ней нет того света.
У меня с Василием он еле тлеет, а у тебя огнем вспыхивает. Оттого ты и талант, оттого и красоту в мир несешь.
Я посмотрел на Василия.
Тот, отвалившись от стола, спал на полу, положив под голову ботинки.
- Сыграй-ка что-нибудь для души, посвети нам, - попросил Николенька.
Я встал из-за стола, опираясь на стены добрался до рюкзака, достал из него завернутую в тряпочку флейту, развернул ее и, опершись для устойчивости затылком о дверной косяк, поднес инструмент к губам.
- Фи-и-у-и, - ответила обиженно флейта.
Я еще раз вдунул в ее нежное тело пары браги, пытаясь извлечь из него томное густое "До".
Она нервно встрепенулась и замолкла.
- Хорошо-то как, - прокомментировал Николенька.
Я сполз вдоль косяка на пол, положил флейту на колени и, закрыв лицо ладонью, заплакал.
10 сентября.
Казалось, на женщин после моей акулы и Николенькиной кисочки, у меня должен быть иммунитет.
Но вот, поди ж ты, какая-то девчонка, лет на двадцать моложе меня, зацепила взглядом и я поплыл.
В голове пусто - только ее большие, темные, страдальчески сдвинутые как у Богоматери глаза, дрожание пухлых губок, оттопыренный мизинчик на левой руке...
Нечаянное, мимолетное пересечение - и мир вокруг стал зыбким, неустойчивым.
Ну почему я решил, что она была преисполнена жалости и нежности?
За что меня жалеть?
Кто, собственно говоря, она такая, чтоб вот так смотреть на меня?
Между нами не может быть ничего общего.
Не потому, что я уже не в том возрасте. Хотя, если поразмыслить...
Нет, между нами не может быть ничего общего потому, что я сам этого не хочу. Не хочу жалости. Не хочу никаких женщин, никаких перемен!
Но вот, поди ж ты, думаю о ней весь вечер, без конца вспоминаю те несколько секунд...
Ерунда какая-то!!!
11 сентября.
Сорок дней как нет с нами Антса.
Зашли в церковь.
Василий деньги с записочкой за прилавок служащей протянул, чтобы по Антсу сороковины заказать.
Она, взглянув мельком на записочку, ему назад все возвращает - имя, говорит, у вашего друга не православное.
Василий три червонца сверху - не берет.
Вышли из церкви, Василий сплюнул на траву и прокомментировал:
- Говорил я Антсу, крестись в православные - стань Лехой, а он... Теперь в аду из-за своего упрямства мучается. И никакими червонцами его оттуда не выкупишь.
11 сентября (вечер).
Мы сильно горевали по поводу Антса.
К вечеру уже и на пиво денег не оставалось.
Николенька возьми и вспомни тут, что у деда его столетний юбилей.
Пошли, говорит, снова в церковь.
Василий на ногах тверже стоял. Листочек с именем николенькиного деда служащей за прилавок протянул:
- Помяните человека, Христа ради, завтра рассчитаемся.
Служащая аж побагровела от возмущения:
- На водку деньги есть, а Богу - потом! Смотри, покарает тебя, алкаша, Господь!
Василий бочком от нее, бочком. На выходе осмелел и погрозил пальцем внутрь храма:
- Командуют тут всякие. То имя не то, то деньги им за благодать Божью авансом подавай.
13 сентября.
Как идиот - побритый, напарфюменный, в наглаженном николенькином костюме проторчал на автобусной остановке возле универмага битых пять часов.
И для чего?
Чтобы она прошла мимо, не поднимая глаз?
Еще бы, в субботу лежа на траве в рваных трико, нечесанный, небритый, с пакетом пустой тары в руках, я был более импозантным, более заслуживающим внимания.
Тьфу, на нее!
Тьфу-у, тьфу-у!!!
14 сентября.
Николенька, во всех своих бедах Божью волю видит.
Треснулся лбом об асфальт - "Бог позаботился, чтобы знал меру в питье".
Разогнали их проектное бюро - "Слава Богу, на водку меньше денег будет".
Приняли плотником на полоклада - "Бог помог устроиться, чтоб с голода не умер".
И бьет его Бог и милует Бог.
Вот только бражку пьет сам Николенька, не советуясь с Богом.
И страдает тут же, и матом костерит, и плачет, и в грудь себя кулаком бьет: - "Слаб я, Господи, чтоб искусам лукавого противостоять! Весь мир он своими цепями опутал - нет нигде спасенья. Один островок свободы - монастырь! Помоги мне построить лодку, Господи!"
Василию такие идеи не по нутру:
- А ты думаешь, богоискатель, где я после твоего отплытия жить буду?
Николенька теряется, не зная, что возразить и осоловело смотрит по сторонам.
Я в таких случаях, если достаточно трезв, достаю флейту и играю Баха.
15 сентября.
У нее странное имя - Бригитта.
Отец с матерью, вроде как, русские...
Но мне нравится это имя.
Оно пахнет снегом.
Когда его произносишь, кажется, что преодолеваешь Эверест и попадаешь в заснеженную страну небожителей.
И сам становишься небожителем....
16 сентября.
Василий сказал, что в связи с потопами в Америке, в Европе бензин подорожал.
Шоферы в панике, миллионеры над акциями трясутся, политики валидол глотают.
Николенька на это сразу свой философский комментарий дал:
- Те, кто живут по-евангельски, как птицы небесные, не заботясь, что есть и что пить, те паниковать не будут, те Богом живут, а не бензином и акциями.
- Правильно, - поддержал я Николеньку. - Есть солнышко, есть травка, есть бражка в стакане - все остальное от лукавого.
17 сентября.
Казалось бы, вот оно укромное лежбище под кустами вплотную к забору - хоть сиди, хоть лежи, пряча в рукав бушлата огонек сигареты и ожидая появления в окне спальни ее силуэта...
Но этот злобный кавказец всю конспирацию портит!
Травануть что ли его чем-нибудь?
18 сентября.
Утро мы с Василием как люди хотели с магазина начать. Благо дело, от николенькиной получки двести рублей оставалось.
Но у Николеньки что-то в голове перевернулось. Виноваты, говорит, мы перед Богом и за деда, и за Антса, и сами по себе. В церковь надо идти.
Зашли.
Николенька свечки купил, в медный ящик на колонне бумажки пихнул. Около иконы Богоматери червонец оставил.
Помолились вместе, вышли.
Мы с Василием к ларьку потянулись
А Николенька виновато так в сторону норовит ускользнуть.
Василий ему:
- Ты чё?
А он:
- У вас есть деньги?
Василий удивился:
- Откуда? Мы ж безработные.
- А я, - говорит Николенька, - всю наличность Богу пожертвовал.
- А на пиво? - поинтересовался я, еще лелея надежду.
- Нет, - отвечает. - Пусто.
И поясняет, этак голову потупив:
- Многогрешен я и потому, как евангельская вдова, больше всех решил положить на Божьи нужды.
Василий:
- Во, как ему попы голову запудрили! До аванса у него больше недели, а он - все Богу!
Я, было, тоже хотел соответствующие моменту слова вставить, но вижу - лицо у Николеньки благостное-преблагостное.
- Ну, - говорю, - коль больше всех положил, то поставят тебе в церкви памятную доску и до скончанья веков поминать будут.
19 сентября.
У Василия свое, пролетарское, понимание жизни. Чтобы с ним не произошло, обязательно найдет виновных.
Вчера за бражкой просвещал нас с Николенькой, кто виноват в его пристрастии к алкоголю:
- Почему я алкоголикам стал?
Честно сказать?
Власть виновата!!!
Вернее, ее отсутствие.
Отец мало порол.
В школе розгами не лупили.
На заводе спивался у всех на виду, а никто даже не думал приструнить. Катился вниз без тормозов.
Сейчас хочу остановиться, но не могу - черти начинают прыгать.
К докторам пойти - деньги подавай, не так как раньше.
Ух, демократы-либералы-гуманисты - довели страну до белой горячки!!!
Николенька ко мне повернулся:
- Может бражку у него отобрать, да морду набить, а то на нас тоже будет зуб держать?
Я в задумчивости оглядел с ног до головы Василия.
Василий испуганно:
- Не надо бить - поздно. Меня уже ничем не исправишь.
И торопливо осушил стакан.
19 сентября (вечер).
Бражка закончилась, холодильник пуст, денег нет.
Мебель николенькину никто покупать не хочет.
Трясет как в лихорадке - трубы горят.
Сидим с Василием.
Он голову руками обхватил и качается из стороны в сторону.
Я вслух размышляю:
- Пойти что ли в церковь, поинтересоваться насчет памятной доски?
Вон, мэр наш, пожертвовал храму миллион из городской казны - увековечили имя на бронзовой доске, справа от главного входа.
Опять же Яша Беленький, на металлах разжился - полгорода без проводов оставил. Перевел от избытка круглую сумму на церковный счет - на той же доске, строчкой ниже мэра пропечатан.
Николенька ведь по-евангельски, больше их в сокровищницу положил. Если макет доски с его именем готов, надо бы взглянуть, подкорректировать коль что не так...
Василий очнулся, голову приподнял:
- Никаких досок! Деньги назад! И с процентами!
20 сентября.
Зашел в ломбард, заложил флейту.
Дали пятьсот рублей под один процент в сутки.
Посуетившись, можно было бы знакомым в консерватории за десять тысяч загнать.
Да разве захотели б они знаться со своим бывшим, опустившимся на дно жизни сокурсником?
Пусть им икнется.
А ломбардщик, жаба, пусть подавится.
21 сентября.
Кажется, мы начинаем находить с кавказцем общий язык.
Косточки с мясокомбината хорошо затыкают пасть даже самого злобного пса.
По крайней мере, на то время, пока я жду появления за вуалью шелковых занавесок Бригитты и на те несколько минут, что уходят у нее на то,
чтобы полистать возле окна томик Тютчева (ни автора, ни названия книги мне из укрытия не прочесть, но я, почему-то уверен, что это Тютчев).
Потом она удаляется вглубь комнаты, выключает свет ночника и исчезает в небытии ночи...
Кавказец, обглодав косточку, просовывает морду между прутьями решетки и с благодарностью лижет мою руку, а я почесываю его за ушами.
Довольные друг другом мы не спешим расставаться.
22 сентября.
Днем в плотницкой Николенька сравнивал Путина с Николаем Первым.
Василий не понял, чем плох был для России Николай, но за Путина вступился.
- Ты Путина не трогай - он наша единственная защита.
Вот по телевизору у Кольки весной смотрели.
Приходит к нему какой-то Министр.
Путин ему: "Докладывай!".
Тот: "Бэ-э, мэ-э, дескать, на 10 процентов пенсии повысим через год".
А Путин: "Что-о-о? На пятьдесят, и немедленно!"
Министр сразу: "Будет сделано!"
А вначале хитрил. Хотел утаить денежки от народа, чтоб самому жировать.
России без Путина никак нельзя - всю страну министры разворуют!
23 сентября.
Пару недель назад Николенька сказал Василию, что Бог любит людей, и сила Его любви проявляется в бессилии - Он никогда не сможет навязать насильно любовь к Себе, не сможет насильно сделать человека нравственно и духовно более совершенным. Потому как любовь не позволяет Ему отнимать у нас свободу.
Василий стал спорить с Николенькой. Тогда тот в подкрепление своих слов всучил Василию Библию:
- Читай!
Василий, несмотря на свое отвращение к процессу чтения, почти каждый день что-то отмечал для себя в Библии, выписывал, и наконец решил со мной поделиться впечатлениями. Привлечь, так сказать, в союзники:
- Ишь, Библию дал. Почитай мол, поразмысли, как любит нас Господь.
Почитал, поразмыслил.
Ремнем любит.
Яблоко запретное съел? - пинок под зад и вон из рая!
Меня мало почитаете? - Утоплю, как котят!
А Садом с Гоморрой?
А как Он жителей Иерусалима стращал? Такую говорит, вам жизнь устрою, что будете смерть предпочитать.
И Христос тоже: попробуй ослушаться - "будет плач и скрежет зубов".
Потому как начальство надо завсегда бояться.
Фимиам ему воскуривать, славословить.
Правильно?
Я рассмеялся, сказал, что не силен в теологии, а посему предлагаю выпить за умных людей, которых влечет истина не только на дне стакана.
Василий недоверчиво посмотрел на меня, но выпить не отказался.
24 сентября.
Сегодня с утра Василий, наливая на завтрак стакан бражки, продолжил развивать мысли о ремне и послушании:
- Вот ты, интеллигент вроде как, что-то там пишешь, размышляешь, а не нашелся, что мне вчера возразить, потому как нечего.
Но я тебе больше скажу - у Бога с евреями все равно осечка вышла.
Уж как Он их порол, как в строгости держал - они же Его и распяли!
В этом отношении лучше на Сталина равняться.
Сталина в Союзе боялись больше, чем Саваофа в Иудее.
Крут был и страну крутой делал.
За это народ и песни вождю слагал, и счастлив был.
Взаимная любовь и энтузиазм.
Жили просто, без секретов - в каждом доме по портрету.
Чуть позже, освежив душу Цветочным:
- Почему народ против разных там Березовских?
Почему жаждет крови Касьянова?
Почему радуется, что кассационный суд не оправдал Ходорковского?
Николенька говорит, потому, что Путин их ворами назвал.
Дудки! Воруют в России все - от мала до велика.
Народу безразлично - нарушал кто-то из буржуев законы или нет.
В народе классовая ненависть клокочет.
У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает!
- При Сталине люди хоть и жили бедно, но все были равны!
У моей бабушки был маленький курятник, такой же курятник был у соседей.
Жили бедно, вкалывали, хлеб поровну делили.
И были счастливы.
Потому как народу для счастья главное, чтобы никто рядом курятник выше твоего не ставил.
25 сентября.
Сегодня Николенька нас с Василием в церковь потащил на воскресную проповедь. Потом за портвейном принялся рассуждать о свободе духа. Нельзя, мол, в "здесь и сейчас" опыт прошлого привносить.
Надо исходить во всем из внутреннего голоса, который тождественен голосу Бога.
Дух человека, как и Бог, выше прошлых знаний и моральных норм.
- Свобода духа - это всегда "здесь и сейчас" без привнесения того, чего нет - без будущего и прошлого, без временного. Миг и вечность должны совпадать.
Василий спрашивает:
- Выходит, если у меня нутро после вчерашнего требовало дозу алкоголя, - надо было не в церковь за тобой плестись, а соединить миг с вечностью и тянуть тебя в магазин?
- Тут ты не дух свой слушал, а голос дьявола, - отвечает Николенька.
- А как их различить, если оба во мне глаголют?
- Дух слышно в тишине, когда нет мельтешения мыслей и чувств. А дьявол, тот любит шум - живет в смятенье внутреннем. Коль нутро горит - это смятенье.
Василий снова его поддеть норовит:
- Значит, вот сейчас я нагружусь до отупения, так, чтобы ничего не видеть, никого не слышать - и сразу в тишине услышу Бога? А если икну - это уже будет от лукавого?
- Дурак ты Вася.
- Сам дурак.
Не понимаю я николенькиной философии. Мне кажется, в каждой философии есть что-то искусственное - попытка втиснуть неохватное, вневременное в рамки ограниченных представлений.
По-моему, жить надо, а не рассуждать о жизни.
Единственное, в чем я согласен с Николенькой - пить надо бросать, а то все мысли скоро до одной скукожатся - как и где раздобыть денег на бутылку.
26 сентября.
Оказывается, их кавказец не так и страшен.
Неделя подкормки - и он милостиво разрешил мне пробираться через забор к окну ее спальни.
В любом звере есть нечто человеческое.
А предательство хозяев это очень даже по-человечески.
Тем более, если хозяева лохи - не воспитали в подопечном злобы, приличествующей должности сторожевого пса.
27 сентября.
У Василия все разложено по полочкам - здесь черное, там белое. Прям, глас народа какой-то:
- Мы, русские, лучше всяких там американцев.
Американцы - они каждый по себе, а мы - едины. И в этом наша сила.
Была.
При Сталине сосед всегда знал и имел право знать, что у соседа за забором. И думал о соседских проблемах не меньше, чем о своих. У всех было общее дело, общий враг, общие праздники. И земля, и фабрики, и заводы- все было общим. Все были равны, все были братья.
И одному Богу молились - Иосифу Сталину.
Теперь не то.
Лукашенко, тот еще старается у белорусов единство поддержать - равняет всех по-братски.
А у нас, здесь бомжи, там олигархи - нет единства.
Народ перед вождем должного трепета не имеет, и американцы нас не бояться, а следовательно - не уважают.
29 сентября.
Не хотел вчера пить. И Николенька соглашался - пора бросать это дело, пора бросать.
|