Скажи сегодня, что Фома Фомич Опискин, это Карл Маркс, и тебя примут за городского сумасшедшего. Действительно, он же не в Лондоне, а в Степанчиково. И он в халате по дому бегает совершенно босой (без густой бороды). А какой-нибудь буквоед участливо заметит, мол, "Капитал" был издан в 1867 году, а "Село Степанчиково" опубликовано раньше, в 1859-м. Сформулирую иначе: Фома Фомич, бытовая ипостась марксизма. Другая, анархическая его ипостась изображена на этом диптихе слева. Кстати, 1-й Интернационал оттого и распался, что две эти ипостаси в одной берлоге оказались.
Умственные и душевные качества человека не закреплены генетически. Механизм их наследования не генетический, как у животных, а телепатический. Этот психофизиологический факт учёными ещё не признан, но он существует и терпеливо ждёт признания. И он делает бессмысленной социалистическую революцию, как ключ к преобразованию общества. Другими словами, "ключ" не нужно высасывать из пальца, он дан самой Природой. Многие представители дворянского сословия в России интуитивно осознали этот факт ещё в конце 18 века. Они заметили, что когда их отпрыски подрастают, то умом и душой похожи не на своих пассионарно перегретых родителей, а на ту умную, добрую и скромную крестьянскую девушку, которая с ними нянчилась. Люди тогда ничего не знали про телепатию, не могли объяснить этот удивительный факт. Но они, повторю: вполне осознавали его и практически использовали. Тщательно подбирали нянек для своих отпрысков. Арина Родионовна, к примеру, вынянчила не только Александра Пушкина, не только его брата и сестру, но и их маму.
Умственные и душевные качества человека не закреплены генетически. Однако граждане, родившиеся в России в 20 веке и живущие сейчас, к глубокому сожалению не в состоянии этот медицинский факт не то, что осознать, но даже допустить. Почему? Честно говоря, и в 19 веке не очень многие были на это способны, поскольку необходима определённая проницательность ума. А в 20 веке имела место ещё и отрицательная селекция. Масштабы которой просто чудовищные. Генофонд нации не пострадал. А вот этнофонд оказался уничтожен почти полностью. Если всё будет хорошо, лет через сто Россия, как и весь мир, перейдёт на английский язык. И русские люди точно ничего при этом не потеряют. Невозможно потерять то, чего не понимаешь, не ощущаешь, чем не владеешь. Нужна какая-то аргументация, доказательства нужны? Начну с вопиющего и наиболее очевидного, хотя и далеко не для всех. С глубокомысленных рассуждений журналиста А. Невзорова о русских иконах.
"Когда мы умиляемся иконописью, мы должны отдавать себе отчёт, что мы говорим о предельно примитивном изображении, плоскостном, о самом первоначале развития декоративно-изобразительного искусства, которое именно в этой точке и было заморожено. Можно приписывать этому какой угодно мистический смысл. Но, увы, придётся согласиться с тем, что это именно первоначальное, первобытное состояние, которое позже в Европе было развито, и предложило плоды удивительные по своей силе живописи..."
В музыке, особенно примитивной разбираются все. С эмоциональным зрительным восприятием намного сложней. Во второй половине 1950-х "железный занавес" приоткрылся. Люди, которых выгнали когда-то из страны, спустя 40 лет получили возможность ненадолго приехать, повидать свою Родину. Именно они открыли оставшимся тут кухаркиным детям, что скрывается за этим "предельно примитивным изображением". Третьяковку по такому случаю орденом Трудового Красного Знамени наградили. Официально, в связи со 100-летием основания коллекции, хотя все прекрасно понимают, что дата за уши притянута. Но прошли годы, выросли кухаркины внуки, и всё вернулось к своему "первоначальному развитию". У маленьких самонадеянных невзоровых теперь хоть кол на голове теши.
Или попробуйте сказать нынешнему театральному сообществу Роисси, что Тригорин, это Тургенев, а Нина Заречная, это тургеневская девушка. Из заслуженных народных лицедеев никто ведь ничего толком не поймёт. Напротив, возражать начнут и резонно заметят, что Тургенев упоминается в пьесе, а значит, Тригорин никак не может им быть. Ну, и о чём говорить с начитанными англосаксами? Чувствуют ли эти свеженькие розовощёкие продукты отрицательной селекции разницу между писателем О. Генри и А. Чеховым? И если нет, возможно ли её хоть как-то объяснить? Наверное, можно, просто я не смогу.
Пытался одно время объяснить более простое. Статью написал: "О взаимоотношениях старого князя Болконского с дочерью". Указывал в ней на то, что старый князь Болконский никогда (ни разу в романе) не был рабом своих чувств. Что литературный герой не пустотелый, что Л. Толстой заложил нечто внутрь образа. Что этот старик не так прост, каким он впервые предстаёт мутному взору юных олигофренов ещё в школьные годы. Доходчиво, добросовестно пытался объяснить. Переживал, что не понимают. Но время лечит, больше не переживаю.
Необыкновенно популярный в России беллетрист Тургенев назвал как-то менее успешного Ф. М. Достоевского русским маркизом де Садом. Это значит, что умных людей даже при жизни у нас не понимали и не жаловали. Даже до того, как в стране случилась отрицательная селекция, и всех способных что-либо понимать уничтожили как класс. "Телепатия младенцев" хоть и непонятна сейчас никому, но сама по себе достаточно безобидна. А вот с Петром Чаадаевым хуже получилось. Он сказал горькую правду, и современники на него смертельно обиделись. Умнейшего русского человека объявили сумасшедшим. Историки списали потом всё на власть, хотя власть это сделала в угоду общественному мнению.
Достоевский в отличие от Чаадаева не ограничился констатацией печального факта. Он дальше пошёл, заглянул в будущее страны. И первым смог разглядеть тех бесов, которые захватят власть в октябре 1917-го. Первым в полной мере осознал опасность, которую они представляли. И даже их кумира, их идеологического учителя сумел препарировать, словно Гальвани лягушку. А как он эту лягушку заставил дёргаться - ведь это же маленький литературный шедевр! Вчитайтесь только:
"-- Где, где она,... моя невинность? -- подхватил Фома, как будто был в жару и в бреду, -- где золотые дни мои? Где ты, мое золотое детство, когда я, невинный и прекрасный, бегал по полям за весенней бабочкой? Где, где это время? Воротите мне мою невинность, воротите ее!..
И Фома, растопырив руки, обращался ко всем поочередно, как будто невинность его была у кого-нибудь из нас в кармане. Бахчеев готов был лопнуть от гнева.
-- Эк чего захотел! -- проворчал он с яростью. -- Подайте ему его невинность! Целоваться, что ли, он с ней хочет? Может, и мальчишкой-то был уже таким же разбойником, как и теперь! Присягну, что был.
-- Фома!.. -- начал было опять дядя.
-- Где, где они, те дни, когда я еще веровал в любовь и любил человека? -- кричал Фома, -- когда я обнимался с человеком и плакал на груди его? А теперь -- где я? Где я?
-- Ты у нас, Фома, успокойся! -- крикнул дядя, -- а я вот что хотел тебе сказать, Фома...
-- Хоть бы вы-то уж теперь помолчали-с, -- прошипела Перепелицына, злобно сверкнув своими змеиными глазками.
-- Где я? -- продолжал Фома, -- кто кругом меня? Это буйволы и быки, устремившие на меня рога свои. Жизнь, что же ты такое? Живи, живи, будь обесчещен, опозорен, умален, избит, и когда засыплют песком твою могилу, тогда только опомнятся люди, и бедные кости твои раздавят монументом!
-- Батюшки, о монументах заговорил! -- прошептал Ежевикин, сплеснув руками.
-- О, не ставьте мне монумента! -- кричал Фома, -- не ставьте мне его! Не надо мне монументов! В сердцах своих воздвигните мне монумент, а более ничего не надо, не надо, не надо!"
Но попробуй сегодня скажи: Фома Фомич Опискин, это Карл Маркс, просто в семейном интерьере. И тебя, мягко выражаясь, неправильно поймут. В лучшем случае, за городского сумасшедшего примут как некогда Чаадаева. Хотя это вряд ли. Для городского сумасшедшего чином не вышел, скорее за фрика. То есть за человека, отказавшегося от социальных стереотипов с одной-единственной целью - выделиться на общем фоне, обратить на себя внимание. Действительно, Фома Фомич, он же не в Англии, не в Лондоне обитает, а в России, в Степанчиково, в халате по дому бегает и совершенно босой (в смысле, без густой бороды). А какой-нибудь буквоед заметит участливо, мол, "Капитал" был издан в 1867 году, а "Село Степанчиково" опубликовано раньше, в 1859-м. А ты ему (оправдываясь) начнёшь объяснять, что "Капитал" это ничего нового, по сути. Всего лишь собрание сочинений автора в трёхтомнике со звучным названием. Почти все сочинения были переведены, опубликованы и горячо обсуждались в России ещё в начале 1850-х. Но хватит оправдываться. Дальше читайте особенно внимательно, с карандашом:
"- Сочинение пишет! - говорит он (Ф. Энгельс - прим. авт.), бывало, ходя на цыпочках еще за две комнаты до кабинета Фомы Фомича (К. Маркса - прим. авт.). - Не знаю, что именно, - прибавлял он с гордым и таинственным видом, - но уж, верно, брат, такая бурда... то есть в благородном смысле бурда. Для кого ясно, а для нас, брат, с тобой такая кувыр-коллегия, что... Кажется, о производительных силах каких-то пишет - сам говорил. Это, верно, что-нибудь из политики. Да, грянет и его имя! Тогда и мы с тобой через него прославимся. Он, брат, мне это сам говорил..."
Немало воды утекло с тех пор. Сама жизнь вроде бы всё расставила по своим местам. Но сколько, однако, путаницы до сих пор в головах.
