Если спросить, что больше всего мне запомнилось в школе, я отвечу, что учителя. Ни одноклассники, ни уроки, ни несуществующая общественная и развивающая деятельность, а именно учителя. Особенно учитель английского.
Людмила Григорьевна всегда была тем человеком, на чьих уроках мне всегда было интересно, хотя особой тяги к английскому я никогда и не имел. Виноват её багаж историй и вечные уроки жизни, которые она преподавала нам через них с искренней улыбкой. Причём истории были почти на любую тему: начиная от того, как она оказалась в Туле, заканчивая недавней поездкой в Париж.
В одиннадцатом классе случилось так, что её истории стали занимать чуть ли не всё время урока. Я ни в коем случае не скажу, что это плохо - наоборот я был только рад. По крупицам собирал конфликт, главных героев истории, причины, по которым они попали в то или иное положение. А рассказывала она их так, что невольно задаёшься вопросом, почему этот человек не стал писателем?
И за эти вещи она стала моим любимым учителем.
Помню, было время, когда самой обсуждаемой темой в классе был приближающийся выпускной. Активисты, мною так странно воспринимаемые всю жизнь, во всю склоняли одноклассников к новым идеям. К примеру, заменить вальс на что-нибудь современное и молодёжное. Хотя, по-моему, вальс возраста не имеет. Но народ был другого мнения.
- Давайте! Если мы все выступим за эту идею, у Елен не останется выбора.
Еленами Администрацию называла Варя. Чтобы стало понятно, что это за человек - оценки для неё всегда были важнее знаний. Да и она этого не скрывала.
- Я сама пойду и обо всём договорюсь. Настя, Рита, Ангелина, Саша, давайте! Вот, прекрасно, все "за", - мальчики, в очередной раз лишённые внимания, недовольно посмотрели на Варю. - А, точно. Вы же не против?
Ребята переглянулись. Они явно не ожидали, что их спросят. Хорошо, что Варя приняла их молчание за отказ.
- Даня?
Мой покой был нарушен. Я вообще пытался обособленно держаться от класса, но получалось скверно.
- Я не танцую.
- Ладно, поняла, - на меня махнули рукой. - Кстати, Людмила Григорьевна! Поддержите нас. Всё равно ваша пара по средам пропадает. Мы танцевать будем. Вам окно, здорово же?
Варя одарила учителя самой лицемерной улыбкой. Или мне так показалось?
Людмила Григорьевна улыбнулась в ответ. Искренне. Она прекрасно понимала, что её уроки пропадают, это было постановление сверху. С другой стороны, мы уже посмеялись, что у меня с нею будут целых полгода, чтобы подтянуть мой английский.
- Знаете, я никогда не иду на поводу у коллектива после одного случая.
Учитель отложила ручку и закрыла журнал. Взгляд быстро пробежался по классу - все с завидной готовностью принялись случать её. Уверен, учителя готовы душу продать за такое на своих уроках.
- Были девяностые, я тогда преподавала в другой школе. Вы же знаете, что такое девяностые? Родители наверняка рассказывали, как было плохо на работе, как не платили зарплату месяцами напролёт. Учителя не были исключением. В том коллективе только два учителя были довольны своим положением: я, у меня муж военный, и Наталья Андреевна. Она тоже бедно не жила, хоть жила одна, без мужа.
Помню, она помогала некоторым коллегам деньгами и приносила еду из дома. Вот после очередной гуманитарной помощи учителя собрались и решили устроить забастовку. Все договорились. Мы с Наташей хоть и не бедствовали, решили поддержать остальных. Не быть же белыми воронами.
Когда начался педсовет - а лучшего события, чтобы поставить всех перед фактом забастовки просто нет - я и Наташа сели как всегда на первом ряду. Тогда тоже все собрания проходили в актовом зале. Потом зашёл директор. Он уже откуда-то знал о предстоящем, а потому с порога честно спросил:
- Кто собрался бастовать?
Я подняла руку. Наталья Андреевна тоже. И знаете что? Директор так на нас посмотрел, что мы обе обернулись и что были единственными, кто подняли руку. Остальные так испугались начальства, что сидели тише воды, ниже травы.
- Вы уверены, девочки? - Спросил он.
- Не отказываться же от своих слов, - ответила Наталья Андреевна.
Я эту позицию полностью поддержала.
Со следующего дня моя преподавательская деятельность осложнилась. Приходилось следить за собой. Любимчики директора, которым он платил зарплату вовремя, рассказывали ему обо мне всё, буквально следили за мной. Наталью Андреевну это слабо затронуло - такого педагога попробуй ещё найди. Так что никто от неё избавляться не желал. Другое дело я. Директор хотел поставить на моё место какую-нибудь молодую, желательно без мужа. Он вообще был такой, маньяк в этом плане. Благо, всё это продолжалось не долго.
Как-то я шла по коридору и услышала разговор директора с завучем.
Знаете, это у меня такой скверных и напористый характер, так что вам не стоит делать так же, как я.
- Нет уж, - говорю. - Прежде, чем судить, нужно научить. Это я к вам приду сейчас на урок и буду смотреть, как нужно преподавать.
Директор хотел что-то сказать, но я попрощалась и ушла. Не представляете, как я была довольна в этот момент.
Прозвенел звонок. Я с Натальей Андреевной пришли к нему на урок истории. Сели за последнюю парту и начали слушать.
Представляете, он стал заполнять журнал - думал, что мы будем его проверять. Причём на лице сияла злоба. Он скрипел зубами и сжимал ручку так, что дрожали пальцы. А когда он стал спрашивать детей... Он не знал ни одного по имени! А это был седьмой класс. Все были "мальчик" и "девочка".
В итоге его уволили. Не помню, дело на него завели что ли, но суть в том, что от него отвернулись все. Те, кто боялся, те, кто был его любимчиками, те, кто вообще никак не хотел быть с ним связан. И этот случай ему тоже припомнили.
Прозвенел звонок. В коридоре послышались детские голоса. Внезапно я осознал, что урок прошёл мимо нас. Варя, Настя, Рита, Ангелина, Саша, мальчики и все остальные вышли из класса. Остался только я и учитель через парту передо мной.
- А что было потом?
- Потом я встретила его через год на рынке. Одинокого и больного. Он был рад мне. Мы с ним говорили где-то с час. Знаешь, с ним никто не общался. Даже семья.