Аннотация: Рассказ напечатан в узбекском еженедельнике "Леди" 23 сентября 2015 г.
Чайник сдулся
Вода в чайнике дошла до точки кипения. Пар подтолкнул зеленую эмалированную крышку. Та не поддалась. Чайник присвистнул, спустив пары через отверстие, походившее на раковину суфлерской будки. Но этого оказалось недостаточно. Вода бурлила и рвалась наружу. И, наконец, прорвалась - через длинный носик.
- Тамара, что же ты сидишь?! Чайник уже весь выкипел!
Пожилая женщина торопливо прошаркала по кухне и повернула ручку на газовой плите. Музыкальные рулады, выводимые кипящей водой, умолкли на низкой ноте.
- Чайник сдулся...
- Что, Тамарочка?
Мать присела рядом. Старый стул скрипнул. Тамара оторвалась от созерцания потускневшей фотографии и посмотрела на мать. В больших карих глазах дочери блуждала тревога и что-то еще: такое щемящее и печальное, как если бы она только что потеряла близкого человека. Ева Моисеевна взялась за сердце. Но Тамара не заметила ее испуга; она витала в прошлом: там, где, будучи пятнадцатилетней девчонкой, шла домой в неизменном сопровождении Эдика. Этого худощавого мальчика, внимательно смотревшего на нее со старой фотографии, которая лежала сейчас на кухонном столе.
- Мам, как ты думаешь, у Эдика сохранились кудри? Мужчины в его возрасте обычно лысеют.
Ева Моисеевна взяла фото. Ее рука дрожала, как и голос.
- Конечно, Тамарочка, у него были такие густые вихры, что вряд ли он полысел... разве что поседел.
Тамара взъерошила свои жесткие каштановые волосы, прореженные серебристыми нитями.
- Соседская дочка сказала, что обо мне сегодня спрашивал какой-то мужчина. Волнистые волосы... седые... молодой. Да, представляешь, так и сказала: "Молодой!". И ему обо мне сказала, что "молодая". Нет, ты представляешь? Молодая! - губы затряслись, Тамара прикусила их. Слезы выкатились на щеки и медленно поползли вниз, а потом вдруг остановились, словно набираясь смелости, и упали, одна за другой.
- Тамарочка, - мать погладила склоненную голову, - девочка моя, столько лет прошло и время было такое тяжелое...
Тамара встала и нервно заходила по кухне.
- Это он! Я чувствую - это был он! И он ушел! Ушел потому что подумал, что ошибся. - Тамара остановилась. - Что делать, мама? Что делать?
Ева Моисеевна никогда не видела дочь такой растерянной. Все эти годы они прожили в чужом городе, в том далеком сорок первом приютившем их, бежавших от смерти. Тридцать лет! Тридцать лет прошло! А дочь ждет того вихрастого мальчишку, который остался под бомбежками с надеждой на жизнь не более, чем у птенца, выпавшего из гнезда. Ждет, надеется... на что? На чудо?..
Тамара порывисто забрала фото и ушла к себе. Ева Моисеевна капнула валидола на кусочек сахара.
Желуди отстукивали чечетку по асфальту. Никакого ритма. Только отдельные звуки, одинокие, как душа. В приоткрытую створку окна влетел пряный осенний воздух. Мысли снова вернулись в детство. Эдька несет два портфеля: свой и ее, Тамары. Они вместе идут домой. Уже прохладно в их северном городе. От Невы веет сыростью. Эдька поднимает воротник, пряча за толстым драпом длинную худую шею. Тамара смеется над ним, а он... он молчит и смотрит на нее. И в его взгляде нежность. Потом они пьют чай у них дома. Мама ставит на стол пирог с яблоками. Эдька уминает кусок за куском. А потом... потом война! Страшно! Очень страшно! Потом эвакуация. Они прощаются. Эдик провожает ее и кричит вдогонку поезду: "Я тебя найду! Я тебя найду, Тома!"
Рваный ритм падающих желудей нарушен четкими шагами. Еще кому-то не спится!
Сонная улица. Столетние дубы. Падающие желуди. Мужчина с пышной шевелюрой под окнами; знакомым жестом поднимает воротник пиджака и смотрит на окна.
- Эдик...
Створка окна ударилась о стену. Стекло завибрировало, но удержалось. Женщина высунулась наружу.
- Эдик, - голос сел.
Чайник очнулся. Снова под ним огонь. Снова кипяток щекочет бока. Снова пар из носика. Свист, шипение. Тамара выключила газ. Чайник выпустил последние пары и притих.
- Чайник сдулся!
Снова этот голос - она не забыла его! - только в интонации нет былого юношеского азарта, но голос такой же. И снова эта, казалось бы, абсурдная фраза: "Чайник сдулся".
- Эдька...
Тридцати лет как будто не бывало.
- Тамарочка, ты совсем не изменилась, ты все такая же!
- Молодая!
Тамара рассмеялась. Как в детстве. Впервые за все годы ожидания.