Владислав, будучи человеком деловым и активным, успел многое сделать к десяти утра. Он выгулял собаку, совместив это с утренней пробежкой, принял душ, побрился, приготовил нехитрый завтрак из жареных яиц и сосисок. Обсудил с подчиненными вопросы, касающиеся усадьбы и, разбудив сына, понадеялся на спокойный совместный завтрак. Но слова "ребенок" и "покой" редко встречаются в одном предложении. Никитку пришлось долго уговаривать, сын активно протестовал. То он яйца не любит, то в целом не любит завтракать. То сосиски ему не те и вообще: "Зачем так рано вставать летом?" В итоге, конечно, победу в дебатах одержал Владислав, и к девяти утра недовольный Никитка всё-таки был усажен за стол. Но не успел мужчина и вилку ко рту поднести, как зазвонил телефон. Маша так громко возмущалась выходкой Варвары, что мужчине пришлось выйти из кухни, чтобы не нервировать ребенка. Сестра чуть не плакала, сокрушаясь над тем, что отпуск перенести никак не получится и племянника в этом году она вообще не увидит. Конечно, она могла бы в течение года приехать прямо к Варваре и Кириллу, но: "Владик, ты сам знаешь, как я ее ненавижу! Эта сволочь лишила тебя ребенка! Да и при последней встрече я ей такого наговорила... Сам понимаешь!"
Владислав все понимал. Ни родители, ни Машка так и не смогли до конца смириться с его разводом. И если по началу он пресекал родных, когда те, не стесняясь в выражениях, поливали Варвару отборной грязью, то, поняв, что это безнадежно, просто смирился. Если бы Маша и в самом деле приехала к Варваре повидать Никитку - ничем хорошим это бы не закончилось. Очередной виток ругани, взаимных обвинений и оскорблений. И все это на глазах у ребенка. Родители же, конечно, могли наплевать на гордость и хотя бы изобразить доброжелательность, но, увы, им уже было слишком много лет, чтобы проделать расстояние в пару сотен километров. Они жили далеко, и Владислав всегда сам привозил их в Березовку на то время, пока у него гостил сын... Гостил сын. Как же болезненно звучала для мужчины эта формулировка... И как емко.
Разговор затянулся. Машка, в итоге, просто расплакалась, а старший брат беспомощно утешал ее, не зная, куда себя деть, обещал, что обязательно постарается что-нибудь придумать. В итоге, когда к десяти утра, буквально выпотрошенный телефонным разговором, мужчина вернулся в кухню, ему открылось "очаровательное" зрелище. За час Никитка практически не притронулся к завтраку. Он ковырял благо если хоть раз откушенную сосиску вилкой с таким видом, будто перед ним лежало нечто мерзкое, нанесшее ему личное оскорбление одним лишь присутствием.
- Никита!
Не известно, чего больше было в окрике Владислава - удивления, возмущения, непонимания или досады. Ребенок перевел на родителя уставший взгляд.
- Что?
Таким тоном можно было сказать и "задолбал". Владислав подавился воздухом от возмущения. Куда делся тот маленький послушный ангелочек, которым Никита был еще в прошлом году? Тот Никитка не грубил, не перечил отцу, хотя, положа руку на сердце, Владислав Казимирович не был ни тираном, ни деспотом, чтобы ему перечить. Тот Никитка с радостью принимал любое предложение о досуге, охотно и быстро ел, постоянно что-то рассказывал и уж тем более не сидел с постной миной и не "чтокал" отцу с таким выражением, будто перед ним и не отец вовсе, а... черт знает кто.
- В смысле - "что"? Никита, час прошел! За это время можно было десять раз поесть!
Мальчишка молча смотрел на отца исподлобья. Весь его вид говорил о том, что сдавать позиции от одной только отповеди он не намерен. Владислав, взрослый мужчина, бизнесмен, по сути - волевой и довольно уверенный в себе человек, вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным. Вот и что прикажете делать в такой ситуации? Если бы он, будучи ребенком, так взбунтовался, его мать преспокойно оставила бы его без завтрака вовсе. Но он так не мог. И ругаться в первый полноценный совместный день он не мог тоже. Но если не проявить характер, он просто даст сыну зеленый свет на подобного рода поведение. А если проявить... Они и так видятся всего-ничего... Можно и вовсе отвернуть ребенка от себя. Вчера он был более покладистым. Что же произошло сегодня? Неужели Варя и Кирилл так его разбаловали? Но ведь это в корне неправильно! Любить - не значит потакать во всем! Настоящая родительская любовь должна взращивать из ребенка достойного члена общества, готовить его к жизни так, чтобы, войдя во взрослый мир, человек уверенно чувствовал под ногами опору и спокойно смотрел в будущее! Но как это сделать? Как же жаль, что в роддоме не выдается инструкция по эксплуатации маленьких людей...
- Никита, в чем проблема?
Владислав изо всех сил старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и доброжелательнее.
- Я, правда, не понимаю. Ты же всегда любил яйца на завтрак. Я уже молчу про сосиски. Это же твои любимые!
Мальчик отвел взгляд. Его милое личико не утратило выражения упрямства, но сделалось задумчивым.
- Ники, ты со мной не разговариваешь?
Владислав присел на соседний стул. Честно говоря, его терпение было отнюдь не безграничным, но мужчина держался молодцом. Он осторожно взял сына за руку. Детская рука тут же напряглась, что вызвало еще больше недоумения.
- Разговариваю.
Ну, хоть что-то.
- Может тогда ты мне все-таки ответишь, в чем проблема?
- Я на улицу хочу. Гулять.
- Ну так за чем дело встало, сынок? Покушай и пойдем!
- Нет! - раздраженно выкрикнул ребенок, резко выдергивая руку из ладони отца.
- Что - нет?
Сказать, что Владислав был шокирован - ничего не сказать. При нем Никита еще никогда не закатывал истерик. Мальчик спрыгнул со стула и уставился мужчине в глаза каким-то отчаянно злым взглядом.
- Я хочу домой на улицу играть! С друзьями! С папой!
В груди мужчины что-то болезненно сжалось. Стало трудно дышать, а Никита, разошедшись, не собирался останавливаться.
- Я не хотел ехать! Я им говорил! Тут скучно! С тобой скучно! У меня тут нет друзей! И сосиски твои противные!
Тарелка полетела на пол, окрашивая пол всем содержимым. Благо не разбилась.
- Никита!
Владислав подскочил со стула. Он кипел. От боли. Обиды. Не справедливости. Чем он заслужил подобные слова? Он не бросал семью! Он не хотел этого развода! Он никогда и ничем не обижал Варвару! Он искренне любил их обоих и уж точно не заслужил подобного!
- Что ты такое говоришь, сын?
- Я хочу домой!
Никитка, громко разревевшись, выбежал из кухни. Владислав и не подумал пойти за ним. Его взгляд потерянно блуждал по кухне. Не известно, сколько он так стоял. Во вмиг опустевшей голове крутилось только: "Неправильно... Это все неправильно..."
Резкий звук, как будто кто-то швырнул в стену что-то не слишком легкое, заставил мужчину вздрогнуть, выводя из задумчивости. В его голове вдруг возник план действий. Не идеальный, но хоть какой-то. Владислав собирался ехать за родителями завтра, но, судя по всему, в одиночку ему не справиться. Недолго думая, мужчина набрал номер администратора "Полудницы".
- Да, Владислав Казимирович? - отозвался энергичный голос спустя всего два гудка.
- Сергей, отправь ко мне Катю.
- Сейчас?
- Да. А что? Загружена?
- Да нет. Что ей передать? Она должна что-то принести?
- Нет, ничего. Я сам проинструктирую. Все, отключаюсь.
Дорога к родителям и обратно займет окало трех-четырех часов. За это время ничего не случится. У Кати тоже есть дети. Двое, вроде. Что-нибудь придумает...
* * *
"Санек" и "Витек" обещали прийти после пяти вечера, когда вернутся с работы. Обещали, конечно, Диме, а не Ане. Дима же, до прибытия товарищей, собирался измерить периметр и помочь соседке заказать нужное количество материалов. Аня была безмерно ему благодарна. Она ничего не понимала в цементе, крепежах и прочей строительной атрибутике. Парень описал ей примерный фронт работ, терпеливо объяснил, что, когда и как будет выполняться. Наличие плана действий и примерных временных рамок успокоили немного нервничающую "заказчицу". Анне всегда было проще воспринимать действительность, когда та представала перед ней в виде расписаний, списков, таблиц и схем. В общем, день обещал быть спокойным, наполненным тихими-мирными бытовыми заботами. Но. Но всегда случается "но".
Ане пришлось проснуться в восемь утра сразу от двух, пришедших практически одновременно, сообщений. Первое было от Димы:
"Анечка, прости, появилась срочная работа. К вечеру буду обязательно, а пока не скучай и не переживай - парней я уже предупредил, где тебя найти они знают и с замерами справятся. Еще раз прости!"
Аня едва успела нервно передернуться от мысли, что, возможно, какое-то время вечером ей предстоит быть одной с двумя совершенно незнакомыми парнями, но в панику удариться не успела, ведь второе сообщение было от ее работодателя:
"Анна Сергеевна, я помню, что у вас еще неделя отдыха, но пришел срочный заказ на перевод для международного банка. Двадцать четыре листа одиннадцатым шрифтом без иллюстраций. Маргарита Антоновна на больничном, а Олег сам не справится. На выполнение четыре дня. С меня оплата по двойному тарифу. Возьметесь?"
Конечно, вопрос был риторическим. Отказать Дмитрию Владимировичу Аня не могла, да и не хотела. Начальник был тем самым человеком, для описания которого лучше всего подошли бы слава "четкий", "точный", "комфортный" и "разумный". К сотрудникам не лез, не подгонял без надобности, справедливо и вовремя расплачивался и, что самое главное, тоже не любил контактировать с людьми без лишней на то необходимости. Поэтому, быстро напечатав: "Конечно, сбрасывайте", Аня в секунду переключилась на деловой лад. Наскоро приведя себя в порядок и покормив кошку, уже в восемь пятнадцать утра Анна Сергеевна была полностью погружена в новый перевод, напрочь позабыв и о Диме, и о "парнях", и о прочих заботах.
* * *
Конечно, никто не спрашивал у Кати хочет ли она сидеть с чужим ребенком. И уж точно никому не было дела до того, что сегодня у нее сокращенный день и уже после обеда она обещала Своим детям быть дома. Оля и Рома, двойняшки, были старше Никиты всего на год и Кате совершенно не улыбалась перспектива оставлять их до вечера одних. Ладно со школы дети приходили самостоятельно, но дома их всегда встречала бабушка, мать Катиного мужа Бориса и вполне искренне любимая и золотая свекровь. Но именно сегодня, предупредив и Катьку, и Борьку аж за месяц, Нина Егоровна поехала в город к сестре. Катя заранее написала заявление за свой счет. Всех предупредила, что уйдет раньше. Тем более, что сейчас не был разгар сезона и в ней как в секретаре такой уж нужды и не было. Но... Кого волнует чужое горе? Так что, сидя под дверью детской, из которой Никита отказывался выходить, Катя судорожно пыталась вызвонить хоть кого-нибудь из друзей, соседей или знакомых, чтобы те присмотрели за ее детьми. Приближалось время обеда. Оля и Ромка вот-вот вернутся со школы и что они обнаружат? Дверь заперта, дома никого, а Катя получила уже седьмой, пусть и вежливый, но отказ. У кого-то, что не удивительно, работа. Кто-то болеет, что, опять же, привычное дело для межсезонья. Кто-то, как ее соседка, слишком стар и боится не управиться с двумя детьми.
Молчание. Только пара тихих шмыгов носом свидетельствовали о присутствии за дверью ребенка. Катя, мысленно послав все куда подальше, подскочила с пола.
- Сиди там, никуда не выходи и никуда не лезь. Я приду через пару минут.
Катя опрометью бросилась в прихожую, наскоро обулась и побежала к школе, надеясь перехватить детей по дороге. В конце концов, она мать, и в няньки совершенно не напрашивалась!
* * *
Аня устало откинулась на спинку стула, пару раз наклонила голову вправо-влево, разминая затекшую шею и тяжело выдохнула, ругая себя на чем свет стоит. Вот сколько раз она говорила себе о необходимости перерывов в работе! О том, что минимум раз в час нужно вставать, разминаться. И не забывать про воду! Много. Бесконечно много раз. Но ни разу не было такого, чтобы Аня, увлекшись работой, не забыла о времени и потребностях организма. И если в двадцать лет это казалось не таким критичным, то в тридцать тело безбожно ломило, а голова болела так, что без обезболивающего уже было попросту не справиться. Часы на мониторе ноутбука показывали двенадцать сорок пять, и если бы не напомнивший о себе тихим урчанием желудок, Анна так и не вспомнила бы о том, что не завтракала. Зато девять страниц перевода были уже закончены. Если так пойдет дальше, она успеет сделать работу за два дня и будет время спокойно перечитать и перепроверить весь текст. А еще Дмитрий Владимирович обязательно похвалит ее за быстро и качественно выполненную работу. Аню часто хвалили. Порой ей казалось, что это стимулирует ее к работе даже сильнее, чем зарплата.
- Мря!
Увидев, что хозяйка проявляет подозрительную активность, Белка спрыгнула с так и не застеленной тахты и потерлась о хозяйские ноги, просительно заглядывая в глаза.
- А вот тебе есть еще рано, кошка-матрешка. Через час.
- Мря!
Кошка, естественно, хозяйских слов не поняла и, вся в надежде на чудо, проследовала за девушкой в кухню.
- Блин...
Готовить Ане совсем не хотелось. Ну вот никак. Холодильник же не радовал ничем, кроме куска колбасы и банки кетчупа. Нет, там, конечно, были и яйца, и молоко. И морозилка была полна куриных грудок, свиных шей и пельменей. Но все это требовало, как минимум, термической обработки.
- Ну что ж...
Особого выбора не было. В борьбе между бутербродом с уже не очень-то свежей колбасой и часовой готовкой победил бутерброд.
- Мря-я! - нагло завыла кошка и, плюхнувшись на бок прямо у ног хозяйки, изобразила голодный обморок.
- Переживешь, - весело хмыкнула "ужасная хозяйка", ставя чайник. - От шестичасового голодания еще никто не умирал.
Белка, издав полный укора звук, больше похожий на "кря", демонстративно медленно удалилась, не забыв пару раз обернуться.
- Давай-давай. Ты, хотя бы, завтракала.
Заварив крепкий травяной чай и соорудив нехитрый бутерброд, Аня устроилась за столом. Еда не то, чтобы была совсем уж не вкусной - чай кое как скрашивал ситуацию. Поглощенная мыслями о работе, девушка вообще редко отвлекалась на такие незначительные вещи, как ощущения от еды или запахов, но, почему-то, не сейчас. Глядя сквозь мутное окно на серый безжизненный пейзаж, Аня вдруг почувствовала себя плохо.
Небо, затянутое свинцовыми тучами, готово было вот-вот рухнуть прямо на землю, погребая все живое под своей тяжестью. Казалось, что голые, безжизненные, почерневшие от сырости деревья уже никогда не смогут разродиться молодой листвой. Что воздух больше никогда не наполнится сладкими запахами разнотравья, не коснется слуха веселое пение птиц. Жизнь, будто, не просто замерла, а навсегда покинула этот мир, оставив лишь пронизывающий ветер, несущий запах плесени и гнили.
Рот наполнился горьковато-кислым привкусом, и даже чай перестал казаться хоть сколько-нибудь сладким. Остатки бутерброда полетели в мусорку. Закрыв лицо руками, Аня обессиленно опустилась на пол и расплакалась. Все эти дни после переезда рядом с ней был Дима. Его присутствие заставляло девушку испытывать целую гамму эмоций - от веселья, до замешательства и даже страха. Но среди этих чувств не было одиночества. Не было глухой, отдающей болью пустоты внутри. Не было ощущения того, что ты осталась одна в целом мире, хотя вокруг так много людей. Ощущения того, что никто не сможет услышать тебя, понять тебя. Ощущения, что ты вообще никому не нужна. Аня жила с этим уже много лет. Чувство ненужности поселилось в ней еще на пятом курсе университета, когда лучшая подруга не просто предала, а начала науськивать всю группу против девушки, что, в последствии, переросло в игнорирование. Тогда Анна будто окунулась в детство.
Ане пришлось менять школу три раза из-за переездов. Первый раз - в семь лет. Она была мягким, добрым ребенком и, по началу, даже не понимала, когда над ней откровенно подшучивали и издевались, пока дети, потешаясь над ее наивностью, не перешли на прямые оскорбления. Это больно ранило девочку. Попытка поговорить с классным руководителем не увенчалась успехом. Не зная, как дать отпор, она просто терпела. Успеваемость падала. Дома Аня все чаще и чаще слышала упреки и оскорбления от родителей, а в школе к этой травле подключались и учителя. Как бы хорошо Аня не готовилась к урокам, как бы идеально не знала материал, хороших оценок ей не ставили, что каждый раз вызывало у класса потоки ехидных комментариев и смеха. Анна до сих пор ненавидела их всех. Но окончательную надежду на помощь и участие убили сами родители. Как-то девочка пришла к ним в полном отчаянии. Она рассказала все как есть, рыдала, умоляла перевести ее в другую школу. А в ответ услышала лишь равнодушное: "Нет смысла менять школу. Ничего не изменится. Так будет везде". Так сказал отец. Мать не сказала ничего. Самое мерзкое, что сейчас мать утверждает, что при этом разговоре ее вообще не было. Благо, случился переезд.
Ей было двенадцать. В отличие от многих девочек ее возраста, генетика одарила Аню ранним созреванием. Она могла похвастаться красивой грудью, покатыми, широкими бедрами и милым чистым лицом. Конечно, у мальчишек она вызвала живой интерес, что, в свою очередь, послужило причиной дикой зависти у женской части класса. Аню пытались оскорблять, но, наученная горьким опытом, она не реагировала. Устраивали "темные". Вот только учителя там были совсем другие. Благодаря их непредвзятости, девушка, наконец, получала заслуженные высшие баллы, что хоть как-то подняло ее самооценку.
Травля закончилась сама собой. В девятом классе Аню, благодаря отличной успеваемости, перевели в самый сильный класс. Девушка будто оказалась в другом мире. Не было больше оскорблений и преследований. У нее появились подруги. Как же она их любила! Жаль, после школы их пути навсегда разошлись...
Потом университет. Элитный факультет. Казавшиеся адекватными одногруппники... Казалось, страшное прошлое навсегда позабыто. Можно было даже притвориться, что всех страданий, через которые Аня прошла, никогда и не было. Она научилась жить заново. Научилась здоровому общению. Научилась, когда нужно, отстаивать свои интересы. Простила тогда уже разведенную мать. Но так и не избавилась от наивности... И вот, на пятом курсе, в свои двадцать два года, она опять почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Аня не была к такому готова. И это, казалось, проехалось по ней сильнее, чем травля в детстве. Теперь она боялась сближаться с людьми. Но это не значит, что она в них не нуждалась.
Аня заплакала еще жалобней. Ей даже некому было позвонить. Да, она общалась с матерью, но это больше было похоже на плохую актерскую игру с обеих сторон, где одна притворялась, что не помнит ни обидных слов, ни безразличия, ни побоев, а другая весьма посредственно изображала участливость.
- Мя!
Белка ласково потерлась об Анину ногу.
- Белочка... - девушка взяла кошку на руки, нежно прижимая к груди. - Белочка, мне так плохо...
Слова давались Ане с трудом. Сейчас она очень ярко чувствовала всю свою жалкость и сломленость. Единственное живое существо рядом - просто кошка. Да, ласковая. Да, возможно, Белка чувствовала, что с хозяйкой что-то не так. Но все же - это просто кошка. Кошка, которая не может посочувствовать на самом деле. Просто домашний питомец, которому можно выговориться, но толку от этого не больше, чем рассказывать о своей жизни подушке. Суррогат настоящего общения...
* * *
- Заходите, заходите...
- Ого! - восхищенно воскликнул Ромка, рассматривая богато и со вкусом обставленную прихожую Владислава Казимировича.
- Разувайся быстрее, Рома! Оля, шустрее! Никитка! Я вернулась!
- А где Никита? - тихо спросила Олечка.
Катя ласково погладила дочь по голове. Девочка была маленькой копией своего отца. Такая же светленькая, с маленькими, едва заметными веснушками возле вздернутого носика. Серые глазки, в обрамлении светлых ресниц, смотрели на мир умилительно наивно и беззащитно. Ромка же больше был похож на мать - волосы русые, глаза зеленые. Черты лица выдавали боевой характер.
- В комнате у себя... Стой! Рома! А ну вернись!
Ромка, унесшийся на разведку, слова матери успешно проигнорировал. Тишина дома безостановочно нарушалась его восхищенными восклицаниями. Его же гораздо более скромная сестра вцепилась в Катину юбку мертвой хваткой, боясь и шаг без матери сделать.
- Ай, Бог с ним. Оля, пошли. Никита! - женщина чуть ли не бегом кинулась к детской. Не то что бы она чувствовала вину за то, что ушла, оставив ребенка одного почти на час - двойняшек задержали в школе. Но, определенно, ощущала беспокойство. - Никита?
Катя тихонько постучала в дверь и прислушалась. Ничего нового. Тишина.
- Никита, ну хватит уже. А я тебе друзей привела! Они твои ровесники. Почти. Ты можешь показать им, какие у тебя игрушки. Или, может, на участке поиграете? А? Никит?
Тишина. Женщина раздраженно, но так тихо, чтобы не услышала дочь, выругалась. Вот же упрямый мальчишка!
- Мам! Ты видела какой у дяди Владислава телек? А что вы тут стоите?
Ромка, с выражением "как можно тут просто стоять, когда вокруг столько ништяков", подбежал к матери с сестрой, возбужденно подпрыгивая на месте.
- Никита из комнаты выходить не хочет.
Как бы Катя не пыталась говорить мягко, заметная доля недовольства все-таки просочилась в ее голос.
- А почему?
"Потому, что он наглый, избалованный, эгоистичный мальчишка!" Так бы ответила Катя, если бы могла.
- Не знаю, зайчонок.
- Так спроси!
- Он молчит, - почему-то шепотом ответила Оля.
- Я его сейчас вытяну!
- Что? Рома!
Но Рома, как обычно проигнорировав мать, шустро распахнул дверь и, как маленький смерч, ворвался в детскую. Катя зажмурилась от безысходности. Она была уверена, что "маленький засранец" сейчас поднимет такой шум из-за того, что кто-то без спроса зашел к нему в комнату, что мало не покажется.
- Ма-ам?
- Что?
- Мам, а тут никого нет.
* * *
Если бы Аня не умела быстро переключаться - уже давно сошла бы с ума. Первая страница перевода, после перерыва, далась ей не просто, но, спустя не так много времени, у девушки получилось уйти в работу с головой и отрешиться от не нужных мыслей.
Следующий перерыв был назначен на четыре часа - все-таки Ане нужно было успеть хотя бы сварить пельмени и поесть до прихода Диминых товарищей. За три часа работы она могла бы успеть перевести еще шесть листов, и это было бы замечательно, если бы...
- У-у-А-а-А!!!
Истошный, полный ужаса крик заставил Аню нервно подпрыгнуть на стуле. Бросив все, девушка помчалась на кухню, из окна которой просматривалась главная улица. Ничего, кроме унылого пейзажа, не было видно.
- Помоги-ите!!!
Новый вопль, без сомнения принадлежавший ребенку, был гораздо ближе и громче. Не успев задуматься о возможных последствиях, Аня выбежала на улицу в чем была, испуганно озираясь, и увидела, как из-за поворота выбежала огромная немецкая овчарка. За ней, сжимая поводок и отчаянно крича, волочился словно тряпичная кукла маленький ребенок.
- Помогите-ее!!!
Девушка, буквально теряя тапки в липкой, размытой грязи, бросилась вдогонку.
- Отпускай поводок! Отпускай! - закричала Аня, понимая, что босиком ей не угнаться за удирающей псиной.
Благо, ребенок услышал и, разжав ручки, остался лежать прямо в луже. Довольная избавлением от груза собака драпанула еще быстрее и, легко перемахнув через чей-то забор, скрылась из виду.
- Господи, что же это такое!
Поднажав, Анна уже скоро оказалась возле бедняги. Ребенок, по виду не старше шести, лежал не шевелясь. Его била крупная дрожь, из горла вырывалось надсадное, прерывистое дыхание.
- Все, котик, не бойся...
Аня осторожно перевернула ребенка на спину и ее горло будто сдавило от открывшейся картины. Весь перемазанный грязью, с ссадинами на лице и маленьких ручках, на нее смотрел маленький мальчик. Огромные, распахнутые в ужасе серые глаза были полны слез и, казалось, беззвучно кричали прямо в Анину душу о пережитом кошмаре. Впечатлительная девушка чуть сама не разрыдалась, но вовремя взяла себя в руки.
- Не бойся, мой хороший, пойдем...
Невольно крякнув от тяжести, девушка подхватила не сопротивляющегося мальчика на руки и, покачиваясь, пошла к дому.
- Ну все, все, золотко, - успокаивающе бормотала Аня, - сейчас мы зайдем в дом, умоемся, ранки обработаем... Ты только не бойся меня, хорошо? Я добрая тетя...
Ане подумалось, что злая тетя говорила бы точно так же, но решила не акцентировать на этом внимания. Ребенок, скорее всего, был в шоковом состоянии и не спешил давать деру. Он даже не плакал, а судорожно дышал, прерываясь на сухие всхлипы раз в пару секунд.
- А потом ты мне расскажешь, как так получилось, и где искать твоих родителей...
После этих слов мальчик вздрогнул, сильнее вцепляясь в Анину майку.
- Не бойся, никто не будет тебя ругать! Это мы с тобой наругаем папу и маму. Кто же отпускает такого малыша гулять с такой огромной псиной... Вот, смотри, мы пришли.
Аня зашла в распахнутую настежь, в спешке она и не подумала ее закрыть, дверь. Благо, Белка оказалась в кухне.
- Вот, давай, спускайся, маленькая коала.
Девушка не просто так сравнила мальчика с экзотической зверюшкой. Ребенок обвил ее руками и ногами и прижался так, как будто совершенно не собирался отпускать Аню как минимум в ближайшем будущем.
- Ну же, котенок, давай, а то тети Анина спинка сейчас пополам сломается.
Медленно, с явной неохотой, ребенок все-таки разжал пальцы и позволил опустить себя на стул. Мальчик выглядел все таким же напуганным, но взгляд его стал уже более осмысленным.
- Вот ты какой умница. Скажешь тете, как тебя зовут?
- Н-ник-ИК-ита... - не справившись с икотой выговорил мальчик.
- Никитушка, значит. А я - тетя Аня. Сейчас я налью тебе водички, ты попьешь, а потом мы сходим в ванну умыться, хорошо?
Малыш отрывисто кивнул.
В течение следующего часа Анна усердно приводила ребенка в порядок. Под слоем грязи и сукровицы обнаружилось ангельское личико. Светлые, почти белые кудряшки, после тщательного мытья и сушки напоминали воздушное облако. Конечно, Аня не стала полностью мыть ребенка. За такое и посадить в наше время могут. Голову, как и ручки, они мыли над ванной, а ножки и животик хорошенько протерли мокрым полотенцем. Двумя полотенцами, если быть точным. Девушка дала малышу одну из своих маек и оставила его переодеваться. Сама же вернулась в кухню, отмечая краем сознания, что дом придется перемывать.
Пока Никита переодевался, Аня блуждала потерянным взглядом по полу, пытаясь сообразить, что ей делать. Сможет ли ребенок показать, где живет, и, если нет - к кому обращаться за помощью? Парни придут только через часа три, это минимум. За это время горе родители изведутся. Так им, конечно же, и надо! Ведь, следи они за ребенком внимательнее, он не оказался бы в такой ситуации, да еще и одетый в одну только легенькую кофточку и тонкие штанишки! Весь вымокший, на таком ветру - будет чудом, если мальчик не заболеет!
За окном забарабанил дождь. Отлично. Только его не хватало для полной картины под названием "безысходность".
- Я все, - раздалось приглушенное из ванной комнаты.
- Иду, зайчик.
Тяжело вздохнув и захватив аптечку, Анна вернулась к ребенку. Никита, утопающий в ее майке, как в тунике, еще больше походил на ангелочка, невероятно умилив девушку.
- Что это? - мальчик указал пальчиком на аптечку. В серых глазах промелькнула настороженность.
Аня терпеливо улыбнулась.
- Тут у меня ватки, бинтики, водичка разная, которой ранки поливать нужно.
- А еще? А йод есть?
- Есть, - обреченно выдохнула девушка, предвкушая истерику.
И не ошиблась. Пухленькие губки ангелочка задрожали.
- Не хочу!
- Ну, не хочешь - не надо. - Аня пожала плечами. - Я специально себе покупала йод, который не щиплет ранки. Тем более, его совсем мало осталось. Оставлю себе!
- Ты врешь! - громко, но с промелькнувшим сомнением в голосе, воскликнул малыш. - Такого йода нет! Он всегда щиплет!
- А вот и нет, - спокойно возразила девушка и не теряя времени, помогла малышу устроиться на бортике ванной. - Мой йод особенный и редкий. И если помазать им ранку и сразу подуть - то щиплет совсем капельку. Почти не чувствуется. А ранки заживают в два раза быстрее. Но я не заставляю.
Анна выудила из аптечки хлоргексидин и, обильно смачивая один ватный диск за другим, принялась осторожно протирать Никиткины ссадины.
Ребенок молча и напряженно наблюдал за ее действиями, но, поняв что тайком его йодом никто мазать не собирается - заметно расслабился. Аня же, поняв, что ее уловка потерпела крах, мысленно махнула рукой. В конце концов, йодом малыша могут обмазать и родители. Кстати, о них...
- Ну что, Никитка, расскажешь мне, как так получилось?
Мальчик снова напрягся.
- Я захотел Хаса выгулять...
Тут еще большой вопрос, кто кого выгуливал...
- Угу... И родители тебя отпустили одного?
- Я сам.
- Так, - Аня чувствовала, что ее мозг вот-вот закипит. - А мама с папой вообще знают, что ты не дома?
- Нет.
- Как тебе удалось выйти из дома незаметно?
Никита тяжело вздохнул. Он явно не хотел отвечать на все эти вопросы.
- Я был один дома.
- Один?! - Аня не сдержала полного негодования возгласа. - Тебя оставили одного дома?
- Нет.
Аня, прикрыв глаза и тряхнув головой, тяжело вздохнула.
- Так кто-то был с тобой?
- Сначала да, тетя какая-то... потом она ушла. Я сидел один. И я хотел кушать! Я решил пойти в магазин, мама дала мне много денюшек с собой. Взял с собой Хаса. А он побежал! Кошелек упал... Я его потерял! Мама меня наругает...
- Ну-ну, тише, - Аня ласково погладила готового разреветься ребенка по кудрявой голове. - Ты, конечно, не прав - нельзя уходить из дома без разрешения и присмотра взрослых. Но никто тебя не будет ругать, обещаю.
Конечно, Аня понимала, что не может этого обещать - не известно, что там за родители у мальчика. Но ей совершенно не хотелось укрощать назревающую истерику.
- Ты сможешь показать мне, где живешь? Или лучше скажи мне телефон кого-нибудь из родителей, если знаешь.
Губки задрожали сильнее. Платину прорвало.
- Я не зна-а-аю! И доро-огу не зна-аю!
- Ну тише, тише...
Анне ничего не оставалось, кроме как поднять ребенка на руки и, прижимая к себе и раскачивая, нашептывать ему всякую успокаивающую ерунду.
- Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем, Никитушка...
- Я к ма-аме хочу-у-у!
- Конечно, конечно. Я обязательно верну тебя маме, солнышко. Вот сейчас ты успокоишься, и мы поедем искать твой дом... Ты же, конечно, сможешь узнать свой дом?
- Да-а!
- Ну вот, видишь? Половина проблемы уже решена. Деревня не такая уж и большая, правильно? Разве это проблема - найти дом в деревне, когда ты знаешь, как он выглядит? Конечно - нет. Ну все, тише, милый, тише... Посмотри на себя, ты же такой смелый мальчик, раз сам решил пойти в магазин! Не все дети в твоем возрасте не боятся ходить одни. Ты же храбрец, правда?
- Д-да...
- Конечно. Ты сейчас просто очень устал, да? И плачешь совсем не от страха, да?
Пауза, нарушаемая частыми всхлипами.
- Да...
- Я так и думала, Никитушка. Но тебе нужно потерпеть еще совсем немножко, хорошо? Я обещаю, что уже скоро ты будешь дома.
На самом деле, потерпеть предстояло вовсе не Никите. Аня прекрасно понимала, что одевать мальчика в его мокрую и грязную одежду - не вариант. Его обувь тоже была непригодной. А это значило, что у бедной девушки не было иного выхода, кроме как надеть на мальчика свой свитер и, для верности укутав в куртку, нести на руках до машины через весь участок. Под ледяным проливным дождем. А мальчик не был таким уж легким. И не известно, сколько им предстоит колесить по деревне в поисках нужного дома...
* * *
- Божечки...Божечки...Божечки... - чуть не плача, повторяла Катя, осматривая каждый угол во владениях Владислава Казимировича по второму кругу.
Рома и Оля, воспринимая все происходящее как забавную игру, состояния матери не замечали и явно веселились, заглядывая во все шкафы и под кровати.
- Никита-а! Вы-хо-ди! - кричал Ромка.
- Выходи! - вторила ему сестра.
Катя залазила на чердак, спускалась в подвал, пробежалась по всему участку и осмотрела баню. Никиты нигде не было. Бедная женщина то ругалась, то начинала молиться и причитать, то поминать самыми недобрыми словами и самого Никиту и его отца. Но, поднимаясь на чердак во второй раз и, как и прежде, не обнаружив там ребенка, Катя была вынуждена с ужасом признать - мальчишки нет ни в доме, ни на участке.
- Ой, что же делать-то... Что же будет-то...
Как на зло, будто желая окончательно добить бедную женщину, разразился ужасный дождь. По окнам барабанило так, что можно было оглохнуть. Никита, конечно, еще та маленькая дрянь, по мнению Кати, конечно же, но как же он там один, в такую погоду! Выхода не было...
Вот и надо все это бедной Кате? Все планы изгадили, навязали совершенно неуправляемого ребенка! И ведь попробуй откажи начальнику! Возьмет, и уволит. А где в этой глуши работу искать? Да за такую зарплату? Не идти же за копейки свиньям хвосты крутить? И так этих денег всегда не хватает, сколько не дай... А ведь хочется, ой как хочется дать детям все самое лучшее! И одежду хорошую, и еду здоровую. А что говорить про гаджеты! В ее, Катином, детстве не было ни телефонов, ни планшетов, ни компьютеров. И ничего, жили как-то! Детство хоть на детство было похожим. Но детям ты этого, как ни старайся, не объяснишь. Придут к тебе, глазищами своими в самую душу заглянут: "Мам, а у Костика телефон есть. А у меня когда будет?" А что? Чем этот Костик лучше? Вот и работаешь, и соглашаешься со всем ради детских "хотелок". Так ее, Катькины, хоть благодарными растут. А Никита - щеголь городской. Сколько не дай, небось, все мало будет. Чтоб ее, Катькины дети, из дома сбежали! Да ни в жизнь! А этот... Чего, спрашивается, ему еще не хватает в жизни?
- Что, ма-ам? - неприятно растягивая гласные раздраженно спросил Ромка. Ему явно не хотелось отрываться от такой интересной игры.
- Оля где?
- Я тут! - тут же отозвалась девочка, забегая в прихожую.
- Я не на долго выйду, - сказала Катя, попутно обуваясь и натягивая куртку. - А вы - ведите себя хорошо. Посидите тихонько в детской, и чтобы без глупостей! Поняли?
Поняв, что лазить по дому ему больше не светит, Рома горестно вздохнул.
- Да-а. Телефон хоть можно?
- Можно. Все, я скоро бу...
По прихожей разнеслась трель дверного звонка. Все как один, и мать, и двойняшки, подпрыгнули на месте от неожиданности.
* * *
- Да... Не приветливо нас встречает Березовка! - подметил Казимир Рудольфович, задумчиво глядя в окно машины.
- Природе не укажешь, Казик, - резонно ответила ему супруга. Испортить настроение Оксаны Георгиевны никакому дождю не было под силу. - Долго еще, Владюш?
- Не узнаешь родных пенатов, мам? - усмехнулся Владислав. - Почти приехали. Вот уже и наш поворот.
- Так ни зги не видно, сынок! Если бы ни дождь - как бы я не признала Березовку?
- Дождь ей мешает, - опять заворчал Казимир Рудольфович и обратился уже к сыну. - Вот сколько раз говорил ей, Владик, чтобы зрение проверила! Ну не идут ей уже эти очки! А она - нет да нет. Как ребенок малый, честное слово!
- Мам? Это правда?
- Да слушай ты его больше, Владюш! Еще года не прошло, как меня Машка возила зрение проверять. Все нормально, сынок...
- А я говорю - не нормально! - стоял на своем старик. - Ты бы видел этого ушлого еврейчика, сын! Важный такой, как павлин, а сам - худой и глазки бегают. Точно диплом купил...
- Пап. Ну не говори глупостей...
- Ага... А у самого-то...
- Хватит, Оксана! Я все сказал.
Старик отвернул лицо к окну, важно задрав подбородок. Влад едва сдержался, чтобы не рассмеяться. В зеркало заднего вида он видел, как его мать хитро косится на мужа. Он прекрасно знал, что она собиралась напомнить супругу о том, что его мать, бабушку Владислава, звали Дорой Блуштейн.
- Не ссорьтесь. Приехали.
Владислав Казимирович помог родителям выбраться из машины и, подхватив их багаж, направился к дому. Стараясь изо всех сил не показать этого родителям, Влад ужасно нервничал всю дорогу. Настолько, что не обратил никакого внимания на припаркованный возле его участка совершенно незнакомый бордовый минивэн. Ему было стыдно перед сыном, что пришлось оставить его с чужим человеком, да еще и в таких растрепанных чувствах. Возможно, стоило взять Никиту с собой... Хотя не известно, во что бы вылилась такая поездка. В любом случае, имеем то, что имеем. Да и он уже практически дома, так что можно расслабиться.
Но расслабляться было рано. Обогнав родителей и находясь уже у самой двери, Владислав понял, что что-то не так. А точнее услышал. Два женских голоса, один из которых, это точно, принадлежал секретарше, о чем-то спорили на повышенных тонах.
- Не понял...
Владислав Казимирович резко распахнул дверь.
- Что тут происходит?
В его прихожей обнаружились две разъярённые женщины. Одна из них, как и ожидалось, Катя. А вот вторую, стоявшую к нему спиной, Владислав не узнавал.
- Владюш, что-то случилось? - обеспокоенно окликнула сына Оксана. Она не успела еще подойти достаточно близко.
- Все хорошо, мам, - крикнул Влад и добавил тихо, обращаясь к секретарше, - где Никита?