По совести говоря, я была бы не против, но особого фанатизма не было, у моего восполненного сознания есть своя идея фикс, но суть не в этом.
Мне выпала возможностью побывать возле Статуи Свободы. Мы проплавали на бесплатном пароходе туда и назад, смотря по сторонам, вглядываясь в фигуру женщины с поднятым факелом, и пытаясь найти в ней тайный смысл. Она была далеко, наш пароходик не подходил близко, да и дама была на реконструкции, так что ничего фантастического мы не увидели. Я, по совести говоря, ожидала лицезреть нечто более грандиозное, чем то, что есть, но как всегда в таких случаях ошиблась. Но толпа есть толпа. Мы сгрудились на носу корабля и судорожно щелкали фотоаппаратами, меряясь мегапикселями, и сравнивая Samsung и Nikon, выигрывал второй.
Насладившись разочарованием, я пошла внутрь пароходика, решив дать отдых ногам. Многие места были свободны, но подозрительность ее давала мне возможности сесть возле них, от них либо несло вонью, либо возможными не приятностями.
Уселась напротив мирно дремлющего мужчины средних лет и девушки, которая с таким упоением строчила на своем айфоне, что было завидно ее сноровки. На лице у девчушки появлялось такое блаженное выражение, что приходило на ум, что она флиртует с кем-то или кто-то признаёте ей в любви.
Мужчина мирно похрапывал.
В дальнем углу сидела афроамериканка, жевала жвачку так, что будь у коров конкурс по профессионального жеванию, то она бы выиграла первое место еще на отборочных турах. И при таком ответственном занятии она еще умудрилась дрыгать ногой в такт музыки, которая грохотала в ее ушах.
Но все же речь даже не об этих ярких персонажах.
Рядом со мной, буквально в полуметре сидел старик. Худой, с крючковатым носом. Одежда у него была чистенькая, но застиранная и, видно, что старая. Немного коротковатые для него брюки бежевого оттенка, зеленоватая рубашка, потрёпанные и растоптанные ботинки. На его лице было спокойствие, глаза прикрыты, тонкие губы старика шевелились, что-то шепча. И руки были сложены в странной позе. Левая зажата в кулак, а правая ее обнимает сухими стариковским пальцами. Я далеко не сразу поняла этот жест.
Он молился.
Я оглядела остальных моих спутников по пароходу. Каждый так старался показать свою индивидуальность, выставить пренебрежение или даже модное сейчас призрение к окружающему миру, а этот старик сидел и молился, его губы что-то шептали, мысли были спокойными и умиротворенными.
Сначала мне стало не по себе, а потом пришло чувство стыда. Не знаю почему. Наверно потому что до этого я сидела и думала о своих проблемах, с превосходством оглядывала окружающих, критикуя всех и вся, подчеркивала свою индивидуальность...
А этот старик сидел и молился.
Среди этого хаоса современного мира он казался сейчас единственной опорой, на которой стоял мир.
О чем он просил Бога? О здоровье своей жене, чтобы Он помог его сыну или дочери решить какую-нибудь проблему, чтобы внук хорошо сдал свою контрольную или он просто боялся по какой-то причине плавать на этом суденышке?
Я не знаю.
Пароход прибыл к причалу, люди начали выходить. Я так же потянулись к табличке "exit", но все еще оглядывалась на старика.
Он открыл свои бесцветные глаза и растерянно оглядывался, а на его губах появилась неуверенная улыбка.
Я вышла, так и не узнав, кто он, что случилось, и зачем все это было.