Никогда не бывало на Руси, чтобы государством управляла женщина, повелевая знатнейшими семействами страны. Не допустили бы такого позора родовитые, да именитые. Однако неумолимые обстоятельства повернулись так, что Великая Русь осталась без князя, а заменить его оказалось некому. Народ без руководителя, что тело без головы - никому неведомо, куда он пойдёт. Вот и не пришлось киевлянам решать вопрос о преемнике погибшего князя за отсутствием других вариантов. Мнение самой княгини даже не принимали в расчёт - всё решил естественный ход событий.
Пока в Киеве княжил Игорь, Ольга не держалась на виду, не её это дело, только однажды пришлось принять участие в утверждении русско-византийского договора. После гибели Игоря в схватке с древлянами жизнь княгини полностью изменилась. И в случившемся стоило бы как следует разобраться.
Поход князя Игоря на древлян ни в коем случае нельзя считать полюдьем. Полюдье не означает разорение подвластных земель: "... насиляще имъ и мужи его" (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 53, Рязань, 2101), - так ведут себя на враждебной территории. Игорь "иде в Дерева в дань" (Там же), но за установленной данью не ходят с войском, подданные сами привозят её в столицу. Иное дело, если подданные не желают оставаться подданными, тогда остаётся принудить их к повиновению силой. Так поступали все правители во все времена, Игорь не мог быть исключением. В Новгородской I летописи прямо сказано: "Игорь же сЪдяше в КиевЪ княжа, и воюя на Древяны и на УгличЪ" (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000). Война, а не полюдье, отложившихся от Руси древлян покоряли заново. А мог ли Игорь, не закончив войну, отослать от себя войска и остаться с небольшим отрядом против многочисленных врагов? Он же не сумасшедший. Где доказательства? Почему мы должны доверять измышлениям вояк, оставивших своего князя на растерзание врагам? Вояки, ведь, себя выгораживали. Закон тогда был единственный: "идеже глава твоя, ту и свои главы сложимъ" (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 69, Рязань, 2001). А тому, что произошло в земле древлян, есть одно название - измена. Вот и посмотрим, как такая измена могла случиться?
В боях с ромеями Игорь потерял своего самого верного сподвижника - воеводу Олега. Теперь эту должность получил Свенельд. Но добровольно согласился с таким выбором князь Игорь или вынужденно? В Новгородской I летописи утверждается, что он передал Свенельду дань с уличей и древлян, несмотря на недовольство своей дружины: "се далъ еси единому мужевъ много" (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000). Древлян-то ещё предстояло покорить, возможно, так же обстояло дело с уличами. Похоже, что Игорь не особенно доверял Свенельду, пришлось подстегнуть его старательность, дать стимул: завоюешь - получишь богатство, а иначе останешься нищим. И потом, Игорь тем самым пытался купить верность Свенельда, в ведении которого находилось ополчение. В предстоящей войне с древлянами одной дружины было недостаточно. Ненадёжный воевода вполне мог предать. И предал.
Курс Игоря на укрепление центральной власти неизбежно вызывал сопротивление родовой знати и стремление избавиться от слишком энергичного князя. Наилучшим вариантом представлялось заменить слишком неуступчивого Игоря на древлянского князя Мала. Сплошные выгоды: и князь в Киеве будет смирный, и приобрести древлянские земли можно без войны, и древляне останутся довольны. Эта версия всё объясняет: и почему Игорь оказался среди врагов без войска, и почему обнаглевшие древляне затем вздумали свататься к Ольге, только что потерявшей мужа, и почему летописец поносил Игоря, оправдывая древлян:
"Аще ся въвадить волкъ в овцЪ, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убъемъ его, то вся ны погубить"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 53, Рязань, 2001)
Злые слова призваны задним числом оправдать предательство - дескать, Игорь был плохим человеком, предать которого допустимо и желательно. Во все времена у любых народом не было гнуснее преступления, чем бросить предводителя в бою. Вечный позор ожидал негодяев. А тут князья увели свои дружины, Свенельд увёл ополчение и в результате все проклятия получает Игорь. А зачем порочить своих и выгораживать чужих, если ты не предатель? Явно совесть нечиста. И всё бы у заговорщиков получилось, если бы не жадность и не своеволие древлян:
"РЪша же Деревляне: "се князя убихомъ Рускаго; поимемъ жену его Вольгу за князь свой Малъ и Святослава, и створимъ ему, якоже хощемъ"
(Там же, с. 54)
Древляне переоценили свои силы и возможности, они решили, что их извечные соперники находятся в безвыходном положении и можно перехватить у них власть над Русской землёй. Не посылать Мала в Киев, а забрать Ольгу в Искоростень. Тогда их город станет столицей, а Киев превратится в провинцию. Замыслы наполеоновские и совершенно нереальные. Обсуждая семейные дела своего князя, древляне даже не поинтересовались его мнением, настолько незначительной была княжеская власть в древлянской земле. Князь обязан безропотно подчиниться обществу, Ольге предложили поменять одного мужа на другого, словно вещь:
"Се слышавше Деревляне, избраша лучьшие мужи, иже дерьжаху Деревьску землю, и послаша по ню"
(Там же, с. 55)
Если посланники "дерьжаху" землю древлян, значит, все они были князьями, только рангом пониже Мала. Древляне пытались договориться с киевлянами на самом высшем уровне, вот только их планы вошли в противоречие с устремлениями киевской правящей верхушки, вовсе не желавшей выпускать власть из своих рук. А дальше в летописи пошла заведомая бредятина, собранная из всевозможных фольклорных страшилок. Страшилок неправдоподобных до примитивности, призванных отвлечь внимание от неблаговидных интриг киевской знати:
"Сказали же древляне: "Вот убили мы князя русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала и Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим". И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге <...> Ответили же древляне: "Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что берегут Деревскую землю, - пойди замуж за князя нашего за Мала". <...> Сказала же им Ольга: "Любезна мне речь ваша, - мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: "Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье", - и вознесут вас в ладье", и отпустила их к ладье. Ольга же приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе, вне града. На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями <...> и понесли их в ладье <...> и сбросили их вместе с ладьей в яму. И, склонившись к яме, спросила их Ольга: "Хороша ли вам честь?". Они же ответили: "Горше нам Игоревой смерти". И повелела засыпать их живыми; и засыпали их"
("Повесть временных лет", ЛП, с. 164, С.-Петербург, 1996)
Поумнели древляне после жуткой расправы? Ничуть не бывало:
"И послала Ольга к древлянам, и сказала им: "Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди". Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней. Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить им баню <...> и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все"
(Там же)
Но и этого кровожадной Ольге оказалось мало: "И послала к древлянам со словами: "Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже" (там же). Упомянутая могила действительно существовала и её однажды посетил В.Н. Татищев: "Могила Игорева. При городе Коростене есть холм весьма великой на ровном месте близ речки, и доднесь так называется, который и я в 1710 году, идучи из Киева с командою, осматривал" (В.Н. Татищев "История Российская", ч. II // "Собрание сочинений", т. II, прим. 125, с. 222, М., 1995). И простодушные древляне в который раз поверили коварным словам. Когда на тризне древляне напились мёда и опьянели, Ольга приказала дружинникам рубить их, всего перебили 5000 человек ("Повесть временных лет", ЛП, с. 164, С.-Петербург, 1996). И это при том, что самих киевлян насчитывалось всего 200 человек (Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), с. 25, М.-Л., 1950).
События абсолютно невероятные. Происходить они могли только в фольклорном мире, но никак не в реальном. "Впрочем, этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины - назидание" (Б.А. Рыбаков "Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков", с. 360, М., 1982). Ольга - это женский вариант имени Олег, благодаря такому смешению имён княгине стали приписывать некоторые дела и поступки фольклорного Олега (М.Г. Халанский "К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем" // ЖМНП, С.-Петербург, 1902, июль, с. 291), а в рассказах из поздних летописей Ольга даже Царьград брала (М.Г. Халанский "Материалы и заметки по истории древнерусского героического эпоса", с. 2-5, С.-Петербург, 1903). Вот в чём источник представлений о "мудрости" княгини Ольги, ведь реальная княгиня никаких особых дарований не проявляла. В байках о мести Ольги древлянам нет ничего исторического.
Во-первых, в летописном рассказе содержится один из вариантов предания о загадке, разгадать которую враги оказались не в силах. Сюда же примыкают и рассказанная Геродотом легенда о дарах, присланных скифами персидскому царю Дарию (Геродот "История", кн. IV, 132; с. 301, М., 2006), и летописное сказание о мече, посланном полянами хазарам (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 16, Рязань, 2001). Для народов, не имевших письменности, подобный обмен иносказаниями был обычен, но со временем он вышел из употребления. Древляне будто бы не угадали в действиях киевлян элементы погребального обряда: захоронение в ладье, сожжение в домовине и жертвоприношение на тризне, что их и погубило (Б.А. Рыбаков "Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков", с. 361, М., 1982). Безусловно, это предание намного древнее событий из летописного рассказа, оно использовано, чтобы подчеркнуть превосходство полян над древлянами. Язычники древляне были хорошо знакомы с погребальной обрядностью, и на такую примитивную уловку их было не поймать. К тому же убийство послов дело немыслимое, против всех обычаев. Послов не убивали. Византийский автор VI века Менандр Протектор, когда писал об убийстве аварами славянского посла Мезамира, заметил: "... авары, презрев почтение к послам и ни во что не поставив справедливость, убивают Мезамира" ("Свод древнейших письменных известий о славянах", т. I, с. 317, М., 1994). Из его слов следует, что неприкосновенность послов была в обычае у славян, её нарушение считалась преступлением.
Во-вторых, первоначально сюжет был связан не с послами, а с назойливыми женихами. В разных вариантах он известен многим народам. В немецкой поэме "Кудруна" (XIII в.) ирландский король Хаген казнил всех, кто осмеливался свататься к его дочери Хильде:
"Сколь ни являлось сватов челом Ирландцу бить,
Их всех надменный Хаген приказывал убить.
Хотел он выбрать зятя, чтоб был не ниже тестя,
И люди разносили об этом тревожные вести"
("Кудруна", ЛП, IV авентюра, с. 37, М., 1983)
Норвежские предания рассказывали о Сигрид Гордой, расправившейся с неугодными ей женихами:
"Конунгов поместили вместе с их дружинами в доме, хотя и большом, но старом. В соответствии с этим было и все убранство дома. Вечером не было недостатка в напитке, настолько хмельном, что все были мертвецки пьяны, и стражи как внутри, так и снаружи дома, заснули. И вот Сигрид велела расправиться со всеми ними огнем и мечом. Дом и все, кто в нем был, сгорели, а те, кому удалось из него выбраться, были убиты. Сигрид сказала, что так она хочет отучить мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней. С тех пор ее стали звать Сигрид Гордая"
("Сага об Олаве сыне Трюггви" // Снорри Стурлусон "Круг Земной", ЛП, с. 126, М., 1980)
А самое древнее из известных нам преданий на эту тему - история о том, как древнегреческий герой Одиссей разделался с женихами, домогавшимися его жены. В общем, сюжет древний, широко известный и в русскую летопись он попал прямиком из фольклора.
Вернувшись в Киев, Ольга собрала войско, чтобы окончательно добить древлян. Киевским войском руководили сразу два воеводы - Свенельд и Асмуд. Так поступать неразумно, но политическая обстановка в столице вынуждала нарушить принцип единоначалия. Партии противников Игоря, возглавляемой Свенельдом, противостояла партия сторонников законного князя, её возглавлял Асмуд. У каждой партии имелись свои вооружённые отряды. И вдруг до киевских вельмож дошло, что за кровавыми сварами они теряют первенство на землях Великой Руси. Срочно требовалось прекратить свары (на время) и покончить, наконец, с настырным конкурентом. Только поэтому, против всех законов государство возглавила женщина - другого выхода не осталось. И всё же, пусть и номинально, русским князем считался маленький Святослав:
"Начало княжения Святослава, сына Игорева. В год 6454 (946). Ольга с сыном своим Святославом собрала много и храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: "Князь уже начал; последуем, дружина, за князем". И победили древлян, Древляне же побежали и затворились в своих городах. Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню, так как те убили ее мужа, и стала с сыном своим около города"
("Повесть временных лет", ЛП, с. 165, С.-Петербург, 1996)
Эпизод с копьём можно бы счесть библеизмом: пророк Елисей при нападении сирийцев на Израиль заставлял царя Иоаса стрелять в сторону противника и это будто бы принесло победу. Библейское влияние на летопись действительно велико, однако, сходный эпизод есть и в скандинавской "Старшей Эдде":
"В войско метнул
Один копье,
это тоже свершилось
в дни первой войны" ()
("Прорицание вёльвы" // "Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах", БВЛ, с. 185, М., 1975)
Остаётся признать описанный обычай древним и широко распространённым, известным самым разным народам. В летописи нет других упоминаний об этом обычае, возможно, что к X веку он уже и начал забываться на Руси, о нём вспомнили только, чтобы ободрить войско, мол, князь у нас маленький, да удаленький. Следующий явно фольклорный сюжет - сожжение древлянской столицы Искоростеня.
"И стояла Ольга все лето и не могла взять города, и замыслила так: послала она к городу со словами: "До чего хотите досидеться? Ведь все ваши города уже сдались мне и согласились на дань и уже возделывают свои нивы и земли; а вы, отказываясь платить дань, собираетесь умереть с голода". Древляне же ответили: "Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего". Сказала же им Ольга, что-де "я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, а в третий - когда устроила тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить, - хочу только взять с вас небольшую дань и, заключив с вами мир, уйду прочь". Древляне же спросили: "Что хочешь от нас? Мы рады дать тебе мед и меха". Она же сказала: "Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас немного: дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому-то и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас этой малости". Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им: "Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти, - идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город" <...> Ольга же, раздав воинам - кому по голубю, кому по воробью, приказала, привязывать каждому голубю и воробью трут <...> И когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда <...> и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань"
("Повесть временных лет", ЛП, с. 165, С.-Петербург, 1996)
В сообщении Летописца Переславля Суздальского коварная княгиня будто бы предлагала древлянам с помощью птиц "дати б(ог)амъ жрътву от вас" (ПСРЛ, т. XLI, с. 16, М., 1995). Двусмысленное словосочетание обрекало в жертву самих древлян. В тиши монастырей подобные байки, может, и казались правдоподобными, но вот почему-то никто из князей не пытался повторить опыт княгини Ольги. И дело не только в том, что птица не полетит в своё гнездо с огнём. Она и не долетит, она и не взлетит даже. Птичьи перья моментально вспыхнут, как порох, и от птицы ничего не останется. Экспериментально летописную байку попытался проверить Август Людвиг Шлёцер, автор "Нестора". Оказалось, что "птицы гибнут, падая на то самое место, с которого взлетели" (А.Ю. Карпов "Княгиня Ольга", ЖЗЛ, с. 106, М., 2009). Техническая невозможность этого эксперимента очевидна, но летописцам очень уж хотелось найти доказательства "мудрости" княгини-христианки. А поскольку это снова фольклорный сюжет, то неудивительно появление его вариантов у других народов. Похожую победу якобы одержал норвежский Харальд:
"Когда Харальд приплыл на Сикилей, он воевал там и подошел вместе со своим войском к большому городу с многочисленным населением. Он осадил город, потому что там были настолько прочные стены, что он и не помышлял о том, чтобы проломить их. У горожан было довольно продовольствия и всего необходимого для того, чтобы выдержать осаду. Тогда Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам ловить птичек, которые вьют гнезда в городе и вылетают днем в лес в поисках пищи. Харальд приказал привязать к птичьим спинкам сосновые стружки, смазанные воском и серой, и поджечь их. Когда птиц отпустили, они все полетели в город к своим птенцам в гнезда, которые были у них в крышах, крытых соломой или тростником. Огонь распространился с птиц на крыши. И хотя каждая птица приносила немного огня, вскоре вспыхнул большой пожар, потому что множество птиц прилетело на крыши по всему городу, и один дом стал загораться от другого, и запылал весь город. Тут весь народ вышел из города просить пощады, те самые люди, которые до этого в течение многих дней вызывающе и с издевкой поносили войско греков и их предводителя. Харальд даровал пощаду всем людям, кто просил о ней, а город поставил под свою власть"
("Сага о Харальде Суровом" // Снорри Стурлусон "Круг Земной", ЛП, с. 405, М., 1980)
Такая же байка приводится в сочинении Саксона Грамматика (XII в.):
"Затем он начал войну с королём Геллеспонта Хандваном, который укрылся от него в окружённом неприступными стенами городе Дуна, более надеясь на эти укрепления, чем на свою способность противостоять ему <в открытом бою>. Поскольку стены города были слишком высоки, чтобы отважится брать город приступом, Хадинг приказал людям, опытным в ловле пернатых, наловить разных птиц, чьи гнёзда находились в этом городе, и привязать к их крыльям зажжённые фитили; птицы, ища спасение в своих гнёздах, улетели обратно, из-за чего в городе начался пожар. Все горожане бросились тушить огонь, из-за чего городские ворота остались без защиты. [Немедленно] напав на город, Хадинг схватил Хандвана и в качестве выкупа велел ему заплатить столько золота, сколько весил сам Хандван. Хотя Хадинг мог убить своего врага, однако он предпочёл подарить ему жизнь"
(Саксон Грамматик "Деяния данов", т. I, с. 45-46, М., 2017)
А.Н. Веселовский помещал "Геллеспонт" Саксона Грамматика на Западной Двине (А.Н. Веселовский "Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском" // Известия отд. русского языка и словесности Имп. Академии наук, т. XI, кн. 3, с. 14, С.-Петербург, 1906). Сюжет с огненными птицами явно заимствован на Руси. Но ведь его можно найти и в Библии. Самсон использовал тот же приём, только птиц заменил лисицами. Лисицы из-за своей окраски стали символизировать огонь, в первобытное время языки огня люди могли представлять в виде бегающих и прыгающих лисиц, ну как у нас огонь называли красным петухом. В русской летописи птицы появились оттого, что в старое время воробьиными или рябинными назывались ночи грозовые и ночи с яркими зарницами (С.И. Ожегов "Словарь русского языка", с. 80, М., 1953; В.И. Даль "Толковый словарь живого великорусского языка", т. IV, с. 124, М., 1956). "На Илью обыкновенно бывают "воробьиные ночи" - когда в течение целой ночи раздаются оглушительные раскаты грома, молния почти беспрерывно ярко озаряет все небо, испуганные птицы постоянно мечутся, вспархивают, натыкаются на разные предметы и падают. В такую ночь ревет скот, страшно становится и не спится человеку" (А.Ф. Некрылова "Русский традиционный календарь на каждый день и для каждого дома", с. 380, С.-Петербург, 2007). Слово "рябой" характеризовало вспышки на небе: "И бывши нощи рябиннои, бысть тма, и громъ шибааше и молния и дождь" (Софийская I летопись, ПСРЛ, т. V, с. 124, Л., 1925). А затем оно образовало два диалектных варианта. Так и воробей тоже стал символизировать огонь.
Скорее всего, Искоростень не сжигали, в этом не было необходимости. Так что перед нами бродячий фольклорный сюжет. Древлянский город киевляне, конечно, взяли, но обычным способом - штурмовали его или (что вероятнее) горожане сами сдались. А головешки Ольге совсем ни к чему. Правда, в некоторых летописях утверждалось, что городских старейшин княгиня "ижьже" (Ипатьевскя летопись, РЛ, т. XI, с. 38, Рязань, 2001). Вполне вероятно, что правящую верхушку древлян Ольга и в самом деле полностью ликвидировала, обезопасив себя на будущее, но прочему народу "платить повЪлЪ по двЪ кунЪ чръныхъ, по две веверици и скоры и медъ..." (Летописец Переславля Суздальского ПСРЛ, т. XLI, с. 17, М., 1995).
И вот тут вырисовывается весьма запутанная история. Распутать её попытался А.М. Членов в своей книге "По следам Добрыни", М., 1986. Автор основывался на статье русского историка XIX века Д.И. Прозоровского. В этой статье выдвинута версия, что в Искоростене были взяты в плен дети князя Мала - Добрыня и Малуша (Д.И. Прозоровский "О родстве св. Владимира по матери" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, кн. I, с. 17-26, СПб., 1864). Версия основана на летописном тексте:
"В лЪто 6478 (970). Святославъ посади Ярополка в КиевЪ, а Ольга в ДеревЪхъ. В се же время придоша людье Ноугородьстии, просяше князя собЪ: "аще не поидете к намъ, то налЪземъ князя собЪ": и рече к нимъ Святославъ: " а бы пошелъ кто к вамъ". И отпрЪся Ярополкъ и Олегъ; и рече Добрыня: "просите Володимера". Володимеръ бо бЪ отъ Малуши, ключницЪ Ользины; сестра же бЪ Добрыни, отець же бЪ има Малъкъ Любечанин, и бЪ Добрына уй Володимеру"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 67-68, Рязань, 2001)
Д.И. Прозоровский пришёл к выводу, что неведомый Малк Любечанин и был древлянским князем Малом, взятым в плен и заточённым в Любечском замке, потому что летописец говорит о нём не как о простом гражданине, "но как о лице известном, сын которого принадлежал к высшей аристократии" (Д.И. Прозоровский "О родстве св. Владимира по матери" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, кн. I, с. 20, СПб., 1864). Он указывал, что Добрыня приобрёл большое значение и управлял государственными делами. Простолюдин не мог занять такого высокого места (Там же). И дальше Д.И. Прозоровский писал: "Мы видим, что из сыновей Владимира признаны князьями только произошедшие от его жён, а не от наложниц; если же Владимир самою Ольгою был признан князем, то его мать... происходила из такого рода, который давал ей право быть княгинею, и по которому она впоследствии признана женой Святослава, т.е. сама была княжною" (Там же, с. 21). По расчетам Д.И. Прозоровского "в год завоевания Ольгою древлянской земли Малуша находилась в возрасте от 1 до 4 лет, и могла быть не только Ольгиною пленницею, но и воспитанницею" (Там же).
Вывод Д.И. Прозоровского, который популяризирует А.М. Членов - Малуша, урождённая княжна, была не наложницей, а законной женой Святослава. Этот вывод поддержал И.И. Срезневский: "Что Владимир был действительно сыном законным киевского князя, князем по рождению, это доказывают и одинаковая заботливость о нём и об остальных его братьях по отцу Ярополке и Олеге бабки его Ольги... и принятие его Новгородцами, и равенство прав его с правами братьев, выразившееся в их междоусобии" (И.И. Срезневский "О Малуше, милостнице в.к. Ольги, матери в.к. Владимира" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, с. 33, 1864).
Поддержал Д.И. Прозоровского и А.А. Шахматов: "Думаю, что основная мысль Прозоровского верна: Малко одно лицо с Малом древлянским..." ("Мстиша Свенельдич и сказочные предки Владимира Святославича" // А.А. Шахматов "Разыскания о русских летописях", с. 267, М., 2001).
Единственным источником утверждений о рабском происхождении Владимира и Малуши стали слова полоцкой княжны Рогнеды: "не хочю розути робичича..." (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 74, Рязань, 2001). Но и это опять фольклор. В "Старшей Эдде" (XIII в.) есть "Песнь о Хлёде", содержание которой поразительно напоминает летописный рассказ, только отнесённый к временам противоборства готов и гуннов. Хлёд жил при дворе правителя гуннов Хумли. После смерти отца, он потребовал от сводного брата Ангантюра свою долю наследства, но в ответ услышал одни насмешки и оскорбления:
"Щедро судишь ты
рабыни отродью,
сыну рабыни,
от князя рождённому"
Именно, как Рогнеда будто бы назвала Владимира. В ответ на оскорбление Хумли и Хлёд собрали большое войско и принялись опустошать страну готов. Всё, как в русской летописи. Единственное отличие в том, что в скандинавском предании победа отдаётся "своим" готам ("Песнь о Хлёде" // "Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах", БВЛ, с. 350-356, М., 1975). Эта же история использована и в прозаической "Саге о Хервёр и Хейдреке" ("Саги о древних временах" - 5, с. 47-54 // Библиотека сайта "Северная Слава").
Таким образом, историческим в летописном предании является только факт войны Владимира против Полоцка. Князь готовился к схватке с Ярополком и не мог оставить его союзника в своём тылу. А подробности взяты из фольклорных преданий. Исторический Владимир - законный сын от законной жены Святослава.
Большинство летописей называют Малушу ключницей княгини Ольги - должность отнюдь не рабская: "Положение Малуши при Ольгином дворе показывает, что она была ненизкого рода, равно как и брат ее, Добрыня..." (Д.И. Прозоровский "О родстве св. Владимира по матери" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, кн. I, с. 20, СПб., 1864).
В Ипатьевской летописи на этом месте стоит слово "милостница" (Ипатьевская летопись, РЛ, т. XI, с. 45, Рязань, 2001), что по объяснению И.И. Срезневского означало - любимица, фаворитка (И.И. Срезневский "О Малуше, милостнице в.к. Ольги, матери в.к. Владимира" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, с. 31, 1864). По мнению А.М. Членова, Ольга специально воспитывала Малушу, готовя её в жёны Святославу. Для замирения древлян было важно, что будущий князь происходил из древлянской династии, пусть даже и по матери. Дети князя Мала играли вместе с наследником киевского престола. Мы не знаем, как Ольга намеревалась распределить княжения между своими внуками, в итоге всем распорядился Святослав.
В Новгородской I летописи Владимир, утвердившись в Киеве, "посади Добрыню в НовЪгородЪ, уя своего" (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 128, М., 2000). Посадить вельможу в городе можно посадником или князем. Но в новгородском списке посадников имени Добрыни нет. Его сын Константин там имеется, а Добрыни нет (В.Л. Янин "Новгородские посадники", с. 25, М., 2003). Тогда в каком качестве Добрыня был посажен в Новгороде? Если он не посадник, значит - князь? Высшая знать на Руси состояла только из князей.
Еще В.Н. Татищев признавал Малушу законной женой Святослава: "Святослав, сын Игорев... Супруги: 1) Предслава, княжна венгерская...2) Малуша, дочь славянина Каплюши Мальца любчанина" (В.Н. Татищев "История Российская", т. I, ч. I, с. 372, М., 1994).
Где В.Н. Татищев обнаружил венгерскую княжну, уже не выяснить, но в многожёнстве великого князя нет ничего необычного. У Игоря Ольга оставалась единственной женой, должно быть Рюриковичи происходили из той группы руси, где полагалось иметь всего одну супругу. Но у полян многожёнство было в обычае, чем позднее и воспользовался в полной мере Владимир. В летописи только он назван сыном Малуши, в отличие от своих братьев. Лишь одному Владимиру Добрыня приходился дядей. Так значит, вторая жена у Святослава совершенно точно имелась. Рюриковичи начали воспринимать местные полянские обычаи.
По мнению Д.И. Прозоровского и А.М. Членова отец Добрыни и Малуши древлянский князь Мал содержался в плену, но о его дальнейшей судьбе ничего не известно. Так может его и не брали в плен, а сразу убили в бою? А.А. Шахматов предложил свою версию и довольно логичную. Он высказал мнение, "что летопись не даёт основания предполагать, чтобы Мал был князем Искоростенским". Одно из летописных сказаний связывает Мала с городом Кольцом:
"А сама княгини Ольга нача пленити Древлянскую землю и попленивъ и прииде подъ градъ ихъ Колецъ i ста около его <...> И повелЪ княгина Олга Колецъ градъ разорити и князя ихъ Мала повелЪ убити"
(Ф.А. Гиляров "Предания русской начальной летописи", с. 250, М., 1878)
Город Колец А.А. Шахматов связывал с Клецком, и там будто бы княжил Мал. И называли его тогда Мал Кольчанин, это уже потом составители летописи переосмыслили имя в Малка Любечанина ("Мстиша Свенельдич и сказочные предки Владимира Святославича" // А.А. Шахматов "Разыскания о русских летописях", с. 268, М., 2001). Действительно, далеко не всегда родовая знать допускала князя в столицу: Олег Святославич, став древлянским князем, тоже пребывал не в Искоростене, а в Овруче на краю княжества, Глеб Муромский на самом деле жил вне Мурома, а новгородцы своих князей селили в Рюриковом городище. Порой взятие города Кольца летописцы приписывали князю Олегу (М.Г. Халанский "К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем" // ЖМНП, С.-Петербург, 1902, июль, с. 297).
Имя Малуша явно детское и произведено от имени отца, что не было редкостью на Руси: Олег-Ольга, Рогволод-Рогнеда, Мал-Малуша. Полное имя, конечно, звучало иначе. В летописи под 1000 годом сообщается: "Преставися МалфрЪдь. В се же лЪто преставися и РогнЪдь, мати Ярославля" (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 126, Рязань, 2001). А.А. Шахматов был убеждён, что Малфредь - это Малуша, мать Владимира ("Мстиша Свенельдич и сказочные предки Владимира Святославича" // А.А. Шахматов "Разыскания о русских летописях", с. 269, М., 2001).
Имя Мал тоже уменьшительное, наверняка имелся и полный его вариант. Но не следует, как пытался Д.И. Прозоровский, производить его от слова "малый" (Д.И. Прозоровский "О родстве св. Владимира по матери" // "Записки Императорской Академии наук", т. V, кн. I, с. 17, СПб., 1864). Летописцы даже переделывали имя Мал в Нискиню (от слова низкий). Княжеские имена так не образуются. Связаны ли с древлянами готские Амалы? Когда-то готы проходили теми краями на пути к Причерноморью. Они представляли собой конгломерат из самых разных народов, в том числе и славянских или близких к ним. В составе готов выделялись роды Грейтунгов и Тервингов, их названия можно толковать по-русски, как поляне и древляне. Но доказательств нет.
Действия Ольги после победы над древлянами в летописи изображены так:
"И иде Вольга по ДерьвьстЪй земли съ сыномъ своимъ и съ дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть становища еЪ и ловища. И приде вЪ градъ свой Киевъ съ сыномъ своимъ Святославомъ, и пребывши лЪто едино"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 58, Рязань, 2001)
После вразумления древлян, их вернули к прежней жизни, но уже под управлением не местных князей (заразу выкорчевали с корнем), а центральной власти. На следующий год Ольга совершила путешествие уже по Северной Руси, видимо, и там произошли какие-то неурядицы:
"В лЪто 6455 (947), иде Вольга Новугороду, и устави по МьстЪ погосты и дани и по ЛузЪ оброки и дани; и ловища ея суть по всей земле, знамянья и мЪста и погосты, и сани ее стоятъ въ ПлесковЪ и до сего дне, и по ДнЪпру перевЪсища и по ДеснЪ, и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядивши, възратися къ сыну своему Киеву, и пребываше с нимъ въ любъви"
(Там же, с. 58-59)
Путешествие потребовалось Ольге для утверждения законности её княжения, чтоб её признали княгиней не только в Киеве, но и в Новгороде. Если в Пскове так почитали Ольгу, значит, она и в самом деле была родом из этого города. Государственное устройство выглядело необычно: на вершине власти находились два правителя - формальный (Святослав) и фактический (Ольга), вторую ступеньку занимали тоже двое претендентов - Асмуд и Свенельд, а ниже их располагались остальные князья. Асмуд недолго продержался у власти и быстро исчез со страниц летописей. Или Свенельд нашёл способ оттеснить соперника от престола, или Асмуд просто умер (может и не своей смертью). Свенельд заботился только о своих интересах, он стремился к личной власти. С его силой и влиянием он мог бы добиться для себя второго по значению Черниговского престола, если только Рюриковичи не сплотятся.
Десять лет прошли спокойно, и тут Ольге снова приспичило путешествовать, и она отправилась аж в Царьград. До сих пор русские князья ходили туда только с войском. Летописец объяснял путешествие княгини её желанием креститься. Домыслы, конечно. Но и византийский император Константин VII Багрянородный, описавший в своём трактате "О церемониях византийского двора" приём княгини Ольги при императорском дворе, добавил не слишком много нового. Он, правда, детально показал саму церемонию. Из сообщения, что людям Ольги вручили по 20 милиарисиев, а людям Святослава только по 5 (Константин Багрянородный "О церемониях византийского двора" // "Древняя Русь в свете зарубежных источников", т. II, с. 146, М., 2010), мы можем заключить, что именно Ольгу в империи признавали реальной правительницей Руси, и что её сына пока ещё не допускали к власти. Император подробно рассказывал: кто где стоял, кто где сидел, кому сколько дали, но о главном - о содержании переговоров - он не сказал ни слова. А ведь это самое интересное.
В общем-то, можно догадаться о причине визита. Русская знать в значительной степени состояла из христиан, остальные тоже не возражали против крещения. Тогда будет удобнее устанавливать контакты с христианской Европой, да и торговать станет проще. Проблема заключалась в другом. Такое мощное государство, как Русь, не могло занимать подчинённое положение среди прочих, не столь значительных государств. Для него требовалось либо своя отдельная христианская церковь, либо епархия высокого ранга. Ничего Ольга не получила. В империи её приняли как просительницу, подвергли унижениям, пытаясь поставить в положение вассала. Вернувшись в Киев, Ольга с обидой ответила, на послание императора, просившего подарки и военную помощь:
"Аще ты, рьци, такоже постоиши у мене в ПочайнЪ, якоже азъ в Суду, то тогда ти дамъ"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 61, Рязань, 2001)
Потерпев неудачу на Востоке, Ольга попыталась скомпенсировать её на Западе и в 959 году отправила посольство к германскому королю Оттону I. Повторилась та же история. Теперь правители Германии обезумели от жадности и вздумали воспользоваться случаем для подчинения Руси, не подумали, что могут и подавиться. Без обсуждения, без договоренности с Ольгой, без согласия русской стороны на Русь был отправлен епископ Адальберт. Отправлен незвано, не прошено. Явился и любите его. А незваный гость хуже известно кого. Так с великими государствами не обращаются, и королю следовало быть поумнее. Провал миссии Адальберта сразу можно было предсказать, в 962 году ему пришлось срочно улепётывать, некоторые из его спутников были убиты ("Хроника Регинона Прюмского с трирским продолжением" // А.В. Назаренко "Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков", с. 108, М., 1993). По мнению Б.Я. Рама, причиной стали насильственные методы Адальберта (Б.Я. Рамм "Папство и Русь в X-XV веках", с. 36, М.-Л., 1959)
Вдобавок ко всему, у Ольги начались конфликты с выросшим сыном. На её уговоры принять крещение Святослав отвечал отказом. Он видел, что после христианских метаний Ольги началось разрушение государства: вятичи, закоренелые язычники, отложились от Руси, хазары снова захватили Приазовье (П.К. Коковцов "Еврейско-хазарская переписка X веке", Ленинград, 1932). А княгиня лишь демонстрировала полную беспомощность в международных делах и Святослав всё чаще "гнЪвашеся на матерь". Терпение у него лопнуло, и в 962 году Святослав решительно отстранил Ольгу от власти, взяв управление государством в свои руки.
Княгиня Ольга показала себя никчемным правителем. Её "мудрое" правление принесло Руси территориальные потери и попытки соседей закабалить её.
