Иван Фёдорович проснулся рано. Вышел в одних трусах во двор, сделал пару приседаний и с привычными "Ох" да "Ух" окунулся в бочке.
Надо сказать, вёл он здоровый образ жизни: утро начиналось с лёгкой зарядки и небольших водных процедур. Был Иван Фёдорович ярым вегетарианцем и особенно любил морковку. Пол огорода было усеяно "заячьей забавой", как называла любимое лакомство мужа Клавдия Степановна, связанная узами брака вот уже тридцать семь лет. Сама же она к данной овощной культуре относилась равнодушно, или даже отрицательно. И дело тут вовсе не во вкусе, просто хруст морковки на зубах мужа стоял у неё в ушах. В хозяйстве Клавдия Степановна исключительно для себя держала два поросёнка и с десяток кроликов. Последних она не редко подкармливала морковкой, воруя её с личных грядок Ивана Фёдоровича, но продолжалось это не долго. Как только он пронюхал о страшном преступлении жены, тут же огородил морковные грядки колючей проволокой. И только отперев маленькую металлическую калиточку, можно было проникнуть в священное место. На калиточке же имелся огромный навесной замок, единственный ключ от которого Иван Фёдорович хранил при себе.
Морковка была непременным атрибутом всех блюд. Если салат, то с морковкой, суп какой, опять - таки с ней. Картофель жареный, омлет, рис, гречка, перловка, пирожки - всё с морковкой. Иван Фёдорович даже самогон ею закусывал, употребление которого, как он считал, никак не вредит здоровому образу жизни. На зиму же засаливал целый арсенал трёхлитровых банок. Одним словом, морковка была для Ивана Фёдоровича нечто большим, чем просто морковкой.
По соседству жил Яков Петрович. У него тоже была своя "морковка" - самогон, с ним то он и наведывался по вечерам к мужу Клавдии Степановны. К слову сказать, осушили они вчера ни много ни мало, два литра.
Была у Ивана Фёдоровича одна привычка, вернее, правило: каждый вечер заготавливать на утро любимое лакомство. Прошлый вечер не стал исключением. Перед приходом Якова Петровича нарвал он морковки, отделил её от лопухов, тщательно промыл на два раза и положил в огромную стеклянную чашу.
Потирая своё старое худенькое тело, Иван Фёдорович, как и полагается после утренних процедур, забежал на кухню в предвкушении сладенькой, сочной, хрустящей, наивкуснейшей морковушки. Только он переступил порог, как глаза его наполнились ужасом, страхом, негодованием и всеми тому подобными ощущениями. Беда! Катастрофа! Чаша, по обыкновению до отвала набитая морковкой, была пуста.
Иван Фёдорович, не отрывая взгляд от голой посудины, сделал три шага в сторону и, нащупав под собою стул, медленно сел на него.
Как? Кто? Зачем? Когда? Куда?- произнёс он, заикаясь.
Схватился руками за голову, встал со стула, топнул ногой и закричал что есть мочи:
- Клавка! Клавка! Кла...
Не успел он в третий раз прокричать имя, как на кухню залетела жена.
- Дура, как ты могла,- размахивая руками, начал Иван Фёдорович,- сколько раз я предупреждал тебя, я и грядки огородил, а нет, она совсем совесть потеряла, со стола воровать стала.
- Да Господь с тобой, старый дуралей, на кой мне морковка твоя далась, смотреть на неё уж тошно.
- Тебе то, может быть и тошно, а вот зайцам твоим...
- Да какие зайцы?!- перебила она,- я же вчера до тебя легла, а ты с Яковом, паразитом окаянным, самогон распивал, а морковка твоя целехонькая в чаше и лежала, да ты сам вспомни.
Иван Фёдорович снова присел на стул и, подперев кулаком подбородок, задумался.
- Точно!- произнёс он, размахивая указательным пальцем правой руки,- Яков, прохиндей заразный, он мою морковушку и утащил!
- А ему то она на кой?- спросила Клавдия Степановна.
- На кой, на кой,- передразнил её супруг,- то-то он мне всё жаловался, мол, у меня морковка нынче худенькая, щупленькая, да и вкус не тот, а у тебя, говорит, крупная, как баклажан, сладенькая, хрустящая! Вот он, паразит, и спёр. Ну погоди, Яков, саранча морковная, погоди!
Иван Фёдорович встал со стула, вышел во двор и решительно направился к дому Якова Петровича. Отворил калитку, поднялся на крыльцо и со всего размаху ударил в дверь ногой. Никто не открыл. Снова ударил. Никого. Замахнулся в третий раз и вновь пнул, вот только в дверь он не попал, а прямиком угодил в левую ногу Якова Петровича, отворившего дверь.
- Ага! Получил, дурень подзаборный!- радостно вскрикнул Иван Фёдорович.
- Да ты что?! С дубу рухнул!?- держась за колено и корчась от боли, произнёс тот.
- Ты почто морковку воруешь, лис облезлый?
- Фёдорович, ты чего? Перепил вчера иль в самом деле с дубу рухнул? Какую морковку?
- Крупненькую, вкусненькую, не то, что у тебя - мелочь дряхлая, мою морковку!
- Ну ты и в самом деле, Иван, окочурился. Ты же вчера ею самогонку закусывал, а как меня провожать пошёл, так у тебя ещё, с десяток, в чаше оставалось, ну ты вспомни, сам ведь со мною до ограды плёлся.
Иван Фёдорович медленно почесал затылок и, пожав плечами, произнёс:
- А кто же морковку утащил?
- Пёс твой, Васька!- спокойно ответил Яков Петрович.
- Василий. Он на "Ваську" не отвлекается,- поправил его сосед,- а собаке то на кой она далась? Он ведь у меня и на цепи сидит.
- Да ты ведь его вчера спьяну отпустил, а пред этим Клавдия твоя всё ворчала, пёс, мол, целый день голодный, покормил бы. А как мы во двор вышли, дверь в хату не заперта была, вот с голодухи Василий твой морковки и налопался.
- Точно!- взвизгнул Иван Фёдорович,- вот псина вшивая!
Молча повернувшись, направился он в родные владения. Войдя во двор, медленно подкрался к будке и, ударив кулаком по крыше собачьей конуры, прокричал:
- А ну выходи, жулик мохнатый!
Василий выглянул из будки и облизал нос.
- Ага! Точно ты съел! Ну иди сюда, любитель морковки.
Иван Фёдорович схватился за ошейник и вытащил пса наружу. Конечно, смешно было видеть его в одних трусах, шлёпающего собаку. Всем смешно, кроме Василия. Ему, бедняге, после такой порки, ничего не оставалось, как заскулить и забиться в углу собственной конуры. Ну а Иван Фёдорович, разоблачивший злостного похитителя и изрядно наказав его, спокойно отправился в родную хату.
Клавдия Степановна хлопотала на кухне, а муж её сидел за столом, тяжело сопя ноздрями. Вдруг неожиданно из рук её полетела тарелка, она взмахнула вверх и шлёпнула себя по лбу.
- Вспомнила!- произнесла женщина и обратилась к супругу,- ты морковку и съел!
- Я!?- недоумённо переспросил тот.
- Ну ты вспомни, вчера завалился в комнату, сел на кровать и давай хрумкать, я от того и проснулась.
В это мгновение в груди Ивана Фёдоровича защемило так, будто кто-то начал кусать его изнутри. По всей видимости, причиной болезненных укусов была совесть.
Именно она побудила провинившегося пойти и извиниться перед, забившимся в угол конуры, Василием.