Маленькие дети - это единственная хорошая разновидность людей.
Стивен Кинг
Всё, хватит, дальше нельзя!
Я возвращаюсь в детство...
Олег Медведев
Парень с девушкой шли по тёмным улочкам Тамбова.
- Слушай, ты хоть сам понимаешь, что говоришь? - строго спросила она.
- Конечно.
- Может, тебе лучше пойти и поспать? - девушка с недовольством посмотрела в его помутневшие глаза.
- У меня такое ощущение, будто я что-то гадкое сказал, а не "я тебя люблю".
- Просто когда "я тебя люблю" перегаром отдаёт, удовольствия мало.
- Так ведь я совсем чуть-чуть. Слегка принял для куражу. Не более.
Девушка хитро улыбнулась:
- Готова поспорить, что с утра ни о чём не вспомнишь. Так что, Стёп, тебе правда лучше проспаться.
Степан не отставал. Нет, такой расклад ему не по душе. Раньше всё получалось по-другому, "священные слова" хотя бы производили впечатление, а тут... Но до этого девушки иного плана попадались, а здесь случай не из лёгких. Не знаешь, с какого боку начать.
У начальника был сегодня день рождения, отмечали с полудня, пили-гуляли, и чёрт дёрнул проводить с работы Марину - красотку из фирмы по соседству.
- Почему не вспомню? Давай вот что сделаем. Возьми губную помаду и на лбу мне напиши: "Я тебя люблю!!!" Большими такими красными буквами. Я с утра встану, посмотрю в зеркало и вспомню. Что скажешь?
- Дурак!
- А как быть? Нет-нет, подожди, Прошу тебя! Ну, блин, это уже не признание, а марш-бросок. Маринка!
Девушка не обернулась, а быстро села в автобус. Степан побежал. Что-то кричал, махая руками. Двери сразу закрылись, автобус тронулся. Водитель, похоже, не собирался пускать в салон пьяного безумца в куртке нараспашку.
Кепка полетела в лужу. Стёпа остановился и обречённо посмотрел вслед автобусу, силуэт которого постепенно растворялся в сумерках, оставляя струйку вонючего дыма.
С трудом поднял кепку из лужи, при этом покачнулся и сам чуть не грохнулся в жижу.
- Только б на милицию не нарваться! - сказал Стёпа. - По Советской одни патрули... А ведь права: какой я дурак!
Фонари до сих пор не зажгли, и он с трудом шёл по тёмной улице, еле-еле различая силуэты домов и стоящий по обочинам машин. Домой Степан добрался только к полуночи. Долго плутал по городу, сам до конца не понимая, где именно.
Долго стоял у порога, затем наконец поднял руку и позвонил. Дверь открылась почти сразу, и Стёпа увидел раздосадованную мать.
- Ну и где ты шлялся так долго? Спрашивается, не мог позвонить?
Стёпа ввалился. Нагнувшись, безуспешно попытался развязать шнурки.
- У-у-у! - протяжно произнесла мать. - Коль, посмотри: да он, сволочь, на ногах не стоит!
Из зала вышел отец в трико.
- Я говорю - спивается! И это в двадцать лет. А что дальше будет? Шура, ты только представь!
Степа продолжал молчать, согнувшись в три погибели. Он был похож на человека, кающегося в церкви.
- Мы тебя для чего рожали? Чтоб ты нам такие подарочки приносил средь ночи? - отец заводился.
- Какие подар... подарочки? - Степан поднял голову, и лицо расплылось в пьяной улыбке.
- Нет, я не буду на это смотреть, - мать застегнула пуговицу халата и пошла в спальню.
С трудом сняв испачканную куртку, Степан повесил её в прихожей. Потом, шатаясь и напевая что-то, пошёл к себе в комнату. Не снимая свитера и не разбирая кровать, повалился лицом в подушку.
Сквозь пьяную дрёму он слышал, как мать плакала в соседней комнате.
* * *
Наутро ужасно трещала голова. Хорошо, что на работу не надо идти, а то никогда б не поднялся. Всю ночь Стёпу мучили какие-то глупые сны. Сначала снился шеф, держащий в руках рюмку с коньяком, при виде которой у Степана возникало отвращение и начало тошнить.
Вот он будто слышит, как начальник говорит тост, и Степан смотрит в его глаза. Удивляется тому, что они как у совы - большие, светящиеся с продолговато-раздвоенными зрачками. На лице начинают вырастать перья, и шеф, размахивая странными руками-крыльями, начинает летать по офису, протяжно ухая.
Вот идиотизм!
Потом, в следующем сне, Степан видел Марину, одетую в обтягивающий спортивный костюм. Длинные волосы она собрала в пучок красной резинкой, на ногах у неё модные кроссовки. Он идёт к ней, держа в руке свежие розы. А она смеётся, разбрасывает букет по асфальту и говорит: "Не видишь, что ли? Я совершаю марш-бросок". И, слушая музыку в плеере, начинает медленно бежать. Он следует за ней, но чувствует, что задыхается, и кричит: "Маринка, подожди! Я хочу тебе кое-что сказать". Она не слышит - наверное, музыка играет слишком громко. "Ну стой!" - он хватается за живот и, тяжело дыша, останавливается. Слышит её смех, уходящий куда-то вперёд.
Степан открыл глаза. Сразу возникло впечатление, что в голове роились пчёлы и постоянно жужжали, высасывая нектар из извилин мозга. В горле пересохло, будто на самом деле пришлось всю ночь где-то бегать.
Он поднялся на ноги. Осмотрел серую комнату, в которую не проникал свет через плотно зашторенные окна. На столе лежала записка со знакомым почерком мамы: "Мы с отцом уехали к бабушке на неделю. Еды в холодильнике хватит. Веди себя прилично. Мы на тебя надеемся. Мама".
- Вот, вообще остался один, - сказал он сам себе и пошёл в ванную. Умылся. Посмотрел на отражение в зеркале и не узнал себя. Какое-то унылое, опухшее существо из другого мира. Интересно, а что бы он сейчас стал делать, если ко всему прочему и правда добавилась надпись на лбу "Я тебя люблю!!!"?
Подошёл к музыкальному центру и на ощупь сумел кое-как отыскать и запустить диск своего любимого исполнителя Олега Медведева. Давно знакомые переборы, мелодичный, ставший родным голос запел:
Я снова не туда, не туда!
Шёл, расшибая лоб,
На мху скользя,
Но вот сказал себе:
"Стоп, всё, дальше нельзя!
Я возвращаюсь в детство!"
Поставив на кухне чайник, Стёпа принялся унылым пустым взглядом смотреть в окно. Шёл мелкий дождь, капли тускло поблёскивали на стекле. Во дворе было пусто и одиноко.
Медведев тем временем запел следующую песню, которая как никогда хорошо вписывалась в унылую серость утра:
Дождь, дождь от самого края
Мёртвых полей.
Кругом один дождь -
Ни ада, ни рая.
Раз такое дело - водки налей.
"Ух, только водки не надо!" - Стёпа с отвращением вспомнил вчерашний день...
Пустая скамейка около подъезда. Та самая скамейка, с которой связано безумное множество хороших тёплых воспоминаний. Кажется, ещё совсем недавно он жил в дивном красочном детстве, где всё было так просто и здорово. Тогда дворовые пацаны играли в футбол и не дружили со Стёпкой. Острый на язык Костик из первого подъезда - рыжий, задиристый - дал ему прозвище Жених.
- Что, Жених, опять к своей невесте припёрся? - говорил он, когда видел Стёпу, который тайком пытался пробраться к своей подружке Ленке.
Насупившись, Стёпка бубнил:
- Куда надо, туда и иду. Тебя не спросил.
В ответ Костик с серьёзным видом морщил лоб. Было видно, что он подражает своему отцу-учёному.
- Ты почему, - говорил рыжий, - так неуважительно со мной разговариваешь? Хочешь получить, это я враз те вдарю!
- Так, Костя! - раздался волевой женский голос. - Опять за своё! Придётся всё рассказать твоему отцу!
Это была мама Лены, которая шла домой. Она работала учительницей начальных классов в школе, и ей очень нравился Стёпа. Ведь тогда он был таким хорошим мальчиком, которого так и хотелось взять и слегка потрепать за пухленькую щёчку.
- Мы с тобой ещё поговорим! - важным голосом сказал Костик и убежал.
- Привет, Стёп. Ты, наверно, к Лене. Пойдём.
Они зашли в квартиру.
- Лена, дочка. Я тебе жениха привела. Встречай.
- Никакой я не жених. Ну что вы все так меня называете? - с наигранной обидой в голосе сказал он.
- Можно подумать, не нравится.
- Конечно не нравится! - попытался поспорить Стёпа.
- Ну не ври, не ври! - весело сказала мама Лены.
Потом они пошли с Леной во двор и долго играли вместе. Теперь Степан и не помнил точно, что это были за игры, но было весело. Очень весело.
Впрочем, помнил. Однажды вечером, когда на город опустился нежный июльский вечер и голуби тихо ворковали во дворе, они сидели вдвоём на скамейке. О чём-то говорили. И тут Лена достала коробку спичек. Стёпа с опаской посмотрел на них:
- Откуда у тебя спички?
- Я взяла их на кухне, когда мама разжигала духовку. Она обычно их прячет от меня высоко. Так, чтобы достать не смогла.
- И ты их украла. Но это же плохо.
- Ну, взяла на время. Я их обязательно верну на место.
- Но зачем они тебе? Мне мама тоже строго запрещает брать в руки спички. Я не знаю даже, почему.
- А я знаю! Взрослые всё время боятся, что мы что-нибудь подожжём.
- Но мы ведь не собираемся с тобой ничего поджигать, правда?
Лена засмеялась:
- Нет, конечно.
- Но тогда зачем ты их взяла?
- А сейчас узнаешь.
Она достала из коробки две спички и вставила их в щели скамейки друг против друга.
- Смотри. Вот спичка - это ты. А эта - я. Мы будем гадать.
- А что такое гадать?
- Ну, это когда при помощи чего-то можно узнать что-то, чего просто так узнать нельзя.
Стёпа задумался и, похоже, ничего не понял.
- Ладно, смотри. Сейчас я их подожгу. Если, сгорев, они останутся стоять прямо, то мы с тобой безразличны друг другу. Если разойдутся в разные стороны, то не любим друг друга. Ну, а если...
И тут она достала ещё одну спичку и, чиркнув, подожгла те, которые вставила в щели. Спички вспыхнули и продолжили гореть, будто свечи в праздничном торте.
Затаив дыхание, мальчик и девочка смотрели, как чёрные тонкие огарки с круглыми головками медленно наклонились друг к другу.
- А это что обозначает? Ты вроде бы не сказала мне... - начал он и не успел договорить.
Она прижалась к нему и поцеловала в уголок рта. Её губы были мягкими и тёплыми, и Степан до сих пор помнил их нежное прикосновение.
А потом она сказала что-то. Вроде бы: "Я побежала возвращать спички, а то мама заметит и будет ругаться", - а может, что-то другое. Он не помнил. Даже не заметил, как она быстро убежала.
Теперь, в это серое дождливое утро, казалось, что всё происходило когда-то очень давно, в совсем другой жизни. В той сказочной детской стране, где довелось так недолго пожить ему и Лене, всё выглядело другим. Там люди думали друг о друге, а не закрывались, будто раковины, в себе, запутавшись и позабыв, что внутри многих раковин хранятся жемчужины.
В той стране, в той иллюзии существования, где приходилось жить сейчас, все заботились о себе, о своём будущем и ставили свои дела выше людей, которые рядом.
- Всё, хватит, дальше нельзя! Я возвращаюсь в детство! - сказал сам себе Стёпа.
И тут же загрустил, поняв, что это уже невозможно. Связь с детством была потеряна.
А Лена... Лена уехала жить в другой город, когда ей исполнилось семь лет. Они даже не попрощались толком. Не было никаких слов, обещаний и прочего. Да и как могло быть? Они даже не знали адресов для того, чтобы писать письма. Тогда они ещё и не умели писать.
Теперь вся эта история напоминала какой-то смешной и туманный сон, который ушёл навсегда и оставил о себе пусть тёплые, но очень далёкие и нечёткие воспоминания. Да и родной двор изменился. Вроде бы и не произошло никаких перемен, и всё та же скамейка стояла на своём законном месте, только стала совсем другой. Казалось, скамейка умерла и теперь превратилась в груду серых, разбухших от дождя досок. А тогда она как будто могла дышать, во время гадания став частью их самих, впитав в себя простую детскую надежду и наивное ожидание чуда.
Степан был согласен хоть все утро просидеть вот так, оперев локти о подоконник, и со скорбью смотреть на скамейку. Такими грустными глазами, какими обычно смотрят на покойного человека, который ещё совсем недавно мог говорить, чувствовать, смеяться, а теперь вот ушёл куда-то, оставив после себя лишь мёртвое, уже ненужное тело.
- Эта скамейка, - произнёс он сам себе, - как последняя точка в романе. Всё, повествование закончилось, и у книги нет продолжения. Единственное, что возможно - пролистать назад и вспомнить, о чём она...
Телефон вывел его из раздумий. Правда, Стёпа услышал его только после третьего назойливого звонка. Кто бы там ни был, поднимать трубку не хотелось. Настроение от воспоминаний только ухудшилось, принеся какое-то тусклое ощущение пустоты и одиночества, и никого не хотелось слышать. Всё равно голос в телефоне, кому бы он ни принадлежал, не скажет ничего хорошего. Почему-то Степан был в этом уверен.
Поднявшись, он выключил чайник, который уже давно закипел, поднял трубку.
- Алло.
- Стёп, привет. Это я, - услышал он знакомый голос.
Вроде бы кто-то из друзей, даже представил, как выглядел человек на другом конце провода, но не смог вспомнить имени. Стёпа промычал что-то нечленораздельное и продолжил молчать.
- Я что звоню. Сегодня же день рождения у Коляна.
Степан напрягся, безуспешно пытаясь вспомнить, кто такой Колян.
- Так вот, приходи к нам.
- А где отмечаете?
- Да у него дома. В общем, я Витьку Калинину позвонил, он тоже придёт.
"Ну, слава Богу, - подумал Степан, - хоть этого знаю".
- Нет, я вряд ли смогу.
- Почему? Ведь сегодня и завтра выходные.
- Да, но... - он хотел сказать правду, но не стал, боясь оказаться потом высмеянным.
Что подумают ребята про него: "Я остался один, дав обещание родителям, что всё будет хорошо и они могут ни о чём не волноваться".
- Всё равно мы тебя ждём. Не прощаюсь, - и малознакомый приятель положил трубку.
Степан снова пошёл на кухню и заварил чай. Доставая чашку, думал о том, что будет вечером.