Последний раз я виделась с Димой 5-го июля 2011г. Днем мы поиграли в волейбол на открытой площадке, а вечером с компанией из пяти человек собрались в ресторане "Натюрлих".
У меня остались воспоминания, что вечер был скучный. Дима смотрел по телевизору волейбол, один раз рассказал анекдот, который я уже знала из нашей с ним беседы по буквам, и при этом он употребил кодовое словечко, от которого мне и было весело, но в целом вечер мне ничем примечательным не показался. Ушли из ресторана в половине первого ночи. Получалось, что мы шесть часов тупо сидели за столом, пили-ели, толком ни о чем не говорили, ушли трезвые. Уже потом, вспоминая тот вечер, я недоумевала - а что же мы там делали шесть часов, поскольку все наши разговоры укладывались в один час максимум. Но о том, что там происходило, я узнала из беседы по волшебной книге гораздо позже. После ресторана Зотов повел меня к себе домой. Выпили по рюмке виски на кухне. И мне все это не нравилось, поскольку я чувствовала себя шлюхой в гостях у женатого мужчины, которую угощают недоеденной кем-то клубникой и шоколадными конфетами из уже начатых коробок. Я поела и пошла домой, он пошел меня провожать. Странно, но дома я оказалась только в начале четвертого. И снова загадочный монтаж. События восстановили в процессе разговора с помощью маятника. И я сама уже не знаю где сон, где реальность.
Итак, начиная с шестого июля, я работала с книгой и с Зотовым уже не виделась, и на волейбол не ходила тоже.
Сначала я поехала нa дачу. У меня были сильно отекшие лодыжки, и мама Валя поила меня отваром семени льна, который внешне похож на сопли. Несмотря на яростное неудовольствие Медведя-папы и сестры Ольки, я проводила время днём валяясь в гамаке в сладкой полудреме, а по ночам разговаривая с книгой. В тот период у меня проснулся небывалый аппетит, я ела буквально за троих, всё подряд, особенно мороженое и сладости. А по приезду в Москву, я увидела, что у меня вырос животик в области матки. Небольшой кругленький животик. И грудь выросла до третьего размера. Буквы мне подсказали, что я беременная.
Но беременность оказалась странная - живот есть, а месячные идут. Вначале я испугалась, думала это не менструация, а кровотечение. И сразу же стала звонить Зотову, он не ответил, я отправила ему смс. Он позвонил на следующий день и сказал, что семяизвержения не было. Как будто мысли мои озвучил... Я не рыдала, но недоумевала и злилась на него, что он вслух ничего не говорит из того, о чем вещает по буквам. Потом в процессе разговора с книгой я успокоилась. Мне было грустно, непонятно и странно. А потом начались удивительные потрясения, связанные с ожившими картинами из моего прошлого, начиная с самого раннего детства, в котором одну из главных ролей играл Митя, он же Дрёма , он же Женьки Зотова братан, он же волейболист из Куркино, стеснительный ботаник - Дима Зотов.
Дальше начались сны.
Под ритм мерный
Часов настенных
Я за собой наблюдаю.
Вглядываюсь внимательно
Внутрь себя. Засыпаю
В ожидании старательном
Познать своё я...
Себя познавать бессознательно -
Возможно ли?
Нужно ли?
Можно?
Это непросто,
Но и несложно.
Идти надо твердо
И осторожно,
Остерегаясь попасть
На путь ложный.
Здесь все серьезно,
Здесь всё понарошку.
Как в жизни все -
Всего понемножку.
Как в жизни я сама
Решаю быть или не быть
Идти или остаться
Что делать
И на Руси кому жить,
Решу я во сне,
Может статься...
Под ритм мерный
Часов настенных
Я просыпаюсь.
Оглядываюсь внимательно,
По сторонам озираюсь -
Где сон, где реальность?
Воспоминания детства и юности начались со слова Дрёма. Так Зотова звали в детстве его друзья и не только. Я вспомнила его - Дёму из Липок, который учил говорить меня букву "р" , и мальчика Митю в тельняшке из пионерского лагеря в Анапе, и Зотика-котика, играющего со мной в волейбол в спортлагере в Бунырёво, и Зотова из своей школы, поющего на новогодней дискотеке песню Цоя для Тани Черноротовой "Восьмиклассница", и Дрёму из студенческого лагеря "Политехник" с песней для Тани Черноротовой "Девочка моя синеглазая". А также я вспомнила ошеломленного Колосова, который стоял в облаке света, смотрел мне в глаза и говорил Зотову: "Диииима, ты Брюс Уилис", но это уже было на первом курсе института физкультуры в Малаховке.
И везде у нас были какие-нибудь прозвища. В школе нас звали светлячки, в спортлагере мальчики его звали Дрёма или Зот, ну а девочки Дрёма или Зотик-котик, а меня называли Дрёмин детский сад, а девочки звали меня целка-зубрилка или просто детский сад. В 16 лет в "Политехнике" я стала пятым элементом, а поскольку сама я фильм не видела еще тогда, то и не понимала, почему меня так называли некоторые, и вообще я не понимала, когда про меня недружелюбно говорили фонарик китайский или лампочка Ильича. Я не понимала таких эпитетов еще и потому, что понятия не имела о том, что свечусь. Но я чувствовала, что мне завидуют и мною инитересуются, и от этого ощущала себя крутой супер красавицей.
Всё дело в том, что я светилась с Дрёмой чуть ли не с самого рождения. Я помню, как мы уснули в куче угля в Липках. Уголь был наш алмазный дворец, а мы были муж с женой в спальне-ямке. Бабуля не ругала меня никогда, и ей самой нравилось светиться возле нас, потому что она любила меня, а я любила её.
Я не узнавала Дрёму с детства, путала его с другими мальчиками - то он Стасик, то он Вадик. Но когда я загоралась, то есть, когда из меня лился свет, а свет появлялся от Дреминых прикосновений и от искренних слов любви, я сразу же узнавала его - Митечку-Дёмочку. Но после световключения происходил монтаж, как будто и не было ничего. Вот почему я до тридцати семи лет понятия не имела, что свечусь от чувств. Но Зотов умудрился все-таки сделать так, чтобы я запомнила свой свет и я ему, конечно, благодарна за это.
Я заметила, что о моем свечении говорить не принято. Подумаешь, светится человек. Мало ли какие отклонения у людей бывают. Павел сказал, что сто миллионов людей на планете светится. А муж мой Сережа предпочитает отмалчиваться и делать вид, что он ничего не видел, ничего не знает. Он также считает, что про свет лучше всего забыть и не упоминать даже. Проблем меньше. А проблема в том, что в свете я узнаю своих близких и понимаю, что Сережа мне врет, потому, как знает мою особенность не узнавать любимых людей и забывать счастливые моменты. И проблема в том, что Соня также начинает светиться, когда она рядом со мной, и также забывает о своем свечении, как и я.
Соня смотрела фильм "Код да Винчи" и рассказала мне основную мысль фильма. Оказывается, что там главную героиню, как и ее, зовут Софи, и что она в конце фильма находит свою семью и светится среди своих. Мне было интересно посмотреть на реакцию бабушки Вали с дедушкой Юрой, и я передала им Сонечкин комментарий. Медведь отвернулся и сделал вид, что ему неинтересно, а у Медведихи сразу стало скорбное выражение лица, и она тяжело вздохнув, сказала, что Сонечке рано такие фильмы смотреть. Возможно, они правы, но мне от этого не легче, потому что среди них я несчастна. А быть со своими, следовательно, быть счастливой, мне не дают те, кого устраивает моя амнезия, и те, кого не устраивает мой свет.
Но я теперь знаю многое о себе, о чем молчали всю жизнь окружающие меня родственники. Я многое вспомнила и мне непросто общаться с ними, как прежде. Я стала другой и мое отношение к ним другое. Я стараюсь видеть хорошее в людях, как раньше, но я поняла, что мои родственники меня не понимают и боятся. Боятся оттого, что я могу поменять свою жизнь и увезти от них единственную радость - Сонечку, потому им и невыгодно, чтобы я была счастлива и меняла что-либо в своей жизни. Но я не могу жить так дальше, поскольку многие знания - многие печали. Я узнала свое прошлое и моя реальность меняется.
Наблюдая картины прошлого, я проживала заново свою жизнь и заново узнавала своих друзей и родственников. Дрёма был не единственный, кого я не узнавала и не единственный, кто мог зажечь мой фонарик. А фонарик зажигался не только от прикосновений любимого, но и от честных искренних слов. Я помню, как на втором курсе института физкультуры мальчики первокурсники мне сказали, что я свечусь словно полярная звезда, искренне и с восторгом сказали, но я не поняла о чем речь. Они стали объяснять, что у меня есть жених Зотов, и когда я с ним обнимаюсь - я сверкаю. Я помню это чувство - как будто все разрывается внутри от эмоций, оттого что я вспомнила Дрёму, и слёзы радости одновременно с лучами света вырвались наружу. А когда зажигался свет, обязательно появлялся Дрема или кто-нибудь из наших друзей, кому нравилось светиться. Но светиться со мной нравилось далеко не всем. Не нравился свет, как правило, девочкам, у многих на него аллергия, а вернее истерия. Меня материли, обзывали больной и придурошной, но в основном кричали, что я шлюха, проститутка и шалава подзаборная, и все потому, что я светилась от счастья. Ну и еще, наверное, потому, что Дрёма часто сдергивал с меня одежды перед всеми, видимо для того, чтобы было больше света в малаховском общежитии и чтоб ничто не мешало мне сиять. Кстати на фото это отобразить практически невозможно, все засвечивается, но фото есть, тем не менее. В основном, там шар света, а в нем очертания фигуры, но есть фото, где видно мое лицо, а на некоторых даже видно и туловище, а есть и такие, где на мне один световой костюмчик, а под ним ничего, видно, что голая.
Надо заметить, что грязь в память врезалась гораздо глубже, чем моменты счастья и осознания себя звездной Таней Черноротовой. Вернее сказать, звездной я себя не ощущала вообще никогда, только мечтала о том, что бы нравится всем мальчикам на свете. Но в окружении девочек приходилось часто слышать много дряни в свой адрес, потому и отношение к самой себе было критическое и придирчивое. Я нравилась себе, но не всегда, и часто чувствовала себя то слишком высокой, то слишком стеснительной. "И вообще, с курносым носом и толстыми ногами успеха вряд ли я добьюсь в жизни. О--ох" - основная мысль 14-и летней Тани Черноротовой. В 18 лет снова наступил упаднический период. Это были 1992-1993 года, время когда я училась на втором курсе МГАФКа. Тогда основная мысль уже была - "Я толстая и никому не нужна". Я страдала от того, что ни с кем не встречаюсь, ни в кого не влюблена, ноги накаченные, как у велосипедистки, и сама я не тощенькая девочка-подросток, как положено красавице, а пышущая здоровьем спортсменка с пухленькими щечками. Любовь забывалась, как только потухал свет. Счастье уходило в глубины подсознания, а благодаря Дрёме и нашему с ним аттракциону "пятый элемент", в мой мозг влилось такое колоссальное количество грязи от студенток-спортсменок, что я вообще Малаховку не хотела вспоминать до настоящего времени.
Когда я стала Таней Куртеевой, то стала чаще ощущать себя красивой, модной, остроумной, то есть, с 20-и лет я стала более уверенно себя чувствовать, наверное, повзрослела, а может, похудела, а может, все-таки, смена фамилии сыграла свою психологически-магическую роль.