Нуль ставит в журнале жирную точку и, с медовой улыбочкой на своей лисьей мордочке, поднимает свою лысую голову. На нем - темно-синий китель и широченные флотские брюки, очевидно, доставшиеся ему в наследство от прадедушки, принимавшем участие в русско-японской войне. Брюки коротковаты, и между штанинами и тяжелыми допотопными ботинками можно увидеть желтенькие кальсоны, приводящие всю нашу группу в неописуемый восторг. Нуль склочен и старомоден, как динозавр. На его носу поблескивают маленькие очки, способные заинтересовать ценителя антиквариата. Лысина у него примечательна тем, что на ней темнеет клок щетины, смахивающий очертаниями на остров Шри-Ланка. Говорит он высоким певучим голосом, который, впрочем, в иные моменты срывается на петушиные обертона. Таков наш "классный папа", Николай Александрович Румянцев по кличке Нуль.
Николай Александровичодаривает меня лучезарнойулыбочкой:
- Смотрите, какой вы приятный молодой человек. Ну, так как у вас дела, друже?
- Нормально.
- Хвостов нет?
- Нет.
Румянцев перелистывает страницы журнала и с сожалением вздыхает:
- Я-а ту-та... -приторно-сладеньким голоском отзывается Вячеслав, он же Шпингалет, слегка приподнимаясь со стула.
Нуль отрывает взгляд от журнала и по-отечески ласково смотрит на Славу. Слава отвечает ему обворожительной "сыновней" улыбкой. Очень приятная картина. Слышится смех.
- Кто это, Слава? - спрашивает Нуль, прекрасно видя, что перед ним именно Слава, а никак не Петя и не Вася.
- Ну да.
- Хи-хи,- смеется Нуль.
- Хи-хи,- почтительно вторит ему Вячеслав.
- Ну, так как же у вас дела, друже?
- Да, вроде бы, ничего...
- Так, говорите, ничего? - лыбится Нуль. - Значит, у вас нет хвостов?
- Хвостов? - Шпингалет дурашливо озирается на свой зад. - Каких хвостов?
По ходу "пьесы" подаются веселые реплики с мест:
- Что, что? Хвостов?
- Где?
- У Короля в штанах!
- Так сколько же у вас двоек, друже? - интересуется Румянцев.
- Да, действительно... - Слава озадаченно чешет затылок. -Еще совсем свеженькая... Только-только получил!
- Так как же это вы, друже, так опростоволосились?
Слава пожимает плечами:
- А кто ж его знает! Сам не пойму.
- Наверное, не хотите учиться, а только пьете дурное зелье и танцуете с шальными девками буги-вуги,- посмеевается Нуль.
- Ну что вы, что вы, Николай Александрович, как можно!
На лице Нуля - сладчайшая улыбка:
- Наверное, думаете: "Э, зачем мне эта учеба! Я и так проживу!"
Он встает из-за стола и начинает рассказывать однуизсвоих баек.
- Вы знаете, друже, был у меня в группе один такой Вася (при этих словах Нуль нежно похлопывает Вячеслава ладошкой по животу.) Здоровый, красивый, как теленок! Сколько раз ему говорил: "Вася, милый! Не пей ты это дурное зелье! Не ходи на танцульки!" А он: "Э, что мне сделается! Я вон, какой здоровый!" А потом плакал вот такими крупными, как яблоко, слезами...
С "Камчатки", вальяжно развалясьна стуле, гудит лоботряс и матерый прогульщик Никита:
- Ну, так уж и как яблоко! Не можетбыть!
Тотчас отзываются веселые голоса:
- А, може, как груша?
- Чи, як айва?
- А как какое яблоко, Николай Александрович? - уточняет Емеля. - Как Семеринка, или как Джонатан?
Никита басит:
- А чего ж он плакал?
Нуль охотно поясняет:
- Влез в пьяную драку, в пьяном угаре, из-за какой-то шальной девки, а потом получил два года исправительных работ в лагерях общего режима!
Он радостно смеется. Восхитительный старичок!
- Да-а... наставительно басит Никита. - Танцульки до добра не доведут...
- И вы так думаете? Ну, смотрите,как хорошо! Правильно! Молодец! Кто это сказал? Никитин?
- Нет. Баба Феня,- грубит Никита.
- Ну, бросьте, бросьте. И вы, я вижу, такой же шалопай, как Слава. Наверное, тоже пьете дурное зелье?
- И танцуете с шальными девками буги-вуги! - кричит Емеля
- А? Кто это сказал? Емелькин? Хорошо... А вы... - Николай Александрович укоризненно трясет лысой головой,-такой здоровый и красивый...
- Как теленок! - подсказывает Емеля.
- Правильно. Молодец... Как теленок...Смотрите-ка... Хи-хи.
- Хи-хи!
- Ха-ха!
- Хо-хо-хо!
- Чуваки, а вы слыхали: в ЦУМ завезли шикарные колеса!*
- Витек, а ты куда слинял вчера со своей рыжей?
- Свалил к ней на хату.
- О, это по-нашему!
- А ведь говорят же, что ласковое теля - две матки сосет! - радостно выкрикивает Емеля одну из любимых поговорок Нуля.
Волной прокатываются насмешливые выкрики:
- А то и три!
- Бывает, и четыре!
- И даже пять!
- Конечно. Всякое бывает.
-Так неужели этому Васе обязательно надо было ходить на танцульки? - с недоуменной миной вопрошает Емеля. - Неужели нельзя было пойти в библиотеку, или в театр?
Пошла веселая трескотня:
- Или в музей!
- Я, например, был вчера в картиной галлерее!
- А я в филармонии!
- А я в планетарии!
Румянцев согласно трясет лысой башкой:
- Вот и я то же самое говорил Васе. А он: "Э, что мне сделается! Я вон какой здоровый!У меня третья категория по боксу!" А потом прислал из тюрьмы жалобное письмо.
Голос Емели:
- И что ж он в нем писал? Наверное, каялся, что пил дурное зелье?
- И ходил на танцульки?
- И танцевал под дикую музыку буги-вуги?
- Да, буги-вуги,- говорит Нуль. - А что?
- А ведь есть же и хорошие песни? - подает голосСима.
- Конечно, есть! - лицо Румянцева расплывается в довольно глупой улыбочке.
- Какие, например? - откинувшись на спинку стула, улыбается Никита.
- Ну, "Из-за острова на Стрежень..." Или "Геологи". Что, разве это плохие песни?
В аудитории - буйное веселье:
- Чудесные!
- Замечательные!
- Бесподобные!
- Да,это вам не буги-вуги...
- И почему бы такие песни нипеть на танцульках? - удивленно сдвигает плечами Емеля.
Никита одобрительно гудит:
- Конечно! Можно было бы петь на танцульках "Геологи".
- Или "Из-за острова на Стрежень!"
- Или "Вдоль по Питерской..."
Раскинув руки, как оперный певец,Никита затягивает могучим густым басом:
Э-эх, вдоль па Питерскай...
Пробует себя в роли солиста и Емелькин:
Эх, да вдоль по Колодезной...
- Николай Алексанрович, а вызнаете, какую еще очень хорошую песню можно было быпеть на танцульках? -с невинным видом вопрошает Никита.
- Какую, друже,- не ожидая подвоха, лыбится Нуль.
- А вот,послушайте.
Никита начинает петь:
Во саду ли, во огороде,
Поймали китайца,
Посадили на песок,
Отрезали яй...
- Ну, бросьте, бросьте! Сейчас же прекратите!
Бурный смех.
Голос Емели:
- Николай Александрович, а вы слыхали, что сейчас даже шальные девки ходят на танцульки пьяные?
- Да что вы говорите?
- Да. И такую шальную девку можнопрямо с танцулек тянуть в кусты!
- Вот как? - от удовольствия у Николая Александровича отвисает челюсть. - Постойте, постойте! Новедь это же так, как говорят моряки, можно и на винт намотать?
Бузотер Емеля пренебрежительно машет рукой:
- Э! Ничего не будет! Волков бояться - в лесне ходить!
- А? Кто это сказал? Никитин?
- Верно.
- А вы что, тоже шальных девок водили в кусты?
- Ес-тес-ственно...
- Ой, друже! - качает мудрой лысиной Румянцев.- Не зная броду - не лезьте в воду!
- Э, что мне будет! - самонадеянно басит Никита.- Смотрите, какой я здоровый и красивый!
- Как теленок! - вставляет Емеля с дрожащими в улыбочке сочными розовыми губами.
- Вот вчера тянул я одну девкув кустах... - начинаетделиться воспоминаниями Никита.
- Шальную? - уточняет Емеля.
- А то какую ж еще?
- Ну, ну...
- Так вот, затащиля, значит одну шальную девку в кусты, и...
Нуль хлопает ладошкой по столу:
- Ну, все! Сейчас жепрекратите этот балаган!
Он обращается к Вячеславу:
- Так по чем же у вас пятая двойка, друже?
- Не зна-а-ю... - сладенько мурлычетШпингалет.
- Не знаете? Ии-те-рес-но...
- Да, ин-те-рес-но.
Николай Александрович листает журнал. Вячеслав, с приятной улыбочкой вежливого благовоспитанного человека, заглядывает ему через плечо.
- Смотрите-ка! Что-то я ее не нахожу,- разочарованно произносит Нуль. - Странно...
- Да, странно... - мурлычет Вячеслав.- А почему странно?
Нуль меряет студента игривым взглядом:
- Послушайте, друже, а когда вы уже сострижете свои патлы?
- Завтра...
- Да? - Николай Александрович нежно похлопывает Славу по животу. - Так что же мы будем делать с вами, друже?
- Не знаю...- скромно хихикает Вячеслав.- Вам видней...
- Может быть, написать позорное письмо родителям?
- Ну что вы, что вы!
- Или сразу выгнать вас, к чертовой бабушке, из техникума? Знаете, как говорят моряки: "Ой, не тратьте, кумэ, силы, опускайтеся на дно?"
В защиту Короля встают самые отпетые лоботрясы - Емеля и Никита:
- Ну, это слишком круто!
- Он исправится!
- А, может быть, лучше с двух сторон? -посмеивается Нуль, расставляя руки клещами.
- Как это? Как это? - Слава опасливо пятится от "папы".
- Выгнать вас, к чертовой бабушке, из техникума,- поясняет свою мысль Нуль, ласково похлопывая Вячеслава по животу,- и написать позорное письмо родителям.
- Ну что вы, что вы! - восклицает Слава, вскидывая руки. - Как можно! Я исправлюсь!
Мы кричим:
- Да, он исправится!
- Он сдастсвои хвосты!
- И сострижет патлы!
- Ведь есть же и хорошие прически?
- Конечно, есть!
- Какие?
- Под Нуль, например!Что, разве плохая прическа?
- Прекрасная прическа!
- Просто изумительная!
- Даже сам Котовский носил!
- А "Утро в курятнике?"
- А "Взрыв на макароннойфабрике?"
- Еще можно: "Я у папы дурачок!"
- У папы? У какого папы?
- И почему бы с такими чудесными прическами не ходить на танцульки? - не унимается Емелькин.
- Или в филармонию?
- Или в картинную галерею?
- Или в драмтеатр?
Звенит звонок. Нуль посматривает на часы.
- Ну что, пойдем на перемену, или поработаем без перерыва и закончим пораньше?
Ответом служит дружный рев:
- Поработаем без перерыва!
- Неча прохлаждаться!
- Нам хлеба не надо! -хихикает в кулачок Слава.- Нам знаний давай!
- Хорошо, хорошо,- Нуль поднимает руку. - Поработаем без перерыва.
- И уйдем пораньше,- одобрительно гудит Никитин. - В забегаловку вот-вот должны подвести свежее пиво.
Нуль с лету заглатывает наживку:
- А? Что? Пиво? Кто это сказал? Никитин? А вы знаете, что в вашем возрасте пить спиртные напитки не рекомендуется?
- А в каком рекомендуется? - интересуется Емеля. - В вашем рекомендуется?
- Ну, пару кружечек пропустить можно...- гудит Никита. - Для настроения. Сейчас обэтом даже врачи пишут.
- Постойте, постойте! Где пишут?
- А везде пишут. В "Здоровье",например, пишут. И в"Юности" пишут.
Мы бузим:
- И в "Пионерской правде!"
- И в "Мурзилке".
- Да что вы говорите! Быть не может!
- Как не может? - рокочет Никита.- Я сам читал!
- И я читал! - вторит Емеля.
- Ну, бросьте, бросьте вы эту подкулацкуюболтовню! - машет руками "папа". - Вы знаете, какой страшный вред может нанестиалкогольвашему молодому, неокрепшему организму?
- Сейчас ваш организм молодой,- поясняет ему Нуль,- он растет, развивается... Вы думаете: "Э, что мне сделается, я вон какой здоровый! Выпью-ка я пару кружек дурного зелья, и буду ходить пьяный". А потом в вашем организме начнут возникать различные опухоли, гастриты, язвы...
- ЧЕ-ПУ-ХА! -убежденным тоном произноситНикита.
- Постойте, постойте, как чепуха?
- А что ж это за жизнь такая? На танцулькине ходи,сшальными девками не водись, пива не пей, под дикую музыку буги-вуги не танцуй...
- Правильно! И доживете до глубокой старости. Воткогда я был на фронте...
- Кто? Вы?
- Да-а... Я.
- Хи-хи...
- Ха-ха...
- И у нас на передовой стояла цистерна со спиртом. Так некоторые отчаянные сорвиголовы тоже думали: "Э, что мне сделается! Пробегу-ка я несколько метров и наберу себе в котелок дурного зелья, а потом напьюсь, и буду ходить пьяный". Так некоторые из-за этого дурного зелья головы свои сложили!
- А вы не побежали?
- Нет,- смеется Нуль. - И остался живой.
- Всех обдурил, да?
- Что?
- Ну, так то на фронте было! - выкрикивает Емеля. - А сейчас студенту что надо? Чара и голые бабы!
- А? Кто это сказал?
- Богуненко! Он пьет дурное зелье и голяком пляшет с шальными девками под дикую музыку буги-вуги!
- Ну, бросьте, бросьте! - Николай Александрович с улыбкой смотрит на Богуненко - скромного паренька по кличке Зубрун, единственного отличника в нашей группе. - Неужели Евгений пьет дурное зелье?
Мы радостно горланим:
- Еще как!
- Глушит стаканами!
- И курит папиросы!
- И нюхает анашу!
- А потом дерется в пьяномугаре из-за шальных девок!
Нуль стучит ладошкойпо столу:
- Ну, все, все!Прекратите этот балаган!
- А? Балаган?
- Какой балаган?
- Кто такой балаган?
- А что это такое - балаган?
Николай Александрович захлопывает журнал, так и не доведя до конца перекличку:
- Что такое балаган? Балаган - это сборище таких оболтусов, каквы.
- Хо-хо!
- Ха-ха!
- Скоро звонок?
- Еще 35 минут. Но Николай Александрович обещал отпустить пораньше!
- Садитесь, Слава,- говорит между тем Нуль. - И состригите свои патлы.
- Чуваки! А чо сегодня крутят в "Павлика Мороженного?"
- "Убийство лысого в подвале".
- Как? Совсем, совсем лысого?
- Нет. Только некоторыми местами...
- Ну, все, довольно! - Румянцев стучит кулаком по столу. - Запишите тему...
Меньше всего на свете нам хочется записывать какие бы то ни было темы. Никита надевает на палец кольцо, выпиленное из бронзовой гайки. Он отставляет руку, любуясь кольцом.
- А? Что? Что это у вас такое? - резко клюет Нуль.
- Кольцо
- А вы разве не знаете, что советскому студенту носить кольца не рекомендуется? Это пережитки буржуазного прошлого. Снимите сейчас же эту побрякушку.
Вертя кольцом у своего носа, Никита сотлично разыгранным недоумением говорит:
- А что тут такого? Подумаешь! Сейчас все носят.
- Нет, нет, снимите! Ведь вы же не стиляга какой-нибудь. Снимите, советскому студенту эти буржуазные побрякушкини к чему.
- А если советский студент женат, можноему тогда носить буржуазные побрякушки? - интересуется Никита.
- Ни в коем случае!
- Как? И обручальноекольцо?
- А вы разве женаты?
- Кончено.
- Вот как? И что,штампик в паспорте есть?
- А как же!
- Смотрите-ка... Когда же вы расписались?
- Вчера.
- Ну, все равно, я бы вам эти побрякушки носить не рекомендовал.
- А почему?
- Да, знаете ли, всякие бывают случаи. Вон один мой знакомый тоже надел кольцо и всем говорил: "Смотрите, какая у меня красивая побрякушка!" А потом, в темном углу, на него напали трое верзил, избили до полусмерти и отняли эту побрякушку.
- Э, чего мне бояться? - тягуче басит Никитин. - Смотрите, какой я здоровый и красивый! Как теленок! Я сам, кого хочешь, в темном углу изобью!
Нуль, протестуя, поднимает руки:
- Постойте, постойте! А один мой знакомый как-то раз хотел запрыгнуть в машину и зацепился кольцом за большой ржавый гвоздь! И только он ухватился за задний борт - машину как дернет! Так кольцо, вместе с пальцем, и оторвало!
- Постойте, постойте! - в тон ему восклицает Никита. - А недавно один мой знакомый купил на базаре красивую фетровую шляпу, надел ее на свою лысую голову и говорил всем: "Смотрите, какая у меня красивая шляпа!" А потом выпил пару кружек дурного зелья и пошел в этой шляпе на свиданку к одной шальной девке. И только он подошел к ееобщежитию - как с крыши ему на голову упал большой огнеупорный кирпич. Так шляпу, вместе с головой, и размозжило!
- А шальная девка осталась жива? - уточняет Емелькин.
- Нет. Ее потом машиной задавило.
- Не той ли, у которой в заднем борту торчал большой ржавый гвоздь?
- Ага,- говорит Никитин. - Той самой.
Нуль зеленеет от злости.
- Ну, прекратите,прекратите! - кричит он, сверкая глазенками. - Вы знаете, кто вы такой?
- Я? Не-ет...
- Вы - отщепенец, враг народа, деклассированный элемент!
- Что-что? Я - дисло... кло... какой, какой элемент?
- Снимите сейчас же вашу побрякушку и выйдите вон! -ревет "папа".
- Как?Снять обручальное кольцо?
- Какое, к чертовой бабушке, обручальное кольцо! -- голосок Николая Александровича срываетсяна петушиный крик, лицо покрывается пунцовыми пятнами. - Бо-сяк!
Мы покатываемся со смеху.
Представление в полном разгаре!
Глава вторая
КОМНАТА N35
Вечер. Напряженный учебный день остался позади, и наш дружный сплоченный коллектив позволяет себе отдохнуть от трудов праведных.
Мы сидим за покрытым несвежей скатертью столом и режемся в подкидного дурака. Мы - это я, Слава Шпингалет, Влад Булочкин, он же Пряник и Витя баюшки-баю, известный также под прозвищами Засоня, или просто Соня. Слышны отрывистые реплики:
- Червовый валет.
- Дама.
- А пиковая дама!
- А король треф!
И взволнованный голос Шпингалета:
- Чирвой, чирвой его пои!
Эти слова он адресуюет своему партнеру, Владу Булочкину. Добродушно улыбаясь, Влад ходит бубновым королем. Король бит.
- Ну и баран! - гневно вскипает Слава.- Я же тебе говорил: чирвой, чирвой его пои!
- Та де ж я тобi її вiзьму? - улыбается Влад. - Намалюю, чи що?
- Осел! - пузырится Вячеслав. - Протри очки, корова! У тебя же должна быть червовая дама!
- Немає
- Где же она?
- В сортир пiшла.
Эта картина окутана клубами табачного дыма.
Сима Беллетрист восседает на табурете, примостившись к тумбочке, и делает какие-то торопливые записи в общую тетрадь. На его тонких, нервных губах играет саркастическая улыбка, а карие глаза искрятся весельем. Время от времени Беллетрист бросает цепкие иронические взгляды на Женю Зубруна, подобно художнику, делающему наброски с натуры.
С непроницаемым, как у индейца, лицом, Зубрун штудирует домашнее задание, сидя на своей койке. Проделывает он это следующим образом: сначала "заглатывает" большие куски текста, потом закрывает глаза, поднимает лицо кверху и, беззвучно шевеля губами, повторяет про себя прочитанное. Иной раз Зубр приоткрывает один глаз и воровато заглядывает в конспект, но тут же захлопывает тетрадь и с еще большим усердием продолжает зубрежку. Временами Зубрила раскачивается, сложив ладони у груди, подобно бьющему поклоны богомольцу. Естественно, что такому крупному мастеру художественного слова, каковым, вне всякого сомнения, является Сима, просто невозможно удержаться от хотя бы нескольких беглых зарисовок.
С этими словами он церемонно "вешает" на плечи Вячеслава две девятки:
- Вот! Вы произведены в майоры! Смотрите же, неопозорьте этих погон.
Словно ядовитых змей, срывает Слава карты с плеч.
- Все! -- кричит он.- Я больше не играю с этим чурбаном!
С серьезной миной на лице, Засоня протягивает Славе желтые тряпичные перчатки. Они обрезаны с таким расчетом, чтобы пальцы были свободны. С одной стороны, это сделано для пущей элегантности, с другой - чтобы было удобней тасовать колоду.
Слава отмахивается от перчаток, шумно отодвигает стул и негодующе изгибается перед своим партнером.
- У, рожа! - он стучит себя пальцем по лбу. - Это же надо быть таким индюком! Дать ему короля, в то время, как ты знаешь, что у него сидит бубновый туз!
Круглое, веснушчатое лицо Бублика лучится добродушной улыбкой.
- А шо ж я повинен був робити?
- Не давать ему короля! - кипятится "товарищ майор". - Нехай бы он ходил ко мне! А потом мы побили бы их, как младенцев!
- Браты,- говорит Сима Беллетрист, жмуря глаза, как рыжий кот на майском солнце,- не хотите ли послушать мое новое произведение?
Мы приветствуем предложение молодого прозаика.
- А ты, Евгений, не желаешь присоединиться? - вкрадчивым тоном осведомляется Беллетрист, и его тонкие губы слегка подрагивают в насмешливой улыбке.
Зубрун не удостаивает ответом.
- Ну, как знаешь,- говорит Сима. - Но только учти: когда выйдет в свет сборник моих избранных произведений, ты еще не раз попросишь у меня автограф, но я его тебе не дам. Вот им,- он обводит великодушным движением руки наши веселые рожицы,- дам. А тебе - ни за что на свете!
Сима неторопливо берет стул и ставит его спинкой к Зубруну; молодой автор усаживается на поставленный таким образом стул, заплетает ноги за его ножки и торжественно раскрывает тетрадь. Мы рассаживаемся по обе стороны от Беллетриста, причем Женя Богуненко оказывается в своеобразном фокусе наших веселых взоров.
Сима начинает чтение. Голос у него торжественный, с бархатистыми переливами. Рассказ озаглавлен "Смерть Зубруна". Он разбит на три части. Краткое содержание произведения таково.
Часть первая
Комната N35. Замызганный стол, на нем -- банка из-под тюльки в томате. Из банки торчит дымящийся окурок. Обитатели комнаты режутся в подкидного дурака на весьма внушительные суммы. Слышны щипающие за душу звуки семиструнной гитары - это захмелевший Шпингалет приятным тенорком исполняет цыганский романс.
На одной из коек, окутанный клубами сизого дыма, восседает невзрачный худощавый паренек - будущее светило в области судовых паровых экономайзеров. Светило ведет интенсивную подготовку к государственному экзамену.
Часть вторая
Полночь. В окно комнаты N35 заглядывает луна, она серебрит банку из-под тюльки в томате, освещает призрачным светом койки, на которых богатырским сном спят четверо парней. Их храп способен растревожить даже льва. Лишь один не спит: укутавшись с головой одеялом, и подсвечивая себе карманным фонариком, он продолжая усиленную зубрежку.
Часть третья
Государственный экзамен. Отвечает лентяй и неуч Слава. Разумеется, он не знает ни бельмеса, но прохиндею Шпингалету удается воспользоваться одной из "шпор", которыми он начинен с головы до пят, и получить твердую, надежную четверку. Евгений знает все ответы по билетам назубок. Еще вчера он щелкал их, как орешки. Но внезапно на него находит какое-то роковое затмение, всё странным образом путается в его одуревшей от беспрерывной зубрежки голове, и лишь из чувства сострадания и уважения к его былым заслугам, Нуль ставит ему трояк.
Евгений внутренне опустошен. Его гложет черная зависть к блистательному успеху Шпингалета. Он - в страшной депрессии. Сломленный сильнейшим душевным потрясением, Зубрун заходит в забегаловку и выпивает стакан сухого вина. Затем он ложится на железнодорожное полотно и его переезжает паровоз.
Таков, в общих чертах, сюжет.
- Да, непогано,- хвалит Влад Булочкин, когда автор оканчивает чтение. - Можна б було вiдiслати в "Юнiсть", або у "Радугу".
- Поучительная вещь для некоторых Зубрунов,- высказывает свое мнение и Соня, бросая на Женю насмешливый взгляд. - Ну-ка, как ты там пишешь?
Разрумянившийся от похвал автор передает рукопись Соне. Тот неторопливо откашливается в кулак и начинает чтение заключительной части произведения своим заунывным, тягучим голосом, которому он, по мере сил, пытается придать трагические оттенки.
"И еще и по сей день, на старом кладбище свежа могила, над которой возвышается серый обелиск с портретом Зубруна. И ветер шелестит листьями в венках, возложенных на него заботливыми руками друзей и близких. И дождь каплет по мраморной плите, и холодные хлопья снега ложатся на нее в зимнюю стужу обледенелою шапкой. А летом яркий луч солнца скользит по бронзовой табличке, утопающей в буйной зелени цветов и полыни - табличке, на которой искусной рукой гравера высечена витиеватая надпись: "Здесь покоятся останки Зубруна, который учился на одни пятерки. Спи спокойно, Зубрила. Ты честно выполнил свой долг".
Мы из последних сил стараемся придать своим брызжущим весельем рожицам постные выражения. Евгений, отгородившись от нас раскрытым конспектом, продолжает зубрежку.
- В общем, недурно,- важно заключает Баюшки баю. - Но я бы все же видоизменил концовку.
- А, на мой взгляд, финал неплох,- высказываюсь и я. - Он и закономерен, и психологически точен. И, в то же время, в нем есть неожиданный поворот.
- Слыхал? - торжествует Сима,- Слушай, чо Костыль говорит! Делать критический разбор произведений молодого, легко ранимого автора - дело тонкое. Это тебе ни в подкидного дурака с Пряником играть"!
Витя баюшкибаю вступает в полемику:
- Да вы поймите, друже: такой конец не типичен в нашем обществе. Ну, где это видано, чтобы наш советский студент при первых же неудачах бросался на рельсы, как Анна Каренина? К чему вы призываете? Куда зовете? Ты стал не на ту путю, парень. А как было бы хорошо, если бы Евгений, с треском провалившись на экзаменах, выпил бы вмесето вина стакан кефира! И если бы он не шлялся по железнодорожным путям, а с еще большим усердием засел бы за зубрежку. И, при переэкзаменовке, получил бы заслуженную пятерку. Вот это устроило бы всех. А так ваш рассказ ничему не учит. Вы сошли с рельс соцреализма, дружище. Да еще к тому же и слямзили конец у Льва Николаича. Ай-яй...
- Было б неплохо,- замечаю я на правах уже признанного в литературных кругах критика,- если бы лентяй и неуч Слава получил бы неуд. И если бы за неуспеваемость его с треском вытурили бы из бурсы.
- И написали бы позорное письмо родителям,- вставляет Соня.
- Действительно,- говорит Слава с радостной улыбкой.- Это было бы совсем неплохо.
Я подаю автору свежую мысль:
- Послушай, Сима, а как ты считаешь: что, если сделать более ударной сцену ночной зубрежки? Пусть бы в это время у нас в комнате вспыхнул пожар? Или началось бы землетрясение? А Евгений, тем не менее, продолжал бы учебу? А? Вот это- тяга к знаниям!
- Как в дымовой трубе,- вставляет Баюшки баю, задумчиво пощипывая нос.
- Пожалуй, даже сильнее,- говорит Беллетрист. - Ты знаешь, в этом что-то есть... Надо будет подумать.
Пряник подсказывает молодому прозаику еще один неожиданный сюжетный поворот.
Его идея заключается в том, что Зубрила с первого же захода, как оно и подобает будущему светилу в области судовых паровых экономайзеров, отвечает на все самые каверзные вопросы Нуля и, получив заслуженную пятерку, выходит из аудитории. В коридоре он нос к носу сталкивается с лентяем и неучем Славой, который с треском провалил экзамен.
- Пять! Я получил пять! - бормочет Евгений со счастливой улыбкой.
Губы отличника трясутся, щеки вздрагивают. Он тычет в лицо Шпингалету ладонь с растопыренными пальцами и заливается тихим счастливым смехом.
Кто-то из студентов спешит к телефону, и вскоре к бурсе, оглашая тихие улочки сонного городка пронзительной сиреной, подлетает фургон с белыми крестами на бортах. Два дюжих санитара стремглав выпрыгивают из машины и устремляются навстречу Зубриле.
- Пятерка! Ха-ха-ха! Люди! Я получил пятерку! - ликует Евгений. - Вы слышите? Я получил пять!
И вот санитары уже облачают отличника в смирительную рубаху. Завязав рукава за спиной пациента, они ведут его к машине; при этом больной с радостным смехом оповещает собравшихся о своем поразительном успехе.
- Прекрасно,- говорит Сима, с воодушевлением потирая руки. - Спасибо, друже. Вы дали мне новую пищу для размышлений.
Он похлопывает Пряника по плечу.
- В общем, замысел неплох,- подводит итог Спящий Витя. - Но еще слишком сыро. Итак, оживите сцену зубрежки пожаром или, на худой конец, землетрясением. Переработайте концовку с учетом замечаний Пряника. И обратите внимание на свой язык.
Беллетрист подходит к зеркалу, недоуменно хлопая ресницами:
- Язык? А чем тебе не нравится мой язык? - он высовывает язык. - Бээээ... Язык как язык.
- Язык автора должен быть сочен, ясен илаконичен,- нравоучительно замечает Соня. - А у вас, друже, такой язык, как будто вы напились дурного зелья. Вот, смотрите.
Засоня отыскивает в тетради нужное место.
- Смотрите, что вы тут пишите: "У него был длинный, крючковатый, как у старой ведьмы, нос. Глаза лихорадочно блестели, на впалых щеках играл чахоточный румянец. Под глазами Зубрилы висели большие синие мешки, и длинные желтые зубы торчали в его большом губастом рту, подобно бивням мамонта". Так?
- Ну, так.
- А теперь взгляните, друже, на этого симпатичного, трудолюбивого паренька. Ребята, вы видите у него на щеках чахоточный румянец?
- Нi,- говорит Влад, желая быть объективным.
- А ты, Слава?
- Как будто нет... - неуверенным тоном, произносит Шпингалет, пристально всматриваясь в хмурое лицо Евгения.
- А где длинные желтые зубы, торчащие,по словамавтора, в большом губастом рту, подобно бивням мамонта? А? Где они? Где большие синие мешки под глазами? Где лихорадочный блеск в глазах?
Мы обступаем Зубруна и начинаем внимательно изучать его физиономию.
- И откуда автору известно, какой нос у старой ведьмы? Он что, знаком с ней?
- Болваны! - смеется Сима. - Ослы! Это же гипербола! Литературный прием!
Слава осторожно тянется пальцем к носу Евгения. Зубрун резко отбивает его руку:
- Пошел прочь, щенок!
Глаза Евгения сверкают недобрым огнем. Слава с веселым смешком отскакивает от Зубрилы.
- Бач! Е! Е безумный блеск у очах! - улыбается Влад.
- Глядите, парни,- хихикает Слава,- и длинные желтые зубы обнажились в губастом рту, как бивни мамонта!
- И голова дергается,- замечаю я.
- И губы шлепают,- с улыбкой подмечает Соня.
- Значит, я правильно написал!
- А где мешки? - озабоченно спрашивает прохиндей Слава. - А? Ну-ка, Саичкин, присвети фонариком.
- Та де ж я тобi його вiзьму?
- Ну, чиркни спичку.
Влад зажигает спичку и подносит ее к лицу Зубруна. Лентяй и неуч Слава ставит ноги носками внутрь, близоруко щурит смеющиеся глазенки и, расставив руки, как крылья, осторожно склоняется к Жене.
- Так... - Слава хмурит брови, и его подбородок с обворожительной, как у девушки, ямочкой, отчаянно вздрагивает. Шпингалету никак не удается сохранитьна своем ребяческом лице серьезное выражение. - Ничего непойму...Кажись, есть мешочки, но небольшие.
- Осторожнее, товарищ майор,- предупреждает Спящий Витя. - Он может и укусить.
- Постойте, парни,- говорит Сима. - Дайте-ка, я взгляну.
Автор водружает на нос большие очки без стекол и, отстранив Шпингалета, наклоняется над Евгением. Несколько секунд Беллетрист внимательно сличает портрет своего литературного героя с прототипом.
- Точно! Это он! Смотрите, парни! Вы видите перед собой Зубруна, красу и гордость нашей бурсы! Вот он идет на экзамены. Он весел, празднично взволнован и бодр! И вот он выходит из аудитории... На губах Зубрилы - жалкая трясущаяся улыбка. Он по-прежнему весел и радостен. Но та ли это радость? То ли веселье? Нет, теперь мы видим перед собой несчастного кретина... Он улыбается... Он смеется... А к горлу у нас подкатывает горький комок... Евгений! Друже! Ты ли это? Скажи нам, что с тобой? А ведь еще совсем недавно ты так радостно шагал на экзамены, напевая песнь отличника... - Шпиндель! - дрогнувшим от притворного волнения голосом восклицает Беллетрист. - Возьми баян! Сыграй нам песнь отличника!
Вячеслав, с резвостью молодого щенка, бросается к своей койке, хватает баян, закидывает ремни за плечи, весь как-то ехидненько изгибается и, притоптывая пяткой, начинает петь приторно слащавым голоском:
Я лучший ученик средиребят
Пятерки в мой дневник,
Как ласточки летят.
По сигналу Симы мы подхватываем припев могучими жизнеутверждающими голосами:
Летят, летят, летят пятерки в ряд.
Летят, летят, как ласточки, летят.
Нахмурив брови, Зубрун упрямо шевелит губами - поистине, тяга к знанием у него не хуже, чем в дымовой трубе!
В самый разгар веселья молодой прозаик начинает покашливать:
- Братцы,- говорит Сима, озабоченноощупывая горло. - Кажись, я сорвал голос. Не пора ли вам уже промочить глотки и двигать?
- Женечка...- льстивым голоском приступает к делу Сима. - Мы знаем, что у тебя водятся деньги. Крупные деньги! Послушай, Женчик, дружаня, займи трояк?
Евгений брезгливо сбрасывает с плеча руку прозаика:
- Брысь, редиска!
- Ну, Женчик, друже... Всего три рубля... А? До стипендии...
- Пойди к Зубруну. Пусть тебе Зубрун подаст.
- Ну, Женчик, это же была просто шутка. Так сказать, дружеский шарж. А шаржи, как ты и сам знаешь,- без зазрения совести льстит Беллетрист,- делаются только на очень ярких и высокоодаренных личностей!
- Можешь еще обратиться к Зубу мудрости, к Трясуну, к Каменному Заду и другим парням,- предлагает Женя.
Тоненький голосок Славы отражает всеобщее настроение:
- Ой, хочется!
- Пошел прочь, хамелеон!
- Женя, мы же с тобой земляки... - вдруг вспоминает Вячеслав.
- Брысь! Уйди, нехороший человек, и не позорь нашу деревню. А вы, редиски, чего притихли? Небось, хотите выпить дурного зелья?
Никто из нас не берет на себя смелость отрицать столь очевидный факт. Победно улыбаясь, Евгений направляется к шкафчику, движением фокусника иллюзиониста просовывает руку в карман висящего там пиджака и торжественно вынимает из его кармана банкноту достоинством в три рубля.Он поднимает деньги над головой.
- Вот, берите пример с меня! Кто не злоупотребляет алкоголем и женщинами, кто не курит, не играет в карты, добросовестно относится к своим обязанностям, делает физзарядку, чистит зубы по утрам и уступает в городском транспорте места старушкам - у того деньги есть. А кто невоздержан, как Слава - у того в карманах ветер свищет!
- Какие мудрые слова! - Сима с восхищением прихлопывает в ладони. - Женя, друже! Ты же открыл нам глаза! Мы тоже будем воздержаны. Мы бросим пить, курить, будем усердно учиться и делать физзарядку по утрам, если ты... займешь нам три рубля!
- И вы не будете называть меня... этими нехорошими словами?
- Какие слова ты имеешь в виду, Евгений? - уточняет Беллетрист. - Зубрун?
- А, может быть, каменный зад? - вношу свою скромную лепту и я.
- Всеми! Всеми этими нехорошимисловами!
Сима ударяет себя кулаком по груди:
- Женя! Милый! Гадом буду! Да чтоб я... и на тебя! Да никогда в жизни!
- Ха-ха... И ты, ничтожная писака, жалкий ты борзописец, больше не будешь строчить на меня своих мерзких пасквилей?
- Женя, друже... - Сима покорно склоняет голову. - Ну, прости подлеца. Больше этого никогда не повторится.
- Ой, ли?
- Евгений! Милый! Да неужели ты мне не веришь? Мне, своему верному другу, с которым ты живешь под одной крышей? - Сима взволнованно мигает глазами. - Да вот клянусь тебе! Да чтоб мне никогда не увидеть своей тещи! Да чтоб мне не жениться аж до 25 лет!
- И как, по-твоему, меня зовут, жалкий ты зубоскал?
- Тебя зовут Женя. Ты оченьмилый, симпатичный парень. Нам всем очень нравится твое имя.
- А вы что притихли, щеглы? Не слышу!
Мы вяло восклицаем:
- Евгений!
- Тебя зовут Женя...
- Ты отличный парень, Женчик,- искусно льстит Сима, не сводя глаз с трех рублей. - И, к тому же, не жмот.
- Мелкий подхалимаж!
Приходится усиливать восхваления.
- Я всегда был очень высокого мнения о твоей неслыханной работоспособности, Евгений,- с апломбом признается Спящий Витя. - Вот попомните мои слова, парни: этот человек далеко пойдет...
- Если милиция не остановит,- вставляет Слава.
- ... И недалек тот час,- пророчит Баюшки баю,- когда он станет крупным светилом в области судовых паровых установок!
- А мы еще будем гордиться тем, что жили с ним в одной комнате,- уверяет Сима. - Дышали одним воздухом. И внукам своим рассказывать будем!
Соня с едва заметной усмешкой роняет:
- В особенности Шпингалет!
- А ты, Костыль, что скажешь?
Приходится и мне присоденить свой голос к хору льстецов:
- Ну, ты же сам знаешь, Евгений, как дико я завидую твоей феноменальной усидчивости.
- И какой же, по-твоему, мнению, у меня нос?
- Отличный нос! Тонкий, интеллигентный... Изящный. Мне бы такой!
- Он просто восхитителен, Евгений! - восторгается Сима. - О таком любознательном носе можно только мечтать!
- Да. Нос настоящего ученого мужа,- определяет Соня.
- Как у Буратино,- хихикает в кулачок Шпингалет.
Беллетрист внимательно всматривается в Зубруна:
- А щеки, парни? Вы обратили внимание на его щеки?
- Да, гарнi щеки!
- И толковать нечего! - вставляю я. - Щеки производят самое отрадное впечатление.
- Особенно в сочетании с изящным Носом,- подчеркивает Соня.
- И с мужественными ушами,- вставляет сладеньким голоском товарищ майор.
- Цыц! Па-ца-ны! - Евгений начинает расхаживать по комнате, помахивая банкнотой над головой. - Так вот, значит, как вы запели... Стоило мне только вынуть из кармана трояк - и вы тут же начали восхвалять меня. А кто только что читал этот гадкий... Гм... К-хе к-хе! Как его... Этот плоский недружественный шарж? Кто издевался над моим трудолюбием? Вы, вы, жалкие лентяи, ничтожные зубоскалы, пьянчужки и прохиндеи. И вот теперь так унижаться! И все из-за чего? Из-за каких-то поганых трех рублей! А где ваши деньги, жалкие вы льстецы, неучи и борзописцы? Где они, позвольте вас спросить? Молчите? Так я вам скажу: они пропиты, просажены в кабаках, отданы в жертву зеленому змию, растрачены на непотребных девок с синими носами! А у того, кто не курит и не пьет - денежки всегда есть!
- Так поделись же ими с нами! - тоном лисыАлисы,обманывающей простодушного Буратино, восклицает Сима. - Со своими верными друзьями!
- Так вот, значит, сколько стоит ваша дружба! - разочарованно вздыхает Зуб. - Три рубля!
- Ну, тодi давай п'ять! - предлагает Булкин.
- А чи не буде цього забагато? - интересуется Евгений.
- Та нi,- успокаивает его Владислав,- В самий раз.
Зубрила с тонкой иронической улыбкой осматривает Пряника с головы до пят - его кряжистую, немного полноватую фигуру, мешковатые, немодные штаны, простенькую ситцевую рубаху... Округлое, веснушчатое лицо Булочкина лучится добродушием и покоем.
Богуненко саркастически похлопывает Пряника ладошкой по животу:
- А не станете ли вы потом танцевать в пьяном угаре буги-вуги? И не ввяжетесь ли из-за какой-нибудь шальной девки в пьяную драку а, друже? А потом будете плакать вот такими вот большими и горькими, как стручковый перец, слезами?
- Ну что вы, что вы! - успокаиваетего Слава,вскидывая руки.
- А вам, друже, вообще вредно пить дурное зелье,- резко осаживает земляка Зубр. - Сейчас ваш организм молодой, он растет, развивается, и ему крайне необходимы витамины А, Б, Ц и Д. А от дурного зелья в нем могут возникнуть злокачественные опухали, камни в почках и отеки под глазами, а ткаже язва двенадцатиперстной кишки.
С этими словами Зуб прячет деньги в карман.
Сима, с потерянным видом, мигает глазами:
- Нет! Женя... Друже! Ты это не следаешь!
- А если сделаешь,- тягуче грозит Соня,- то знаешь, как мы тебя опять станем называть?
- Ну, ну? И как же... интереснознать?
- Зубруном, Трясуном,- говоритСпящий Витя.
- Так так...
- Сектантом,- угрожает Пряник.
- Гм, гм...
- Шаманом, Зубом, Синим носом. И еще задницей! - радостно хихикает его земляк.
- Вот как?
Я заключаю:
- И всеми другими нехорошими словами
- А я,- грозит Сима,- напишу на тебя новый мерзкий пасквиль и дам прочесть его всей нашей группе.
- Вот деньги... Крупные деньги! Поди,купи дурного зелья,- распоряжается Зубрун. - На все! Я - угощаю! Да живо там у меня! Одна нога здесь - другая там!
Слава почтительно берет у земляка трояк и, хихикая, пятится к двери. Тут его настигает властный окрик:
- Стоять! Так как меня зовут?
- Же-ня...- приятно улыбается Слава. - Хи-хи.
- Ну, хорошо... Пшел!
В ожидании гонца четверо из нас коротают время закартами. Что же касается пятого члена нашей компании, то он принимает мудрое и достойное всяческих похвал решение: освежить в памяти принцип действия судового парового экономайзера.
Вскоре является Слава с двумя бутылками "Бiле мiцне", баклажанной икрой и плавлеными сырками. Мы выпиваем вино, смачно закусываем и Сима, жмуря глаза, как рыжий кот на майском солнце, дружелюбно похлопывает Евгения по плечу:
- Вот это настоящий друг! Спасибо, Зубрила!
- Да не погано хильнули за счет Трясуна,- соглашается с ним и Вячеслав.
На улице Беллетрист сообщает нам о своем новом замысле: он задумывает написать лихо закрученный остросюжетный рассказ под названием "Каменный зад во хмелю".
Глава третья
ТАНЦУЛЬКИ
Над нами - бездонное небо. И звезды смеются и подмигивают нам из недосягаемой высоты. И их зеленые лучи льются прямо в наши чистые, беззаботные сердца. И наши сердца жадно впитывают в себя блеск этих прекрасных звезд, и бренчание гитар, и бой барабанов, и мерцание разноцветных электрических ламп, паутинными нитями разбегающимися над нашими головами. И нежные лица девчонок манят нас, а музыка звенит и звенит... И наши сердца переполнены глупой радостью. Они хотят впитать все: и это звездное вечернее небо, и легкое дуновение ветерка, и хрипловатый голос певца, рычащего в микрофон свои песенки под оглушительный бой барабанов, лязганье тарелок и нытье электрогитар. Плечи наши горделиво распрямляются, движения становятся небрежными. Мы чувствуем себя сильными, умными, смелыми, и глаза наши блестят от счастья - истинного счастья, ибо в эти минуты жизнью дышит каждая наша клеточка, каждый нерв.
Иными словами, мы - на танцульках.
На подмостках - бородатый парень в очках и длиннополом красном пиджаке. Лицо певца кажется тозеленоватым, то багровым в отблесках неоновых ламп. Он корчится у микрофона, надрывно завывая что-то из репертуара Битлзов, и толпа улюлюкает, и вторит ему истошными голосами, и дергается в ритмичных конвульсиях вместе с певцом.
О, шаман, наш не слишком-то искусный шаман! Ты сменил медвежью шкуру на потертые джинсы и блестящий пурпурный пиджак; вместо бубна в твоих руках электрогитара, но разве от этого изменилась твоя суть? Посмотри, наш шаман: перед тобой все та же экзальтированная толпа и, сквозь века, ты все так же владычествуешь над нами.
Горько осознавать, что эти золотые деньки пролетят, как легкое дуновение свежего ветерка, и мы повзрослеем, и уже не сумеем услышать в "дикой музыке" волшебных звуков, а в неудержимом веселье юности будем способны разглядеть лишь пошлость распущенной толпы. Мы тоже начнем брюзжать, анализировать, рассуждать обо всем на свете очень тонко и умно. И, быть может, тоже станем такими же смешными пронафталиненными чудаками, как наш бедолага Нуль. Но сумеем ли мы чувствовать так остро, так свежо, как прежде?
Сима, Влад, Слава, Женя, Витя - знаете ли вы, что ожидает вас впереди?
Один из нас уже через два года погибнем в вооруженном конфликте на полуострове Даманском. Другой запьет и сунет голову в петлю из-за роковой неразделенной любви. Прочих засосет наша болотная среда, и никто из нас уже ничем не будет отличаться от множества других занудливых, скрученных суетой обывателей... Мы замкнемся в своих раковинах, станем прижимистыми, расчетливыми,- себе на уме. И даже Сима, одаренный несомненным литературным талантом, не сумеет преодолеть притяжения болота. Наши жизненные пути разбегутся, как тропинки в лесу.
Но сегодня мы стоим под высоким звездным небом. Сегодня мы молоды, беззаботны, красивы и смотрим на мир открытыми глазами простодушных юнцов.
Сима - высокий худощавый паренек с тонким рыжеватым лицом, полуприкрыв глаза, лениво дергается в такт музыке. Маленький подвижный Слава вихляет бедрами, трясет плечами, вскидывает руки - "балдеет". Над танцплощадкой, от усердного топанья сотен ног, вздымаются столбы пыли; но вот музыка смолкает, и наши танцоры пробираются к нам сквозь толпу. Влад хлопает Вячеслава по плечу:
- Оце ти дав!
- Черт, а не ребенок! - хвалит земляка Зубрун. - Шустрый, как электровеник.
- Не выступай. Трясун, а то дамв ухо!
- Кто это тут такой грозный? - слышим мы насмешливый голос Емели. - А, это вы, товарищ майор... Кого гоняем?
На щеках Емели - румянец помидорного цвета. Сочные, как спелые вишни, губы подрагивают. Он подошел к нам несколько разболтанной походкой - ясно, что уже успел где-то пропустить стаканчик-другой "дурного зелья".
- Да, Трясуна,- сообщает Шпингалет.
- А... Надо, надо погонять Трясуна, чтоб научился офицеров уважать!
Сима толкает Влада локтем в бок:
- Саичкин, как тебе нравится вон та телка?
- Яка?
- Вон та, с плотным задом (знать быему, что через полгода "та телка с плотным задом" станет его законной женой) Да куда ты смотришь, корова! Вон, в вельветовых штанах!
- Вона не в моєму вкусi.
- А ты как находишь, Вячеслав?
Шпингалет с видом знатока осматривает округлые формы девушки, солидно покашливает в кулак и,не выдержав роли строго судьи, лезет пальцем в нос:
- Ни-че-го...
Гитарист легонько пощипывает струны гитары. На эстраду выходит седовласый мужчина, чем-то напоминающий мне известного французского киноактера Жанна Море. Певец берет микрофон, и над нами разливаются звуки чудесной музыки. Как сейчас слышу я эту музыку, и хрипловатый голос певца:
Здравствуй, чужая милая,
Та, что была моей...
Сима пробирается к девушке в вельветовых брюках. Я выбираю девчонку с менее пышными формами, и мы вяло топчемся в медленном танце. Девушка льнет ко мне, и мое сердце на мгновение замирает, но проходит несколько секунд, и оно начинает биться ровнее.
Мои губы почти касаются ее уха и, набравшись храбрости, я шепчу:
- Как вас зовут?
- Таня,- лепечет девушка, прикасаясь горячей щекой к моей щеке. - А вас?
- Костыль.
Девушка поднимает на меня небесной синевы глаза.
- Как? - она улыбается. - Костыль?
- А? Нет,- я прихожу в себя.- Алексей.
На ее лице - сияющая улыбка. И брошенный на меня взгляд так нежен, так красноречив. Я тоже улыбаюсь - по всей видимости, очень глупо. За эти несколько минут между нами устанавливается нечто очень хрупкое, ласковое и светлое. Нечто такое, чего не выразишь словами. Но вот музыка замирает, и девушка с явной неохотой высвобождается из моих объятий. Ее лицо светится нежностью. Я провожаю свою партнершу и возвращаюсь к ребятам.
Емеля хлопает меня по плечу:
- Ну, Костыль, я думал, ты еезадавишь!
- А?
- Танцую я с чувихой, когда секу: телка к Костылю липнет - спасу нет! - делится своими наблюдениями не в меру зоркий Емеля. - Давай, давай. Костыль, не зевай: она втюрилась в тебя по самые уши!
Я смущенно отмахиваюсь:
- Ну, бросьте, бросьте! Прекратите эту под кулацкую болтовню.
- Постойте, постойте! - слышу я за спиной знакомый бас. - Но ведь это же так, как говорят моряки, можно и на винт намотать?
Это подходит баламут Никита.
- Э, ничего не будет,- улыбается Беллетрист. - Волков бояться - в лес не ходить. Смотрите, какой он здоровый и красивый.
- Как теленок,- говорит Емеля, ощупывая мои бицепсы и грудь.
- А ты, Сима,уже познакомился с толстозадой? - интересуется Соня.
- Угу.
- Ой, друже,- он с сомнением качает головой,- не зная броду - не суйтесь в воду!
Товарищ майор тянет меня за локоть и, отведя от ребят, с волнением говорит:
- Послушай, Протез... ты видишьту девочку?
- Какую?
- Ну, вон...- кивок подбородком. - Подругу той, с которой ты плясал?
Его вдруг начинают мучить ужасные приступы кашля. Слышны вступительные аккорды спокойной песенки. Это мне на руку: я не любитель "буги-вуги". Я снова приглашаю Таню. После танца я следую за своей дамой, и она знакомит меня с подругой - маленькой, симпатичной девчушкой. Мы обмениваемся несколькими ничего не значащими репликами, и я машу Вячеславу:
- Эй, Слава! Иди сюда!
Товарищ майор растерянно озирается.
- Ты, ты! - кричу я. - Давай, двигай к нам!
Очень непонятливым вдруг оказывается мой приятель: он пожимает плечами, разводит руки, недоуменно тычет себя пальцем в грудь и вопросительно кивает головой. Наконец, до него все-таки доходит, что зовут именно его. Он робко приближается к нам.
- Знакомьтесь, девочки,- говорю я. - Это - Слава.
Дамы приветливо улыбаются:
- Таня.
- Оля.
- Оч-чень приятно,- смущенно бормочет Слава.
Нимало не сомневаюсь в этом.
На эстраду выходит бородач в красном. Барабанная дробь тонет в приветственных кликах толпы. Певец начинает слегка подергиваться, и вдруг что-то сдавленно каркает в микрофон. Площадка подвывает. "Шаман" начинает дергаться энергичней. Освещение гаснет, вспыхивает, снова гаснет...
Оля уже дергается. Я подталкиваю к ней оробевшего Вячеслава.
- Идите, друже. Тряситесь.
- Но ты же знаешь, Костыль. Я ж не пляшу!
- Кого ты водишь за нос?
Слава прикладывает ладонь к груди:
- Не, честное пионерское!
- Идите же, друже. Идите. Девочка ждет. Или вы хотите, чтобыее у вас увели?
Этот аргумент решает дело: Слава подходит к Оле и начинает трястись - но, впрочем, уже без прежнего шика.
Смолкает песня, и бородач утирает лоб платком. Подходят Слава и Оля. На моем плече - чья-то рука. Оборачиваюсь. И вижу перед собой насмешливое лицо Емели.
- Вот как? По-нят-но... Значит,уже завели себе девочек?
- Ага,- смеюсь я. - А что?
- Как что!? - Емелькин изумленно округляет глаза. - Ну, ты и даешь, Костыль! У тебя же дома жена, двое детей! А ты дал деру на танцульки!
Я отмахиваюсь:
- Ну, бросьте, бросьте вы эту подкулацкую болтовню!
- А ты, Слава? Ты-то как мог? - продолжает свое черное дело бузотер Емелькин. - Улизнуть на танцы в медовый месяц!
- Ну, что вы, что вы! Какой медовый месяц?
- А, по-моему так: не хотели жениться - никто вас нааркане в загс не тянул. Верно, девочки. Но если уж дали своим женам присягу на верность - должны стоять до конца. Э, да что с вас возьмешь! В особенности с Костыля...
Емеля машет рукой и удаляется. Что ж, мавр сделал свое дело.
Я бросаю взгляд на своих верных товарищей. В их стане - буйное веселье. Ну, погодите, жалкие вы зубоскалы!
Таня поднимает на меня опечаленный взгляд:
- Это правда?
- Что?
- Ну... то, что вы со Славиком женаты?
- Да брось ты!
- Не, серьезно?
Она улыбается, но ей сейчас не до веселья. Я начинаю заводиться.
- И ты поверила? Да?
Она пожимает плечами.
- Он же дурачился. Разве не ясно?
- Дурачился?
- Ну да. Неужели мы со Славиком похожи на каких-то жалких женатиков?
Ее лицо проясняется. На танцплощадке музыка играет... И мы танцуем с нашими девчонками, острим (порою, очень глупо), смеемся - сам не знаю, чему, и на душе у нас так празднично, так хорошо! И нам хочется стоять и стоять под этим огромным звездным небом, и слушать музыку, и танцевать с нашими милыми девчонками...
Возможно, взявшись за перо, я поневоле что-то приукрасил, быть может (от этого не застрахован ни один автор) и слегка приврал. Я изменил некоторые имена и несущественные детали. Но что я точно не выдумал, что постарался передать со всей доступной мне правдивостью - так это то чувство единой студенческой семьи, тот дух открытости и товарищества, что царили в нашей среде в конце 60-х годов.
Но все кончается. Оканчивается и последний танец,и мы покидаем танцплощадку, на которой некогда танцевал "буги-вуги" легендарный Вася...
Мы провожаем наших девчонок к их общежитию. Под окнами парочек - словно грибов в лесу после дождя.
Мы с Таней укрываемся в беседке, увитой диким виноградом. Беседка та непроста, она с секретом: время в ней исчезает, но память о нем сохраняется на долгие годы.
Уже за полночь. Мы с Вячеславом возвращаемся домой пустынными улицами, и на наших лицах сияют добрые мальчишеские улыбки. И в блеске витрин нам чудятся наши милые девчонки, и звезды подмигивают нам с небес.
Вот общежитие. Двери, естественно, заперты, но это нас нисколько не смущает.
Слава бросает камешки в окно. К стеклу прижимается нос Владислава. Какое-то время он возится со шпингалетами, затем высовывается из распахнутого окна:
- А, Дон Жуаны! - он машет нам рукой.
- Влад, дружище,- просит Слава. - Бросьверевку.
- Йдiть до своїх бiкс, хай вони вам веревки кидають
- Ты, жлобина! - грозно кричит товарищ майор. - Если ты сейчас же не кинешь мне конец, я набью тебе твою толстую морду!
Пряник отвечает на эту угрозудобродушнымсмехом.
- Смотри, Влад,- грозит кулаком своему недавнему партнеру Шпингалет,- я слов на ветер не бросаю!
- А як ти це зробиш?
- А ну, прыгай сюда, корова, тогда поглядим!
- Та нi, краще ти лiзь сюди.
Пряник все-таки бросает конец. Слава, точно заправский альпинист, взбирается к окну первым. Затем по отвесной стене карабкаюсь я.
- Ну шо, гуляки? - спрашивает Влад, когда мыоказываемся в комнате? - Нагулялись?
- Жрать охота,- сообщает Слава. - Владислав, дружище, кажется, у нас где-то был кусок сала?
- Їсти у серед ночi вредно,- улыбается Влад, но все-таки достает из тумбочки сало, луковицыи хлеб.
Мы с Вячеславом жадно набрасываемся на еду.
- Да, здорово вас вашi кралi вимотали,- смеется Пряник. - Будете знати, як з ними гуляти.
Мы молчим - у нас полные рты. Управившисьс едой, мы начинаем болтать о наших девчонках. Послушать нас -таклучше их нет никого на свете.
Влад стоит, широко разведя носки ног, и смотрит на нас добрыми простодушными глазами. Видимо, ему тожехочется вставить словечко.
- Хлопцi... А ви знаєте... - голос Владислава взволнован. - Їхав я сьогоднi у тролейбусi i побачив там таку гарну дiвчину, що менi їй аж поцiлувати захотiлось!
Мы смеемся.
- Ну, прекратите, прекратите сейчас же этот балаган! - сердито кричит с койки Зуб. - Дайте поспать!
Он прав. Пора уже и на боковую. Я ложусь на кровать и сладко зеваю. Вдруг раздаетсягрохот, и я оказываюсь на полу: кровать подо мной развалилась.
- А? Что? Что случилось? - восклицает Сима, изображая испуг звенящим от веселья голосом.
- Космический корабль вошел в плотные слои атмосферы,- вещает Зуб мудрости.- Произведена мягкая посадка в соответствии с намеченной программой!
- Как самочувствие, товарищ космонавт? -хихикаеттоварищ майор.
- Нормальное...- я поднимаюсь с пола и начинаю собирать рассыпавшуюся койку.
Спать почему-то не хочется. Я подхожу к окну. Ночь-то, какая чудесная! Как хорошо, как светло на душе! В эту ночь мне хочется обнять весь мир! Глупо, конечно: нельзя объять необъятное. Но мне почему-то не хочется быть мудрым. Мне хочется быть глупым, счастливым и молодым.