- Говори же! Признайся, все и так знают, что ты ведьма! - голос мужчины звучит в отдалении, ели пробиваясь сквозь невидимую стену, которое воздвигло сознание, - Говори, и я пощажу тебя! - Ложь, грязная ложь. Все прекрасно понимают, что исход в итоге один. Выбор между петлей и огнем? Не так уж и велика разница, если на то пошло.
Забавно смотреть на все это словно бы со стороны. Видеть, как твое собственное тело корчится от боли, слышать, словно сквозь вату, собственные крики... Сознание отделяется от него, ты понимаешь, что задыхаешься от пронзительно-острой боли, но... Это словно бы не с тобой. Воистину забавно...
Твои руки скованны цепями, свисающими с потолка. Серебряными цепями - инквизиторы искренне верят, что этот металл нечисть не переносит. Глупо это... Даже оборотни в человеческом обличье охотно украшают себя серебром. Но все равно ощущение далеко не самое приятное, запястья и так растянуты, а уж когда весь твой вес приходится на два ободранных в кровь кусочка плоти... С дьявольским упорством оковы впиваются в руки, но тебя это уже почти совсем не волнует. Все равно руки практически не слушаются... Да и любая боль со временем притупляется...
Почему палачи так любят пытать ведьм обнаженными?! Можно подумать, мы от этого становимся более сговорчивыми. Хотя... Ощущать на себе их липкий взгляд - более чем противно. Главное не смотреть им в глаза - может и стошнить от отвращения...
Видеть, как палач достает из камина раскаленные до красна клещи с зажатым в них кусочком почти расплавленного серебра... Опять этот металл. Он подносит клещи к твоему лицу так близко, что тебя обдает жаром. Он что-то говорит, но ты его не слушаешь. Ты и так прекрасно знаешь, что все равно ничего не станешь ему говорить. Убьют ведь так и так. И... пока тебя пытают, у тебя еще есть время жить. Рука твоего мучителя медленно опускается вниз...С губ поневоле срывается крик, ноздри щекочет сладковатый запах паленого человеческого мяса. Собственного мяса... Кусочек серебра неспешно ласкает твое тело, спускаясь все ниже... по шее, груди, животу... больнее всего прикосновение к пояснице... Кричать уже нет сил, в легкие отказывается поступать воздух... Палач отводит руку в сторону и окатывает тебя ледяной водой. Дыхание перехватывает, потом резкий вдох и легкие разрывает. Больно. Даже если бы и хотелось что-то сказать - нет сил.
Короткая передышка, чтобы перестало плыть перед глазами и стучать в висках. Им не надо, чтобы ты потеряла сознание - придется прерваться в столь увлекательном занятии, как пытка. Им скучно возиться с бесчувственным телом. Воду не жалеют... Им нравится смотреть, как по обнаженной ведьме сбегают струйки воды, как блестят на разгоряченном обжигающим металлом теле капельки влаги... Стоны жертвы ласкают им слух, сбитое дыхание вызывает у них волну неконтролируемого желания... Теперь уже их потные руки касаются твоей груди, лапают за талию, бедра... Уж лучше металл. Это так отвратительно, что сознание соединяется с телом, висящим на цепях. Я кричу, бешено, дико. Я пытаюсь вырваться, но беспомощность моя не позволяет мне даже пошевелиться. Остается лишь слать проклятья...
- Заткните этой ведьме ее поганый рот! - кричит один из них, плотоядно облизываясь на корчащуюся от боли колдунью. Какой-то стражник подбирает с каменного пола грязную тряпку, и мой истошный вопль превращается в невнятное мычание.
Остается одно - сознание уплывает далеко за пределы этих стен, оставляя тело на произвол прикрывающихся именем Бога людям. Как будто Ему отрадно это видеть...
Хочется верить, что бесчувственность жертвы их остановит. В любом случае сейчас это просто тело, которому уже все равно.
***
Ворох прелой соломы на полу, редкие лучики света, проникающие сквозь крошечное зарешеченное окошко у самого потолка, щербатый кувшин с несвежей водой, грязная тряпка, изображающая одеяло. Вот и все - арестанток не баловали удобствами. В конце концов, все это мирское и вскоре перестанет иметь хоть какой-то смысл.
Ведьма сидела, прислонившись к стене, голова откинута, глаза рассеяно скользят по потолку. Та самая тряпка наброшена на голое тело - хоть какое-то ощущение одежды, позволяющее бороться с привычным уже холодом. Она думает, напряженно, судорожно пытаясь найти хоть одну причину, чтобы не показать им наглядно свою силу, чтобы они на своей шкуре почувствовали, что такое колдовство. За всю ту боль, что стерпела она, что стерпели другие, зачастую невиновные... Сколько из них и вправду имело хоть какое-то отношение к магии? Единицы. Те обычно могут себя защитить.
Скрип ржавых петель отвлек ее от этих мыслей. Старый священник так и светился добротой и искренней заботой о ее заблудшей душе. Так искренне, что в это невозможно поверить.
- Здравствуй, дочь моя, - давно к ней не обращались так - ласково и без угроз, - Я пришел, дабы облегчить душу твою. Исповедуйся и станет легче, - он был так кроток и заботлив, что любая другая давно бы кинулась с ревом ему на шею.
- Исповедоваться? - Хрипло переспросила девушка. Слова с трудом срывались с пересохших губ, - Зачем? Чтобы в протоколе появилось мое признание?
- Как можно, дочь моя?! - Он так искренне возмутился, что захотелось поверить, - Тайна исповеди священна! Признаться священнику - все равно, что признаться самому Господу!
- Хорошо же, если так. Я расскажу, - лукавый огонек сверкнул в ее глазах, - но помни о своих словах.
Да, она ведьма. Это было бы глупо скрывать - вся деревня ходила к ней лечиться да и просто за помощью. Но она никогда не отрекалась от Бога, искренне веря в одно - Он создал ее такой, даровав эту силу, а значит, что и использовать ее надо во благо. Нет, других ведьм в деревне нет и не было.
- А как же Марта, что донесла на тебя?
- Ах, так это она... Что с нее взять. Она глупа. Наверное, ее спросили, не знает ли она ведьм, ну она и ответила... - девушка вновь погрузилась в свои мысли, но священник вернул ее в реальный мир.
Она рассказала ему все. Как стала такой, как пыталась жить в гармонии с Богом и природой, в меру своего разумения и понимания. Открыла ему свой мир. Она знала, что священник все равно ничего не поймет, что донесет на нее. Но должна была она хотя бы попробовать....
***
- Отец Бертран, вы добыли необходимые сведенья?
- Да, отец Доминик!
- Она во всем призналась?
- Она рассказала все.
- Этого достаточно, чтобы отправить ее на костер?
- Вполне достаточно!
- Она раскаялась?
- Нет, ведьма упорствует в ереси.
- Что ж... Значит, мокрые дрова. Без милости удушением...
***
Сидя на облаке и болтая ногами, она смотрела на землю. Ее душа вовремя покинула тело - на рассвете придя за ведьмой, они обнаружили лишь ее труп, который тоже на всякий случай сожгли. Но почему-то вместе с телом вспыхнул и сам инквизитор, медленно полыхая, корчась от боли. И ничем не могли сбить это пламя, оно шло как будто бы изнутри самого отца Доминика. Он горел, покуда не рассыпался пеплом.
Священник же, исповедовавший ведьму сошел с ума - каждый раз, пытаясь соврать, он начинал лишь еще более ревностно отстаивать правду. Ложь отреклась от него, оставив наедине с честностью и искренностью. Больше никогда не помышлял он о том, чтобы обмануть чье-то доверие. Остальные же сторонились его - кому приятно слышать о себе Всю правду?
***
- Ну и зачем ты это сделала? - ласковая старческая рука легла ей на плечо.
- Он оскорбил тебя, сравнив с собой. Я не могла им простить этого - они исказили промысел твой. Прикрываясь твоим именем, нарушали твои же законы.
- Глупая, я бы и сам с этим разобрался... И... они помогли тебе оказаться здесь...
Старик нежно потрепал ее по голове и продолжил свой путь. Девушка обняла себя белоснежными крыльями - так уютнее думать...