Аннотация: "Василий Петрович застрелился в глаз - чтобы не попортить шкурку" (С)
Черный. Холодный. Новый. Ничего не отражающий, не дающий бликов. Безразличный. Не дышащий и ничего не чувствующий. Самодостаточный. Независимый. Бесстрастный. Знающий свое дело. Пугающий тишиной. Готовый харкнуть в лицо любому. Аватара старой доброй старухи смерти.
Заряженный одним патроном.
"А так ли уж все плохо?" - внезапно подумалось, - "Так ли уж ублюдочна жизнь, как это стало казаться?.. Просто, может, в этом и состоит жизненный опыт и сам смысл? Быть может, это просто малая часть, по которой пока нет возможности составить красивую единую картину бытия, и все это лишь ничтожный этап, робкий шаг по первой странице теории?.."
Солнце уже зашло, и беззвездная ночь рваными клочьями жалких облачков наваливалась на открытые настежь окна. Ее одышка ползла по стенам, по полу, цепляясь за шторы, кусая нагое тело холодными клыками. Обгрызенная луна молча висела в тканом чужом небе и созерцала начинающийся экстаз безумного пира темноты.
"Ведь далеко не все еще потеряно, не ушел последний поезд. Будут другие, и будут новые станции. Красивые вычурные станции, любящие гостей; будут и грязные, пустынные. Но дорога простирается на тысячи километров, и можно выбрать любую платформу, сойти, и, если она понравится, остаться на ней. Посидеть, погулять, подышать чистым воздухом, живущим в обнимающем дорогу лесу. А если и здесь не понравится, то ехать дальше. И искать, искать, искать ту станцию, которая построена для тебя."
Сталь не чувствует ничего и никогда не будет чувствовать. Не дано. Выполнить приказ - пожалуйста. С полным безразличием. Без ненависти, без сожалений. Без угрызений совести.
Всем бы так.
"Есть близкие. Они будто нигде, и одновременно везде и всегда рядом. Все вокруг - ничье и твое. Делай что хочешь. Только забрать нельзя. Не положишь на полку, не поставишь в рамку. Но в любое время - все это здесь, с тобой. Похожее, но всегда такое разное, неповторимое. Можно смотреть вечно. "Одинокий волк - это круто, но это так, сынок, тяжело..."
Занавеска взорвалась небрежным движением и вновь опала. Яркие всполохи, учащаясь, шли с юга, неся вместо тепла острые капли и бритвы молний. Скоро дождь.
"Кроме всего прочего...
Чего - прочего-то?..
Ладно, помимо чего бы то ни было, у меня есть друзья. Настоящие друзья. По крайней мере, я ни разу в этом не усомнился. Есть уроды, которые говорят, что друзей не бывает. Говорят с мудрым видом прохаванного жизнью наставника, от которого вместо истины несёт заплесневевшим подвалом принятой безысходности: "нет друзей, - только знакомые". И так хочется исчезнуть в этот момент, ведь я-то знаю, я думаю, что знаю, что они есть. Но они действительно есть. Я же еще жив.
Я жив?
Жив?!.."
Черное тело кралось по ладони. Молча, храня ведомые ему одному тайны. Не дыша. Не объясняя, как и почему это случилось. Не утешая. Не подсказывая путей выхода. Оно медленно, без выражения эмоций, как зомби, ворочалось, тупо и неуклюже копошась в пальцах. Оно ждало.
"Можно найти тысячи объяснений, тысячи причин и столько же опровержений. Можно доказать себе, что виноват ты, и тут же обвинить другого. Можно плюнуть, сказать с остервенением, преисполненным ненависти: "сволочь", и через секунду взорваться обжигающим фейерверком ярких воспоминаний об ушедшем счастье, осыпающимся искрами сожалений о собственной никчемности. И в который раз, так и не поняв ничего, кричать среди ночи от приходящих из прошлого миражей".
Стёкла озарились вспышкой, гулкий грохот разорвал пространство и время. В темноте зашумел дождь, клацая тупыми когтями по подоконнику. Его слёзы были холодны.
"Никто, кроме меня самого, не решит этой задачи".
Девятимиллиметровая пропасть, скрывающая ответ, с невиданной прежде нежностью ласкала пальцы. Я передернул затвор, достал магазин и зарядил еще один патрон.