Ноги слегка дрожали. Дорога назад и спуск несколько отвлекли от осознания совершенного, но теперь, когда опасность миновала, понимание навалилось на меня. Я убил. Расчленил. И ни грамма эмоций не проступило сквозь холодный заслон решимости. Спазмы еще несколько раз подступали к горлу, но для совершения процесса лимфы в пищеводе еще не скопилось достаточно. Почему не было того самого коллапса, что случился со мной в первый раз, я могу объяснить только действиями Виртрама.
- Ты сказал Палаку про мои зубы? - спрашиваю его, когда мы уже на пути к атриуму с ретрансляторами.
- Да, - честно признается он, - они были не заметны при сканировании, поэтому мне пришлось упомянуть о них самому.
- Он не поверил? - меня не беспокоит то, что перекупщик сделал это без моего разрешения. Мне важно знать мнение специалиста.
Палака в лаборатории не обнаруживается, поэтому мы трое (Олгур деловито прохаживается у наших ног) ждем его. Постамент каменного дерева служит нам местом отдыха.
- Что это за памятник? - указываю на искусно сделанный монумент. Работа на столько тонкая, что видно, как на ветвях высечены зачатки листьев.
- Древо памяти. Или Древо крови. В честь жертвователей.
Это я помню.
- А как на счет Храма? Где он сейчас?
- Вероятно, разрушен. Не думаю, что сохранился после обвала.
- Но камертон же работает? - я помню, как по венам прошла горячая волна, когда настал черед третьего сигнала.
- Может быть, он и сохранился, - говорит Вирт. В нем чувствовалась сильная усталость. Да и я сам был истощен, не смотря на недавнюю подпитку.
- Что приуныли, цыплята, - слышится голос настройщика позади. Я встаю, сразу направляясь к нему.
Настройщик не прикасаясь оценивает мое принесение, делая знак зайти внутрь. Я ступаю в темноту лаборатории. Как только нога Палака касается пола, свет внутри загорается. Наверно, внутри индивидуальная настройка на него. Дойдя до конца, он указывает, куда мне положить свою добычу.
- Вижу, свежее, - наконец выдает он свою оценку, - где сканер?
Я протягиваю ему коробочку прибора. Он берет ее, проверяя на исправность.
- Забавно, - говорит он, совсем не улыбаясь, - я знал его.
Я в шоке замираю, глядя на две наполненные мембраны.
- О, бедный Йорик, - говорит он, отворачиваясь и уходя в соседнее помещение лаборатории.
- Простите я не знал... не мог знать, - пытаюсь оправдаться, - его имя было Йорик?
- Нет, это просто метафора, - говорит он возвращаясь с контейнером. В него он сливает кровь. Печень же уносит с собой, - так, значит, Fata. Не передумаешь? - слышу я из соседнего помещения.
- Нет, - говорю я твердо, - инфанта мне тоже не нужна.
- Хорошо, заходи, - я шагаю в проем. Адаптивное кресло, на котором я сидел прежде, теперь приобрело иную конфигурацию, став чем-то на подобие креста в вертикальном положении, - сними одежду и располагайся.
Сам Палак занят тем, что разбирает какие-то колбы и отливающие холодным блеском инструменты. Я несколько поражен такой обстановкой, что не сразу понимаю, что нужно сделать.
- Я долго ждать не намерен, - напоминает он мне.
Все еще не уверенный в правильности действий, я стягиваю с себя накидку, потом размыкаю застежку костюма. Медленно спускаю его до талии, оборачиваюсь к Палаку, но тот все еще перебирает инструменты и приборы. Глубоко вздохнув, снимаю его весь, обхватив себя руками, подхожу к крестообразной конструкции. Звон стекла и металла за спиной затихает.
- Теперь прижмись к распорке, руки развели в стороны. Голову упри лбом в подголовник, - слышу я инструкцию. Хорошо, что не нужно поворачиваться к настройщику лицом. Я прижимаюсь к холодному биометаллу и меня привычным образом притягивает биомагнит. Но я все же вздрагиваю, когда рука ложится на мою шею, откидывая волосы на плечо.
- Не бойся. Сначала я введу дезактиватор. Он избирательно отключит нейронную систему инфанты, потом веду компонент фата. Он будет встраиваться, поэтому придется ждать приблизительно сутки. Боль будет адской, так что приготовься.
- Я могу отключить чувствительность, - говорю я, хотя, мне абсолютно безразлично, что я буду ощущать.
- О, правда, - несколько иронично говорит мне Палак, - тогда я тебе завидую.
И тут же вкалывает в основание шеи иглу. От боли перед глазами все темнеет. Я наверно, не сдерживаю голос, потому что, когда прихожу в себя, слышу успокоительное "тихо" от настройщика.
- Теперь Фата, - говорит он над самым ухом.
Новая порция боли пронзает шею, потом свинцом разливается по позвоночнику, отбойным молотом бьет в голову. Зрение меркнет в кровавом хаосе, пеленой закрывающим от меня мир. Безумие, огненная карусель, раскаленный шурф вбивается в ткань мозга. Кричу ли я? Не знаю. Физическое воплощение моей боли для меня так далеко, что я не осознаю этого. Только странная кроваво-черная бездна поглощает меня.
Дышать. Глубоко. Преодолевая непослушные мышцы. Преодолевая окоченение тела, сознание и механизмы тела, твердящие, что пора и успокоиться, умереть. Но я не сдаюсь. Не так быстро. Я еще жив. Я хочу жить.
Лава, разлившаяся, казалось в самом средоточии жизни, в черепе, за пустыми глазницами, в основании позвоночника, постепенно застывает, твердеет. Дарит вожделенный холод и покой. Дыхание больше не спасательный плот организма - лишь механизм. Как биение сердца, как умение закрыть и открыть глаза, чувствовать, осознавать. Все лишь один большой механизм. Созданный для того, что бы сминать все вокруг, что бы работать, стирая в пыль свои детали, стачивать плоскости прилегания. Чтобы в один прекрасный момент разрушиться. Но не сейчас.
Сейчас - каждое движение, вздох, сокращение мышцы, каждое сгибание сустава - выверено, скупо, сдержанно. Экономит свои ресурсы для одного - чтобы оправдать в себе защитника перед жертвой. Чужое биение, дыхание, сокращение, сжатие и растяжение тканей - враждебно, таит в себе сладкую тайну умертшвления. Голая жажда, обнаженный голод. Вот что я теперь.
Я гляжу перед собой, видя лишь гладкий биометалл, чувствую холод и небольшой озноб. Свет. Он идет сверх, высвечивает молочно-бледную кожу, грудь, раздавленную притяжением биомагнитов. Чувствую низ живота, колени, прижатые к гладкой поверхности. Чувствую движение позади меня. Спазм сводит тело, когда что-то касается моего плеча.
- Лилит? Ты очнулась?
- Да, я здесь, - говорю, понимая, что голос стал ниже, более хриплый, тяжелый, - Я на долго отключился?
- Почти сутки, - отвечает тот, кто позади. Я вспоминаю по голосу - Вирт.
- Сколько мне еще здесь висеть?
- Нужно дождаться Палака, - слышу ответ.
Стоически замираю, глядя в тусклый металл перед собой. Время лишь измерение. Его можно пропустить сквозь себя почти незаметно. Оно проходит мимо моего разума.
- Думаю, достаточно, - с этими словами магниты ослабевают. Я отрываю ноги , потом руки от гладкого покрытия. Становлюсь прямо. Поднимаю свою руку, разглядывая ее - ничего особенного - слабые мышцы, тонкая кожа. Сжимаю и разжимаю пальцы. Небольшое онемение колкой волной проходит по ним, сводит в легкой судороге. Сжимаю пальцы ног, становлюсь на носочки. Снова та же неприятная волна пробуждения тела. Нужно напрячь мышцы, растянуть сухожилия, тогда чувствительность вернется. Что-то неприятно саднит во рту. Подношу руку, касаюсь своих зубов. Отрываю накладки от десен. Сначала верхние, потом нижние.
- Палак, - обращаюсь к настройщику. Он все еще позади меня, я чувствую, - ты видел прежде такое? - поворачиваюсь, указывая на свои зубы.
Настройщик стоит, сложив руки на груди с полным отсутствием эмоций на лице.
- Нет, - говорит он кратко, - чем еще хочешь похвастаться? - кивает он на мое тело.
Я без одежды, я помню это. Но мне все равно, мне это не мешает.
- Нож в кармане, - отвечаю ему, - хватит для начала?
Палак вздыхает, Вирт стоит, опираясь на стену, стараясь не смотреть на меня.
- Еще пару дней будет дезориентация, - говорит настройщик, отходя к столам, - поэтому постарайся поспать. Два дня после могут быть ощущения апраксии, головокружения, судороги. Это нормально. Но если начнется снижение зрения или слуха, то срочно веди ко мне.
Похоже, последнее обращалось к Вирту.
- Я могу приступить к работе хоть завтра, - говорю Палаку.
- Сомневаюсь.
- Нужно выждать, - говорит Вирт, подходя и протягивая мне одежду, - пусть фильтры визоров и определительных систем очистятся. Вылазки можно делать раз в три-пять дней.
- Это если на третьем, - говорю, натягивая одежду, - а что на счет четвертого?
Палак усмехается, Вирт грустно вздыхает.
- Идем, ато тебе действительно может стать хуже.
- Почему я "чужак" ? - вспомнив Олгура, спрашиваю у Палака, когда подхожу к выходу. Тот как раз манипулировал сканером.
- Потому что не отсюда, - говорит он, протягивая мне коробочку. На экране светятся обозначения 4 Д С, - в этот раз почки, - говорит Палак и уходит обратно в лабораторию. Олгур отзывается только утробным урчанием, среди нечленораздельных звуков снова слышу - "кахатан лили".
По дороге к Вирту, понимаю, что совет отдохнуть был совсем не беспочвенным. Сознание срывалось на любое резкое движение или шум, заставляло метаться от источника к источнику. Уже на подходе к нужному разлому, едва сдерживаюсь, прижимая ладони к ушам.
- Чувствуешь боль? - спрашивает Вирт.
- Нет, раздражает шум.
- Скоро пройдет, это просто восприятие становится чувствительнее.
- Что еще будет происходить?
- Увеличится скорость рефлексов, повысятся болевые пороги, чувство самосохранения сойдет на нет. Социальные показатели будут поддерживаться только оставшейся феменой.
Фуникулер уже поднимает нас вверх. Примерно на половине пути, я начинаю ощущать жжение. Не в голове, глазах или ушах. Внизу туловища. От него поднимается какая-то слабость. Ко входу в жилье Вирта я сам едва не тащу его, держа за руку.
- Что случилось? Тебе плохо?
Как только захожу внутрь, сразу стягиваю с себя одежду. Очистительный фон позволяет почувствовать легкость в теле. Как он действует - с кожи почти сразу осыпается все скопившиеся на ней выделения и пыль.
- Вирт, прошу, сделай это, - говорю, уже не в силах сдержать спазм. Секреция между ног начала работать, почти вытекая за пределы органа.
- Нельзя пока, не торопись, - говорит он, успокаивающе гладя по голове.
- Я сойду с ума, помоги, - прошу его. Если он откажется, я сам накинусь на него.
Он замирает, глядя на меня.
- Я устал, правда, Лилит.
- Тогда давай я сам, - упираюсь в его тело руками. Он их быстро перехватывает. Вопросительно с уже наметившимся раздражением смотрю на него, - Что-то не так?
- Мне не нравится твое упорство, это не нормально.
- Фемена, - напоминаю ему, - лучше она чем фата, как я понимаю.
Улыбаюсь ему, и только сейчас вспоминаю, что не одел обратно зубные накладки. Это я понял по побледневшему лицу Вирта. Тут же возвращаюсь к накидке, доставая два жемчужных полулуния. Надеваю на зубы. Сажусь на кровать, стараясь успокоиться.
- Прости. Со мной что-то происходит. Так трудно себя контролировать, - дышу глубоко, успокаиваясь, - я просто благодарен тебе, хочу сделать приятно, понимаешь?
Вирт подходит ко мне, кладя ладонь на голову. Я смотрю на него. Беспокойства теперь нет, только улыбка. Рука перемещается под подбородок, проводя большим пальцем по губам. Я открываю рот, позволяя ему проникнуть туда пальцем, обхватываю губами, глажу языком. Вирт вздыхает. Я сам помогаю ему снять одежду, снова садясь на кровать перед ним. Он уже на пол пути к нужному состоянию. Полужесткий орган находится прямо передо мной. Я беру его в рот полностью, обхватываю губами у основания, провожу языком по тому, что во рту. Он заметно увеличивается, слегка вздрагивает.
- Нет, нет, дорогая моя, - уже более воодушевленно говорит Витр. Я поднимаю на него глаза, - не так быстро, - я не понимаю о чем говорит объект вожделения моей фемены, - видимо, тебя придется всему учить, - теперь время удивляться мне,- открой рот, - я выполняю и от выходит из меня, останавливаясь напротив лица, - проведи языком от основания до конца, - осторожно, медленно делаю это, в конце, прижимаясь губами к головке, он вздыхает, кладя ладонь на мою голову, - еще раз, - повторяю, руками гладя его ноги и то что между ними. Тяжелая плоть свисает раздвоенным мешочком, хорошо ложится в руку, я осторожно провожу по ней, - а теперь, возьми в рот, - обхватив губами верхнюю часть втягиваю в себя уже жесткий орган, даю пройти так далеко, как могу, затем, отстранюсь, давая выйти и повторяю. Пока медленно, стараясь ощутить его тепло и нежную кожу языком, он опускает руку под мой подбородок, прося смотреть на него, он улыбается, - теперь не сопротивляйся, просто доверься мне, -говорит он, обхватив ладонями мою голову. В следующий момент он с силой двигается на встречу мне, руками удерживая голову, его орган проходит так глубоко, как я сам не мог бы его пропустить. Ощущения тяжелые от давления на рефлекс, но я не могу отстраниться, он слишком силен. Я стараюсь терпеть, хотя он двигается все быстрее, проникая вглубь горла. Рефлекс все же срабатывает, но впустую. Он же пользуется тем, что спазм открывает мою гортань шире, проходит глубже, вздрагивая, когда гортань сжимает вершину его органа. Потом снова. Я почти теряю сознание, от непрекращающихся спазмом, мешающих дышать. Но именно от этого и от прикосновения к гортани уже твердой части тела Вирта, меня захватывает приятная судорога, заставляя застыть, крепко сжав колени, а руками обхватить ноги Вирта, прижимая к себе. Он тоже отвечает на мою реакцию, прижимая мою голову так крепко, что я чувствую боль, в горло льется теплая вязкая влага. Вирт стонет, отпустив свой захват. Я же все еще держу его во рту, стараясь выпить все, что он может дать. Потом выпускаю, глубоко вдыхая воздух и успокаивая дыхание.
- Рад, что я оставил фемену? - спрашиваю, едва справляясь с онемевшим языком.
- Чувствую, я об этом еще пожалею, - говорит он, садясь рядом.
Мне слишком хорошо и слишком легко после произошедшего, я смеюсь, обхватываю его за шею, садясь на его колени, целую в губы и валю на кровать.
- Я постараюсь не допустить этого, - голову я беспрепятственно кладу на грудь Вирта, тут же засыпаю, оставаясь лежать на нем
Скрежет странного происхождения. Словно костная ткань трется о металл. Грызет. Поднимаюсь, осторожно убираю руку Вирта со своей спины. Источник где-то снаружи. Подхожу к стене, за которой балкон. Делаю шаг. Тьма не нарушена ни чем. Темновое зрение отвечает меняющимися всполохами. Я концентрируюсь на них.
Тело напрягается, замыкая себя в корсет мышц, каменеет, готовясь к нападению, не желая выдать себя, замирает.
Тонкие, узловатые щупальца словно канаты тянутся вверх и вниз, передвигаясь, сплетаясь, расходясь. Но что-то грузное вдруг появляется, поднимаясь, словно полная луна из тьмы. Лицо. Не человеческое. Уродливое. Оно зависает прямо напротив меня. Разрез рта открывается острым жалом. Смотрит, вглядывается. Оно меня видит. Наклон головы и тихий шорох. Ротовая щель движется. Я не понимаю, но оно говорит.
- Кто ты? - шепчу в ответ. Снова неразборчивое шуршание и неприятный лязг. Заостренный коготь щупальца упирается в стекло напротив моего лица. Я не двигаюсь. Только смотрю на смертоносное жало в уродливой щели рта. Коготь стучит по стеклу три раза, потом два. Потом еще три. Один промежуток между ударами короткий, два длинных. Он что-то сообщает. Слишком четкие действия, не похожи на попытку проломиться за стекло. Но я его не понимаю, отрицательно качаю головой. Коготь отходит от стекла, а бледное, раздутое лицо приближается. Пасть открывается и окно зарастает туманом.
На его поверхности проявляется знак-декодер. Две перекрещенные восьмерки. Как аккуратно выведенный цветок.