Пятничным вечером, когда труженики, озабоченные будущим время провождением, спешат к гостеприимным пивным ларькам, Виталий Васильевич Ступиков несказанно удивился. Причем наиболее удивительным в его удивлении было то, что предметом редкого в наши дни чувства послужил Василичу чужой мужской зад.
Вы только не подумайте ничего лишнего! С инженером все в нормальке и в мыслях и в сексуальных привязанностях. Вот только облик упомянутого зада показался ему безнадежно и до боли знаком, особливо жест, которым тот зад почесали.
Дело в том, что именно в том, интересном месте, ровно неделю назад, вспух отвратительный простудный прыщик у самого инженера Ступикова. И какой в задницу надоедливый! То заживет, то опять растревожится. А чешется подлец, в самые ответственные моменты, когда на людях в штаны толком не проникнешь, и терпеть далее возможности никакой.
Вот и опять полез, - вслед за чужим горем подумал Василич и тут же узнал обладателя надоедливого гнойничка. (Может эпидемия?!) Звали знакомца Валерой, и работал он наладчиком станков с ЧПУ на его родном заводе. По долгу службы встречались они где-то раз в смену, при возникновении неурядиц между планом и фактом. Редкие разговоры сослуживцев оставались производственно малосложны, но выразительны. Ведь речь в них шла о технологических тонкостях, и как тут не помянешь какой-либо матери?
И тут Василича зацепило во второй, но более плотный раз. Долго не раздумывая, наладчик Валера полез ковыряться в носу той же левой рукой, и не чем-нибудь, а мизинцем! Надоже какай редкость! Почти фамильное сходство! Инженера Ступикова от столь простого, в сущности обыденного жеста прорвало так, будто снял с его глаз кто-то, невидимую, но действенную повязку.
Все в этом проклятом наладчике и облик, и манеры, мелкие, нервные жесты, мутноватые глаза, наивно вылупленные в собеседника, предсказуемо глупая попытка наката на случайного оппонента в споре, трясущая слюнявыми брылами убежденность, решительно все наше человеческое удивительно похоже на инженера Ступикова!
Разом нахлынувшая волна подозрительности, заставила потерпевшего двинуться следом за столь вопиющим фактом воровства. И окончательно ничего не докажешь, - мысленно паниковал инженер, - еще и запрут в психушку. А эта сволочь, будет потом своим дружбанам анекдоты рассказывать, как довела до истерики почти непосредственное начальство.
Тем временем пролетарий живо устремился в сторону ряда пивных ларьков, располагавшихся следом за проходной. Невозмутимый трудовой люд отдыхал после тяжелого рабочего дня, местами отрыгивая тонкой русской душой, но в целом благонравно, пока без потери достоинства.
Объявленная в стране революция нового мышления и иностранного духа обернулась для трудящихся обнадеживающе - приличным ростом потребления слабоалкогольных напитков. При том накат технаря и прочих горилок сокращать граждане не пытались, а разбавляли крепкое слабым, получая выхлоп, вдвое превосходящий генетические возможности народонаселения.
Но уже на пол пути к ларьку инженера Василича охватил ужас. Догадался он к какому именно ларьку направляется этот жалкий вор и ублюдок - к его лично любимому!
Продавщица Инка в нем надевала вызывающе короткие юбки. И одновременно с животным, в том ларьке можно было получить и эстетически-духовное удовольствие. В страшную бездну подозрений инженера добавился новый повод для паники. Что же это такое, что за гадость? Случайный ряд невероятных совпадений, удивительная похожесть или нечто вселенски большее?!
Битый час инженер таскался за ничего не подозревающим работягой, не морщась и почти не закусывая, пил что наливали, как на зло не пьянея, и все более убеждаясь в странности пятничного вечера. Совпадения между двумя социально разными фигурами проявлялись в самых обыденных делах и следовали одно за другим. Мало того, и вокруг творилось, черт знает какая гадость.
Во-первых, обоих вызывающе накачанных водкой и пивом мужиков не замечал ни один из многочисленно несущих службу милиционеров. Наоборот, бдительные погонники, будто сговорившись заранее с кем, часто и по делу ныряли в задние двери ларьков. Выходили они из тех недр еще более озабоченные собственной важностью, но явно плотоядно удовлетворенные. Причем Инка и прочие крановщицы, на время державных нырков милиционеров бесстыдно прекращали обслуживать очередь, а потом поправляли юбки, для других не таясь.
Второй непонятной особенностью была нежданная, но вероятно кипишливая площадная толчея. В то самое время, когда служащих и трудящихся ожидал честно заработанный мирный, домашний отдых, все они разом оказались в непотребных местах. И вдруг, как на грех или другой буржуазный праздник, площадь Революции блистала негаданно родившимся вулканом ресторанов, баров, пивных и скамеек для пьянок набурдышафт. Казалась, вся она уставлена стульчиками для фигурок из людей, которые в свою очередь, казались не людьми, а емкостями различных размеров, под различные виды спиртосодержащей жидкости.
Спокойно, почти благородно наливались чиновники, прокуроры и судьи различных масштабов. Отпускали сальности для женщин без возраста, но с прогорклым хохотком железнодорожники в генеральских погонах и усах. Бизнесвумены кинули своих бизнесменов и сосредоточенно доставали костлявыми ручками в брюликах с перепелиное яйцо каких-то пляшущих юнцов. Те в свою очередь доставали вертикальные никелированные трубы для киношного стриптиза, будто нарочно вделанные в импровизированные танцплощадки, Юнцы нажимали на них своими разгоряченными промежностями так жарко, будто жаждали оных согнуть. А какую похабщину творил в этот необычный вечер прочий, мелкочиновный и рабочий люд!
По периферии феерии сновали упитанные и тощие нимфетки в огромных бантах и приспущенных чулочках. Их присутствие можно было объяснить недавним выпускным вечером за десятый, если бы инженер не знал наверняка, что на город надвигается плановый сентябрь. Сколько же можно деткам-переросткам носить в голове эту гадость, смущая тех, кому за сорок, в некоторых местах простуженного тела и за шестьдесят?!
А жухлые, но ярко-прекрасные листья падали с уже частично заголенных кислотными дождями вязов и тополей. Листья собирались в кучки по интересам, устраивали хороводики и воронки собственного веселья. Они шуршали и стрекотали волнами, взмывали в небо и валились вниз, будто оторванные, сухие крылья гигантских насекомых.
Природа вокруг настолько увлекалось собой, что казалось, до прочих ему нет никакого дела. Окружающее коловращение напоминало взмыленному страхом инженеру мир членистоногих, Мир, живущий без всякой души, одной рациональностью брюшных переборок, но удивительно насыщенный суетой и прочими мелкими колебаниями. И тут Василича настигла старая, загнанная когда-то в угол, но по-прежнему жуткая как апокалипсис мысль.
Для объяснения ее придется нам вернуться в те времена, когда окружающие называли ст. инженера Виталия Васильевича просто Виталя. И был он не ответственным начальником, а обыкновенным, но подающим надежды студентом физмата. Где-то на третьем курсе родного универа попалась ему на глаза книженция про Стрелы Времени. Поначалу привлекла Виталю величина издательского тиража - аж 192 экземпляра. Показалось студенту, что приобретает он нахаляву практически антиквариат. Самое выгодное вложение денег.
Из книжки той поначалу не понял Василич почти ничего. Но доказывалось там (исключительно научным - математическим образом), что миров наших бесконечное количество. А проявляются для среднестатистического индивидуума в тот самый момент, когда обыкновенный человечишка делает простой выбор в собственной жизни. Простой, обыкновенный человеческий Выбор.
Скажем, есть или пить, женится или бросить ее к матери, сходить за угол и т.д. И именно тогда, в момент "Ч", когда крошечный индивидуум решил все наверняка, бесконечно-огромный мир делится, словно вшивая протоплазменная клетка, позволяя уже двум (ранее одинаковым) крохотным человечкам двигаться двумя разными, но собственными путями. Называлось сие научное творение теорией какого-то шизика Эверета, и жизнь самого иностранного ученого, как и в целом всего книжного опуса, сложилась крайне неудовлетворительно.
Так вот, именно тогда, в воспаленном юностью мозгу будущего инженера Ступикова родился гадкий образ, который в дальнейшем течении жизни (влечении Стрел Времен) преследовал его в ночных кошмарах долго, почти неизлечимо. Просыпался тогда Инженер в собственном сне, посреди знакомого, летне-солнечного, но совершенно пустынного города. И самым неудобным в этом видении, оказывалось то, что стоял Виталя посреди самой нашей большой площади, напротив памятника Ленину абсолютно нагишом.
Каменно-суровый вождь революции смотрел на Ступикова ужасно неодобрительно. Памятник даже сместил свою мощную указательную длань вниз, и недвусмысленно демонстрировал заочно не присутствовавшим трудящимся, скабрезность и гадкость Виталиного голого образа.
Слегка поеживаясь, от налетающих на него порывов сибирской ветряной свежести, Ступиков зажимал личное хозяйство руками и не решался двинуться с места. По неведомым причудам того сна, внутри его жестких правил, Виталя четко осознавал, что двигаться ему некуда, так как жизнь бесповоротно и навсегда украл некий, но наглый и сволочной двойник.
Также ясно и бесповоротно Виталя ведал, что в каждом из окружающих площадь домов, за каждой шторой, каждого окна, в нише, в бездонной тени стоят его сограждане мужского и женского пола. С глубоким удовлетворением товарищи наблюдают за Виталиной обнаженной слюнявой никчемностью и зябкостью. Они (политически грамотные и правильные товарищи) представляют наверняка, сколь мало то главное, что прячет от них отрок в согбенных ладонях. Граждане окончательно оценивают его полную несостоятельность в мужском и гражданском смыслах.
В этом сне, также точно имеет сведения Ступиков о непосредственном виновнике собственного афронта. Помнит будущий Инженер любые гадости наперечет, любую из его родинок, морщинок, выпуклостей и впуклостей человеческого облика своего двойника. Ведает, как тому чувствуется изнутри, что за позывы двигают биологическое коловращение. Дело в том, что виновник настоящего ужаса Витали, предательски нагло завладел его личным телом. Не собственно тем, в котором он голый находится именно сейчас, а изготовил неизвестным науке способом абсолютно подобное.
И теперь этот гад, стибрив его Ступикову одежду и все главные документы, утверждает, что он и есть настоящий Виталий Ступиков, а никак не правильный другой.
Кончался сей сон, однообразно и удручающе. Уже после оного, штаны юнца марал липкий и трудный поллюций, а во рту проявлялась кислая, неприятнопахнущая отрыжка. Как объяснили ему позже врачи, была она следствием гастритных приступов на нервной почве.
Столь запущенный невроз подвиг Ступикова на углубленное изучение вышеназванной Эверетовской теории. Оказалось, что сам автор новой науки скончался подозрительно несчастным случаем, в тот момент, когда ученые мужи рангом до Нильса Бора склонялись в его математически - аргументированную сторону. Но тут вмешались некие странные силы, которые, отвернули от молодого ученого всю общественность, и сделали его же неимоверно богатым, кипучеэнергичным бизнесменом, и отвернули того от Теории Стрел в лоно золотого тельца.
Правда склоне лет, Эверет разочаровался в деньгах и было вернулся к своей теории, но тут же скончался от сердечного приступа при невыясненных обстоятельствах. Именно к старости Эверет утверждал, что мир наш, проникающе и насыщенно окружают миры бесчисленных двойников. Они отличаются от нашего, лишь некоторым вероятностным сдвигом, тончайшей оболочкой реализованной случайности. А что такое эта самая случайность, до сих пор не знает никто.
Так вот именно эта самая неизвестная случайность, во власти которой находится мир от корешка до макушки, приводила Ступикова в дикий ступор ужаса потерь самого себя. Больше всего он опасался, что обезличенный кто-то отнимет у него его собственный мир, собственное "Я", и станет им со всей полнотой власти. Но это было только во снах! А теперь это случалось наяву бестрепетно и бесповоротно... Вот незадача.
Для начала Ступиков поругался с женой. Вернулся домой глубоким вечером, почти утром, но удручающе трезвым, а не в стельку, как решила жена. Ну и что в том, что мотает его из стороны в сторону как лист на ветру, что разит изо рта, будто из пивной бочки? Ведь в глазах его трезвый, сухой мир, и чужда ему пьяная, теплая успокоенность, которую находим мы на дне каждого стакана.
Он только и сказал жене: милая, как изменилась ты, каким немилосердным было к тебе ушедшее время. А та залепила пощечиной его щеку, да еще и оцарапала с неожиданной, непривычной остервенелостью. В ход пошло все, будто в первый и самый яркий раз: и слезы, и битье посуды, призывы сонных детей, посмотреть на то, во что превратился их неудачник папаша. И как тут не запить по-настоящему?
На работе тоже пришли нелады. Вечера становились длиннее и буднишней. Ступиков чувствовал, как уходит под откос его мелкая, никчемная жизнь, рушится колея, теряется доброе и привычное, предсказуемое и удобное. Все то, что заставляет веровать нас в Счастливое Завтра.
И жизнь Инженера пошла бы наперекосяк, если бы не понял он, не определил с точностью до секунды, когда произошло деление его "я" на две самостоятельные клетки. Знал Виталя, случилось деление Вселенной в тот самый день, даже вечер, когда перед вступительным, последним экзаменом не пошел Виталя в пивнарь с прочей абитурой, а остался зубрить в общаге. Последним экзаменом было сочинение, и читал тогда Виталя старую библиотечную книгу о философии непротивления злу Льва Толстого. Читал не по теме, но увлеченно и за полночь, принимая в юную душу христианские заповеди человека, которого прокляла сама Святая Церковь. Принял он ее тогда, и что-то случилось.
Следующим утром сдал Виталя экзамен на пять и успешно превратился в студента. А общажные дружбаны его, из той пивной залетели на драку, которая окончилась для них печально, но в целом почти безболезненно. Вот только студентов из абитуриентов не вышло.
Мелочь вроде, но это же совершенно другое дело! И не крал ничего у Ступикова его двойник! Тем более, что носил пролетарий, другую совершенно неприглядную фамилию. Просто в тот самый, поворотный момент Стрел Времен повел себя абитуриент Валерий Струпиков (а именно так звали нашего двойника) гораздо более неприглядно. Струпиков лично таскал за лацканы пиджака парня в том, злополучном баре. Он первый замахнулся на него потерпевшего пьяной рукой, первый вступил в драку (впрочем, более всех и получил, т.к. не рассчитав, упал фэйсом на пол).
Хотя прошлое у обоих индивидуумов на диво одинаково. Похожести так и прут! И пьют оба с детства только водку и пиво, предпочитая на закус малосольненькие, курят исключительно черного "Петра". А в свободное от основных развлечений время увлекается двойник Валерий авиамоделизмом. Виталий и сам четко помнил сладкий, приятный запах эфира, которым заправляли они паянные - перепаянные топливные бачки копий Ил-4, Ан-2 и боевых ястребков собственных конструкций. К тому же жена Валерия Инна чуть полноватая шатенка, напоминала его Ирину и в профиль, и в анфас, и даже с тылу - места, с которого Виталий не путал ни одну женщину.
Уверенность во всемирном открытии захлестала через край, когда пользуясь служебным положением, инженер Ступиков получил личное дело рабочего Струпикова. У них совпадали даже даты рождения, на единицу не били номера школ и детсадов, и трижды двойники отдыхали в одном пионерлагере. Виталя бы решил, что они разлученные судьбой близнецы, если б не разные номера роддомов. Хотя, и в судьбах их родителей намечались весьма подозрительные корреляции. (Ступиков одолел это слово, изучая теорию вероятности по первоисточникам).
Как вы сами понимаете, ежедневно производя столь тяжелый труд, Ступиков бросил пить, наладил отношения в семье и часто посещал краевую библиотеку. В его частных делах наладился мир и покой, а в теории не доставало только одного, опыта личного, непосредственного общения с феноменом собственного двойника.
Прочитав на данную тему несколько монографий ученых психологов, ряд научно-фантастических романов, Ступиков приготовился ко всему, даже к аннигиляционному взрыву при их взаимном прикосновении, (которого, увы, не случилось).
Хотя сам непосредственный контакт удался довольно непредсказуемым. Где-то на второй половине первого литра и пития набрудешафт рабочий Струпиков захмелел и вместо произнесения обычного тоста, резко и неожиданно вопросил инженера: Ты чего сука, меня постоянно пародируешь?! Думаешь, я не заметил, как ты плотоядно косился на мою жену с тыла?!
Потом была попытка научного объяснения их схожести. Виталий приводил примеры, даже зачитывал цитаты из творения Эверета. Но одна только рабочая фраза: "Надо ж б.., такое наваять", проявила истинное отношение трудящихся к комплексному познанию устройства и тайн Мироздания. Валерий не понял ничего, лишь согласился перед наплывом тяжелых фактов. Причем согласие его носило фатальный характе (ну, и хрен с ним) и отягощалось направленным поиском бытовых, но взаимных выгод.
Их встречи скоро стали привычкой, общение незатейливым и удобным, так как хотели они всегда одного и того же, с завидным постоянством. Их дружба не прервалась даже тогда, когда инженер обнаружил, что, коварно пользуясь фамильным сходством, двойник Струпиков соблазнил его собственную жену.
Ну, и что в том особого? Изменять самому себе со своей домашней, примитивной копией, не такое уж извращенное занятие. Сейчас Виталия Ступикова занимало совершенно другое великое открытие - он начинал понимать большее! На самом деле, на самом деле, между двойниками не было никаких буквенных, цифренных и прочих видимых различий. Это все бытовая шелуха!
Неуловимое, но масштабное деление бесконечности мира надвое произошедшее в них, по мнению Инженера, вызывало некоторое, но бесповоротное смещение в самой истории пространственно-временного континуума (именно тогда Ступиков залпом проглотил работы Эйнштейна, Римана, Паули, Шредингера и даже Нильса самого Бора).
Получалось, что один из двойников не имел никакой предыдущей истории вовсе. История была одна на двоих! Одна общечеловеческая история! В миг масштабного деления, (Большого Взрыва) автоматически корректировалось прошлое самим Социмом (см. прилож. Господин Великий Социум), и получался отдельный второй индивидуум, с некоторым поверхностным различием снаружи, но никак изнутри. Индивидуум только думал, что существовал до факта деления, имея фамилию Струпиков. На самом деле, ранее буквы "РРР" не существовало вообще!
В тот вечер, они опять сидели вдвоем и резались в шахматы. Кстати, равновесное чередование их поражений, побед и ничьих подтверждало практически все и даже большее. Неожиданно рабочий двойник Инженера улыбнулся как-то оттеночно зловеще, недобро. Он разлил остаток бутылки напополам в гигантскую порцию на двоих и предложил выпить.
- Нафига торопиться? - пытался урезонить его настоящий Инженер.
- Ты только не пугайся, но в нашей семье прибавление.
- Что?! - заподозрив худшее в своей жене, подпрыгнул Виталий.
- Да нет, - еще более зловеще кривился рот двойника. - Сказал же, в нашей личной семье! Я нашел тройника. Владлен заходи!
Виталий бухнулся на пол. Его теория и материальное сознание рухнули окончательно.
В вечерние часы, когда как обычно (только не зимой) площадь нашей Революции напоминает насекомо-плодящий вулкан, на скамейке рядом со стелой можно увидеть мужика. Одет тот неряшливо, и по физиономии, блаженной улыбке, завязанному на шее яркому, но грязному платку, найдешь его неминуемо. К таким не пристают. С таким не разговаривают. Не имеют дело.
В последние годы Виталий окончательно принял то, что в школе учителя называли "Толстовщиной". Клеймили ее броско, с оттенком высокомерного небрежения к чужой глупости. А Ступиков ушел в ней еще дальше, и где-то в недрах четырехевангелия подсел на идею, которая представится нам банальной и смешной, а ему гениальной и даже далее.
Ему кажется, что все в этом мире происходит и развивается только так, как выбрал он лично, Виталий Струпиков. И добро, и зло этого мира - лишь часть борьбы его собственного Духа-Творца. Они фрагмент состояния того, что называется "Свободой выбора", дарованной нам чем-то необъяснимым. Совести которая изначально порождает людские души.
Его груз, его всенощная ответственность к судьбам нашего мира, сделали этого человека непохотливым и ровным к общению с собственной жизнью. Ступиков блажен, практически свят. Семья от него отказалась.
Улыбка Инженера не в том, что он знает наверняка прошлое и будущее, желания и судьбы каждого из мужчин, бурлящих вокруг. Он помнит и знает каждую женщину из проживающих ныне. Он ощущает момент каждого из делений Вселенского Мира в целом наверняка. Пульсации Деления Жизни непрерывны, в них участвуем все мы, но сам Ступиков уже вычеркнут из списка будущих перерождений. В Индии это состояние Инженера Стрел Времени называют Джатаки.