Аннотация: Последний год, когда ещё можно успеть...
Лёшка Дралев
Старая Книга
Однажды мне в руки попала Книга, которой сейчас не найти в форме именно книги. Не знаю, поверите ли вы мне, но это так. Я случайно обнаружил её. После этого мир для меня перевернулся...
1.
- Альбо, ты возглавишь сегодняшний рейд.
- Но...
- Возражения не принимаются! Абрахам внезапно заболел, он сейчас в палате для особо тяжёлых. Кроме тебя никто не знает этого района.
- Хорошо, босс, я не подведу, - с неохотой вздохнул Альбо, понимая, что долг перед обществом требует личных жертв.
- Вот карта, - без лишних объяснений объявил начальник и, захлопнув за собой дверь, вышел из рабочего помещения.
Остальные смотрели на нового капитана команды с любопытством. Он на минуту почувствовал себя как-то странно. Приятно. Неожиданно.
Вообще-то ему было скучно заниматься тем, чем он занимался в данном месте, но это был его первый опыт трудовой деятельности, и следовало исполнять то, что здесь требовалось.
Он включил карту и стал рассматривать здание, которое нужно было подготовить к сносу через четыре с половиной часа. Дом номер 15 по некогда существовавшей улице "Днепровская" мерцал красным. Альбо щёлкнул на увеличение. "И правда, пятнадцать. Дед..." - пронеслось у него в голове.
Он ошеломлённо глянул поверх карты на товарищей. Они всё ещё ждали.
- Пятнадцатый номер, на Днепровской, - чётко выговорил он незнакомое для них название, стараясь казаться равнодушным, и усмехнулся для виду. Никто не обратил внимания на неестественное поведение Альбо, и он спокойно прошёл на своё место.
В голове роилась стая упаднических мыслей: "Не смогу... Долг, надо... Как же?.. Почему я? Нет! Стоп! Не почему я, а почему я не смогу? Да что мне стоит!?"
Через три часа в столовой собрался весь коллектив компании "Дистрактив Текнолоджиз".
- Спасибо, - без обычной белозубой улыбки сказал Альбо служащей, выдающей специальные заказы. В ответ на подобное небрежение огонёк в её глазах померк. Он не заметил.
Сидя за столиком с тремя такими же страдающими врождённым гастритом работниками, Альбо машинально принялся поедать содержимое своего стакана. Было, как всегда, пресно и жидко, но надо же как-то бороться с болезнью!
- Ваши сегодня куда? - между делом спросил парень, сидевший слева.
- А?.. Да мы на сороковой километр, там ещё пара домов и всё.
- Он за капитана! - довольно добавил Джордж из того же отдела, что и Альбо.
- Что ж ты молчишь!? - хлопнул его по плечу сосед, - Поздравляю!
- Да ладно вам, ребята, это эпизодическое дело.
- Не скромничай, Альбо, - дружелюбно произнёс курносый справа, - в наши дни и это ценится.
Они продолжали разговаривать о разных вещах, а он опять впал в задумчивость: "Не хочу этого... И за какой надобностью меня сюда устроили? Могли бы что-нибудь и поприличней найти, я всё-таки 2 года в техникуме учился! - он вздохнул и посмотрел на товарищей, - Хорошие парни, стыдно перед ними".
Чуть дальше от города, и дороги становились неровными, со множеством трещин и выбоин. Машину неприятно качало, хотя автоматическая система навигации и справлялась со своими функциями. Всё равно к горлу каждого члена команды подступала тошнота - ещё бы, в их родных местах с дорогами вообще никогда не возникало проблем!
Альбо не переставая думал о бабушке и дедушке. Последний, да и единственный, раз он видел их тринадцать лет назад. Тогда мама повезла его в эти края, чтобы он познакомился со своими родственниками, ведь кроме неё и отца у него больше никого не было.
Дед казался Альбо серьёзным мужчиной. Его седеющие брови часто напряжённо хмурились, когда он сидел перед ноутбуком. Они с бабушкой занимались не понятными мальчику делами: какими-то разработками... В общем, создавали новые проекты. Мать никогда не говорила об этой деятельности, даже если он спрашивал. Наверное, именно поэтому у Альбо сложилось впечатление, что здесь, в этой местности, творится что-то чудесное, по крайней мере, тайное, и он сразу согласился покинуть родину ради того, чтобы снова ощутить ту атмосферу.
Но это, похоже, было чисто инстинктивное желание, и только сейчас он начал понимать, что былое накатывается на него. Внутри нарастало жужжание предчувствий, как будто он возвращался в детство, когда в нём ещё жила вера в сказки и стремление погрузиться в неизвестность.
Следы ботинок обнажали истинный цвет пола. Всё вокруг также было покрыто толстым слоем пыли, от которой у напарников Альбо нестерпимо щекотало в носу. Очистители из "Дистрактив Текнолоджиз" часто сталкивались с подобным, и многие даже по несколько дней отходили от этих рейдов, мучаясь непрестанным чиханием.
Обычно и он задыхался от пыли, но только не сейчас. Сейчас Альбо упоённо втягивал в себя этот воздух, пропитанный воспоминаниями. Он ни словом не обмолвился, что уже был здесь когда-то. Сердце сжалось, как только он представил, что своими руками подготовит этот дом к сносу.
Ему никогда не хотелось работать в "Дистрактив" и похожих компаниях, наоборот, он мечтал строить. Для этой цели Альбо перевёлся в технический класс в интернате, для этой же цели он поступил в техникум, а не в колледж. Вот уже два месяца он убеждал себя, что это временно, и скоро его назначат на другую должность.
Профессия очистителя вообще изживала себя: почти не осталось территорий, не охваченных Объединением. Значит, когда работа по разрушению будет закончена, неизбежно начнётся строительство, и тут-то Альбо и проявит себя.
Конечно, и эти мечты он всемерно подавлял в собственном сознании, оттесняя их старательным повторением главных истин Книги. Иногда ему даже казалось, что он преуспел в безусловной любви к окружающим, и невидимые узы братства сплотили его с товарищами. Но невозможно долго вводить самого себя в заблуждение, и Альбо снова отмечал за собой неприятие какого-нибудь знакомого.
Неужели он один такой? Сколько ни пробовал этот девятнадцатилетний парень наблюдать за приятелями, ему казалось, что ни у кого из них не возникает и мысли о том, чтобы самостоятельно решать, с кем дружить и где работать ...и он прятал собственные...
Альбо спешил пройтись по всем комнатам: невероятно, когда-то многие люди жили в огромных помещениях! У каждого был целый дом с отдельной от кухни столовой, гостиной... И это в захолустье, которое они приехали уничтожить!
А сами они ютились в общежитских комнатушках, правда, со всеми удобствами и без всякого старья - механических часов, резных этажерок, - назначение которого оставалось неясным.
Из тех, кто находился в доме, только Альбо понимал, для чего служили такие вещи. В детстве он очень удивлялся громкому тиканью этих часов, и мог бы никогда не узнать, что они вообще тикают, потому что впоследствии видел их лишь однажды, да и то на сайте "Бестолковой старины".
Джордж как всегда качал головой, озираясь по сторонам. Всюду он то и дело натыкался на разные изысканные шкафчики, столики, существование которых всегда считал бессмысленной роскошью и напрасной тратой ресурсов.
В Объединении с этим было строго. Ещё на заре его образования правительство США - страны, которая и инициировала создание общеземного государства, - ввело строгий контроль над расходом полезных ископаемых и древесины, в итоге абсолютно отказавшись от применения бумаги, добычи нефти и многого другого.
Альбо же украдкой гладил лакированную поверхность каждого предмета мебели, если таковой попадался ему на пути.
Живая ткань забытых фантазий струилась всплывающими образами. Бабушка не умерла, а всё так же варит свой фирменный суп, каких он больше нигде не пробовал, и дедушка тоже здесь, за ноутбуком старой модели, вчитывается в текст на экране и сосредоточенно потирает лоб...
- Ничего нужного, кроме мебели - пойдёт в антикварный салон, - заключил Альбо, долго собиравшийся с силами, прежде чем сказать это, - осталось только заглянуть на второй этаж.
Следуя логике, он поднялся по крепким ступеням, и совершенно не изумился тому, что они не издали ни единого скрипа, ведь прошло всего шесть лет, как этот дом был покинут своими обитателями.
Расположенные наверху спальня и кабинет пахли для него по-особому: здесь он провёл самые познавательные минуты своей жизни. Хотя дед не посвящал мальчика в подробности собственных проектов, он всегда рассказывал какую-нибудь увлекательную историю об изобретениях. Благодаря ему Альбо ещё до поступления в интернат казался умнее некоторых учеников.
В спальню он захаживал редко, и оттого она представала в его воображении вместилищем загадок и откровений, желанная, но недоступная.
Сейчас парень увидел её в новом свете. Запечатлевшаяся в сознании огромной, кровать по-прежнему стояла в центре, а по бокам - две тумбочки. Он открыл одну из них. Внутри лежали ничем не примечательный гребешок для волос и солнцезащитные очки. Ящик с другой стороны кровати был наполнен кремами для лица и для рук с истёкшим сроком годности.
Сзади послышался топот - кто-то поднимался вслед за ним. Пальцы не слушались, отказываясь отрываться от этих дорогих памяти вещиц, но надо было торопиться с осмотром, ведь очистить здание перед сносом требовалось в течение ближайших сорока минут.
Один из товарищей вошёл в комнату и остановился на пороге.
- Тут то же самое? - осведомился он.
- Да, мебель. Из тумбочек только надо вытряхнуть хлам, - не оборачиваясь, ответил Альбо.
- Тогда я пойду туда, - сообщил Эрик, видя, что капитан не собирается покидать это помещение.
- Нет, - живо откликнулся напарник, но моментально замаскировал своё волнение пояснением, что должен первым ознакомиться со всеми комнатами.
Пока Альбо наслаждался открывающимся из запаутиненных окон видом на причудливые конструкции нового мегаполиса, на верхнем этаже уже собралась вся команда: кто делал опись, надиктовывая на карманное устройство список найденного, кто выносил на улицу шкафы.
Суета на заднем фоне подталкивала к действиям, но ему так нравилось просто созерцать... "Неужели всё это будет уничтожено?" - снова зазвучало в голове.
Наконец, Альбо сдвинулся с места, словно только сейчас до него дошло, что через полчаса вольно-невольно придётся расстаться с домом деда. Он сновал по кабинету, опасаясь взять что-нибудь с собой на память.
Это было не принято, аморально и как-то по-воровски, к тому же ничего подходящего он не находил. Внутреннее противоречие "брать - не брать" переходило в бесцельные метания, только осложнявшие принятие решения.
В сомнениях Альбо не заметил, как натолкнулся на болтавшуюся на петлях дверцу платяного шкафа, и тот пошатнулся. Парень не успел удержать его от падения. Раздался грохот, на который по коридору уже бежали остальные участники сегодняшнего рейда.
Внизу, там, откуда сдвинулся этот ветхий предмет интерьера, валялась тонкая книжка небольшого формата. Не думая, он схватил её и засунул за резинку штанов.
- Что случилось?
- Ты в порядке?
- Как ты? - закидали вопросами напарники.
- Всё нормально, - заверил их оглушённый то ли звуком, то ли своим дерзким поступком Альбо.
Спустя пару минут товарищи разошлись, оставляя его терзаниям совести и любопытства. Он никогда прежде не видел книг, тем более не держал их в руках.
Прикрывая ладонью несколько выпирающую даже под рубашкой вещь, парень вспоминал ощущение шероховатости, испытанное им совсем недавно. Ему и запах чудился, смесь запахов, которые не поддаются описанию: детства, радости, тайны.
Для каждого эти понятия напоены своими ароматами, а для Альбо именно в них заключалась вся прелесть находки. До конца рабочего дня он жил в предвкушении перемен и новизны, одновременно пугаясь любого, кто приближался к нему - вдруг заметит?!
Только в общежитии, забившись в самый тёмный угол, чтобы возможно зашедший гость не застал его с поличным (от использования замков отказались ещё в прошлом веке), Альбо вынул книгу из штанов и ещё долго взвешивал её в руках, благоговейно затаивая дыхание перед тем, как раскрыть её страницы.
На белой обложке бледно-золотыми буквами было выведено "Книга", чего он не разглядел, когда впервые увидел эту вещь. Теперь же парень совсем потерял способность соображать, ведь именно эта Книга была тем фундаментом, на котором строилось всё Объединение. И как это ему посчастливилось обнаружить её среди никому не нужного барахла (разумеется, никому, кроме него)!? Именно эта Книга сейчас находится у него на коленях, и он не осмеливается запятнать её своим прикосновением! Восторг душил, хотелось скорее поделиться новостью со всеми, кто только встретится на пути - переживание безусловной любви открылось ему во всей полноте, и она рвалась из груди.
Он бы, наверное, запел, если бы существовала такая песня, которая смогла бы выразить его счастье. Но все песни были о долге и о товариществе, и Альбо не озарило ни одной подходящей строчкой.
2.
Немного успокоившись, он перевернул обложку. К сожалению, этот труд был написан на староанглийском - мудрёном языке со множеством излишних красивостей и длиннот. Сначала он даже расстроился, но, попытавшись понять текст первой страницы, пришёл к выводу, что современный английский не так уж далеко ушёл от своего предка, и грамматика в целом похожа, но были отдельные непонятные слова.
Стало ясно, что тут не обойтись без помощи Сети, коей он и поспешил воспользоваться в скором времени.
Мелкий шрифт также затруднял чтение, а боязнь быть застигнутым врасплох с предметом, который Альбо выудил из груды старья на Днепровской, только усиливала волнение.
Он был вынужден перетащить свой миникомпьютер поближе к правой стене, чтобы закрыться им от того, кто мог войти в дверь. Положив Книгу на колени, парень осваивал написанное.
За те часы, что он сидел за работой, немало слов было введено в строку поиска на энциклопедическом портале. Зато Альбо узнал значение таких понятий, как "трансцендентность", "эстетика", а также с удивлением обнаружил, что между "индивидом" и "личностью" существуют отличия.
Последний вопрос он разбирал ещё в интернате, причём на восьмом году обучения, и там ровным счётом ничего не говорилось о том, что личностями становятся в процессе социализации (уж это-то понятие мог растолковать любой ученик).
Всегда предпочтительней было сказать о себе как об индивиде, индивидуальность и "уникальность" (тоже новое слово) не приветствовались, ведь с 16 лет направление деятельности каждого уже было определено.
Конечно, выбирал это самое направление школьник без чьего-либо давления, но позже переходить на другое воспрещалось. Да и мысли ни у кого такой не возникало - всё устраивало многих. И Альбо тоже. Но только до сих пор, пока он не прочитал 23 страницы предыстории Объединения. Многое всё ещё оставалось непонятным, а в голове начали появляться собственные размышления на этот счёт.
В Сети были миллионы ссылок на Книгу, если не больше, и все они вдалбливали одно: равенство и товарищество - вот в чём наша сила. То, что он узнал за этот вечер, не противоречило коллективистскому лозунгу, но, похоже, и не ставило его во главу угла. Альбо нюхом чуял, что тут что-то не так. Но ведь в руках у него была настоящая Книга, оригинал, первоисточник, которому нельзя не доверять!
Наморщив лоб, он вспоминал, встречался ли где-нибудь полный текст. Чтобы убедиться наверняка, парень даже проконопатил не одну сотню документов в Сети, но как бы он ни задавал вопрос, снова вылезали только ссылки.
В дверь позвонили. Секунды, в течение которых она открывалась, спасли Альбо - он уже поправлял рубашку, когда Джордж окончательно вошёл в комнату.
- Ты что это притих? - спросил друг, - Весь день дома?
- Да так, - не нашёлся, как объяснить, хозяин квартиры.
- Ну, и зря: по этажу ходят дурные вести!
- Что случилось? - напрягся Альбо, инстинктивно прижимая ладонь к животу.
- Абрахам неизлечим, и всё готовят к похоронам. Наши собираются навестить его, может быть, в последний раз. Завтра.
Пока Джордж делал это сообщение, у Альбо и отлегло от сердца (про его воровство никто ничего не знает), и стало тяжело на душе, ведь прежнего командира команды он очень уважал.
Абрахам действительно был достойным человеком, и начальник уже давно решил взять его к себе в преемники - то есть после ухода на пенсию, именно нынешний капитан должен был управлять "Дистрактив Текнолоджиз". Правда, неизвестно, дожила бы сама компания до пенсионного возраста начальника, ведь необходимость в очистителях отпадала. Но всё-таки Абрахам...
- Во сколько?
- В обед. Нас отпустят на час раньше, мы поедим, а потом сразу к нему - ты же понимаешь, мы можем не успеть...
- Да, - грустно вздохнул Альбо.
- Да, - часто моргая, повторил Джордж.
Он повернулся к выходу, потому что беседы о командире угнетали его.
Альбо уставился на задвинувшуюся дверь белого цвета, и дальнейшее чтение потеряло для него смысл - умирал один из друзей.
За всю жизнь его непосредственно коснулись только две смерти: бабушки и дедушки. Тринадцатилетний мальчик остро воспринял это событие, несмотря на то, что старики жили далеко. Дороже деда была только мама, или нет - одинаково? Как сильно тогда щипало глаза, а голова разрывалась на кусочки от неприятия этого факта!
Уроки в интернате, прежде приносившие радость, показались бледным призраком настоящей жизни, которую он мог бы провести рядом с действительно стоящими людьми. Но время было упущено, да и закон не разрешал покидать учебное заведение дольше, чем на двое суток в год без уважительной причины.
Странным было то, что родители матери скончались в один день, будто сговорились уйти из жизни вместе. Никто не знал, как и почему это произошло, но в те дни Альбо и не задумывался над такими вопросами - он просто не мог смириться с их смертью.
Страшно терять близких, что бы ни говорилось при этом: они обрели покой, "там" им будет лучше...
Может, это отчасти и эгоизм, ведь ты не в состоянии поверить, что человека не стало, человека, который занимал важное место в твоей жизни. А теперь у тебя враз отобрали мгновения, когда он мог бы быть с тобой. И ты тоскуешь и плачешь по нему, потому что больно тебе, а он мёртв и ему, быть может, действительно хорошо.
Или никак. Поэтому ты упиваешься исключительно своим горем, ты жалеешь только себя, проливая слёзы на одре того, кого ты любил.
Всё утро ребята ходили сами не свои, рассеянно и оттого суетливо выполняя задания. После посещения Абрахама планировался один рейд, но о нём даже страшно было подумать в связи с предстоящим событием.
- Ну, всё, пошли, - устало вздохнул начальник.
Команда понуро плелась по коридору в столовую.
В зале кроме них никого не было - дообеденное время ещё не закончилось. Лица на выдаче еды и в окошке тоже выглядели пасмурными: их заранее предупредили о причине столь раннего приёма пищи.
Альбо даже забыл поблагодарить девушку, отдававшую ему стакан с овсянкой. Такое случалось впервые на её памяти, но она постаралась понять очистителей, ведь все знали, что Абрахам не сегодня-завтра покинет этот мир.
Ели молча, да и аппетита особого не было. Пальцы многих безвольно ковыряли вилкой в своих тарелках, а ложка Альбо просто увязла в каше.
Ему захотелось апельсинового сока. Это был его любимый напиток, правда, злоупотреблять им парень не мог из-за того же гастрита с повышенной кислотностью. "И о чём я думаю в такой момент?! - отругал он себя, - Товарищ умирает, а я..."
Альбо поднял на Джорджа виноватый взгляд. Тот ни на кого не смотрел, и продолжал механически опустошать содержимое своего стакана. "Наверное, он и начальник страдают больше всех. Страшно... Я переживаю только на поверхности, будто напоказ. Почему так?"
В онкологии было до стерильности пусто, и даже в палате Абрахам лежал один. Члены команды только сейчас, по приходу сюда, узнали, чем был болен их товарищ.
Как же глупо он поступил - довести опухоль до последней стадии! И зачем? Зачем капитан сразу не пошёл на лечение, ведь благодаря современным технологиям давно исцеляют подобные вещи!?
Абрахам был таким мужчиной, волевым и жёстким, он всегда доказывал остальным, что Человек силён. Вот к чему привело его излишнее самоистязание. Он не признавал отдыха и за время работы в "Дистрактив" ещё ни разу не взял отпуск.
В последние дни командир выглядел не так свежо, как обычно, но он объяснял это тем, что количество заданий уменьшилось, а ему нужна большая нагрузка. Тогда подчинённые посмеивались. Сейчас некоторые были близки к тому, чтобы расплакаться.
Сотрудники склонились над темнокожим капитаном, подбадривая его, но Абрахам уже знал, что и они знают о грядущем прощании навсегда. Он впервые в жизни не сдерживал свою боль, а предстал перед товарищами обыкновенным парнем, страдающим и безоружным.
Оперировать его уже было бесполезно: рак предстательной железы дал метастазы в лимфатической системе, печени и костях. По этим симптомам (ломоте в пояснице и тазобедренных суставах) Абрахам, собственно, и понял, что пора обращаться к врачу.
Ещё около 100 лет назад люди и не помышляли о том, чтобы лечить злокачественные опухоли, а теперь в больницы обращались только с переломами и гастритами. Общие обследования на предприятиях и в учреждениях проводились раз в год, госпитали приобрели характер превентивных заведений.
Рак по-прежнему не был редкостью, особенно для таких парней, как Абрахам - афро-американцев по происхождению, перебравшихся по роду службы на другой континент, - но его успешно устраняли различными способами.
К тому же определить локализацию опухоли не представляло труда благодаря диагностирующим микрогироскопам-биосенсорам. Это, само собой, не входило в программу обычного осмотра пациентов, быть может, поэтому бессимптомное течение заболевания Абрахама диагностировали лишь на завершающей фазе, но завершающей не безудержное деление раковых клеток, а его жизнь...
Он был на редкость откровенен сегодня.
- Я вас всех очень ценю, ребята, - пробормотали сухие губы командира на прощанье, - люблю.
Усталость его лица была последним впечатлением Альбо от Абрахама. Через час после их ухода он умер. Команде под предводительством Джорджа это трагическое известие специально не сообщалось до окончания рейда. Хотя все были морально подготовлены к такому исходу, каждый воспринял смерть Абрахама, будто не ожидал ничего подобного.
Альбо эта новость застала так же, среди остальных. Он закусил губу, вновь и вновь возвращаясь в памяти к образу капитана.
Парень не думал, что испытает столь сильное потрясение. Его поглотила печаль, он словно застыл в шоке. Вероятно, сказалась та самая близость встречи с Абрахамом: только что Альбо стоял в палате больного, и вот его не стало.
Кремация должна была состояться в три часа дня. По такому случаю отделу очистителей был предоставлен выходной.
Ритуальное здание заметно выделялось на фоне города. Прежде оно казалось размашистым и широким по сравнению с архитектурой жилых домов, а теперь - просто уникальным.
Стиль построек, облепивших часть планеты за прошедшую сотню лет, отличался эргономичностью. Всё стремилось к удобству и функциональности. Во многом причиной послужил изменившийся климат, стёрший с лица земли, как это ни странно звучит, саму землю. Но не везде: например, здешние места остались такими же, какими были задолго до глобальных потопов, цунами и иных катаклизмов.
Крематорий представлял собой комплекс помещений, предусматривающий как аспект сжигания, так и поминовения. Внешний вид здания ещё не успели переделать под современность, и оно величественно вздымалось вверх центральным куполом. Белые колонны длиной в пять метров придавали ему некоторую воздушность.
Как будущий строитель, Альбо с предельной внимательностью разглядывал строгую лепнину, сохранившуюся даже в вестибюле. Эта комната также была больше всех остальных и вносила торжественность в церемонию прощания.
Он впервые поднимался по ступеням крематория, которые раньше откликались бы на каждый шаг громким стуком. Сейчас подобного не могло произойти по той причине, что в Объединении не носили каблуков - этой канувшей в Лету глупости.
В скромном помещении со стенами светло-серого цвета всё кричало о том, что смерть неминуема. До сих пор никто не преодолел её притяжения, и поныне всё обращалось в прах...
Внесли тело Абрахама.
Его жена и шестилетний сын стояли к носилкам ближе всего. Мальчика ещё не забрали в интернат, и он был очень привязан к родителям. Отца у него больше не было, и Альбо пожалел его, различив в чёрных глазах страх и беспомощность. Малыш прижимался к матери, порой вытирая мокрое лицо о её длинную траурную юбку.
Остальные тоже оделись в тёмные рубашки и брюки, повязав на шее белый галстук - знак мира и покоя, предстоящих почившему. Сын Абрахама всё время оттягивал свой, захлёбываясь рыданиями.
Начальник тоже плакал.
Служители крематория, дав всем желающим вдоволь наглядеться на труп, некогда бывший их товарищем или родственником, спустили его на подвижный противень, который и задвинули в печь.
В этот момент жена Абрахама всхлипнула и закрылась платком от посторонних.
Присутствующие на церемонии направились в другой зал, чтобы помянуть друга. Сначала все выстояли минуту в тишине. Кто не умел, продолжал лить слёзы вслух. Потом сели за длинный стол, где уже стояла обязательная порция фруктов и стаканы с водой.
Этот ритуал показался бы Альбо смешным, если бы не было кощунством смеяться на похоронах: Абрахам терпеть не мог фрукты, а его любимого жареного картофеля с курицей здесь не наблюдалось.
Но традиции есть традиции, и никуда от них не денешься. Насколько он знал из новейшей истории, эта пошла со времён, когда все поголовно увлекались психологией, ещё до Объединения.
Согласно множеству рекомендаций, есть в состоянии волнения, духовного или физического недомогания не рекомендовалось категорически. Даже митинги устраивались по этому поводу, религиозные организации выступали против набивания желудка на похоронах, а представители философских обществ вообще голодали в таких случаях.
Окружающие сосредоточенно занимались своей трапезой, воображая, будто сейчас они едят за Абрахама.
"Я тут обедаю, а он горит в какой-то камере при 1000®C", - думал Альбо и сокрушался тому факту, что правительство Объединения в своё время пошло на уступки общественности и не закрепило воздержание от пищи перед погребением покойного.
Пришлось помучаться скукой лишний час - тела больных раком дольше сохраняли свою целостность под воздействием огня.
К ожиданию примешивалось желание вернуться к обычным делам. Вопреки дружбе, товариществу, как всегда, Альбо снова переживал, что даже смерть знакомых людей не затрагивает его глубже определённой границы. Наличие этой границы препятствовало развитию самоуважения. Стыд за собственное равнодушие вторгался в его существо, и он осознавал, что стыд и должен быть, так ему легче - хоть что-то он ещё способен был ощущать.
Когда в его душе появилась преграда бесчувственности, он и сам не мог бы сказать со всей точностью. Возможно, она находилась в нём всегда? Возможно, момент её возникновения настолько далеко уходил в детство, что он просто не мог вспомнить.
Иногда Альбо казалось, что это из-за деда и бабушки, которые скончались так внезапно, но панцирем индифферентности он начал обрастать раньше. Неужели потому, что ребёнку не хватало присутствия отца в его жизни? Папа помногу работал, часто в отдалённых городах, и семейных событий с его участием было действительно мало.
Церемониймейстер пригласил всех пройти в очередное помещение. Там вдове вручили белый цилиндр, внутри которого лежала герметично запакованная пластиковая капсула. На поверхности так называемой погребальной урны были выгравированы имя, дата рождения и смерти Абрахама.
Всё прошло более-менее торжественно, без пафоса, но и не слишком заурядно.
Далее цилиндр с прахом усопшего поместили в нишу колумбария и закрыли её мемориальной плитой. Среди множества фамилий людей, почивших ещё в прошлых веках, выделялись новизной инициалы Абрахама.
Собравшиеся ещё немного постояли под кронами местных деревьев, мысленно говоря умершему то, что не успели сказать при жизни, и потихоньку стали расходиться.
Альбо не хотел сразу ехать в общежитие с товарищами. Он оторвался от их компании до того, как они приблизились к метро, и свернул на один из проспектов, который вывел его к постройкам старых улиц.
Здесь дышалось легче, несмотря на то, что снос домов неизбежно оставлял после себя разрушительные последствия в виде сломанных деревьев и погубленных кустарников.
Он взглядом вбирал в себя тайны разбросанных кирпичей - материала, который раньше был весьма популярен в зодчестве - и зияющих чёрных проёмов, некогда служивших аборигенам окнами.
Трава, какой не было в родной Барселоне, звала прикоснуться к себе. Альбо озирался вокруг, чтобы не быть замеченным в таком странном поступке, но он был здесь один.
Схватив тонкие стебельки, при этом стараясь не вырвать растение с корнем, парень припал к ним лицом. Дорожная пыль только усиливала ощущения. Трава невинно щекотала гладко выбритое мужское лицо.
Альбо заплакал. То ли скорбь по Абрахаму, наконец, вырвалась наружу, то ли давно забытое желание жить в этих краях возродилось в груди.
Назад он шёл облегчённый и умиротворённый. Конечно, его бывшему капитану хорошо "там". Где? Да где бы он ни был!
Захотелось вернуться к старой книге (а вид у неё и впрямь был ещё тот: пожелтевшие страницы, истрепанный в углах переплёт), которая скрывала в своих недрах ещё не одну истину и ещё не один секрет...
3.
Она даже вся подобралась и воспряла, увидев его на входе в столовую. Клара думала, что Альбо уже не придёт, но он просто опоздал. Девушка, забыв обо всём на свете, не отрываясь смотрела за тем, как он приближался к окошку.
В помещении остались только самые отъявленные копуши, не справившиеся с едой за пятнадцать минут. Некоторые и не собирались уходить, проводя время за дружеской беседой.
Столик, где Альбо обедал с товарищами, был пуст. "Ну, и хорошо, - решил он, - меньше расспросов".
Клара быстро поправила косынку на волосах и постаралась согнать краску волнения с лица, пока он оглядывал зал.
Протягивая ему стакан, девушка жалостливо сдвинула брови:
- Не грусти, - и в тот же миг испугалась собственного голоса.
Слава Богу, Альбо воспринял эту фразу нормально.
- Да я, в принципе, и не... - ответил он, пока она в смущении всё ниже опускала лицо, - Тебе нехорошо?
"Всё пропало - увидел, как я покраснела", - догадалась Клара.
- Да нет, ничего, - пришлось поднять голову.
- Я - Альбо, - представился парень, не заметив её робости, за что она так сильно переживала.
- Я - Клара. Клэр, - поправилась девушка, - это звучит привычней.
- Ты из здешних мест? - обрадовался он, ведь его мать звали так же.
- Не совсем: мои бабушка и дедушка жили тут, - объяснила Клара, счастливая от того, что разговаривает с ним.
- То же самое, - сказал Альбо о себе, улыбнувшись.
- Правда!?
- Да, поэтому, надеюсь, ты не обидишься, если я буду называть тебя на славянский манер?
- Конечно, нет, мне и самой так больше нравится! - воодушевилась она.
Они продолжали перекидываться словами через окошко, и это начинало смотреться нелепо.
- А вы тут... ну, служащие, - пояснил Альбо, - обедаете?
- Да, естественно, - не поняла, к чему он клонит, девушка.
- Может, тогда присоединишься ко мне? - прямо спросил голодный очиститель.
- Д-да, - удивлённо согласилась Клара.
Выйдя из-за стойки, отделявшей поварскую часть от всего остального, она сразу же направилась к столу, за которым всегда сидел Альбо с друзьями, но осеклась, опасаясь, как бы он чего не подумал, и замедлила шаг, пропуская его вперёд.
- Забыла сказать, - вставила девушка, - приношу свои соболезнования по поводу смерти...э-э-э... твоего командира.
- Спасибо, - чуть не подавился овсянкой Альбо.
Он не любил подобных разговоров и плавно перевёл тему в иное русло, тем более одно было связано с другим:
- Между прочим, меня назначили на его место.
- Поздравляю, - немного растерялась Клара.
- Вообще-то я этого не хотел, - признался он ей.
- Почему?
- С детства мечтал быть строителем. Мне всё равно, пусть даже по реализации проектов, но в идеале, конечно, по их созданию.
- Архитектором? - изумилась она высоте его запросов.
- Да, - коротко бросил Альбо, вдруг понимая, что впервые говорит об этом вслух.
- А я не знаю, где буду после "Дистрактив", - задумчиво произнесла девушка, поддерживая выбранную линию разговора, - наверно, меня направят в другую компанию, а может, оставят тут до закрытия.
- А ты сама? Чего ты хочешь? - задал он неординарный вопрос.
- Об этом как-то не принято... - насторожилась Клара, но его глаза смотрели так честно, да и вообще он был слишком дорог ей, чтобы не ответить, - Мне нравится готовить. Я бы даже с удовольствием работала тут, если бы это было кому-нибудь нужно. Ещё - наблюдать за людьми, но ведь такой профессии не существует...
- Интересно, - промямлил он, проглатывая последние хлопья каши.
Клара подумала, что на том они и расстанутся - так, эпизодическое знакомство, не обещающее ничего. Ей стало немного грустно от этого, но она тут же искусственно подняла своё настроение, ставя себе в заслугу то, что он теперь хотя бы её знает.
Между тем, Альбо опустошил стакан.
- А что ты думаешь по поводу Объединения?
Она недоумённо воззрилась на него.
- Я имею в виду... Как бы тебе объяснить? Ну, представь, что его бы не было, ведь люди до этого как-то жили.
Девушка всё ещё молчала.
- Ты, может, считаешь меня странным?
- Да нет, что ты! - спохватилась она, - Скорее единственным в своём роде, - Клара потупилась, ведь эту фразу можно было понять двояко, - Я хотела сказать, что похожих на тебя не встречала.
- Ну, тогда... Помнишь мой вопрос?
- Он очень сложный. Мне кажется, хорошо, что земляне объединились. Да все только этого и хотели! За исключением, конечно, некоторых территорий, но мы теперь здесь, значит, всё к тому и шло.
- Логично. А ты уверена, что история, которую нам преподавали в интернате, настоящая? - Клара выпучила глаза, и он поспешил смягчить форму вопроса, - Во времена различных религий и правительств тоже была история, и каждый видел её по-своему, а мы судим о ней по собственным меркам, отвергая априори.
- Как отвергая? - переспросила она.
- Заранее, - сконфузился Альбо, осознав, что употребил слово из Книги.
- А-а... - закивала девушка, - Может, ты и прав, но кто знает, как всё было на самом деле. Мы ведь должны трактовать прошлое, чтобы не наделать подобных ошибок в будущем. Нам поэтому и живётся так хорошо, как живётся - нас всех сплачивает единая "религия".
- В последнее время я плохо разбираюсь в сути происходящего, так что не суди строго, - словно отрекаясь от своих предположений, сказал он.
- Нет, ты очень хорошо говоришь! - заверила Клара.
- Ты тоже, - вернул ей комплимент Альбо.
- Знаешь, - продолжила она (видимо, его сомнения в истории каким-то образом её цепляли), - без Объединения вся Европа погибла бы. И Япония, а об Америке я вообще молчу.
- Верно, именно эти страны больше всего и рвались объединяться. Не потому ли, что знали о последствиях катастрофы?..
- Откуда у тебя такие данные? - удивилась служащая столовой, - Никто не знал, что с кем случится - это было слишком непредсказуемо!
- Не кипятись, - тут же засуетился парень, - я просто предлагаю разные варианты.