Аннотация: Немного тёмного... Хорошо - много тёмного. Много крови... много смерти. Много...
ПЕРЛАМУТРОВОЕ УТРО
Перламутровое утро,
Все небеса во снах...
Перламутровое утро,
День, когда забылся страх...
По её свежим, розовым щекам ручьями лилась кровь. Красная, густая и липкая. Этот запах... дурманящий, солоноватый, приторный. Запах! Он везде! Её зрачки, они были сужены до размеров тоненькой полоски, той самой, которая чернеет в кошачьих глазах (или в глазах змеи...). Я смотрел на её безупречное лицо. Смотрел...
...а она прилипла своим влажным взглядом ко мне. Так должно быть долго. Потому что это правильно. Потому что это хорошо...
Тем временем кровь уже перекрасила её белоснежную кожу в алые оттенки. Преодолев подбородок, ручейки продолжили свой нелёгкий путь по её лебединой шейке, подбираясь к чистому, кружевному воротнику белого платья. А зубы... эти ровные, глянцевые и словно фарфоровые зубы... они жадно впивались в маленький багряный комок. Раз. Кусок откушен... кровь по губам, кровь по длинным пальцам. Два. Ещё кусок. Снова кровь... Три... четыре... пять...
Поцеловать. Тебя. Очень. Хочу. Трудно...
Господи прости! Как же это красиво! Кто бы знал! Они могут думать, что хотят... но нет ничего красивее её, с таким жаром поглощающей моё сердце, облитой золотым утренним светом. Я сам вырвал...
Нет ничего красивее алых капель на белой такни её платья... Нет ничего красивее крови на снегу... Нет ничего красивее...
Перламутровое утро, все небеса во снах...
Как. Же. Хочу...
Перламутровое утро... день, когда забылся страх...
Пение птиц за окном, легкие и нежные прикосновения ветра, шелест листьев и бесстыдно голое солнце! Слышу, как твои зубы впиваются в плоть, как кровь снова хлынула по щекам, как... Ты смеешься! Смех... и улыбаешься. Как ты можешь? Как она может улыбаться, когда ест на завтрак моё сердце?..
Да.
Это не сердце. Это не кровь. Она даже не красная... это сок. Он липкий. Он сладкий... как её губы. Я вижу, чёрт, я же ясно вижу, что она держит в руке! Это просто...
Но как же мне хочется...
Верить.
***
Марго стояла, гордо выпрямив спину, и созерцала, как её стройные идеальные ноги обволакивает какая-то слизкая жидкость темно-багрового цвета. Правда в некоторых местах проглядывала безобразная зелень и даже чернота.
Хотя вот чего-чего, а черноты-то тут было полным полно. Только из решётки наверху сочился тусклый голубоватый свет.
И как же тут воняло! Отвратительный, мерзкий запах просачивался сквозь кожу, и через пару минут Марго показалось, что сама она и есть этот запах.
Постояв неподвижно, девушка начала оглядываться по сторонам. И остановилась взглядом на чём-то круглом в тёмном углу. Когда же пакостливый лучик света осветил это "что-то", то Марго передёрнуло. У неё закружилась голова и девушка подумала, что её стошнит от отвращения. Она выпустила из рук полы платья, которые до этого момента старалась не испачкать в слизи. Пошатнулась, но рукой упёрлась в стену. Проскоблила ногтями по плите. В кулаке собралось что-то мерзкое... волосы?
Марго наблюдала, как ранее белый подол её платья пропитывается жидкостью, как скрывается он в чернеющей бездне...
Закинула голову. И свет, свет, свет! Голубой, божественный...
--
Михаил! - крикнула она хриплым от волнения голосом.
Судорожно вздохнула.
--
Михаил!
Ответа нет. Устала. Свет больше не слепит. Теперь видно, что решетка слишком высоко.
Да. Высоко.
Выхода нет.
Она не помнила. Не помнила... сколько же здесь сидит. Теперь ей было всё равно. Наплевать. Наплевать на всё. На жижу, которая (скорее всего) была смесью из крови, мочи и ещё чего похуже... Наплевать на гниющие головы и человеческие останки вокруг. Наплевать на то, что решётка слишком высоко. Потому что выхода нет.
Перламутровое утро,
Небеса во снах...
Веришь ли ты в чудо?
Верю ль в чудо я?
На-пле-вать. На всё.
Выхода...
Марго схватилась ободранной ладонью за металлический прут. Холодно. Она боялась дотягиваться второй рукой до решётки - вдруг сорвётся?
Девушка не помнила себя от гнева. Она обезумела от той обстановки, в которой провела долгие... дни? Просто поднялась на ноги, просто закинула голову, и просто глубоко вздохнула. Марго не понимала толком, что делала, когда карабкалась по стене, цепляясь за выступы в каменных плитах. И тут такой успех! Добраться до решётки!
Но дрянь эта крепко сидела - никак не хотела поддаваться. Никак её было не выдернуть! Ещё бы! Он не так глуп... нет... он не так глуп.
Он будет её терзать. Будет издеваться над ней, пока она не скажет... или... не умрёт. Но Марго не скажет. Марго прощё умереть, чем сказать такое.
Девушка продолжала свои тщетные попытки. Руки затекли, левая нога то и дело соскальзывала со своей опоры. Ещё немного. Ещё совсем немного. Марго понимала, что осталось ей висеть недолго, и скоро она плюхнется в ту безобразную жижу.
Это тот случай. Случай, когда рождается слово Невозможно. Невозможно дотянуться до солнца, невозможно сжать его в кулаке. Невозможно. Нет. Так же невозможно, как выломать эту чёртову решётку.
--
Михаил... - прохрипела Марго, - Михаил! Я доберусь!..
Только девушка хотела сказать что-то более вразумительное, как сверху на неё вылили целое ведро холодной жидкости! Ведро! Ведро, чёрт побери, крови!
Она потекла по рукам, по лицу, по каштановым кудрям, наконец, добралась до груди. Марго не выдержала - сорвалась. Когда летела вниз, то мечтала об одном - никогда не выходить в сад в начале осени три года назад...
***
Погода была чудесная. Сентябрь только взял мир в свои объятья, и всё начало переодеваться в золотые и пурпурные одежды. Небо было по-прежнему лазурным, в его водах купалось довольное горячее солнце.
Она шла, загребая босыми ногами листья. Её шарф вылез из кармана пальто и теперь волочил свой хвост по мощёной дорожке.
Она представляла, что сейчас вовсе не сентябрь, а май. Конец мая, и цветут яблони. Весь сад в маленьких белых цветочках! Весь-весь! Лепестки опускаются на её кудрявые волосы, на темное пальто, на пунцовые губы, на чёрные ресницы... как снег.
Зимой нельзя ходить босиком. Осенью нельзя ходить босиком. А в мае можно...
За одной из цветущих в её воображении яблонь девушка заметила молодого человека. И он был таким странным... таким необычным.
Казалось, что небеса над ним вовсе даже не лазурные, а кроваво-красные, и белые лепестки наливаются алым. Юноша излучал этот цвет... красный. Но она не думала тогда... но она не знала.
В его волосах играл майский ветер. Казалось, что они хоть и чёрные, но всё равно отливают багряным. И даже его глаза - в них тоже был огонь...
Он держал в руках красный апельсин и медленно впивался в его плоть зубами. Розовый сок тёк по губам, подбородку, пальцам.
Она замерла.
То было перламутровое утро. Чудесное, душистое, яркое утро. Небо переливалось, солнце переливалось, деревья, раскачиваемые ветром, тоже переливались... тишина, благодать. И где-то плескалась вода. Её не было видно, но воображение и без того рисовало картины: на водной поверхности бегают золотые блики, переливаются...
Первое, что он сказал, было:
"Осенью не ходят босиком..."
***
Марго вдыхала полной грудью. Она сумела. Она выбралась. Да всё вот напрасно было. Ведь так и знала... ведь так и знала...
Что решётка слишком высоко. И выхода нет.
Он с умилением смотрел на неё. Изучал. Расцарапанные ноги, кровоточащие ладони, разбитые губы. Волосы, прилипшие к щекам и пропитанные чужой кровью. Платье, когда-то белое, но теперь уже неопределённого цвета - тёмно-багряное, где-то с безобразной зеленью и даже чернотой.
С неё капала вода. Или кровь. Или...
Капало. Кап, кап. Раз, два. Выдох, вздох. Вверх, вниз...
Уже на паркете целая лужа набежала.
Дуло. Дуло наставлено на лоб. Чёрная такая, маленькая дырочка... скоро оттуда вылетит птичка. Да, милая. Птичка.
--
Михаил...
Нет. Это не её голос. Он не узнавал её голоса. Не её.
--
Михаил...
У неё голос тонкий, высокий, красивый... А может всё-таки?
--
Миха...ил...
Нет. Не её.
--
Скажи.
Он был настойчив. Очень настойчив. Но...
--
Скажи или...
Тишина. Нет её голоса.
Кап, кап... что это капает, Марго? Что это? Кровь ли? Пот ли? Слёзы ли? Твои слёзы, а Марго? Нет. Слышишь. Нет. Ты не скажешь. Не скажешь... кап, кап. Что это капает, а Марго? Это время? Это шансы? Нет, Марго, это жизнь... твоя.
Нужно так мало. Всего лишь одно движение. Надавить пальцем на курок, и... надавить...и... Ну, давай же! Это ведь просто! Так просто!
Она закрыла глаза. И мечтала только об одном - никогда не говорить тому странному юноше в саду, что ведь сейчас вовсе не осень, а май...
Он оскалился.
--
Ты хоть знаешь, сколько я их убивал? Сотни, тысячи раз... Ну, скажешь?
--
Нет.
О, да! Голос её. Теперь её. Строгий, властный. Её.
Нажал. Щелчок. Выстрел. Упала. На пол... задев письменный стол рукой и повалив с него все бумаги. Что-то сверкнуло ярко.
Михаил подошёл. На белом листе бумаги пальцем Марго было выведено всего одно слово. То слово... слово.
"Прости".
Неужели это было так трудно?
Михаил опустился на пол рядом с ещё горячим телом девушки. Возлюбленной. Единственной. Мёртвой. Сколько же стоит?..
Знала бы она, сколько горя ему принесла! Знала бы, сколько подарила страдания! Знала бы... Невозможно терпеть. Да. Был тот случай, когда рождается слово Невозможно. Михаил не мог вынести всего, что ему уготовила Марго. Не мог... было невозможно. Точно так же, как невозможно дотянуться до солнца и сжать его в кулаке...
Но всё изменится. Всё станет по-другому. Ведь она сказала... "Прости".
Дуло к виску. Больше незачем. Больше ненужно. Ведь она сказала