Год 705 AC, третья декада сентября
 динственной проблемой в то утро была погода. Было банальнейшим образом ветрено. Особенно пострадали лучники — отборочные соревнования прошли в первый день Фестиваля, сегодня был финал, но ветер...
Собственно, погода постепенно портилась уже целую неделю. Помнится, еще ползя по колонне за унесенным ветром листком пергамента, Чарльз подумал: доставит им эта осенняя погода проблем, ох доставит. Так и вышло. Лучники ходили злые, ждали хоть малейшего затишья, а ветер надувал пузырем полотнища палаток, нес солому, пыль и сдувал все подряд — от пустых корзин, до сладких изюмных кексов у пекаря Грегора со стола.
Увы, для Метамора в такой погоде не было ничего нового или необычного — стоящая в седловине Барьерных гор, меж двух гигантских горных массивов, Цитадель осенью и весной оказывалась как в вытяжной трубе. А еще, осенние ветра иногда притаскивали за собой чудовищной силы бури — с севера и с юга. Запад и восток, к счастью прикрывали отроги Барьерных гор.
Впрочем, Маттиасу, укрывшемуся от ветра вместе с Кимберли в закрытом павильоне, все эти метеорологические рассуждения были совсем не интересны. Доктор Шаннинг, усевшись на скамейку возле выхода разглагольствовала о ветрах, о движении воздушных масс, о каком-то перемещении фронтов и взаимовлиянии воздушных течений... Вот только высокая наука Чарльза напрочь не интересовала и он, сосредоточившись на все-таки начавшихся соревнованиях по стрельбе из лука на меткость, благополучно пропускал все эти термины и рассуждения мимо ушей.
День потихоньку клонился к вечеру, скоро нужно будет идти в комнаты, переодеваться к торжественному ужину. Основные события дня тоже подходили к концу. Вот вручили приз самому меткому лучнику, вернее лучнице. Начались соревнования в стрельбе на дальность. Леди Кимберли смотрела на усилия воинов-лучников неотрывно, Маттиас тоже, особенно когда к стрелковому рубежу вышел Хабаккук. «Наш неуемный попрыгунчик что-то нынче раздухарился... — подумал Чарльз, глядя, как грустный кенгуру-морф уходит в сторону. — Понравилось призы получать!»
Увы, повторить успех первого дня фестиваля, когда он взял сразу два приза — среди единоборцев-мечников и в вольной борьбе, Хабаккуку не удалось. И сегодня уже кенгуру-морф, утешаемый личной группой поддержки, грустно потащился с поля.
 тро нынешнего дня было по-настоящему веселым и праздничным. Высушив шерсть, Маттиас оделся и встретился с леди Кимберли в павильоне пекаря Грегора. Грегор и сам был там, для разнообразия лично раздавая свою продукцию. Хлеба, хлебцы, булочки, лепешки, ватрушки и разумеется, хе-хе, кексы с изюмом. Впрочем, в его павильоне были не только Чарльз и Кимберли. Марк тоже заглянул туда — в полной крысиной форме, он неоднократно прокрадывался под пологом палатки и, взобравшись по ножке, хватал кусок то с одного, то с другого краю стола.
Разумеется, подобное безобразие не могло длиться долго — Бреннар, кот-морф, ученик пекаря, не просто так носил треугольные ушки на макушке. И уже вскоре Маттиас с ухмылкой выручал очень-очень перепуганного крыса, пойманного за хвост и малость повисевшего над распахнутой и громко щелкающей зубами кошачьей пастью.
Время до обеда Чарльз и Кимберли провели гуляя вдвоем под ручку. Раскланивались с празднично разодетыми знакомыми Чарльза, перекидывались с ними шутками и приветствиями. Вместе они еще раз осмотрели ремесленные ряды, особо уделив внимание появившемуся только сегодня мастеру, прямо на глазах зевак делавшему модели кораблей. Чернокожий, бородатый, тонкогубый, с прямым, но явно не единожды ломаным носом и обветренной кожей моряка, гость Цитадели характерными, какими-то очень четкими движениями и чуть растянутой, хотя и правильной речью, очень сильно напоминал Фила Теномидеса. Правда, модели делал, просто поразительные.
Увы, у Маттиаса не было ни денег, ни товара для обмена... к счастью, леди Кимберли больше нравилось смотреть и трогать, а не приобретать. Для выросшей в медвежьем углу и в жуткой бедности, но стараниями отца, весьма и весьма неплохо воспитанной провинциалки, это было наверное естественно. Хотя Чарльз очень мало знал о жизни в таких глухих баронствах, но поведение леди все-таки понимал.
Потом Чарльз и Кимберли успели поиграть в игры — крыс несколько раз швырнул биту, развалив городковое построение, Ким бросила несколько дротиков, кстати, весьма неплохо, даже сшибла разноцветный леденец на палочке. Раскрасневшаяся и обрадованная, она лизнула выигранную «сладость» раз, другой... Фу-у! Липкую приторно-кислую пакость они отдали крутившемуся поблизости Марку, а сами отправились катать мячик.
Все это время Маттиас потихоньку, а иногда и в открытую помогал Ким. Радовался, когда она попадала, вздыхал и утешал, если промахивалась. Они вместе гоняли мячик в воротца деревянной киянкой, и Чарльзу удалось совершенно невинно пару раз обнять Ким — под видом обучения «как надо правильно держать в лапах деревянный молоток». А когда мячик наконец закатился в последние воротца, то обрадованная Ким уже сама обняла Чарльза!
В конце концов, солнце поднялось к зениту, возле ворот начали собираться лучники, а Маттиас и Кимберли, обойдя всю площадь, вернулись к павильону Грегора. Там, крыс отправился добывать кусочек сыра, хлеба и простокваши для усталых путников, а Ким осталась ждать. Каково же было удивление Чарльза, когда вернувшись буквально через пару минут, он обнаружил Кимберли чуть ли не в объятьях у весьма знакомого рыжего нахала, с пушистым хвостом!
!!!
Как ему удалось удержаться и не переломать рыжему лису-морфу хребет, врезав всей силой, Чарльз и сам не понял. Но как-то удалось... к счастью, потому что наиглупейшая шутка разъяснилась и пристыженный Михась немедленно извинился. Пока Чарльз утешал разозленную и чуточку испуганную Ким, подошло время идти на трибуны, а там и соревнования начались...
 торвавшись от воспоминаний, Маттиас проследил за летящими стрелами. Для стрельбы на дальность внутренний двор Цитадели был маловат, и лучники соревновались в поле, за стенами. Чуть в стороне, на холме, расставили скамейки, накрыли павильонами от ветра, на самом поле натянули веревку, обозначив позицию стрельбы, и вот сейчас судья шел к упавшим стрелам, вымеряя расстояние, а Чарльз склонился и прошептал на ушко Ким:
— Тебе нравится?
— О да! День был чудесный! — Кимберли, ухватив его лапу, крепко сжала. — Спасибо, что взял меня сюда.
— Я рад, — Маттиас пощекотал ей ухо усами-вибриссами и тоже сжал лапу.
— А мы не опоздаем к его светлости? — вдруг спросила Кимберли, оторвав взгляд от поля.
Чарльз бросил взгляд на то и дело прятавшееся за быстро бегущими тучами солнце:
— Нет. До заката еще примерно два часа, как раз лучники закончат. Потом еще послушаем достопочтенную Шаннинг... она начнет читать рассказ, занявший второе место в конкурсе, как только солнце скроется за стенами... и как раз успеем переодеться.
Ким кивнула, вернув внимание к постепенно редеющей толпе лучников-соискателей. Она выглядела очень возбужденной, непрерывно покусывая палку для грызения. Чарльз осторожно пощупал лапой свою палку, висевшую сейчас в петле на ремне, как некая стилизованная шпага. К сожалению, это был уже не подарок Фила... но тоже ничего. Ту, великолепную, кедровую... Эх! Еще бы парочку... Так вот, ту палку они с Кимберли уже уговорили. Впрочем, эта была немногим хуже — он самолично выбрал несколько штук из вязанки дров, лежавших на хозяйственном дворе. Сам выбрал, сам ошкурил и даже немного обработал наждачкой. Леди Кимберли достойна лучшего!
Чарльз еще раз склонился поближе к ее уху:
— Ты уже бывала на таких обедах?
Ким покачала головой:
— Мой отец устраивал званые ужины и обеды, но... В обычные же дни мы ели на кухне, вместе с прислугой. А ты?
— Пару раз, еще в столице, — Маттиас куснул палку для грызения и продолжил, — Моему роду подобные развлечения были не по карману, здесь же... как-то меня до сих пор не приглашали.
— Меня тоже, — вздохнула Кимберли. — Отец бывало, зазывал соседей, в деревне бывали праздники, заглядывал купец, но... здесь же все такое... большое! И столько народу!
— Что ж, в таком случае... — Маттиас соскользнул с сиденья, повернувшись мордой к собеседнице и встав на одно колено. — О, прекрасная леди, позвольте недостойному... мне, сопровождать вас на сегодняшнее торжество!
Театральную вычурность речи Чарльз компенсировал улыбкой. Кимберли, уловив направление его мысли, подыграла, ответив столь же возвышенно-театрально:
— О, высокородный сэр, почту за честь пойти на бал в твоем сиятельном обществе! Веди меня, мой кавалер!
И рассмеявшись, они вновь устроились на лавке в обнимку, а ветер, порывами врывавшийся в павильон, нисколько не мешал их веселью.
Солнце уже почти качалось стен Цитадели, когда лучники наконец закончили. Зрители потянулись к воротам, Кимберли тоже шевельнулась, заставив Чарльза очнуться от охвативших его мечтаний. Он тут же вскочил и протянул лапу — помочь ей подняться.
— Неплохо, — довольно шевельнула усами-вибриссами она. — Хотя, в последнем раунде, лучник, занявший второе место, стрелял не в полную силу. Ты заметил?
— Да, — кивнул крыс. — За что и оказался наказан. Вот к чему ведет недооценка противника! Ну что, идем смотреть выступление достопочтенной Шаннинг? Или отвести тебя в комнату, отдохнуть?
Ким покачала головой:
— А выступление стоит того?
— Несомненно! Гусыня отлично владеет голосом и рассказ неплох. Разумеется, если ты не устала.
— М-м-м... Доверюсь твоему вкусу, — шевельнула ушками Ким. — Идем.
Чтение рассказа, занявшего второе место в конкурсе, состоялось на импровизированном подиуме — на том же самом, где в первый вечер Фил гонял троицу помощников. А вот сейчас там замерла одинокая гусыня, с пергаментом в крыльях.
Достопочтенная Шаннинг, что просто удивительно — не забыла о выступлении, прихватив с собой нужный пергамент; что просто поразительно — вовремя о нем вспомнила; и что совсем уж невероятно — нашла в себе силы оторваться от лицезрения летящих по небу облаков и дойти до сцены. А уж там... Великолепно поставленный голос гусыни, в нужных местах набирающий силу и мощь, в нужных — падающий до пронзительного, слышимого даже на самых дальних местах шепота... ее голос приковал к себе всех. И в сгущающейся тьме, в трепещущем свете факелов и костров, жутковатая история о противостоянии вампиров и оборотней, о несчастной любви и смерти прозвучала... потрясающе.
Но вот последнее слово упало в сгустившуюся тьму, и зрители постепенно начали расходиться.
 арльз отвел леди Кимберли в донжон, вдоль Зеленой аллеи, мимо совсем уже пожухших плетей плюща, уложенных и укрытых на зиму соломой виноградных плетей, через внутренние холлы и коридоры, вплоть до дверей ее комнаты.
— Я быстро, переоденусь и вернусь, — сказал он, стоя у двери.
— Я подожду, — улыбнулась Ким, исчезая за дубовой дверью.
А Чарльз, как на крыльях, полетел в его «маленькую норку в стене»...
В комнате было прохладно — увы, но апартаменты из внешнего пояса, с нормальным окном и камином обходились куда дороже таких вот, внутренних. К счастью, зимой во внутренних комнатах было вполне терпимо и без камина. Теплые полы, согретые пылающим магическим сердцем Цитадели, давали достаточно тепла. Увы, сейчас до зимы было еще далеко, на дворе стояла всего лишь осень, и в комнатах, даже внутренних, было... свежо.
Зеленый камзол и рейтузы, легли на кровать. Совсем новые, одетые всего несколько раз. Маттиас потер лоб, вспоминая, когда же он в последний раз одевал праздничное одеяние. Кажется... давно. Впрочем, великолепный темно-зеленый бархат, шелковые кружева и золотая вышивка нисколько не потеряли вида за прошедшие месяцы. Еще рубаха, полотняная, но тоже с кружевами. На ноги неплохо бы башмаки... и чулки, с подвязками, но... Надолго ли их хватит? Эх! Не с крысиными когтями их носить!
Взяв щетку-массажку, Чарльз причесался ног до головы, потом осмотрелся — все ли в порядке, не свалялся ли где мех, но нет, все было идеально. Легла на место кружевная рубаха. Рейтузы. Маттиас аккуратно затянул шнуровки, подвязки и глянул в зеркальце. Темно-зеленая ткань изумительно оттеняла глубокий, темно-коричневый цвет его шерсти. Что ж, глава гильдии Писателей должен выглядеть соответственно. Натянув камзол, Чарльз аккуратно проверил застежки, покрутил манжеты, ощутив, как подкладка шуршит по шерсти, и вновь взглянул на себя в зеркальце.
Великолепно!
Даже лучше, чем тот наряд, в котором он водил леди Кимберли на прогулку! Мех поблескивает в отсветах мечущегося пламени светильника, зеленый бархат мерцает глубокими переливами, золотая вышивка сияет.
Просто великолепно!
Маттиас в последний раз вытер нос и усы-вибриссы, вставил в петлю на ремне одну из своих праздничных палок для грызения. Потом, положив одну лапу на оголовье палки, как на ручку меча, принял драматическую позу — высоко подняв голову и выпрямившись во весь рост, хвост обвернут вокруг левой ноги, глаза глядят прямо и холодно блестят.
Настоящий джентелькрыс!
Чарльз не смог не признать, что сейчас он выглядит куда лучше, чем когда-либо в жизни. Удивительно, как подействовали Насоджевы проклятья...
И как раз в это время, часы на привратной башне пробили восемь раз. Пора. Время.
Маттиас целеустремленно шагал по коридору. Высоко подняв голову, положив лапу на оголовье палки. И пусть большинство метаморцев выше его, даже малыши, в своей самой старшей форме, пусть. В этот особенный вечер, почему бы ему немного не почувствовать себя благородным дворянином? А может быть даже принцем крови? В конце концов, он приглашен на ужин к герцогу Хассану и он не напрашивался — его просили! А он мог бы и отказаться! Ну... в принципе.
Да, сегодня особенный вечер, сегодня он представит леди Кимберли высшему обществу... Каково?! Чарльз Маттиас, сам родившийся демон знает где, бродивший полжизни по подсунутым Иудой дорогам, не имеющий ни капли аристократической крови, и ему предстоит выводить в свет благородную леди! Невероятно!
Маттиас остановился перед дверью леди Кимберли, почистил зубы, убрав едва заметную щепочку. Он не торопился стучать, по собственному опыту зная, что женщине, особенно благородной, требуется куда больше времени на сборы, чем мужчине. Это от женской природы... Ну как можно бороться с естественной сущностью? Никак. Только учесть и немного подождать. А потому Чарльз осмотрел себя еще раз. Особенно хвост — поправил несколько торчащих волосков, и теперь все было идеально, все просто сияло, в свете факела. Радость, переполнявшая все существо, прорывалась вовне, заставляя его буквально сиять.
Маттиас вспомнил, как выглядела сегодня утром Кимберли. Темно-коричневое блио, приталенное светло-коричневым жилетом. Легкий, едва ощутимый, но такой сексуальный запах молодой здоровой самки... оттененный ароматом лимонного дерева и сандала. Все в меру, все идеально подходит ей, именно ей и только ей... Он еще подумал — когда она успела принять ванну? Успела. Она всегда и все успевает... Просто идеальная Леди!
Прождав еще несколько минут, крыс осторожно постучал костяшками пальцев по двери. Похоже он рассчитал точно, поскольку из-за двери послышался торопливый шепот на два женских голоса, едва слышный смех... а потом нежным колокольчиком прозвучало:
— Входите милостивый государь!
Едва слышно скрипнула тяжелая дубовая дверь, клацнули по теплым каменным плитам когти, когда Чарльз вошел в освещенную единственной свечей комнату. Он увидел ее, сидящую на кровати в пол оборота к двери, как мерцающий в неверном свете свечи силуэт. Она выбрала зеленый шелк — ниспадающий плавным водопадом, чуть приталенный силуэт, широкие рукава, серебряное сияние вышивки, оттеняющее светло-коричневый мех...
— О-о... — едва слышно выдохнул Маттиас.
Леди Кимберли демонстративно сложила веер, хлопнув костяными пластинами, медленно повернула высоко поднятую голову и протянула правую лапу:
— Изволит ли благородный сэр проводить меня на ужин к его светлости? Меня ждут там, но мне нужен эскорт.
Чарльз, как оглушенный, взял ее лапу и глубоко поклонился:
— О да, прекрасная госпожа, почту за честь!
Закрыв за собой дверь, Чарльз повел леди новой дорогой — к роскоши и сиянию парадных залов Цитадели. Коридоры постепенно сменили облик — аскетичную простоту несокрушимых каменных стен укрыли гобелены, шершавые плиты пола скрылись под коврами, место факелов заняли масляные светильники. Вот, наконец парадная лестница, изящный каменный узор, сияющих молочным блеском мраморных перил, высокие двери, распахнутые при их приближении двумя женщинами-охранницами...
Прибыли.
дин из парадных залов Цитадели, в данном случае зал для приемов, был... уютным. Достаточно большой, чтобы вместить три-четыре десятка гостей, он в то же время навевал невыразимое в словах, но весьма ощутимое впечатление теплых тапочек, горящего камина, свечи на столике, глитвейна в кружке и мурлыкающего кота на коленях. Хотелось погрузиться в одно из массивных кресел, в достатке расставленных по залу, обнять, прижаться щекой и забыть о бегущих минутах и часах, протянув ноги к пылающему жарким огнем камину...
— Чарльз, его светлость не поймет, если ты проспишь весь ужин в этом, несомненно удобном кресле, — ехидный скрежещущий голос, разорвавший тончайшую паутину уюта, принадлежал... кому же еще, разумеется придворному церемониймейстеру Тхалбергу.
Проклятый крокодил-морф сегодня нарядился в ярко-алые камзол и рейтузы, разительно контрастировавшие с серо-зеленой крокодильей чешуей. Хотя, радужную перевязь, символ его придворного статуса, алый цвет оттенял великолепно.
— Итак, уважаемые гости, — при этих словах Тхалберг откровенно ухмыльнулся, показав ряд острых и почему-то более белых, чем обычно зубов. — Как я и просил, вы прибыли чуть раньше прочих. И это очень хорошо.
— Не припомню, чтобы меня о чем-то таком просили, — буркнул Маттиас, — но в любом случае, мы здесь и... ах да, леди Кимберли, этот язвительный тип — придворный церемониймейстер Тхалберг.
Ким присела в реверансе.
— В свою очередь, леди Кимберли, баронесса Братас.
— Баронесса... — слегка склонился Тхалберг. — Поскольку взаимные представления закончены, начну. Зал, в котором мы с вами находимся, первый из анфилады парадных залов, обычно именуемый Каминным. Примерно через четверть часа вас позовут для торжественного прохода в Танцевальный зал. Там будет музыка и небольшое угощение, а-ля фурше. Можете потанцевать, перекусить, если же утанцуете даму до дрожащих ног, сможете вернуться сюда и отдохнуть. Еще можно выйти на балкон, говорят там потрясающий вид. Хотя, что там смотреть, в темноте-то — не понимаю.
Леди Кимберли прикрыла улыбку веером и вполголоса заметила:
— Мы знаем, что там можно... рассматривать. Особенно в темноте.
Тхалберг фыркнул:
— Рад за вас. Но идем далее. Ровно в полночь вас позовут в третий зал — Столовый. Ваше место за третьим столом, в «нижней», ближней к выходу его части. Найти его будет очень легко — вместо кресел для вас поставлены два высоких стула. О том, как танцевать и как вести себя за столом, говорить не буду, разберетесь, не маленькие. Но пару советов дам. Первый танец поведет сам лорд, его лучше не пропускать. И еще — за столом его светлость скажет два или три тоста. Настоятельно рекомендую выслушать их стоя и аплодировать в конце.
— Великолепно, спасибо за помощь, — еще раз присела в реверансе леди Кимберли.
— Очень рад, — также склонился Тхалберг. — Но я еще не закончил. Итак, торжественный ужин. Будет подано шесть перемен. Закуски холодные, закуски горячие, супы, основные блюда, жаркое, десерты. Некоторые блюда в двух составах — для вегетарианцев и для мясоедов. Поскольку вы оба всеядны, то сможете выбрать любой из составов, либо попробовать все, по желанию. Общий принцип следующий — на золотых блюдах будут поданы блюда с мясом, на серебряных — вегетарианские. Вот теперь точно все.
Чарльз склонился в поклоне и принялся лить елей на самолюбие Тхалберга:
— Как же все это сложно! Как ты умудряешься руководить всем этим... этим всем? Просто жуть, до чего же это все наверное хлопотно!
Крокодил-морф мрачно покачал головой:
— О да! Повара, прислуга, лакеи, пажи — все, все до одного — бездельники и тунеядцы. Никто работать не хочет! Всем бы только подвиги да кровопролитные битвы, а вот дрова таскать — ни единого добровольца!
— Как я вас понимаю, — сочувственно вздохнула леди Кимберли. — У нас с папочкой было всего четверо слуг, но как же трудно было заставить их хоть что-то сделать!
Маттиас и Тхалберг еще раз поклонились друг другу, Кимберли тоже присела в реверансе и крокодил наконец удалился.
— О, Эли, создатель дорог! — Ким осторожно села на пышный диван. — Все, все до одного непременно лентяи!
— Вне всякого сомнения! — присоединился к ней Чарльз. — И никто, никто не желает таскать и выносить!
Прижавшись друг к другу, они хором засмеялись.
— Но должна признать, — отсмеявшись, Кимберли обмахнула себя и кавалера веером, — что по-своему он очень элегантен и можно даже сказать, в каком-то смысле, мил.
Маттиас пощекотал ей ушко усами-вибриссами и согласился:
— Очень точно замечено. В каком-то смысле. Правда, доступен этот смысл лишь избранным.
— Крокодилицам... крокодильшам, — уточнила Ким.
— Совершенно верно! — кивнул Чарльз. — Но хватит уже об отсутствующих. Как тебе наши парадные залы?
— Очень красиво и уютно. Гобелены на стенах просто великолепны. И... — леди смущенно опустила голову, — если это не будет выглядеть назойливым любопытством, я бы хотела посмотреть их поближе. Пока еще нет других гостей.
— Но это же прекрасно! — воскликнул Чарльз. — Нам всего-то нужно встать и обойти зал. Сударыня, позвольте вашу лапку...
 ино было великолепно. Легкое, прохладное, чуть пузырящееся в высоких бокалах... Чарльз подал Ким и отхлебнул сам.
— Не могу не признать, — утолив жажду после танца, леди подняла к глазам сияющий резными гранями бокал, — что лорд Хассан действительно очень богат. Не каждый король может позволить себе поить гостей из хрусталя.
Начало приема было... удачным. Первый танец, ведомый лично лордом — простым и веселым, вино и антре, расставленные на столах вдоль стен — в меру приятными и легкими. И даже реакция других гостей была вполне терпимой. Метаморцы слегка удивлялись и улыбались, хотя некоторые метаморские дамы — как-то... кисло. Приезжие глазели, но в меру, что впрочем, неудивительно.
— Разумеется, лорд не беден, — вмешался в беседу роскошно одетый конь-морф, — но называть его богатым я бы на вашем месте не торопился.
— Добрый вечер лорд Боб. Все ищете, как бы еще уменьшить расходы? — Маттиас слегка поклонился новому собеседнику. — Леди Кимберли, позвольте вам представить моего регулярного оппонента и главного придворного вымогателя... ох, что я несу, разумеется, лорда придворного казначея, Боба Стейна, барона Чемберленского. В свою очередь леди Кимберли, баронесса Братас.
Кимберли склонилась в реверансе и продолжила беседу:
— Но ваше превосходительство! Почему вы обвиняете лорда Хассана в бедности? Посмотрите вокруг! Хрустальные бокалы! Мой батюшка в молодости бывал на приемах у одного из королей Среднего Мидлендса, так там, по его рассказам, у подобной посуды охрана стояла! А здесь? Стекла в каждом окне! Даже мое окно застеклено! В парадных залах стены из витражей! А внутренние сады? Да стекла с любого из внутренних садов, хватит, чтобы купить иное королевство все целиком! Что же это, как не богатство?!
— О, леди, — тяжело вздохнул лорд-казначей, — вы, несомненно правы... но в то же время столь же несомненно ошибаетесь. Вы путаете два совершенно разных богатства. Богатство Цитадели непредставимо. А вот богатство его светлости герцога Томаса Хассана IV, увы и увы, не столь велико.
— Но как такое возможно?! — Ким осторожно поставила бесценный бокал на стол и увлекла кавалера в сторону от вина. — Разве все богатства Цитадели не являются собственностью ее герцога?
— Номинально — да, — кивнул конь-морф. — А вот фактически... К примеру, вы упомянули оконные стекла. Что может быть проще — продать часть и выручить немалые средства. Не так ли? Но... их нельзя вынуть. Совсем. Можно выломать, но получите вы при этом лишь мельчайшую стеклянную пыль. Вот так. Цитадель позволяет нам сэкономить на очень и очень многом. Ремонт стен, крыш... да даже вода. Напомните мне, баронесса, каких трудов вам стоило принять ванну в родном замке? А ремонт? Замок такого размера, пожелай мы содержать его обычными средствами, потребовал бы просто непредставимых средств и усилий. Ведь только внешняя стена имеет протяженность больше десяти миль. Или вот еще один пример — ледяной подвал. Мы храним в нем продукты для всей округи, на три дня пути. Оцените его объем. Но вот прямой выгоды с него практически нет.
— Но почему? — удивилась практичная леди Кимберли. — Его же можно сдавать в аренду!
— Кому? — вопросил не менее практичный лорд-казначей. — Лорд не желает разорять собственных фермеров, ведь их и так немного. Купцы к нам заходят редко, да и зачем им ледяная пещера? Вот и результат — подвал есть, уменьшение убытка есть, а прямой выгоды — нет.
В это время опять зазвучала музыка, и Чарльз рискнул пригласить Ким на еще один круг танца.
Разгоряченные и слегка запыхавшиеся, они отошли к приоткрытому окну, выходящему на балкон. Ким осторожно обмахивалась веером, Чарльз молча сжимал ей лапу и как раз хотел предложить прогуляться на свежем воздухе, когда через окно донесся шорох одежды и меха, тихий стон, урчание и жаркий шепот:
— Иди ко мне! Ах-х... Нахал... ну же!.. О-о-ох-х!..
Чарльз и Ким переглянулись и на цыпочках отошли вглубь зала. Там леди прикрыла мордочку веером и мелодично рассмеялась:
— Нравы при дворе лорда Хассана просто потрясают своей легкостью!
— Что поделать, — склонился в поклоне Маттиас, — дамы и джентльмены легкого поведения встречаются повсеместно. Но какая жалость! Такое удобное место и уже занято!
— А нам остаются только скучные танцы и однообразные променады по залам, в ожидании ужина... — томно и театрально поднесла к глазам платочек леди Кимберли.
— Так давайте же циркулировать! — не менее театрально воззвал Маттиас. — Ваша красота, о моя несравненная, просто требует показать себя свету! Да и я... рядом постою.
— Скажи уж лучше, ты хочешь продемонстрировать себя всем местным красоткам, пока я чахну за твоей спиной!
Продолжая перебрасываться шутками, они неторопливо обходили зал, улыбаясь знакомым Чарльза, иногда перебрасываясь парой фраз или случайно подслушивая чужие разговоры.
— ...трехмесячный запас масла. Лорд желает заменить все коридорные факелы масляными светильниками.
— Похвальное желание...
— ...не встречали сегодня леди Малиссу?
— Нет, что очень странно! Она обещала...
Уже заканчивая обход, Маттиас обратил внимание, как естественно держится леди Кимберли. Ни малейшего напряжения в движениях, и в то же время — прямая осанка, легкая улыбка, лишь взгляд скользит по фигурам гостей и висящим на стенах гобеленам. Несколько раз леди даже подходила ближе — в первый раз, поговорить со знакомой женщиной, во второй — рассмотреть один из гобеленов.
Ведя Ким, и машинально улыбаясь другим гостям, Чарльз задумался о жителях Цитадели. И об изменении. Многие метаморцы ненавидели само имя Насожа и проклинали сделанное им. И все же, и все же... как минимум самому Чарльзу нравилась дарованная ему новая жизнь. Она была счастливее и... свободнее той, человеческой. Он сумел ускользнуть от прошлого, от обязательств, наложенных на его судьбу, быть может он даже смог ускользнуть и от самой судьбы. От силы, чье прозвание он до сих пор не решался произносить даже в мыслях. Платой стала жизнь в крысиной шкуре.
Другие, наверное, посчитали бы такую жизнь проклятьем. И еще совсем недавно Маттиас согласился бы с ними. Но теперь, повстречав Ким... он вдруг поймал себя на мысли — а может быть это не проклятье, но благословение?
—  ебе удобно? — спросил Чарль, когда Ким повернулась в кресле, устраивая хвост.
Она кивнула, так и не подняв взгляда:
— Да, вот только эта... запах.
И это была главная проблема всего ужина. Севшая напротив Чарльза полная, вернее даже жирная дама, роскошно, но совершенно безвкусно одетая, сбрызнула себя чем-то невообразимо пахучим. Одеколон? Духи? Сок какого-то экзотического плода? Маттиас никак не мог вспомнить этот запах, но воняло просто феноменально.
Чарльз опустил лапу под стол и нежно погладил ее пальчики.
— Потерпи дорогая, обед скоро закончится, и мы уйдем.
Тяжело вздохнув, Кимберли наконец рискнула попробовать кусочек одной из закусок, а Маттиас еще раз осмотрелся.
Роскошь столовой действительно впечатляла. Атласная скатерть, с вытканными золотом родовыми гербами герцога Хассана. Тарелки, блюдца, соусники из Эльфквеллинского звенящего фарфора. Фужеры из хрусталя. Столовые приборы из золота и серебра. И даже вилки!
Чарльз поднял тяжеленный золотой инструмент с инкрустированной жемчужиной и прикинул вес. Да-а... Потерев лапой усы-вибриссы, крыс попытался припомнить: когда же он в последний раз использовал вилку? Получилось... ну очень давно. Здесь, в Цитадели он в основном пользовался ложкой, разве что мясо, сыры да хлеб ел просто лапами. И вот теперь придется вспоминать искусство ее совместного с ножом использования...
Бросив взгляд на грустно ковыряющуюся в тарелке Ким, Чарльз решил чуточку отвлечь ее:
— Знаешь, я не использовал вилку года четыре, не меньше.
Леди, до сих пор уткнувшаяся в свою тарелку, кивнула и вздохнула.
— О-о-о, — отложив вилку, Маттиас обнял ее за плечи, — любовь моя, что с тобой? Наш сосед, разумеется, попахивает, но не настолько же, чтобы совсем испортить тебе жизнь!
— Извини... — Ким всхлипнула, промакивая углы глаз платочком. — Я просто устала и... и еще вспомнила отца... Прости, я сейчас...
Пока леди приводила себя в порядок, Чарльз еще раз осмотрелся. Удивительное дело, но место Ким оказалось «ниже», то есть дальше от лорда Хассана, чем место Маттиаса. Странно — Тхалберг, распределявший места за столом, посчитал Чарльза важнее и знатнее леди Кимберли, урожденной баронессы Братас. Учитывая тот факт, что ни наследственного, ни личного дворянства у него не было, это было, как минимум необычно.
Может быть общество, в лице придворного церемониймейстера, признало за ним заслуги в организации гильдии Писателей? Ведь это его личная заслуга! Вряд ли кто-то еще из жителей Цитадели смог бы провернуть и организовать такое! Ну, разве что Фил... Но тому и своих забот хватает, когда ему еще и гильдии организовывать? Последнее время он даже обязанности магистра-то исполняет весьма эпизодически. Война, будь она неладна!
Вообще, за их столом сидел, ну не то чтобы сброд, но можно сказать лица сомнительные. Незначительные чины из герцогской канцелярии, мелкие бароны, безземельные дворяне — те из вассалов и гостей его светлости, что победнее. Как ни странно, было довольно много нормальных людей. Где-то в самом «верху» стола даже промелькнула сутана отца Хуга... Но все, в общем-то, терпимое окружение, портила «ароматная» дама, усевшаяся напротив Чарльза. Однако никакой возможности избавиться от этой сидячей помойки не было — именно в тот момент, когда Маттиас решился позвать ближайшего слугу, резные дубовые двери распахнулись и церемониймейстер зычно возвестил:
— Гости и жители Цитадели, приветствуйте его светлость, лорда Томаса Хассана IV, герцога Цитадели Метамор, властителя Северного Мидлендса!
Массивный жеребец-першерон, высоко поднявший два стригущих вперед и назад уха, медленно обвел зал глубоко посаженными карими глазами. Нечто незримое, аура не просто власти, но величия, заставила весь зал смолкнуть и единым порывом подняться на ноги, приветствуя властелина. Некоторые малыши даже взобрались на сиденья кресел, чтобы видеть его. Чарльз и Кимберли последовали их примеру и теперь, с высоты, могли наблюдать идущего следом за герцогом лорда-казначея и Фила Теномидеса.
Так, втроем они проследовали к верхнему, герцогскому столу. А Маттиас, глядя на герцога совершенно непроизвольно отметил усталый, отсутствующий вид, покрасневшие глаза... У Фила взъерошена шерсть и подрагивают лапы... И где, лутина ей в суп, приемная дочь лорда Хассана?! Чарльз нашел взглядом Тхалберга, только для того, чтобы обнаружить изумленно вылезшие из орбит крокодильи буркала.
Тем временем лорд встал спиной к роскошному креслу-трону в середине верхнего стола и пока метнувшиеся по незримому сигналу церемониймейстера слуги поспешно убирали кресло и прибор леди Малиссы, поднял золотую чашу с вином:
— Жители и гости Цитадели! Здесь в Метаморе есть традиция. По какой бы причине мы не собирались, первый тост мы поднимаем за саму Цитадель, — Томас оглядел стоящих гостей, поднял чашу повыше и продолжил: — Это хорошая традиция, но сегодня я ее нарушу. Сегодня я подниму первый тост... по-другому. Я поднимаю первый бокал за удачу. Пусть удача сопутствует всем начинаниям нашим и... и тех, кого сейчас с нами нет. Выпьем же друзья мои!
Одним махом проглотив весь сосуд, Томас тяжело осел в кресло.
Все сияло и сверкало, слуги меняли салфетки, наливали вина гостям, подавали чаши для ополаскивания рук... Как и обещал Тхалберг, за холодными закусками последовали горячие — десять видов пирогов, с начинками из рыбы трех видов, мяса четырех сортов и овощных, фаршированные яйца, начиненные ароматно пахнущими и горячими кусочками копченой дичи — тетерев, кабанина и что-то еще незнакомое. Запеченные кольца, недавно привезенного с острова Магдалейн ската, оттуда же десять разновидностей горячих рыбных колбасок и просто уйма ароматных комбинаций из зелени.
Чарльз посмотрела на Ким, все еще грустно ковырявшую что-то ароматное и аппетитное на тарелке. Уловив его взгляд, леди сморщила нос и глубоко вздохнула. Чарльз мрачно взглянул на источник проблем — расплывшуюся по креслу даму, с черно-блестящей, сложно завитой шевелюрой, безвкусо-аляпистой одеждой и яркой косметикой на лице. Та, слегка склонившись влево, разговаривала с сидевшим рядом волком-морфом.
Соседка леди Кимберли, вполголоса поведала им о том, кто эта «дама» такая. Некий бывший барон Лориод, вассал лорда Хассана, до изменения бывшая женатым мужчиной. Его жена, якобы не вынеся изменения, сошла с ума и выбросилась из окна. По крайней мере, сама, ныне леди Лориод утверждала именно так. Бывшая ранее известным любителем острых и экзотических блюд и приправ, она и сейчас осталась таковой, но теперь ко всему этому добавилась еще и любовь к не менее экзотическим запахам и ароматам.
— Интересно, чем она намазала волосы? Запах ужасный, — вполголоса спросила Кимберли, прикрывая нос лапой.
— Ох, не знаю, — вздохнул Маттиас, — не прикрывай нос, потерпи пожалуйста. Не хватало еще привлечь ее внимание, тогда мы точно задохнемся. Лучше попрошу слуг поставить перед нами что-нибудь ароматное и горячее. Уж лучше нюхать какой-нибудь соус, чем эту... Кхм.
Кимберли кивнула:
— Не буду.
Следующим блюдом были супы. Мясные и рыбные, овощные и даже фруктовые. Горячие, теплые, холодные... К супам подали великолепное разнообразие хлебов и заедок — от круглых каравайчиков ржаного хлеба, с запеченными семечками, до пампушек, смазанных яйцом и посыпанных мелко накрошенным чесноком. Заодно в очередной раз наполнили стаканы — каким-то немного вспенившимся в бокале вином, легким, с ароматом светлого винограда, незнакомых терпких ягод и вроде как малины...
Пить из хрустального бокала было очень непривычно. Обычно Чарльз пил из высоких деревянных или глиняных кружек, в Муле пиво подавали именно так. Даже простое стекло было непомерно дорогим. Для заседаний группы Поддержки Грызунов у них был набор стаканов из мутного, зеленоватого стекла, но их (слава Цитадели... и спасибо ей) не пришлось покупать, иначе пили бы они из глины или олова. О хрустале же говорить не приходится и вовсе. Такие бокалы стоили даже не золотом по весу, а куда как дороже.
Чарльз провел пальцем по сияющей в свете масляных светильников грани, стукнул когтем, вслушавшись в тонкий, гармоничный звон. Кимберли даже улыбнулась, глядя на него.
В это время лорд Хассан опять поднялся на ноги, взяв чашу. Гостям не нужно было подсказывать — все тут же вскочили на ноги, подхватив свои. Томас высоко поднял золотой сосуд с вином, его грива заструилась по мощной шее и плечам:
— Друзья мои и гости! Второе мое пожелание будет таким: да будет урожай наш богат, и да заполнит он наши амбары и кладовые доверху! За урожай!
— За урожай! — хором повторили все гости и вслед за лордом, стоя выпили бокалы.
Чарльз сделал так же, но пил не торопясь, наслаждаясь каждым глотком. Удивительное вино. Чуть сладковатое, ароматное... Он никак не мог узнать марку. Не шардоне — никакого привкуса дубовых бочек нет и в помине. Но и не мускат. А может вообще не вино? Но у газированной воды, которую делала Паскаль, нет такого божественного аромата и... да что там говорить, вино это! Но обычное вино не пенится... Может Паскаль надумала делать газированное вино? С нее станется!
В любом случае, откуда бы оно ни взялось, и кто бы его не сделал, Чарльз посчитал это вино лучшим, что он пробовал в жизни. Оставалось только надеяться, что тостов в этот вечер будет великое множество... Но тут вмешалась безжалостная судьба, в лице леди Кимберли, которая наклонилась к уху Маттиаса и шепнула:
— Не увлекайся дорогой!
Чарльз с трудом удержался от смеха, когда один из ближников лорда объявил следующий тост — за виноделов и божественный напиток. В этот раз и во все последующие Чарльз лишь чуть-чуть отпивал из бокала. В основном тосты были, кстати, самые обычные: за здоровье лорда Томаса, за процветание Цитадели, разумеется, пожелания погибели и всяческих бед Насожу и прочее, в том же духе.
Тем временем вновь произошла перемена блюд. В этот раз на смену супам прибыли, наконец, основные блюда. В зал торжественно внесли четыре огромных подноса, и Тхалберг торжественно объявил название каждого. Тюрбо с анчоусным маслом. Крупный угорь «а-ля регент». Лосось с соусом из устриц. И последним — филе налима с раками. Основные блюда сопровождал целый парад соусов, подлив и гарниров.
Разговоры постепенно стали чуть тише и даже тосты на некоторое время прекратились — гости всерьез приступили к пиршеству. Маттиас и Леди Кимберли тоже последовали их примеру... как могли. К сожалению, даже главное блюдо не заставило леди Лориод замолчать. Она умудрялась поглощать невероятное количество пищи, не переставая говорить. И довольно громко. Чарльз краем уха услышал весьма пространную сводку слухов о предстоящей войне, все имеющие хоть какое-то значение новости из Северного и Среднего Мидлендса и очень тревожный слух об исчезновении наследницы лорда Хассана. Скрепя сердце, Маттиас признал, что здесь и правда что-то кроется... поведение лорда указывала на это более чем внятно, но вот, что именно?
Но тут внимание задумавшегося Чарльза привлек продолжавшийся монолог леди Лориод. Оказалось, ее привлекла леди Кимберли, и на голову бедной Ким пролился целый поток откровенно грубых замечаний, язвительных, совершенно нетерпимых советов и абсолютно мужских шуток. Кимберли сидела на месте, опустив глаза в тарелку, изо всех сил пытаясь не выказывать смущения, но тщетно. А «леди» Лориод разливалась соловьем...
В конце концов несносная «дама» повернулась к ним лицом, после особо язвительной шутки. Кимберли тем временем, разволновавшись, не выдержала и опять прикрыла нос лапой.
— Что случилось, крыска? — высокомерно и презрительно спросила толстуха, — что-то не так пахнет?
Чарльз хотел выдать что-нибудь не менее презрительное и высокомерное, но... он был жутко раздражен, и вино подогрело его куда сильнее, чем надо бы:
— Ваша прическа, «мадам». Что вы засунули туда? Дохлую кошку?
Кто-то вполголоса хихикнул, но почти тут же смолк. Лориод же лишь высокомерно фыркнула:
— Ты слишком долго жил в своей сточной яме, крыс. И, разумеется, не можешь знать изысканного аромата редчайшего тропического цветка «Shalo Asoe». При дворах Северного и Среднего Мидлендса его аромат сейчас считается самым модным и неотразимым.
— Я знаю этот цветок, — прорычал Чарльз, уже практически во весь голос. — Он прекрасен, но его лепестки ядовиты ничуть не менее ваших речей, «леди»!
— Разумеется, — толстуха жеманным жестом поправила сальные локоны. — Это часть его привлекательности. Она показывает, сколь сильна моя кровь. Кровь моих высокородных предков. Впрочем, что ты можешь понимать в благородной крови, крыс? Что может понимать в этом твоя грязная подстилка? И ты сам и твоя шлюшка, вы оба пришли сюда из сточных ям, туда вы и уйдете. Так что, смотри на истинно благородных, пока можешь и наслаждайся истинно великолепным ароматом, пока тебе позволяют. Крысеныш.
Маттиас медленно выдохнул, заставив намертво сведенные когти отпустить затрещавший край дубовой столешницы. Эта... шлюха подзаборная, оскорбила не только его, она оскорбила и его женщину, и его род...
— Я не знаю, что течет в твоих жилах... — вытолкнул он сквозь сжатое горло, как можно незаметнее разминая мышцы и запуская по телу поток силы, — но знаю, что вырвав твой поганый язык, я окажу Цитадели благодеяние!
— Ты мне угрожаешь?! — взгляд бывшего мужчины наполнился просто невероятным презрением. — Да стоит мне сказать только слово и тебя выволокут отсюда в цепях, крысеныш. А твою шлюшку выпорют на конюшне, как непотребную девку, кем она собственно и является!
— Не раньше, чем я вырву твое черное... — прохрипел Чарльз, поднимаясь на ноги.
— Господа! — скрежешющий голос Тхалберга вмешался в разговор очень вовремя. — Леди Лориод, Чарльз. Лорд Хассан просил передать вам обоим свое неудовольствие. Это праздничный ужин, а потому он настоятельно рекомендует отложить ваши разногласия. Кроме того, Чарльз, герцог Хассан вскоре покинет гостей, и он просит тебя покинуть ужин вслед за ним и не медлить. Надеюсь, мне не придется повторять эту речь, господа?
Остаток обеда прошел как в тумане. Маттиас машинально жевал что-то безвкусное, накладываемое на тарелку слугами и запивал тосты, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. Вечер, который должен был стать таким особенным, превратился в кошмар! Уж лучше бы он не искал Тхалберга, и не просил у него еще одно приглашение. Он должен был быть здесь один, должен был принять на себя удар отвратительных слов этой «женщины». Одна мысль о том, что кто-то подверг сомнению чистоту леди Кимберли, заставляла его сжимать кулаки так, что когти впивались в шкуру ладоней. Ее чистота вдруг оказалась важнее его собственной шкуры. Она была слишком мила, слишком умна, слишком... да все эти мелкие дворянчики, с их «кровью», даже мизинца ее не стоят!
Когда праздник наконец закончился, и лорд Хассан удалился к выходу, Маттиас поскорее вскочил, чтобы помочь леди Кимберли. Леди оперлась на его руку — она тоже хотела уйти поскорее. А вот большинство гостей остались за столом — слуги как раз подали десерт и выставили на столы крепкие вина. Краем глаза Чарльз заметил, что Тхалберг, оставив вместо себя кого-то из слуг, покинул залу вместе с лордом.
Едва они оказались в Каминном зале, как Ким, рыдая, упала в его объятия.
— Прости, — вздохнул Маттиас, пытаясь утешить ее. — Эта жирная дура, с ее поганым языком... Ты самая милая и самая прекрасная леди на свете. И вся ее кровь и все ее благородство даже ноги мыть тебе недостойны. Я... я люблю тебя, Ким.
Вот так вот, просто и все... он сказал это. «Я люблю тебя». Три слова с таким глубоким смыслом. Кто бы мог подумать, что он сможет влюбиться так быстро и насовсем. Еще совсем недавно он даже и не думал, что сможет так просто сказать эти слова... Он отдал часть себя, часть своей души, собственноручно распахнул незримые врата, ведущие в неизведанное будущее, шагнул за окоем и запер их за собой. Все.
Леди Кимберли заглянул ему в лицо:
— Правда?
Чарльз посмотрел сверху вниз и осторожно снял языком слезу с ее щеки...
— Да, любимая. Я люблю тебя. Больше жизни. Только тебя.
Она прижалась щекой к его груди:
— О, Чарльз... Я... я тоже люблю тебя.
Маттиас вздрогнул и шумно втянул воздух... Вот они! Самые значимые слова в его жизни! Неприятности прошедшего вечера вдруг пропали, как не было, бормочущая какую-то чушь толстая старуха съежилась до размеров блохи, нет точки... да вообще исчезла, вместе со всеми ее выдумками, а Чарльз вдруг понял, что он счастлив, счастлив невероятно! Та часть его души, что он отдал, возвратилась тысячекратно, а мир вокруг исчез, растворился в шуме гудящей в висках крови, осталась только замершая в его объятьях хрупкая леди и растянувшийся в бесконечность миг, наполненный безграничным счастьем...
Тяжелые шаги и голос лорда Томаса заставили его очнуться. Конь-морф глядел на них, стоя всего в пяти футах, рядом замер Тхалберг, в данный миг похожий на отшлепанного спаниеля — печаль в глазах и общий вид обвисший и грустный.
— Чарльз Маттиас, леди Кимберли, — кивнул им герцог. — Я вынужден принести вам извинения. Поведение леди Лориод непростительно и недопустимо. Сказанные ею слова не могут быть прощены, разве только смыты кровью, но в память о дружбе моего и ее отцов, я лично прошу вас Чарльз, не мстить ей.
Дождавшись кивка Маттиаса, лорд продолжил:
— Не пытаясь компенсировать нанесенные вам обоим оскорбления, но учитывая твои достижения, как писателя и как основателя и действующего поныне магистра гильдии Писателей, я приглашаю вас обоих в следующий раз за свой личный стол. Тхалберг, при распределении мест учти это.
Крокодил морф кивнул.
— Кроме того, я не желаю более видеть леди Лориод ни за столом, ни в пределах Цитадели. Я настоятельно рекомендую ей удалиться в поместье и не покидать его, до особого разрешения. Тхалберг, доведите мои слова до слуха бывшего лорда в максимально доступной форме.
В этот раз Тхалберг не просто кивнул, а склонился в поклоне:
— С удовольствием милорд.
Лорд Хассан улыбнулся:
— Леди Кимберли, в следующий раз вы будете сидеть ближе ко мне и ни бывшего лорда Лориод, ни его друзей там не будет. Прошу вас леди, приходите.
Ким склонилась в реверансе:
— Спасибо ваша светлость. Я... мы придем.
— Не стоит благодарности, друзья мои, — тряхнув гривой, Томас развернулся и ушел прочь. Тхалберг последовал за господином.
Однако пройдя всего шесть шагов, лорд Хассан обернулся и сказал:
— О, еще одно. Вы чудесно смотритесь вместе.
Чарльз и Маттиас посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. В их глазах отражались только они сами, и все остальное не имело никакого значения.
— Спасибо ваша светлость, — обняв Ким, промолвил Чарльз. — Так оно и есть.
Перевод — Redgerra, Дремлющий.
Литературная правка — Дремлющий.
|
|
|
|
окс вздрогнул, услышав треск дерева и грохот рухнувшей на каменный пол библиотеки лавины томов, уже по одному звуку представляя перекосившиеся обложки, лопнувшие замки, а то и еще хуже...
олнце игриво выглядывало из-за пушистого облачка; небо синело; желто-пятнистый котнок-морф гепарда игрался с облачной тенью, пушистым мячиком прыгая по каменным дорожкам; а Маттиас шел по вымощенному черно-серым камнем внутреннему двору Цитадели, мимо нагромождения башен, крыш, переходов главного здания. Шел в «Молчаливый Мул». Чарльз Маттиас, крыс-морф, придворный писатель регулярно наведывался в заведение незабвенного Донни, дегустировал фирменное пиво, грыз специальные (только для грызунов) неразгрызаемые сухарики и играл в дартс и бильярд с Коперником. Правда, выиграть он уже даже не мечтал... Но ведь бывают же, чудеса! А вдруг Коп напьется? А вдруг у него дрогнет лапа? А вдруг?.. Пока, правда «вдруг» все не случалось.
реальности его вернуло тихое, но настойчивое покашливание Кимберли.
нания и умения, рекомендуемые к изучению будущим леди:
тим утром Чарльз Маттиас проснулся поздно. Не открывая глаз, потер ноющие виски, пошевелил жесткими, топорщащимися усами-вибриссами, повел серо-розовыми ушами, прислушиваясь... Все тихо и спокойно. И прекрасно и великолепно!
еревернув очередную страницу моей последней находки, я широко зевнул:
аттиас почесал когтями подбородок, внимательно изучая положение шаров, лежащих на зеленом сукне бильярдного стола. Он проигрывал четыре шара Копернику, но теперь был его ход, так что если хорошенько прицелиться и точно ударить, то может быть, может быть... он сможет «взять» игру!
а мгновение выпрямившись, Маттиас хрустнул ноющей спиной, вздохнул, и снова уткнулся мордой в рукопись. Читая, он старался не грызть, чтобы щепки и опилки не падали на пергамент — ведь они могли повредить его... Особенно эту рукопись — тщательно выписанную, с рисованными буквицами и изящным узором по краю страниц, общим своим оформлением напомнившую Чарльзу его старый, потрепанный молитвенник.
кое-что забыл, — остановившись в дверях, лис-морф осмотрел себя. Пятнистые коричнево-серо-зеленые штаны, такая же рубашка...
ля тренировки уже не было времени — жеребьевка началась как раз в тот момент, когда лис и выдра добрались до поля за воротами. Михась не смотрел, как стреляют остальные стрелки — он по опыту знал, это лишь заставит его сильнее нервничать. Взамен лис тщательно проверил лук и стрелы — чтобы немного успокоиться, но тщетно. Михась знал — все немедленно наладится, как только он возьмет в лапы лук и начнет стрельбу. Лишь пустое ожидание изводило его.
