Аннотация: Добрейшая стилизация под Павича.
Страшная, но правдивая история Колобка ;)
Беспомощная изба смотрела на осень, словно кролик на удава.
Старуха распустила волосы и опустила глаза.
- Посмотри на доски, - сказала она деду, и голос её прошелестел над половицами, словно позёмка над медвежьей берлогой.
- Посмотри, - повторила бабка, - полосы на этих досках - всего лишь годовые кольца, срезанные вдоль ствола. И каждый год - длиною от окна до двери, каждый год - длиною в доску.
Бабка умолкла, и тишина пробежала по спине дела стайкой мурашек.
- Солнце забыло про небо, - отвечал дед, - поскреби-ка по сусекам, да испеки колобок. Мы будем есть солнце, пока не кончится дождь. Отомстим ему за то, что оставило нас - ни картошки накопать, ни Жучку похоронить.
Старуха, кряхтя, поднялась с койки. Пружины кровати и кости старухи издавали приблизительно одинаковый скрип: им было поровну лет, а радикулит - всего лишь человеческая ржавчина.
Дождь усилился, началась гроза. Небо плакало и проклинало самый день рождения Колобка.
Когда Колобок был готов, и печь привычно перестала дышать, и сумерки влетели в форточку, притворяясь мошкарой, как лето притворяется пыльной бабочкой между оконными стёклами, прячась от набравшей силу зимы, - дед сказал, подмигнув бабке:
- Ну что же, готов наш красавец.
И потянулся уже было за штыком, хранившимся ещё чуть ли не с нашествия Наполеона, окончившегося столь бесславно.
- Сейчас я вырежу кусок, словно печень из Прометея! - захохотал дед и занёс холодную сталь над ноздреватой жертвой.
Колобок зашевелился и открыл глаза. Увидев занесённый над собою ржавый, но острый штык, Колобок не замедлил открыть следом за глазами и рот:
- Хер тебе в бок, а не печень! - каркающим голосом заорал он и подпрыгнул, с непривычки слишком мощно, так что больно стукнулся об потолок.
Одновременно с ударом Колобка об потолок раздался и стук тела деда, рухнувшего от такого потрясения в прямо противоположном направлении.
Так слились во времени прыжок и падение, нейтрализовав друг друга и дав место золотой середине.
- Эта осень будет холоднее остальных, - подала голос из золотой, словно октябрьское утро, середины старуха.
- Тебе виднее, - каркнул Колобок и выпрыгнул в окно.
Доскакав до леса, Колобок с ужасом понял, что просто так ему не уйти. Прыгающий зубастый хлебный мякиш с голосом пропойцы и весом с полпуда встречается не в каждой булочной. Нужно было замести следы.
Очнулся от невесёлых раздумий он, лишь услышав подозрительный шелест в ближайшей куче кленовых листьев, лежащих, словно груда золота, на тусклой предзимней траве. Порыв ветра подхватил их подмышку и развеял, как все земные богатства. Листья улетели, осталась только парализованная ужасом лиса. Животное билось крупной дрожью, не в силах вымолвить ни слова.
Впервые в жизни Колобок пожалел, что у него нет рук - из шока хорошо выводить затрещинами, это он помнил всегда. Руки старухи, когда она месила тесто, отпечатались и пронизали всё существо Колобка, но так и не нашли себе материального воплощения. Ибо одного материального воплощения одной руки более чем достаточно. Колобок обладал лишь астральным воплощением рук старухи с распущенными волосами, падавшими в тесто, но сейчас ему от этого было не легче.
Пришлось пару раз прыгнуть лисе на темечко. Несчастное животное пискнуло от боли и вырубилось.
Медленно приходила бывшая плутовка в себя. Шерсть местами поседела от пережитого. Увидев над собой Колобка, лиса заскребла по земле лапами, но Колобок гаркнул:
- Лежать!!! Слушай сюда!!!
...Прошло пять минут.
-...А ты мне, значит, говоришь: "Колобок, колобок! Я тебя съем!".
В итоге я, типа, закатился тебе в пасть и - с концами, усекла?! - закончил объяснять легенду Колобок, - Бывай, рыжая! Седеть к лицу только старикам и путникам!
Помудревшая и постаревшая на вечность лиса сквозь слёзы смотрела вслед удаляющемуся гигантскими прыжками чудовищу.
-Теперь наши годовые кольца и круги ада перемешались, - говорила старуха, отпаивая деда терпким настоем валерианового корня, - не это ли обещали полосы на половицах?