Дружинин Руслан Валерьевич : другие произведения.

Двоеверие ч.16

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Не любил Берислав ясачью работу, да только разве простых сборщиков серебра к христианам отправишь? Когда он, темник-воевода, заезжал к ним в общины, то дознавался быстрее, не лежит ли в округе Небесный Корабль? На одном месте его дружинники больше часа не останавливались, гнали караван по дорогам, пока машины не выходили из строя, а уж про себя: сыты ли, голодны ли или сильно устали - вовсе не думали. Нет, такую службу простой не назовёшь, обычные ясаки годятся разве что леса возле родной деревни прочёсывать, а на чужой территории вмиг попадутся. Не зря Берегиня ему, Бериславу, езжать за Небесным Серебром за Кривду доверила.
   И как неудачно нынче всё обернулось! Ведь нашли Небесный Корабль, за считанные часы его ободрали, металл погрузили, ан нет: дёрнуло волхва роднолюбие проявить к иноверке. И теперь караван гнал к южному мосту через Кривду без остановок и в любую минуту мог нарваться на западню или увидеть позади христианские броненосцы.
   Воисвет заметил, как часто оборачивается Берислав и смотрит назад.
  - Полно те, христиане нам слово дали, да и без клятв бы не тронули. Напасть на ясаков - обидеть саму Берегиню.
  - "Слово"?! - передёрнуло Берислава. - Плохо ты эту сволочь Люта знаешь. Когда Берегиня у нас власть взяла, ей каждый разумный Дружинник поклялся, а всех непокорных за день-другой приструнили. Но вот Лют уцелел: через леса ушёл, гад, вместе со своей тысячей. Я его давно знаю, мы Степное от набега магометан ещё при Ване обороняли, но приказ Ксении был прямой: чтобы каждого, кто колеблется, за жабры взять. Через неделю из отряда Лютова меньше трёх сотен осталось. Остальных он на мелкие отряды разбил, да так, чтобы они нам до Кривды пройти помешали, а сам ускользнул, свою шкуру сберёг. Никакая христианская вера таких не исправит. Не погоня нам, так западня светит возле моста. Подвёл ты нас волхв... под Монастырь!
  - Не в благородство христианское верю, а в защиту Богов, они своих внуков не бросят, - отвечал Воисвет. - Не для того Матушка-Мокошь тебе судьбу заплела лучшим воином Поднебесья считаться, чтобы возле реки Кривды сгинуть. Твоя слава нас бережёт, Берислав, а мы за тобой по велению Вещей Птицы последуем, как за своим князем.
  - Ты что, в чаровницы заделался, чтобы судьбу мне пророчить? - поморщился Берислав. - Гляди же, как бы в Монастыре тебе свои сказки не сказывать. Тогда посмотрим, как долго "князем" меня прозовёшь или как пёс безродный облаешь.
  - Мост! Мост, Берислав! - предупредил его ратник за пулемётом. Берислав развернулся на пассажирском сидении к лобовому окну и начал высматривать возле бревенчатого моста любое шевеление тени. Устроить засаду рядом с мостом оказалось не так уж и просто. И христиане, и всебожцы, не сговариваясь, вырубили по обеим берегам лес. Ровное место прижгли огнём, даже трава здесь высоко не отрастала. Любая машина ещё на подъезде к реке виднелась, как на ладони.
   Пятнадцать метров от одного берега до другого по бревенчатому настилу и можно считать ты уже в Поднебесье.
  "Да..." - сказал про себя Берислав, - "у моста они не поджидают и сразу после моста засады не сделают. А вот где-нибудь по дороге, когда к Чуди подъедем, расслабимся - подкараулят нас. Не под крестами своими пристрелят, а в шкуры Навьи обрядятся или в драньё - ни дать, ни взять Шатуны. Хитёр Волк, хитёр казначеишка, хитёр и Лют с Волкодавами!"
   Колёса машины застучали по брёвнам. Впервые с утра Дружинникам пришлось сбавить ход. Берислав покрылся холодной испариной. Он представил, как с христианского берега, или даже со своего, по ним откроют огонь. Тогда остановится и загорится головной броненосец, остальные начнут пятиться и метаться и слетят с моста в Кривду. Рассказывали, Волк однажды целый караван утопил. Но тавритов не жалко, поделом им, пусть воду хлебают, а вот самому кормить рыбу в реке неохота.
  - Гляди, Берислав... да гляди же! Огни на нашем берегу, много... и дым, - указал рукой Воисвет. Берислав взял бинокль, открыл на ходу дверцу и выбрался на подножку. Он внимательно оглядел западный берег и правда: ниже по течению много костров, много дыма и много людей у воды.
   Чего это они весной рядом с Кривдой забыли? Ни одной лодки на берегу, значит не рыбаки. Он вернулся в кабину.
  - Есть тут рядом посёлок?
  - Много разных, - пожал плечами Ждан, который ехал в одной машине вместе с ним и Воисветом. - Только ни одного вблиси нету. Переправа - место такое, никому здеся селиться особо не хосется. Слиском отрыто и много чужаков ходит. Все деревни в лесу, да поглубже. До самой Чуди общин с десяток найдётся, но мало там: по сестьдесят-семьдесят душ народу... может сто душ какая бывает общинка. Зимой на убыль, по весне ку́чнее.
  - На берегу человек двести... - задумался Берислав, - что делают - непонятно, днём костры жгут. Проверить бы надо. Не христианская это сторона - наша.
   Он обернулся на ящики в грузовом отделении.
  - А нельзя останавливаться. Первым делом надо груз к Берегине доставить. Аруч, Чудь, Крода и Китеж: только через три дня дома будем. Из Аруча можно воеводу послать и вместе с дружинниками дознается, какие люди у реки воду мутят. Но, опять же, в Аруче мы только к вечеру будем, ночью городничий никого не отправит, а до завтрашнего утра они тебе чего хочешь наделают.
  - Доля тебе костры не зря показала, - намекнул Воисвет. Дремавший у него на плече королёк вдруг проснулся и начал перебирать лапками и ерошиться. Машины переехали мост, Берислав сильно нахмурился.
  - Ты воевода, значит тебе и порядок на земле Предков держать, - напомнил ему Воисвет. - Груз важный, но долг-то превыше...
  - Не указывай мне, волхв, про мой долг! - огрызнулся Берислав. Воисвет смиренно добавил.
  - Не смею указывать, только ты голос Предков в своём сердце послушай. Что тебе Совесть велит?
   Берислав недовольно заворчал и приказал водителю.
  - Поворачивай! Вниз, к берегу едем. Разведаем, чего там эти опарыши возятся.
   Головной внедорожник притормозил и начал поворачивать, за ним повернул весь караван. Дальше путь лежал по каменистому берегу Кривды. Минуя крупные валуны, машины поехали к горящим кострам, между которых сновали люди. Лагерь на берегу охранялся, за приближением машин приглядывали дозорные.
  - Оружие есть, правда худое! - предупредил дружинник за пулемётом. - Народ собирается... мужички. Топоры да пики, пара винтовок! Лесные общинники, не иначе. Что-то не похожи они на Шатунов, а, Берислав?
   Берислав и без того видел, что возле огня собрались обычные люди, каких по оседлым общинам не счесть. Одежда у них перешита из всякого дранья, дыра на дыре, больше заплат, нежели целого. Где-то закутывались в шкуры животных, где-то одежду заштопывали армейской тканью, которую по всему Поднебесью на Большом Мене домовые пустили. Лица у мужиков бородатые, глаза опасливые, но лихости тоже хватает. Тронешь таких - получишь в ответ, и пока силу бо́льшую не покажешь, так запросто не побегут. Тем более жёны и детишки их рядом.
  - Здесь тормазни, - приказал воевода. Караван разъехался шире, чтобы пулемётчикам было легче стрелять, и остановился. Народ при виде машин поневоле попятился, но вот из толпы вышел главный селянин, хотя ковылять ему приходилось на одном костыле, левой ноги не было по колено, за ним шли два молодца: один нёс ружье, другой вилы.
  - Оседлыши... - Берислав прожевал слово, будто горький листок, открыл дверь и вышел к людям вместе с Воисветом и Жданом. Королёк вспорхнул с плеча Воисвета и принялся выписывать круги над толпой.
  - Кто таки буете? - одноногий старался держаться твёрдо, сам в возрасте, с потемнелым лицом и седыми висками. Молодцы за ним должно быть его сыновья, стало быть друг другу братья.
  - Это мне в пору спрашивать, кто вы такие. Ты с дружинниками разговариваешь.
  - Нешто правда дружинники?.. - одноногий посмотрел на машины с пулемётами. - Как же скоро вы... хотя нет же! Мы в Аруч токмо день назад ходоков снарядили, не сподобились бы они пёхом-то дошкандыбать. Да и едете вы через мост, не с той стороны, крестианской... мы уж часом подумали, что энто к нам чернорясые заявились, ан нет.
   Он оглянулся на лагерь и вновь уставил водянистые глаза на Берислава.
  - Меня Неданом зовут, я здесь, вродь как, над четырьмя общинами старшой... а вернее сказать над теми старшой, кто из четырёх общин жив остался.
   Внушительный вид Берислава, медальон с руной Перуна и обшитая стальной чешуёй куртка видимо впечатлили Недана. Голос его осип, кадык на тощей шее с многодневной щетиной быстро задвигался. С городскими дружинниками оседлыши встречались нечасто, разве что с местными ясаками, кто по нескольку раз за лето приезжали искать Небесное Серебро.
  - С нами бабы, детишки, старики да старухи, - загибал пальцы Недан, опираясь на подставленный к боку костыль. - Из Лукашино, Звероедово, Байновой Залоги, Травяны. Мы к воде вышли, иначе никак. Бросили всё - хозяйство, дома, бежали на лысое место! Тут обжиться хотели, река всё же прокормит и главное вода у нас есть...
  - Да осади ты, затарахтел, - оборвал Берислав. - Почему свои деревни бросили и ушли? Чего вам там воды не хватало?
  - Так ведь колодцы перетравили! - искренне вытаращился Недан, нижняя губа его с фиолетовыми прожилками затряслась. - Весной мы все в Звероедово захворали, на той неделе колодезная вода с горечью стала. У нас из семидесяти деревенских, пока пили такую, дюжина к Предкам отправилась. Колодцы вон накрепко заколотили, пришлось к родникам посылать, а от родников никто не вернулся. Не стало воды - вот и всё! Куда ж деться? Быстро собралися, вещи в котомку, детей на закорки, да и пошли к Кривде. Здесь уж из Байновой Залоги и Травяны стоят, через два денька Лукашенские подтянулись, и у всех одно горе: вода в колодцах отравленная.
  - Что с умершими сделали? - спросил у него Воисвет. Недан посмотрел на волхва, соображая, как надо ответить такому. С волхвами он встречался каждое лето. Волхвы бродили по всему Поднебесью, проповедовали Всебожье Родово и Боговеденье среди обычных людей, но дольше чем на две Зимы в деревнях не задерживались, в пути Правду искали, усмиряли Лесных Духов, за капищами ходили, оберегали от порчи деревья, зверей и Мать-Сыру-Землю.
  - Не сожгли мы, друже, умерших. Извиняй, так уж вышло... не по обычаям сделали, знаю - негоже червям людей есть, но токмо не поспели мы кроды срубить! Сами еле как утекли.
  - Кто колодцы отравил знаете? - допрашивал Берислав. Братья за спиной отца переглянулись, Недан и вовсе ссутулился на костыле. Весь до самых волос он пропах дымом, костры горели денно и нощно. Только Богам и Предкам известно, что пережили деревенские за последние две недели в лесу.
  - Вишь, костры жжём посреди бела дня, воевода, - кивнул Недан на огонь. - Думаешь, ради забавы? Ан нет. Есть у нас один малый парнишка, Ленькой кличут...
  - Как-как кличут? - не разгадал Воисвет. - Лёнькой?
  - Да нет же! Ленью, Ленькой, Лентяикой, чтоб ему пустобрёху ни тепла, ни похлёбки. К работе непригодный совсем. На берег пришёл позже всех, тощий да неумелый. Нам тепло до осени выстроить нужно, лес валим, а его такого к пиле приставишь, так он весь изупрыжится, вот-вот пуп надорвёт, а полотно на себя дёрнуть не может. Ни бревна поднять: "У меня ножки болят!", ни топором тюкнуть: "У меня ручки ломит!". Да видели бы вы его ручки! Пальчики тоненькие, такими в пору штопать да шить. Вот он за ребятишками и приглядывает, да к бабам кашеварить повадился. Да как кашеварит, ворюга! Две трети мяса нарежет, а шмат за пазуху хвать! Отлупить бы его, да бегает стервец больно шибко.
  - Чего же вы вора при себе держите? - поморщился Берислав. - Руку бы ему отсекли, глядишь и охота воровать пропадёт, а бегает быстро, так вы ему и ноги укоротите.
  - Да по Совести ли? - растерялся Недан. - Он же один, как перст. Мать померла, отец где-то у Кривды с артелью рыбачьей утоп. Да вы на него поглядите, сами смекнёте, о ком вам толкую.
   Недан обернулся к одному из сыновей и велел.
  - Приведи Леньку-то! Пущай сам всё расскажет.
  - Да на кой хрен мне его сиротские россказни? У меня ни минуты лишней на тебя нет, - Берислав вытащил и поглядел на часы без ремешка, которые хранил в подсумке на поясе. На берегу караван провёл двенадцать минут, а задержек больше часа он себе не позволял.
  - Нет, вы послушайте, чего скажет! Я ведь о том говорю, что Лень видел, кто колодцы травил! А может не их, но тех, кто к нам ночью из лесу подбирался. Говорю же я вам, что он крайний на берег пришёл, а в лесу капище видел - не Родное, не наше, никто из наших такого бы не сварганил!
  - Что за капище? - насторожился Воисвет. Лицо Берислава сморщилось от досады. Теперь он жалел, что свернул с дороги на Аруч.
  - Сейчас Лень вам расскажет. Да вон же, ведут его, вот!
   И правда, к кострам из толпы вытолкали мальчишку. Сын Недана тащил его за руку, малец выглядел жалко, на вид Зим двенадцать, не больше, кожаная рубашонка болтается без пояска, штаны короткие, до лодыжек, на голове шапочка, из-под неё рыжие патлы торчат, и сумка через плечо.
  - Да не пойду я! - запищал Лень.
  - Иди! Иди, тебя просят! Дружинники с Китежа, все в чешуе. Не уважишь - сломают!
   Видя, что его упорство заметили, Лень выпрямился, одёрнул рубаху и сам бойцом зашагал к каравану. Лицо курносое и веснушчатое, серые глазки остро зыркают из-под пушистых медных ресниц.
  - Гой вам, дяденьки, чего надо с меня? - остановился Лень в пяти шагах, но Неданов сын подтолкнул его ближе.
  - Экий ты плоский да тощий, - фыркнул Берислав.
  - Так ведь, как говорится: "Сладки гусиные лапки! - А ты их едал? - Нет, не едал, а мой дедушка видал, как дружинник едал...", - улыбнулся мальчонка и тут же получил затрещину от Недана, так что шапочка съехала на глаза.
  - Не слухайте его, добры люди! Несёт, что на язык попадёт - хуже бабы!
  - И откуда же ты такой мелкий да дерзкий на белый свет взялся? - обшарил его Берислав глазами.
  - А из Тавритского городища! - подтёр нос парнишка. - У нас в Таврите все такие плоские ходят, животы к спине из-за податей Китежу поприлипали. Вот батька мой прошлым летом рыбу ловить подвязался к артельщикам, но видать на берегу его кого-то умеючи по башке тюкнул и концы в воду. До Зимы с мамкой ждали - не дождалися. На честном слове Зиму прожили, хлеб из пыли пекли, да похлёбку с паучками хлебали, а весной голодный бунт в Таврите случился. Тут и мать мою дружинники по голове кистенём отходили. Два дня пролежала, а на третий день померла. Вот и остался я один в Явьем мире. Как был, так и пошёл к реке, артельщиков поискать. Авось примут? К берегу вышел, здесь люди... пожалей сироту, накорми, как Радогостом завещано!
  - Слыхали мы, как ты жрать добываешь! - засмеялись на машинах дружинники. Ленька потупился и пробубнил.
  - Проголодаешься, так всяко хлеба добыть догадаешься.
   Берислав громким вопросом оборвал смех дружинников.
  - Это из-за тебя, что ль, костры днём палят?
  - Да не... хотя да, видел я кое чего, так что со страху все поперетруха́ли.
   Лень достал из-под рубахи затёртый шнурок, на котором, как перевёрнутая буква "А", висел оберег, и сунул его в рот для спокойствия. Королёк опустился к волхву на плечо, зачирикал. Берислав узнал символ Велеса, покровителя скотоводов, испокон Зим почитаемого в Таврите. Но после войны против Вана и христиан, тавриты лишились былого богатства. Да что христиане! Христиане отвоевались и ушли обратно за Кривду, а окольничий, наместник китежский, у тавритов, что при Ване, что при Берегине, правил жестоко. Голодные бунты вспыхивали в прежде богатой общине чуть ли не каждое лето, семьи скотоводов бежали, на детинец точили зубы засевшие в развалинах бунтовщики. Рассказу Леньки вполне можно было поверить.
  - Дело как было-то... - продолжал рыжий мальчишка, - иду я, значит, по лесу, хищного зверя выглядываю или ещё какую беду на дорожке, и тут на поляночку вышел, а вернее на пустырёк не заросший. На пустырёчке том яма глубокая вырыта, водою залита, по углам четыре столба стоят из чёрного дерева. Никогда я таких столбов раньше не видывал, ни в Таврите, ни где ещё. На одном столбе вырезан дед - в руках палка, под правой ногой мураши, а под левой вороны. Усы у деда серебряные, глаза пустые и морда злющая такая, что поставь парное молоко рядом -скиснет! Нехорошо мне на душеньке стало, боязно, вот я и утёк. Неделю тут при добрых людях приживался, а давеча по темноте белого человека увидел: стоит смотрит на деревенских из лесу, кожу на нём как содрали, алое всё, за малым сукровицей не сочится.
  - Вот ведь ты мелешь, - скривился Берислав.
  - Истинный свет тебе говорю! Предками, Совестью, Родом, Мокошью, Стрибогом и всеми ветрами его заклинаю, нешто не веришь?! - округлил серые глаза пацанёнок.
  - Ночью над лесом зарево было в той стороне, о которой Ленька брехал, - указал Недан на верхушки деревьев. - Кто-то возле нас во тьме ходит. Мы следы утром сыскали, трава примятая, но никто Белого не видал, один токмо Ленька заметил: может духа углядел, может чудище. Против людей у нас оружие есть, а вот против чудищ и духов токмо огонь. Боимся мы без костров оставаться.
  - А чего от нас-то хотите? Чтобы мы духов у вас из-под деревьев прогнали? - снова посмотрел на часы Берислав.
  - Вы Дружина, вы на защиту людей в Поднебесье поставлены, - удивлённо сказал одноногий, но пригляделся к равнодушному лицу Берислава и смекнул, что дружинники не хотят помогать или не могут. - Братцы, Родные, не бросайте вы нас! Прошлую ночь еле как пережили. При вас сила, а при нас два ружья да винтовка. Ведь ежели по темноте Белые эти сюда скопом заявятся, чем же нам отбиваться? Нам же деться-то некуда с бабами и детьми! Ни стен, ни ограды ещё не успели поставить, куды людей деть?!
  - Даже часа на тебя нету, - отвернулся Берислав. - Мне к сроку нужно быть в Китеже. За опоздание головой, жизнью своей отвечаю. Из Аруча к вам на подмогу пошлю.
  - Так и мы здесь жизнью заплатим! - закричал Недан в отчаянье. - В Аруч давно посылали, да никто же ещё не вернулся. А вы, как доедите, так аручи через день-два токмо помогут. Тяжко мне, знаю, что нет у нас энтого дня. Рядом зло рыскает, а нам бежать больше некуда. Да что же вы, Родноверные, своих братьев бросаете!
   Берислав не ответил, только жестом указал бойцам вернуться в машины. Захлопали двери, гулко затарахтели моторы. Видя это, Недан отбросил костыль и тяжело повалился на камни.
  - Батя, да ты чего! - сыновья подскочили к отцу, Ленька посторонился, два брата пытались поднять Недана, но тот, отталкивая их свободной рукой, продолжал корчиться на уцелевшем колене.
  - Не трожь! Я сам обморозился, но детей своих вырастил. От отравы колодезной жену и младшенького не уберёг, а старшеньких хоронить не хочу! Хочешь ты, воевода, на коленях тебя молить буду. Оставь хоть шестерых солдат нам в охранение, хоть бы чем помоги!
  - Встань, - велел Берислав и кулак его сжался.
  - Не встану! На меня наплевать, на стариков, на баб, так хоть малых детей пожалей. Защиты просим, дружинники! Век тебя славить буду, коли поможешь, или век проклинать, коли сирых оставишь. Что ты за воин такой, коли делаешь не по чести!
  - Встань и честью моей не торгуй!
  - Не встану!
   Берислав ринулся на него, но Воисвет его перехватил.
  - Обожди, Берислав, потолковать надо. Хочешь не хочешь, а задержать груз придётся.
  - Ещё один указчик нашёлся! Мало тебе? Шёл бы ты со своими задержками знаешь куда и к какому лешему, волхв?!
  - Так ведь не зря при каждом воеводе волхв ставлен, - и бровью не повёл Воисвет. - Кто же ещё сильным мира сего хорошим советом поможет, когда придёт час выбирать? Говорю тебе, Берислав, не ставь груз выше живых людей, слушай волхва, ибо волхв следит зорко, не отошёл ли ты от Всебожия, а с тем не отошёл ли ты от самой Ксении, веру Предков для Родного народа в жизнь претворяющую.
  - Одолел, гад! - сбросил Берислав ладонь Воисвета с плеча. Но Берегинино имя сработало. Он оглядел народ у костров, вставшего на колени Недана и свой готовый к отправлению караван. Речи волхва смутили Дружину. Они исполнят любой приказ воеводы, но к тяжести серебра прибавится ещё и тяжесть вины за брошенных без подмоги людей.
   Берислав взял Воисвета за обшитое чешуей пальто и отвёл его в сторону.
  - Ну, говори, что задумал.
  - Вначале ты мне скажи, для чего убийцам воду в колодцах травить и ночью к оседлым подкрадываться?
  - Дело тёмное, но понятное, - сказал Берислав. - Как при осаде врага воды и пищи лишают, так и здесь людей с насиженного места погнали. Да не просто погнали - к реке вывели, на узкий берег между Кривдой и лесом. Вот тебе и толпа, и не убежит, и защититься не сможет, ни за частоколом спрятаться, ни в домах отсидеться. Зато много слабых, голодных, больных.
  - Значит на берегу бойня будет. Окольничий Аруча дружинников прислать не успеет, - подвёл итог Воисвет.
  - У меня груз, - оборвал Берислав. - Я задерживаться не могу. Мне в Китеж надо. И так пожалел, что свернули!
  - Не одним серебром Берегиня величится, но и добрыми поступками к людям, - с прежней вкрадчивостью говорил Воисвет. - Её чтят как прибогиню, всеведущую и всезнающую. Подведёшь Её, не поможешь, и Небесное Серебро не доехав до Китежа потускнеет. Отстоишь людей Родных, и на многие Зимы сам славен будешь, и Её силу и мудрость прославишь.
  - Попусту не мели, - буркнул Берислав. - Говори сразу, что хочешь?
  - Хочу, чтобы ты людей послал капище посмотреть, мальчиком найденное. Есть у Всебожья Родова и Тёмный лик, о котором люди в Поднебесье не поминают. Хоть и не чтим его и не славим, но никуда Тьма не исчезла и слабых духом выискивает. И находит, кто заранее себя умертвил, кто считает жизнь не даром Богов, а своим тяжким бременем, кому течение живого болью в душе отдаётся, потому как он сам отвернулся от ПриРодного и заплутал, потерялся. А ещё есть такие, кто нарочно Тьму к себе призывает и играется с ней, силы спрашивает. Такую нечисть находить надобно, капища её чёрные рушить, не давать Тени на Свет появляться.
  - Не мути, - огладил Берислав утомлённо свою лысую голову. - Пророчества, волхв, для мужиков тёмных оставь.
  - Не о грядущем пророчества, а о том, что уже рядом с нами, - заключил Воисвет. - Дай мне час, и позволь, чтобы Ленька меня к капищу проводил. Поглядеть нужно на идола, тогда и пойму, кто на деревенских затаил злобу и велика ли боязнь на берегу оставаться. Нельзя уезжать, пока не изведаю.
  - Один не пойдёшь, людей тебе дам.
  - Нет, отряд мне не нужен, лишь мальчик, - не согласился Воисвет. - Я же не воевать. Узнаю правду в лесу и вернусь тихо.
  - Один не пойдёшь, - надавил Берислав. - Бери тогда Ждана. И чтобы в лесу не случилось, если вы больше часа задержитесь, груз отправляется к Берегине и точка.
  - Воля твоя, - кивнул Воисвет, и они вернулись к дружинникам, Недану и Леньке.
  - Будь по-вашему, мы проверим, чьё вы капище отыскали, - объявил Воисвет. - Никто из Белых волхвов в таком месте требы не клал и славу не возносил, истинно говорю. Может и чудовищ отыщем с ободранной кожей. Мальчик нас отведёт.
  - Кто, я? Ну нет, дядьки, я не согласный! - вдруг взбрыкнул Ленька. - Вы чего думаете, я недоумца с одного конца к ямине этой поганой вертаться? Ну не-е, не-не-не-не, ищите другого себе дуралея. Ишь, чего надумали: сами мордовороты, до глаз оружьем завешанные, а слабого сироту к нечисти на потеху тащить - это дудки!
  - Не пойдёшь сам, за отказ помогать Небесной Дружине мы тебя расстреляем, - обещал Берислав.
  - Ай, раскидают мои потрошочки, ручки ножки порежу-ут, - начал выть ещё пуще Ленька и натянул шапочку на самый нос. - Ай, не пойду, лучше здесь застрелите-е! В тёмный лес к разным тварям на ужасти сами топайте, коли охота-а!
   Берислав расстегнул кобуру, но мальчика заступил Воисвет. Он подошёл к Леньке, подождал, пока тот наорётся и спросил примирительно.
  - Чего ты хочешь, чтобы нас до капища довести?
   Ленька сразу притих, вытер нос и полюбопытствовал.
  - А мне в караван с вами можно? До Чуди добраться, а то по лесным дорожкам разбойники-Шатуны всякие мыкаются и голодные звери: ограбят, убьют и косточки мои обглодают.
  - Взять вора в конвой? Может тебе ещё штаны с себя подарить? - ухмыльнулся Берислав его дерзости. Дружинники за спиной так и грохнули смехом.
  - А, ну так ты снимай да дари, дядя, коли охота. Я от добра отказываться не гордый! - Ленька даже выставил тонкие ноги в коротких штанах.
  - Время уходит, - напомнил волхв. Берислав по-сентябрьски нахмурился и подозвал к себе Ждана.
  - Вместе в лес отправляетесь, - приказал он. - Прикрывать волхва будешь, и только попробуй один обратно вернуться. А ты... - обратился он к Леньке, - обманешь или не туда заведёшь, вместо Чуди колесо тебе светит. Знаешь, что это такое?
  - Знаю. - Ответил Ленька, и весёлый огонёк в глазах мигом пропал. Видел, должно быть, как на колесе тем, кто с Китежем несогласный, ноги и руки ломают и с размаху молотом по груди бьют.
  *************
  - А каков он из себя, этот Китеж? - спросил Ленька, перебираясь по брёвнышку над позеленелым от времени бетонным стоком. Лес поглотил небольшой городишко и так сильно разросся, что кирпичные стены рухнули под напором деревьев, трава и кустарники раскрошили асфальт. Из зарослей торчали ржавые остовы детских качелей, корпуса машин причудливо повисли на ветвях деревьев. Ещё полвека Оттепели и от города совсем бы ничего не осталось.
  - Китеж большой. Не знаю, о чём тебе рассказать. Неужто никогда не бывал в нём? - спросил Воисвет. Вместе со Жданом они брели вслед за Ленькой, но никак не ожидали обнаружить в лесу столько старых домов. Маленький королёк перелетал то на кирпичную стену, то на еловый сук, то на разбитый фонарь, чирикая и словно разведывая дорогу.
  - Куда мне! Окромя Тавритского городища ничего не видал, - пожаловался Ленька. - Так, пару деревень по пути к реке, дак это ж разве Китежу ровня? Расскажи хоть, где там живёшь, какое тепло у тебя?
  - Двухэтажное.
  - Ох ты мамочки, не протопить же такое!
  - Оно не моё, моего отчима. Он при Берегине знатный советник Бритоус. Может слыхал? Женился на матери и в тот же год мы в терем к нему перебрались. Терема в Китеже знатные. Видел бы ты, как после дождя над стальными крышами из чешуи ясные искорки загораются, будто дворцы из сказки явились. В озёрной глади резьба ажурная отражается, купола и скаты блестят, мосты в красный цвет Живицы выкрашены. Артель мастеров за одно лето такой дом построит, что и очам, и сердцу отрада. А умельцы в Китеж - столяры, плотники - со всего Поднебесья съезжаются. Каждый в Озёрном Городе труд свой прославляет. Сто домов по три этажа, двести по два этажа, а одноэтажных домов по окраинам и вовсе не счесть, но все до единого с разукрашенными наличниками, вереями резными, с жар-птицами на коньках. На берегу озера храм Мокошин стоит, где мудрость Предков хранится, и целомудренные девицы-предсказательницы живут. Из вод того самого озера наша Прибогиня к Великой Жрице в образе рыбки явилась. Как вышла на берег, золотая чешуя с неё осыпалась, и стала Ксения будущее чаровать и славить Всебожье Родово, и самых мудрых волхвов наставляла, как следует мудрость Родову в Поднебесье нести. Когда же бессовестный Ван на неё покусился, молния с Прави слетела и поразила его, так что тот почернел. Не дали Боги чистоту своей посланницы осквернить. Стала Берегиня сама над всем Поднебесьем править, врагов побивать, а друзей к себе в белокаменный кремль приваживать... как и отчима моего чинами возвысила.
  - Не больно ты радуешься, когда про него говоришь, - приметил Ленька. - Небось лютый мужик. Ты от него в волхвы сбежал, что ли?
  - Никуда я не сбегал, - рассмеялся Воисвет. - По велению души своей в ученики к старцам пошёл, чтобы мир чувствовать по ПриРодному.
  - Чего чувствовать? - Ленька спрыгнул с мусорного бака у гнилых гаражей. Впереди стоял дикий нехоженый лес. - Я вот мир чую, когда в животике сыто, тогда и о разной ерунде вольно думается: и об облачках, и о птичках, и куда речка катится, и как травинка растёт. Но в иное время все мысли за сладко покушать цепляются.
  - Вот оттого мы и не видим мира, - улыбнулся ему Воисвет. - А ты оглянись... - обвёл он рукой росточки травы и старые сосны до неба, - прислушайся... с хмари падает снег, по весне тает, в земле растворяется, из земли по стволам древесными соками поднимается. Что было водой, то станет дыханием самого Рода, слезами Его и кровью живительной. Через деревья, через шёпот ветров и через звон воды в ручье с нами сам Род разговаривает, ты послушай! Вокруг сила божественная, пусть она в сердце проникнет. Каждый день дышишь ей, с пищей в себя эту силу вбираешь, но не слышишь потаённое Рода сказание. Давай вместе прислушаемся, и ясно нем станет, отчего мир таков и почему в нём по Совести надо жить.
   Воисвет остановился, присел на корточки и загрёб лесную землю ладонью. Королёк кружился над ними с бойким свистом.
  - Мать-Сыра-Земля жизнь хранит, будто зёрнышко малое. Световит озаряет её и жизнь поднимается. Стрибог тучи приносит, Перун гром и молнии мечет с дождями, злу на погибель, праведным на урожай. Велесе с Деваной добычу взращивают охотникам, Святибор леса бережёт, Купала вздымает и гонит речную волну. Дажьбожьи внуки под заботой Божественных Предков живут, пока Чуров своих почитают, в семьях обычаи хранят и ведают откуда пошли их рода. При всяком деле доброму место - в этом Всебожье Родово. Волхв всего-то людям и нужен, только чтобы главного посреди суеты не забыть, чтобы научиться слушать ПриРодное, ибо сами мы - то, чем Род Отец нас питает.
  - Вот, когда он так говорит, у меня на душе будто птички поют! - заулыбался сквозь бороду Ждан. - Не просто человечком себя малым чувствуешь, а что мол не зря родился́, что мол внук богов.
  - Хорошо бы оно, конечно, воздухом да водою питаться и лёжа брюшком к небу мечтать, какой это святой тайной Род тебя накормил. Но только одного этого мало! - хихикнул Ленька.
  - Люби малое и великим овладеешь, сделай шаг и на гору взойдёшь, - Воисвет отряхнул руки от земли и подступил к высокой ограде, как к той самой горе. Бетонные плиты накренились, но всё же стояли. Что справа, что слева тянулся забор, значит нужно было через него перелезть. Воисвет подпрыгнул, схватился за край плиты, подтянулся. За ним легко вскарабкался Ждан с автоматом и сел на вершине, перекинув ногу и наблюдая, как Ленька полезет за ним. Лень отступил, поплевал на ладони и разбежался. Он ухватился за верх забора и повис, как сопля, болтая в воздухе тоненькими ногами.
  - Экий ты развисляй! - посмеивался над ним Ждан. - Маловато силёнок разок подтянуться? Как же ты её в первый раз перелез, когда от капища бегал?
  - А там бугорок с той стороны, оттуда легче! - пыхтел Ленька. Ждан глянул вниз. И верно, со стороны леса насыпало холмик. Воисвет как раз стоял на нём в ожидании, когда они спустятся.
  - Ну ты и худосошный! Встань на полено - свинье по колено, - продолжал потешаться Ждан. - Куды такой уродилси!
  - Лучше бы подсобил!
   Ждан одной рукой схватил Леньку за шиворот кожаной рубашки и подтянул его, другую руку просунул ему между ног, чтобы сподручнее его через забор переваливать. Ленька завизжал тонким голосом, взбрыкнул, сам со стороны леса шлёпнулся, а Ждана пинком в город отправил.
  - Да ты сьто, мать твою женсину, охренел?! - загромыхал Ждан за забором.
  - А чего он хватается! Чего хватается, леший! - вскочил Ленька и уставился на волхва и зарделся, как помидор.
  - Тихо вы! - шикнул Воисвет. - У леса тоже есть уши.
   Ждан заворчал за забором, Ленька поправил сумочку на плече, надулся и отошёл от волхва на два шага. Вдруг Воисвет заметил в траве жёлтый кругляшек и поднял вещицу.
  - Гляди-ка, твоё?
   Ленька мигом увидел у него в руке золотую монету и испуганно ахнул.
  - Ой, так это точно моё! Мне оно очень надо. Отдай...
  - Так на и возьми, - протянул Воисвет золотой. Ленька не просто сцапал монету, а будто выхватил чужое счастье и спрятал её в сумку под ворох тряпья.
  - Только золотишко-то христианское, - заметил Воисвет вполголоса, пока Ждан не перелез через забор. Он не спросил откуда у Леньки монета, которая могла его и одеть, и накормить досыта... и до тюрьмы довести, попадись она на глаза не тем людям.
  - Не боишься с таким грузом по Поднебесью ходить? Кто с монастырским золотом к ясакам или дружинникам попадётся, тот христианским шпионом считается.
  - А я её заработал. Это моя монетка, она у меня только одна, для очень-очень важного дела, - также тихо ответил Ленька.
  - Значит, заработала и взять золото не побоялась? - легко спросил Воисвет.
  - Не побоял... - начал было Ленька и тут же запнулся на полуслове, вскинул острые серые глазки и твёрдо договорил. - Не побоялся! И нечего шуточки тут со мною шутить.
   Ждан наконец-то перелез через забор и, покряхтывая, спустился.
  - От насего часа сорок минут с малым осталося, - сказал он, поглядывая на часы. - Успеем обратно к Бериславу-то?
  - Должны успеть, - прикинул Ленька. - Отсюда совсем немножко осталось, глубже в лес, а там и столбы чёрные с лицами. Людей на капище я не видал, только спине щёкотно, словно кто-то за тобой подглядывает. Поганое место, боязно мне там и странно.
  - Иные твари только на обычных людей нападают, а странных не трогают, - с любопытством посмотрел на него Воисвет. Ленька словно этого и не заметил, и скорее повёл их по лесу.
   Заросли вокруг загустели, погода испортилась, даже полуденное небо потемнело и по деревьям расползлась красная гниль. Вместо трав под ногами захлюпала болотная тина, вместо кустарников топорщились чахлые веточки, вместо листьев на них - мокрый мох с паутиной.
   Ленька то и дело вертел головой.
  - Что же это? Не было тут ничего этого, когда я ходил давеча.
   Воисвет мрачнел с каждым шагом. Королёк больше не летал по округе и опустился к нему на плечо. Ждан тоже почуял, как веет от больного леса угрозой и держал автомат под рукой.
  - Земля умирает. Ни зверей, ни птиц - всё сбежало отсюда, - шептал Воисвет, осматривая землю под сапогами. Он не сразу заметил, как вокруг заклубилась красноватая дымка. Но не сам туман покраснел, а хмарь сочилась кровью вместо дождя, плотно окутала верхушки деревьев, из леса пахнуло железом. Дышать стало трудно, сердце Воисвета тяжко забилось о рёбра, барабанный стук отдавался в ушах, нарастал, как агония насаженного на кол человека.
  - Д0лу. - Шепнул кто-то на ухо короткое слово, как чужой вздох в темноте. По коже пробежали мурашки. Гнилостная земля поглощала звуки шагов, лишь тяжёлое сопение Ждана и шорох кожаной Ленькиной рубашонки подсказывали Воисвету - он ещё не один. Но он не видел и на два шага вперёд, всё тонуло в густом алом мареве.
  - "Д0лу". - Вновь коснулось ушей.
  - Слышите? - спросил Воисвет. - Кто-то на древнем наречии нашёптывает: "Вниз. Вниз".
  - Нисего такого не слысу, - пожал Ждан плечами. Стоять в полумраке и слушать неведомые голоса ему совсем не хотелось. - Погода только испортилася, затуманило всё.
   Ленька ничего не ответил, но по взгляду мальчика Воисвет понял, что он тоже услышал древнее слово и сильно перетрухнул.
  - Колодцы отравленные, дома брошенные, чёрный идол на капище, мёртвый лес, звери и птицы сбежавшие... нет, я раньше о таком слышал, - сказал он, остановился и поднял глаза. - Ждан, Ленька, уходите отсюда. Дальше пойду один.
  - О как! Ты приказ Берислава запамятовал? - возмутился дружинник. - Я без тебя не вернуся, да и так, без всяких приказов его, тебя не оставлю, чай не первый год вместе.
  - Так и мне опричничек ваш этот лысый ухи открутит если вернуся без вас. У-у, какой бык этот ваш воевода, - сказал Ленька, но глазами умолял его отпустить, и только страх перед Бериславом не давал ему сбежать обратно на берег.
  - Тогда возьми вот что... - Воисвет снял с груди медальон в виде древа с поднятыми ветвями, - покажешь его воеводе, тогда он поверит, что я сам тебя отпустил. Ты меня до места довёл, значит уговор выполнен. Тебя возьмут в караван и отвезут к Чуди.
   Ленька взял медальон, королёк перелетел к нему на плечо. Из груди мальчика вырвался вздох. На обратной стороне медальона были выдавлены два пересекшихся круга.
  - Ну всё, беги скорей! - велел Воисвет. Ленька пустился назад через лес, Воисвет же поглядел на Ждана с оружием наготове.
  - Если со мной остаёшься, тогда держись рядом. Услышишь что-нибудь страшное или увидишь чего, так сразу скажи.
  - Чего это я должон увидать? - Ждан приглядывался к каждой тени в дымке между деревьями.
  - Что-нибудь... нечеловеческое, - с трудом объяснил Воисвет. Ждан только кивнул, и они двинулись дальше. Ступая по чахлой траве, Воисвет прислушивался к своим чувствам, не вернётся ли шёпот? Четыре года обучения у старцев - слишком маленький срок для знания волшбы Нижнего Мира. И на двадцатый год в самом конце обучения не всякий волхв мог освоиться с силами Пекла. Значит тот, кто шептал слово "Д0лу", был гораздо сильнее волхва, раз сумел вложить свою речь ему в голову.
   Деревья впереди расступились. Ждан с Воисветом вышли на тот самый пустырь, о котором рассказывал Ленька. Из тумана появились четыре тёмных столба с грубо вырезанными мрачными ликами. Прямо на Воисвета смотрел злой старик с пустыми глазами. Остальные идолы смотрели в обратные стороны. Их лиц он не видел, но знал из поучений старцев, что один кумир - женщина с серпом и чашей в руках, второй - воин с тяжёлыми веками, третий - настолько тощий мужик, что выпирают рёбра под кожей.
  - Д0лу. - Опять позвал голос. Ждан приподнял автомат, хотя не слышал призыва, и водил прицелом по капищу. Пусть он ощущал меньше волхва, но должно быть сердце ему подсказало, что за ними приглядывают.
   Воисвет подошёл к старцу с серебряными усами. Такого идола нельзя было встретить ни в Китеже, ни в каком любом другом городе Поднебесья. Воисвет сам впервые видел Чёрное Капище, хотя не мог сказать наверняка, что Богов Нижнего мира совсем нигде тайно не почитают.
  - Покровитель безумия, разрушающий чары, отец болезней и разложения, напасть для вражьего воинства, хозяин злых сил и Змий над Симарглом верх одержавший, кто пал от длани Сварожьей, но хитростью и лукавством заточил во льды солнцеликого Дажьбога... оставь в покое людей. Зачем ты явился и призвал Жену-Смерть со своим воеводой и повелителем голода? Живым живое, мёртвым мёртвое. Кто из живых заклинает тебя нести в Яви смерть?
   Кумир ответил тихим всплеском воды. Воисвет обошёл истукана, но в тумане чуть не сорвался в яму с водой. Четыре идола стояли по углам квадратной ямины. Воисвет заметил, как в воде плывёт нечто большое. Он осторожно опустился на колени и пригляделся. Яму, сколь бы она ни была глубока, заполнили груды мешков, так что и воды над ними плескалось немного.
   Рядом снова что-то взбугрилось, поплыло, так близко, что он смог дотянуться рукой. Под пальцами заскользила склизкая ткань. Кряхтя от старания, Воисвет подтянул мешок к краю и только тогда разглядел, что сжимает край домотканой рубахи, под водой же клубилось тёмное облако женских волос.
  - Ждан, ты где?! - отскочил Воисвет от покойницы.
  - Д0лу.
   Ждана не видно, он потерялся в тумане.
  - Ждан, где же ты?!
  - Д0лу.
   Между кумиров заплескалась вода. Воисвет поспешил на звук и увидел, как Ждан отложил автомат и тянется с края ямы к воде.
  - Не трогай! - закричал Воисвет и бросился к другу. Солнце на красном небе стянулось в одну малую точку, капище заволокла жуткая алая ночь. Посреди темноты опьянённый чужим голосом Ждан был готов упасть в яму.
  - Д0лу, Д0лу, Д0лу!
  - Вниз, вниз, вниз! - повторил Воисвет и успел схватить Ждана за шиворот и оттащить его от воды. Ждан замычал, заворочался, хотел сбросить с себя его руки.
  - Да что же ты делаешь! - оттягивал его Воисвет. Из ямы повеяло сырым холодом, туман расступился.
  - Так ведь плачет он, на руки просится! У тебя то нет никого, ты не знаешь! Плачет, не уж-то не слышишь? - со слезами рвался к яме дружинник. Несмотря на усилия Воисвета, он шаг за шагом подползал обратно к воде. Воисвет упирался, тянул его прочь, но Ждан снова встал на краю на колени и протянул руки вниз.
  - Слышу тебя! Слышу! Дай мне его скорее, возьму! - сипел он. Звёзды рассыпались кроваво-красными брызгами на чёрном небе. Тёмный мир обступил капище, голос призывал спуститься помочь. Как бы Воисвет не противился - невольно сам заглянул за край ямы. В воде маячила белая, словно вылепленная из снега женщина, на перетянутом бесчисленными ремнями теле горели алые татуировки. Словно стенающий призрак она протягивала в руки Ждана младенца. Рот и глаза того были плотно забиты землёй, тонкие ручки посерели и скрючились.
  - И#зьмёта1! - жалостливо стенала белокожая ведьма. Ждан тянулся к ребёнку, Воисвет тащил его прочь и не давал коснуться младенца.
  - Как плачет он! Помочь матери надо! Мучается, родимая, в яме с дитём, - сипел Ждан и слёзы стекали по его бородатым щекам. Он не видел, что малыш откинул головку назад и совсем не шевелится. Чем занималась колдунья, какое тёмное дело творила на капище! Босые ноги ведьмы скользили по спинам покойников, вырытых из земли и утопленных в яме, пятки путались в месиве женских волос, опирались на бородатые лица мужчин. Каждая деревня оседлых, где отравили колодцы и не сожгли трупы, пополнила чёрное капище требами. Люди лежали вповалку, ледяная вода звонко чавкала и пузырилась между телами.
  - Мир Явий - не место для Нави! - прокричал Воисвет. - Владыка наш, Велесе, взываю к тебе! Отче над Богами тёмными-таёмными, волхв Богов и Бог волхвов. Сберегаешь ты Калинов Мост днём да нощию. В дивах неба в пределах земли да в реках огненных - защити!
   Ждан наконец-то коснулся младенца, но лишь ощутил холод трупа и вскрикнул. Ведьма крепко схватила его за запястья, её кроваво-красные глаза альбиноса заблестели от радости.
  - ђмрeжити, чловёкъ! - прошипела она через острые зубы.
  - Сгинь нечистая сила! Тащи меня, Воисветуска! - завыл Ждан, стараясь отцепить её руки. Воисвет потянул его прочь, но белобрысая ведьма не отпустила и выскочила на руках Ждана из ямы. Они упали и лихорадочно отползли прочь. Ведьма наступала на них шаг за шагом. Красные татуировки овили её тело от пят до макушки. Со всех сторон из тумана выступили другие тени. Сначала Воисвет думал, что это очередной морок, но вскоре разглядел за дымкой десятки мужчин, наблюдавших за ними; таких же беловолосых, с красными татуировками по всему телу.
  - Вскую kви1лсz, в0лхвъ? - с надменной улыбкой спросила ведунья. - Жи1ти не хоче?
   Она вынула из-за набедренного ремня костяной нож с узким лезвием. Воисвет не обманывался, пусть нож слишком хрупок для битвы, но стоило ведьме овладеть человеческой волей, и жертва сама подставит ей горло. Ждан забыл про оружие, да и не помог бы ему автомат, их окружили!
  - Поби1ти мz хоче? Ѓзъ "4смъ слaвzща Велeса! - закричал Воисвет. Ведьма застыла, в красных глазах промелькнул интерес.
  - Язhкэ Навjй вёстэ? - каждым словом она будто втыкала иглы в слух Воисвета. Белоснежная рука с ножом опустилась. Каждый воин из её племени и без того держал какое-нибудь огнестрельное оружие или лук. Смерть уставилась на него десятками бледных лиц неизвестных доселе подземников.
  - Никт0же не вёдаете, ѓзъ оди1ньде вёдаю. Ѓзъ "4смь В0лхвъ зeмли Поднебесной! - жадно выпалил Воисвет. Старцы научили его древнему языку Нави: "Навь глаголит тако же, яко надлежит мёртвым, и на сие дан им мёртвый язык".
   Ведьма указала остриём ножа на Воисвета. Костяной клинок словно сам продолжал её длань.
  - Ти "3сьм влхвЁ... - огласила она и перевела нож на Ждана, - ти "3сьм кметъ...
   После чего указала рукой на себя.
  - Ѓзъ "4смь Влкъ! Жив0тъ вaмъ дaруем, або ведyщь ти. Тецhте!
   Алые глаза вспыхнули властным огнём. Ведьма ткнула клинком прочь от капища.
  - Тецhте!
  - Уходим, Ждан, подымайся! - Воисвет впопыхах помог ему встать. Морок ослаб и день просветлел, дымка между чёрными идолами растаяла. Охотников вокруг оказалось так много, что, прикажи ведунья напасть, ни Ждану, ни Воисвету бы не уйти. Но видно она берегла капище, для затопленной ямы годились только тела из разрытых могил.
   За спиной Воисвета раздался хохот ведьмы. Он бежал вместе с Жданом сквозь лес, чтобы быстрее предупредить народ у реки, иначе на капище станет ещё больше мёртвых. Проклятый род взывал к силе Тёмных Богов, кого оседлыши не славят и требы им не кладут, ибо требы эти - жертвы кровавые и люди замученные.
  *************
   Осталось восемь минут, конвой торопился в дорогу. Берилсав вложил часы обратно в подсумок и обернулся к схваченному Леньке. Как только парнишка выскочил из леса один, его поймали дружинники и привели к воеводе. Капризная погода снова испортилась, ветер пригнал тучи и осыпал людей мелким весенним дождём.
  - Ты что же, в лесу их бросил? - подошёл Берислав к мальчишке. Маленький королёк кружился над ними и звонко чирикал. Лень прижал к груди сумочку и протянул в руке медальон, похожий на дерево.
  - Это волхв мне дал и велел уходить, как только я на капище их довёл... боязно там!
  - Ну да, капище... там и дружки твои прячутся? Они же волхва подкараулили и прикончили и добычу сграбастали? Тебе медальон... а им остальное.
   Ленька побледнел, на лице у него остались одни веснушки и испуганные глаза.
  - Вернулся бы я к вам тогда, как же! Чего вы мне не верите? Я же правду рассказываю!
   Берислав положил ему на плечо тяжёлую как железный лом руку. Рыжий мальчишка под его взглядом сделался ещё меньше.
  - Потому что ты вор, клейма на тебе нет. В караван захотел, умыкнуть чего вздумал? Небось у тебя полная сумка краденого и среди прочего добро Воисвета? Обыскать.
   Дружинники ринулись было к Леньке, но тот с тоненьким визгом вывернулся у них из-под рук, проскользнул мимо Берислава и бросился прочь. Но недалеко убежал, Леньку тут же поймали и как бы он не кусался, как бы не бился, потащили обратно. По дороге он расставлял ноги, кричал и мешал себя волочить.
  - Дяденьки, пощадите! Я же сам в тёмный лес по вашей воле вернулся, за что же вы меня тащите?! Отдайте сумку! Не ваше там, не берите!
   Возле костров собрались люди. Женщины шептались да охали, мужики с пониманием кивали. Никто бы не заступился за Леньку перед дружинниками, никому он здесь не родня, только приблудный мальчишка. Пусть и жалко его, но против Китежа не попрёшь и худого слова в лицо воеводе не скажешь.
   Чтобы он не визжал, один из ясаков стукнул его под рёбра. Ленька закашлялся, ноги враз подкосились. Дальше к машине его волокли как мешок. Берислав взялся сам обыскивать сумку. Первым делом он вытряхнул тряпьё и сухие корочки хлеба, вилку и ложку завёрнутые в лоскуток, но тут к нему в руки попалась связка из оберегов. На сыромятном ремешке болтались христианские крестики и амулеты сразу всех богов Поднебесья.
  - Это что такое, гадёныш? - схватил воевода Леньку за рыжие волосы.
   Тот затрясся, на курносом лице сквозь слёзы проступила улыбка.
  - Это само Всебожие Родово!
  - Тебя ещё за машиной на привязи не таскали, - заскрежетал Берислав зубами. - Доедешь до Чуди, ни клочка шкуры на тебе не останется!
   Он вновь запустил руку и нащупал в сумке что-то круглое и увесистое, но дружинники возле леса окликнули.
  - Волхв со Жданом вернулись, живые они!
   Берислав бросил сумку Леньки на заднее сиденье машины и пошёл встречать Воисвета. Остановившись и скрестив на груди могучие руки, он наблюдал за возвращением своих горе-разведчиков.
  - Плохо дело, Берислав, плохо! - ещё подбегая, начал объяснять Воисвет. - В лесу капище Навье, вокруг него целое племя: белокожие с красными узорами по всему телу. Никогда прежде таких не видал: травят воду и землю, и покойников из могил вырывают для колдовства. Это они людей к реке выгнали из деревень. Как стемнеет - явятся и перережут всех за милую душу!
  - Вот зараза, набега нам ещё не хватало, - выругался воевода. - Разъезды не зря доносили, что племена с запада на восток перетягиваются. Какого лешего им в норах своих не сидится? Четыре деревни погублено...
  - Ещё не погублено. Берислав, надо людей защитить, уезжать нельзя!
  - Знал я, что всё так и обернётся... но мы-то что можем? Двести человек в караван не залезут, к Аручу сами до темноты не доедем, и не одного бойца на берегу не оставлю: в лесу Навь, а нам главное довезти груз.
  - Их тоже не бросишь, это же наши люди, твои! - указал Воисвет на деревенских. Тотчас королек присел к нему на плечо, будто поддерживая верного друга.
  - Ну, будет, будет тебе, Воисветуска! - опасливо зашепелявил Ждан, поглядывая на воеводу. - У Берислава тосе сердце не каменное, ты с ним у степей не стоял, Шатунов из-под Кроды не высибал, Тавритских бунтарей не приструнивал. Он людисек поболее твоего спас. Придумаем сто-нибудь, мы придумаем!
  - Нечего думать, есть выход, - тяжело вздохнул волхв и повернулся к мосту. - Людям надо на другой берег идти, сами они ни за что не решатся, только с разрешения воеводы.
  - Да ты что, балабол, наших людей отдаёшь христианам?! - чуть ли не взревел Берислав. - Чтобы чернорясые их на поклон в Монастырь потащили?! Ты же не только Берегиню позоришь, ты голос Предков и волю Сварожичей предаёшь! Да за это тебя из волхвов выпереть мало, на суде отвечать будешь! Или думаешь такую толпу христиане у себя на берегу не заметят? Да тут же объявятся!
  - На то и уповаю, - всё так же обречённо сказал Воисвет. - Пусть люди перейдут Кривду, Навь за мостом тронуть их не посмеет, а на нашем берегу им погибель. Оставишь их здесь, и не будет Доли у них эту ночь пережить. Спасай людей, Берислав! Не волхва здесь нужна воля, а приказ Китежского воеводы. Если будет Берегиня судить, так пусть хоть голову с меня снимет - сам повинюсь перед ней, что это я выдумал народ через Кривду вести.
  - Нашёл чего обещать, когда за моим приказом спрятался, - поднял его на смех Берислав. - Оба голову потеряем, если Ксении не понравится. Ты с ней два раза на капищах, да по праздникам виделся, а я знаю, какая она... в гневе.
   Он по бычьи тяжело опустил лысую голову и растёр капли дождя. Дружинники слушали в тревоге и переглядывались.
  - Так что же? Решай, - подтолкнул волхв.
  - Ах, змеюка ты подколодная! - разрычался Берислав сокрушённо. - Добро, будет тебе переход через Кривду, позволю. Эй, ты! - крикнул он Ждану. - Веди-ка сюда того одноногого! Пусть людей собирает и через мост к христианам ведёт. Заартачится - нынче же ночью подземники их перережут. Скажи ещё, что мы капище в лесу отыскали. Проклятый род на них в глуши собирается.
   Ждан кивнул и потрусил к людям возле костров, чтобы отыскать там Недана. Воисвет с облегчением улыбнулся, но лишь до поры, пока не заметил Леньку возле машины. Лицо у мальчишки было заплаканное, он зажимал руками живот.
  - А мальчика-то ты зачем обидел? Я же медальон ему дал, чтобы его в караване до Чуди подбросили.
  - Много ты кого к нам в караван берёшь, - недовольно проворчал Берислав, указывая дружинникам собираться в дорогу. Низко забасил мотор БРДМ, закачались обереги на пулемётах, бойцы забрались на броню.
   Воисвет подошёл к Леньке, положил ему ладонь на живот и спросил.
  - Сильно тебя?
  - Худо, когда сытым бьют, из животика тогда всё обратно на землю тошнится - жалко. А голодным бьют, только слёзоньки капают, а так ничего, можно сдюжить, - поморщился Ленька. Стоило Бериславу отвлечься, как он схватил с заднего сидения машины сумочку и кинулся собирать своё рассыпанное по берегу барахло, даже четвертушки сухарика не оставил.
  - Правда меня до Чуди подбросите? - поглядел он на волхва снизу-вверх.
  - Подбросим. Только вот, если встретимся снова, я тебя, наверное, не узнаю? - с тёплой улыбкой спросил Воисвет и тише добавил. - Золото спрячь, но крепче монеты себя береги. Если Чудовы сторожа алтын углядят, так сразу в яму тебя посадят.
  - Золотишко мне на то и надобно, чтобы в Чуди показывать, - лукаво улыбнулся Ленька. - Есть ещё на свете добрые люди. Добротой их и проживу!
   Воисвет не стал спорить, но покачал головой.
  - Дурёха ты, не злых бойся и добрых ищи, а добрых страшись, кто зло сделать может.
  *************
   Женя бормотала так быстро, что речь слилась в единый журчащий поток. Она стояла на коленях посреди снежного поля, рядом, сужая круги, бродил белый призрак из света, едва различимый в метели. Чем быстрее Женя с ним говорила, тем настойчивее он приближался.
  - Господи, холодно! Обл... облегчи мне! - взахлёб выкрикнула она, и это были единственные слова, которые ей удалось разобрать из собственного речитатива.
   Резкий вдох и она в клетке, зажатая с двух сторон телами людей. Женя проснулась, но ещё была одной ногой в мире метелей и холода, и лишь спустя миг осознала, что клетка эта - всего лишь бронеставни автобуса, а люди вокруг - давно знакомые ей дядя Егор и Василий. Во время пути Женя уснула на плече у Егора, но кошмар вытолкнул её вновь в реальность. Крейсер усердно работал двигателем и катился через вечерние сумерки. Ехать оставалось недолго, от Старого Кладбища христиане добрались бы в Обитель ещё до заката.
  - Что, дурной сон? - Егор приобнял её и плотнее укутал под своей курткой. На ставнях машины поблёскивали капли дождя.
  - Дурной сон... - эхом отозвалась Женя, - с тех пор как повстречалась с Навью, мне всё время снятся дурные сны. Словно кто-то во снах меня караулит.
  - Если человек большой страх пережил, ему многое чудится. Люди иногда даже меняются...
   Егор задумался о чём-то своём и далёком. Он теперь часто недоговаривал, у него тоже появилась какая-то тайна. В Монастыре жизнь всегда была непростой, но в детстве и юности Жени он ничего не скрывал. Или так ей в ту пору казалось? Или же у Егора появилась зазноба, но не из Обители, а селянка или язычница из маленьких деревень, куда он водил караваны? Невесёлые мысли затуманивали голубые глаза и лицо Егора то и дело печалилось.
  - Золото... - сказала Женя, вспомнив о маленьких деревнях. Егор вопросительно глянул.
  - Какое золото?
  - Шатун на кладбище говорил, чтобы мы "своё золото жрали вместо харчей", значит у них в деревне голод начался. Мы взымали долги, и его деревня отдала слишком много. Не из-за наших ли караванов он очутился в бандитах?
   Василий услышал её рассуждения и пробурчал.
  - Слушала бы ты их больше, они тебе наплетут. Могут и послезливее байку придумать, мол: "Не мы таки, а жисть така!". А что же делают? Убивают и грабят. Плохо ты с Шатунами знакома, чтобы вот так к ним жалобиться.
  - Я никогда последнего не забирал, - со своей стороны ответил Егор. - Пусть я не один в казначействе. Другие, может, усердствуют и никакой меры не знают, но, опять же - не для себя, для Обители.
   Женя посмотрела внимательно и быстро заговорила.
  - Вы приезжаете в общину, приучаете людей к деньгам, хотя до этого они менялись едой и вещами. За каждого работающего человека вы дарите старейшине один алтын - плата за силу, за выживание, за пользу Монастырю. Кажется, что это немало, но редко, когда в общине живёт больше ста человек. Для нас это - невеликая трата, а вот для оседлышей... Любому селу и деревне нужно оружие, инструменты, вещи кузнечные, лекарство, ткань, зимняя одежда и обувь. Всё это может дать Монастырь: трудники в мастерских работают целое лето, пока не окрепнет мороз, трудницы шьют с утра до позднего вечера, пока глаза не заноют. Но ничего из товаров Обители вы за еду или вещи не отдаёте. Вы требуйте продавать товар за золото, и платите тоже золотом, а община не зарабатывает с этой торговли и пяти алтынов за год. Не беда, могут показаться заезжие торговцы из Поднебесья и вести мен с деревенскими за серебро. Но один алтын - это десять серебряных берегинь: так сказал Монастырь, так меняют золото на серебро в Кроде, и заработать на торговле с язычниками не получается. Куда не кинь, кругом клин и долговая ловушка. Подаренные монеты быстро иссякнут, оседлым приходится брать товары Монастыря в долг, и мы также берём общины за горло. Без нас у них не будет патронов, не будет инструментов, врачей и даже хороших запоров на избах. Христианские земли скрепляет не вера, не милосердие и любовь к обездоленным, а монастырское золото.
  - Да, золото, - прохладно сказал Егор, но оглянулся с мягкой улыбкой.
  - Знаешь, почему я не отказался от замысла твоего отца ответить Китежу золотом на серебро? В Поднебесье монеты связали лесные общины и мелкие деревеньки в одно. Всебожцы усилились, а мы нет. Властью денег они распределяют запасы, утверждают наказания не телесные, а виры за серебро. Язык денег узнали в любом околотке, где раньше заботились только лишь о себе. С деньгами мы возвращаемся к прежней жизни. С наступлением Долгого Лета деньги помогут нам отстроиться заново, поднять не просто общины, а многолюдные города с рынками и заводами. Христиане только в начале пути, потому мы грешим больше меры. Но, поверь, я всю душу и силы вложу, чтобы крещёные земли не распались под натиском чужеверия, чужой силы и их чужебесого серебра.
  - Деньги во славу Божью до добра не доведут. Алчность всегда служит только одному господину. Золотом ты навлекаешь на людей тьму, что и без того в нищете и озлоблены, - ответила Женя. Через приподнятые ставни крейсера виднелись знакомые холмы и равнины Монастыря. Вдалеке сверкнула извилистая лента Кривды, за ней тёмная полоса хвойного леса.
  - Хочешь сказать это я виноват, что Шатуны взялись за оружие? - рассердился Егор. - Нет уж, иначе моя вина точно такая же, как если бы ты убийцу того не отпустила, и он бы больше никогда не разбойничал, или если бы по твоей воле мы на Старое Кладбище не поехали, то и все Шатуны были бы живы.
   Женя словно получила пощёчину. Она уставилась на Егора, метнулась взглядом к контейнеру в проходе между сидений.
  - Подъезжаем! - голос Василия вырвал её из оцепенения.
  - Остановись! - вдруг вскочила она и, хватаясь за поручни, перешагнула контейнер и добралась до дверей. Сбитый с толку водитель обернулся к тысяцкому. Василий кивнул и тут же скрипнули тормоза, двери раскрылись.
  - Женька, стой! Не выходи говорят! - Егор попытался перескочить контейнер, но запнулся и свалился в проходе. Женя выбежала на дорогу. До Монастыря оставалось рукой подать. Она хорошо видела белые стены Обители, на фиолетовой хмари тускнели маковки храма. Дозорные со стен, должно быть, гадают почему автобус остановился и не доехал до надвратной церкви Преображения.
   Женя подступила к тёмному лесу - безликому и молчаливому возле грунтовой дороги. Она чувствовала, что лес смотрит в ответ: не дремучими зарослями, не сизым мраком между елей и сосен, не высокой травой и не мхами, а глазами подземников. И Женя смотрела в эти глаза полные ненависти и гибели для всех христиан. Никто не посмел бы подойти вплотную к кровавой черте, где на деревьях повсюду вырезан знак Мара-Вий. Войти в заросли - навеки пропасть, стоять перед лесом - оказаться на мушке у Нави. Женя не знала ни одной веской причины, по которой подземники не могли выстрелить.
   Лес хмуро молчал, даже пения птиц, звериного рыка или случайного скрипа деревьев не слышалось. Сзади схватил за руку Егор.
  - В автобус, прячься немедленно!
   Женя не сдвинулась.
  - Почему они думают, что мы их боимся? Мы не боимся их, мы смиряем свой страх. Они нас запугивают, потому что привыкли пугать. Но почему мы должны их бояться? Разве жертва - это не путь христиан?
  - Женька, погорячился я, наболтал лишнего. Не заставляй тебя силком в машину тащить. На нас будто мишень нарисована. Они метко стреляют, я видел. Подземники - не Шатуны, не играй с ними!
  - Я не боюсь, - Женя отступила назад, не желая поворачиваться спиной к лесу. Егор быстро заслонил её. Водитель автобуса двигателя не глушил и, как только они вошли внутрь, двери захлопнулись, заскрипела коробка передач и крейсер поехал дальше к Монастырю...
  ...Дрожь пробежала по телу электрическим током. Яр узнал её золотистые волосы и настороженные голубые глаза. Он прижал лазурный платок к лицу и вдохнул запах ткани. На окраину леса он вышел, лишь только заслышав шум двигателя. Крестианка выжила и смогла вернуться в Обитель и теперь за стенами, за кровавой чертой.
   Яр тяжело задышал, развернулся и поспешил к логову. Злость и желание распалили в нём дикую кровь...
  ...На дозорной лёжке Олеся опустила винтовку и недовольно цыкнула языком.
  - Совсем страх потеряли, божемольные.
  - А? - спросонья окликнула Ритка.
  - Крестианцы на дороге болтаются, будто им тут дозволено.
  - Чего не палила тогда? - потянулась и широко зевнула сестрица. Олеся невольно заухмылялась.
  - Там хахаль твой был, белобрысый. Помнишь, как три Зимы назад ты на машине с ним блудовала?
  - Где?! - вскочила Рита и выхватила бинокль. Она жадно вцепилась глазами в дорогу, но автобус доехал до Монастыря.
  - Имени его толком не помню, - нарочно отмахнулась Олеся.
  - Егором зовут, - пробормотала Рита, всё ещё не опуская бинокль.
  - Крестианцами их всех кличут. Да не выглядывай! Уже забыл про тебя, - сонливо пробормотала Олеся и сунула винтовку в руки сестре. - На, теперь твой черёд караулить. Может он тебе ещё чем-нибудь из-за ворот помашет. Тогда и подстрелишь.
  *************
   Яр осторожно заглянул за порог ведуньей норы и вступил в логово матери. Он давно не Волчонок, но до сих пор волновался, когда к ней входил. Стоило шагнуть внутрь, как он тут же попал под взгляд её цепких голубых глаз. Мать сидела у очага, поджав ноги.
  - Садись, - указала она на место перед собой. В свете углей Яр не видел в норе ворожею, значит Сирин отослали подальше. Сказ о том, как он сходил к Кузнецам, предназначался только для матери.
   Яр опустился на обрезок ковра, скрестил ноги и замер. Пытаясь разгадать настроение матери, он отрешился от мыслей о крестианке, которую видел по возвращению на окраине леса.
  - Что прорекает Незрячий? Он будет ковать нам оружие из Небесного Серебра? - спросила мать.
   Яр показал цепь на руке. Одно звено скреплялось гвоздём из серебряного металла. Мать удовлетворённо кивнула, довольная его стараниями.
  - Скоро логова наши наполнятся. Каждый инородец придёт к нам врагом, но мы им силу покажем и заставим чтить наш уклад, тогда чужаки станут недругами. Понемногу мы воедино сольёмся, племена свяжутся семьями, тогда никаким надземцам нас не сломить. Охотники с вестами из разных племён наплодят крепких потомков и не пересохнет род Нави. Одиночество нас изводит, без свежей крови мы слабеем и гибнем, как псы.
   Услышав о продолжении рода, Яр глубоко засипел и сжал кулаки. Он вспомнил, как видел мать с Сивером. Она заметила его злобу и насторожилась.
  - О чём мыслишь?
  - Тебе весть от Железной Ведуньи, - просипел он, ни в чём не сознавшись. Мать прищурилась, трудно забыть огненное чудовище, чуть не убившее её в Междумирье и разогнавшее призрачную охоту.
  - "В Сером Городе есть чаны полные яда - о том знаю верно, ибо у чанов тех не раз бывали мои Кузнецы. Люди воспрянули и обрели силу против подземных Волков, потому как лето даёт оседлышам жизнь и тепло, а холод Зимы бысть, есмь и буде - единое царство для Нави", - передал Яр без единой запинки.
   Мать выслушала его и надолго задумалась. В конце концов Яр протянул ей заржавленный медальон.
  - Ведунья Кузнецов рассказала мне о Праматери.
   Он пристально, как учила уродливая старуха, следил за Ведущей Род. Мать недобро покосилась на медальон, вдруг схватила Яра за ухо и прошипела в глаза.
  - Никогда Чёрного Хорса мне не протягивай! Нет согласия с ним у Зимних Волков: так Сва завещала, так Девятитрава род берегла, так и я вас веду! Наглая лгунья зовётся "Праматерью", хотя сама с первых дней нам кривила: "Я суть есть Зима, мне поклоняйтеся!", но нет другой Матери Нави, кроме Чёрной Марены! Сва в мудрости своей не поклонилась чужой. Мы выжили сами! Уста лживой бабы лютую кривду рекут. Слабые духом прельстились ей, позабыв, что она отродье людское. Зимние Волки ей никогда не поклонятся, мы сами правим судьбу!
   Мать швырнула медальон в угли, будто желала скорее очиститься от скверного знака. Яр затряс головой, потирая покрасневшее ухо.
  - Что есть род для тебя? - неожиданно задала вопрос мать. Раньше она никогда об этом не спрашивала. Каждый охотник вырос в роду и не мыслил себя без рода. Род - это не только ты сам, не только Навь, живущая рядом, но ещё и славные Предки, уклад, наследие и веды, оставленные мудростю Щуров, это чада, кто завтра пожнут плоды твоих сегодняшних дел. Вопрос матери показался Яру простым как дыхание, и в то же время с лёгкостью он ответить не мог. Мать терпеливо ждала, что он скажет.
  - Я - прах без рода, - наконец сказал Яр, но тотчас Дух внутри возмутился и подсказал ответ лучше. - А род - прах без меня, - не сдержал он ухмылки.
   Он думал мать разозлится и ударит его, но колдовские глаза Белой Волчицы тоскливо блеснули.
  - Ты вырос, - печально сказала она. - Ты больше не малый щенок, кто мечтает словом и делом добиться любви своей матери. Со второй душой к тебе пришли дерзость и своенравие, ты хочешь сам судьбу править. Но как ступать по судьбе укажу тебе я.
   Яр понял, что здесь и сейчас решается его будущее. Послание Железной Ведуньи оказалось важнее, чем он подумал вначале.
  - Тебе предстоит долгий путь. На твою судьбу я ещё до твоего рождения гадала и прозрела огонь. Он являлся ко мне в первых ведах, как синее пламя, что пожрёт и людей, и общины. Много Зим подряд думалось мне - это пламя войны, когда Волки соединятся под твоей крепкой дланью, а я встану по шуйцу. Но ныне мне открылась иная дорога, по какой должно тебя направлять. Сколько бы Нави вокруг не сошлось, людей всегда будет больше и одной нашей силы не хватит. Дорога к Царствию Нави будет нелёгкой.
   Мать встала и подошла к одному из многочисленных сундуков вдоль стены, открыла его и вытащила длинный меховой свёрток. Вернувшись на место, она положила свёрток к себе на колени, но ещё до того, как распустила первые кожаные ремешки, Яр догадался, что скрыто под шкурой. Это оружие он мог описать даже с завязанными глазами: на цевье вырезана извилистая молния, приклад и другие деревянные части покрыты рунами. Винтовка не стреляла почти двадцать Зим. Волчица никому не доверяла её, считая слишком грозным оружием. Когда же Яр понял, что мать наконец-то готова передать ему главную силу племени, у него перехватило дыхание.
  - Её имя Пера, - начала Влада. - Она не раз выручала наш род. Ежели раненая винтовка стреляет - вершится судьба. Ежели молчит - судьба ещё пуще вершится. Это оружие моей матери. Ты помнишь, кем был твой славный Предок?
  - Безымянной, - отозвался Яр. - Охотницей, кто полонила в себе Зимнего Волка и спасла племя от Мора.
   Он много раз слышал веды про старую Волчицу, чья геройская кровь текла в его жилах. Без подвига Безымянной, племя могло погибнуть в Эпоху Мора. Больше всего на свете Яр жаждал заполучить Пера, но не смел прикоснуться к винтовке, столь трепетно оберегаемой матерью.
  - Ты отдаёшь её? - с трудом сдерживал он нетерпение. Внутри клокотали самые жаркие чувства: любовь к Белой Волчице, ненависть к подлецу Сиверу, суровость предсказанной ему доли. В порыве чувств Яр вытащил лазурный платок и начал наматывать его на руку с цепью.
  - Повторяй за мной слово в слово. Без обращения к Громовержцу метко не выстрелишь, - приказала мать и закрыла глаза.
  - Перуне! Вми призывающему Тя, Славен и Триславен буди!
   Яр повторил за ней.
  - Меч своей Силы на врази Яви!
   На этот раз он пробормотал несколько тише. Матери показалось, что его голос и дыхание приблизились, но она не открыла глаз и не нарушила таинства.
  - Оберегавший все Веси Сварожьи, прави над всеми Сын Сварога!
   Яр не откликнулся. Вздох-другой мать ждала. Когда же всё-таки решилась взглянуть на него, Яр крепко её поцеловал. Она отстранилась всем телом назад, Яр продолжал целовать её и тянуться. Мать с размаху ударила его ладонью, на лице вспыхнул след от руки.
  - Ты чего делаешь, щенок! - задохнулась она и вытерла губы запястьем.
   После удара Яр отшатнулся, но продолжал улыбаться как ошалелый.
  - У тебя такие же очи, как у неё, но уста разные.
   Он крепче стиснул лазурный платок.
  - Прочь! - завопила она, вскакивая со своего места. - Прочь, вымесок, прочь!
   Яр тяжело засопел и выбежал вон из норы.
   Мать было кинулась за ним, но так и застыла на месте. Спину будто обжёг злобный взгляд. Тьма возле выхода перетекла за порог, не испугавшись света кострища. Влада развернулась на месте и увидела за очагом тени. Угли подсвечивали мертвенно-бледные лица и полные обвинения глаза. Девять усопших смотрели на неё сквозь багряное зарево. Один раскрыл рот, из него потекла мутная жижа. Доски логова с гнилым скрипом прогнулись, стены заросли алыми рунами, винтовка со звоном грохнулась об пол.
  - П0ди ко мнё, вёдьма. Д0лу! - провыл чужой голос девятью мёртвыми ртами, и тьма накрыла ведунью.
  *************
  - Помилуй меня, Господи, и не дай мне погибнуть! Помилуй меня, Господи, ибо немощна есмь! Посрами, Господи, борющего меня беса! - со слезами бормотала Дашутка, стоя на коленях перед иконами в полутёмной светлице. Тамара спряталась за приоткрытой на одну ладонь дверью и приглядывала за ней. Дарья пришла в себя поздним вечером и с тех пор не переставала молиться, не пила и не ела. Няня не видела чудища, но гниющий как падаль Зверь шаг за шагом подкрадывался из угла, лишь только молитва Дашутки стихала.
  - Господи! Я Твой сосуд: наполни меня дарованиями Духа Твоего Святого, без Тебя я пуста всякого блага, или паче полна всякого греха. Господи! Я корабль Твой: исполни меня грузом добрых дел... Господи! Я ковчег Твой: исполни его не прелестью сребролюбия и сластей, а любовию к Тебе и к образу Твоему - человеку! - громче воскликнула Дарья, увидев, что ночь чёрной смолянистой волной вливается в её комнату сквозь окно, гасит огонёк на лампадке и очерняет рукописные образы. Тамара глядела, как она отчаянно молится и не видела ужасов, которые видела Дарья.
  - Хоть бы водицы попила, милая, - донёсся искривлённый голос. Дарья испуганно обернулась, но увидела в дверях не Тамару, а незнакомую женщину с младенцем возле груди. С одежд незнакомки стекала тухлая жижа, лицо раздулось и посерело.
  - О, Господи, Иисусе Христе! - завопила Дарья. - Не отврати лица Твоего от рабы Твоей, и уклонися гневом: помощник мне буди, не отринь меня и не оставь меня!
  - П0ди ко мнё, вёдьма. Д0лу! - провыл чей то-голос, и она закашлялась от хлынувшей из ноздрей крови.
  *************
  - Ежели реку переплывёшь, так стану тебе женою, - сверкнула Влада глазами. Охотник поглядел на воду бурлящей весенней реки. Он ничего не боялся, иначе бы не просил залога у про́клятой. Спустившись к ощетинившемуся сухим камышом берегу, он скинул куртку и сапоги, расправил широкие плечи и оглянулся. Шестнадцатизимняя Влада была свежа и красива, как зимний рассвет. Она обещала охотнику больше, чем просто руку и сердце. Когда поднялась стая брызг и он исчез под водой, она осталась на берегу в одиночестве и с замиранием следила, сработает ли её проклятие снова?
   *************
   Волчица скребла когтями, визжала, старалась выпрыгнуть из земляной ямы, но в белую шкуру вцепились ледяные пальцы покойников и стягивали её в мутную жижу. Люди со слепыми глазами, заляпанными землёй ртами и со сморщенной от воды кожей выныривали за ней и пытались уволочь за собой. Смертельный ужас толкал Владу бороться. Утопленники стенали хором женских, детских, мужских голосов, вопили об утраченной жизни, захлёбывались, причитали, что они не виновны! Руки утопленников тянули Владу к себе с такой отчаянной силой, будто убив её сами могли освободиться.
   Влада не собиралась нырять с ними в Пекло: не в колдовских мороках она оборвёт кошт, не в холодной ямине сгинет от рук вздувшихся трупов.
   Упёршись задними лапами в тела утопленников, она выскочила из земляной ямы. Передние лапы заскользили по краю. В чёрную воду шлёпнулись комья грязи. Влада почти поднялась, как вдруг перед ней вырос юноша с проломленным черепом. Он стоял наверху и нагибался к самой морде Волчицы.
  *************
  - Добудешь мне коготь медвежий - стану тебе женой, - в восемнадцать Зим сказала она. Охотник был крепок, молод и ладен и мог быть ей добрым мужем. Влада отправляла его к тёмной берлоге, которой даже матёрые сторонились. Он поглядел сурово. На миг ей показалось, что он откажется, но гордость в конце концов взяла верх. Подхватив нож, охотник поднялся с примятой травы, где они целовались, и скрылся между деревьев.
  - Постой! Не уходи! - опомнилась Влада и побежала за ним, окликая вослед. - Не надо мне когтей! Не надо залогов! Останься со мной!
   Но он не вернулся.
  *************
   Юноша занёс копьё в медвежьей крови. Белая Волчица отчаянно заскользила по земляному скату, но с яростью ринулась на охотника, вцепилась зубами ему в горло и выскочила на его груди. Стоило ей подняться, как охотник исчез. Лишь копьё с глухим стуком ударилось оземь.
   Влада подняла голову, с белой шкуры стекала напитанная кровью вода. Незнакомое место, лихое, без звёзд. Над кончиками волчьих ушей сгустилась ночь. Земляную яму окружили кумиры. Идолы потрескивали как живые и подпирали друг друга, лопались и ломались, деревянные лики корчились и кривились. Тёмное воинство сузило круг.
  - Покажись мне, тварь! - рыкнула Влада человеческим голосом. - Спряталась за мертвецами, прошлой болью сгубить меня хочешь? Да я тебя разорву! Нет ведуньи сильнее Зимнего Волка. Выйди ко мне, лицом к лицу встань, потягайся!
   Идолы рассмеялись громоподобными голосами, но смех их быстро осел, источился, пока не стал похож на голос Девятитравы.
  - Девять душ ты к себе привязала и после смерти увидишься с каждым. Заглянешь в их пустые глаза.
  - Не боюсь я покойников и не ты царица над ними! - распалилась Влада ещё сильнее. - У Марены похитила души, не простит тебе Черна-Мати, взмёт со сторицею за воровство!
   Из пустых ртов кумиров вырвался резкий крик.
  - Ѓзъ "4йже стори1цею уплатила!
   Идолы очертились лунным сиянием. В лучах призрачного светила поднялся исписанный алыми знаками зверь. Волк хотел вырасти выше кумиров, но Влада только презрительно фыркнула и первой ринулась в бой. Истинная противница оказалась куда меньше сотканного из лунного зарева волка. Худощавая, но ловкая сука увернулась от зубов Влады, юркнула в сторону и завертелась волчком. Влада ни на миг не давала ей передышки, но подойти ближе пока не могла. С красно-белой шкуры соскользнули алые круги и спирали. Извиваясь кровавыми змеями, они поползли по земле. Влада отпрыгнула прочь, но красные полозы успели овить её лапы. Узор стянул тело Волчицы жаркими путами, сжался у горла и сдавил грудь. Влада начала задыхаться передние лапы под ней подогнулись, обжигающий яд проник под светлую шкуру.
  - НегHже мя проклsтому би1ти! - смеялась противница. Подлое колдовство почти одолело её. Удар от той, кто только делала вид, что подчиняется Старшей и предательски вошла в её стаю, оказался нежданным. Дай только шаг, дай только вздох и Влада вытрясет из ведуньи Лунной Стези и человечью, и звериную души! Красно-белая бестия шипела последний заговор на старом Навьем наречии и не собиралась отпускать жертву.
  - Плэню2 руцё, плэню2 н0ге, слёплю ¤чи, гублю «мъ! Главa безъ мhслей, пlть безъ кощeй, навъ на тринaдесzти вeсей! Тaко бhсть, тако "3сьм, тaко бy...
   Но не успела она выхаркнуть последнее слово проклятия, как идолы круга один за другим загорелись. Не колдовское синее пламя окутало их, и не холодное сияние луны, а выжигающий белый огонь. Из земляной ямы повалил пар. Утопленники разом сварились на дне. Из дымного марева выскочила изъеденная язвами псина.
   - Господь, заступник мой! Встань со своего святого престола и помоги мне, Господи! - рыдающим голосом завопила она. Ведунья Лунной Стези поджала хвост и попятилась. Хватка алых узоров ослабла, но и Влада оцепенела от вида истлевшей волчицы. Поражённое болезнью создание металось вокруг и огонь выстилался по её следу. Пламя высилось и росло, охватило не только идолища, но и землю. В свете багряного зарева от гнилой псины падала тень худой девушки.
  - Я болезнь от себя отзываю, чтобы не стояла она надо мной, чтобы кровь мою не пила, чтобы кости мои не ломила! - на бегу лаяла прокажённая уродина. Влада видела, как влажно блестят её рёбра сквозь паршивую шкуру. Рождённые пламенем тени оторвались от земли и обступили испорченное создание. Одна из теней обратилась в парня с курчавыми светлыми волосами. Увидев его, паршивый зверь содрогнулся и болезненно взвыл.
  - Не трогайте его! Не касайтесь!
   И огонь наконец-то настиг убегавшего волка.
   Колдовской мир раскололся. Идолы рассыпались в прах, пламя вспыхнуло до небес. Чистый жар поглотил ведунью Лунной Стези и успел обжечь Владу. Она зажмурилась, душа зазвенела хором тысячи голосов и всё вмиг оборвалось.
  *************
   Невесомое касание снежинки разбудило её. Следы исчезали под белым пухом. Одежда пропахла гарью. Глубокий отделанный мехом капюшон почти съехал с влажных волос. За правую руку её волочили по снегу. В рукав куртки вцепился зубами волк с серебряной шкурой и голубыми узорами по всей морде. Глаза цвета льда смотрели тоскливо и строго. Он опять потянул и протащил её на два шага вперёд.
  - Ты хранишь меня, мати... - выдохнула Влада, зажмурилась и не сдержала слёз. Солёные капли соскользнули по избитому лицу, впитались в снег маленькой частичкой тепла. Когда она снова открыла глаза, то очутилась в ведуньей норе в своём логове. За руку никто не тянул, пальцы вцепились в ложе старой винтовки. Снежное утро исчезло, но оставило след в душе едва ли не глубже, чем белый огонь и чёрные воды мёртвого капища. Влада ощупала лицо, шею, плечи - никаких шрамов. Рука невольно коснулась возле груди, но не нащупала гильзу: она давно отдала её Яру, как свой оберег, когда сын родился.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"