Мы сидели в лодке, медленно скользящей по ровной глади темно-синей воды реки Шаннон. Я сидел на веслах, мадемуазель Камелия - напротив, задумчиво глядя на проплывающий по правую руку берег. Эту лодку мы украли, и я надеялся при благополучном исходе дела вернуть собственность ее владельцу. Разумеется, если верить в этотм благополучный исход. Но что, кроме веры, осталось у меня?
Агата оказалась права, и мадемуазель Камелия все же исполнила свою роль компаса и указала мне путь, раскрыв простую и понятную суть загадочных слов об истоке, что ждет меня. Исток реки - что может быть банальнее, и не стоило искать глубинный смысл в том, что все это время лежало на поверхности. Однако мне пришлось исходить немало дорог и пережить немало опасностей, чтобы оказаться посреди полноводной Шаннон. Весла мерно поднимались над водой и срывались в ней с тихим всплеском, и если не считать этого звука, стояла невероятная тишина, как будто мы уже плыли по реке забвения. Не хотелось нарушать столь редких в последнее время минут покоя, и я молчал, пытаясь поймать и понять послание с того света. Знак, опасность, исток. Но мы плыли уже довольно давно, а местность почти не менялась, лишь становилось неуловимо теплее, будто мы двигались к некоему источнику тепла, а может, дело было лишь в клонящемся к закату диске зимнего солнца. Я опустил взгляд на воду, и руки мои онемели, выпустив весла.
Мы плыли по реке мертвецов.
Распухшие рыхлые лица с белесыми глазами скользили рядом с лодкой, глядя на меня из-под толщи воды. Тот иссушающий ужас, что я испытал, увидев их, ни с чем не сравнить. Мертвецы смотрели в небо, и их волосы клубились вокруг голов клубком спутанных водорослей. Я поднялся на ноги и увидел, что вся Шаннон кишит ими: отвратительные, белые тела со сложенными на груди руками, они плыли, игнорируя законы природы, вслед за мной, а Камелия, казалось, ничего не замечала. Я снова перевел взгляд на воду, и в этот момент веки мертвой женщины с седыми волосами дрогнули, и ужасающий взгляд устремился точно на меня. Я будто перестал дышать, грудь сдавило, и не помня себя, я наклонился и опустил руку в воду.
Пальцы коснулись гниющей мягкой плоти...
- Не скучаете по морю, мистер Найтингейл?
Соленый ветер ударил в лицо, донеся до меня запах гниющих водорослей, визгливые крики чаек и теплые брызги. Солнце слепило глаза, и пришлось прикрыться от него ладонью, чтобы увидеть идущего по желтому песку мужчину. Он был одет старомодно, но вместе с тем изысканно и красиво, как человек, чье чувство стиля и собственного достоинства не изменила даже смерть и многовековое проклятие.
Да, передо мной был капитан Грант, и я никак не мог его не узнать, потому что видел во сне каждую ночь после нашей первой встречи.
- Мы с вами связаны, ведь вы тоже это чувствуете?
- Вы призрак, - ответил я. - Я от вас избавился и больше не поддамся.
- Верно, - улыбнулся Грант и протянул мне руку. - Но разве и вы не такой же, как я?
Солнце пожаром горело за его спиной, и я никак не мог разглядеть лица. Почему-то казалось нереально важным увидеть его, развеять свои страхи, и я сделал шаг навстречу.
- У меня есть только вы, Джон, а у вас есть только я, - мягко говорил он. - Мы две стороны одной медали, мы неделимы. Что ждет вас в том мире? Холод, страх, обман и в итоге всего - лишь смерть и забвение. А со мной вы всегда будете живы.
- Это не жизнь, - возразил я.
- Мы живы, пока мы мыслим, говорим, действуем. Останьтесь со мной, и мы отправимся в любое место, которое выберете. Только вы и я и бескрайнее всемогущее море, которое послушно нашему с вами слову.
Я подошел уже так близко, что ощущал его запах - соленый, резкий, свежий. Но он ли источал его или сам океан?
- Скажите мне только одну вещь, - сказал я, безуспешно пытаясь вглядеться в его лицо, все так же скрытое от меня, - почему я? Агата пожертвовала жизнью, чтобы уничтожить метку на моем теле, но я снова вижу вас. Почему это снова происходит?
Я не чувствовал ни страха, ни тревоги. Знал, что и теплое солнце, и ласковое море, и золотой песок - все это лишь иллюзия, как и капитан "Летучего Голландца". Всего этого нет.
Но когда Грант наклонился к моему лицу, повернул голову, почти прижавшись губами к уху, я засомневался.
- Потому что в вас есть та же тьма, что и во мне. Вы прогнали меня из своего мира, но из своей души прогнать не сможете никогда.
И теперь я ощутил его настоящий запах, гнилостный, сладковатый. Я оттолкнул капитана, и он со смехом раскинул руки, словно собирался заключить меня в объятия.
- Никогда! Вы слышите, никогда вам не уйти от меня!
За его спиной поднялась высокая волна и, схлынув, обнажила остов проклятого корабля с поникшими рваными парусами, черными, как душа его капитана.
Продолжая хохотать, Грант отступил еще на несколько шагов, и тогда я увидел его лицо. Но...
Оно принадлежало мне самому.
Лодка мягко скользила вперед, весла ритмично и совершенно беззвучно погружались в воду. Я разлепил веки и увидел, что Камелия с безжизненным белым лицом сидит на веслах, но взгляд ее словно обращен к чему-то невидимому. Я выпрямился, помотал головой, и реальные звуки вновь ожили для меня.
- Камелия? - позвал я, но девушка продолжала молча грести. Ее движения были монотонными, ровными, как у автоматона, и меня охватила дрожь. Потянувшись к Камелии, я перехватил ее руку, и она продолжила грести только одним веслом. Это напугало меня больше всего, и я даже предположить не мог, какая сила сейчас управляла ее телом и разумом. Мне лишь оставалось сидеть и ждать, куда приведет меня живой "компас". Слова Агаты сбывались, но я не ощущал удовлетворения, а только усталость и покорность овцы, ведомой на жертвенный алтарь. В истории, автором которой я мнил себя, я оказался персонажем, чей финал был давно прописан чужой рукой.
Но если то была рука Агаты, я готов был принять любой исход.
Снова пошел снег, на этот раз мелкий и легкий. Посреди полноводной реки в разгар зимы лодка смотрелась неуместно, будто нарисованная, а мы вместе с ней. Наконец, долгое путешествие подошло к концу, и за спиной Камелии я увидел исток Шаннон, окруженный деревьями. Лодка медленно и как-то торжественно проплыла под естественной аркой из ракит, и длинные тонкие ветви сомкнулись, будто отрезая пути к отступлению. Передо мной раскинулось идеально круглое озеро с темной водой, в которой не отражались ни деревья, ни я, выпрямившийся на корме лодки во весь рост. И тут движение наше остановилось. Камелия моргнула и с ужасом уставилась на свои ладони со свежими мозолями от грубых весел.
В глазах у меня потемнело, и из тела разом ушла сила. Я прижал ладонь к груди и не почувствовал биения сердца.
- Это исток, - прошептал я помертвевшими губами. - Я пришел. Что мне делать дальше?
Резкий порыв ветра ударил меня в бок, вода, прежде спокойная, как зеркало, заволновалась, лодка начала раскачиваться, и я, потерял опору. Озеро приняло меня легко, без всплеска, и сомкнулось над моей головой. Мне было все равно, ведь за секунды до падения я понял, что не дышал. Это открытие настолько меня поразило, что когда чьи-то руки подхватили меня и потянули вверх, я не почувствовал ни страха, ни удивления. Разомкнул губы и сделал вдох, уже не зная, необходим ли он мне или нет.
Я врач, и я так долго игнорировал очевидные факты смерти. Моей смерти.
Запах вишневого табака защекотал ноздри, и я поморщился.
- Ах, как же хорошо, что вы в порядке!
Камелия придерживала меня над водой, мокрая насквозь и с прилипшими к лицу волосами, с которых стекала вода. Она стояла по пояс в озере, а впереди, в самом его центре, медленно раскручивалась огромная воронка.
Она манила меня, и я отпустил руку Камелии и шагнул к ней.
- Нет, Джон! Не делайте этого! - остановил меня громкий окрик. На берегу появился Кроуфорд с искаженным от страха лицом. - Остановитесь, вы не знаете, что творите!
Я с трудом оторвал взгляд от воронки и посмотрел на друга.
- Реджинальд? Боже, с вами все в порядке...
Он замер у самого края озера и протянул ко мне руку.
- Джон, идите сюда. Это место убьет вас, поверьте мне.
Я оглянулся на Камелию и поймал в его взгляде то, что испытал вдруг сам.
- Что вам известно об этом месте? - задал я вопрос. - Вы были со мной, зная, что вокруг меня только опасность и угроза, но не отказались стать мне другом. Что вас манило во мне? Не то ли, что я искал исток?
По лицу Кроуфорда нельзя было понять его мыслей, но тень, скользнувшая по нему, не укрылась от моего взгляда. Она была словно червоточина, порок на идеальной поверхности. Я гнал от себя эти мысли, но они были сильнее меня.
- Я не вполне вас понимаю, Джон, - ответил Реджинальд, - но поверьте мне, я говорю правду. Это Шаннон-Пот, священное место древних кельтов, исток, дающий начало реке, и точка соприкосновения двух миров, живого и мертвого. Если продолжите путь, не сможете вернуться в мир живых. Не хотел говорить, чтобы не расстроить, но ваша покойная невеста заманила вас сюда, потому что воды Шаннон-Пот могут дать ей сил завладеть вашим телом на веки вечные. Она привела вас сюда, чтобы погубить!
Я снова прижал ладонь к груди, не ощущая ничего, но помня, как болезненно и громко билось сердце, когда я думал об Агате. Я помнил, как тревожно замирало сердце, когда я вспомнил день ее смерти. Это все не было ложью, как и все ее слова и поступки.
- Это неправда.
- Вы не можете этого знать!
- Но я это чувствую! - воскликнул я и решительно двинулся к воронке. Пусть даже правда на стороне Кроуфорда, пусть так. Я отдам свою жизнь за ее так же легко, как она рассталась со своей ради меня. Если это расплата за лишний год моего существования,т о я приму ее без роптаний.
- Джон!
Сдвоенный крик заставил меня замереть на месте, почти по грудь в черной воде.
- Джон, скорее! - кричала мне Камелия голосом Агаты. - Времени мало! Верни себе свою душу, Джон! Верни ее!
Она бросилась ко мне, протягивая руку, и встала между мной и Реджинальдом. Его лицо вдруг превратилось в уродливую злобную маску, и взмахом руки он отбросил девушку в сторону. Камелия упала в воду, но Агата осталась стоять, широко раскинув руки, будто пыталась оградить меня от угрозы. На ее полу прозрачном лице играла улыбка, но глаза были полны печали. И я был слишком близко для того, чтобы не упустить такой шанс. Я протянул руку и коснулся ее лица.
Теплое, нежное, влажное от слез.
Я видел ее сквозь свои пальцы, ставшие точно утренний туман. Тело без души, душа без тела. Нас разделили, и я даже не заметил, что лишился чего-то столь важного, как моя жизнь. С каждым днем под солнцем этого мира я все больше превращался в тень, пока тело не перестало функционировать.
Глаза Агаты испуганно расширились, и я увидел, как из ее груди выходит мужская рука и тянется к моему горлу. В тот же миг Агата развеялась, успев лишь прошептать мне что-то, чего я не успел понять. Реджинальд с рычанием набросился на меня, но я успел уклониться. Вода Шаннон-Пот точно кислота опалила моего бывшего друга, и он закричал от боли, но не отступил. Не помня сам себя, я поспешил к воронке, чье вращение достигло апогея.
Воздух сотряс грохот выстрела, и меня толкнуло вперед, грудь обожгло, и я увидел, как по мокрой рубашке под распахнутым пальто растекается багровое пятно. Точно там, где было сердце.
Мне оставалось всего несколько шагов, и я сделал их, потому что видел перед собой любимое лицо с трогательными ямочками.
Все ради тебя, Агата. Ради...
...Кто знает, что чувствует человек, умерший дважды? Прежде я не задавался таким вопросом, но теперь же у меня появился шанс узнать наверняка, ведь таким человеком оказался я сам.
Когда до центра черной воронки остался ровно один шаг, я все-таки не выдержал, и мое место занял Кроуфорд. Но право, мог ли я называть его так, ведь тот, кто стоял передо мной с дьявольской ухмылкой на лице, не был ни моим другом, ни человеком, в чем я все больше убеждался. Его благородные черты изменились, заострились, превращая некогда приятное породистое лицо в подобие черепа, обтянутого кожей. От его тела валил пар и шла отвратительнейшая вонь паленого мяса, но он словно не чувствовал боли, как и я, потому что простреленная грудь не доставляла мне неудобства за исключением того, что из нее стремительно уходила кровь вместе со скудными остатками моей жизненной энергии. И без Шаннон-Пот я был одной ногой в могиле.
- Да! Да! - выкрикивал Кроуфорд как безумец. - Я нашел тебя, чертов исток! Ну же, верни мне ее! Верни мне мою жизнь!
На берегах собрались люди во главе с Лафонтеном, в чьей руке темнел револьвер. Все они смотрели на жуткое зрелище хохочущего скелета, прятавшегося за личиной благородного виконта. И никто не мог его остановить.
- Кто ты такой? - спросил я, но ответа не дождался. Туман застилал мой взор, и я бы не увидел конца этой истории, если бы не два ярких зеленых огонька, вспыхнувших во мраке и вернувших меня в сознание.
Позади Кроуфорда стоял мой знакомый Путник и обнимал того за плечи, ласково, как обнимают брата или возлюбленного.
- Пора возвращаться в преисподнюю, капитан Грант, - проворковал он нежно и провел ладонью по лицу Кроуфорда. На миг я увидел в них тень живых человеческих эмоций, но она угасла вместе с разумом. В руках Путника было лишь пустое тело, а через секунду его объяло зеленое пламя и сожгло дотла. Путник держал в руках обычный аптекарский флакон, внутри которого клубилась тьма.
- Вот мы снова и встретились, мистер Найтингейл, - поприветствовал Путник. - Жаль, что не в самых приятных обстоятельствах.
Я поднялся, пошатываясь, и тут же был подхвачен под локоть Камелией.
- Кто вы? - спросил я. - Вы... Смерть?
- Можете называть меня Жнецом, но у меня тысячи имен и вам вовсе не обязательно их знать. Вы помогли мне поймать беглеца. Обреченный на бесконечное обитание на проклятом корабле, он нашел способ покинуть свою темницу и сделал это с вашей помощью. Медиум разрушила связывающие вас чары, но не до конца, и беглец бродил по земле в поисках того, что вернуло бы ему человеческую жизнь. Но правила строги и неизменны. Вы можете спать спокойно, больше он вас не потревожит.
Путник посторонился и сделал приглашающий жест. Я шагнул вперед и оказался в центре воронки. Вода закружила меня, накрыла с головой, и я увидел тьму, какой никогда не видал. Она была полной и всеобъемлющей, пустой, как пересохший колодец, и вместе с тем наполненной миллиардами и миллиардами новых старых жизней. Я плавал среди них, пока не нашел ту единственную, что принадлежала мне.
А потом губ коснулся ласковый поцелуй, и я понял, что за слова прошептала мне Агата, прежде чем исчезнуть навсегда.
"Прощай и будь счастлив".
Я открыл глаза и увидел над собой рыжее закатное небо, ясное, зимнее, настоящее.
- Прощай, - прошептал я в ответ, зная, что она услышит, где бы она ни была. Я снова жив ее усилиями и должен исполнить обещание, которое так ей и не дал. Попрощаться и быть счастливым.
***
"Это последняя запись в моем дорожном дневнике и вообще - в жизни. Я верил в том, что больше со мной не случится ничего, что стоило бы оказаться записанным на бумаге и прочитанным в будущем. Я вернулся в Лондон, а оттуда прямиком направился в Нортумберленд, где собрал всех своих родных и вместе с ними, ни о чем не подозревающими, отметил свое новое рождение. Мои сестры, их мужья, их дети, конечно же, моя мать, ее сестры и братья, даже наши соседи - все собрались за одним столом. А с нами, в наших сердца, были наши мертвые, которые никогда больше не нарушат земного покоя.
Через год я в последний раз посетил побережье, где видел смерть Агаты, оставил цветы в воде и с чистой совестью отправился на вокзал, чтобы навестить виконта Кроуфорда, который как раз нуждался в совете опытного врача, коим я по-прежнему являлся. Судьба или нет, но спустя ровно год через общих знакомых я узнал его адрес и даже смог удостоиться чести передать ему рекомендации от известных коллег по профессии. Болезнь его была успешно побеждена, а мы незаметно стали хорошими друзьями.
Но истинная причина того, что я все же мараю чистый лист последней дневниковой записью, заключается в том, что одним погожим весенним днем я по традиции пришел на обед к своему другу Кроуфорду, но дверь мне открыл не его дворецкий, а премилая юная особа с огромными серыми, как штормовое море, глазами.
Прекрасная незнакомка оказалась сестрою Реджинальда, а звали ее Мэри-Джейн. Так все вернулось к истокам и встало на круги своя. И вспоминая о былых днях с тоской, но и с облегчением, я вижу, что данное мной обещание я все же сдержал, и новоиспеченная миссис Найтингейл принесла в наш дом свет, мир и покой, которых мне так не доставало.
Кто знает, может, это лишь затишье перед бурей, но я искренне верю, что нет такого испытания, которое я не смогу преодолеть.