Дубынина Инга Владимировна : другие произведения.

Поединок волхвов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Художественно-исторический рассказ повествующий о деяниях балтийских славян, от которых, возможно, пришёл князь Ререк (Рюрик Новгородский).


  Исторический рассказ был впервые опубликован в журнале "Всемирный Следопыт" (СПб), N 11, 2004 г. - Инна Лигерс. "Поединок волхвов" (рубрика "Приключение"), с. 82 - 89.

***

  
  Инна ЛИГЕРС (Инга СУХОВА)
  
  Пространство и время: Славянская Западная Европа, VII - VIII вв.
  Аннотация: Рассказ повествует о деяниях балтийских славян, от которых, возможно, пришёл к новгородским словенам со своей дружиной варяг - князь Ререк (Рюрик Новгородский).
  

ПОЕДИНОК ВОЛХВОВ

(художественно-исторический рассказ)

  
  Костер весело трещал на поляне, рассыпая искры. Яркие всполохи выхватывали из темноты бородатые лица воинов, тесным кругом усевшихся у огня. Словно надежный тын родного городища, вековые сосны древнего бора обступали людей. Кто ладил конскую сбрую, кто точил меч или боевой топор. Молодой, безусый юноша продолжал разговор:
  - Дядька Неждан, сам-то ты бывал в Арконе?
  Средних лет мужчина с русой бородой и шрамом над левой бровью, в последний раз проведя оселком по отточенному лезвию секиры, усмехнулся:
  - Любопытен же ты, Любимко. Бывал, и не раз. Кто в землях славянских не слышал о славной Арконе? Дань богу Святовиту шлют все окрестные племена, гости иноземные, мимо идущие, должны отдать ему часть товаров. Да что купцы, сам король данов Свен Отто чтит святилище на острове Ругене - послал в дар Святовиту златую чашу редкой красоты.
  - А правда ли: белый конь, что живет при храме, самому Святовиту принадлежит? - Любимко даже рот приоткрыл от нетерпения.
  - И это не ложно. Есть скакун, жрецы по его поведению провещают волю бога. Шагнет жеребец правой ногой через копье - к добру, а коль левой - жди худа.
  В беседу вмешался пожилой дружинник:
  - Вот ныне мы, лютичи, с князем едем в Аркону. Верно ли, что соберутся там вожди бодричей, сорбов, поморян и иных, от общего корня славянского, дабы заедино землю хранить от врагов?
  - Правда. Вождь наш, Буривой, задумал дело великое: разослал гонцов к соседям и встречу в Арконе назначил. Однако, други, пора ко сну - время позднее, - и Неждан ласково потрепал за вихор заслушавшегося Любимку.
  Дозорщики остались у костра, остальные стали укладываться на ночлег.
  
  ...Утро пало тяжелой осенней росой. Зябко поеживаясь, дружина наскоро позавтракала и пустилась в путь. Дорога шла лесом вдоль широкой Лабы, видневшейся по левую руку сквозь густые кусты тальника. Над порубежной рекой стелился густой молочно-белый туман.
  Прискакали глядачи и рассказали, что впереди лесная весь в десяток домов. И впрямь - залаяли псы, раздался звонкий крик кочета, встречающего день. Внезапно мирные звуки нарушил истошный вопль насмерть перепуганной женщины, потом донёсся многоголосый боевой клич...
  - Братцы, никак саксы припожаловали? - Неждан привстал на стременах. - Пограбить явились с того берега; туман их прикрывает.
  Вождь Буривой вытащил из ножен меч:
  - Дружина, поможем селянам! Вороги на легкую добычу разлакомились: ратников они здесь не ждут.
  Пришпорив коней, всадники рванулись вперёд. Проломившись сквозь тальник, лютичи на всем скаку вылетели к высокому мысу, где, огороженный деревянным частоколом, укрылся славянский посёлок, и лицом к лицу столкнулись с германцами. Саксы, оказавшись перед нежданным противником, сплотились вокруг рослого бородача: огромные ножи-мечи, скрамасаксы, угрожающе ощетинили их ряды; закинутые за спину, щиты мгновенно были брошены на левую руку. Бой вспыхнул быстрый и беспощадный.

Сакс, несмотря на кажущуюся неповоротливость, оказался ловок - все пытался скользнуть под брюхо буривоева скакуна и поразить коня ли, хозяина, но злой боевой жеребец, привычный к битвам, бил копытами и плясал, оскалив зубы. []

  Буривой схватился с вражеским вожаком. Мечи со звоном столкнулись и, с равной силой отраженные, засвистели в вихре выпадов и ударов. Сакс, несмотря на кажущуюся неповоротливость, оказался ловок - все пытался скользнуть под брюхо буривоева скакуна и поразить коня ли, хозяина, но злой боевой жеребец, привычный к битвам, бил копытами и плясал, оскалив зубы.
  Буривой краем глаза видел, что дружина рубится ладно - всюду недруги отступали, не пускаясь, однако, в беспорядочное бегство.
  Неждан спешился и орудовал тяжёлой секирой так, что любо-дорого глядеть: налётчики шарахались от витязя, а умедлившие лежали, отмечая телами путь воина. Любимко судьба свела с опытным поединщиком - германец увлек юношу притворным отступлением, а когда тот погнался за убегающим противником, сакс, внезапно повернувшись, резким выпадом ударил парнишку остриём скрамасакса прямо в лицо. Неждан взревел и ринулся на помощь, круша врагов.

Неждан взревел и ринулся на помощь, круша врагов. []

  Недруг, собиравшийся добить юнца, вынужден был обороняться. Меч и топор скрестились. Резким поворотом, выбившим бы плечо менее опытному бойцу, Неждан острым обушком зацепил перекрестье ножа германца и вырвал оружие из его руки, отбросив далеко в сторону. Сакс, пригнувшись, поднял щит, но страшный удар секиры, проломив преграду, рассек ему голову.
  Оставшиеся неприятельские воины быстро отступали к берегу Лабы под напором славян. Бросившись к челнам, налётчики дружно ударили веслами по тихой воде, покидая опасный берег.
  На поляне в траве темнели поверженные тела убитых. Потери лютичей были невелики: лишь троих недосчитались, да десяток воинов ранены - кто тяжелее, кто полегче. Любимко пострадал жестоко, но Неждан, осмотрев юношу, сказал, что жить будет, коль огневица не прикинется. Правда, красотой чистого лица девушек ему уже не тешить - след от удара останется. Да что там - глаза целы и ладно, а шрамы - гордость храброго мужа. Чистыми тряпицами перевязав раны, дружина села на коней - путь до Арконы далек, поспеть бы к сроку.
  

***

  
  Старческий сон хрупок, что весенний ледок - любой звук его нарушит. Всеслав поднял голову со скрещенных рук: задремал грешным делом хранитель огня. Бросив взгляд на жертвенник, где пылало негасимое пламя, успокоенно прикрыл тяжелые веки. Здесь, в храме бога-воина Радегаста, в славянском граде Ретре, жрецов немало, но Всеслав - наистарейший. Скоро призовут его в небесные палаты.
  Раздумья прервал голос, что разбудил хранителя.Слова, хоть и сказанные вполголоса, слышны были отчетливо, и оттого казались еще страшнее:
  - Пусть злые зелья варил отец, все же великим слыл волхвом. Нет мне покоя ни в этой жизни, ни в иной, если не отомщу Буривою за смерть родителя! Ныне в Арконе враг кровный собирает вождей славян полабских - пир великий ладит. Тот пир слезами горькими обернется. Научил меня отец тайнам трав: крепким будет мед, все уснут, да так, что не разбудят!

Перед изваянием Радегаста, сжав кулаки, стоял рослый молодец, посох волхва лежал у его ног. []

  Старик, привстав с лавки, выглянул из-за занавеси. Перед изваянием Радегаста, сжав кулаки, стоял рослый молодец, посох волхва лежал у его ног. Через минуту, резко повернувшись, молодой ведун вышел из храма, не заметив жреца-служителя.
  Главный жрец выслушал Всеслава, но не поверил вести. Мыслимое ли дело: за обиду свою мстить целому миру? Не иначе, привиделось во сне старому. Да и случись, что правда это - разве подпустит верная дружина злодея близко? Однако обещал послать гонца в Аркону - пусть знают вожди славянские про замыслы кровника буривоева...
  
  Всеславу не спалось: вестник ускакал на резвом коне, а на душе неспокойно - зовет в путь Радегаст, так тому и быть. Сборы недолги: взяв котомку и посох, волхв вышел за ограду и зашагал по лесной тропе.
  ...Третий день довершал круг, когда дорога вывела Всеслава к селищу - дюжина домов стояла вдоль пути в Аркону. Ни один дымок не поднимался над крышами из золотистой соломы, не играли на улицах дети, не судачили молодки у колодца - дивно. Жрец вступил на улицу - тишина, а кое-где и двери в избах нараспашку - ой, недоброе творится в этой веси.
  Жалобный стон нарушил тишину и Всеслав легкими шагами поднялся на крыльцо. В полутемных сенях на лавке кто-то шевелился. Подойдя, жрец увидел исхудавшую женщину, укрытую овчинным тулупом. Она была бледна, глаза запали и горели сухим огнем.
  - Что с тобой, молодица, милуют тебя боги? Что приключилось в вашем селе? - Всеслав говорил, а руки его ощупывали пылающий лоб больной.
  - Добрый человек, пить, ради всех милостей, - простонала селянка.
  Всеслав подал ей ковшик.
  - Спасибо, волхв, и уходи скорее - здесь черная смерть.
  Старик вздрогнул, но не от испуга:
  - Я знаю приметы черной смерти. Твоя хворь не похожа на злое поветрие. Что здесь случилось? Расскажи, коль в силах.
  Слабым голосом женщина поведала: явился на селе чужак - молодой жрец, неразговорчивый и суровый. Гостя нежданного накормили и отдохнуть уложили, как велят справедливые боги. Прогостил он недолго: тем же днем, на закате, как у добрых людей не принято, засобирался в путь. А напоследок злое слово молвил: "Живите, люди, коль еще поживётся", - и сгинул в лесной глуши. Наутро все селище занемогло. Слабые уже ушли к предкам в ирий, а кто поздоровее, еще на земле маются - лихорадка их гложет, да боль нутряная.
  - Ответь-ка мне, молодка: бродил ли по селу тот волхв?
  - Как же, всю весь обошел недобрый ведун и три колодца наших осмотрел.
  Всеслав вышел из избы и сразу же увидел колодезь. Зачерпнув из ведра, понюхал, попробовал воду языком и охнул:
  - Злодей отравил воду, однако яд этот мне ведом и есть у меня от него лекарство.
  Порывшись в котомке, старик достал мешочек с сухой травой. Изготовив варево, пошел по домам, помогая тем, кому помощь еще не запоздала.
  Наутро ослабевшие люди с благодарными поклонами проводили жреца в путь.

***

  
  Велик и славен Арконский храм в землях славянских, а ныне подавно - украшен гирляндами цветов, златоткаными коврами увешан - встречает вождей окрестных племен. Огромное квадратное святилище с дубовыми столбами-колонами, даёт кров многим богам, но главный здесь Святовит - владыка неба и громов, бог-прорицатель и воин.
  Народу в граде ободритов прибавилось: всем любопытно взглянуть на чужих вождей, сравнить дружины княжьи - чьи воины славнее, отважнее да боевым умением выше. Князья совещались в храме, а храбрецы их тешили силу на площади, в центре которой рос дуб-патриарх, сотни лет чтимый предками как воплощение самого Святовита. Здесь же челядь расставляла столы: после Совета будет пир и угощение для гостей - знатных и простых. Все поднимут чарки да турьи рога с медом хмельным за единство славянское. Воины состязались в умении попасть стрелой из тугого лука в цель, метнуть сулицу в щит, в искусстве на скаку срубить у соломенного чучела тыкву, взамен головы прилаженную. Иные боролись в обхватку на поясах, другие на кулаках бились - кто кого переможет в потехе молодецкой. Везде первым был Неждан из племени лютичей - вот уж витязь так витязь, - лишь в умении стрелы в цель слать верх взял сербский стрелок, навостривший глаз в битвах со степняками-обрами.
  Место для вождей выбрали под святым дубом, крыли столешницы скатертями узорчатыми, расставляли в кувшинах медовуху, пиво да вина иноземные. Стража зорко примечала: нет ли где непотребства, не вспыхнула ли ссора меж горячими воями разных дружин. Жрецы в белых тонкотканных рубахах там и сям мелькали в народе. Всеслав, тяжело опираясь на посох, поспел в срок - пир еще не начался. Оглядев пёструю толпу, старец не заметил того, кого искал. Если и был здесь злодей, то таился до времени.
  Вот окончился Совет великий, вышли вожди из храма, встреченные приветственными криками. Подойдя к накрытым столам, расселись по лавкам. Раздвигая прочих, к дубу шагнул рослый волхв и с поклоном преподнес князьям огромный турий рог, наполненный хмельным напитком:
  - Отведайте, храбрые, во славу богов! - А про себя примолвил. - Подземных.
  Всеслав рванулся вперед.
  - Не пей, княже, то зелье злое, отравное! - громко крикнул старик.
  Принявший было рог, Буривой вздрогнул и обратил взор грозных очей на молодого волхва.
  - То брат наш, от ветхих лет разумом скорбный, - печально промолвил чёрный жрец, опустив глаза.
  Старик уже протолкался к местам княжеским и, направив посох на ведуна, воскликнул:
  - За обиду рода своего готов губить племена, безумный! Не кровная это месть, а обман коварный. Зову тебя на божий суд здесь, под святым дубом дедов и отцов наших!
  Князь отбросил сосуд с ядом и промолвил:
  - Будет так!
  Злодей усмехнулся Всеславу:
  - Уж не ты ли биться станешь? Зазорно мне с этаким поединщиком воевать: того гляди, от дряхлости упадешь.
  - Боги пресветлые рассудят: правда их не чета правде людской, - твердо ответил старец.
  - Уйди с дороги, трухлявый! - прошипел отравитель, делая шаг в сторону Всеслава.
  Однако старый волхв не дрогнул. Раскинув широко руки, сжимая в правой посох, он громко воззвал, обратя взор в синее небо:
  - Зову Правду божью, да свершится она здесь и сейчас!

Откуда ни возьмись, налетел ветер, развевая белые кудри и длинную бороду Всеслава. И вдруг, посреди ясной погоды, сверкнула молния и удар грома раскатился окрест. []

  Откуда ни возьмись, налетел ветер, развевая белые кудри и длинную бороду Всеслава. И вдруг, посреди ясной погоды, сверкнула молния и удар грома раскатился окрест. Нечестивец, вскинув руки, молча пал наземь, с пылающими волосами.
  Народ охнул и подался назад, видя явное проявление высшей воли в каре, настигшей чёрного волхва. Всеслав же медленно и величественно подошел к князьям, застывшим в удивлении и с поклоном молвил:
  - Стойте заедино за земли славянские - и боги не покинут нас!
  

***

  
  
  Примечание: ниже размещённый материал готовился для сопровождения рассказа И. Суховой "Поединок волхвов", но из-за большого объёма не пошёл в номер, а сокращать его автор не согласился.
  

 []

  
  Андрей ПОЛЯЕВ
  

ПОЛАБСКИЙ ФЕНОМЕН -

малоизвестные страницы славянской истории

(исторический очерк)

  
  В эпоху раннего средневековья (V-XI вв.) территорию между р. Лабой (Эльбой), р. Салой (Зале) и р. Одрой заселяли западнославянские племена, получившие в науке условное наименование "полабских славян". Наиболее крупными и устойчивыми объединениями полабских славян были племена ободритов (бодричей), живших по побережью Балтики между Нижней Лабой и Одрой, и лютичей, сидевших чуть южнее - по Средней Лабе. На юге региона между Салой и Лабой размещался сербо-лужицкий племенной союз. Восточнее ободритов, в Поморье, между Одрой и Вислой жили поморяне.
  В период с VII в. по VIII в. у полабских славян на базе союзов племён сформировались т.н. племенные княжества. Вокруг племенных князей собрались постоянные дружины, состоящие из элитных воинов. К IX в. на месте центров племён выросли укреплённые грады: Бранибор (Бранденбург) - центр лютичей-гаволян, Ретра - главный центр всех четырёх лютических племён; Микелин (Мекленбург), Любица (Любек) и Рарог - в земле ободритов, и др. Единое государство у полабов не сложилось, поскольку в условиях военной демократии, на фоне непрерывных столкновений с соседями-германцами, создать твёрдую авторитарную власть было тяжело. Лишь в XI в., после восстания против немцев, на землях бодричей и лютичей ненадолго возникло Ободритское государство, просуществовавшее до сер. XII в.
  Балтийские славяне были хорошими мореходами: через свои портовые города - Любицу, Рарог, Щецин, Колобжег - они вели оживлённую торговлю со странами Западной Европы и Русью, вывозя из своей земли зерно, соль, солёную рыбу, ремесленные изделия и осуществляя транзитные перевозки. В общем, поморяне, как и все северные купцы-воины того времени, вовсю "варяжили" по Балтийскому морю, т.е. и торговали, и пиратствовали.
  В связи с этим есть веские основания считать, что призванный новгородскими словенами на княжение варяг Рюрик был славянского, а не скандинавского происхождения. Историки-норманисты пытаются доказать, что Рюрик Новгородский не кто иной, как известный по европейским хроникам, Рюрик Ютландский - хотя в оригинале его имя звучит не как "Рюрик", а "Хрёрек". Однако с таким же успехом можно увязать Рюрика с каким-нибудь удачливым полабским князем по имени Ререк: по-древнеславянски "ререк" будет "сокол" - вполне подходящее имя для князя. (Помните из детства сказку "Финист-Ясный Сокол"?). Не случайно в родовом знаке Рюриковичей присутствует этот символ - сокол. Кстати, имена младших братьев Ререка-Рюрека-Рюрика, странно звучащие в летописи как "Синеус" и "Трувор", можно прочитать согласно нормам славянского имяобразования и получить вполне понятные нам имена - "Синий Ус" и "Тур-Вол". Ведь имена-прозвища типа "Рыжая Борода" или "Буй-Тур" для средневековья очень характерны.
  Зачем надо было восточным славянам приглашать к себе для наведения порядка и устройства государственного правления какого-то чужого безвестного князя? В Скандинавии (Швеции, Норвегии и Дании), как явствует из древней северо-германской литературы, никогда не существовало чем-нибудь примечательного и известного конунга по имени Рюрик. В самом деле, для чего призывать какого-то чужеродного дана из захолустной Ютландии, если рядом же (!) находится славная и богатая, многолюдная и воинственная, а главное - своя, славянская земля полабов и поморян!
  Вероятно, образец общественной жизни новгородские словени увидели у заморских балтийских славян, которые бывали у них ежегодно и как торговцы, и как воинственные дружины, жаждущие получить дань. Чтобы избавится от варяжских набегов (славянских и норманнских) и от внутренних беспорядков, связанных с конкуренцией местных элит, новгородцы приняли мудрое решение и обратились к предводителям соседей варягов-русов, живущих за Варяжским морем (Балтийским морем) - дать им князя.
  К тому же последние исторические исследования по "Северной Руси" прослеживают явную генетическую связь северных восточнославянских племён (новгородских словен, кривичей) с западными "балтийскими славянами" - так называется вся совокупность полабских и поморских славян. (Может наши беломорские поморы от того и называются "поморами", что звались так раньше, в седой древности? Может превосходными моряками они стали ещё там - на балтийском Поморье? Такие намёки можно обнаружить в трудах незаслуженно забытого учёного-слависта XIX века А.Ф. Гильфердинга, изучавшего фольклор наших поморов.) Ну, а если это действительно так, то тогда становится совсем всё понятно: независимые родовые общины балтийских славян, колонизировавшие морскими и речными путями Приладожье (Старая Ладога) и Приильменье (Новгород и Старая Руса), по прошествии времени обратились на родину и пригласили родственного князя. Косвенно об этом свидетельствуют очень интересные, для понимания славянской истории, сообщения авторитетнейшего западноевропейского хрониста, на которые до сих пор почему-то не обратили внимание наши отечественные историки. Придворный летописец императора Карла Великого франк Эйнхард (770-840?) в своих анналах за 808 и 809 гг. рассказывает о том, как датский король Готфрид вследствие торговой конкуренции разгромил близлежащий славянский эмпорий-порт и убил правившего там князя. Этот город-порт, находившийся где-то в земле ободритов, назывался Рерик (у Эйнхарда дословно: "emporio Reric"). Уж не о первоначальном родовом княжестве славянских князей Ререков-Рериков-Рюриков здесь идёт речь?! (см. Примечание).
  У древних славян Полабья и Поморья развилась своеобразная языческая культура. Обычно язычники-славяне не создавали монументальные храмы, предпочитая поклоняться своим богам под открытым небом в капищах и требищах, расположенных в священных рощах или у священных источников. Полабские же славяне в некоторых своих городах и в отдельных местах воздвигали роскошные деревянные храмы, украшенные искусной резьбой и скульптурными изображениями богов из металла, камня и дерева.
  Наибольшей известностью пользовался храм бога Святовита в городе Арконе на острове Руяне (Рюгене). Это было место паломничества не только поморских славян, но и всех соседних языческих племён. Возможно, остров Руян стал прообразом острова Буяна из русских народных сказок. "Мимо остова Буяна в царство славного Салтана" пролегал путь из Западной Европы - через Балтику, Неву, Ладогу, Волхов, Волгу, Каспий - в арабские страны. (Для справки: в последние годы археологического изучения Старой Ладоги - древнейшего транзитного порта в устье Волхова - была получена дендродатировка - 753 г.).
  В земле лютичей в городе Ретре (Радигоще) славился храм бога Радегаста. Сам по себе город Ретра тоже был примечательным - по описаниям он имел девять ворот. Всё это лишь подчёркивает богатство и развитость славянского края. Интересно, что знаток кельтской мифологии и раннесредневековой истории, автор эпопеи "Властелин колец", английский профессор Дж. Толкиен, назвал одного из магов Средиземья, друга Гендальфа, славянским именем Радегаст. Не с намёком ли?

Волхв. Художник Константин Васильев. []

  История славян Полабья драматична: являясь порубежными жителями, они постоянно испытывали давление со стороны германского мира. Сначала были грабительские набеги саксов и франков-меровингов. Затем, в VIII-IX вв. - походы Карла Великого и вторжения данов (датчан). После образования Восточно-Франкского государства, с сер. IX в., начался планомерный немецкий "Drang nach Osten". В X в. представителям саксонской династии Оттонов удалось покорить полабских славян и обложить их данью. Но в 983 г. разразилось восстание. Вскоре немцы утратили занятые ими славянские земли за исключением области лужицких сербов. Кстати, в этой земле до сих пор находится город Цербст (Сербск) - столица княжества Ангальт-Цербстского - из которого происходила небезызвестная принцесса София Августа Фредерика - будущая Екатерина Вторая.
  В XI - нач. XII вв.., во времена ободритских князей Крутого и Никлота, славяне успешно сопротивлялись немецкой агрессии. В 1147 г. против полабских и поморских славян-язычников был объявлен общеевропейский крестовый поход. Многие авторитетные западные историки, такие как Жак Ле Гофф, признают, что религиозные мотивы противоборства немцев-христиан и славян-язычников отступают на второй план перед проблемами экономическими и национальными, стоявшими перед германскими племенами. Они, ограниченные бедными природными ресурсами, без колебания вступали в борьбу даже с теми соседями, которые приняли христианство давно.
  Во второй половине XII в. страна полабских славян в конце концов была завоёвана. Эта захваченная территория в новое время стала сердцем Германии. Здесь, чуть восточнее славянского Бранибора, стал расти небольшой городок - нынешний Берлин.
  Судьба полабов и поморян трагична: они в какой-то мере сдержали германский "натиск на Восток", прикрыв собой поляков, чехов и, возможно, русичей. Но поскольку оставались закоренелыми язычниками, помощи от братьев славян, принявших христианство, так и не дождались. Получился замкнутый круг: христианство они не принимали, так как боролись с немцами-христианами, но, не приняв крещения, остались без помощи братских народов.
  И все же - не всё так плохо - ведь в жилах восточных немцев течёт немало славянской крови. Как говорится: копни русского и найдёшь татарина, а копни восточного немца и обнаружишь славянина. Быть может, именно поэтому Екатерина Вторая так легко поняла Россию и возвеличила не только себя, но и русскую империю. А таким "варягам", как она, на Руси всегда были рады.
  
  Примечание: "В VIII в. торговым, а может быть и ремесленным поселением, был порт ободритов, называемый датчанами Рерик, местонахождение которого пока не установлено. На основании предания хроники об убийстве в Рерике князя ободритов в 808 году, можно предполагать, что там существовал какой-то центр княжеской власти. Этот самый источник рассказывает, что датский король Готфрид переселил оттуда купцов в Хайтхабу (Шлезвиг) после уничтожения славянского торгового центра. По-видимому, Рер был известным торговым пунктом, который успешно конкурировал с датскими торговыми центрами. Поэтому датчанам было важно его ликвидировать, хотя они и имели от него определённую выгоду в виде собираемых там податей... (см.11)"
  11) Einhardus, Annales, (Laur.) г. 808, стр. 195: "Godefridus ... destructo emporio, quod in oceani littore constitutum lingua Danorum Reric dicebatur et magnam regno illius commoditatem vectigalium persolutione praestabat, translatisque inde negotiatoribus, salute classe ad portum, qui Sliesthorp dicitur ... venit" и там же, г. 809, стр. 195: "Thrasco dux Abotritorum in emporio Reric ab hominibus Godefredi perdolum interfectus est"
  (Казимир Слаский. Экономические отношения западных славян со Скандинавией и другими прибалтийскими землями в VI-XI веках, стр. 66 - Скандинавский сборник VI (Тартуский Государственный университет), Эстонское государственное изд-во, Таллин, 1963, тир. 1500 экз.
  

***

  

"ДЛИННЫЕ НОЖИ"

(исторический очерк)

  
  Германские племена саксов, жившие к западу от Эльбы, были для полабских славян, попросту говоря, "разбойниками за Лабой". Часть саксов в середине V в., во времена Великого Переселения, покинула германскую родину и вместе с англами обосновалась на юге Британии, образовав народ англосаксов.
  В VII-VIII вв. многочисленные саксонские племена занимали всю территорию Нижней Германии (от Рейна до Эльбы). Они также как балтийские славяне были язычниками и находились на стадии сложения племенных союзов, во главе которых стояли вожди-герцоги. Река Везер делила Саксонию на две почти равные части: восточную - территория остфалов (восточных саксов); и западную - территорию вестфалов (западных саксов), отсюда - Вестфалия.
  Саксы являлись весьма беспокойными соседями - своими набегами они постоянно тревожили не только полабских славян, но и франков. Характерным сакским оружием был длинный нож-меч - скрамасакс (scramasax). Издревле у саксов не водилось мечей, а лишь - ножи-саксы (sax). Столкнувшись с римлянами и кельтами, имевшими на вооружении мечи, германцы оказались вынуждены что-то им противопоставить. Они нашли не дорогой, но эффективный выход: стали выковывать очень длинные, тяжёлые тесаки - по существу, однолезвийные мечи с длинной клинка 44-76 см и шириной 5-6,5 см. Эти однолезвийные мечи были довольно увесистыми и имели двуручную рукоять. Такое оружие в отличие от настоящего меча, гораздо проще в изготовлении, а следовательно и более доступно. Саксы поголовно вооружались скрамасаксами и никогда не расставались с ними. Предполагают, что эти германские племена получили свой этноним (национальное название) именно из-за длинных ножей-скрамасаксов.
  Продолжая политику христианизации Европы и объединения германских народов в рамках Империи франков, король Карл Великий в 772 г. начал завоевание Саксонии. Тяжёлая война длилась 33 года. Столкнувшись с упорным и часто успешным сопротивлением саксов-язычников, Карл прибег к крайне жестоким мерам. Разбив их в 782 г. на Везере, он приказал демонстративно казнить 4,5 тыс. пленников. Часть эделингов (саксонская знать) во главе с герцогом Видукиндом прекратила сопротивление и приняла христианство. Но война продолжалась. Наиболее упорно отстаивали свою независимость нордальбинги, жившие в устье Эльбы.
  Чтобы добиться окончательной победы, король франков заключил союз с полабскими славянами ободритами, давнишними противниками саксов. Покорение завершилось только в 804 г. Большое количество саксов насильно переселили на левобережье Рейна, в то же время в Саксонию направлялись франкские колонисты. Часть Остфалии, за услугу, была отдана ободритам - в частности, к западу от Эльбы поселилось племя древан.
  Однако полного спокойствия франки не добились: в 841-842 гг. произошло восстание "Стеллинга" ("детей древнего закона", т.е. язычников). Затем, уже в составе Германского королевства, в 1073-1075 гг., поднялось саксонское национальное восстание против франконской династии под лозунгом: освободить Саксонию от короля и его рыцарей-швабов, снести ненавистные "бурги" (королевские замки). Одним словом: беспокойным народом были эти саксы.
  Образ мятежной, языческой саксонской натуры, сопровождаемый символом длинного ножа-скрамасакса, в XX в. был востребован лидерами германских нацистов. Как известно, фашистский переворот в Германии в 1934 г. сопровождался "ночами длинных ножей", в ходе которых уничтожалась внутренняя оппозиция национал-социалистического движения и, возможно, просто здоровые национально-патриотические силы Германии. Увлечение идеологов третьего рейха древнегерманским мировоззрением произошло неспроста. Ведь характерным признаком классической языческой идеологии является крайний национализм - вселенскость мировых религий (религиозный интернационализм) в язычестве явно отсутствует. Поэтому Гитлер не очень-то церемонился с христианами (будь то католики, протестанты или православные), а реанимировал германское язычество - отсюда "ночи длинных ножей", валькирии, языческие руны на петлицах СС, языческая мистика, Анненербе и т.п.
  Да и ныне игры в язычество некоторых современных политтехнологов явно попахивают фашизмом. Интересоваться своими корнями, не быть "Иванами не помнящими родства", восстанавливать своё культурное наследие - всё это прекрасно, но во всяком деле нужно иметь чувство меры и элементарное здравомыслие. А то иной дурак, даже Богу молясь, лоб себе расшибёт - да что себе, он ведь и других может без головы оставить...
  

***

  

НЕИЗВЕСТНЫЙ РУБЕЖ -

граница по Эльбе или об одной картографической "ошибке"

(исторический экскурс к 60-летию Великой Победы 1945 г.)

  
  В апреле 1945 г., завершая разгром фашистской Германии, советские войска вышли к реке Эльбе. Затем, долгие годы, граница между Западом и Востоком пролегала по этому рубежу. В этих событиях видится некая историческая логика и справедливость: начавшийся в IX веке, от реки Лабы (Эльбы), многовековой немецкий поход на Восток ("Drang nach Osten") завершился в XX веке не на кубанской Лабе или Волге, а там - откуда начинался - на Эльбе, на границе германского и славянского миров.
  Многие исторические карты (особенно в западных учебниках), отображающие международную ситуацию в центре раннесредневековой Европы, в V-XI вв., грешат одной и той же ошибкой - показывают линию раздела между германскими и славянскими территориями по р. Одре (Одеру), где она проходит ныне. Однако так ли это на самом деле?
  Ошибка заключается в том, что некоторые историки, главным образом немецкие, приняли часть древнеславянских племён за германские. В результате германская территория в Средней Европе, между Рейном и Эльбой, расширилась чуть ли не до Вислы. Более того, германцам была приписана цивилизаторская роль в отношении "отсталых славян". Отсюда черпает силы и так называемая "норманская" теория происхождения Руси, согласно которой новгородские словени, не совладав с внутренними распрями, пригласили варяжское (читай германское) племя "русь", во главе с их вождём Рюриком, учинять государственный порядок на своей земле.
  Ещё дореволюционные российские историки пытались реконструировать процесс расселения ранних славян в Западной Европе. Вот как они это представляли: в эпоху поздней Римской империи, т.е. в первые века нашей эры (I-IV вв. н.э.), одна часть славян, перейдя Дунай в нижнем и среднем течении, заняла современные территории Болгарии, Македонии, Сербии, Черногории, Хорватии и Словении, положив начало южной ветви славянства. По античным источникам славянские племёна, находившиеся ближе всех к римлянам, назывались "венетами". Эти адриатические венеты основали знаменитый город Венецию, и прославились своими плаваниями по южным морям и богатейшей морской торговлей.
  Другая часть славян, положившая начало западным славянам, поднявшись по Дунаю и его верхним притокам, перевалила в долины рек текущих в Балтийское море и, дойдя до него, прочно осела на побережье от устья Лабы (римский Альбис) до устья Вислы (римская Вистула) и на ближайших островах. Жившие здесь раннеславянские племена прославились не меньше южных венетов, как смелые мореходы по северным морям, отважные воины и предприимчивые купцы - они стали известны под именем "варги" или "вары". От этих варгов (варов), видимо, и само Балтийское море получило прозвание "Варяжское море", а впоследствии и все обитатели его берегов стали называться общим именем - варяги. Кстати, вплоть до XIX века в русском языке слово "варяжить" применялось в значении - торговать. Храбрые варги часто вступали в кровопролитные бои с соседними воинственными племенами.
  Тут же, на Балтийском побережье, между Одрой (римская Виадуа) и Вислой, сели ругии или русии - своим именем они дали прозвание острову Ругия (Рюген), который тоже освоили. Ругии приобрели славу знаменитых воинов и торговцев, а много веков спустя их потомки, уйдя на восток, дали название и всей Русской Земле.
  На границе с германским миром, по Лабе, обосновались балтийские венеты - венды или ванды, которые славились искусством в обрабатывании земли. Многие германские племена учились у них земледелию - до сих пор в разных местностях средней и южной Германии глубокие и узкие борозды называются вендскими. Венды (ванды) вероятно и есть те самые вандалы, что в эпоху Переселения народов, дошли через Гибралтар до Северной Африки, затем захватили Сицилию и в 455 г. разграбили Рим.
  Чуть позже, по Лабе, стали известными иные славянские племена - бодричи, лютичи и другие. Берега реки Вислы заселили славяне, получившие название ляхов, а позднее поляков. В горах Карпатских и в прилегающих землях, где ранее помещались карпы, засели чехи и моравы. Что об этих процессах могут нам поведать современные исследования? Согласно новейшим лингвистическим и археологическим данным, примерно в XV в. до н.э., в эпоху средней бронзы, в Центральной и Восточной Европе из единой германо-балто-славянской общности начали выделяться праславянские племена. От этих праславян сохранилась т.н. "тшинецко-комаровская" археологическая культура (середина - конец II тыс. до н.э.) - её западная граница распространения совпадает с р.Одрой, а восточная доходит до среднего Днепра. Ареал этой культуры и есть территория славянской прародины.
  Вплоть до начала I тыс. н.э. ведущим народом варварской Европы были галлы (кельты) - в своё время главные соперники Древнего Рима. Они обжили Западную, Центральную и частично Юго-Восточную Европу (нынешняя Галичина на Украине) - их экспансия на восток доходила даже до Малой Азии (область Галлатия в Турции). Постепенно значение галлов в Европе стало снижаться: их место в прямом и в переносном смысле стали занимать германские и славянские племена, расселение которых из мест этнических прародин началось позднее.
  Галлы-кельты оказали большое влияние на соседние молодые этносы. Особенно интенсивно процессы культурного обмена и этнического смешения шли в контактных зонах. Одна из таких контактных зон находилась в междуречье Эльбы и Одера, где в древние времена кельты, славяне и германцы жили чересполосно - об этом нам рассказывают материалы "лужицкой культуры" эпохи поздней бронзы - раннего железа. В начале I тыс. н.э. здесь от галлов осталось только культурное наследие, и население стало преимущественно германо-славянским.
  Существует ещё одно интересное свидетельство сильного влияния галлов на западную ветвь славянства - сохранилось оно на уровне национального архетипа. Посмотрите внимательно на поляков - на их историю, на их национальный характер - и увидите огромное сходство с национальным архетипом французов-галлов. "Петушиный" галльский нрав прорывается у поляка в самостийности, "незалежности", в примате вольности над строгим порядком, в ухарстве, в огненном порыве, в изысканной куртуазности. Даже веру поляки выбрали не восточно-христианскую - православную, а западную - католическую. О безоговорочном следовании Польши, во все времена, парижской моде и говорить нечего. Видно не только ради политической корысти поляки двинулись за Наполеоном.
  Есть мнение, что некоторые славянские племена взяли у кельтов не только отдельные культурные достижения и обычаи, но и приняли на себя даже названия галльских племен, уходящих с исторической сцены - связать свою родословную с более культурным народом всегда было престижно. Так пришедшие из Западной Европы через т.н. "Северную Русь" на Средний Днепр, славяне-руги или "русь" выделялись среди местных племён - полян, древлян, северян - не только своим иностранным именем, а также некоторыми обычаями, явно позаимствованными у галлов. Русы, вплоть до времён князя Святослава, в отличие от окружающих славян (а также германцев), не отращивали бороду и длинные волосы, а выбривали подбородок и голову, носили длинные усы и чуб-хохол - это чисто кельтская причёска. Они мыли руки в тазу, как галлы и римляне, а не под струёй воды, как это было принято у славян. Русы вооружались изящными мечами галльско-романского типа - эти мечи не спутать с грубыми мечами германо-скандинавского типа, которые использовали наёмники норманны, служившие Великому Киевскому князю. А днепровские славяне, впрочем, как и многие другие славянские и германские племена тех времён, были поголовно вооружены не мечами, а боевыми топорами на длинной рукояти (секирами, францисками) и тяжёлыми копьями (рогатинами, фрамеями).
  Выдающийся историк и этнолог XX века Лев Николаевич Гумилёв напрямую связывал этноним "ругии" (русии) с этнонимом "русь", ссылаясь на то, что франки называли русскую княгиню Ольгу, вдову князя Игоря, королевой ругов. Ругии, по мнению Гумилёва, были представителями кельтского мира. Однако их также можно рассматривать и как сильно кельтизированных славян. То, что часть славянских племён, создававших Киевскую Русь, были выходцами из западных земель, не ново. Нестор-летописец так и говорит - племена вятичей и радимичей пришли "от ляхов", т.е. от западных славян. Поэтому ничего странного в факте прихода с Запада славянского племени русь или каких-нибудь других славянских "варягов" - нет. Вполне логична и культуртрегерская роль русичей в среде днепровских славян, живших на окраине Ойкумены - ведь ругии-русы непосредственно контактировали с римским и галльским центрами европейской цивилизации.
  Видимо, движение славян из Центральной Европы на восток было связано с перемещениями больших масс людей в эпоху Переселения народов. Но основной поток, в эпоху Великого Переселения (IV-V вв.), направлялся на запад, и, жившие рядом со славянами в Эльбо-Одерской зоне, германские племена (впрочем, и некоторые славянские - те же вандалы) были захвачены им и ушли. Ушли, и с V в. полновластными хозяевами в регионе стали славяне.
  Археология - наука объективная, она как криминалистика использует вещественные источники, говорящие сами за себя. Найденные археологами поселения, могильники, клады и другие памятники, связанные с т.н. "пражской" археологической культурой ранних славян (V-VII вв.), чётко фиксируют границу между германскими и славянскими племенами не по р.Одре, а по р.Лабе (Эльбе) и её левому притоку р.Сале (Зале). Таким образом, в ту эпоху вся Восточная Германия была заселена только славянами.
  Итак, можно констатировать: свою историю в Европе славяне ведут со времён седой старины. Однако, ретивые норманисты-германисты вбивают нам в голову: мол, славяне, откуда ни возьмись, объявились в Европе чуть ли не в X веке. Странно как-то у них получается: даже о дальних "феннах" (финнах), живущих на берегу "Вендского залива", римские историки I в. н.э., такие как Плиний Старший, Тацит, Птолемей, сообщают точнейшие сведения, а вот о многочисленных племенах славян римляне, видите ли, почему-то ничего не знают. Естественно, что в Риме из варварских племён Европы наиболее известными были галлы и германцы - народы, с которыми Империя постоянно воевала. Но римляне так же были наслышаны и о "венедах", которые "заимствовали много из обычаев сарматов, ибо они (венеды) простирают свои воинственные походы на все леса и горы, возвышающиеся между певкинами (фракийское племя на севере Балкан) и феннами (скандинавские финны)" (Тацит). Позднеантичные "венеды" (или "енеты/энеты" древнегреческих историков, происходившие от героя Троянской войны Энея, кстати, от него же вели свой род этруски-рассена) - название собирательное, под ним скрываются многочисленные древнеславянские племена, однако рядом с ним на страницах римских анналов можно увидеть и конкретные имена отдельных славянских племён: варины, вандалы, ругии, лугии (или лужичи), карпы (или карпаты), вероятно - бастарны и другие...
  Интересующимся антинорманистскими взглядами на древнейшую историю славян можем рекомендовать интересную популярную работу - книгу Сергея Лесного "Откуда ты, Русь?". Она вышла в 1964 г. в Канаде (Торонто), впервые переиздана в России в 1995 г. Отдельные взгляды С. Лесного - в частности его интерпретация "Влесовой книги" - очень спорны, но собранные им материалы и доводы в пользу самостоятельного зарождения государственности у восточных славян изложены замечательно. Книга написана "забавным русским слогом", понятна широкому кругу читателей и, безусловно, доставит наслаждение любителям славянской истории.
  В настоящее время, как ни странно, в вопросе изучения истории ранних славян наиболее продвинутыми оказались польские историки и археологи, такие как: Х. Ловмяньский, Е. Костржевский, Е. Стрельник. Это связано с тем, что русские историки и археологи, в годы советской власти, находились под большим идеологическим прессом, чем их коллеги из Польши. Новейшие исследования в этой области побуждают пересмотреть историю раннесредневековой Европы и по достоинству оценить вклад славянства в формирование Европейского Мира.
  

***

  

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИЧЕСКОЙ ТЕМЕ "БАЛТИЙСКИЕ СЛАВЯНЕ и АНТИНОРМАНСКАЯ ТЕОРИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ"

  

"НОРМАННСКАЯ ТЕОРИЯ - АБСУРДНОЕ ДЕЛО!"

  
  Как известно, президент РФ отправился в поездку в Новгород Великий и Старую Ладогу (19.07.2004). С точки зрения тех историков, которые являются противниками так называемой норманнской теории происхождения российского государства, именно в этих краях зародилась наша государственность. А основателями ее были не пришлые варяги, а сами славяне. С директором Института российской истории членом-корреспондентом РАН Андреем САХАРОВЫМ на эту тему беседует Наталья ИВАНОВА-ГЛАДИЛЬЩИКОВА.
  
  - Интерес к российскому Северо-Западу, к таким городам, как Новгород, Старая Ладога, которые явились в этом районе центрами начальной восточнославянской цивилизации, всегда был велик. Сохраняется он и сегодня, в пору, когда разговор идет о проблемах укрепления российской государственности, когда мы возвращаемся к ее истокам. Для историков все это - единое целое: 2 тысячи лет - очень небольшой исторический период. Когда мы говорим о Старой Ладоге, о Новгороде, мы неизменно возвращаемся к вопросу, который уже несколько сотен лет тревожит научную и широкую общественность. Мы возвращаемся к вопросу о варягах, об их роли в истории нашей страны, об их этнической принадлежности (поскольку с этим связан не просто интерес к тому, какой национальности были варяги, а интерес к тому, какие процессы шли на просторах Восточной Европы, на просторах Северо-Запада нашей страны). Кто доминировал в них, кто играл "первую скрипку"? И в этом плане для нас интерес к проблеме варягов является интересом не столько политическим (как это пытаются изобразить), не столько вопросом, связанным с русскими или псевдорусскими амбициями; это вопрос чисто научного порядка - расселение славянства, взаимодействие различных его ветвей на территории России...
  
  - Известно, что на этот счет существуют две точки зрения, которые продолжают между собой бороться...
  
  - Да. Бороться за влияние на историческую науку. Это точка зрения о том, что варяги - представители южнобалтийского, поморского славянства, больших племенных конфедераций, которые в VIII-IX-X веках практически доминировали на южных берегах Балтики и определили многое в истории, религии, культуре этого региона (и оказали огромное влияние на судьбы и на развитие восточного славянства). В частности, на Северо-Запад, где развивались первые центры русской государственности - Старая Ладога и Новгород.
  Есть и другая точка зрения, которую отстаивают уже больше 200 лет. Она появилась в момент шведской агрессии против русских северо-западных земель, попытки захвата Новгорода и всех прилегающих территорий. Эта теория гласит о том, что варяги - это скандинавы, викинги, что это - норманны. Эта теория является основой для политических, государственных претензий скандинавского мира по отношению к славянским землям. Думаю, что тут вопрос стоит не о каких-то научных проблемах, а об интересах чисто политических и общественно-амбициозных.
  
  - Но сегодня появляются и достаточно серьезные работы историков, археологов в пользу норманнской теории...
  
  - Я хочу сказать о серии работ молодых российских ученых - противников этой теории. Тема эта не закрыта, она обновляется новыми аргументами, новыми источниковедческими наблюдениями. Эти работы говорят о древних связях между поморским славянством и восточнославянскими землями, о языковой общности южнобалтийских и новгородских славян и о том, что дальнейшее пришествие сюда варягов (возможно, по инициативе новгородских, ильменских славян и окружающих их народов) - это было призвание для того, чтобы покончить с междоусобицами (не исключено, что под давлением немецкой крестоносной агрессии с берегов южной Балтики ушли какие-то большие группы населения)... Во всяком случае, эти темы сегодня - в поле зрения историков.
  Интерес к этому региону объясняется необходимостью постоянной идентификации российской государственности, российского этноса, роли восточного славянства в судьбах Восточной Европы и мировой цивилизации.
  
  - Но вы не являетесь сторонником норманнской теории...
  
  - Конечно, это же абсурдное дело! Речь ведь идет о тех, кто не знает твоего языка, чужд тебе и приходит как завоеватель, насильник... А у Нестора сказано, что славянский язык и русский язык (то есть варяго-русский) "суть един". И ученые отмечали, что язык новгородских, ильменских славян очень близок по многим параметрам языку южнобалтийского славянства.
  
  - При том, что южнобалтийских славян уже не существует, "отголоски" языка сохранились?
  
  - Конечно. Они сохранились в системе древнерусского языка, языка приильменского славянства... Это прослеживают историки и лингвисты.
  
  - А чем была тогда Старая Ладога?
  
  - Это была одна из первых княжеских резиденций, которая, надо полагать, существовала и до варягов, и которая обрела какую-то жизнь с приходом варяжских князей. Точно так же, как и другие города на этой территории, развивавшиеся на основе славянской общественно-экономической и социальной жизни. А потом, когда в них появились варяжские князья и когда начался синтез, это дало дополнительный импульс становлению этих центров. В этом смысле и Старая Ладога, и Новгород выполняли свою определенную политическую, социальную и религиозную функции.
  На исходе IХ века Олег, который объединил Новгород и Киев, для обеспечения безопасности северо-западных границ заключил договор с варягами (как пишется в летописи), который действовал примерно 150 лет. То есть Олег платил им 300 гривен дани за счет новгородских земель и так сохранял мир на северо-западных границах объединенного древнерусского государства. Но это был не только откуп, это была и плата за постоянное участие варягов уже как союзников, как друзей Древней Руси в совместных походах. Это была долговременная, 150-летняя политическая связь. То есть это был договор с долговременным государственным объединением, которое существовало в районе Прибалтики. В Скандинавии в IХ веке долговременных государственных образований еще не было. Поэтому такой договор там было не с кем заключать.
  Или еще характерный момент. Когда Нестор говорит о варягах, он пишет: есть норвежцы, шведы, есть датчане, а есть варяги - "русь". То есть он перечисляет определенные этносы и среди них отдельно выделяет скандинавский и отдельно - варяго-русский этнос.
  
  (C) "Известия науки" (история) - новости от 19.07.2004 - http://www.inauka.ru/history/article48927.html

***

  
  Л.А. Плохих
  
  Об авторе: Плохих Любовь Анатольевна - аспирант КГПУ очного отделения кафедры Всеобщей истории (научный руководитель - доктор исторических наук, профессор Л.А. Шаферова)
  

ПОЛАБСКИЕ СЛАВЯНЕ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ XIX-XX ВВ.

  
  К середине XIX в. в России под влиянием исторических событий усиливается общественный интерес к проблемам "славянского единства" и судеб славянства. На страницах общественно-политических и научных изданий появляется ряд работ по славянской проблематике. Внимание исследователей стали привлекать не только хорошо изученные славянские народы (болгары, сербы, поляки и др.), но и малоизвестные, такие, как полабские славяне, населявшие территорию между Лабой и Одрой.
  Начало изучению истории полабских славян в российской исторической науке положил А.Ф. Гильфердинг, видный историк, этнограф, лингвист, публицист и общественный деятель.
  Его "История балтийских славян" первоначально была опубликована в журнале "Москвитянин" [1] и имела широкий общественный резонанс. В 1874 г. А.Ф. Гильфердинг выпускает первую часть труда, посвященную раннему периоду истории балтийских славян [2]. Остальной материал он использовал в отдельных работах [3].
  В своем труде А.Ф. Гильфердинг рассматривает проблемы общественного устройства и быта полабских славян, особенности ведения хозяйства, черты характера, а также причины гибели полабских славян.
  Трудности своей работы А.Ф. Гильфердинг связывает с отсутствием "славянских письменных источников". Он вынужден использовать те сведения, которые вышли из-под пера "врагов и губителей славян", то есть письменных источников, созданных немецкими и датскими авторами. В основу своего исследования А.Ф. Гильфердинг положил противопоставление славянского и германского миров и рассматривал историю полабских славян лишь в неразрывной связи с завоеванием их земель между Лабой и Одрой немецкими феодалами.
  Он подчеркивает решающее влияние враждебного немецкого окружения не только на судьбу полабских славян, но и на формирование их "национального характера". Так, изначально добрые и общительные славяне под влиянием внешних обстоятельств стали "чуть ли не воинственнее и свирепее своих противников" [4].
  Исследуя вопросы общественной жизни полабских славян, А.Ф. Гильфердинг приходит к выводу о существовании у них "общинной демократии" в противовес "германской аристократии" [5]. Уделяя большое внимание вопросам развития городов и торговли полабских славян, А.Ф. Гильфердинг вновь связывает их с отражением германской агрессии.
  Большая часть исследования А.Ф. Гильфердинга посвящена изучению завоевания полабских славян немецкими феодалами и анализу причин их гибели. Он отмечает, что главной причиной гибели и исчезновения полабских славян является их внутренняя неспособность к объединению, отсутствие "единства и жизненной силы, внутреннее разложение, связанное с заимствованием германских обычаев и нравов" [6]. Оплакивая трагическую судьбу полабских славян, Гильфердинг пытается просветить и предостеречь все остальные славянские народы от нарастающей германской угрозы. Таким образом, в выводах А.Ф. Гильфердинга проявляются его политические взгляды.
  "История балтийских славян", несмотря на свою ограниченность, имеет большое научное значение. А.Ф. Гильфердингом были впервые затронуты проблемы истории полабских славян, их общественная жизнь, быт и хозяйство, характер и культура этой ветви славянского народа. Исследование А.Ф. Гильфердинга не осталось незамеченным. Оно привлекло внимание ученых к истории полабских славян.
  В качестве преемника и продолжателя дела А.Ф. Гильфердинга выступил его ученик А.И. Павинский. Используя те же нарративные источники, он пишет работу "Полабские славяне в борьбе с немцами в VIII - XII вв.", в которой все содержание истории полабских славян сводит к процессу сопротивления онемечиванию и гибели славян.
  Особое внимание А.И. Павинский уделяет такому фактору, как христианство, видя в нем одну из решающих причин преимущества германцев над славянами: "Они (немцы. - Л.П.) обладали в этом отношении превосходством нравственным, до которого могли подняться славяне только с помощью того же просветительского начала, что и немцы, то есть принятием христианства" [7].
  Рассматривая процесс германизации полабских славян в неразрывной связи с насаждением христианства, А.П. Павинский вместе с тем отмечает, что неудачи немцев напрямую зависели от "силы языческого духа". Автор подтверждает это сведениями из источников о долгом сохранении язычества в покоренных землях. Уделив наибольшее внимание борьбе славян с немцами, А.И. Павинский практически не касается вопросов социальной и экономической жизни полабских славян. Новым этапом в изучении прошлого полабских славян явились работы И. Пер-вольфа [8]. "Германизация балтийских славян" значительно отличалась от работ предшественников своим содержанием. Его интересовали не столько процесс завоевания и подчинения полабских славян, сколько постепенная колонизация уже после присоединения к Германской империи. Впервые, в отличие от своих предшественников, И. Первольф вводит в свою работу значительное число географического и топономистического материала.
  По мнению И. Первольфа, главной причиной противоречий между славянами и немцами являлся "религиозный фанатизм". Он полагает, что причина поражения славян заключается прежде всего в "неспособности преодолеть внутренние разногласия, препятствующие объединению в сильное государство" [9].
  Весьма интересным представляется и вышедшее в 1876 г. двухтомное сочинение И.А. Лебедева "Последняя борьба балтийских славян против онемечивания" [10]. Отдельные положения этого труда были опубликованы в 1873 году в статье "Крестовый поход немцев против славян 1147 года" [11]. Главной задачей этих исследований ставилось изложение по источникам последней борьбы ободритов и лютичей против немцев и датчан, как эпизод всеобщей истории.
  Рассматривая вопросы принятия христианства язычниками-славянами, И.А. Лебедев отмечал, что оно не могло восприниматься славянами положительно, так как насаждалось насильно, на чуждом языке, и, что самое главное, оно было "внешним по самому характеру отношения к славянам" [12]. Говоря о завершении завоевания полабских славян к 1180 г., он признавал, что еще долгое время после завоевания славяне оказывали сопротивление, "жили особняком, не смешиваясь с немецким населением" [13]. Отличительной особенностью труда И.А. Лебедева являлся обширный анализ источников по истории полабских славян, данный им во втором томе своего труда.
  Важнейшими источниками по истории полабских славян И.А. Лебедев считал сочинения немецких и датских анналистов, в первую очередь Гельмольда и Саксона Грамматика. Эти авторы, по мнению И.А. Лебедева, заслуживали доверия и ошибки, допущенные в изображении ряда событий Гельмольдом и Саксоном Грамматиком, "почти никогда не носят намеренного искажения или, говоря точнее, весьма редки" [14]. Для изучения истории полабских славян И.А. Лебедев считал необходимым использовать не только хроники, но и актовый материал, а также датские саги.
  К концу XIX в. в России вышел ряд небольших работ по истории полабских славян, представляющих собой компиляцию трудов А.Ф. Гильфердинга, А.И. Павинского, И. Первольфа. Н.Н. Филиппов [15] довел историю остатков одного из племен полабских славян сербов-лужичан до 1848 г., изучая сохранившееся обряды и обычаи.
  А.С. Будилович пришел к сомнительным выводам, что полабские славяне исчезли с исторической арены из-за своего "увлекающегося, мечтательного и легкомысленного характера" [16], их страсти к принятию всего чужеродного.
  Таким образом, в работах историков XIX в. основное внимание уделялось проблемам взаимоотношений полабских славян с немцами. Вопросы социально-экономического культурного религиозного характера часто оставались за рамками исследований, хотя и были частично освещены в отдельных трудах.
  Анализу источников по истории полабских славян, кроме выше указанного сочинения И.А. Лебедева, посвящены работы А. Котляровского [17], О.Я. Фортинского [18], А. Чистякова [19] и В. Макушева [20]. Несмотря на различия, все они пришли к выводу о необходимости критического анализа источников их параллельного изучения и сопоставления [21].
  Религиозные представления славянских народов, в том числе и полабских славян, подробно рассматривает А.С. Фаминцын [22] и А. Котляровский [23]. В другой работе [24] А. Котляровский подробно исследовал вопросы права, быта, хозяйственной жизни полабских славян. Некоторым вопросам развития славянских городов уделял внимание Ф. Фортин-ский [25]. Рассматривая влияние, которое оказали славянские города (Любек, Росток, Висмар, Стральзунд, Грейфевальд) на образование ганзейского союза, Ф. Фортинский практически не останавливался на развитой славянской культуре, которую застали немцы на этих землях.
  В начале XX в. в российской исторической науке произошло некоторое снижение интереса к истории полабских славян. Новые работы появлялись только к началу первой мировой войны в связи с резким обострением русско-германских отношений.
  В 1915 г. вышла небольшая брошюра М. Бречкевича [26]. В ней автор вновь возвращается к проблемам взаимоотношений немцев и славян. Он подробно рассматривал этапы германской агрессии по числу ударов, нанесенных славянским племенам германскими императорами. Наиболее значительным и интересным представляется фундаментальный двухтомный труд Д.Н. Егорова 'Колонизация Мекленбурга' [27].
  В отличие от своих предшественников Егоров Д.Н. строил свои выводы не на традиционных известных нарративных источниках, а на документальном материале - Десятинном списке Ратцебургской епархии 1229-1230 гг. Опубликованный в Германии еще в начале XIX в., этот список считался простой записью расходов епископства, который не мог дать информации о славянском населении. И только Д.Н. Егоров распознал в нем интереснейший по своей значимости источник, по которому можно проследить процесс колонизации славянского населения.
  Первый том Д.Н. Егоров посвятил анализу источников и теоретическим проблемам изучения славян. Он пришел к выводу о том, что такой популярный источник, как хроника Гельмольда, не заслуживает доверия, так как по сути является "историей обращения язычников", а не историей славянских народов. В своей рецензии О.А. Добиаш-Рождественская отметила: "Порывая окончательно с традицией доверия ему (Гельмольду. - Л.П.), он ставит себе требование "подвергнуть анализу не одни лишь фактические данные, как это делалось доныне, но общую его концепцию, писательские приемы и слог" [28].
  Именно Д.Н. Егоров широко применял к анализу исторического источника данные других наук - топонимики, генеалогии, геральдики, археологии. Важной частью его труда являлся и подробный историографический обзор исследований по истории полабских славян.
  Во втором томе Д.Н. Егоров подробно рассмотрел процесс колонизации и германизации Мекленбурга, одной из крупнейших областей проживания полабских славян.
  Он пришел к выводу, что колонизация славян не завершилась сразу после завоевания немцами, а продолжалась еще как минимум два столетия. По его мнению "германизация создалась исподволь, в течение очень долгого времени, по сложным весьма причинам. Не только вследствие существования или преобладания немцев в стране, но и как результат вступления Мекленбурга в более тесное общение с Западом, сообразно с усилением торговли и иных связей, экономических и культурных" [29].
  Д.Н. Егоров показал, что внутренняя колонизация земель Мекленбурга осуществлялась не столько немцами, сколько местным славянским населением.
  Сделав огромный вклад в изучение истории полабских славян, Д.Н. Егоров вместе с тем не сумел избежать крайностей в своих выводах. В первую очередь это касается недоверия нарративному источнику в целом, гиперкритичному отношению к нему. Кроме того, исследование Д.Н. Егорова явно перегружено вспомогательным материалом.
  Тем не менее нельзя не согласиться с мнением О.А. Добиаш-Рождественской о его работе: "с ней влилась в нашу медиевистику (и особенно бедную медиевистику германскую) свежая струя материалов, приемов, точек зрения" [30].
  Таким образом, изучение истории полабских славян определялось общим уровнем исторической науки XIX- нач. XX вв. Исследования второй половины XIX в. преимущественно основывались на нарративных источниках, а в начале XX в. широко стал использоваться актовый и документальный материал. В целом, к заслугам Российской дореволюционной историографии следует отнести создание общей картины развития и гибели полабского славянства. Были созданы интересные концепции, не потерявшие своего значения и в наше время.
  
  Библиографический список и примечания:
  
  1. Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян // Москвитянин. - 1854-1855 гг.
  2. Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян. - СПб., 1874.
  3. Он же. Борьба славян с немцами на балтийском Поморье в средние века. - СПб., 1861; Остатки славян на южном берегу Балтийского моря. - СПб., 1878.
  4. Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян. - СПб., С. 38.
  5. Там же. С. 90.
  6. Там же. С. 195.
  7. Павинский А.И. Полабские славяне в борьбе с немцами в VIII - XII вв. -СПб., 1871. - С. 89.
  8. И. Первольф. Германизация балтийских славян. - СПб., 1876; Он же. Славяне. Их взаимные отношения и связи. - СПб., 1876.
  9. Там же. С. 3.
  10. Лебедев И.А. Последняя борьба балтийских славян против онемечивания. - М., 1876. Т. 1,2.
  11. Он же. Крестовый поход немцев на славян 1147 года! // Русский вестник 1873. - Т. 108. С. 376-406.
  12. Лебедев И.А. Последняя борьба. С. 30.
  13. Там же. С. 295.
  14. Там же. С. 206.
  15. Филиппов Н.Н. Очерк тысячелетней борьбы балтийско-полабского славянства с немцами до возрождения сербо-лужицкого племени. - СПб., 1897.
  16. Будилович А.С. О причинах гибели балтийского славянства: Сб. учено-лит. об-ва Юрьевского университета. Т.1. - Юрьев, 1898. С. 150.
  17. Котляровский А. Сказания об Оттоне Бамбергском в отношении славянской истории и древности. - Прага, 1874.
  18. Фортинский О.Я. Титмар Мерзенбургский и его хроника. - СПб., 1872.
  19. Чистяков А. Жизнь древних славян по хронике Дитмара. - СПб., 1857.
  20. Макушев В. Сказания иностранцев о быте и нравах славян. - СПб., 1861.
  21. "Необходим разбор и осмотр каждого отдельного показания посредством сопоставления с другими однородными и близкими известиями всех наличествующих источников" (Котляровский А. Сказания об Оттоне... С.16).
  22. Фаминцын А.Г. Божества древних славян. - СПб., 1884.
  23. Котляровский А. О погребальных обычаях языческих славян. - М., 1868.
  24. Котляровский А. Древности права балтийских славян. - Прага, 1874.
  25. Фортинский Ф. Вендские города и их влияние на образование ганзейского союза до 1370 г. - Киев, 1877.
  26. Бречкевич М. Полабские славяне. - Казань, 1915.
  27. Егоров Д.Н. Славяно-германские отношения в средние века. Колонизация Мекленбурга в XIII в. Т. I,II. -М., 1915.
  28. Добиаш-Рождественская О.А. Новый труд в области славяно-германских отношений в средние века. - ЖМНП, 1915. С. 90.
  29. Егоров Д.Н. Славяно-германские отношения... Т.II, С. 601.
  30. Добиаш-Рождественская О.А. Новый труд в... С. 350.

***

  
  В.Б.ВИЛИНБАХОВ
  (Ленинград)
  

НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ТЕОРИИ А.СТЕНДЕР-ПЕТЕРСЕНА

  
  За последнее время датский исследователь проф. А. Стендер-Петерсен, известный своей неонорманистской теорией земледельческой колонизации скандинавами северо-западных земель Руси, вновь выступил с дополнительными обоснованиями и разъяснениями своих положений (1).
  Мы разрешим себе остановиться только на отдельных положениях датского ученого, требующих ответа в первую очередь.
  Основными положениями теории А. Стендер-Петерсена являются утверждения, что движение викингов VIII-X вв. в своей этнической основе было однородным, поскольку в нем якобы принимали участие только скандинавские элементы, а также то, что движение викингов на Западе и Востоке имело различный характер, будучи в первом случае военно-завоевательными походами, а во втором - торговоземледельческой колонизацией.
  Таким образом, А. Стендер-Петерсен, по сути дела, полностью игнорирует балтийских славян, как одну из составных частей, игравшую важную роль в тех сложнейших процессах, которые имели место в бассейне Балтийского моря в так называемую "эпоху викингов" (2). С нашей точки зрения в этом заключается одна из коренных ошибок в общей системе исторических построений датского ученого.
  По крайней мере, уже в VIII в. на славянском Поморье появляются отчетливо выраженные центры внутренней и внешней торговли, со сложившимся рынком, с постоянным ремесленным населением (3). Это неоспоримо свидетельствует о том, что в этот период процесс разложения родоплеменного строя у балтийских славян зашел достаточно далеко и здесь уже начался переход к раннефеодальному государству (4). Обращает на себя внимание и тот факт, что славянское Поморье в то время развивалось как союз городских общин, сложившихся на основе обширной международной торговли, ремесла и ростовщичества (5).
  Если в VIII в. здесь уже имелись раннефеодальные государственные образования, обладавшие развитыми центрами городского типа и хорошо организованными общественно-правовыми аппаратами, то, видимо, можно смело предполагать, что племенные союзы, имевшие некоторые зачатки государственности, существовали на балтийском Поморье, по крайней мере в VI - начале VII вв., т.е. в то время, когда началось разложение родоплеменного строя и образование первых государственных формаций в Скандинавии (6).
  Следовательно, разложение родоплеменного строя на северном и южном берегах Балтийского моря происходило, примерно, в одно и то же время.
  С незапамятных времен балтийские славяне были отважными и опытными мореплавателями (7). Согласно известному сообщению Корнелия Непота, еще в 58 г. до н. э. в руки римского проконсула в Галлии Квинта Метелла Целера подало несколько плывших из "Индского" моря "индов", корабль которых разбился у берегов Батавии (8 ). Плиний прибавляет к этому рассказу, что эти таинственные "инды" были купцами и плыли для торговли (9). Эти сообщения, видимо, могут быть отнесены только к балтийским славянам, известным римлянам под именем "винды" - "венеды" (10). Исчезновение согласного "V" в передаче этого этнического имени легко объяснимо. Римские источники обычно называли Балтийское море - "Sinus Venedicus", или просто "Venedicus". Можно также отметить, что на римской карте Потрея Мели (43 г. до н. э.) 'Индийский океан' показан восточнее Северного моря (11). В более позднее время балтийские славяне были также хорошо известны своими морскими походами. Об этом, в частности, сообщают: "Житие св. Войциха" (X в.) (12), Адам Бременский (13), Гелмольд (14) и ряд скандинавских источников (15).
  Балтийские славяне часто совершали нападения на побережье Скандинавии. По свидетельству шведских исследователей, корабли славян были не чуть не хуже кораблей "викингов" (16). Известный немецкий археолог О. Кункель полагает, что в строительстве, судов славяне были конкурентами для скандинавов (17). От балтийских славян скандинавы заимствовали ряд морских терминов (18 ).
  Приведенные в нашем первом замечании по поводу теории А. Стендер-Петерсена сведения об участии балтийских славян в морских предприятиях норманнов на Западе (19) полностью соответствуют характеру и образу жизни этого парода. Мы не можем признать большинство возражений нашего уважаемого оппонента по этому поводу, тем более, что он считает возможным утверждать, в тех случаях когда сведения источников противоречат его выводам, что "Анналист, очевидно, хотел блеснуть своими поверхностными познаниями и прибавил отсебятину самого плохого качества" (20).
  О совместных славяно-скандинавских морских походах имеются свидетельства и во многих источниках XI-XII вв. (21). С глубокой древности балтийские славяне принимали участие и в обширной морской торговле, которая велась на Балтийском: море (22). Об этом свидетельствуют многие источники и археологические находки.
  Большая роль Балтийского моря в средневековой торговле достаточно хорошо известна. Правда, сейчас еще очень трудно категорически утверждать, как это делает проф. А. Стендер-Петерсен, что торговля в этом районе "с самого начала была основана на принципе обмена товаров и была по существу транзитной международной торговлей, соединявшей Восток и Запад" (23). Этот вопрос пока еще не может считаться решенным окончательно. Недаром против точки зрения, защищаемой нашим уважаемым оппонентом, выступают многие исследователи (24).
  Несколько подробнее остановимся на теории проф. А. Стендер-Петерсена о мирной колонизации свеев в районе Ладожского озера. Как известно, подобная концепция была выдвинута еще задолго до него (25). В послевоенные годы английский историк Н. Чэдвик пытался придать этой теории более основательную научную базу (26). Эта попытка английского ученого была подвергнута критике со стороны, акад. M. H. Тихомирова (27).
  Норманистская концепция А. Стендер-Петерсена все время находится в процессе развития и изменений (28 ). Некоторые аспекты этой концепции уже были подвергнуты критике рядом советских исследователей (29).
  Создавая свои теоретические построения, А. Стендер-Петерсен прежде всего исходит из социологической посылки, "что внешнее влияние или импульсы того или иного рода необходимы для того, чтобы примитивный, живущий племенными порядками народ организовался в государство" (30). Но ведь хорошо известно, что основой возникновения государства являются социально-экономические изменения, связанные с дифференциацией общества и возникновением антагонистических классов. Государства развиваются, "частью преобразуя органы родового строя, частью вытесняя их путем внедрения новых органов на их место и, наконец, полностью заменяя их настоящими органами государственной власти" (31). Внешние влияния или импульсы того или иного рода могут, конечно, в известной степени содействовать ускорению классового расслоения, но все же основой является процесс экономического развития данного общественного организма.
  А. Стендер-Петерсен, видимо, сознавая шаткость своих позиций, в дальнейшем несколько иным образом излагает основные положения своей теории. Он рисует картину того", как в X в. в "растительной жизни восточного славянства" произошел глубокий переворот, "своеобразная революция, пробудившая, славянское население" к быстрому культурному развитию. Эта "революция" была вызвана мощными внешними импульсами, носителями которых были скандинавские купцы-воины, проникшие в Восточную Европу и закрепившиеся в ее основных центрах. Они-то и образовали здесь скандинавское государство "Русь". Это государство, по его словам, было оружием господ - скандинавских высших классов - над массами восточнославянского населения (32).
  Еще более резко отличается от первоначальной трактовка этого вопроса, сделанная А. Стендер-Петерсеном в его последней статье: "Вот эти три этнические группы - скандинавы, финны и славяне и столкнулись в Приладожье. Культурный уровень их был, по всей вероятности, один и тот же, и симбиоз их был мирный. Но государственная традиция, с которой пришли в Приладожье скандинавы-свеи, была активирована здесь тем обстоятельством, что как им самим, так и финнам и славянам, не имевшим еще государственной традиции, угрожала опасность со стороны двух волжских каганатов, и поэтому в противовес волжским булгарам и хазарам, требовавшим от них дани, возникло вокруг Ладоги, а затем при Ильмене под руководством свеев первое русское государство, в создании которого принимали участие и славяне и финны" (33).
  Однако непонятно, почему у скандинавов, стоящих, по словам самого А. Стендер-Петерсена, на одном культурном уровне со славянами, государственные традиции имелись, в то время как у последних их не было (34). Почему среди трех равноценных этнических групп, мирно консолидировавшихся друг с другом, в деле образования государства руководство оказалось в руках: скандинавов? Объяснить это, видимо, можно только тем, что проф. А. Стендер-Петерсен, вынужденный перед лицом неопровержимых фактов все более и более отказываться от своей первоначальной точки зрения, продолжает упрямо отстаивать основное положение норманистов, всегда утверждавших, что славяне сами по себе были неспособны создать национальное государство. Получается так, что все якобы совершенно новые доказательства и рассуждения нашего оппонента нужны только для того, чтобы подкрепить и несколько подновить основной тезис норманистов, выдвинутый Байером еще двести лет тому назад.
  Чем же аргументирует проф. А. Стендер-Петересен свое утверждение, что организаторами государства на северо-западе Восточной Европы были скандинавы?
  Основным положением его теории является тезис, что движение норманнов на Востоке имело принципиально совершенно иной характер, чем подобное же движение на Западе. К сожалению, для подтверждения этого положения он не приводит ни одного фактического доказательства, ограничиваясь утверждением, что на Востоке скандинавы, в силу наличия здесь бесхозяйственных земель, осуществляли Landnam (мирное движение колонистов). Но археологические и антропологические исследования показывают, что на северо-западе. Руси нет никаких следов скандинавских поселений (35). Находки вещей скандинавского происхождения говорят лишь о проживании здесь отдельных скандинавских воинов и купцов. Число собственно скандинавских погребений на территории СССР исчисляется единицами (36).
  Данные топонимики также не дают оснований говорить о колонизационном движении скандинавских элементов на Русь (37).
  Вопреки утверждению А. Стендер-Петерсена о мирном характере движения скандинавов на восток, письменные источники (русские, скандинавские, латинские, византийские и арабские) сохранили много известий о крупных военно-морских походах, предпринимавшихся в VIII-X вв. какими-то "северными народами" против черноморского и каспийского побережья. Советская историческая наука никогда не отрицала того, что среди участников этих предприятий были и викинги (38 ). Эти походы являются наглядным подтверждением того, что движение "норманнов" на Западе и. Востоке по своему характеру было однопорядковым. Хронологически походы "норманнов" на Западе и Востоке происходили примерно в одно и то же время. Так, предприятия викингов на Западе отмечаются в конце VIII - начале IX вв., в это же время источники фиксируют первые морские походы против византийских владений в Черном море (39).
  В своих построениях А. Стендер-Петерсен исходит из положения, что славянское население в районе Ладожского и Чудского озер появилось в результате постеленного продвижения на север вдоль Днепра (40). При этом им совершенно игнорируется возможность того, что славянское население на северо-западе Руси могло появиться не только с юга, но также и с запада, продвигаясь вдоль южного побережья Балтийского - моря: или прямо по самому морю, оседая в устьях рек и на берегах. Ладожского озера.
  Вопрос о путях славянской колонизации на северо-западе Руси пока нельзя считать решенным. Только дальнейшие археологические исследования позволят представить более или менее ясную картину появления кривичей и словен в этом районе.
  Однако уже сейчас можно высказать, в качестве обоснованного предположения, некоторые соображения о характере процессов, происходивших в Приладожье и на Псковщине. Появление первых групп славян-кривичей на Псковщине, видимо, можно датировать VI в. н. э. (41), т.е. приблизительно тем же временем, когда в верхнем Приднепровье начинают появляться несомненно славянские курганы с сожжением и сопутствующие им селища (42). Следовательно, хронологически одновременно происходит распространение славян из среднего Приднепровья в северном и северо-восточном направлениях и появление изолированных славянских групп на Псковщине.
  Славянская колонизация северной части Восточной Европы происходила весьма быстро, можно сказать даже бурно, отдельные группы славян появляются почти одновременно во многих пунктах этой территории, уподобляясь островкам среди моря коренного населения (43).
  Кривичская культура для Восточной Европы была без сомнения пришлой. Об этом совершенно определенно свидетельствует не только своеобразный тип их погребальных насыпей, но также керамика, тип жилищ и целый ряд других признаков. Эта культура, к моменту своего появления на Псковщине, стояла сравнительно на высоком уровне развития по сравнению с предшествующей ей дьяковской культурой (44).
  Судя по всему, можно полностью согласиться с выдвинутой В. В. Седовым гипотезой о том, что первые группы славян-кривичей появились на северо-западе Руси не в результате продвижения их из областей среднего Приднепровья, а непосредственно из западнославянских земель (45).
  Еще более любопытную картину представляют древнейшие памятники словен. Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться в том, что их погребальные памятники-сопки волховского типа группируются вдоль водных систем, непосредственно связанных с Балтийским морем. Наиболее густо сопки располагаются в районе верхнего течения р. Луги (46), вдоль Волхова и южного побережья Ладожского озера (47). Между этими группами сопок нет (48).
  Данное обстоятельство наводит на мысль, что словены появились в Приладожье со стороны Балтийского моря, непосредственно из западнославянских земель. В пользу этого предположения свидетельствуют многие данные (49). Так, в новгородском языке имеется ряд признаков, родственных языку западных славян (50). Следы языкового, влияния западных славян сохранились и во многих русских говорах, связанных с новгородской областью, в том числе и в Сибири, на громадном пространстве от р. Оби до р. Колымы (51). Топонимика Новгородской земли также сохраняет в себе много следов западнославянского происхождения. Достаточно указать на то, что само название центрального географического пункта Новгородской земли - озера Ильмень полностью соответствует р. Ильменау в земле венедов. Следует также вспомнить, что память о венедах сохранилась в языке финских народов, соседних с новгородцами, которые этим словом до настоящего времени называют русских и Россию (52). Память о венедах также сохранилась и в названии одного из древнерусских племен-вятичей (53). При этом надо отметить, что "Повесть временных лет" прямо свидетельствует о том, что вятичи вели свое происхождение от западных славян (54).
  В северорусских народных вышивках отмечаются мотивы, тесно связанные с культом, существовавшим у балтийских славян (55). Пережитки церемонии со священными конями, характерные для балтийских славян, сохранились в гаданиях ярославских и костромских крестьян (56).
  Керамика, встречаемая в северо-западных русских землях, аналогична керамике, характерной для раннеславянских памятников в землях западных славян и, в частности, для районов, некогда заселенных балтийскими славянами (57). Ножи, находимые в могильниках северо-западной Руси, по своим формам, подобны ножам балтийских славян (58 ). Полностью подобны изделиям поморских городов большие гребни, орнаментированные кружками с точкой в центре и глубоко врезанными, так называемыми "плоскодонными" линиями, в большом числе встречаемые при раскопках городищ и могильников в северных и западных районах Восточной Европы (59).
  Большое количество различных вещей, имеющих полную аналогию с археологическим материалом из земель балтийских славян, было обнаружено при раскопках Гнёздовских курганов. Это дало право В. И. Сизову предполагать, что среди жителей этого поселения имелись выходцы с балтийского Поморья (60).
  Весьма похожими на сопки волховского типа являются погребальные сооружения балтийских славян. Еще в прошлом веке фон Гагеном на о-ве Рюгене было обследовано более 1500 захоронений. Среди них более половины являлись высокими курганами (до 7- 7,5 м ), представлявшими собой групповые захоронения. Почти в каждом таком кургане имелись каменные кладки, а в ряде случаев встречались и каменные ящики (61). В курганах Михайловского пепел уложен в яму, вырытую в материке под курганом, такого типа погребальный обряд встречается только у западных славян (62). Грунтовые погребения VII-VIII вв. с трупосожжением обнаружены и в районе Старой Ладоги (63).
  Число подобных примеров можно было бы значительно увеличить, однако это нам не позволяют сделать рамки настоящей статьи (64), но нам кажется, что и приведенных примеров вполне достаточно, чтобы говорить о том, что балтийские славяне без сомнения оказали громадное влияние на формирование новгородских словен и, возможно, на другие северные племена восточных славян.
  Таким образом, мы полагаем, что можно говорить о том, что колонизация северо-запада
  Восточноевропейской равнины славянами в VI-VII вв. имела двоякий характер. С одной стороны, в районы Псковщины с юго-запада продвигались кривичи, постепенно распространяясь в восточном и юго-восточном направлениях. Одновременно с ними в Приладожье появляются балтийские славяне, расселяясь по Волхову и прилегающим районам. Эти две родственные славянские группы, смешиваясь между собой, распространяются в Приильменье и вскоре достигают верховьев Днепра, где они встречаются с славянскими колонистами, продвигавшимися с юга. Данная схема значительно усложнялась неупорядоченным движением отдельных групп славян, наличием местного угро-финского населения и постоянным притоком новых поселенцев из-за моря, в числе которых были и отдельные скандинавские элементы.
  Отдельные факты из истории Ладоги, которые привлекаются проф. А. Стендер-Петерсеном для аргументирования своей теории, никак нельзя считать бесспорными. Так, например, его ссылка на то, что "история названия Ладоги убедительно показывает, что поселение ее по происхождению первоначально было финским, а не славянским" (65), основана на старых представлениях о происхождении названия этого городища. Нет никаких неоспоримых доказательств в пользу того, что финское Alode-joki [Aaldokas] лежало в основе древнерусского названия Ладога.
  Нет также никаких оснований утверждать и то, что финское название Alode-joki возникло раньше нежели славянская - Ладога. Ссылки на то, что скандинавские саги знали Aldejgju-borg, а не славянскую Ладогу, ни в коей мере не свидетельствуют в пользу этого, поскольку установлено, что сведения саг относятся к более поздней эпохе, так как они лучше знакомы с Новгородом, возникшим только в X в., чем с Ладогой, существовавшей с VII в. (66). Из этого можно сделать предположение, что скандинавский Aldejgju-borg есть позднейшее наименование славянской Ладоги, относящееся к тому времени, когда этот город уже не имел в северо-западной Руси того исключительного значения, которое принадлежало ему в более ранний период.
  Что касается древнейшего слоя ладожского городища, определенного В. И. Равдоникасом как славянское поселение, в чем сомневается проф. А. Стендер-Петерсен, то здесь можно об этом сказать следующее.
  Во время раскопок 1958 г. в горизонте "Е" были вскрыты два комплекса: жилая постройка в западной половине раскопа и сооружение в юго-восточной четверти. Жилая постройка состоит из двух частей (13,4 кв. м и 18,6 кв. м). В каждой из частей имеется печь. В меньшей части печь сложена в центре помещения, т.е. занимала положение, характерное для построек южной толщи культурного слоя городища; в большей половине она помещалась в углу, т.е. как обычно в домах верхних горизонтов. Эта постройка, соединяющая древние и более поздние черты, может рассматриваться как переходный тип между большими жилыми домами нижнего горизонта Ладоги и маленькими избами верхних культурных напластований, что является еще одним фактом, свидетельствующим о том, что никакой этнической смены основного населения Ладоги не было (67).
  Не имеют под собой никакой почвы и утверждения ряда ученых, что большие дома Ладоги принадлежали скандинавам или, быть может, финнам, а не славянам (68 ). Весь инвентарь, найденный в сохранившихся срубах этих родовых домов, убедительно свидетельствует о том, что эти постройки принадлежали славянам (69).
  В пользу славянского происхождения нижних слоев ладожского городища свидетельствует и многочисленная лепная керамика, являющаяся также важным датирующим элементом для определения хронологии горизонтов (70). Отметим, между прочим, что проф. А. Стендер-Петерсен, ставя под сомнение выводы В. И. Равдоникаса об этнической принадлежности слоев и их хронологии, ни словом ни обмолвился в отношении керамики, впрочем так же, как и о другом вещевом материале, на основании которого сделаны эти выводы.
  Палочка с рунической надписью, обнаруженная во время раскопок 1950 г., которую наш оппонент склонен расценивать как последний и наиболее убедительный аргумент, свидетельствующий о скандинавском происхождении ладожского городища, по нашему глубокому убеждению, ни в коей мере не может подтверждать эту гипотезу. Находка одиночного предмета, совершенно не связанного с окружающим его инвентарем (71), дает лишь право предположить наличие каких-то связей между славянским населением Ладоги и Скандинавией, то есть только то, что никто и никогда не ставил под сомнение.
  Все же рассуждения о том, каким образом "палочка" оказалась в Ладоге, и сейчас и в дальнейшем будут являться чистой фантазией, поскольку число возможных вариантов настолько велико, что на каждое предположение может быть выдвинуто сотни контрпредположений, одинаково "убедительных" по своей достоверности. Поэтому нам кажется, что по этому поводу нет никакого смысла "ломать копья".
  Нельзя обойти молчанием и высказывание проф. А. Стендер-Петерсена относительно термина "Русь", являющегося "исходным пунктом" его теории. В своих работах он полностью придерживается этимологии этого термина, обоснованной ранее Р. Экбломом (72). При этом наш уважаемый оппонент склонен "считать вопрос о происхождении термина "Русь" окончательно решенным" (73). Следует отметить, что та или иная историческая концепция может, конечно, опираться на какую-либо этимологию, но только в качестве дополнительного аргумента. Если же теория построена исключительно на этимологии, то она, естественно, теряет право на историческую достоверность. Это особенно касается термина "Русь", в отношении которого до сего времени исследователи, несмотря на громадное количество посвященных этому вопросу работ, не смогли прийти к единому мнению. Чтобы более или менее твердо опираться в своих построениях на этимологию термина "Русь", необходимо обосновать его происхождение новыми и более вескими доказательствами, чего, к сожалению, наш оппонент не делает. Здесь следует отметить, что А. Стендер-Петерсен давно уже пытается доказать, что равнозначность понятий "Русь" и "Варяги" содержалась в "Начальной летописи" со времени ее возникновения (74), несмотря на то, что А. А. Шахматовым уже был установлен поздний и недостоверный характер летописного рассказа о призвании варяжских князей (75).
  В заключение надо отметить, что гипотеза проф. А. Стендер-Петерсена, не подкрепленная ни одним новым фактом, говорящим в пользу выдвинутых им положений, ни в коей мере не является более достоверной, нежели все остальные построения исследователей, пытавшихся доказать, что скандинавы были организаторами первых восточнославянских государственных формаций.
  
  ПРИМЕЧАНИЯ:
  
  1. A. Stender-Petersen, Der alteste russische Staat, Historische Zeitschrift, Bd. 71, H. I, 1960, стр. 1-17; его же, Svar pa V. V. Pokhljobkins og V. B. Vilinbakhovs bemcerkninger, "Kuml", 1960, стр. 137-144, 144-352.
  2. Надо отметить, что подобное пренебрежительное отношение к балтийским славянам характерно для многих скандинавских и немецких ученых. См., например, В. Nerman, Swedish-Viking colonies on the Baltic, "Eurasia Sept. Antigua", t. IX, 1935; H. Arbman, Birka-Die Graber I, Uppsala, 1943; T. Arne, La Suede et l'Orient, Uppsala, 1914; A. Schuck, C. Hallendorf, History of Sweden, Stockholm, 1938; W. Neugebauer, Die Bedeutung des Wikingischen Graberfeldes in Elbing, "Elbinges Jahrbuch", t. XIV, 1937; K. Langenheim, Spuren der Wikinger um Truso, "Ebbinges Jahrbuch", t. XI, 1934; K. Wilde, Die Bedeutung der Grabung Wollin, Stettin, 1939; H. Janichen, Die Wikinger im Weichsel und Odergebiet, Leipzig, 1938.
  3. К. Slaski, Udfial slowian w zyciu gospodarczym Baltyku pocjatku epoki feudalnes, Pamietnik Slavianski, т. IV, 1955, стр. 241-245.
  4. H. Lowmianski, Podstawy gospodarczy formowania sil panstw slowianskich, W. 1953, стр. 101, 202; Z. Wojciechowski, Uwagi nad powstaniem panstwa polskicgo i czeskiego, Przeglad Zachodni, N 1/2, 1954, стр. 141; H. Вulin, Pocatky statu obodrickiego, "Pravnahistoricke Stude", t. IV, Praha, 1958, стр. 11.
  5. З. M. Черниловский, Возникновение раннефеодального государства у прибалтийских славян, М., 1959, стр. 78.
  6. О. Моbеrg, Svenska rikets uppkomst, "Fornvannen", 1944, стр. 159; M. Ma1оwist, Historia gospodarsza Szwesji w swietle nowyczych badan, Roczniki Dziejow Spolecznych; Gospodarczych, t. IX, 1947, стр. 109 и др.
  7. U. Kowalenko, Najdawniejste zwiazki Praslovian i slowian z Baltykiem, Przeglad Zachodni, 1951, N 1/2, стр. 8 и сл.; Националистически настроенные немецкие ученые отрицают это (см. W. Vogel, Geschichte der deutschen Seeschiffahrt, Bd. I, Berlin, 1915, стр. 150)
  8. P. Mella, III. 5.
  9. Plinii, H. N. II, 170.
  10. См. Л. Нидсрле, Славянские древности, М., 1956, стр. 38-39; О. Labuda, Vidivarii lordanesa, Slavia Occidentalis, t. XIX, 1948, стр. 79.
  11. К. Muller, Orbis habitabilis ad mentem Popm, Melae, Stuttgart, 1898, Mappaernundi, VI, taf. 7.
  12. Mon. Pol. Hist, t. I, стр. 180, 212.
  13. Magistri Adam Brem., Gesta Hammaburgensi ecclesiae pontificum ed. Schmiedler, Script. rer. Genn, in us schularum, Hannower-Leipzig, 1917, Bd. I, стр. 60.
  14. Helmoldi presbyteri Botoviensis, Cronica Slavorum ed. B. Schmedler, Script. rer. German, in us schularum, Hannower, 1937, t. I, стр. 84.
  15. Materialy zrodlowe do historii Polski epoki feudalnej, t. I, Warszawa, 1954, стр. 304-305.
  16. E. Hоrubоrg, Kampen om Ostersjon, Stockholm, 1945, стр. 41.
  17. P. Smolarek, Czy slowianie byli zeglartami? "Kurier Szszecinski", XI, N 21, 25. I. 1955.
  18. H. Falk, Altnordische Secwesen, Worter und Sachen, t. IV. Heidelberg, 1912. стр. 88-89, 94, 104.
  19. В. В. Похлебкин, В. Б. Вилинбахов, Несколько слов по поводу гипотезы проф. А. Стендер-Петерсена, "Kuml", 1960, стр. 132-133.
  20. A. Stender-Petersen, Svar pa V. V. Pokhljobkins ..., стр. 138. Столь же мало убедительными представляются нам и возражения проф. А. Стендер-Петерсена о сарматах, когда он пишет, что "наперед склонен думать, что здесь только может быть речь о переносном употреблении классического наименования варваров (вроде гуннов)" (там же, стр. 139), но не о славянах. Нельзя не соглашаться с ним, когда он писал, что "Латинисты не любили варварских имен и по мере возможности подгоняли их под известные классические имена" (A. Stender-Petersen, Varangira, Aarhus, 1953, стр. 258). Точно так же средневековые авторы поступали и в отношении славян. Специалисты неоднократно отмечали, что в средние века под именем "Сарматии" была известна в западноевропейских источниках Польша, а под именем "сарматов" - поляки и вообще западные славяне. (Т. Ulеwiсz, Sarmacja, Studium i problematyki slowianskiej XV; XVI ww, Krakow, 1950, стр. 17 и сл.; J. Kostrzewski, Pradzieje Polski, Poznan, 1949, стр. 184-185; В. Вilinski, Drogi swiata starozytnego ku Zachodnim ziemiom Polskit problem Odry, "Eos", t.XLI, z. I. стр. 176; J. Legowski, Ukatanie sie Slowian nad Baltykiem, Slavia Occidentals, t. V, 1926, стр. 203). Поэтому мы никак не можем признать правильным возражение нашего оппонента и отказаться от нашего мнения о "сарматах, под которыми в то время всегда подразумевали славян" (В. В. Похлебкин, В. В. Вилинбахов, ук. соч. стр. 133).
  21. См. например, Orderici Vitalis, Historia ecclesiasta, MGH SS, t. XX, стр. 54-55.
  22. К. Туmieniесki, Spolecznstwo Slowian lechickich, Lwow, 1923, стр. 153.
  23. A. Stender-Petersen, Svar pa Pokhljobkins ..., стр. 139.
  24. H. Arbmarin, Schweden und karolingische Reich, Stockholm, 1937, s. 11; M. Malowist, Zproblematyki dziejow gospodarczych streffo baltyckiej we wizecnym - srcduiowiectu, Rocznik Dziew Spolecznii Gospod, t. X, 1948, стр. 82 и сл.; H. Jankuhn, Haithabu, eine germanische Stadt der Fruhzeit, Hamburg, 1938, стр. 169-170; Heyd, Geschichte der Levantehandels im Mittelalter, t. I, стр. 73-75. Мы не считаем нужным подробно останавливаться на данном вопросе, так как он не имеет прямого отношения к проблеме, которая вызвала полемику между нами и проф. А. Стендер-Петерсеном, и остановились вкратце на этом только потому, что наш оппонент почему-то счел нужным сделать замечание по этому поводу, видимо, полагая, что данная проблема имеет какое-то значение в решении спора о роли балтийских славян в экономической жизни Балтийского бассейна.
  25. См. К. Тиандер, Датско-русские исследования, т. III, Птгр. 1915, стр. 172; F. Braun, Das historische Russland im nordlichem Schifttum, Festschrift fur Eugen Mogk, Halle, 1924.
  26. N. К. Сhadwick, The Beginnings of Russian History. An Enquiry into Sources. Cambridge, 1946, стр. 13. В дальнейшем к этой точке зрения присоединился С. Кросс (S. H. Cross, The Scandinavian Infeltration into Early Russia, "Speculum", vol. 21, N 4, Cambridge. Mass. 1946, стр. 505-514).
  27. M. H. Тихомиров, Откровения Чэдвик о начале русской истории, "Вопросы истории", 1948, ? 4, стр. 113-115. Положения Чэдвик были также подвергнуты критике и со стороны буржуазных ученых (Е. Amburgеr, Bericht uber die Veroffentlichungen zur Geschichte Russlands und der Sowjetunion ausserhalb der Sowjetunion 1939-1952, "Historische Zeitschrift, Bd. 183, H. 1. Munchen, 1957, стр. 147.
  28. Надо вспомнить, что в одной из своих работ А. Стендер-Петерсен даже утверждал, что норманны были прежде всего воинами и торговцами. A. Stender-Petersen, Russian Studies, Köbenhavn, 1956, стр. 37, 78.
  29. Г. Г. Литаврин, Вопросы образования древнерусского государства, "Средние века", вып. VIII, В., 1956, стр. 386-395; И. П. Шаскольский, Норманская теория в современной буржуазной историографии, История СССР, N 1, 1960, стр. 229-230; его же, Современные норманисты о русской летописи, в сб. "Критика новейшей буржуазной историографии", М., 1961, стр. 73-335, В. П. Шушарин, О сущности и формах современного норманизма, "Вопросы истории", 1960, N 8, стр. 92-93.
  30. A. Stender-Petersen, Das Problem des altesten byzantinisch-russisch-nordischen Bezeihungen, X Congress Internationale di Sciente Storiche Relazioni, vol. III, стр. 168.
  31. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, М. 1953, стр. 111.
  32. A. Stender-Petersen, Geschichte der russische Literatur, Munchen, 1957, Bd. I, стр. 7-14.
  33. A. Stender-Petersen, Svar pa V. V. Pokhljobikins ..., стр. 144.
  34. Интересно отметить, что в другой своей статье А. Стендер-Петерсен иронически пишет: "Исходя из таких, фактически романтических представлений о преимуществах норманской цивилизации, сообщение летописи Нестора истолковывалось то как свидетельство того, что древняя Русь, не имевшая государственности, была завоевана инициативными и предприимчивыми норманнами, ..." См. A. Stender-Petersen, Der alteste russische Staat, стр. 4.
  35. В. В. Седов, Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода, Сов. Археология, т. XVIII, 1957, стр. 190-228.
  36. А. В. Арциховский, Русская дружина по археологическим данным, "Историк-марксист". 1939, N 1, стр. 193-194.
  37. Е. А. Рыдзевская, К варяжскому вопросу, Изв. АН СССР, 7-я серия, Отделение общественных наук, N 8, 1934, стр. 616.
  38. См. Б. Д. Греков, Киевская Русь. М., 1953, стр. 561.
  39. В. Г. Васильевский, Житие св. Стефана Сурожского, ЖМНПр, 1889, ? 6, тер. 439 и сл.
  40. A. Stender-Petersen, Svar pa V. V. Pokhljobkins ..., стр. 144.
  41. П. Н. Третьяков, Сев. восточнославянские племена, МИА, N 6, 1941, стр. 43.
  42. П. Н. Третьяков, Локальные группы верхнеднепровских городищ и зарубинецкая культура, Сов. Археология, 1960, N 1, стр. 45.
  43. X. А. Моора, О древней территории расселения балтийских племен, Сов. Археология, 1958, N 2, стр. 28.
  44. С. А. Тараканова, Раскопки древнего Пскова, КС ИИМК, вып. XXVII, 1949, с. 108.
  45. В. В. Седов, Кривичи, Сов. Археология, 1960, N 1, стр. 58-59.
  48. Н. Н. Чернягин, Длинные курганы и сопки, МИА, N 6, стр. 96.
  47. Н. Е. Бранденбург, Курганы южного Приладожья MAP N 18, 1895, стр. 139-140.
  48. В. В. Седов, Этнический состав населения сев.-зап. земель ... стр. 207.
  49. Начиная с С. Герберштейна многие исследователи высказывались за то, что в формировании сев. группы восточного славянства приняли участие балтийские славяне. В XVIII в. об этом писали М. В. Ломоносов и В. К. Тредъяковский. Начиная с XIX в. в пользу этого предположения высказывались очень многие ученые (укажем только некоторых из них: М. Т. Каченовский, А. А. Котляревский, И. Первольф, И. И. Срезневский, С. Гедеонов, И. Забелин, М. Любавский, Н. С. Державин, Д. К. Зеленин, В. В. Мавродин).
  50. Д. К. Зеленин, О происхождении северновеликорусов Великого Новгорода, Доклады и сообщения ин-та языкознания, N 6, 1954, стр. 76; П. Я. Черных, К вопросу о происхождении имени "Варяг", Уч. зап. Ярославского пед. ин-та, вып. IV, русское языкознание, 1944, стр. 76; К. О. Малоковский, Критическое исследование о происхождении Великого Новгорода, Временник Имп. моск. общ. истории и древностей российских, т. XII, стр. 21; П. Лавровский, О языке северных русских летописей, СПб., 1852, стр. 131; А. Селищев, Соканье и шоканье в славянских языках, Slavia, 1931 Roc. X N 4, стр 719; Н М. Петровский, О новгородских "словенах", Изв. ОРЯС, т. XXV, 1922, стр. 383 и др.
  51. См. Л. Л. Васильев, О случаях сохранения общеславянской группы de в одном из старых наречий русского языка, Русский филологический вестник, 1907, N 4, стр. 263-264; Н. Каринский, Язык Пскова и его области в XV в., СПб., 1909, стр. 184-187; П. Я. Черных, Историческая грамматика русского языка, М., 1954, стр. 91.
  52. X. А. Моора, Вопросы сложения эстонского народа и некоторых соседних в свете данных археологии, Вопросы этнич. истории эстонского народа, Таллин, 1956, стр. 104.
  53. Ф. Браун, Разыскания в области гото-славннских отношений, Сб. ОРЯС, т. 44, N 12, 1899, стр. 334.
  54. Повесть временных лет, т. I, M. 1950, стр. 14.
  55. Л. А. Динцес, Дохристианские храмы Руси, Сов. Этнография, 1947, N 2, стр. 85 и др.
  56. И. И. Срезневский, Исследования о языческом богослужении древних славян, СПб., 1848, стр. 82-83.
  57. Я. В. Станкевич, Керамика нижнего горизонта Ст. Ладоги, Сов. Археология, т. XIV, 1950, стр. 195; ее же, Классификация керамики древнего культурного слоя Ст. Ладоги, Сов. Археология, т. XV, 1951, стр. 235; Г. П. Смирнов, Опыт классификации керамики древнего Новгорода, МИД, ? 55, 1956, стр. 236; А. А. Спицын, Гнёздовские курганы в раскопках С. Сергеева, Изв. Археологической комиссии, 1905, вып. 15, рис. 124, 126 (1-9), 133, 137, 139, 140; А. В. Арциховский, Курганы вятичей, М., 1930, стр. 92.
  58. А. В. Арциховский, ук. соч., стр. 95.
  59. В. И. Сизов, Курганы Смоленской губернии, MAP, N 28, 1902, табл. VI, рис. 4, 5, 7; Д. Эдинг, Сарское городище, Ростов, 1928, табл. IV, рис. 9; С. А. Тараканова, Раскопки древнего Пскова, КС ИИМК, вып. 27, рис. 39; ее же, Псковское городище, КС ИИМК, вып. 62, рис. 21. Многочисленны находки подобных гребней и в Ст. Ладоге. Параллели см. W. Lоsinski, E. Tabaczynska, Z badan nad rzmioslem wl wczesnosredniowiecznym Kolobrzegu, Poznan, 1959, tabl. II, стр. 85; К. Wilde, Die Bedeutung der Grabung Wollin 1934, Hamburg, 1953, стр. 72, 78, tabl. Vb; H. Jankuhn, Die Ausgrabungen im Haithabu (1937-39), Berlin-Dahlew, 1943, стр. 156, fig. 79, g, h, n.
  60. В. И. Сизов, ук. соч., стр. 123.
  61. v. Нagеn, Zweiter Jahresbericht der Gesellschaft fur Pommersche Geschichte und Alterhumskunde, Neue Pommersche Provinzialblatter, Bd, II, стр. 232; Bd. III, стр. 315.
  62. Д. С. Авдусин, Варяжский вопрос по археологическим данным, КС ИИМК, вып. 30, 1949, стр. 6.
  63. С. Н. Орлов, О раннеславянском грунтовом" могильнике с трупосожжением, в Ст. Ладоге, Сов. Археология, 1960, N 2, стр. 253.
  64. Подробнее см. нашу статью в "Slavia Occidenteilis", t XXII, 1962.
  65. A. Stender-Petersen, Svar pa V. V. Pokhljobkins ..., стр. 141.
  66. Е. А. Рыдзевская, Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе, КС ИИМК, N 11, 1945, стр. 52.
  67. К. Д. Лаушкин, Раскопки в Старой Ладоге, ИИМК, N 81, 1960, стр. 74.
  68. Н. Arbman, Ivear iosterviking, Stockholm, 1955 [Рецензия на эту книгу - Т. Arne, " Fornvannen", 1956, стр. 294].
  69. A. Petterova, Staroslovanske velkorodinne domy, "Vznik a pocatky Slovanu, c. II, Praha, 1958, стр. 305-314.
  70. См. Я. В. Станкевич, Керамика нижнего горизонта Ст. Ладоги, стр. 187-216.
  71. См. В. И. Равдоникас, К. Д. Лаушкин, Об открытии в Ст. Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 г. Скандинавский сборник, т. IV, Таллин, 1959, стр. 36-42.
  72. К. Еkbl m, Vus - et Rareg - dans lesnoms de lien la region de Novgorod, Archives d'Etudes Orientalis, t. VII, Stockholm, 1915.
  73. A. Stender-Petersen, Varangica, Aarhus, 1953, стр. 242.
  74. A. Stender-Petersen, Rus' Frage, Varangica, стр. 65-87.
  75. А. А. Шахматов, Сказание о призвании варягов, СПб., 1904, стр. 36-40, 51-52, 74-79, 81-82. См. также: Д. С. Лихачев, Повесть временных лет, т. 2, М., 1950, стр. 212, 243; А. Н. Насонов, Начальные этапы киевского летописания, проблемы источниковедения, т. VII, 1959, стр. 450-452.
  76. Н. Lоwmianski, Zagadnienie roli normanow w genezie panstw slowianskich, Warszawa, 1957, стр. 129.
  
  
  (С) В.Б. Вилинбахов. Несколько замечаний о теории А. Стендер-Петерсена - Скандинавский сборник VI (Тартуский государственный университет), Эстонское государственное издательство, Таллин, 1963, тир. 1500 экз., стр. 323-339.

***

  
  Г.И.АНОХИН
  

НОВАЯ ГИПОТЕЗА ПРОИСХОЖДЕНИЯ ГОСУДАРСТВА НА РУСИ

  
  Нет в истории России вопроса, который не вызвал бы столь продолжительные, ожесточенные и с участием сотен ученых споры, чем вопрос, "откуда есть пошла земля русская", кто такой Рюрик и его "варяги", отождествляемые русскими летописями с "русью".
  Еще профессор Санкт-Петербургской Академии наук немец Т. 3. Байер, не знавший русского языка, а тем более древнерусского, в 1735 г. в трактате на латинском языке (1) высказал мнение, что древнерусское слово из летописей - "варяги" - это название скандинавов, давших государственность Руси. В поисках соответствующего термина в древнесеверных языках, Байер нашел, однако, лишь единственно приближенно напоминающее "варяг" слово "вэрингьяр" ("vaeringjar", имен, падеж множ. числа); лингвисты до сих пор затрудняются хотя бы искусственно смоделировать именительный падеж единственного числа от этого термина. Больше того, "вэрингьяр" упоминается в древнесеверных источниках для обозначения "наемных телохранителей византийских императоров", как правило, называвших себя "русами" по происхождению, а не "норманнами" или "свеями", то есть прямо никак не свидетельствовали о своей причастности к Скандинавии.
  Тем не менее, именно Байер заложил основу так называемой норманской теории происхождения государственности на Руси. И в XVIII в., и в последующие два с половиной столетия гипотеза Байера нашла поддержку эрудитов как из числа германоязычных ученых (Г.Ф.Миллер, А. Л. Шлё-цер, И. Э. Тунман, X. Ф. Хольманн, К. X. Рафн, А. А. Куник, В. Томсен, Ф. А. Браун, Т. Я. Арне, Р. Экблом, М. Р. Фасмер, А. Стендер-Петерсен) в России и за рубежом, так и среди русскоязычных (Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский, М. Н. Погодин, А. Л. Погодин, А. А. Шахматов, В. А. Брим, А. А. Васильев, Н. Г. Беляев, В. А. Мошин, В. Кипарский). А патриотический запал М. В. Ломоносова, С. П. Крашенинникова и др., как и нестандартные по форме сочинения Ю. Венелина дали повод норманистам обвинять этих и последующих антинорманистов в том, что их сочинения - всего лишь плод патриотических настроений или хуже того - фантазия дилетантов.
  В итоге дискуссий сложились мощные, живые и поныне, "норманская" и "антинорманская" школы. При этом среди "антинорманистов", многие (например, И. П. Шаскольский) соглашаются с тем, что варяги - скандинавы, и одновременно утверждают, что они не принесли государственность на Русь, а лишь сыграли некоторую политическую роль как наемники при княжеских дворах и были ассимилированы славянами (2).
  А. И. Попов, подвергший эти тезисы критике, назвав "бесплодными" споры "норманистов" и "антинорманистов". Не приводя какие-либо новые аргументы, он утверждает, что "происхождение слова варяг, несомненно, скандинавское - именно в силу того, что варяги являлись на Русь из северогерманских земель и исполняли здесь обязанности наемных дружин" (3). По-видимому, правильнее будет называть антинорманистами только тех ученых, которые в поисках объективных фактов нашли и отстаивают свидетельства того, что варяги и тождественные им русы - славяне. Столетие назад к ним относились ведущие антинорманисты С. А. Гедеонов и Д. И. Иловайский, а еще раньше - Александр Васильев (не путать с упомянутым выше норманистом А. А. Васильевым!), опубликовавший книгу (4), так и остающуюся поныне незамеченной историками.
  В наши дни к серьезным выводам пришли независимо друг от друга лингвист П. Я. Черных, историки В. Б. Вилинбахов и А. Г. Кузьмин, причем последние двое выводили варягов из западных славян южной Прибалтики - от венедов Поморской Руси (Померании). Археолог П. Н. Третьяков на своей картосхеме вовсе не оставляет места славянам, южная Прибалтика западнее устья Вислы у него заселена германскими племенами, а пруссы и венеды отнесены к балтийским, венеды даже к германским племенам!
  Одной из последних публикаций, рассматривающих проблему истоков государственности на Руси является книга Р. Г. Скрынникова "История Российская". Автор не только высоко оценивает вклад скандинавского элемента в строительство древнерусского государства, но и настаивает на постоянном активном влиянии норманнов на характер формирующейся державности Руси; он пишет о "решающем влиянии на эволюцию русского общества... военной организации норманнов". По его мнению, лишь в XI в. славянская "ассимиляция русов (по мысли Скрынникова- норманнов) зашла так далеко, что пришлые скандинавы воспринимались ими как чужеземцы". А. А. Горский рассматривает первое государство восточных славян, как "государство или конгломерат конунгов", то есть князей скандинавских с норманскими же титулами власти, хотя он же признает тот общеизвестный факт, что в упоминаемой иностранными авторами Руси для IX столетия "не названо ни одного имеющего к ней отношения населенного пункта или личного имени", "где располагалась в это время Русь, кто и когда ее возглавлял". Не раз упомянутый меридиональный, на 1200 км "путь из варяг в греки" по рекам в пределах расселения восточных славян не получил объяснения. Другой автор - В. Я. Петрухин остается на позициях норманиста: он признает призвание норманнов для создания государства восточных славян, толкует термины "варяг" и "русь", как соционимы, то есть как норманских дружинников, а не сам этнос. Антинорманнист Вилинбахов трактовал варягов совсем не как норманнов, и вообще не как скандинавов, а как кельтов из южной Прибалтики (5).
  И норманисты, и антинорманисты, ссылаются на Лаврентьевский список летописи. При этом большинство антинорманнистов, как и все норманисты сходятся на том, что варяги и русы - скандинавы. Этот источник использует большинство как отечественных, так и зарубежных специалистов варяжской проблемы, исходя из того, что он самый древний из уцелевших, а следовательно менее всех других подвергшийся поздним правкам переписчиков-соавторов.
  "В лето 6367. Имаху дань Варязи из заморья на Чюди и на Словенехъ, на Мери и на всехъ Кривичехъ; а Козари имеху на Полянехъ, на Северехъ, и на Вятичехъ, имаху по беле и веверице отъ дыма.
  В лето 6368. В лето 6369. В лето 6370. Изъгнаша Варяги за море и не даша имъ дани, и почаша сами по собе володети; и не бе въ нихъ правды, и въста родъ на родъ, быша въ нихъ усобице, и воевати почаша сами на ся. Реша сами въ себе: "поищемь собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву". Идоша за море къ Варягомъ к Руси, сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзш зовутся Свое, друзш же Урмане, Анъгляне, друзш Гъте; тако и си. Реша Руси Чюдь, Словени и Кривичи: "Вся земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нетъ; да пойдете княжить и володети нами". И избрашася 3 братья съ роды своими, пояша по собе всю Русь, и придоша; старейший Рюрикь седе в Новеграде, а дргой Синеусъ на Белеозере, а третий Изборьсте Труворъ. От техъ прозвася Руская земля, Новугородь-ци: ти суть людье Ноугородьци от рода Варяжьска, преже бо беша Словени. По дву же лету Синеусъ умре, и брать его Труворъ, прия власть Рюрикъ; и раздая мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро. И по темъ городомъ суть находници Варязи; а первий насельници во Новегороде Словене, Полотьски Кривичи, въ Ростове Меря, в Белеозере Весь, въ Муроме Мурома, и теми всеми обладаша Рюрикь..." (6).
  Данная цитата из Лаврентьевской летописи и является камнем преткновения, поскольку именно из толкования ее, возникли два противоположных научных течения.
  Байер и его последователи норманисты события из Лаврентьевской летописи толкуют таким образом, что славянские и финно-угорские племена Приильменья, не сумев сами у себя порядка добиться, призвали из-за Балтийского (Варяжского!) моря наемных скандинавских (варяжских!) князей с дружиной. Но право же, Лаврентьевская летопись ни в приведенном выше списке, ни при сравнительном изучении других (например, Ипатьевского, Троицкого, Хлебниковского, Радзивиловского и Новгородского 1-го списков) не дают оснований для подобных толкований.
  Лаврентьевская летопись была составлена в 1111-111З годах по преданиям, при участии или полном авторстве ученого монаха Киево-Печерского монастыря Нестора, никогда не бывавшего в Новгородской Руси и писавшего в данном случае о событиях 200-300-летней давности. В трактовке интересующих нас событий могут быть и даже естественные неправильности, ибо Нестор был здесь отчасти компилятором уже существующей летописи, где отразились также вкрапления предшествующих переписчиков, а в еще большей степени может быть следовал установившейся устной традиции, в которой, как и в каждом фольклоре, возможны варианты. Очевидно он и сам искал обоснования знатного (княжеского, королевского) происхождения рода Рюриковичей, ибо в XII в. породнившемуся с императорскими и королевскими родами Европы дому Рюриковичей нужно было достойно выглядеть на должном генеалогическом уровне.
  И все же нельзя согласиться с утверждением Шаскольского о том, что, "приписывая Байеру создание норманской теории, наши историки тем самым сильно преувеличивают роль этого ученого в русской историографии. В действительности, построение о возникновении Русского государства в результате "призвания варягов" было сконструировано еще на рубеже XI-XII веков составителем Начальной летописи. Байер лишь нашел в летописи это давно возникшее историческое построение и изложил его в наукообразной форме" (7).
  Только и ответишь на это: как же понимать цитированный выше текст летописи? Изучение соответствующей антропонимической литературы, позволяет сделать вывод, что имен Синеус и Трувор (Трувол) у скандинавов вовсе не было. Поэтому некоторые норманнисты так трактуют текст Лаврентьевской летописи: Рюрик пришел с "синехюс" и "тру вор" (скандинавские слова - "свои дома" и "верная дружина"). Но ведь и имя Рюрик встречается в скандинавских именниках настолько редко, что современные антропонимические справочники отсылают нас к этому же "Рюрику легендарному в Новгороде", ничего не зная о нем по скандинавским материалам, а при упоминании о самом якобы призвании в Новгород ссылаются только на Нестерову летопись.
  Но зачем было славянам призывать к себе для наведения порядка и устройства твердого правления какого-то безвестного князя? Ведь в Скандинавии (Швеции, Норвегии и Дании), как явствует из древнесеверо-германской литературы, никогда не было чем-нибудь примечательного и известного Рюрика, которого можно было бы призвать для этой цели. Наиболее выдающийся из скандинавских Рюриков был мелкий удельный князек в Норвегии, организовавший заговор против короля Олава Харальдссона и, преданный соучастниками, ослепленный по королевскому приказу. Когда же, слепой, он пытался позже заколоть короля ножом, тот приказал сослать его в Исландию, и там этот Рюрик Дагссон умер. Да и время правления Олава Харальдссона (1016-1030) значительно более позднее, чем "призвание варягов".
  Представляется, что толковать древние тексты можно лишь привлекая данные многих наук. Не только ономастики (науки об именах собственных) и не только через лингвистические выкладки, иногда пропуская их для "необходимой переплавки" через пласт иноязычных народов, как это делают многие филологи, а главным образом путем выяснения этимологии этих имен собственных из языков местных, современных изучаемой эпохе народов, и соответствия их экологии. Важную контрольную задачу несет, например, археология. Отечественные археологи за полвека проделали гигантскую работу в Приднепровье и в Новгороде. С 1966 г. экспедиция А. Ф. Медведева много лет подряд производила раскопки в Южном Прильменье - в Старой Руссе. Попытка некоторых ученых сразу же привязать те или иные археологические культуры к определенным этносам или племенным объединениям не всегда была результативной. И все же раскопки А. В. Арциховского, Г. Ф. Корзухиной, П. Н. Третьякова, В. Л. Янина дали возможность сопоставлять данные письменной истории, ономастики и археологии для более надежной аргументации выводов из Лаврентьевской летописи.
  Из сводных сопоставимых данных мы теперь знаем, что в IX в. сквозь пласт балтийских (пралитовско-пралатышских) и финно-угорских племен, занимавших, соответственно, первые - полосу от низовий рек Неман и Западная Двина, между верховьями рек Ловать и Днепр и до верховий руки Оки, а вторые - все земли севернее, вплоть до берегов Северного Ледовитого океана, и восточнее, до границы Евразии, - пробились и осели в верховьях бассейнов Днепра, Волги и вокруг Приильменья славянские племена. Археологи считают, что они прибыли с юга, из среднего Приднепровья, некоторые лингвисты (А. А. Шахматов, например) обнаруживали в их языке следы южных диалектов восточных славян. Поскольку нас сейчас интересует версия о призвании варягов, которых призвали именно в Новгород, имеет смысл проанализировать данные об экологических особенностях новгородских земель, Приильменья. Это и сейчас, как и в прошлом - озерно-болотный край. По области разбросано около тысячи больших и малых озер, самое крупное из них Ильмень.
  Название это общеславянское, хотя обычно лингвисты считают его южнорусским или польским (8). Некоторые норманисты, утверждают, что в скандинавских языках "иллмэни" означает "злые люди, негодяи", истолковывая это в том смысле, что местные обитатели были злобны в отношении плававших там скандинавов, и те так назвали озеро. Однако эти норманисты не объяснили самого главного: почему же местные племена, финно-угорские ли, славянские ли, приняли это оскорбительное или вовсе непонятное для них название, данное проезжими бродячими дружинами не столько купцов (ибо выбор предлагаемых из Скандинавии товаров был предельно скуден), сколько грабителей, а не имели еще до появления здесь скандинавов своего, понятного им всем названия. Неужели и на это аборигены были неспособны?
  Древнерусские тексты сохранили и другие названия Ильменя, также славянские- Мойское и даже... Русское море. В него впадает 50 рек, а вытекает одна - Волхов, которая через Ладожское озеро, или Нево (финское - "болото") соединяет Ильмень с Балтийским морем. Известно, что уровень вод прежде был, по письменным источникам, да и по оценкам гидрогеологов, значительно выше, а нынешние речушки-ручейки (например, Саватейка, Псижа и Перехода) были столь полноводными, что наш этнографический информатор уроженец деревни Веряжа профессор А. В. Морозов вспоминал в беседе со мной в 1972 г. о купаниях в весьма полноводной еще в конце XIX в. р. Саватейка не только людей, но и лошадей. Нынешнее обмеление водоемов Новгородчины он относил на счет вырубки лесов и нарушения экологического гидрорежима.
  Леса и сейчас покрывают подавляющую части площади Новгородской области, кроме водоемов, крупных болотных прогалин, а также тех мест, на которых они вырублены человеком. Характерно, что самые оголенные от леса места расположены к югу и к юго-западу от "моря". Леса вырубили именно здесь на протяжении последнего тысячелетия, и мы объясним это ниже.
  Новгород впервые упоминается в летописях под 859 г., причем как город словенов. Если сравнить экологию всего Приильменья, то можно заметить, что при всех прочих равных данных с самого начала заселения словенами Приильменья неоспоримое преимущество перед Новгородом имело южное Приильменье. При тех же водных путях, одинаковых почвах, климате, заболоченности и составе флоры и фауны южное Приильменье имело два важных стратегических плюса. Во-первых, речной путь с волоками соединял именно бассейн Ловати с Западной Двиной, Волгой и Днепром, открывая таким образом выход в Балтийское, Каспийское и Черное моря. А из Волхова, на берегах которого расположился Новгород, еще нужно было преодолевать бурное "море", то есть озеро Ильмень. Во-вторых, и это наиболее существенное преимущество - в южном Приильменье бьют из-под земли естественные соляные источники, давшие в руки туземцев "золото раннего средневековья" - соль.
  Чтобы яснее была значимость этих обстоятельств, напомним, что великий торговый речной путь, существовавший по сведениям арабских источников в IX-X вв. из Каспия по Волге, пролегал далее в Балтику через Западную Двину или Днепр (опять же далее через Западную Двину), вовсе не нуждаясь для торгового обмена в бассейне Ильмень-озера; если не считать одного из важнейших товаров - соли (причем качественнейшей!), монополистом которой была Руса.
  А торговый путь из Скандинавии в Византию,- называемый "из варяг в греки" - проходивший по рекам Восточной Европы, мог бы быть в два раза короче и каждый из двух вариантов всего с одним, а не с двумя волоками меж бассейнами рек. Вот эти варианты: по Висле-Бугу и Припяти-Днепру в Черное море или же по Западной Двине, ее притоку Л учесе и Днепру.
  Открытие археологами летом 1972г. каменной крепости у впадения реки Волхов в Ладожское озеро, о которой, например, Ипатьевская летопись под 1114 годом сообщала: "В этот год Мстислав заложил Новгород размерами более прежнего. В этот же год заложена была Павлом посадником Ладога камнем на присыпке из песка" (9), что подтвердило факт мощного славянского форпоста на севере на месте прежде деревянной крепости, по существу замыкавшего и делавшего безопаснее от пиратов "путь из варяг в греки", то есть торговый путь самих славян по своим землям в Византию, а не скандинавов через пласты финно-угорских и славянских земель.
  Да и традиционные товары, продаваемые русами в Византии, свидетельствуют в пользу славян: в Царьград доставлялись меха, мед и воск, а также рабы (пленники, захваченные в стычках со степными кочевниками). Неужели скандинавы доставляли рабов из Скандинавии или отправлялись на торговлю, еще не имея товара, - надеясь захватить живой товар в боях, пробиваясь через гущу народов?! В Царьграде тюрки-кочевники продавали в рабство славян, русы - тюрков-кочевников, скандинавы в числе этих товаров там не значились. А меха, воск, мед - тоже брали с собой скандинавы в военные экспедиции, снаряжавшиеся для захвата основного товара - рабов? К тому же на Руси пушнины, меда и воска было несравненно больше, чем в суровой Скандинавии?
  В древности по всей Восточной Европе соль для питания населения поставлялась: для Галицкой и Киевской Руси - из Прикарпатья (Коломыя, Перемышль, Удеча, Бохни и Величка), для крайних северных финно-угорских племен - с берегов Белого моря (соль-морянка), для прибалтийских племен и кривичей - из местных незначительных источников, отчасти морская. Но с самого начала расселения славян в Приильменье особое значение имела соль, добываемая из местных, бьющих из-под земли рассолов. Не может быть, чтобы это богатство не было освоено местными финно-угорскими аборигенами еще до прихода сюда славян. Совершенно очевидно, что пришедшие сюда в VIII или в первой половине IX в. словене, не знавшие искусства солеварения, освоили его и стали развивать соляной промысел, то ли с помощью местного населения, захватив в свои руки сбыт-продажу, или же отобрав у финно-угров и само солеварение.
  У слияния рек Полисть и Порусья возник или развился на месте существовавшего финно-угорского поселения город солеваров Руса. Солеварение с тех пор именовалось "русское хозяйство" ("хозяйство рушан", как назывались, согласно письменным свидетельствам разных народов, и называются в течение всего прошедшего тысячелетия, до наших дней, жители этого города - в современном городе Старая Русса).
  Часть историков (например, В. О. Ключевский, Е. А. Рыдзевская) склонны видеть в термине "рус" даже не столько этническую, сколько социально-экономическую характеристику более дородной, родовитой части общества Руси. И они правы. Ибо кто бы ни пытался объяснить значение слова "рус", "русь", "рось" лингвистически, будь то из славянских, германских (в частности, из готского), древнегреческого или других индо-европей-ских, а также финно-угорских языков, все неизбежно склоняются к тому, что слово это означает "дородный", "богатый" или имеет аналогичную социальную окраску. Об этом же свидетельствуют и древнерусские летописи, отмечающие лучшую оснастку судов русов, лучшее оружие. Вероятно, это вообще общее древнее индо-европейское и финно-угорское слово, имеющее то же значение и в славянских племенных говорах. Так, в рассказе о походе князя Олега в 907 г. на Царьград говорится: "И рече Олегъ: исшийте пpе паволочиты Руси, а Словеномъ кропиньныя (10) ("И говорит Олег: исшейте паруса шелковые руси, а словенам крапивные"). Нередки в летописях указания на недовольство прочих славян тем, что русы богаче и лучше оснащены. Богатство, а затем и более высокое социально-экономическое положение по сравнению с прочими социальными группами славян Восточной Европы, в том числе и словенами, к племенной группе которых они относились, дали русам при их первичной независимости от кого-либо доходы от продажи добываемой на их земле соли.
  Итак, в Южном Приильменье наметилась с IX в. социально-экономическая верхушка "русь" - как среди восточно-славянских, так и финно-угорских племен. Больше того, если слово "русь" означало у всех индоевропейских народов "богатый", "дородный", даже "знать" (для раннего средневековья иногда даже "княжеский дружинник"), то "славянин" в восточно-славянском обществе означало "простолюдин". Таким образом, "русь" и "славянин" выступают не только и не столько в значении этнонимов внутри славянского общества, сколько в значении соционимов. В германских и романских языках как, раннесредневекового времени, так и в современных, повсеместно обнаруживаются оба эти значения - соционима и этнонима. Причем в современных языках незначительные фонетические нюансы понимания термина как соционима или этнонима нашли отражение также и в письменной форме. Правда, в романских и германских языках восточно-славянскому "простолюдин" соответствует значительно более контрастная социальная оценка - "раб". Так, в немецком: Sklave- раб, Slave - славянин; в английском: Slave, Serf - раб (вторая форма отражает латинскую, и это находит свою параллель: серб - этноним, и соционоим!); во французском: esclave - раб, slave - славянин; в испанском: esclavo, siervo (опять параллель с латинским - раб, eslavo - славянин). Занятия приильменских русов солеварением и торговля солью в Новгороде, а также повсеместно на севере среди славян и финно-угорских племен дали этим рушанам экономическое богатство, образовали среди них сгусток руси, и этот соционим стал синонимом наименования местных словен. И это наименование в большей степени носило значение как раз соционима, а не этнонима, не название какого-то особого, чужеязычного или славянского же, но отдельного от последнего племени, как толкуют многие летописи Нестора.
  Итак, сущность термина "русь" - соционим, а не этноним. То обстоятельство, что южноприильменские славяне отличались от всех других славян (новгородских льноводов, рыбаков, животноводов и земледельцев) дополнительным специфическим хозяйственным занятием - солеварением - должно было дать синоним их названия по хозяйственному признаку. И корень "вар" (от глагола "варити", то есть выпаривать соль) лег в основу синонима названия русов - варяг, варяга и, то есть солевар! (11).
  Ни из каких скандинавских языков лингвистически невоспроизводимы существительные с суффиксом "- яг", "- яга". В скандинавских же они вполне закономерны, например, в древнерусском "бродить" - бродяг, -а, "милый" - миляг, -а, "делить, деловой" - деляг, -а, "работать" - работяг, -а и т. п. (12). Это показал в 1944 и в 1958 гг. лингвист П. Я. Черных, подвергнувший пересмотру термин "варяг" и доказавший несостоятельность производства его из скандинавских и закономерность славянского его происхождения. Правда, он подошел как чистый лингвист, не учитывающий экологии и хозяйственных занятий племен изучаемой территории, а больше знающий позднейшее значение "варяга" как наемника. Поэтому и выводил его из славянского "варити" - охранять, варач - охранник (13).
  Ничего нет удивительного в том, что в летописях подчеркивается тождество между "русь" и "варяг", а с другой стороны, никакого противоречия нет и в том, что в летописях утверждается: "Отъ техъ (Варягъ) прозвася Руская земля, Новугородьци: ти суть людье Ноугородьци от рода Варяжьска, преже бо беша Словени", или в другом месте летописи: "И беша у него Варязи и Словени и прочи прозвашася Русью" (когда хотели по примеру богатых южных приильменцев подчеркнуть дородность всех прочих славян-дружинников князя), или: "А Словеньскый язык и Рускый одно есть"! О каком тут можно говорить смешении Нестором понятия русов и варягов с иноязычными и иноверными скандинавами и как тут можно удивляться, что варяги, русы и прочие славяне говорят на понятном всем им, точнее - на одном языке?
  При прочих равных условиях, в которых находились населенные пункты всего Приильменья и Новгорода, Руса имела несравненное предпочтение перед всеми ими. И на первых порах, что возможно отмечалось в несохранившихся первых письменных свидетельствах; она если явно не преобладала политически над всем Приильменьем (а Новгород- новый город - возможно возник позже, о чем свидетельствует и само название), то все же имела явное экономическое преобладание. Во-первых, Русь (Русу?) называют все арабские источники, говоря о торговле по великому волжскому речному пути, хотя Руса не лежала на нем, чаще всего не вспоминая при этом о Новгороде. Во-вторых, возле Русы, в Осно в устье реки Ловать, оснащались флотилии русов, идущих по пути из варяг в греки. И именно русы, может быть именно в силу оснащения в своих владениях и в то же время в силу большей действительной дородности, всегда бывали оснащены лучше. В-третьих, Железные ворота и железная цепь, преграждавшая путь судам до получения с них пошлины, согласно известной легенде, была не возле Новгорода или еще где-нибудь на пути из варяг в греки, а возле Русы, на реке Ловать. И, наконец, сам путь из варяг в греки нигде не упоминается в древнесеверогерманских письменных источниках. Более того, путь не имеет также и никакого скандинавского названия типа "путь из свеев" или "путь из урман".
  Гидронимы и топонимы носили бы следы скандинавских языков, если бы здесь были скандинавские жители - постоянные поселенцы, как склонны утверждать некоторые норманисты. Но среди гидронимов и самом Приильменье нет ни одного скандинавоязычного. Среди топонимов таковые иногда упоминаются лишь в древнесеверогерманских письменных источниках, и они не древнее XIII века! Они никогда не были в местном употреблении, как, например, тот же Хольмгард, приписываемый нор-маннистами Новгороду, или Альдейгьюборг, относимый ими же к Старой Ладоге.
  Однако в арабских источниках IX в., на которые обратил внимание еще в 1919г. А.А.Шахматов, писалось: "Что касается до Русий, то находится она на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они (русь), занимает пространство трех дней пути, покрыт он лесами и болотами; нездоров он и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по причине обилия в ней воды" (14). Когда в дренескандинавских текстах упоминается Хольмгард, то есть, в переводе, Островной город, то не исключена возможность того, что первоначально такое название относилось не к Новгороду, как утверждают норманисты, а к Русе в пору ее политической самостоятельности. Ибо то суховинное место вокруг нынешней Старой Руссы - Околорусье и прилегающие всхолмления - как раз "занимает пространство трех дней пути".
  Выше отмечалось, что уровень вод в раннем средневековье был более высоким. Даже Руса, стоящая не на берегах Ловати, а на слиянии рек Порусья и Полисть, прежде омывалась Тулебльским заливом Ильмень-озера, а теперь отстоит от берега озера на 5 км. И на всех частях этого 'острова' бьют соляные источники: помимо самой Русы, они издавна изливаются у впадения реки Мшаги в реку Шелонь (в селении Новая Соль, или Новая Русса), на реке Пола (селение Новая Русса на Поле), у деревни Ручьи (бывшая деревня Русье, невдалеке от деревни Веряжа) или обнаружены при бурении в наше время во многих других местах (деревни Буреги, Взвад и др.).
  Вообще поразительно большое количество топонимов Приильменья так или иначе имеет значение "остров", или "холм" в смысле возвышения суши над заливными лугами или болотами. Старорусский краевед М. И. Полянский в книге о своем городе, изданной в 1885 г., сообщил, что в XVI в. по одним только Новгородскому и Старорусскому уездам насчитывалось 37 населенных пунктов или пустошей с корнем "остров" в их названиях, а к 1885 г. в одном только Старорусском уезде аналогичные названия с корнем "остров" носили уже 38 урочищ и 16 населенных пунктов (15). Если к этому добавить, что немало урочищ и населенных пунктов имеют в названиях "холм", а многие - "веретье" (16), то станет ясным, насколько верны арабские свидетельства о Руси и насколько аналогичный скандинавский термин "Хольмгард" правильно характеризует все ту же Русу.
  Однако некоторые воинствующие норманисты идут еще дальше, и не просто ищут экологического соответствия этим калькам. Так крупнейший шведский специалист по варяжской проблеме Р. Экблом, написавший более 90 научных работ, в основном по варяжскому вопросу, в одной из них, специально посвященной корням "рус" и "варяг" в названиях Новгородских земель, изловчился искать происхождение всех 21 названий с корнем "рус" и 28 названий с корнем "варяг" исключительно из скандинавских языков, иногда через "переплав" финского или греческого, но только не из славянских. Нигде в Европе, кроме Приильменья, нет такого сгустка топонимов с корнями и "рус", и "варяг", как на этой малой площади.
  Другой шведский ученый Я. Сальгрен объяснял этимологию Буреги из шведского же (вот уж завидная настойчивость: что угодно, лишь бы из скандинавского!). Не менее тенденциозны усилия немецкого лингвиста М. Фасмера для объяснения этимологии "варяг". Он пишет: "Так называли на Руси выходцев из Скандинавии, др.-русск. варяг (с IX в.). См. также буряг, колбяг... Сюда же др.-русск. Варяжское море - "Балтийское море". Заимств. из др.-сканд. varing, vaering от var - верность, порука, обет, т. е. "союзники, члены корпорации" (17).
  В писцовых книгах Новгородской земли и позже опубликованных сводных списках селений и описаний их экологии и занятий в них населения, имеются интересные, но оставшиеся вне поля зрения исследователей сведения о названиях больших частей Приильменья, которые помогают, опираясь на диалекты народного русского языка, успешно продолжить дешифровку цитаты из Начальной летописи. Так, обширная болотная равнина к западу и юго-западу от Новгорода, тянущаяся от реки Веряжа до реки Луги, издревле носила название Заверяжья. На юго-западной окраине Заве-ряжье заканчивалось селением Веряжа (в трех километрах северо-западнее села Буреги), иногда, вероятно по инициативе каких-то начитанных картографов нового времени, обозначаемое на карте как Варяжье (!); там же названием Варяжья обозначается никогда не имевшая в прошлом такого названия река Саватейка. Но западный и юго-западный берег Ильмень-озера в русских письменных источниках средневековья все же именовался Варяжским, или Веряжским берегом.
  Но если Фасмер выводит все варианты "варяжа" из "варяг", видя от них множественное число в древнескандинавском "вэрингьяр" то Даль не подверженный никаким геополитическим тенденциям, приводит, как пример живого великорусского языка, слова "варяжа" - Заморская сторона (18), которое удовлетворительно привязывается к объяснению гипотезы о варягах-русах, как жителях "берега солеваров" южного Приильменья: для Новгорода вся сторона Заверяжья (за рекой Веряжа), как и весь западный и юго-западный берег "моря" были "заморской стороной".
  "Веряжа" - "варяжа" имеет прямое отношение к комплексу рабочей одежды солеваров. "Веряжа" - "варяжа", "варега" - "варежка" из толстой крапивной, льняной или конопляной ткани (посконь) были обязательной принадлежностью солевара для работы с раскаленной жаровней варницы, на которой выпаривалась соль, а для льноводов Заверяжья этот предмет был основным заказом солеваров. И само слово "веряжа", "варяжа", "варега", "варежка" произошли именно из Приильменья в тесной привязке к древнему слову солевар, то есть варяг.
  Руса, как город, то есть как селение с промыслами, рассчитанными, на торговлю (солеварением и продаже соли)***, возник еще до прихода сюда, на фино-угорские земли, славян в VIII - начале IX века.
  В 1948-1985 годах я промоделировал непосредственно на местности 17 маршрутов варягов-русов. Из них волоковые - из бассейна Ильмень-озера в бассейн Западной Двины. Я нашел шесть подтверждений тому гранитными волоковыми крестами: из бассейна Ильмень-озера в бассейн Волги (один гранитный волоковый крест); из бассейна Волги в бассейн Днепра; из бассейна Волги в бассейн Западной Двины; из бассейна Западной Двины в Днепр.
  Руса, как район, насыщенный соляными источниками, не могла разрастаться как многолюдный город из-за своего местоположения на "островах" - "холмах" - "веретиях". Экономически сильная верхушка южно-приильменских словен носила имя русов, и это нашло свое отражение в топонимах - Руса, Околорусье, Русье, или Ручье, в гидронимах - Порусья, две реки Русская, Русское море. За свои, отличавшие их от всех окружающих словен хозяйственные занятия солеварением, русы получили от остальных словен название варяги.
  Родственные единоплеменники жили, однако, по разные стороны озера - Мойского, или Русского моря, которое с полным правом мы можем теперь называть Варяжским морем. Варяги вели торговлю солью среди единоплеменников словен, в том числе и с новгородцами, а также с финно-уграми далее на северо-восток, северо-запад и юг. И конечно же, располагая хорошей дружиной для охраны своих торговых караванов, - сухопутных или, речных - они, как и все прочие славяне, не отказывались от дополнительных доходов за счет наложения дани на захваченных врасплох едино- или иноплеменников. Цитированный выше отрывок из летописи как раз отражает такое рядовое явление социально-экономического быта восточных славян раннего средневековья.
  В противоположность четко организованной социальной организации в Русе, в разросшемся Новгороде с его сильным вече избыточные свободы мешали нормальному экономическому и социальному функционированию. И новгородцы после периода смут и, убедившись в невозможности своими силами и общественными институтами навести порядок, вынуждены были призвать к себе править тех, кого они хорошо знали.
  Образец порядка являли им соседи, бывавшие у них ежегодно по многу раз - и как торговцы солью, и как дружинники со своим предводителем, жаждущим получить дань в дополнение к своим богатству и дородности. Новгородцы обратились к предводителям соседей варягов-русов, живущих за Варяжским морем (о. Ильмень) и этими предводителями оказались словене Рюрик с его братьями. Рюрик - имя чисто славянское. Оно означает "сокол-ререг", то есть "сокол малой породы". Не случайно в родовом знаке Рюриковичей присутствует этот символ - сокол. Синеус ("Синий Ус") и Трувол ("Тур Вол") также славянские имена (присутствуют в некоторых средневековых текстах).
  Чтобы удержаться у власти в Новгороде, Рюрик вынужден был привести с собой из солеваренной, варяжской Русы дружину солеваров-русов, то есть варягов; впоследствии, уже при преемниках Рюрика, факт, что Рюрик и его дружина Русы были варягами (солеварами), нанятыми для наведения порядка в Новгороде, политически трансформировал этимологию термина варяг из солевара также и в наемника, наемного дружинника. А так как и последующие князья-рюриковичи могли удержаться у власти в Новгороде и на других, подчиненных им землях Восточной Европы, лишь опираясь на наемников, которых они набирали уже не только в Русе, но и отовсюду, откуда они приходили, в том числе и у ближних и дальних финно-угров, а также скандинавских бродяг-эмигрантов, то термин варяг обрел политическое значение - "наемник".
  Руса, которая, как уже отмечалось, расшириться не могла по природным причинам и отставала в росте от Новгорода, утратила характер политически и экономически совершенно независимой единицы, превратившись в вотчину новгородских князей-рюриковичей. Новгород же в силу этого обстоятельства и укрепления феодальной верхушки в городе и в подчиненных ему землях (вероятно стараяниями выходцев-русов из социальной верхушки Русы) политически окреп и захватил главенствующее положение не только в Приильменье, но и далеко вокруг. Термин же вотчины Рюриковичей Руса и знати русов утвердился как основа государственного названия Новгородской, Карпатской и Киевской Руси. Произошла и еще одна трансформация "варягов", не политическая, а бытовая. До возвышения Рюрика варяги (солевары из Русы) вели торговлю солью далеко от Приильменья, и там повсюду термин "варяг" выглядел не как солевар, а практически - как торговец солью, как офеня, меняющий соль на другие товары 19.
  Итак, приведенная в начале статьи цитата из летописи в переводе на современный русский, должна выглядеть следующим образом:
  "В 859 году взимали дань варяги из заморья с чуди и с словен, с мери и с всех кривичей, а хозары брали с полян и с северян, и с вятичей, - брали по серебряной монете и по белке с дыма.
  В 860, 861 и 862 годах изгнали варягов за море (озеро Ильмень), и не дали им дани, и начали сами по себе править; и не было у них порядку, и пошел род на род, и были у них усобицы, и воевать начали сами против себя. И решили они сами между собою: "Поищем себе князя, чтобы владел нами и судил по закону". И пошли за море (озеро Ильмень), к варягам, к руси, как зовут сами себя же варяги; русь - это то же дружеское самоназвание, -как дружески зовут себя норманны, англичане, дружески же готы; так и эти. И сказали в (городе) Русе чудь, словене и кривичи: "Вся земля наша велика и обильна, а порядка на ней нет; пойдемьте княжить и владеть нами". И собрались три брата с семьями своими, сами возглавили всю знать и пришли. Старейший Рюрик сел в Новгороде, другой - Синеус - в Белоозере, а третий - в Изборске - Трувол. От них и прозвалась новогородская земля Русская: люди-то новгородские тоже из рода варяжского, прежде именуемого словене. Через два года Синеус умер, затем и брат его Трувол, а Рюрик принял всю власть, и роздал дружинникам своим города: этому Полоцк, тому Ростов, другому Белоозеро. И в тех городах стали находиться варяги; а первые насельники в Новгороде словене, в Полоцке кривичи, в Ростове меря, Белоозере весь, в Муроме мурома, и теми всеми владеет Рюрик".
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ:
  
  1. BAYER Т. S. De varagis. -- Commentarii Academiae PetropoJitanaae Т. IV.
  2. ШАСКОЛЬСКИЙ И, П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.-Л. 1965; его же. Варяги.- Советская историческая энциклопедия. Т. 2. М. 1962, с. 900-901.
  3. ПОПОВ А. И. Названия народов СССР. Л. 1973, с. 58, 63, 64.
  4. ВАСИЛЬЕВ А. О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика и откуда пришел Рюрик и его варяги. СПб. 1858.
  5. ЧЕРНЫХ П. Я. К вопросу о происхождении имени "варяг". - Ученые записки Ярославского гос. пед. института. Вып. IV. 1944; его же. Этимологические заметки. Варяг. -Научные доклады высшей школы. Филологические науки, N 1. М. 1958; ВИЛИНБАХОВ В. Б. (в соавторстве с В. В. Похлебкиным). Несколько слов по поводу гипотезы профессора Стендер-Петерсена. - Kuml. Aarhus, 1960; W. В. WILINBABACHOV. Przyczynek do zagaduienia trzech czrodkow dawniej Rusi. - Materyaly Zachodnio-Pomorskie, t. VII. Szczecin. 1961; его же. Балтийские славяне и Русь. - Slavia occidentales. Poznaii. 1962. Т. 22; его же. Несколько замечаний о теории А. Стендер-Петерсена. Скандинавский сборник. Вып. VI. Таллин. 1968; его же. Об одном аспекте историографии варяжской проблемы. - Там же, вып. VII. Таллин. 1963; его же. По поводу некоторых замечаний П. Н. Третьякова. - Советская археология, 1970, N 1. КУЗЬМИН А. Г. Варяги и Русь на Балтийском море. --Вопросы истории (ВИ), 1970, N 10; его же. Кто в Прибалтике "коренной"? М. 1993, с. 32; ТРЕТЬЯКОВ П. Н. У истоков древнерусской народности. Л. 1970, с. 18; СКРЫННИКОВ Р. Г. История Российская IX XVII вв. М. 1997, с. 61, 67; ГОРСКИЙ А. А. Государство или конгломерат конунгов.- ВИ, 1999, N 8; ПЕТРУХИН В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX XI веков. Смоленск. М. 1995, с. 6, 78, 79, 127.
  6. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. Лаврентьевская летопись. СПб. 1846, с. 8 и 9.
  7. ШАСКОЛЬСКИЙ И. П. Норманская теория, с. 9.
  8. См. ГОРЯЕВ Н. В. Сравнительный этимологический словарь русского языка. Тифлис. 1896, с. 122 и 187: "Ильмень см. лиман", "Лиман, малор. и лымен -ъ, -ь, старославянское лимень, польское liman"; ДАЛЬ В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. М. 1955, с. 41: "Ильмень м. астрх... озеро, в которое впадает река и из него снова вытекает; озером называется там соленое", с. 252: "Лиман, м.чрнм... морской залив, в который вышла река // длинный морской залив,... обращаемый в соленое озеро..."
  9. ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. СПБ. 1843, с. 4.
  10. Лаврентьевская летопись, с. 13.
  11. И. ДАЛЬ В. И. Толковый словарь. Т. 1, с. 166.
  12. См. Краткий этимологический словарь русского языка. М. 1961, с. 52: "варягъ... подобное древнерусскому слову работягъ".
  13. ЧЕРНЫХ П. Я. К вопросу о происхождении имени 'варяг'; его же. Этимологические заметки. Варяг.
  14. ШАХМАТОВ А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Птгр, 1919 г., с. 55.
  15. ПОЛЯНСКИЙ М. И. Иллюстрированный историко-статистический очерк города Старой Руссы и Старорусского уезда. Новгород. 1885, с. 5 и 6.
  16. По Далю, "Веретия - возвышенная, сухая, непоемная гряда среди болот или близь берега, образующая в разлив остров" (см. Даль В. И. Ук. соч., с. 180).
  17. ФАСМЕР М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М. 1964, с. 276.
  18. ДАЛЬ В. И. Ук. соч., с. 166.
  19. Там же.
  
  
  ***) Река Сала (Зале), правый приток реки Лабы (Эльбы), переводится как "солёная". И в самом деле, земля полабских славян славилась в средние века на всю Европу своим соляным промыслом - оттуда широко экспортировалась не только соль, но и солёная рыба. Таким образом полабские славяне (прежде всего лужицкие сербы-лужичи и лютичи) тоже варили соль, т.е. были "варягами", по определению Анохина. (замечание от А.П.)
  

***

  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"