Аннотация: Где-то далеко, далеко на дальнем востоке в далекой галактике император оставил империю на двух сыновей, не понимая, что из этого может произрасти большая гражданская война. Пришлось находить нетривиальный выход из сложившейся ситуации.
Осень
"...Но как меркнет в небесах
Солнце на закате дня,
Как скрывается луна
Между облаков.
Будто водоросль морей,
Надломилась вдруг она,
Будто клена алый лист.
Отцвела навек".
(Какиномото Хитомаро)
Чай-Хо-Ган надел на правую руку боевые когти. До хруста в суставах сжал кулак, любуясь вороненой сталью. В этот миг в его глазах вспыхнул хищный огонь. Он представил себе, как вонзает эти когти в горло Таун-Хо-Гана. Брат падает, издавая хриплые и булькающие звуки. Хватается за горло, стараясь зажать смертельную рану, но сквозь его дрожащие кривые пальцы бьют фонтаны алой крови. Таун-Хо падает на пол, протягивает руку в просительном жесте. Но Чай-Хо будет неумолим. Всю семью брата вырежут этой ночью. Его змея-жена подохнет на конюшне в руках озверевшей солдатни. Двоих его придурковатых ублюдков Чай-Хо задушит собственноручно. Замок Чагур будет очищен от скверны и там воссядет его старший сын. Ведь это не просто замок, Чай-Хо не просто так прицепился к этой крепости. Именно в замке Чагур в тайной часовне проходила коронация всех императоров уже в течение более трех веков, да собственно с первого дня возникновения империи. И когда отец отдал провинцию Лю-Тай и легендарный замок младшему брату, у старшего естественно возникли подозрения, уж не решил ли папочка, вопреки традиции, оставить империю младшему сыну. И с того дня он не просто обозлился на брата, в нем родилась ненависть, которая крепла с каждым днем и вскоре эта ненависть стала такой огромной что могла разорвать его изнутри, ну ничего уже скоро эта ненависть будет сполна удовлетворена.
Неожиданно громкий шум поднявшийся во внутреннем дворе отвлек Чай-Хо-Гана от приятных мыслей. С неохотой он снял боевые когти и выглянул в раскрытое окно. Его кабинет и личная оружейная комната находился во флигеле, широкие окна которого выходили во внутренний двор. По всей видимости, только что прибыл посыльный. Только что это за посыльный, из-за которого поднялся такой шум?
Два стражника и около десятка воинов столпились возле какого-то ужасно худого человека. Воины говорили все сразу и были ужасно возбуждены, потому разобрать в чем дело было просто немыслимо. Чай-Хо не стал дожидаться пока посыльного приведут к нему лично, и решился сам спуститься во внутренний двор. Уж очень ему было интересно узнать, что так возбудило воинов. Едва стражник открыл перед ним скрипучую дверь, наместник провинции Заюн увидел перед собой шатающийся ужас. Иначе это описать было невозможно. Прямо напротив двери стоял его посланник при дворе императора, почтенный Юй-Чи. Вернее будет сказать некогда почтенный, так как от почтенности и былой солидности не осталось и следа. Когда-то это был высокий и статный мужчина, великолепный дипломат и что самое главное лично преданный Чай-Хо. Можно сказать кровно заинтересованный в его процветании, так как единственная дочь Юй-Чи была наложницей наместника. А свою поздно родившуюся дочь он любил больше жизни. Но вот только теперь от этого славного человека осталась только тень. Чай-Хо не сразу понял, почему некогда стройный Юй-Чи показался ему таким вдруг исхудавшим. У дипломата были отрублены руки и не просто отрублены, а буквально вырваны из плечевых суставов, после чего злодеи прижгли страшные раны коленным железом. К его груди медными гвоздями была приколочена деревянная табличка. Рот Юй-Чи был так широко открыт, что казалось он, хочет проглотить весь мир за один раз. Из открытого рта стекали потоки слюны и крови, и там явно отсутствовал язык, и его тоже, скорее всего, вырвали, а не отрезали. Чтобы такое сотворить нужно применить специальные инструменты и при этом человек это делавший должен быть чрезвычайно сильный, потому как язык самая мощная мышца в организме человека. Довершали ужасающую картину глаза, которые подобно гниющим фруктам свисали прямо из черепа на нервных окончаниях. По всей видимости, Юй-Чи был опоен соком дьявольского кактуса и сейчас абсолютно ничего не ощущал, находясь в стране грез и кошмаров. Страшно было себе представить, что с ним произойдет, когда действие дурмана окончиться.
Чай-Хо даже вообразить не мог, кто осмелился так поступить с его послом в метрополии. Борясь с омерзением, он подошел ближе и прочитал то, что было написано на деревянной табличке. И от прочитанного пришел в еще больший ужас, чем от вида истерзанного тела.
"Вы два выродка. Больше не можете быть моими сыновьями. В своих грязных мыслишках вы задумали убить меня. После чего поделить империю на две части. Империю, которую собирал еще мой дед, нанизывая города и области, словно жемчуг на нить. Но теперь все измениться. Моя молодая жена подарила мне сына. И только он достоин стать правителем. Вас же ждет смерть. И смерть ужасная".
Внизу таблички красовалась ярко-красная, словно недозрелая вишня, печать императора и подпись Хо-Ган-Заут.
Едва наместник дочитал послание, как истерзанное тело начало мелко-мелко дрожать и из окровавленного рта послышался протяжный стон. Да такой, что у всех присутствующих мурашки пробежали по спине. Одним быстрым и точным ударом кинжала Чай-Хо-Ган оборвал этот стон. Это был удар милосердия принесший быструю смерть несчастному Юй-Чи.
Чай-Хо резко развернулся на каблуках и быстро проследовал к себе. Ему было необходимо обдумать случившиеся. Но перед тем как уйти он успел увидеть ужас, застывший в глазах некоторых воинов. В каждом из них он был уверен, до сего момента. Теперь же наместник прекрасно понимал, что если сейчас срочно не предпринять что-то, что-то неординарное, армия, невзирая на несмываемый позор, просто-напросто разбежится. Его отец был легендарный воин и полководец, и воевать с ним было равносильно самоубийству. Ко всему прочему у него давно назревал конфликт с младшим братом. И тут папочка смешал все карты. Возле стражника почтительно открывшего дверь Чай-Хо остановился и, не оборачиваясь, выкрикнул:
- Нам объявили войну. Всем приступить к подготовке.
Затем добавил намного тише:
- И займитесь телом почтенного Юй-Чи.
Во внутреннем дворе началась невообразимая суета.
Вернувшись во флигель Чай-Хо сел за дубовый стол и задумался. Мысли его были подобны весенним бабочкам, что порхают сразу везде, и он никак не мог сосредоточиться на чем-то конкретно. Он обхватил голову руками и едва не завыл как загнанный в ловушку зверь:
"У императора армия пускай не многочисленная, но состоит из отборных ветеранов. Эти не отступят и не побегут, ни при каких обстоятельствах. Мое войско пускай и самое крупное, но куда моим молокососам тягаться с седыми ветеранами. Тут соотношение сил должно быть как минимум 3:1. Вот если бы аропаи брата перешли на мою сторону, все бы изменилось. Стоп!! В записке сказано: Вы два выродка. Значит, война объявлена и Таун-Хо-Гану. А посему, волей неволей нам придется объединиться. У двоих у нас появиться прекрасный шанс разгромить старого дурака. Надо срочно объявить это войскам, пока не бросились в рассыпную".
На вечер был объявлен общий ужин. Это когда за одним столом собираются наместник, все офицеры, лучники и аропаи, и несколько особо отличившихся простых воинов. А до наступления темноты Чай-Хо с двумя телохранителями отправился в соседнюю деревушку. Там проживала его наложница Айгул-Чи. Маленькая и совсем юная красавица. Наместник лично решил сообщить ей печальное известие. Своей жене он сказал, что едет собирать войска, но, по всей видимости, она прекрасно знала, куда он отправился. У них с женой была своеобразная игра: он делал вид, что говорит ей правду, она делала вид, что ему верит. И оба были счастливы. Уже тем, что Чай-Хо не содержал наложницу с женой в одном замке, он выказывал обоим небывалое уважение. Многие, куда как менее знатные люди, проживали в одном доме с женой и целым гаремом. Но у наместника по этому поводу было свое мнение. Он прекрасно помнил, как вел себя его папаша в молодости и вполне возможно возненавидел его именно за это, и потому в своем замке старался соблюдать все правила приличия. По его мнению, крепкая и здоровая семья, это залог процветания. Но все-таки не мог отказать себе в маленьких слабостях.
Айгул-Чи долго плакала на плече возлюбленного. Ни новый наряд, ни золотые серьги не могли ее утешить. Не удивительно, ведь она потеряла отца. Последнего живого родственника. Наместник как мог, старался успокоить юную красавицу, но она была безутешна. Чай-Хо понимал, что ему необходимо отправляться в обратный путь, но не мог оставить девушку всю в слезах. Уткнувшись ему в плечо, она тихо прошептала:
- Через полгода у меня будет для тебя большой подарок.
Сердце наместника оборвалось, но он, так же тихо, задал вопрос, уже заранее зная ответ:
- Какой?
- Я рожу тебе богатыря.
Ответила красавица и преданно заглянула ему в глаза. Чай-Хо собрав волю в кулак, улыбнулся ей в ответ как можно ласковей. В этот миг его оборвавшееся сердце превратилось в камень. Его кинжал беззвучно покинул ножны и через миг пробил затылок девушки. Ее глаза на миг сделались огромными, словно чашки и почти сразу потухли как масляный светильник от сильного дуновения ветра. Вот так вот за один день одним кинжалом он убил и отца и дочь, скверно, очень скверно. "Глупая девчонка. Тебе мало было жить в сытости и праздности. Тебе мало было моих подарков. Тебе захотелось в замок. Ведь мы с тобой договаривались. И ты знала о множестве безобидных отваров. У меня могут быть только законнорожденные дети!". От мысли, что если бы Юй-Чи сейчас был жив, и на этот раз ему бы пришлось опять убить своего преданного дипломата, Чай-Хо даже в пот бросило. А может быть все не так уж плохо. Неприятная ситуация разрешилась чуть ли не сама собой.
На громкий окрик в дверях, словно приведение, появилась старая Мин. Была она какая-то дальняя родственница Чай-Хо и присматривала за деревней. Ее полного имени никто не знал. Была она столь стара, что все ее близкие родственники давно отошли в мир иной. Страха склонилась в почтительном поклоне.
- Прикажи закопать где-нибудь это.
Наместник указал на труп. Закопай, означало не похорони, а просто зарой и забудь где. Старая Мин с готовность кивнула.
- И пусть больше никто никогда о ней не вспоминает. Не было ее, никогда не было.
Мин опять понимающе кивнула. Чай-Хо хотел сказать еще что-то. Очень ему хотелось выяснить, кто это надоумил совсем еще юную девушку на такой опрометчивый поступок. Или все это получилось случайно, само собой и никакие отвары не подействовали. Ведь происходит иногда что-то совершенно случайно? Нет! Не происходит. Ну с этим можно будет разобраться позже. Просто интересно, кто это захотел им манипулировать? И не таиться ли за этим что-то большее, чем банальное желание материальных благ. Ничего, ничего со всем разберемся, только позже. Сейчас ему предстоит большая вечерняя трапеза. Надо спешить обратно в замок.
Огромный стол ломился от яств. Но все ели скромно. Не принято было в среде профессиональных военных до отвала набивать брюхо, особенно на ночь.
Наместник сидел на простой деревянной скамье, единственным удобством которой, была спинка, оббитая мягким бархатом. По правую руку от него сидел главнокомандующий Ван-Чи-Лонг и ел с наместником из одной большой миски. Это была старинная традиция, когда правитель и его полководец в буквальном смысле слова делили напополам один кусок хлеба. Это сплачивало лучше самой страшной клятвы. Ван-Чи был самым старшим среди всех присутствующих. Он служил еще в армии самого императора и с малых лет приобщал царевича к воинскому делу. И хоть сомневаться в его преданности у правителя не было оснований, сложившаяся щекотливая ситуация вносила некую нервозность. Время от времени Чай-Хо бросал на своего главнокомандующего косой взгляд, силясь разгадать мысли и настроение последнего. Но лицо главнокомандующего было непроницаемым.
Еще по правую и левую руку от наместника сидели четыре старших и семь младших офицера. Справа же стояла одна большая скамья, на которой разместились сто сорок тяжелых мечников - аропаи. Это была основная ударная сила и костяк армии. Слева на точно такой же большой скамье сидели семьдесят пять лучников. Неоднократно Чай-Хо пытался усадить лучников и тяжелых латников вперемешку. Но эти люди друг друга слегка недолюбливали. И это мягко сказано. Каждый из них свою воинскую профессию получил от отца вместе с дворянским титулом. И именно свою корпорацию каждый считал особенной и самой главной. Все были уверенны, что это именно они решают ход любого сражения. Ну естественно все они заблуждались. Наместник, как и подобает, с раннего детства и, причем прилежно изучал тактику и стратегию и потому знал наверняка, что только взаимодействие всех воинов решает ход любого сражения. И конечно основную нагрузку несут на себе простые бойцы, которых в каждом войске в десятки раз больше чем тяжелых латников и лучников. Но между тем здоровая конкуренция между аропаями и лучниками приносила свои положительные результаты. Лучники, как и положено, первым делом старались перебить своих визави из стана противника, чтобы они не сковывали действие остальной пехоты, а затем методично сокращали численность вражеских полков. Для аропаев не было большего позора, чем когда стрелки из луков гибли от вражеских мечей и потому защищали их порой ценой собственной жизни.
Сейчас они сидели каждый на своих скамьях и, хмурясь, напускали на себя воинственный вид. Все они достигли мастерства в своем деле, но как же все они молоды. И почти никто из них не принимал участия в настоящем сражении. Совсем одно дело пускать стрелу за стрелой в мишень или рубить без устали бамбуковые палки. И совсем другое дело поразить живого человека. Ведь в бою тот в кого ты стреляешь или пытаешься зарубить, сделает все чтобы остаться в живых, мало того он приложит все усилия чтобы отнять жизнь у тебя. И он тоже с юных лет обучался отцом, и он так же достиг совершенства. Там в бою все иначе и никакие тренировочные поединки не смогут воссоздать настоящего сражения. Там даже звуки и запахи иные. И если ты хочешь победить и выжить ты тоже должен стать другим. Быть одновременно и сконцентрированным и раскованным, свирепым и рассудительным. Нельзя допустить лишнего движения, мало того лишней мысли. Все это невозможно объяснить, это должен прочувствовать и понять каждый сам для себя. Если конечно удастся выжить в первом бою.
Чай-Хо смотрел на своих элитных воинов и прикидывал, сколько из них останется в живых после первой битвы, которая уже не за горами.
Затем он перевел взгляд на правый край стола. Там словно бедные родственники примостились три простых ратника. В сражениях их тела защищали лишь кожаные шлема и нагрудники. И единственной их, пожалуй, настоящей защитой были небольшие металлические щиты. Но эта троица прошла уже две войны. И все трое когда-то сражались под знаменами императора и та речь, которую приготовил Чай-Хо, была предназначена именно им. Чтобы эти люди донесли его мысль в казармы и простые ратники пошли за ним в огонь и воду.
Наместник поднялся, сжимая в руке пиалу наполненную сладковатым рисовым пивом:
- Воины, начал он, случилось страшное, ведьма с юга заколдовала нашего императора, превратив его в послушную игрушку в своих руках. Наш император обезумел и объявил войну своим родным сыновьям, которые были беззаветно верны трону.....
Дальнейшие слова практически не имели значение. Основные тезисы ясны как солнечный день. Теперь вся армия будет уверена, что сражается за правое дело.
На следующее утро Чай-Хо проводил смотр своих войск. Все были бодры и выглядели молодцевато. Ни у кого в глазах не осталось и толики той безысходности и страха. Все знали, что в бой они идут ради спасения империи, что немаловажно. Одно дело воевать против законного императора и совсем другое спасать трон от иноземной ведьмы и ее выродка. Но самое главное слух о том, что вскоре они объединяться с еще одним войском и их станет вдвое больше, дошел до каждого ратника.
Теперь надлежало разрешить некоторые детали. Брат назначил встречу в старинном горном поселке. За один день, если поторопиться, он сумеет добраться туда. Только вот одно его смущало. Брат настоятельно требовал, чтобы Чай-Хо взял с собой не более двух человек охраны. Несколько дней назад он и не сомневался в том, что это ловушка. Но теперь и брат находился в безвыходном положении и потому он взял на рандеву лишь двоих телохранителей. Правда, двадцать лучших аропаев с "тенями" проводили его до самой горной тропы. Там у самой тропы в небольшом лесочке он увидел около пятидесяти вооруженных всадников, готовых бросится в бой в любой момент.
"Все-таки мы с братом не такие уж и разные, даже мысли одинаковые", подумал с улыбкой Чай-Хо и прежде чем пришпорить коня приказал своим латникам присоединиться к воинам в лесу и поближе познакомиться со своими будущими союзниками.
Вскоре он въезжал в поселок. В этом поселке была брошенная часовенка. Маленькая скособоченная, но еще очень прочная. Построена она была в незапамятные времена и посвящена была никому неведомому богу, а может быть и демону. В часовне не было каких бы то ни было изображений или скульптур. Местные жители обходили часовню стороной, сами не объясняя почему. На все расспросы они просто отвечали, что так поступали их предки. И что самое интересное, несмотря на то, что часовня находилась, чуть ли не в центре поселка, разрушить ее еще ни разу никто не попытался.
В детстве Чай-Хо с братом и другими сверстниками из благородных семейств время от времени уходили на несколько дней в поход. Поход должен был закалить будущих мужчин и приобщить к длительным военным переходам. Спать в это время приходилось прямо на земле, в лучшем случае в ветхой палатке. Будущие воины должны были самостоятельно добывать пищу. А те скудные съестные запасы, что им позволялось взять с собой, приходилось нести на себе. Во всем приходилось полагаться друг на друга и помогать товарищу. Единственное развлечение, какое ребята могли себе позволить это рассказы страшных легенд сидя ночью у костра. После таких рассказов, мальчики те, что были младше, безропотно ложились в центр круга, позволяя старшим ребятам прикрывать их своими телами. Чай-Хо вспоминал, что и сам временами был так напуган, что бывало по полночи вслушивался в каждый шорох, боясь закрыть глаза. Из взрослых с ними следовал всего один человек и то он был простым наблюдателем и только изредка давал советы и следил за строгим соблюдением расписания. Каждый такой поход закачивался непременным штурмом часовенки. Потому что она внешне напоминала маленький замок. Такие же узкие и мощные двери, такие же маленькие, словно бойницы окна. И именно тут и была назначена встреча.
Когда Чай-Хо добрался до места рандеву, он увидел там троих привязанных коней. Ну естественно брат уже на месте и тоже в сопровождении двоих телохранителей.
"Ну что же посмотрим, какой прием мне окажет братец", подумал Чай-Хо и решительно распахнул толстые скрипучие двери.
Время словно вода сквозь песок утекло в неведомые дали, а сколько его прошло с последнего визита в это место, навскидку и сказать трудно. Но все здесь, как и прежде, и это сооружение из грубо отесанных каменных блоков все такое же. Кажется, пройдет еще тысяча лет, а оно не изменится. Только вот северная его часть еще больше покрылась мохом.
Первые несколько мгновений своей встречи, братья, молча, ощупывали друг друга взглядами. Первым младший бесхитростно улыбнулся и протянул руку. Обменявшись рукопожатиями оба непроизвольно, под действием секундного порыва крепко обнялись.
Злоба Чай-Хо улетучилась. Сейчас перед ним стоял самый близкий человек, ради которого он пожертвует собственной жизнью. И это не его вина, что он женился на этой красивой, но хитрой лисице. И теперь она им вертит словно прислужником. "Таун-Хо никогда не отличался твердостью характера. В этом есть и моя вина", подумал старший брат, и тот момент, когда он, с яростью, сжимал боевые когти, отозвался болезненным уколом у него в душе. Некоторое время они просто беседовали, расспрашивая друг друга про жизненные перипетии. Но эта идиллия продолжалась недолго. Младший брат на миг замолк, словно задумался о чем то, затем спросил:
- Кого ты видишь во главе объединенной армии?
Сердце Чай-Хо на миг застыло. "Вот оно. Сейчас произойдет ссора и тогда все пропало". Он ответил уверенно и решительно:
- Ван-Чи-Лонг лучший из известных мне полководцев. Он опытный и его уважают все воины.
Почти сразу младший брат сказал:
- Тут я с тобой согласен, почтенный Ван-Чи действительно лучшая кандидатура для главнокомандующего.
На сердце у Чай-Хо отлегло. Потому как он вновь представил себе, как хитрая лисица заливает брату яд в уши. Но Таун-Хо огорошил его следующим вопросом:
- А под каким флагом будет сражаться наша армия?
Чай-Хо некоторое время тупо хлопал глазами, словно не понимая вопроса. "А ведь действительно под чьим знаменем армия пойдет в бой? И как я раньше об этом не подумал. А ведь мой младший братишка далеко не простак. Я и не заметил, как он вырос и возмужал". Подумал он, бросая восхищенный взгляд на брата. Тот между тем продолжил:
- Как ты понимаешь, я не позволю своим воинам идти в бой под твоими знаменами.
- Но и твой флаг во главе армии будет означать, что это я подчинился тебе.
Сказал Чай-Хо с легким вызовом. Опять ему представилась хитрая лисица, стравливающая между собой двух братьев. Но младший брат не показал и толики раздражения, он продолжил таким же ровным тоном, как и начал разговор. По всей видимости, он давно обдумал эту идею.
- Мы должны два твоих и два моих флага сшить в один единый стяг, который и будет во главе армии.
Идея очень понравилась старшему брату, он даже представил себе развивающееся четырехцветное полотнище и одобрительно закивал. Вот собственно и все подводные камни, какие могли принести вред кораблю под названием "братство". Более не то чтобы спорить, а даже пререкаться было не о чем. Чай-Хо и Таун-Хо продолжили неторопливую беседу о своем житие-бытие. Сейчас спешить им было некуда, наступали сумерки, и об обратном пути не могло быть и речи. А поговорить им было о чем.
С наступлением темноты их начали донимать ночные кровососущие насекомые. Постелив прямо на пол тонкие одеяла, они зажгли вокруг своего будущего ночлега ароматические палочки, которые своим запахом отгоняют паразитов и по легенде, злых духов.
Все четверо телохранителей охраняли территорию вокруг часовенки. Воины, как и их хозяева, сумели договориться. И теперь разбили ночь на дежурства. Двое из них отдыхали по очереди. А оставшиеся двое патрулировала периметр, таким образом, чтобы постоянно видели друг друга. В небольшом лесочке перезнакомившиеся аропаи также готовились ко сну и тоже назначили часовых. Все понимали, началась война.
Ароматный дымок клубящийся вокруг навивал приятные мысли и погрузил обоих братьев в воспоминание детства. Таун-Хо-Ган спросил:
- Помнишь наши посиделки вокруг костра, во время походов?
- Конечно помню. Как такое можно забыть. И те ужасные легенды помню почти все.
- Сколько же бессонных ночей они мне обеспечили. Особенно та, про лисицу-оборотня.
Чай-Хо едва не брякнул "И потом, ты, на этой лисице женился". Но сдержался, решив, что выбор брата надо уважать и со своей женой он как-то сам разберется. Но легенда действительно была жуткой.
"Молодой, рано овдовевший сельский староста, как-то на ярмарке встретил и полюбил совсем еще юную и прекрасную девушку-сироту. Вскоре они поженились. Но юная красотка была не человеком, а оборотнем и не простым, а людоедом. Чтобы бесконечно продлевать свою жизнь и молодость, ей необходимо было убивать. Каждое полнолуние молодая жена старосты превращалась в гигантскую лисицу и похищала, а после поедала кого-то из деревенских детей. Вскоре в деревне все поняли что происходит нечто странное и страшное. В одну из ночей пропала младшая дочь старосты, и он, разбитый горем, тайно съездил к древнему старцу, знавшемуся на черной магии. За мешок чечевицы знахарь, при помощи колдовства определил, что ребенка похитил оборотень и отдал старосте волшебный горшок, который завоет, едва он приблизиться к этому исчадью ада. И вой этот будет слышать только он. Бесконечно тоскуя о своей младшей дочери, староста и не заметил, как подъехал к дому на своем неутомимом ослике. И тут только он обратил внимание, что из сумки его раздается какой-то неприятный звук. А едва его молодая жена появилась на пороге, звук стал нестерпимым. Страшная догадка закралась в его сердце. Он с ужасом смотрел на свою любимую и едва не сходил с ума. Чтобы покончить с невыносимыми терзаниями староста разбил волшебный горшок ударом руки, решив для себя, что все это глупости. Но в ближайшее новолуние его разбудил ужасный шум и крики старшей дочери. Не раздумывая, он схватил топор и бросился на помощь. Когда он ворвался на детскую половину дома, увидел, как уродливая тень терзает его ребенка. Что было сил, мужчина обрушил топор на нападающего. Дикий вопль разбудил всю деревню. В свете факелов собравшиеся жители увидели страшное. На полу лежало растерзанное тело девочки, а рядом с ним перерубленное пополам тело чудовища. Причем верхняя его часть с вцепившимися в горло ребенка зубами, принадлежала огромной лисице-оборотню, а нижняя, отрубленная часть, была девичья. Окончания у этой страшной сказки были разные. Но чаше всего у костра эта легенда заканчивалась так. С тех пор обезумевший староста с топором в руках бродит в окрестностях деревни каждую ночь и убивает всех кого встретит".
- А ты знаешь, меня всегда больше страшила легенда про катящийся череп, сказал Чай-Хо.
- Ну а как по мне, так это просто детская сказка, ответил усмехнувшись Таун-Хо.
- Ты не прав в этой легенде большой философский подтекст.
Таун-Хо удивленно уставился на брата, вспоминая вышеупомянутую легенду с якобы скрытым философским подтекстом. А в пересказе она звучала примерно так:
"Время от времени в лесных горных районах одинокие путники слышат глухое постукивание. Кто не обращает на это внимание, потом горько о том жалеет. Так как через некоторое время на тропу выкатывается череп. Простой человеческий череп. Он замирает перед путником, словно скалясь своей ужасной улыбкой, и из его пустых глазниц вылетают игральные кости. Кости останавливаются перед человеком и то число что ему выпало - это дни до его неминуемой кончины. И сделать уже ничего нельзя. Увидев череп ты себя обрекаешь на смерть через минимум два и максимум двенадцать дней".
Чай-Хо так же внимательно посмотрел на брата, словно ожидая, что тот сам все поймет. Но затем принялся все терпеливо объяснять, словно в детстве:
- Понимаешь, тут идет речь о безысходности и неотвратимости. Если ты слышал стук и не предпринял ничего чтобы как можно быстрее убраться с этого места, вскоре ты встретишь череп, увидишь игральные кости и тогда все, спасения не будет. Все остальное будет тщета и суета напрасная.
- Я как-то никогда не рассматривал это предание под таким углом. Ну все равно, самое страшное сказание это:
И братья завершили фразу в унисон, парадируя своего детского товарища который когда рассказывал эту легенду, страшно выпучивал глаза и расставлял руки с растопыренными пальцами:
- Это жуткое сказание про медного змея!
И дружно рассмеялись. Правда смех этот был слегка нервным, потому как эта легенда так крепко засела в каждом из них, что еще сейчас время от времени оба они видели кошмары, навеянные тем рассказом.
"Давным-давно недалеко от этого поселка была шахта, в которой работало множество рудокопов. В той шахте добывалась самая чистая руда не только в империи, но и во всем белом свете. Мечи из той руды никогда не тупились и не ржавели. Шахта приносила наместнику области большой доход, и он правдой и неправдой загонял в шахту все больше и больше народа. Рудокопы неустанно вгрызались в породу, делая шахту все глубже и глубже. Вскоре она стала такой глубокой, что работникам приходилось добираться до места выработки почти весь день. И потому там образовался целый подземный поселок и иногда люди не выбирались оттуда месяцами. Там кипела своя жизнь и людям она стала нравиться. Но однажды юноша по имени Лиуан вонзил свою кирку в нечто мягкое. Он удивился. И когда выдернул свое орудие, то сумел рассмотреть в свете фонарей на конце кирки кровь. А еще через миг неведомая сила свалила его с ног. Едва рудокоп поднялся на ноги, он увидел перед собой раздвоенный язык огромной змеи. Змея сверлила его злобным взглядом каждая ее чешуйка отливала темно-красным цветом, словно медная. И, несмотря на то, что из ужасной пасти не вылетало ни звука, в голове у юноши рождались слова: "Ничтожные твари вы осмелились забраться в мои владения и потревожить мой сон. Скоро вы все за это жестоко поплатитесь. А ты и еще два твоих товарища в особенности".
Затем гигантский змей плюнул в лицо юноши ядом и тот надолго потерял сознание. Когда Лиуан пришел в себя он узнал что, огромный змей обрушил все проходы и поселок рудокопов теперь отрезан от поверхности и уже в течение двух суток люди пытаются сами себя откопать, но безрезультатно. Во множественных проходах протекало несколько небольших ручейков и потому от жажды жители подземного поселка не страдали, но что касалось еды, то тут положение было бедственным. Казалось медный змей оставил людей, но это было не так, потому как каждый чувствовал его присутствие. Змей постоянно следил за людьми, мало того, время от времени он нападал, разрывая несчастные жертвы на части. После одного такого нападения Лиуан и еще два рудокопа нашли растерзанный труп, терзаемые голодом они отведали человеческой плоти, и она им понравилась. И с этого момента они перестали быть людьми. Троица стала нападать на своих недавних товарищей и пожирать их. Тела каннибалов стали покрываться чешуей, только не медной, а темно-зеленой, словно слизь. Глаза их благодаря яду змея быстро привыкли к темноте, и они ориентировались в темных туннелях словно днем. Они стали ужасом подземного поселка. Через некоторое время каннибалы съели всех рудокопов, но к тому времени несчастные сумели пробиться к поверхности. И чудовища выбрались в мир людей. За время под землей они отвыкли от солнечного света, и потому выбирались из-под земли только по ночам, и горе было тому, кто попадался на их пути".
После такой сказочки все мальчишки на ночевке лежали, прижавшись плотно друг к другу и боялись не то, что отойти в сторону по малой нужде, боялись даже пошевелиться. Если кому и "приспичивало" лежал, зажав в кулак не только волю, но все свое "хозяйство" и молился о скорейшем восходе солнца. Потому как никто не сомневался, что Лиуан и его два друга-людоеда рыскают где-то рядом.
Погрузиться в детские воспоминания было конечно приятно, но насущные проблемы оставались на первом плане и потому вскоре братья заснули, как и в старые добрые времена, укрывшись одной попоной. Разбудил их, на заре, посыльный от Ван-Чи. По сведениям разведчиков армия императора покинула столицу и отправилась на юг. По всей видимости, старый облезший волк прознал о том, что сыновья, несмотря на противоречия, объединились против него и теперь искал спасения на юге у родственников молодой уличной девки, которую он сделал женой и императрицей. Надо было торопиться и встретить армию сошедшего с ума императора на перевале Гуан-Ту, иначе на юге у него появиться шанс удвоить свою армию. И хоть из южанина такой же воин как из танцовщицы добропорядочная жена, под управлением опытного полководца и стоя плечом к плечу с настоящими рубаками даже эти неженки могут стать проблемой. Надо было спешно решать все организационные вопросы и выдвигаться наперерез императорской армии.
К месту встречи войска братьев пришли почти одновременно, еще затемно. Можно было выбрать выгодную позицию. Разведчики доложили, что армия неприятеля прибудет не позднее полдня. Казалось, было, время для полноценного отдыха. Но едва взошло солнце, барабанщики принялись отбивать сигнал "тревога", к перевалу, словно река, текла армия императора.
Ратники выстроились ровными колонами. Конные аропаи заняли место на флангах, за спиной каждого из них стояла "тень". "Тенью" назывался оруженосец, следовавший за своим господином как призрак. Как правило, это были отпрыски бедных дворянских семей, которые не могли позволить себе купить дорогие латы и оружие, а про лошадь не могло быть и речи. Со временем каждый из них надеялся заслужить право стоять в первых рядах.
На какое-то время две армии замерли друг напротив друга. И только знамена развивались на ветру. Особенно выделялись большие четырехцветные стяги.
Некоторые бывалые воины пытались расслабиться, прикрыв глаза, они подставляли свои лица восходящему солнцу. Это были последние мгновения перед решающей битвой и в том, что очень многие не доживут даже до полудня, не сомневался никто. Надо использовать эти последние мгновения с толком, вдоволь надышаться свежим утренним воздухом, ощутить нежные, почти женские, прикосновения к своей коже еще робкого солнца. Казалось, на какое-то миг даже время остановилось, давая возможность воинам насладиться последними секундами перед страшной сечей. И тут почти одновременно в обеих армиях грянули барабаны, воины, вслушиваясь в заданный ритм, двинулись вперед.
Боевые лошади так часто слышали барабанный бой, что им не потребовалась команда от седоков, они сами яростно фыркая, затопали навстречу неизбежному. Лишь на правом фланге аропаи слегка придержали коней. Они пропускали лучников. У каждого лучника тоже была "тень". "Тени" сжимали в руках плетенные из тростника щиты. Щиты были широкие и высотой больше любого самого высокого человека. Подобная защита была не самой надежной, но она сплошной стеной скрывала лучников от глаз вражеских стрелков. А точно стрелять по наитию мог далеко не каждый, это искусство постигали единицы.
Барабаны в армии императора заставили ратников перейти на легкий бег. Конники еще слегка придерживали коней, чтобы не вырываться вперед, но уже были готовы сорваться в галоп.
Короткий свисток и лучники под четырехцветными знаменами приготовились к стрельбе. Их "тени" лишь слегка сдвинули щиты, но этого было достаточно. Стрелы запели свою песню смерти и латники падали десятками, словно скошенные колосья.
Через миг со стороны армии императора темная туча метнулась на плетеные щиты. Старый волк выждал, чтобы лучники неприятеля обнаружили себя и теперь по ним был нанесен сокрушительный удар. Длинные стрелы с тяжелыми наконечниками разбивали щиты в щепки. Но оказалось, что за ними никого нет. И вот уже с противоположной стороны обрушилась черная туча из смертоносных стрел. Стрелки императора, неся тяжелые потери, отступили.
Чай-Хо и Таун-Хо не могли сдержать улыбки, можно сказать первая часть битвы выигранная. Что не говори, а очень молодым наследникам повезло, что именно Ван-Чи возглавил армии.
Барабаны в армии императора стали отбивать бешеный темп, не отставали от них и барабанщики наследников и оба войска ринулись навстречу друг другу. Лучники под четырехцветными знаменами отошли в тыл и в бой ринулись ратники и аропаи. Началась дикая и беспощадная рубка. Какое-то время чаша весов в руках богини победы не склонялась ни в одну ни в другую сторону.
Ван-Чи наблюдал за боем с возвышения, и его многочисленные вестовые метались в разные стороны, словно молнии, отдавая распоряжения старшим офицерам. Со временем численное превосходство и первоначальная победа лучников стали сказываться. Медленно, но неудержимо армия императора откатывалась назад, а правый фланг и вовсе в любой момент мог опрокинуться. Старый император все это видел из шатра, он взял последний резерв он лично повел его на правый фланг. В шатре осталась лишь его молодая жена с ребенком, охраняемая десятком телохранителей. Когда император вклинился в бой положение начало мало-помалу выравниваться. Ни о каком переломе в битве конечно пока не могло быть и речи, но императорская гвардия сумела предотвратить поспешное отступление войск, грозящее перерасти в бегство.
Ван-Чи бросил взгляд на братьев. Те от нетерпенья готовы были сорваться с места самостоятельно, и только авторитет старого полководца удерживал их на месте. Ван-Чи почтительно кивнул, и братья ринулись в бой. Чай-Хо и Таун-Хо повели за собой пол сотни отборных аропаев с тенями, свою элиту и телохранителей.
Император видел, как со стороны неприятеля к нему помчался отряд всадников. Он обвел поле боя беглым взглядом. Судьба битвы предрешена. Левый фланг его армии шатается, центр терзаемый лучниками напоминает решето, сейчас его сыновья врубятся в правый фланг и опрокинут его. Старый император не сдержал улыбки, любуясь, как лихо скачут в бой наследники. Все-таки ценой собственной жизни ему удалось примерить братьев и вновь объединить империю на долгие годы. Воины сражавшиеся под одними знаменами никогда не пойдут воевать друг против друга, хоть запугивай их, хоть задабривай. Общая кровавая победа сближает крепче любых уз. "А здорово это они придумали с общим флагом. Значит, я оставляю страну в надежных руках. Жаль, конечно, старых ветеранов, скоро их изрубят словно учебные бамбуковые палки, а они еще могли бы послужить империи. А впрочем, они и послужат, молодые волчата отточат на них свои зубы. Так оно и должно быть".
Вот только молодую девицу оставшуюся в шатре и ее отпрыска императору не было жаль. В молодости он сильно нагрешил и познал разврат во всех его проявлениях. Отсюда различные хвори и недомогание. И теперь он не строил никаких иллюзий по поводу своих мужских возможностей. И в том, что ребенок не его, он ни секунды не сомневался. Единственное что его останавливало от жестокой расправы, это желание выяснить, кто приходится истинным отцом выродка. Скорее всего, это кто-то из телохранителей и теперь он, и его любовница будут изрублены руками истинных царевичей. Весьма символично. По такому поводу было бы неплохо сочинить короткую балладу. Время еще есть. Император слегка склонил голову и прикрыл глаза, подбирая нужные слова. Озарение пришло как вспышка молнии, и старик еле слышно прошептал:
"Клин журавлей
Подобно острому мечу
Рассекает небо
Осень"
В тот момент, когда Хо-Ган-Заут открыл глаза, его голова выписывая замысловатые пируэты слетала с плеч. Несколько коротких мгновений он еще видел происходящее. Вот он видит землю, живот лошади, подошву собственного сапога с налипшей грязью. А вот кусочек неба и о проведение, по небу летел стройный журавлиный клин. На лице императора навечно застыла блаженная улыбка.