- Сволочи! - орал я. Это слово оказалось единственным, которое было способно вырваться из моего рта. Правда, некоторые звуки проглатывались, да и голос сел от многочисленных сольных партий в квартире Васи. Кто именно скрывался под таинственным псевдонимом "сволочей", остается для меня загадкой до сих пор. Весь мир плыл в мягких теплых красках, качался, будто на огромных качелях в Луна-парке. Я шел по изогнутой траектории, с трудом припоминая путь домой. Я был пьян.
Не могу сказать, как сильно это повлияло на мое восприятие. С одной стороны, все, несомненно, выглядело искаженным, неправильным, но, с другой стороны, я осознавал свое опьянение, с удивлением ощущал, как тело живет собственной, совершенно не зависимой от меня жизнью - я напился в первый раз. Так что списать все на пьяный бред будет весьма затруднительно.
Я прошел мимо трамвайной остановки, в свете витрин встроенного киоска увидел компанию молодых людей, помахал им рукой.
- Сволочи! - дружелюбно крикнул я.
Один из парней сделал рывок в мою сторону, но остальные задержали его - как я понимаю, обьяснили, что с пьяным связываться нечего. Я кивнул себе и пошел дальше.
Примерно через полчаса я обнаружил, что нахожусь на давно покинутом всеми минирынке "Южный". От Васи до него - восемь остановок на автобусе, и как я там очутился - не знаю. Зато до нашей квартиры от него всего десять минут ходьбы. Это открытие преисполнило меня силы и я дошел до дверей родного подъезда всего за сорок минут или около того. Что с пьяного возьмешь.
Меньше всего меня волновала Ленина реакция. Я как-то даже о ней не думал. Мне хотелось завалиться на кровать и смотреть в потолок. С той цветовой гаммой, которой было расцвечено все вокруг меня, это должно было принести незабываемые ощущения.
Странное дело - напился в первый раз. И вроде бы не хотел. Но уж больно повод был замечательный - у Васи родился сын. Первенец. У нас-то с Леной детей нет (у нее с этим проблемы), может, это тоже сыграло свою роль. Начали мы с ним с пива, потом разогрелись, пошла водочка, а потом - не помню. Пели. Что-то пили. Потом он сказал, что ему "надо - ик! - работать", он же журналист, и выставил меня за дверь.
Я позвонил. Палец будто прилип к кнопке - дзииииииинь, - как забавно! Когда я его наконец оторвал ("Сволочи!"), дверь уже открывалась.
- Привет, - выдавил я из себя.
Лена была похожа на разьяренную фурию. Длинные белые волосы развевались, как змеи на голове медузы Горгоны, глаза горели праведным огнем.
- Ну и где же ты шлялся? - с тихой яростью спросила она.
- Вася, - вырвалось у меня.
- Да ты еще и пьян? - протянула она. - Давай-ка заходи.
С этими словами она затащила меня в квартиру. Куртка протестующе затрещала, но Лене, по-моему, до этого не было никакого дела. Она хотела пресечь мой пагубную привычку на корню, с первого раза.
Вещи, настолько приевшиеся со временем, приобрели неповторимый колорит. Такими я видел их впервые. Круглый коврик у двери оказался потрясающе похожим на поле для игры в "Дартс", как это я раньше не замечал?
- Я. Могу сам. Вперед, - сказал я.
- Ага, - подтвердила Лена, волоча меня в ванную комнату. - Можешь. Нажраться как свинья ты можешь, вот что.
По пути я сбил со столика в коридоре отдыхавшую там кошку. Она почему-то была розовой. Упав на пол, животное свернулось клубком и продолжило прерванный сон.
- И чего это ради ты напился? - спросила Лена, насколько я понимаю, не особо надеясь на ответ. - Давай, рассказывай.
Мой мозг отказался генерировать столь сложные лингвистические конструкции и я счел за лучшее промолчать.
Лена завела меня в ванную, открыла холодную воду и сунула под струю красную губку в виде рукавицы. Меня почему-то резко потянуло спать и я попытался устроиться возле стиральной машины, но могучая десница жены схватила меня за шиворот и дернула вверх.
- Я отучу тебя от этой дряни, - сквозь зубы прошипела Лена и ткнула ледяной губкой мне прямо в лицо.
Клянусь, я не хотел убивать ее, но ощущения были настолько неприятны и болезненны, что во мне проснулся дикий зверь. Он не мог позволить, чтобы его безопасности что-то угрожало. Сначала он попытался просто оттолкнуть Лену, но она оказалась несколько решительней, чем думалось сперва, и приняла этот толчок за очередную безобидную выходку вдрызг пьяного мужа. Тогда я толкнул ее сильней. Она подалась назад(я успел заметить как ее нога заскользила по луже, которая натекла с губки), внезапно побелела и упала. Голова со всего размаху ударилась о широкий эмалированный край ванны, длинные волосы слегка смягчили удар, но не настолько, чтобы помочь ей. Я многое отдал, чтобы не видеть этого, и все-таки видел. Ленин череп с противным звуком треснул, волосы обагрились, кровь полилась и в ванну, и на пол, глаза ее закатились, тело несколько раз судорожно дернулось. А потом она, по-моему, умерла.
Я со счастливым видом - наконец-то желанный покой! - прилег возле "Индезита" и заснул.
Люди. Никогда не напивайтесь. Утром будет плохо. Очень плохо.
Я проснулся в одиннадцать - слава Богу, было воскресенье. Ужасно болела голова, болела так, что казалось, будто мозг превратился в раскаленную лаву. Голову сдавливо, плющило, раздирало изнутри. Думать было невыносимо больно и тяжело. Все тело ныло, меня трясло как в лихорадке. В горле пересохло, но пить не хотелось, хотя я не раз слышал о том, что холодная вода - это первое, о чем мечтает вчерашний гуляка. Вообще, при мысли о еде или питье хотелось блевать.
Так я узнал, что такое похмелье.
Первой моей мыслью была: "Боже, я убил собственную жену."
Я помнил все. Я не мог обьяснить своих поступков, но я их отчетливо помнил. Помнил хруст, с которым Лена обрушилась на ванну, помнил, как перекосилось ее лицо.
Я убил ее.
- Ты уже проснулся? Что ж, жду обьяснений.
Этот голос едва не убил меня. В сердце что-то резануло, стало тяжело дышать. Этот кошмар продолжался всего пару секунд, но мне он показался вечностью.
Лена стояла возле нашей кровати, на ней был бежевый банный халатик. По лицу видно, что будет скандал, но, Иисус и все святые, она была жива.
- Лена, - прохрипел я. - Я думал, что убил тебя.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, но если уж на то пошло, то ты прав. Ты едва не довел меня до инфаркта своей вчерашней выходкой. - Она подошла ко мне и села на краешек кровати. - Приперся среди ночи, начал что-то орать насчет Васи, разбил три тарелки и заснул прямо в ванной! Господи, Леша, ты же никогда не пил.
Лена протянула мне стакан молока. Сначала я не хотел даже прикасаться к нему, но она заставила сделать один глоток, остальное я выпил залпом. Стало немного легче.
- Как болит голова,- простонал я.
Лена улыбнулась. Улыбка выглядела вымученной.
- Да уж, - сказала она. - Привет, дружок, это похмелье.
Это не было похоже на издевку. Скорее, забота. Лена - чудесный человек, лучший из тех, что я встречал. Она редко злится - только если ее действительно довести до белого каления, всегда готова помочь... Да что там говорить! До того, как я ее повстречал - восемь лет назад, в автобусе - я никогда не думал, что женюсь. Я просто не представлял себе совместной жизни с представительницей противоположного пола. Каждая из девушек, которых я знал, интересовала меня три-четыре дня, не больше, потом надоедала. Перспектива встречаться с ними больше недели ужасала, жить вместе - шокировала. Помнится, один раз я из-за таких убеждений серьезно пострадал: одна из подруг посчитала себя оскорбленной и возжелала мести. После встречи с ее братом и его друзьями я отлеживался недели две.
Но потом я встретил Лену, и все мои представления о слабом поле круто изменились. Как только я ее увидел, мне захотелось познакомиться с ней. Как только я с ней познакомился, я понял, что влюбился. Мне хотелось быть с Леной постоянно. Разговаривать с ней - не имеет значения, о чем. Даже просто молчать. Она была абсолютно не похожа на тех девушек, которых я встречал раньше. Во-первых, я почувствовал в ней равноценную личность. Мы говорили на равных, мне не приходилось подбирать слова попроще и попонятнее, Лена прекрасно меня понимала. Во-вторых, ум. Качество, которое я ценю в женщинах едва ли не больше красоты. В-третьих, необычайное обаяние. Лену сложно было назвать красивой, но она имела какой-то особый шарм... харизму, если хотите. Ну и в-четвертых - я ей тоже приглянулся. Жизнь - удивительная штука, знаете ли.
- Ничего, это пройдет, - продолжала она. - Сейчас принесу еще.
Я оставался в смятении. Нет, она точно падала в ванной. Как бы я не напился, отличить реальность от сна или галлюцинаций я еще могу. Или нет?
- Лен, а ты вчера не падала? - Спросил я ее, когда она вернулась в спальню с новым стаканом молока. - Как ты себя чувствуешь?
Она посмотрела на меня внимательно и озабоченно.
- С чего ты взял?
- Просто мне кажется, что когда я пришел, ты поскользнулась в ванной.
Лена некоторое время смотрела на меня с тем же выражением в глазах, а потом расхохоталась.
- Леша, ты вчера перепил, - сквозь смех выдавила она. - А чертиков или зеленых человечков ты не видел?
- Ладно, забудь, - сказал я и выпил молоко. Если Лена сказала, что ничего не было, значит, ничего не было. Она никогда не врала. Ну вот и хорошо. Тем более, нанес мозг разящий удар, если бы все было так, как ты помнишь, она бы до сих пор лежала на темном линолеуме с растекающейся лужей вокруг головы. Раз она жива - все это не более чем пьяный бред.
С этой мыслью я заснул.
Когда я в следующий раз открыл глаза, за окном уже стемнело.
С головой было полегче - она еще болела, но не так сильно, как утром. В остальном я чувствовал себя неплохо. Трясучка прошла, появился аппетит - при мысли о тарелке горячего наваристого супа в животе заурчало.
Поворочавшись еще минут десять, я встал. В ногах чувствовалась приятная слабость, как после утренней пробежки. Бодрой походкой я протопал на кухню. Лена стояла у плиты и помешивала что-то в кастрюле. Только теперь я почуял просто убийственный аромат, который растекся по квартире.
- Суп? - Спросил я.
Лена обернулась, ее губы расплылись в широкой улыбке.
- Суп, суп, - она хохотнула. - Алкоголик!
- Смейся, смейся, - я проковылял к столу. - Врагу не пожелаю.
- Чего?
- Отходняка такого, - ответил я. - Боже, до чего мерзко же мне было!
- А ты как думал, родной? За все надо платить, - все так же улыбаясь, сказала она. - Ай! Черт! С тобой наготовишь!
- Ладно, все, не буду отвлекать. Сильно обожглась? - Я встал.
- Да нет, пустяки.
Тут я не выдержал, подбежал к ней, развернул к себе и впился в сладкие губы.
- Как же я тебя люблю! - Восхищенно произнес я, когда, наконец, она мягко отодвинула меня от себя.
Лена внимательно посмотрела в мои глаза и сказала:
- Знаешь... А от тебя жутко несет выпивкой!
Секунду мы смотрели друг на друга, а потом расхохотались. Вечер прошел великолепно.
Лена уже лежала в постели, когда я пошел в ванну принимать душ - Благодарение Господу и городской администрации, горячую воду включили еще неделю назад.
Может, все пошло бы по-другому, не зайди я туда в этот вечер. Может, все пошло бы по-другому, не будь я столь внимательным.
Когда я вылез из ванны и наклонился за лежащим возле упаковки "Тайда" полотенцем, мои глаза уперлись в выемку на краешке ванны. Я застыл в нелепой позе - голый, полунаклонившись, в одной руке безжизненно висит полотенце. К тому времени случай с Леной - ну, мой глюк - почти выветрился из моей головы. Черт, я практически забыл его.
Выемка была маленькой, не больше пятикопеечной монеты, но все же не заметить ее раньше было бы трудно.
На дне виднелась бурая крапинка.
Я схватил полотенце, обмотался им наскоро и, боясь не успеть, выбежал в туалет. Там меня вывернуло буквально наизнанку.
- Милый? Что с тобой? - донесся далекий ленин голос, и меня стошнило еще сильнее.
- Ничего, - прокричал я. - Все в порядке.
В спальню я входил с чувством страха. Страха за себя. Я думал, что схожу с ума. Вот на кровати лежит, мило улыбаясь, чудесная девушка. Я ее обожаю. Она обожает меня. Правда, есть одна небольшая проблема. Прошлой ночью я убил ее. Нет, нет, что вы. Конечно, не специально. Просто толкнул, а она поскользнулась. И есть другая проблема - теперь уже большая. Она, видите ли, почему-то жива. Откуда мне знать почему? Я схожу с ума - как один из вариантов.
Прошло около двух часов, прежде чем мне удалось заснуть. Я думал. Сама по себе эта ямка ничего не значит - мало ли отчего она там появилась? Только я не мог придумать еще хотя бы одну причину. Чтобы это углубление там возникло, необходимо чем-то сильно по ванне шарахнуть. Я этого не делал. Лена - тоже, иначе бы она мне об этом сказала. И что это там за пятнышко? Ладно, допустим, она все-таки падала вчера. Получается, она врет. Лена. Представьте себе. Но зачем? А может, просто не помнит? Какая-то странная амнезия получается. Помнит все, что было до падения, все, что после. Не помнит только сам момент. Да и мой приход истолковывает несколько искаженно.
Да-а-а-а, подумал я. А все из-за Васи. Во мне поднялась необъяснимая злость на него, на водку, даже на его сына.
Вдруг мне в голову пришла интересная мысль. Лена падала - теперь это не вызывало у меня сомнений. А если она падала, да так сильно, что затрещали кости, так, что мне показалось, будто я убил ее, то на ее-то голове, вне всякого сомнения, должен остаться какой-нибудь след - ссадина, шрам, царапина, что угодно. Я повернулся к Лене, мягко, осторожно повернул слегка ее голову и начал аккуратно исследовать ее макушку. Найди я хоть что-то - хоть малейший след того, что она действительно ушиблась, наутро тяжелого разговора было бы не избежать. Я был уверен, что найду это чертово доказательство и успокою тем самым свой раздваивающийся рассудок. Но я не нашел ничего, слышите, ничего, и проворочался в постели лишний час.
Следующее утро выдалось обычным и непритязательным. Небо заволокли серые облака, налетел холодный осенний ветер. Сразу потянуло залечь в спячку или хотя бы посидеть в кресле, укрывшись пледом, и почитать что-нибудь из Чейза. Сладкие мечты! Слава Богу, вам никогда не дано иссякнуть - иначе потеряется суть, смысл жизни - постепенный переход от одной мечты, уже благополучно исполнившейся, к другой, сияющей манящими огнями несбыточности. Естественно, мои запросы не ограничиваются сидением с Чейзом - это-то как раз вполне осуществимо. И все же иногда такие порывы гораздо сильнее более важных целей - покупка машины, карьерный рост, поездка следующим летом в Грецию.
Происшествия последних дней тяготили меня, но как только мозг предпринимал новую атаку в попытке разобраться, в чем же дело, я ставил мысленный заслон. Закончилось это тем, что грязный отпечаток в моей душе остался, но конкретные детали поистерлись. Больше всего в то утро мне хотелось вообще забыть об этом неприятном инциденте, отдающим какой-то мистикой, и если бы не куртка, то, я думаю, мне бы это удалось. Когда я выходил из дома и медленно, чтобы не разбудить Лену, закрывал железную дверь, то на рукаве своей черной кожанки заметил широкую прореху. Тут уж никакой мысленный заслон не помог, и весь день был безнадежно испорчен.
Но время шло, и чем больше дней проходило с той злополучной ночи, чем сильнее меня загружали на работе, чем дольше я не виделся с Леной, тем абсурдней мне казались все события. Я даже начал подумывать, а не приснилось ли мне все это - пьянка, возвращение... убийство. А ближе к зиме и вовсе перестал вспоминать о Ленином падении в ванной комнате.
Второго декабря - оно выпало на воскресенье - я отдыхал, а Лена работала. Я проспал до десяти - накануне допоздна парился над этой чертовой базой данных - потом встал, умылся и пошел на кухню, чтобы перекусить. Я одной ногой уже ступил на кухню, уже увидел стоящую на плите широкую сковороду, накрытую крышкой, уже успел заинтересоваться - что же там? - и тут раздался телефонный звонок. Я чертыхнулся и вернулся в коридор. Телефон успел прозвенеть трижды, прежде чем я снял трубку.
- Алло?
- Леша? Боже, я боялась, что ты уже уехал! - я узнал голос Оли, Лениной подруги. Он показался мне встревоженным и растерянным.
- Привет, Оль. И куда я должен был поехать? Если к тебе, то я уже...
- Так ты даже не знаешь? - на последнем слове ее голос сорвался на фальцет. - Леша, ты новости смотришь? Там... там... - внезапно она разрыдалась.
- Оля, успокойся! Ты можешь мне обьяснить, в чем дело? Что случилось?
- Что случилось? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? Лена погибла, вот что случилось! - прокричала она в трубку.
- Что? - сначала я не понял смысла сказанного. - Что ты сказала?
- Короче, включи телевизор, - всхлипнула она. - Я уже еду туда.
Раздался щелчок, за которым последовала череда коротких гудков. Секунду я ошарашенно смотрел на трубку, все еще не врубаясь, что же произошло. Потом эти два слова - Лена умерла - вдруг наполнились таким страшным смыслом, что у меня подкосились ноги. Я бросился к телевизору, чертыхаясь, полминуты искал пульт, нашел, включил местный канал.
- ...нет, - сообщил мне худой розовощекий репортер в очках. Он стоял у дымящихся развалин, длинный серый плащ развевался на ветру. Вокруг сновали люди в специальных одеждах - среди них я увидел медиков, пожарных, милиционеров. Лицо у журналиста было бледным, на нем застыло выражение потрясения. Изображение переключилось. Теперь в кадре была студия, на переднем плане сидела ведущая новостей.
- Итак, это был наш корреспондент, который передавал последние подробности с места, где ранним утром прогремел мощный взрыв. В результате этой трагедии двухэтажное здание "Мирра-Банка" превратилось в руины. И как только что сообщил нам Андрей, спасатели уже не надеются найти под развалинами кого-нибудь живого. В момент взрыва в здании банка находились около шестидесяти человек, и, по всей видимости, все они погибли. - Ведущая - юная хрупкая брюнетка (понимающая, что пробил ее час и главная задача - не упустить этот шанс) - сделала трагическую паузу. - В течение дня ожидается прибытие специалистов из Москвы. Мы планируем еще несколько прямых включений. Следите за нашими выпусками, - автоматически закончила она. Пронеслась беззвучная заставка, в кадре снова появилась ведущая.
- К другим новостям, - сказала она.
- К черту другие новости, - чужим голосом произнес я и выключил телевизор.
Мое горло пересохло, и если через полминуты оно не получило бы воды, я думаю, мне пришлось бы худо. Это не могло быть правдой. Скорее всего, я ошибся. Наверняка, в городе есть и другие офисы "Миррабанка" - точно, есть, на прошлой неделе, когда я ездил в налоговую, проезжал мимо одного, так почему бы не взорваться им? Место взрыва я видел недолго, даже не успел сообразить, что к чему, так может быть...
Лена умерла. Моя жена погибла. Не надеются найти кого-нибудь живого.
Это накатило безысходной волной. Это разрушило все защитные укрепления. Это было так похоже на правду, какого черта, это и была правда. Несколько минут назад позвонила Оля - ОНА не могла ошибиться.
Я прошелся по комнате. Мысли в голове перепутались и все поголовно были одеты в черное. Ноги - все тело - одеревенели, меня снова охватило ощущение чужеродности. Надо собраться, думал я. Надо успокоиться и собраться. Надо собраться. Надо успокоиться, успокоиться. Надо успокоиться и собраться. С каждой секундой я все ближе и ближе подходил к той пропасти, что зовется паникой. Прежде всего, нужно сейчас же поехать к офису, проскользнула едва ли не первая разумная мысль с тех пор, как я поднял телефонную трубку, и я вцепился в нее всеми зубами. Там я встречу Ольгу, она расскажет подробности, а если ее не будет - поговорю со спасателями. Они-то уж точно знают, что к чему. План показался мне удачным, я побежал в коридор, кое-как напялил на себя куртку - прореха теперь не казалась такой уж заметной - и выскочил на улицу.
Маршрутка тащилась очень медленно - или мне так только чудилось. Кроме меня, в ней сидело еще трое человек - женщина с ребенком лет пяти, который постоянно корчил мне рожи, и парень в спортивном костюме, державший на коленях большущую сумку. Я удивился - как ему не холодно, потом догадался, что он едет на тренировку, а такие, как он, к температурным перепадам не очень чувствительны. Когда водитель узнал, куда мне надо, то посмотрел на меня в зеркало заднего вида как на умалишенного. Парень с сумкой впервые обратил на меня внимание: смерил равнодушным взглядом, потом отвернулся. "Слизняк", - говорил этот взгляд. Что ж, пусть будет так. Слизняк, который только что потерял жену.
- Дружище, там движение с утра перекрыто, - сказал яркий представитель племени "Водители в кожаных кепках, слушающие в дороге Ивана Кучина". - Я высажу тебя на углу. Все, что могу сделать.
- Ладно, без проблем, - отозвался я, снова удостоившись фирменного взгляда спортсмена. "Если бы МНЕ нужно было выйти у взорванного здания, уж поверь, я бы сумел это устроить", - так он выглядел теперь.
Толпу народа я заметил еще не покинув микроавтобуса. Что вы, это же так интересно. Поинтересней Дня города. Это как в "Катастрофах недели", только совсем рядом. А если повезет, можно будет увидеть, как в черном пластиковом мешке уносят кого-нибудь из обнаруженных. И если уж совсем повезет, то можно заметить бледную окровавленную руку с обручальным кольцом и белой костью, торчащей из локтевого сустава, когда спасатели неосторожно повернут один из таких мешков.
Я поблагодарил шофера и захлопнул дверь "Газели". От того места, где он меня высадил, до офиса - или до того, что когда-то было офисом - было три минуты ходьбы, но теперь я сомневался, хочу ли быть там. Могу ведь и сорваться. Тем не менее, уверенной походкой я пошел туда.
- Пропустите... дайте пройти... у меня там... - бормотал я, расталкивая руками зевак. Некоторые возмущались, некоторые сторонились.
- Куда прешь, слепой, что ли? - толкнул меня толстый милиционер, когда я пробился в "первые ряды".
- У меня там жена, - сказал я.
- Фамилия? - после секундного молчания произнес он.
Я назвался.
- Паспорт? - тем же отсутствующим тоном продолжал он.
- Вот, - я протянул красную книжицу.
После долгой сверки он отошел куда-то, и я получил возможность оглядеть здание офиса.
Когда я последний раз заходил сюда - а это было около недели назад - офис "Мирра-банка" был украшением всей улицы. Его построили не так уж давно - в девяносто седьмом, причем проектировали, очевидно, люди знающие, потому что от этого здания невозможно было оторвать глаз. В нем чувствовалась сила, оно не было похоже ни на что, даже пенсионеры, обычно ругающие банки вообще и их новые офисы в частности, улыбались, проходя мимо. Здание представляло собой два этажа красного кирпича, форму его трудно передать - что-то фантастическое и очень красивое. В центре офиса находился панорамный лифт - единственная несуразность постройки. Не знаю, зачем понадобилось строить лифт - к тому же панорамный, стоящий огромных денег - в двухэтажном офисе, но и он не портила внешнего вида "Мирра-банка". Все стекла были зеркальными и отливали зеленью, тогда это у нас только входило в моду - ты видишь, тебя не видят. Теперь же от былого величия не осталось и следа. Офиса не было вообще. На его месте громоздилась куча кирпича, засыпанная зелеными осколками. Устояла лишь одна стена - западная, да и то частично. Я мог видеть куски обоев, лоскутами свисавшие с нее, обрывок шнура, торчащий в розетке, непонятно каким образом уцелевшую и покосившуюся картину(на ней были изображены туристы, отдыхающие в лесу, и вид их был ужасен). Все остальное превратилось в груду обломков. Я впервые ощутил чувство, которое с течением времени нарастало, развивалось во мне. Я с удивлением обнаружил потерю ступора, который именуется здравым смыслом. Если вас подвести к краю обрыва и предложить прыгнуть, вы откажетесь. Я бы в тот момент согласился - если бы захотел. Никакого инстинктивного страха я не чувствовал. Я мог бы раздеться и голым станцевать перед столпившимся людом лезгинку, если это оказалось бы необходимым. Черт, мне ничего не стоило в случае надобности плюнуть в лицо лучшему другу - если вы понимаете, о чем я.
По руинам с удивительной грацией перемещались люди в желтых куртках - спасатели. Несколько раз кто-нибудь из них подзывал к себе жестом остальных, и через пару секунд на свет божий появлялся очередной труп.
Я не стал дожидаться, пока мент вернется, и подошел поближе. Одна желтая куртка стояла возле такого же желтого микроавтобуса и курила. Я, не обращая внимания на протестующие крики, подбежал к ней. Куртка оказалась пожилым человеком - водителем, насколько я понял, но не из той серии, что в маршрутке. Лицо этого человека говорило о том, что он много повидал на своем веку, и это сделало его умнее - он знает многое, но лучше бы он этого не знал.
- Послушайте, - начал я. - Там моя жена. Вы не видели, как выносили блондинку, молодую девушку...
Он обернулся, взгляд его был сочувствующим - и в то же время железным.
- Ребята пока вынесли только четыре тела - то есть можно разобрать очертания тел, - медленно сказал он. - Чаще всего попадаются фрагменты.
Я представил себе, как Лену разорвало на фрагменты - одна нога здесь, другая там, ха-ха-ха, патентованная шутка Алексея Яковлева - и еле устоял на ногах.
- Ты не представляешь себе, как мне тебя жаль, брат, - тяжело сказал старый спасатель и затянулся. - Потерять жену только из-за того, что одних идиотов оса ужалила в задницу, а у других нет сил с ними справиться... - он сплюнул. - Я работаю тут шесть лет, но такого еще не видел. Гребаные политики!
В его глазах на мгновение вспыхнула настоящая боль, настоящая безнадега.
- Ты молод... Это еще хуже, - добавил он, а я не нашел, что ему ответить.
- Боже мой! Она еще жива! Мать вашу, сюда, быстро, где вас носит? Говорю вам, она дышит!
Я ждал этого крика. Убеждал себя, пытался смириться с мыслью, что Лены больше нет, и все же в глубине души - ждал. И сразу понял, о ком именно твердит ошарашенный парень.
Я бросился туда. Лену доставали из самого центра завала. Двое спасателей держали ее под руки, другие поднимали плиту, которая, видимо, прижала ее.
- Раз-два - взяли! - крикнул кто-то, плита приподнялась - самую малость, но этого оказалось достаточно. Лену быстро выдернули оттуда и положили на носилки. Рядом выжидающе стояли санитары.
- Поднимаем на счет "три", - предупредил один из них остальных. - Раз, два, ТРИ.
Носилки плавно поднялись в воздух, я подбежал к ним. Лена была в сознании, и, увидев меня, слабо улыбнулась.
- Леша, - выдавила она. Я тут же вспомнил то утро, когда этот голос напугал меня до смерти, и не смог понять - неужели Ленин голос действительно может кого-то испугать? Да это и не голос даже, сладкая патока, даже в таком состоянии, в каком она находилась сейчас, он звучал намного лучше всех остальных вокруг.
- Лена, все будет хорошо, - скороговоркой выпалил я, стараясь успеть сказать как можно больше, пока носилки не занесут в желтый "Форд" с надписью "Ambulance" на капоте, начертанной в зеркальном отображении. - Как ты себя чувствуешь?
Чего спрашивать - все было написано на ее лице. Жуткая боль, шок, потрясение - все сразу. Серый деловой костюм - ее любимый - превратился в кучу тряпья, непонятно каким образом очутившуюся на Ленином теле.
- Леша, - закрыв глаза, повторила она. - Все нормально, аарывноууг, со мной все просто отлично.
Я как мог пересказал тот звук, который она исторгла из себя, исторгла не ртом, а чем-то еще. Это было похоже на невероятно разборчивое урчание в животе - какого черта, возможно, так оно и было. Я стоял, ошарашенный, снова остро ощущая отсутствие внутренних ступоров - представил, как выглядела бы Лена мертвой: бледное лицо с уже совершенно не нужной массой косметики, навсегда сохранившее выражение удивления, тело бесформенной грудой. Это помогло мне забыть то слово - звук - которое я слышал.
Лена провалилась в беспамятство. Вокруг медленно кружились снежинки, лишь изредка порыв ветра сбивал их в тучки и уносил прочь. Вообще, декабрь выдался теплым. Снегопад второго декабря был первым серьезным снегопадом грядущей зимы, прошедшая осень запомнилась дождями. Нереальность происходящего заставила подойти к месту взрыва больше людей, чем если бы дело было летом: снег, взрыв... трупы.
- Что с ней? - на бегу спросил я у врачей. До "Форда" оставалось еще с десяток метров.
- Переломы ног и ребер, - быстро проговорил тот самый, который призывал поднимать на счет "три". - Она родилась под счастливой звездой.
- Она поправится? - еще пара секунд - и носилки окажутся в "Скорой". - Куда вы ее везете?
- Недели три, конечно, у нас полежит, -уверенно произнес другой санитар. - Но Стас прав, выжить в этой мясорубке...
"Завтра?" - хотел спросить я.- "Почему завтра? Почему не сейчас?". Хотел, но не спросил. Это были профессионалы, и от их работы - слаженной, четкой - зависела жизнь моей жены. Мне не хотелось добавлять им проблем, представляясь воинствующим идиотом. Если они сказали, что с ней будет все в порядке, значит, так и будет. Мне стало лучше. Я успокоился - насколько это было возможно. Часть моего груза теперь лежала на других плечах.
Лену занесли в машину. Я бросил на нее последний взгляд - бледное лицо, неестественно согнувшееся тело - и двери захлопнулись. Санитары быстро заскочили в кабину, "Форд" взвизгнул и рванул с места.
"Скорая помощь" проскользнула в образовавшуюся брешь, включила мигалки и унеслась прочь. Я проводил ее взглядом и пошел домой.
В справочнике телефона Областной клинической больницы я не нашел. Не потому что его не было - просто потому, что три страницы оттуда были вырваны. На прошлой неделе к нам приходили Левашовы - старые друзья по институту - вместе со своим отпрыском четырех лет отроду. Этот отпрыск разбил нам три чашки, погрыз ножку кухонного стола и вырвал несколько страниц из телефонного справочника, когда я неосмотрительно вышел на балкон, чтобы поболтать с Мишей Левашовым. Отпрыск вырвал бы больше, не отбери я у него злосчастный справочник в самый разгар работы. Но он не просто вырвал оттуда страницы, он превратил их в кучу мельчайших обрывков.
Поэтому я позвонил Тане - коллеге и подруге. Таня была одной из немногих женщин, с кем я мог легко и свободно общаться.
- Привет, это я, - сказал я, когда она подняла трубку.
- О, Леша, привет, - ответила трубка. - Я все слышала. Мне так жаль...
- Таня, Лена жива, - боже мой, как приятно произносить эти слова! - Ее увезли в Областную клиническую больницу. Собственно, поэтому я тебе и звоню.
- Господи! - Выдохнула она. - Какое счастье! Это лучшая новость за последние полгода! Что тебе надо - всем помогу.
- Мне нужен телефон этой больницы.
- Сейчас, - я представил себе, как она крутанулась на стуле, повернулась к компьютеру, услышал, как застучали клавиши.
- Еще адрес, пожалуйста.
- Угу, - промычала она и я понял, что она держит карандаш или ручку в зубах, пока обе руки набирают текст.
У Тани на компьютере была установлена справочная система "09", какими пользуются операторы одноименной службы. Вообще-то свободное распространение таких программ запрещено, так как там содержится достаточно закрытая информация, но у Тани в этой службе работает сестра. Родственные связи оказались сильнее должностных инструкций, Таня превратилась в незаменимую записную книжку, в которой хранились все нужные телефоны и адреса.
- 41-33-20, это приемная, - произнесла она. - Но я думаю, тебе больше пригодится телефон отделения травматологии. Вот он: 41-33-29.
- Еще адрес, - напомнил я.
- Я помню, - укоризненно сказала Таня. - Большая перекатная, 44.
- Спасибо, родная, - как можно вычурней сказал я.
- Брось, - засмеялась она. - С Леной точно все в порядке?
- Она сломала несколько ребер и обе ноги, - как быстро вернулось мрачное настроение! - Но главное, что она жива. Врачи сказали, что она несколько недель полежит у них.
- Это не самое страшное, - убежденно сказала Таня. - Я два часа назад смотрела новости, там сказали, что вообще никого в живых не осталось.
- Ладно, Танечка, спасибо тебе большое, - сказал я. - Мне пора.
- Какой вопрос! Не за что! Привет Лене. Я на днях к ней заеду.
Позже из информационных выпусков, которые выходили чуть ли не каждые пятнадцать минут на всех каналах, я узнал, что из всех, кто находился в здании в момент взрыва, выжили только двое: Лена и дворовая кошка, которую работники "Мирра-банка" иногда прикармливали. Как сказал один из репортеров, "оперативники рассматривают сейчас две основные версии: теракт и криминальные разборки". В тот первый день взрыв был главной темой. К среде о нем говорили лишь на местных каналах, а к концу следующей недели взрыв офиса из выпусков новостей вытеснила извечная борьба федеральной власти и местного самоуправления.
В тот же воскресный вечер я позвонил в больницу. Приятный женский голос сообщил мне, что Яковлева Елена Викторовна сейчас спит, а вообще она находится в 332 палате травматического отделения. На мой вопрос о ее состоянии последовал незамедлительный ответ: удовлетворительное, стабильное. Когда можно ожидать полного выздоровления, спросил я. Не знаю, ответили мне. Перелом двух ребер задержит ее в больнице на пару недель, остальное - ушибы и ссадины - заживет гораздо быстрее, но сложно что-то прогнозировать. "Ребер?" -переспросил я. А как же ноги? Как долго будут восстанавливаться они? Она вообще сможет ходить? "Какие ноги?" - задали мне встречный вопрос, и мне показалось, что сейчас приятный женский голос скажет мне, что их ампутировали, сразу по прибытии, с такими травмами ноги не восстанавливаются. Но вместо этого удивленная девушка сообщила мне, что с ногами у Лены все в порядке - сильный ушиб голени, только и всего. "Что ж, спасибо", - сказал я и повесил трубку.
Теперь я перехожу к самой сложной части своего рассказа. Сложной - потому что я едва ли могу объяснить, почему события начали развиваться так, а не иначе. В который уже раз, как спасительный круг, на ум приходит исчезновение здравого смысла - чувство, когда ты понимаешь, что тебя ничто не сдерживает. Ну и Лена, конечно. То, что я увидел в больнице на следующий день, меня потрясло.
В палату меня пустили не сразу. Пришлось объяснять, уговаривать, упрашивать, требовать и, в конце концов, проходить личный досмотр - Лену, как единственного уцелевшего свидетеля, охранял милицейский наряд. Попасть к жене мне стоило двух часов ожидания и Бог знает какого количества нервов.
Когда я вошел и увидел ее, мне показалось, будто я очутился в картине Пикассо. Наверное, все дело в моей хорошей памяти - вот уж не думал, что из-за этого у меня когда-нибудь возникнут проблемы. Передо мной лежала Лена - такая, какой я знал ее много лет. Может, чуть приболевшая, но никак не похожая на чудом спасшуюся от неизбежной гибели. Она оторвалась от книги - Реймонд Чандлер - и метнула в меня теплый нежный взгляд.
- Леша, - мягко сказала она, и жуткое, непередаваемое чувство дежа вю нахлынуло на меня. Я слишком хорошо помнил ее там, у банка, лежащую на носилках. Я помнил ее взгляд - полный боли и отчаяния. Я помнил ее нелепо покосившийся костюм. Я помнил ее голос - те же слова, но какая разница в интонации! ВОТ ТОГДА она выглядела похожей на чудом уцелевшую жертву теракта. Невозможно так измениться за один день. "Аарывноууг", -почему-то подумал я, и по спине пробежал холодок.
- Привет, родная, - сказал я и подошел поближе. - Как ты? - те же слова.
- А ты как думаешь? - улыбнулась она. - Чертовски хочется домой.
Мне захотелось заплакать - настолько это было МОЯ Лена, та, с которой я был счастлив.
- Тебе повезло, - сказал я и обнял ее. - Ты могла погибнуть.
- Я знаю, - сказала она и положила мне голову на плечо.
- Что говорят врачи? - я говорил на автопилоте. Эти слова всегда произносили герои фильмов и книг, это было первое, что пришло мне на ум. Да что там - я практически не думал. Слишком многое свалилось на меня за эти дни.
- Говорят, что все будет хорошо. Ребро заживет через пару недель, так что беспокоится не о чем.
Не помню, о чем мы с ней говорили в тот день. Хорошая память, ха! Я помню, что на ее тумбочке стоял стакан апельсинового сока, а рядом лежал "Космополитен", одолженный у какой-нибудь соседки по палате (на обложке ослепительно улыбалась Джиллиан Андерсон, БЕССТРАШНЫЙ АГЕНТ, гласил заголовок), но я не помню, о чем мы с ней говорили. В этом месте у меня первый провал. Первый, но далеко не последний.
Вечером я лежал в постели и не мог заснуть, несмотря на отключенный телефон. Я, знаете ли, думал. У меня никак не выходил из головы этот сумасшедший контраст - Лена на носилках и Лена в больнице. Каков бы ни был ее оптимизм, она должна была как минимум неделю отлеживаться - ее, черт возьми, достали из-под бетонной плиты! Она была похожа на человека, по которому проехал асфальтовый каток! И я вдруг внезапно вспомнил: переломы ног и ребер. Так мне сказал санитар. Ног. И ребер. А сейчас Лена сказала мне, что сломано у нее лишь одно ребро. "Ног?" - удивленный голос в трубке. - "У нее все в порядке с ногами". И, следом за первым воспоминанием, нахлынуло второе: Лена падает, глаза удивленно раскрыты, голова стукается о порог ванны - какой мерзкий звук! И тут же - Лена, обжигается у плиты, чертыхается. Я, перебирающий волосы в ночной мгле при тусклом свете луны, не находящий ни малейшего шрама на ее голове. Я, убирающий ее руку - ту самую, и опять - ничего. Боль белой обжигающей вспышкой разорвала мне голову, и я в ужасе раскрыл рот, не в силах выдавить не звука, прижал руки к ушам, мне показалось, что сейчас мозг под ужасным давлением хлынет оттуда. Внезапно перед моими глазами появились жирные красные буквы: аарывноууг. Последнее, острое, как укол шпаги.
Боль прошла через минуту или около того. Я лежал на кровати, тяжело дыша, задрав лицо к потолку, и чувствовал, как по нему бегут слезы. "Лена", - прошептал я и не узнал своего голоса. - "Лена, что с тобой происходит?"
На следующее утро я заехал на работу и сказал, что, возможно, пару дней не появлюсь. В ответ директор предложил мне оплачиваемый отпуск на две недели. Я согласился - а вы бы как поступили на моем месте?
Потом я отправился к Васе. Он почти все время сидел дома - творческая натура, видите ли. Когда поступал заказ - а в журналистике Вася достиг уже того уровня, когда не ты ищешь работу, а работа ищет тебя - он садился за компьютер и весь день не вылезал из своей комнаты. Хотел бы я иметь такую работу.
- Привет, старик! - Он всегда называл меня "старик", что с моей стороны встречало бурное неодобрение.
- Давай, заходи, - Вася затащил меня в квартиру, хотя, по сути, это была не квартира, а какая-то берлога с кучей вещей, валявшихся на каждом углу. - Как Лена? Я все слышал. Слушай, она родилась в рубашке.
- С ней все, слава богу, в порядке. Пока в больнице, но уже скоро выписывается. Как ты сказал? В рубашке? Точно. В рубашке. - Мы миновали непонятно зачем хранившийся в прихожей детский велосипед без колес и прошли на кухню.
- Нет, это ж надо! Вот и не верь после этого в...
- Мне нужно твое ружье, - сказал я как можно спокойней.
Вася оторвался от банки "Нескафе" и внимательно посмотрел на меня.
- Теща достала? Соседи слишком громко включают музыку? Шеф не выдал аванс? Или, может...
- Брось, хватит придуриваться. Дело серьезное.
- Давай, не тяни. - Вася поставил передо мной огромный стакан с кофе и я с сомнением посмотрел на него. - Это "Кафи Голд". Очень вкусный.
Я долго думал, как объяснить Васе, зачем мне посреди зимы понадобилось ружье. Оставалось надеяться, что он поверит в мою историю.
- Понимаешь, у моего младшего брата проблемы, - сказал я.
- У тебя есть брат? - удивленно поднял брови Вася.
- Ага, раньше жил в деревне, два года назад приехал сюда, решил заняться бизнесом. Поначалу вроде бы все шло неплохо, но недавно, когда его дела резко пошли в гору, участились случаи "наездов".
- Ну, это все понятно. - Вася за две минуты сьел три огромных бутерброда с колбасой, и даже сейчас говорил с набитым ртом. Судя по его голосу, пока все было в ажуре.
- А он парень деревенский, ну, ты сам знаешь, какие они...
- В общем, предстоит "стрелка"? - подытожил Вася.
- Как ты узнал? - удивился я. А кофе и вправду великолепен, подумалось мне почему-то в тот момент.
- Так это ж обычное дело, - так же удивленно ответил он мне. - Только я не понимаю, причем здесь ствол.
- Я буду изображать его "крышу".
Вася изумленно посмотрел на меня и расхохотался.
- Ты? Крышу? Ну, брат, даешь!
- Да это так, на всякий случай! Костя - брат - да одного его вида хватит, чтобы они все разбежались! - такой реакции я не ожидал.
- Ну ладно, только при одном условии. - Вася посерьезнел. - Даже при двух.
- Без вопросов. - В знак согласия я поднял вверх обе руки.
- Во-первых, говоришь мне, где и когда будет разборка. Если через тридцать минут после ее начала ты мне не позвонишь, я собираю своих знакомых - настоящих братков - и мы едем к вам. Ясно?
Я кивнул.
- А во-вторых?
- А во-вторых,- Вася осушил свой бокал и подмигнул мне, - во-вторых, я напишу об этом статью. Хорошая тема - деревенщина оставляет с носом местных мафиози!
Вася хранил дома обрез. Он был большой любитель поохотиться, но был противником всяческих лицензий, разрешений и норм отстрела. Ружье, естественно, он держал дома незаконно.
- Сейчас, подожди секундочку, - Вася подошел к корыту, висящему на гвоздике возле газовой плиты, просунул руку между ним и стеной, что-то нащупал там и извлек на свет божий обрез. - Тебе зарядить?
- Ну давай, на всякий случай, - стараясь выглядеть безразличным, сказал я.
Вася восхищенно посмотрел на меня.
- Слушай, чувак! Ну ты ваще...
Я пришел домой в два часа. Что я делал до этого времени - неизвестно. Второй провал. Доктор, у меня бывают провалы в памяти. И часто? Что часто? Ну, провалы в памяти. Какие провалы? Помню, что обрез я завернул в мешковину и сунул в спортивную сумку. Особенно интересно было ехать в трамвае. Интересно, что бы сказала эта толстая кондукторша, если в ответ на ее настойчивую просьбу "предъявить за проезд" - филологи отдыхают - я достал бы эту хреновину? Еще было весело идти с этой сумкой по улице и сознавать, что у тебя есть небольшой секрет, что тебе сам черт не страшен. Открывая железную дверь подъезда, я внезапно понял, что если бы Вася отказался дать мне обрез, я убил бы его и забрал ружье.
Проверяя автоответчик, я, как и ожидал, наткнулся на Ленино сообщение: со мной все в порядке, я скучаю, приезжай. Приеду, родная, подумал я. Обязательно приеду. Потом я позвонил в больницу и спросил, можно ли навестить сегодня вечером Елену Яковлеву. Бесчувственный женский голос - не то что в первый раз - ответил мне, что если я ее близкий родственник, то можно. Я поблагодарил эту сучку и повесил трубку. Посмотрев на себя в зеркало, я увидел, что улыбаюсь. Подмигнув своему отражению, я зашел на кухню, достал из холодильника пакет молока и залпом выпил его. Потом я завел будильник на четыре часа и лег спать. Впервые за последнюю неделю я спал без кошмаров.
Конечно, я понимал, что будет нелегко. Если им придет в голову проверить мою сумку, объяснить, откуда там взялся обрез и что я собираюсь с ним делать, я не смогу. Но мне почему-то казалось, что все будет в порядке. Нет, я знал это!
В больницу я зашел в шесть вечера. Как я и ожидал, она была практически безлюдна. Пациенты находились в своих палатах или смотрели "Просто Марию" по большому телевизору, висевшему в коридоре на втором этаже. Врачи и санитары тоже занимались своими делами, я увидел парочку и даже поздоровался с ними.
Охранник у палаты Лены узнал меня и без всяких вопросов пропустил.
- Привет, Лена, - негромко сказал я.
Она была здорова. Никаких переломов - даже того перелома ребра у нее не было, я это сразу понял, как только увидел ее. Даже если они и были в день взрыва.
- Привет, - улыбнулась она, и на секунду сердце мое дрогнуло. Я почти вернулся в свое прежнее состояние - ну, вы понимаете, о чем я - но вовремя взял себя в руки.
Палата была погружена в сумерки. За окном давно стемнело, верхний свет не горел - комнату освещала лишь настольная лампа, скособочившаяся на Лениной тумбочке. Как и в первый раз, она читала Чандлера.
Кроме меня и Лены в палате никого не было.
Я подошел к кровати и сел на край.
- Ну и как ты сегодня?
- Представляешь, врачи осматривали меня сегодня,- как блестели ее глаза! - Они говорят, что меня можно будет отпустить уже через неделю!
- Здорово, - сказал я и взял с соседней кровати подушку.
- Что ты делаешь? - недоуменно спросила она, и в глазах ее я увидел страх. Но я увидел там еще и понимание. И ужас.
- Ничего, - я прижал подушку к Лениной груди, она, приподнявшаяся на локтях, упала на спину. Потом одним быстрым и выверенным движением я выхватил из сумки обрез и плотно прижал его к подушке. Глаза Лены расширились, жутко расширились, ее тело задрожало.
Я выстрелил.
Раздался громкий хлопок. Лену вжало в кровать, подушку разорвало, во все стороны хлынули белые перья. По тому, что когда-то было подушкой, медленно растекалось красное пятно. Я быстро перезарядил ружье, выстрелил еще раз - на этот раз звук был еще громче, и я думал, что охранник на этот раз почует что-то неладное и зайдет, но он лишь просунул голову в дверь - что там у вас? - и я кивнул ему - все в порядке.
Когда дверь закрылась, я убрал подушку. Лена хрипела, зрачки то сужались, то расширялись, левая нога судорожно дернулась несколько раз. Посреди груди зияла огромная дыра.
Я удовлетворенно хмыкнул, взял стоящий у окна стул, сел напротив Лениной койки и стал ждать. Через пятнадцать минут я проголодался, достал из сумки пакет с бутербродами, съел несколько штук.
Меня уже потянуло в сон и я начал подумывать, что зря затеял все это, когда заметил на кровати какое-то движение. Сон как рукой сняло. Я подбежал к Лене - и отшатнулся. Ее глаза, прекрасные глаза были теперь абсолютно белыми, без зрачков, волосы тоже побелели и начали укорачиваться. Я бросил взгляд на грудь, которую собственноручно прошил двумя выстрелами из "винта", и с ужасом увидел, как в ране из ниоткуда появляются тонкие жгутики мышц, нарастают, соединяются с другими - рана затягивалась. "Боже мой", - прошептал я и снова посмотрел на ее голову. Она была совершенно лысая. Под кожей на черепе что-то шевелилось, глаза будто залило черной тушью. На груди раздался хлопок, я бросил взгляд туда - раны больше не было. Даже халат был цел. Я попятился, начиная понимать, что я сделал, способность здраво мыслить, будто высосанная кем-то, постепенно возвращалась. Тело на кровати продолжало изменяться, с ним происходили какие-то невообразимые метаморфозы. Стакан апельсинового сока на тумбочке - наверное, все тот же - лопнул, его словно разорвало изнутри, а я все пятился и пятился, пока не уперся позвоночником в холодную стену. Перед моими глазами стояла наша ванная, та, где я убил ее в первый раз. Теперь я знал, что там случилось на самом деле.
Лена засветилась. Яркий белый свет наливался в ней, потом, достигнув апогея, перекинулся, как огонь, на кровать, тумбочку, стены, пол, залил всю палату. Я захотел закричать, заорать во все горло, но не смог. Мне оставалось только наблюдать, как свет -живой! живой! - охватывает мои лодыжки, забирается выше, выше, и вот я уже весь в нем - по самую макушку! На какое-то мгновение я увидел, увидел, что лежало на кровати, что ПО-НАСТОЯЩЕМУ там лежало, чем бы это не было - существо вне формы и пространства, а потом свет добрался до моего мозга и я куда-то провалился.
Когда я открыл глаза, Лена стояла у окна.
- Зачем ты сделал это? - спросила она, не оборачиваясь.
Я оглядел палату. Ни "винчестера", ни подушки, через которую я стрелял.
- Не знаю.
- Ты хотел знать.
- Да.
- Теперь ты знаешь. Тебе легче?
Я встал. С телом вроде бы все в порядке. С мозгами тоже.
- Нет. Наверное, нет.
Лена обернулась. Я ожидал увидеть глаза - эти глаза, не день еще преследовавшие меня в кошмарах - белые глаза без зрачков, но на этот раз все было в норме.
Она молчала.
- Кто ты?
Ее глаза блеснули - совсем как в прежние времена. "Чертовски хочется домой", - в прошлый раз сказала она, и только теперь я начал понимать, что именно она имела в виду.
- Почему? Разве я сделала тебе что-то плохое? За всю нашу жизнь? Почему?