Аннотация: рассказ артиллериста о великой отечественной войне
Василий Григорьевич Рыбников рассказывает
Родился я 2 октября 1924г. в селе Катино в Горловском районе (сейчас Рязанская область, Скопинский район). Отец мой Григорий Пахомыч, участник первой мировой войны( родился в районе 1893-1897гг. - ум. 1984г. ) , получил 2 ранения, в руку и ногу. Главное, он говорил, - это уметь выжить, а убьют - будешь бесполезным. Надоело ему всё, как революция случилась, взял винтовку и "смотался" с фронта самовольно. Был как-то задействован и на гражданской войне, но об этом говорил очень неохотно, не нравилось ему очень, что брат шёл на брата. Про новые порядки тихо дома высказывался в духе того, что к власти пришла шпана и поэтому хорошего ждать нечего. Мама Наталья Яковлевна(1902-1936гг.) воспитывала детей. У меня был брат 1926г.р. и сестра 1932г.р. Всех детей крестили, в селе оставалась церковь.
Катино было тогда большое село, 1000 дворов, 2 мельницы, много живности. Представь, в каждом дворе по 15 кур в среднем, 2 коровы, 1-2-3 лошади. А людей сколько жило! Моим знаменитым земляком был Федор Полетаев (1909-1945), герой Советского Союза, национальный герой Италии, он в этой стране партизанил. Отец, кстати, знал Фёдора Андриановича Полетаева лично.
рассказ с фотоиллюстрациями
https://olegdushin.livejournal.com/139095.html
-
Отец уехал рано из села в Москву, ещё до коллективизации и раскулачивания. Он имел большой кругозор и понял, что на деревне "ловить" нечего. Работал он в МогЭС (Московская государственная электрическая станция) техником-электриком. Уехали в Москву и два младших брата отца - Яков и Иван. Григорий Пахомыч им помог с переездом. В Могэсе и после национализации в декабре 1917г. активов акционерного общества электрического освещения 1886г. заправляли иностранцы. (Это преувеличение рассказчика, но с 1922 по 1926г. членом правления Могэса был обрусевший немец - инженер Роберт Эдуардович Классон. Более важно, что заключались договора с иностранными компаниями на оказание техпомощи в электропромышленности - О.Д.)
Отец хорошо зарабатывал при тех "иностранцах", хорошо одевался. Мольтонированная белая сорочка, галстук, кожаная куртка, шляпа кожаная, галифе кожаные, хромовые сапоги. Идет электрик на работу с саквояжем кожаным. Пришел еще при НЭПе в дом на Ордынке люстру устанавливать. Господа ему преподносят на подносе серебряный рубль за хорошую работу. Отец был не слишком цивилизованный и отказался от этого рубля. Зарплату хорошую, мол, получаю. Приезжает на работу. А ему
- Вас хозяин вызывает (возможно, речь идет о Казимире Ловине - председателе правления МоГэс в 1922-1929гг.. Впрочем, есть небольшая вероятность, что рассказчик под МоГэсом подразумевает дочернее акционерное общество или иностранную компанию, оказывающую техпомощь "при Могэсе". В любом случае, Рыбниковы жили в доме Могэса. Слово "хозяин" может иметь переносный смысл).
- Вы меня вызывали?
- Вызывал. Вы на Ордынке работали сегодня?
- Да, работал, хозяин. (Возможно, обращение "хозяин" здесь плод творческой фантазии Василия Григорьевича о той жизни - О.Д.)
- Вам преподносили рубль?
- Да, преподносили. - А почему не взяли?
Отец чувствует, что попал впросак. Стыдно, конечно. Стал что-то говорить, лепетать.
- Нет. Просить нельзя. (Могэс проводил электрофикацию жилья для бедных слоев населения бесплатно - О.Д.) А брать надо всегда. Если у вас лишние деньги, хорошая зарплата, то сдайте этот рубль в кассу. А когда пойдете в отпуск, вам всё возвратят.
Он даже знал, какие размеры ботинок у детей электрика. Подарки им от предприятия давали. Вот как хозяева командовали.
В другой раз рабочие зашли на Народной улице в пивную пониже классом, чтобы побыстрее. Закусили в обед. Приходит на работу. Опять хозяин вызывает. - Так, Григорий отработали? - Отработал. - А где кушали сегодня?
Сразу понял отец, что не там они кушали, классом ниже. Надо было в кафе идти.
Нажимает хозяин кнопку. Заходи главбух. - Выдайте Рыбникову полную зарплату вперед за месяц. Больше такие вещи себе не позволяйте.
Отец чуть не провалился со стыда, когда получал зарплату.
Даже кушать должен был не в простом кафе, а высшего класса, чтобы не терять марку предприятия.
Отец жил и зарабатывал в городе, мне же пришлось застать в деревне коллективизацию. Видел, как вывозили на повозках в ссылку моих односельчан, признанных кулаками. По бокам ехали на конях коммунисты с саблями, - как будто плывут до сих пор эти всадники перед глазами, - это я как в кино помню. На санях были женщины,старики, плакали дети, лежали овцы, связанные веревками по лапам. Уходили люди со скотиной, которая потом мерла от тягот пути.
В деревне в двадцатые годы однажды свирепствовал тиф. У нас умерла дед, бабка, две моих сестры.
Вскоре после раскулачивания отец перевёз семью в Москву. Жили мы на Пионерском улице около Павелецкого вокзала в двухэтажном домике. Верхний этаж был наш, а на нижнем жили инженеры МоГэса - дядя Гаврик с женой и двумя дочерьми. (Известно, что именно Могэс для служащих делал двухэтажные деревянные дома в 1926г. - О.Д.) Однако дом сгорел и погорельцев поселили сначала в общежитии. Затем на Краснохолмской набережной построили бараки и нас поселили там. Туалет на улице, вода из колонки, электричество было, подогрев воды - на примусе или керосинке.
Отец часто брал с собой меня маленького - чуть ли не с 6 лет - на работу, где все гудело от напряжения в натянутых проводах. Я сидел в будке, где были все инструменты, а рядом электрический зал размером с футбольное поле. (О.Д. - Электростанция на Раушской набережной). Рядом был клуб Могэса. Там нередко бывала Надежда Крупская (вдова Ленина), она отвечала в партии за работу с детьми. Я трижды ходил с ней в хороводе. Запомнил ее в длинном платье, белой кофте, глаза навыкате. Хотя была она не очень старая в начале тридцатых (1869-1939), ходила с трудом.
Отдыхать ездил в Серебряный Бор к брату отца. Там было отлично, в 5-ом классе я, малолетка, здесь занялся даже "бизнесом". Товарищ дежурил на лодочной станции. Люди катались на лодках. А моста тогда ещё там не было. Нужно было идти в обход. Сижу как-то в лодке. Женщина подходит: "Мальчик перевезёте на ту сторону Москва-реки?" Мне что, жалко? .. Всё равно отдыхать. - "Садитесь. Я вас перевезу." Перевёз через реку. Она пошла, а я стал разворачивать лодку. Глянул - лежат на перекладине денежки - пятачок. Ценные деньги тогда были эти копейки. Я схватил их отдать той женщине. А она то уже далеко ушла. Думаю, - ладно, на обратном пути завтра отдам, если будет такая возможность. Назавтра прихожу туда же - другие уже люди просят: "Мальчик, вы нас не перевезёте на ту сторону?" - Перевёз и их. Смотрю,опять мелочь оставили. - Что же, я не ворую, а деньги лежат. И постепенно я собрал так целую горсть монет и её носил в кармане. С деньгами решил поехать на Таганку. Был там магазин Ночное, и в нем макароны, масло, всё-всё-всё. Покупал брату и сестре кулек макарон. Отварил с маслом на керосинке или примусе. Они уже спят, как червяки. Я их разбужу, покормлю, они опять спать ложатся.
Мама то умерла ещё в 1936г.. У неё болела голова. Операцию по черепу проводил сам академик Бурденко. Операция прошла успешно, но через год она умерла. Мы осиротели, наша жизнь стала беднее. Отца из Могэса турнули, разогнали там всех и иностранцев, я два класса то кончил уже тогда. Помню, сидит он за столом и у него слёзы из глаз текут. Никогда такого не видел у него.
О.Д.: приведу полную цитату, хорошо объясняющую ситуацию "Газета 'Известия' в номере от 14 марта 1933 г. огорошила своих читателей очередной сенсацией на модную по тем временам тему. Под заголовком 'Сообщение ОГПУ' шел напористый текст: 'Произведенным ОГПУ расследованием ряда неожиданных и последовательно повторявшихся аварий, происшедших за последнее время на крупных электростанциях (Московская, Челябинская, Зуевская, Златоустовская), установлено, что аварии эти являются результатом вредительской деятельности группы преступных элементов из числа государственных служащих в системе Наркомата тяжелой промышленности. В деятельности этой вредительской группы принимали активное участие также некоторые служащие английской фирмы 'Метро-Виккерс', работающие в СССР на основании договора с этой фирмой о технической помощи предприятиям электропромышленности СССР'.
Отец устроился электромонтером на завод. Работал потом электриком на Серпе и молоте. Но уже зарабатывал хуже. Когда мать умерла, стал выпивать, попадал в плохую компанию. Он был очень интеллигентный человек, но не хозяин. Жулье всякое его повадилось звать: "Григорий Пахомович, пойдемте с нами." Он выпьет, они его обчистят. Мне пришлось ездить в шестом классе на работу получку за него получать. А что делать? Мы же голодные дома сидим. Нам же надо учиться, а ты без получки приходишь. Отец на мои упреки говорит: "Ну, приезжай сам." И выдавали мне деньги! Люди с соображением были. Отец до войны снова женился.
Из-за этих обстоятельств мы часто голодали. Поэтому я не закончил десятилетку, а пошел работать после 9-ого класса. Вопрос был так, - или погибать, или работать. Подошел ко мне дядя Иван, обнял за плечи и сказал: Бросай школу, пойдем работать, иначе ты пропадёшь. У Ивана самого было четверо детей. Он был необыкновенно талантливый мужик. Мог и женскую шубу сшить, и платье, и слесарь и на музыкальных инструментах - балалайке, гитаре мы с ним играли. - Как же я брошу учиться! Очень хотелось закончить 10-ый класс. Я даже заболел от этого, три дня болел.
Стал работать я слесарем с 1940г. на заводе Светотехник на Таганской улице вместе с дядей. Хорошо дело пошло. Зарабатывал неплохо. Купил темно-синий бостоновый и коверкотовый костюмы, на заказ их сшил, демисезонное и зимнее пальто, ботиночки. Брата, сестру накормил. Выхожу на набережную, где на гитарах играют. Девочки на меня посматривают. Мне хоть 16 лет, ростом уже вымахал.
Через 2-3 месяца создается комиссия, человек 5. Один говорит: Почему этот мальчик столько денег зарабатывает? Начальник цеха Сергей Петрович, кавказского происхождения, в гимнастерке ходил, пояс с бляхой, меня очень полюбил. Мужик исключительный. Он говорит: "А вы спросите у него, почему он так работает по многу." Нет никакого разряда у меня, о чем спрашивать? А это всё дядя помогал. Он для меня делал шаблончики. Я только клепаю по ним, клепаю детали для освещения. Женщины на производстве стали брать их только у нас. А у мужиков с 6 разрядом, которым по 30-40 лет, не берут. Детали же получались часто корявые, нежная женская рука коснется их, поцарапается. В результате мы делали по количеству больше продукции. Заготовку же надо размеривать циркулем. А дядя на сварке ещё работал, шаблончик он уже сделал, мне только вставить, разметить, циркуль уже не нужен был. Надо умеючи заточить сверло, чтобы не было заусенцев, чтобы гладкое оно было. Это не каждый может. Дядя научил. У других рабочих шаблонов таких не было. Их втихаря Иван делал, помогал, а я вкалывал. Никто не умел так шаблончики делать, их с головой надо изготавливать. Поэтому у меня была производительность в три раза выше, в три раза быстрее других то же самое делал. Дядю не взяли на войну, как хорошего мастера. Он перешел тогда уже на протезный завод, протезы делал.
Подходит ко мне инженер по технике безопасности, пожилой, полный такой. Его звали ребята Петрович. Хлопнул меня по плечу: "Васенька, будем заниматься то?" Ни о чем таком прежде речь не шла. - Да. - И стал Петрович со мной одним чертежами заниматься. Способный ученик я был. Недалеко был какой-то военный штаб - в церкви на Таганской. Оттуда приходили на завод Светотехник офицеры. Звали меня учиться - в лётное, артиллерийское училища, в химические войска брали. В цеху только ко мне они и подходили. А я все отказывался. - Подождите и подождите.
В 1941г. завод перешел на военную продукцию. Делали гранаты и запчасти для самолетов (двигателей). 10 августа 1941г. ГКО издал постановление о мобилизации военнообязанных 1890-1904 годов рождения и призывников 1922-1923 годов рождения. Отца взяли в армию. Он сказал детям отправляться в деревню, к мачехе - Ухоловский район Рязанской области, село Иванчино. Я его спрашиваю, зачем уезжать, война через 3 месяца кончится. -Какие 3 месяца!, - отец растопырил пятерню, - пять лет будем с немцем воевать, не меньше! - "Почему? Наша же армия самая сильная." - "Ну, может за 4 года управимся. Вы оба ещё навоеваться успеете." Отец оказался прав. На войну с Японией попал и мой младши брат (1926 г.р.). В 1941г. на заводе я взял расчет.
В селе было 20 домов. И целых 160 лошадей с молодняком. Был там табун 30-40 лошадей. Он считался РККовский, для красной армии - РККА. На этих лошадях никто не имел право ни работать, ни ездить. Они предназначались только для Красной армии, их только кормили. Поэтому коньки были упитанные. Ждали, пока придет заявка из красной армии - для кавалерии, артиллерии. На шеях коней висела фанерная табличка с надписью РККА - жеребец такой то и срок сентябрь_-. И в мирное время были такие табуны. Исполнилось, допустим, жеребцу в таком табуне 10 лет. Его "демобилизуют" отправляют в хозяйство. Его замещают другие. Но колхоз был обязан держать табун для красной армии.
Сестра Нина была отправлена в начале войны в подмосковный дом отдыха. А я оказался в Рязанской области. Что стало с сестрой, мы не знали. Как-то раз мать мачехи говорит: Эшелон с детьми разбомбили немцы. ( 800 детей сгорели). Иди, поищи. Вдруг Нина была в поезде, и подобрали потом девочку. Я и не знал, где сестру искать. Поехал наудачу. Местные посоветовали: "Пошукай у железной дороги. Эшелон проходил - четверых больных кожной инфекцией выбросили из вагонов, думали, заразные".
И отправился, значит, брат Василий по деревням, из одной избы в другую, искать Нину. И вдруг слышит: "Да вроде соседка подобрала девочку... - Прихожу туда, а вместо сестры - серый комочек в струпьях. Живого месте на коже нет. Дала хозяйка простынку, завернул я сестрёнку - и на спину. Принёс в село. Ниночку начали лечить отваром череды, протирали кожу. Поправилась она, похорошела, присылала мне фото свое на фронт. http://www.aif.ru/society/people/37_dnevnikov_proshlogo_detskuyu_knigu_voyny_vruchili_vsem_veteranam_moskvy
На селе я работал в колхозе, на лошадях, их было много здесь. Вскоре председатель колхоза поручил мне более ответственную работу. Я возил молотое зерно в город, сдавал в хранилище. Там не принимали влажное зерно, поэтому его перед отправкой в город сушили. Я, как старший, развозил после помола зерно на просушку по домам колхозников. Они его сушили на печках. Соберешь зерно обратно, привезешь в город 10 подвод. Здесь перед сдачей проверят груз прибором на влажность, спишут с колхоза. Колхоз, допустим, должен сдать в год 5 тонн зерна. Из кожи вон вылезешь, но план выполнишь, сдашь положенное. Хранилище было высотой в 3 этажа, с мешками поднимались по настилу, по доскам. Женщины боялись такой высоты, визжали. Сверху открывали мешок и ссыпали зерно в яму, оно аж со свистом летело вниз.
Была договоренность, что при сдаче 1 тонны зерна государства, колхоз мог 1 или 2 центнера раздать колхозникам на пропитание. Но председатель колхоза, коммунист, участник гражданской войны, он остался без ноги ещё тогда, боялся раздавать людям зерно. Я говорю: "Мы должны 2 центнера раздать народу." - "Что ты, Васятка, что ты, посадят! Нельзя!" Мало ли какая договоренность. Какой-нибудь сознательный комсомолец напишет донос и всё.. Законы такие были. Шлёпнут, если план не выполняешь, и всё дело закрыто. Все боялись как огня тогда органов. Но что я сделал втихаря? Привожу, допустим, Марье Ивановне зерно - 8 мешков - на просушку и говорю: "Один мешок оставьте себе, а 7 вернёте." - "Как, как Васятка?". Я же хозяин этих мешков (на тот момент). Никто не знает, сколько я развожу по домам зерна, вся ответственность на Васе. На меня все молились на селе. Председатель колхоза говорил: "Хочешь я тебе освобождение от армии сделаю?" - "Не надо, дядя Филипп. Пойду как все."
В начале лета 1942г. меня (ещё не было и 18) призвали в армию. Троих парней одногодков взяли тогда из нашего села. Вся деревня плакала, провожая меня. Кто яйца, кто пышки в котомку на дорожку совал. Такой авторитет заработал.
Прошел медосмотр. Выстроили нас. Спрашивают меня: Какое у вас образование? А у меня в голове мысль - Как без меня брат и сестра проживут? Скажу, что неграмотный, может повременят с призывом. Так и сказал.
Тут ко мне подходит сзади мужик, хлопает по плечу и говорит. Что ты говоришь. Я видел твои документы. Хочешь в пехоту, враз похоронят (это смысл, он иначе сказал)! Иди в 20-ую комнату. Там тебе проверят на грамотность. Пошел я туда. Примеры надо было арифметические порешать и ошибки исправить в тексте, типа диктант, только уже написанный с умыслом - с огрехами.
По итогам проверки меня зачислили в артиллерийское училище в городе Выксе (здесь размещалась запасная артиллерийская бригада ? 5 - О.Д.). Учиться было тяжело. Питание было более- менее ничего, культурное. В 6 утра подъем. Отправлялись умываться за 2 километра. С утра работали на погрузке вагонов, а потом только учеба. Врачи даже возмущались нашим состоянием.
Командиром батареи был Коваль,стройный, худенький офицер, младший лейтенант. Грамотный. Я влюблен был прямо в него. Рвался на фронт. Он хотел пойти воевать. командиром батареи, а меня своим заместителем сделать. Но его не пустили. Заходит так в командирскую столовую и просит - дайте мне добавку. Ему буфетчица говорит: "Нет добавок." - "Клочок бумажки есть?" - Она:"Есть." Дала ему. Он пишет на нём - вильненская проститутка. А она то женой офицера была. Расчет таков, что такое хулиганство точно на фронт отправят. Буча поднялась. Вызвали Коваля и говорят: "Всё равно на фронт не поедешь."
Учились на орудиях первой мировой войны и вместо 6 месяцев - три. (По словам Рыбникова - это были те самые Гороховецкие лагеря, там функционировал артиллерийский центр. - О.Д.) Осложнения на фронте заставили отправить учащихся на Воронежский фронт. Боевую технику - орудия, американские машины мы получали в Ивановской области. Одели солдат с иголочки. Шинели, телогрейки, нижнее бельё - всё новое.
Попал я в артиллерийский полк на Воронежский фронт, в батарею 122 мм гаубиц командиром орудия. (512 гаубичный полк, 29 артиллерийской бригады, 10-ой артиллерийской дивизии) 122 мм орудие - это 8 человек в расчете и еще 2 шофера на студебеккере, механическая тяга. Это не то, что 45 мм противотанковая пушка, открытая всем огням, 5 человек расчета. Едем по дорогам, а вдруг глядим то там то здесь, - пушка разбитая и весь пяток расчета рядом лежит.
Первым делом на фронте я вступил в ВЛКСМ. На гражданке всё отшучивался от вступления в комсомол. Не достоин. Не готов. А тут загнали в одно помещение 50 человек солдат и сказали: "Не выйдите, пока не запишетесь." Тесно было, душно, аж задыхались. Все, конечно, и написали заявления в ВЛКСМ.
3 таких артиллерийских полка было в составе резерва главного командования на Воронежском фронте. Полки бросали в горячие ответственные места. ( Артиллерийские дивизии прорыва, предназначались для количественного и качественного усиления войсковой артиллерии при прорыве сильной, глубоко эшелонированной обороны противника, были сформированы осенью 1942 года - О.Д.)
Однажды зимой 1942-1943 года наша батарея получила приказ подойти к противнику на расстояние прямого выстрела. Это 200-300 метров от его траншей. Ночью скрытно на руках подтащили орудия на передовые позиции. Рано утром начали огневую подготовку. Стреляем, а ответа от фашистов никакого нет. А они же совсем близко от орудий. Как-то тревожно быть перед ними как на блюдечке. Тут на меня нашло что-то. Я крикнул: "Гранаты в руку!" Беру так командование на себя. Раз такая ситуация, становимся мы теперь, стало быть, пехотой. Комбата почему-то не было с нами. И так мы, солдаты, несколько десятков, бросились на вражеские позиции. Захватили их, а там итальянцы или румыны, все замерзшие, во рванье всяком, как одеялах. От холода не могут стрелять, пальцы замерзшие не гнутся. А мы все хорошо одеты, полушубки, перчатки, шлемы, ушанки. Я тогда то и понял, что мы победим фашистов в этой войне.
Меня потом вызывал заместитель командира полка по политической части. Спрашивает, что без приказа пошли в атаку? - Да так. - А потери есть.- Нет. - Ладно.
Наградили меня за ту атаку медалью за отвагу. Перед строем наградили медалью. Мне капитан говорит однажды: Рыбников, если бы ты был партийный, у тебя было бы ведро наград."
О.Д: Вы на фронте чай с сахаром пили? - Я сластена и не подумайте, никакой не мародер, а цивилизованный человек. Пристрастился к немцам по ночам лазить, по нейтральной полосе за передовой. Наколотим немцев, на ней убитые лежат. Ночью, как стемнеет, берёшь артиллерийский фонарь, железный кислотный. Берёшь с собой, конечно, здоровый немецкий кинжал, он на поясе, и автомат. И потихонечку ползёшь на нейтральную полосу. Я полюбил вследствии того немецкий мёд искусственный. Немцы были все с ранцами. Срезаешь ранец у убитого и из него достаешь бинты. Свою гимнастёрку снимешь, себе за шиворот этот бинт на тело наматываешь от насекомых, от вшей.
Пристрастился кушать их продпаек. У них были бруски как сливочного масла - какой-то мёд искусственный. Все солдаты голодные, кормил свой расчёт. Притащишь на позиции то сало, то консервы нашакалишь. У немцев всех ранцы, оттуда и трофеи. Частенько так ползал за трофеями - и на Воронежском фронте, и на 1-ом Украинском.
Однажды положение было тяжелое по питанию, все голодные. Говорю старшине: "Раздай НЗ - сухари бойцам." У старшины стоял мешок с сухарями. А он заупрямился. Я ему второй раз сказал. Он не дал. Спать легли, зашел в комнату, забрал этот мешок. Ночью раздал бойцам. Зачем это сделал? Это же дело керосином пахнет. Утром встаем. Куда делись сухари? - Рыбников! Меня вызывают прямо к комбату. А тот на меня пошёл с напором. Не приведи, господи, если бы меня ударил по лицу. Застрелил бы тут же, хоть и был офицер боевой, сибиряк, лет 35-40. Я ему и сказал: "Ко мне притронешься, 30 секунд тебе жизни будет." По горбу бы стукнул, ещё ладно, а если бы по лицу, то из автомата бы прикончил. Он спрашивает: "А кто взял?" - Ищи. Никто меня не выдал. Спрашивали, кто раздал, не признались бойцы.
После того стали мы с комбатом почти что друзьями. Он ко мне проникся доверием.
На фронте мы могли корову зарезать какую-то, уже раненую в ногу, она хромает, всё равно её пришлось бы добивать. А иначе это могло посчитаться мародёрством. У нас в части расстреляли в разное время 2 парней, которые со мной вместе учились. Ни за что. Я даже не мог в строю стоять, смотреть на исполнение приговора, убежал. Приговоренный нормальный был, сам себе могилу копал. Это был чистый, самый настоящий произвол. Надо было бы разобраться. Человек же мог случайно себе навредить, а не умышленно стрельнуть. Это же большая разница. За самострел сразу присуждали расстрел. Этих ребят как раз посчитали самострелами. Особистам что, лишь бы запугать других.
Люди бывают безалаберные. Как рассказывают, кладут оружие небрежно. Автоматы, карабины должны стоять как вот мои цветы. А кто-то кинул оружие, а оно заряжено. Ты прошёл мимо, задел ногой, оно и пуф - стрельнуло, ранило. Те погибшие ребята служили на других бататерях. Были, конечно, настоящие самострелы. Стреляем мы один раз ночью. Командир третьего орудия поставил ногу к сошнику, который в землю упирается и держит орудие во время стрельбу. Мужик ждет, что его во время стрельбы при отдаче долбанет по ноге этой железякой. Я это увидел на вспышке от выстрела. Подошел к нему, хлопнул по плечу: "Лучше умри своей смертью! Что ты хочешь над собой сделать?" Он глянул на меня. Это надо было видеть в его лице столько страха. Доложил бы я об этом, что он подставил ногу нарошно, и всё - расстрел. Деревенский был этот парень, сержант.
Мы только назывались, что находимся в резерве главного командования. После нескольких месяцев боев на Воронежском фронте в ариллерийском полку осталось только 80 человек. По штату полк - 24 орудия по 10 человек обслуга, это 240 человек и еще штаб, кухня и т.п.
Немцы сбросили однажды десант на Воронежском фронте. Мы, пацаны, 17-18 лет, выскочили все и давай тр-рр по парашютам бить из автоматов. Молодежь хреначит, а более старший призыв побежал от этого десанта как от огня. Немец же когда спускается на парашюте, сверху из автоматов тоже может чесать. Но их ВВС тоже ошибается. Не в нужном месте сбросили десант, прямо над линией фронта. И мы так радостно и спокойно их расстреливаем в воздухе. - Пук, - пук, -пук. И почему-то ни одного выстрела сверху не раздаётся в ответ. Немцы, повторю, что-то спутали и сбросили тюки с одеялами, обмундирования не там. Они (в германской авиации) тоже трусы, как и те наши старослужащие, что побежали при виде парашютов в небе. В 41-ом то тысячами, миллионами попадали наши солдаты в окружения и плен.
Я сначала думаю: О, бригада - резерв Главного командования!! Так я не мог ни днём, ни ночью нормально поспать. Так сильно немец прижимал в 42-ом. Только здесь остановились, - отстреляемся, пушкам отбой. Едешь в другое место - 15, 20, 30, 70 километров. Там начинаешь долбарить. Отдолбили, едем дальше. Даже окопаться некогда было. Всё-таки артиллерия - это большая мощь. Никак не можем немца где сдержать, а мы тут подъехали. Возили пушки студебеккеры, это хорошо проходимая машина. Несемся как бешеный таракан, остановились и пошли долбарить. Постояли сутки, остановили врага. Снова передислокация.
Ни спать, прислонил голову, хорошо хоть 15 минут удается отдохнуть. Отводили полк, допустим, на переформирование на три дня. Никогда не было этих трех дней, ну, сутки были в тылу. Постирать барахлишко, высушить. А помыться - на это 5 минут.
Курьезы бывали. Так один раз немцы разбомбили свой собственный (эсэсовский) укрепленный пункт, приняли его за нашу пехоту. От нашего полка тогда осталось только 10 орудий. Как немцы сами себя отутюжили, так и мы стали под шумок стрелять. Тут ещё наши пехотинцы пошли стихийно на врага, обозники. Командиры нашлись, возглавили наступление. Пока немцы очухались, их уже в плен забрали. Зима, погода ясная, солнышко. В этом пункте хорошо отоварились, у них там были склады награбленного и трофейного добра. Взяли артиллеристы себе шубы господские, полушубки, сабли наши. Одели шубы на себя, нацепили сабли. Сказка. Эпопея.(Предположение, что это случилось в начале Харьковской наступательной операции в феврале 1943г. - О.Д.)
Едет батарея. Дело к вечеру. Кругом снег. Вдруг дорожка перегорожена пехотой. Выстроился батальон, и генерал им какое-то задание даёт. Наш комбат поднимает руку: "Товарищ генерал, освободите дорогу!" Генерал: "Подождёшь." Комбат выходит из машины и командует громко. - "Батальон, смирно! Кругом! Шагом марш!" И загнал пехоту в снег. Подходит к генералу: "Товарищ генерал, командовал батальоном старший лейтенант ..." И обратно в кабину. Пока генерал проходил в себя и хватался за пистолет в гневе, 4 машины с пушками промчались по свободной дороге. Я ему говорю: "Товарищ старший лейтенант, что вы на рожон лезете." А он же вышел из машины в легкой шубе на меху, на боку кавалерийская сабля. Знаков различий не видно. Генерал и не видит, кто перед ним. А сабли то и шубы мы у немцев захватили. И я носил шашку, и солдаты - для форсу.
Комбата вскоре снарядом, болванкой задело, кусок мяса оторвало сзади. Шел с командного пункта с адъютантом. Немецкий танк стрельнул. Его волной от этой болванки задело. Болванка же бронебойная не взрывается, это железка. Увидел я, что его тащат. Подбежал, приобнял его на носилках, прощался. Так жалко было его. Слёзы градом текли. И он меня приобнял. Вот так сначала чуть не подрались, а потом сдружились.
Я боялся попасть в плен, не хотел допускать такого. А ведь мы не только наступали. Зимой 1943 года наша батарея и другие части попали в окружение в лесах в районе Белгорода. (Харьковская наступательная операция, начавшаяся 2 февраля 1943г., закончилась неудачно. Немцы под командованием Манштейна, в его подчинении были в т.ч. танковые дивизии СС "Рейх", "Адольф Гитлер" и "Мертвая голова", перешли в контрнаступление и захватили снова Харьков и Белгород. Под Дебальцево были пленены части 8-ого кавалерийского корпуса генерала Борисова).
Воспоминания Павла Паршина из соседнего 805 гаубичного полка, будущего комбата Рыбникова. - "Потом 16-го февраля (1943г.) освобождаем Харьков. Ну что, ликуем. Много там подобрали себе с тракторного завода хороших шоферов. А в это время разведка прошляпила, что всего в сорока километрах немцы разгрузили две танковые дивизии СС, и пошли в наступление. А зима была очень снеговая, снарядов и топлива осталось очень мало, и немец нас начал теснить. Стали потихоньку отходить: сдали Харьков, Белгород, и отошли к райцентру Задонск в Курской области.
Василий Рыбаков (512 гап): Нам повезло. Немцы захватили населенные пункты и контролировали дороги, в леса они не совались. Мы нарубили леса, замаскировали орудия, сидели тихо. К счастью, перед окружением мы "посетили" сахарный завод, кажется, Белгородский, набрали там сахара. Им и питались дней 20, пока ситуация не повернулась в нашу сторону. Голодно было в лесу, цинга началась, зубы шатались.
Я был на хорошем счету у командиров. И всегда всех кормил, привык с детства ухаживать за братом и сестрой. А потому у меня в машине всегда были полезные вещи и, что самое главное, еда. Видим, что завод какой горит, молочный, скажем. Там сыр можно взять, головки его покидать в машину. В Белгороде сахарный завод был. Я приказал ребятам вытряхнуть из мешков вещи и всё набивать сахаром! А места в машине для личных вещей хватит.
В машину клали всегда 40 ящиков боекомплекта. А мне клали в кузов 20 ящиков. Все знали, что я хозяйственный, всегда есть еда и другое. Кухня то опаздывает часто частью. А другие 20 ящиков распределяли по машинам других расчётов. Никто ничего не брал без спросу из машины. Это считалось ЧП.
Старшим на батарее был Лихогруд, хохол. (Старший по батарее, как правило, это командир взвода, на второй взвод в батарее офицеров могло не хватать - О.Д.)) В окружении мы подготовили огневую позицию. Мороз 42-44 градуса. Приходит Лихогруд и почему-то приказал другую огневую позицию оборудовать. Роемся мы в мерзлой земле, как такую копать? Вдруг идёт и подходит ко мне подходит зам. по политической части полка. Я ему докладываю: "Товарищ полковник, оборудуем огневую позицию. Командир орудия, сержант Рыбников." - "Хорошо. А вам нравится эта огневая позиция?" - "Мне она не нравится. Вообще всё это ни к чему." - "А почему же вы же тут копаете? " - "А вот старший батареи нам приказал. - Показываю в сторону Лихогруда. Полковник: "У вас огневая позиция есть?" - У нас огневая позиция уже есть готовая. И обзор хороший на ней. Вот смотрите, если танки там пойдут. Мы отсюда видим их?" - "Нет," - говорит полковник. - "А если пехота там пойдёт. Можем мы обстрелять её?" - "Нет. А в чём же тогда дело? Пришлите мне его, (старшего по батарее.)" - и пошёл.
Вызвали Лихогруда в штаб. Дали ему там взбучку, шороху навели. - "Всё прекратить. Встаньте на старые позиции!" Приходит он оттуда мыльный весь, красный как рак. В полку все были с иголочки одеты. Шапка новая, шинель новая, телогрейки новенькие, сапоги, валенки. Пушки новенькие, американские машины. А этот Лихогруд среди офицеров как белая ворона, один был в выгоревшей шинели. Собрался к немцам, что ли?, - у меня выcкочило вслух тогда ещё. Он напрямую ничего мне не может сказать после приказа из штаба. Только ругается: "Ах, собачий, собачий. " Лихогруд матом не ругался. Была такая у него поговорка - собачий.
Я мог старшему по батарее дать отпор. Говорю ему: "Почему ты на солдат орёшь? При какой мы власти живём? Что мне товарищу Сталину позвонить?" А тот то деревенский мужик, что он знает? - О, это москвич (я), он то может позвонить! Боялись такого.
Итак, нам дали команду - Замаскировать батарею. Не высовываться никуда, чтобы никто не видел. Рядом деревня была. Мы замаскировались. В окружении питались, напомним, белгородским сахарным песком. Прямо его есть было невозможно. В лесу костер разведем в ямке. Запекали этот песок. Отгрызешь кусочек. Вроде и сахар может какие-то силы давать.
Потери в том окружении, к сожалению, были. Внезапно рядом с нашим секретным расположением сел кукурузник. Немцы его засекли и открыли огонь. Тут артиллеристам и досталось, попали то они в артиллеристов, у нас были раненые. Как начал фашист долбарить прицельно! Одного артиллериста ранило, другого третьего, четвертого. Куда деваться, ровик себе в тот мороз не выроешь. Я под орудием спрятался, так рука вмерзла буквально в землю.
Кукурузник - на нём там дырка, там дырка. Я ещё с лётчиком разговаривал: "Что же ты натворил, твою мать. У нас всех людей побило." Только на моих глазах 7 или 8 человек было ранено, убитых не было. - Ой, - говорит, - хоть убей, я вас не видел. Увидел бы, конечно, не стал садиться." - Я понимаю, - говорю, - мы замаскированы. Стало быть, хорошо замаскировались. Самолет был побит осколками, все равно он улетел.
Старшему лейтенанту Лихогруду тогда перебило ноги, упало дерево. Ноги держались на коже, считай, оторвало их. Я ребятам говорю: "Давайте скорее его на шинель и тащите волоком в санчасть." Санчасть была дальше в лесу. Но никто не хочет тащить командира. Вот что значит человек. Сейчас мы своих перетаскаем, а потом его. А как ты заставишь? Его после оттащили. Двое его на плащ-палатке волокли по снегу. Больше я его не видел, судьбы Лихогруда не знаю.
-
Рассказ в Аргументы и факты - На фронте я однажды две недели в окружении был, - продолжает ветеран Рыбников. - Немцы неподалёку разбомбили сахарный завод, набрал я мешок сахарного песка - думаю, дай, отнесу в деревню, где фашистов нет. Увидел подростков... Вдруг в небе - вражеский самолёт. "А ну, бегом за мной!" - скомандовал я. Схватил ребят за руку и побежал в деревню, чтобы этих пацанов в подвал спрятать. Несёмся что есть силы. А немец снизился и давай стрелять по ребятам. Целился именно в них, гад! Я-то посерёдке бежал - цел остался. А пацанам - одному, которого левой рукой держал, пуля в кисть попала, другому, руку которого держал в правой руке, - в грудь насмерть. Схватил второго на руки, бегу. А у него из горла кровь так и хлещет. "Дяденька, застрелите меня", - стонет. Такая, видно, боль была. Нестерпимая. Кое-как добрались до подвала. А там уж женщины перевязали его. Потом глянул. У меня шинель была распущена, она вся дырках.
Немцы расчищали дорогу от снега, нагнали жителей. В это время начали наши на фронте нажимать на фашистов. А мы у них в тылу! На другой день часовой как закричит: " Немцы! " Смотрю: По дороге идут машины, повозки. Открыты для огня. Находка для артиллериста. Что делать? Приказ был не высовываться, а долбануть по врагу хочется. Я приказываю: "По головному!" Как ударили из пушек по головной машине. Им деваться некуда - вправо, влево не съехать. Снег кругом. И пошли мы так долбарить по колонне из леса. Я, может быть, и не стрельнул бы без команды командиров. А как вспомнил изуродованных пацанов, такие чувства заиграли внутри. Офицеров на батарее не было, Лихогруда уже увезли в санчасть. Часто так бывало. Команду из штаба принимали по телефону. Всё сами, без офицеров.
На дороге всё горит. Полчаса и всё. Лошади разбежались, машины сгорели. Замполит подходит ко мне и говорит: "А что был приказ не показываться." - "Да, товарищ полковник, " - что-то ему мямлю. - "Как, потери есть?" - "Никаких потерь нет, ни одного человека." - "Ладно, ладно, всё в порядке." Наши то с фланга уже поджали. Немцы все сбежали. Так я остался чистеньким.
Вскоре после этих событий 512 гаубичный полк был отведен на переформирование. (Согласно официальный данным он был переименован 26 апреля 1943г. и стал 1528 гаубичным полком. Тем не менее часть личного состава 512 гап, включая Василия Рыбникова, оказалась вскоре в 805 гаубичном полку той же 29 ой бригады. Этому мы находим подтверждение в кратком очерке об его однополчанине Каронине Викторе Михайловиче http://besobid.wixsite.com/heroy/--c88k) - О.Д.)
Меня комбат оставил для прикрытия. Полк уезжал на другую позицию, а я должен был ввести противника в заблуждение. Оставили на старой позиции только одно орудие. Стреляли из него в сторону врага периодически. Раз в 3-4 минуты. Отвлекали внимание, как будто здесь стоит вся батарея. А она уж давно уехала. Вот догоняю свою часть после такого арьергарда. А все машины полка горят. Оказывается, выскочили из леса немецкие смертники на танках и в упор расстреляли машины. И весь полк был уничтожен. Осталось 10 пушек и 80 человек людей после 8 месяцев боев. К тому же в штабной машине сгорело знамя. Поэтому 512 ый полк расформировали. Со знаменем отвели бы на переформирование и дали бы пополнение. Но штабная машина сгорела вместе со знаменем 512 гаубичного полка. Гибель знамени и стала причиной расформирования.
Я попал на краткое время в другой полк бригады - номер его вроде был 2523 (1528 ГАП - О.Д.). Оставшиеся солдаты нашей части влились в этот вновь сформированный полк. Но он очень короткое время существовал.
Битву на Курской дуге 805 и 1528 полки (24 орудия, 6 батарей) вел на Белгородском направлении. Здесь наступала дивизия Адольф Гитлер. На Курской дуге наша часть поддерживала пехоту, била по живой силе противника с закрытых позиций. Когда битва закончилась, вдруг выдали 2 бочки бензин на расчет. Я ещё подумал, зачем столько бензина? Мы же вспыхнем, попади что в грузовик. Однако командование уже знало, что мы будем гнать врага теперь без остановки, нужно только горючее. От Курской дуги мы быстро наступали до Полтавской области. А там уже поля колосились, снопы стояли, время сбора урожая пришло. Вспышки, факелы огня мы видели, немецкие мотоциклисты поджигали деревни при отступлении, соломенные крыши задымались пламенем.
Самые страшные бои были при формировании Днепра. Я прошел Курскую дугу, но битва за Днепр - это незабываемое. Думал, что здесь точно должны убить. Мы переправлялись через реку на плотах под ураганным огнем. Плот с передком от нашего орудия был разбит снарядом, утонул. Дождь снарядов. Я только плот с передком на двух колесах оттолкнул от берега, он тросом был привязан к другому плоту с пушкой. Он метров 30 отплыл. Людей на нем не было, все около пушки были. Тут же попал снаряд и плот пошел ко дну. Бросили мы трос, не нужен больше. Я ребятам сказал: Давайте, поплывем у плота с орудием, может, пронесет. - Так и плыли в шинелях, ребята молодые, силы есть, вода не холодная, несложно плыть, если бы не обстрел.
На берегу орудия цепляли к грузовикам, которые переезжали преграду по понтонному мосту в метрах 500. Шофер Миша вскоре подъехал и 4-ому орудию. Машина забарахлила. Я ещё говорил раньше Мише, что-то у тебя машина барахлит. Оказывается, одна свеча у него не работала. А ведь был помпотех в части. Всё можно было заменить вовремя. Я же предупреждал. Он не сделал. Не тянет машина на Днепра по песку. Буксует. - Миша, - глянул я на него, как никогда не глядел: "Это ты меня подвел." Как бог тебе даст.
Поднялась батарея на высокий берег. Пришла команда остановиться здесь, чтобы не попасть в лапы к немцам. Стояли мы между большими-большими оврагами.И тут налетели фашистские самолеты, юнкерсы. 70-75 самолетов налетело немецких, построенных в эшелоны. Лежишь и считаешь. Только рельеф местности нас и спас. Мы были на пригорке, вокруг были овраги, бомбы туда падали, осколки не задевали. Я еще подумал, что и 2 самолетов на батарею хватило бы, лишь бы прицельно было бомбометание. Но Гитлер приказал уничтожить советский плацдарм на правом берегу Днепра во что бы то ни стало. Заход за заходом. Всё в черноту превратилось и все бомбы попадали в овраг. Всё внутри сжалось. Рассеялось, думаю всё размазано, ничего от батареи не осталось. Но ничего, машины все стоят, пушки. Только лоскуты разорванного брезента болтаются на ветру. (речь,скорее всего, идет о боях на Лютежском плацдарме в сентябре-октябре 1943г.- О.Д. - О них подробно рассказывает командир взвода 805 полка той же 29-ой бригады Сергей Тяжельников http://www.hrono.ru/text/2006/tyazh05_06.html) В отличии от батареи, в которой воевал Рыбаков, он переправлялся через Днепр по понтонному мосту 12 октября 1943г.)
Мы сели в машину и минут через 10-15 заняли огневую позицию. Сразу не стреляли. Немцы то драпанули. Мы догоняли их снарядами. Стали наступать по 15-30-40 километров стали наступать в день.
20 октября 1943 года Воронежский фронт стал Первым Украинским (командующий Ватутин)
6 ноября 1943 г. мы заезжали вечером в Киев, он уже освобожден был. Жителей я не видел. Мрак, изморозь.
Олег Душин - После битвы за Днепр враг ожесточенно сопротивлялся, переходя нередко в контрнаступления и окружая наши части. В такой ситуации и оказался 23 ноября 1943г. 1528 ГАП, когда немцы пробовали снова захватить Киев. (Киевская оборонительная операция (1943) (13 ноября - 22 декабря 1943)). http://samlib.ru/editors/d/dushin_o_w/propawshiebezwestipodosowcamianalizpoterx1528gapw1943.shtml
До сих пор жалею, что не сказал командиру полка (майору Усачеву О.В.- О.Д.), стоял рядом с ним. - "Чего мы здесь стоим в этом овраге? Нас же здесь расстреляют!" Позиции в том месте даже не занимали, 122 мм пушки остались прицепленными к машинам. 500 метров отъехать оттуда, и мы были бы спасены. Сзади была речка, через нее мостик. Переехали бы, встали бы на возвышенности, оборудовали бы там позиции. Ничего бы не случилось. Но я то сержант, а они командиры, сробел свое мнение высказать.
23.11.1943г. Рассветает. Смотрим, а на нас танки немецкие наставили сверху пушки. Я как глянул - Всё - смерть пришла. Командир то думал спрятаться этой лощине ночью, а оказались в ловушке. Как начали они бить по нам в упор. Полк новенький был, всё с иголочки. Бьют гады по машинам. Как даст, машина горит. Как даст, машина горит. И ничего уже не сделаешь. В течение нескольких минут весь полк сгорел. Вокруг никого уже нет. Я побежал прочь. Речка. Через речку в обмундировании зимнем переплыл. Плавал хорошо. Одного пехотинца раненого из реки вытащил. Сам завяз в этой трясине. Снял шинель, бросил ему. Он ухватился одной рукой, другая была у него раненая. Я его вытянул оттуда. - Думаю: "Почему нас из пулемёта враг не расстреливает?" - Видимо, у танков наверху не было обзора на тот участок речки, что шла чрез большую лощину.
Костер развели на скотном дворе. Всё мокрое. Мы вдвоем с пехотинцем. Что делать? Куда идти? Но вскоре задержали нас особисты. - "Документы!" Они все мокрые, но при себе. - "А, ты артиллерист, сержант! Вот тебе 18 человек. Вот список." В нем прописаны все такие же мы, потерявшие свои части, проштрафившиеся, другими словами. - "Будешь командовать пехотой на танках. Иди к ним. Принимай командование." В большом сарае все 18 солдат спали на сене-соломе. Прилег тоже, заснул. Надо же такому было случиться. Просыпаюсь в том сарае от мёртвой тишины. Темень и никого нет из тех ребят. Как же я спал, как убитый! Ничего не слышал. Что вы думаете, они преспокойно уехали без меня! Вскакиваю. Такая темень в хате, не знаю, куда идти. И тишина. Вдруг на меня сзади, раз, рука легла. - Кто ты? - "Это я, я." Это тот самый пехотинец, которого я вытащил из речки. - А где все люди? - Они уехали, - какой то был спокойный этот парень. Высокий, моего возраста. - "Как уехали? Нас же расстреляют как дезертиров!" Он ко мне подходит и говорит флегматично: "А вы сперва кашки поешьте." Я прям диву давался. Готов его убить был за то, что сон не потревожил. Потом дотронулся до котелка и думаю: "Каши надо съесть. Кто меня накормит?" Переголодал я. - В какую сторону танки ушли? -Вот в эту, направо. - Ну, значит, нам налево.
Пошли по дороге налево и вдруг встретили артиллерийскую батарею нашей бригады резерва главного командования. Пехотинцу-спутнику говорю - "Называй себя артиллеристом." Нас, конечно, опросили особисты. - Знаете кого, кто может подтвердить вашу личность? - Я назвал в числе других майора Демченко, моего сослуживца. А он оказывается в этом полку уже служит, перевели сюда после расформирования 512 полка. Вызвали его. Он меня узнал. - Знаю его, я с ним даже чуть не подрался. - Как так? - Да это я так просто выразился. Все нормально, это свой.
Майор Демченко был командиром дивизиона в 512-ом. Я к нему однажды пришел по делу. Надо было переместить пушки из опасного места. Майор лежит на диване в избе, дремлет. На голову одел фанерное такое ситечко для черешни. Я докладываю обстановку офицеру, о том, что надо отъехать на 500 метров отсюда. А солярки то нет. Он и спрашивает: "Что делать?" - Надо у жителей поспрашивать. Они то имеют солярку. Послал майор людей. Кто кружку, кто котелок горючего принес. Отъехали мы от того места.
Потом со мной ещё майор по политчасти беседовал. Определили сержанта Рыбникова в 6-ую батарею, командиром орудия, людей не хватало. Ребята мне дали и гимнастерку сухую, и ватник. А пехотинца того раненого я вскоре потерял из виду, наверно его в госпиталь отправили.
Так в 805 полк попал до конца войны, сам бог меня направил в него. В такой свалке уцелел.
Согласно книге приказов 805 ГАП отставший от 1528 ГАП красноармеец Рыбников В.Г. и отставший от 15 отд. П.Т. дивизиона Серафим Павлович Лещев (1923 г.р.) были зачислены в 805 полк на полное довольствие 12 декабря 1943г. Но в книге безвозвратных потерь 1528 ГАП Лещев С.П. числится как пропавший без вести 23.11.1943, домой в Ивановскую область пришло извещение из 1528 ГАП от 5.11. 1944г. о пропаже без вести 23.11.43 телефониста, красноармейца Лещева С.П.
У каждого своя реакция на бомбежку. Меня, например, ко сну клонило при налёте, не знаю почему. А вот у командира нашего дивизиона (3 батареи) 805 полка Василия Смирнова (1914-1944, герой Советского Союза - О.Д.) было, по-моему, какое-то нервное отношение. В одном налете он зачем-то в солому укрылся, зарылся. С комдивом я особо не общался.
Однажды наш грузовик с пушкой без огней ночью на мост заехал. А мост взорван был. Машина провалилась, если бы не зацепилась задним мостом за настил, то разбился бы мой расчет.
В машине во время движения не поспишь. Прешь ночью. Соблюдается светомаскировка, с выключенными фарами едешь. Нужен глаз да глаз. Часто сидел вместе с шофёром в кабине. Однажды ехали втроем в кабине - с нами офицер лейтенант Давид Самсонович Пулария, инженер текстильной промышленности, лет 45 ему было, интеллигентный грузин, хотя и матерщинник. Южный человек, горячий. Когда конфликт случался, машину где не пропустили, за пистолет хватается. Без меня дышать не мог, дружил. Ночевали в одном помещении, посты вместе проверяли. Настоящий человек, настоящий друг. Его придали старшим по 6-ой батарее в 805 полку. Комбат то всегда на наблюдательном пункте в боевых порядках, передавал связисту на батарее по проводной связи (рации не было, дорогая слишком), связисты ходили с катушками, протягивали провода, - дальность, цели, прицел, угломер, а старший - при батарее - единственный офицер был с солдатами. 2 Взвода в батарее - по 2 пушки - ими офицеры по факту не командовали. Награда у Пулария была, кажется, Красная звезда.
(Командир взвода 805 ГАП Пулария Д.С. 1912 г.р. был награжден орденом Отечественной войны первой степени 25 августа 1943г. за бои на Курской дуге - О.Д.)
Если, например, ночевать, он: "Я с тобой!" Едем, едем ночью. Вдруг перед машиной то ли скорее мина, то ли снаряд долбанула. Стекла выбило. Давиду попало осколком в грудь, в район сердца. Он глаза вытаращил, вся грудь горит. Я сидел рядом. Его спасла пачка документов на груди, во внутреннем кармане. Осколок горячий прилип к груди, он был на излете. Загорелось у него даже. Он мне: "Рыба, я живой или не живой? " (Он меня, Рыбникова, Рыбой звал). - Я: "Ты живой, дорогой." Вытаскиваю осколочек, он такой горячий.
Я ему на всю жизнь благодарен. Мы с ним никогда не получали зарплату. А почему? - Нас штрафовали постоянно. Мы, бывало, меняли позицию без спроса. Иной раз враг батарею видит, а раз видит, то это смертельно. Значит, тебя обязательно уничтожат. Надо что-то сразу предпринимать. Ты это чувствуешь, тебя корректировщик немецкий видит. Он будет долбить по батарее, пока не уничтожит. Что делать? Говорю о смене позиции Пулария, он соглашается. Главное выжить. Быстро сворачиваешь позицию. Подгоняешь машину. Иной раз отъехать надо на 500 метров. Всё, опять расставили пушки. И ещё надо окопаться, вырыть ровик - ямку, убежище от снарядов для солдата. Всё нормально, можно открывать огонь. Когда видит противник, это смертельно, я когда его вижу - это две большие разницы. Кто кого одолеет. Мы туда пуляем, он сюда. Он обязательно тебя раздолбает, если видит и лупит в одну точку. А когда уехали пушки с огневой позиции, командир полка на наблюдательном пункте смотрит - батареи нет на положенном месте. Уехала без спросу. Без команды ничего же делать нельзя! - Почему позицию сменили? - По карте вы должны быть здесь. Всё по карте делалось. - А опять эти своевольничают. А мы то не своевольничаем, а спасаем людей и технику. Надо не только воевать, надо и себя беречь, чтобы пользу приносить на войне.
Все получали зарплату. Мне полагалось рублей 250 или 300 в месяц, а рядовому солдату 30 рублей. Собирались меня послать несколько раз в офицерское училище. Но почему-то меня бог спасал. А так бы укокали. Я бы везде офицером лез вперёд. И так то лез, но как то более умеренно. Однажды мне капитан из штаба подходит и говорит: "Рыбников, мы тебе назначили учиться." Штаб полка это оформляет. Я: "Да какая разница, товарищ капитан. Убьют и так, чего вы меня посылаете?" - " Рыбников, не всех же убивают. Что ты об этом беспокоишься, Это не твое дело." Прошло время, капитан исчезает, убило, говорят. Поэтому меня не послали учиться. Как будто бог спасал. А так был бы комбатом сразу и справился б
Напряжение, конечно,на войне огромное. Однако я, молодой парень, не пил,не курил и смотрел, чтобы в расчете не пили. Но однажды при отлучке мой шофер Миша сообразил на троих в шоферской компании. Какой-то такой спирт они выпили, что один умер, а Миша, как мне сказали, ослеп. Лет 35 лет ему было тогда, исполнительный, аккуратный парень.
Возвращаясь к вреду водки. Как-то мы стояли в Винницкой области, не так далеко от линии фронта. Вдруг часовые кричат: Тревога! Немцы! К орудиям! Все вскочили, бросились на позиции готовить орудия к бою. Что делать? Заряжать? Я говорю: Подождите 5 минут. Что огонь открывать! Надо же разобраться. Я в бинокль смотрю. По дороге идет уйма людей, солдат, кто в нашей форме, кто в немецкой. Все вместе. Звоню комбату, и не получается. Придётся решать самому. Выбрали троих. Говорю им: "Ребята, идите, посмотрите, что там такое." А те солдаты идут странно как-то, шатаясь. Оказывается, это наши шли в тыл. При наступлении солдаты захватили немецкие склады с запасами спиртного, бочками его и др., ну и перепились. Да еще френчи немецкие, удобные, с шелковыми подкладками, понадевали. Немцы по ним ударили и потрепали. Кто был не особо пьян, сумел уйти. Хорошо, что мы своим огнем им не добавили.
В этой Винницкой области мы в одном селе заняли хату на постой. А в неё заходят пехотинцы, все измученные. Пешком ходят, у них вся поклажа на горбу, не как у артиллеристов в машинах. Уважал я их. Говорю: "Ребята, давайте им уступим хату, а сами в машине или где ещё переночуем." Уступили. Встали утром, а те 15 человек в хате зарезаны. Они уснули, как мертвые, часовых не поставили. Бандеровцы их и зарезали. Это мы у каждого орудия часового ставим, дисциплина, а пехота беспечна. Кто бы это мог быть? Пошли выяснять по дворам. Одна соседка заорала: "Степан. Это только он может сделать. Вы его можете найти." Не ушел тот мужик далеко. Увидел, что за ним идут, так побежал огородами. Но ребята молодые догнали его. Я говорю заряжающему Чурапину: "Свяжи две гранаты, кидай." А Чурапин сильный парень, худой, высокий. Не всякий снаряд может подавать, силенка нужна. Гранатой этого Степана разорвало в пух и прах.
В 1944г. выселяли чеченцев в Казахстан. У меня был чеченец в расчете, пришел с пополнением. Его забрали с фронта и отправили на поселение. Я три ночи поэтому не спал. Ему сказали: "Собирайся в штаб." Я спрашиваю: "А куда тебя?" - В Сибирь. Он оттуда писал мне письма.
Пополнение из Средней Азии было особенное. Один такой солдат у меня худел, ничего не ел. Посмотрел его вещмешок, а там всё целое - сахар, консервы. А он голодный. - Что ж такое? - "А я хочу это домой отвезти маме и папе." - "Здесь убивают, дорогой. Здесь кушать надо, чтобы работать. Если себя спасёшь, ты папе поможешь. А если убьют, ты папе не поможешь. А это куда ты повезёшь.Пропадёт." Насильно заставил его есть. Он же совсем ослаб. Пот льет, а землю рыть надо.
Какое-то время я исполнял обязанности старшины батареи - месяц или полтора. Поставили, поскольку был хозяйственный. Однако попросился обратно на орудие. Мне комбат говорит - ищи себе замену. А пришло на батарею пополнение. Мне понравился один высокий парень, интеллигентного вида, лет 30, украинец. Его и назначили на старшину. А тот стал заниматься мародерством, собирал вещи с мертвых. Снял с убитого офицера орден Александра Невского. Поехал в краткую командировку на несколько дней, что ли, домой и нацепил этот орден и не один его. Отпустили его почему-то. Патруль и сцапал солдата с этой офицерской наградой. Александра Невского давали только командирам, а он же рядовой был. Такой дурак был и не понимал ничего, в армии не служил, его расстреляли, как мародёра. Запросто расстреливали за мародёрство, сапоги снял с мёртвого, это уже считалось нарушением, каралось. Попался, -готов. Об этом мне сказали, его больше не видел.
30 июля 1944г. 805 гаубичный полк зашел в Польшу. С поляками мы общались по дружески. В одном селе, помню, разговариваю с селянкой. А она вдруг с меня фуражку снимает. - Что такое? - Да вы, говорят, коммунисты нехристи, бесами одержимы. Я смотрю - растут ли рога. - Да что вы, мы православные, - отвечаю иностранке.
Из наградного представления наводчика 6-ой батареи 2 дивизиона Рыбникова - "11.09.1944г. в районе села Небещаны (Польша)точно и быстро наводил орудие в цель, в результате чего его орудие уничтожило 2 пулеметные точки и до отделения пехоты противника." 25 сентября 1944г. Василий Рыбников был награжден второй медалью за Отвагу. - Я хоть и был командиром орудия, но вставал за наводчика, если того не было.
Дважды меня за войну контузило, в госпиталь не уходил. Один раз в Польше перед машиной взорвался снаряд. Американский грузовик затормозил и опрокинулся в кювет. Выскочил резво из кабины. На такое расстояние я никогда ещё не прыгал. Всё равно снарядными ящиками (каждый по 70 кг) мне придавило ногу, до сих пор немеет. Попадали они из кузова. Два ящика навалилось на меня. Если бы в машине было 40 ящиков, а не 20, то убило бы меня такой грудой наверно. Мои ребята выскочили быстро из кузова. Мешковатый был один сержант, только ему ногу переломило в трех местах. Однако он вернулся ко мне в расчет. А то глядишь, бойца в руку ранило, а он в госпиталь и не уходит. На месте подлечусь, - говорит. Если уйдешь в лечение в тыл, то назад можешь к своим и не возвратишься. Отправят в другую часть, куда живая сила потребуется.
Если бы шофер был поопытней, такого не случилось. Но я тогда посадил за руль неопытного помощника шофера, была на то причина. Взорвался снаряд. Он растерялся, с испуга вильнул рулем и машину повело. Она перевернулась, мы ее подняли. Завелась. Всё нормально. Я же хромал потом.
Однажды заменили нам студебеккер на ЗИС, надо было проехать всего то 6 километров на нем по полю из одной деревню в другую. Самолет немецкий перехватил нас, атаковал, что хотел, то и делал, чуть все не погибли, но обошлось 2 ранеными. Машина сгорела.
В Освенциме я убежал, как увидел горы волос, горы костей заключенных, печи, в которых сжигали людей. Проволока, печи как 2 моих холодильника, в них дырки. Наша часть была в том месте после освобождения, солдаты осматривали лагерь смерти. Командиру дивизиона доложили, что один солдат убежал. Офицер меня обнял, сказал, что мне надо успокоиться, отдохнуть. (Возможно, речь идет об освобождении в июле 1944г. не Освенцима, а Майданека-Собибора в Польше или Яновского концлагеря у Львова. На возможность, что это был Яновский лагерь, указывает тот момент воспоминаний, что солдата обнял командир дивизиона Василий Смирнов, получивший смертельное ранение под Львовом 22 июля 1944г. Но в этом лагере не было, кажется, печей. Если Рыбников ошибается относительно Смирнова, то все же скорее речь идет о Майданеке, поскольку Освенцим был освобожден только 27 января 1945г. 805 Полк воевал в это время в Чехословакии - О.Д.)
Я грамотный, учился неплохо. Однажды комбат в Польше мне дает задание. Вот тебе карта поезжай вперед, разбей фронт для батареи. Остальные к вечеру подъедут. Будет там несколько дней стоять.
Приехали. Ребята из расчета окапываются, я с приборами занимаюсь, буссолью. Должен установить фронт батареи, определить куда стрелять заранее. Идет полячка, девушка. Я ей говорю: "Паненка, можно вам на минуточку." - Пожалуйста. - Зимней воды кувшинчик пожалуйста принесите. Она: "Добже! Добже! Принесу. "Рядом была деревня. Приносит ковш холодной воды. Ребята попили. - Спасибо.
Через 2-3 дня подходит ко мне шофёр. Он был старше меня, чистоплотный мужик, лет 35. - "Василёк, - говорит - нас с тобой в гости приглашают." - "Кто же, куда же, тебя, может быть, да. А я же не ходил ни к кому никогда, к мирным жителям." У меня очень строго на этот счёт было. - "А кто там будет?" - "Там будут женщины." - "Женщинам подарок надо какой-то нести, - говорю, - раз собираются". - "Не беспокойся, у меня всё есть. " Шофера то не воевали, не стреляли. У них барахлишко под сидением есть. Как пушку на позицию поставили, они прячутся. Я не пил, не курил. И у меня собралась в вещмешке пачечка американского шоколада - плиточки как монета. - "Ой, Миша, - говорю, - у меня шоколад только есть. " Приходим. Самовар, пироги, большой стол в деревенском доме. 4 женщины в возрасте и молоденькая Наташенька, та, что ковш воды приносила в расчет.
Не оттащить Наташу было. Я с ней и не разговаривал. Стала бегать на огневые позиции. Встанет и стоит. Часовой кричит: "Рыбников, к тебе Наташа пришла." - "Наташа, ты что? Посадят меня в тюрьму." - Она: "Нет."
Говорят русские солдаты такие-сякие. Ни один солдат у нас ничего себе не позволял. Они сами, полячки, чешки льнули. Особенно в Чехословакии. Машину остановил, они в кузов запрыгнули, человек 10-15 девушек. И все с сумками, корзинами. Виноград, яблоки, сыр. Попробуй, как ты их выгонишь? Не сбросишь же из машины. - Девушки, - начинаешь уговаривать, - нам надо ехать. - Бесполезно. Хоть убей. И приглашают в гости. Мы и не приставали. Они сами как пчёлки прилетали.
Дальше путь лежал на Карпаты, Чехословакию. На Карпатах мы гостях за столом - распевали - Ой сад виноград, зелёная роща, кто ж виноват - жена или тёща? По украински. Люди на Карпатах красивые, высокие. Топоры у них длинные.
Едем по горной дороге, никуда не свернешь, ни вправо, ни влево. Затор какой-то перед тоннелем. Остановились. Стоит без охраны группа пленных итальянцев 7-8 человек. Я говорю: "Пока наша очередь подойдет, я пойду, поговорю с итальянцами." - Вы что на итальянском умеете? - С кем воюем, с тем и разговариваем. Так Александр Васильевич говорил. - А кто такой Александр Васильевич? - Суворов. Он генералиссимус, с кем воевал, на том языке и разговаривал. - И что вы тоже на итальянском можете? - А как же.
Стоят симпатичные пацаны-итальянцы, шинели распахнуты. (Возможно, это были всё-таки не итальянцы, а 1) словаки, венгры или румыны, поскольку итальянцы в 1944г. не воевали против СССР, или 2) итальянцы, плененные на Украине уже немцами в 1943г. - О.Д.) От страха они дрожат. Деваться им некуда, пропасть рядом с дорогой. Подошел. Думаю: "Как же с ними разговаривать?" А до войны у нас, знаешь, была очень популярна песня "Скажите девушки подружке вашей, что я не сплю ночей, о ней мечтаю". Я им и пою: "Очей прекрасных огонь я обожаю." Они услышали знакомую мелодию и распрямляются, распрамляются, повеселели. Мы таких вояк тысячами в плен брали. Их садили в вагоны и в тыл отправляли.
С 6 августа 1944г. командовать вновь созданным 4-Украинским фронтом поставили генерала Ивана Ефимовича Петрова (1896-1958). У нас с ним была интересная встреча, не встреча, а, так сказать, параллель. У меня была задача обстреливать периодически дорогу в Карпатах, по которой отступали немцы. Один выстрел в три или 5 минут, не чаще. Придерживаем огнем немца. Меня, мой расчет всегда на такие задачи оставляли, поэтому жив остался.
Стоим на рассвете у дороги. Едет по дороге на виллисе командующий генерал Петров. У него еще голова немного повернута неестественно. Он давно был контужен. Останавливается у пушки. Пушка стреляет. Я докладываю: Товарищ генерал, расчет такой то.. Он выходит из машины,смотрит на меня и улыбается: "А меня то пропустите?" - "Конечно, товарищ генерал, пропустим." Они поехали. Через несколько минут по дороге едет следом двуколка. На ней возничий солдат и сзади сидит женщина. Она как балерина, шея длинная. Красота необыкновенная, волосы шелковистые, прическа красивая. Есть такая известная картина даже. Женщина была в макинтоше, шарф развевался. Врач должно быть. Я думаю: "Неужели генерала подстрелили? Едет к нему на помощь." Там могли быть снайперы. Прошло минут 15. И вдруг.
Эту женщину обратно везут на двуколке. Вся голова замотана, в бинтах. Я спрашиваю возницу: "Что случилось?" - "Снайпер попал. Все зубы выбил." Но она жива осталась.
Как поставили генерала Петрова, дела в Карпатах пошли быстрее. Перед ним был Еременко. Перестали топтаться на одном месте перед немецкими укреплениями, всё пошло как по маслу. Стали продвигаться, наши самолеты перестали сбивать. Всё пошло. Вот талант. (Генерал Петров отличился в Восточно-Карпатской и Западно-Карпатской наступательных операциях, войска его фронта освободили Закарпатскую Украину, восточную Словакию и южную Польшу. - Википедия)
В горах, на дорогах через перевалы было трудно передвигаться. Зисы в этих условиях не вытягивали пушки, буксовал уже на ровном месте, справлялись как-то студебеккера. На батарею из 4 пушек выдавалась одна лебёдка. По частям так батарею затаскивали.