Солнце только-только начинало раскрашивать жизнь, когда на одной из госдач в Перетёлкино с тихим скрипом открылась стеклянная дверь веранды, выпустив в летнее утро писателя-деревенщика Ярослава Сенокосова. С хрустом потянувшись, Сенокосов смачно зевнул, подсмыкнул полосатые пижамные штаны и спустился с высокого крыльца.
После ночи в душном, прокуренном кабинете утренняя прохлада приятно бодрила, разгоняя застоявшуюся кровь. Сбросив шлёпанцы, Сенокосов по чистой цементной дорожке легкой трусцой добежал до огородных грядок в конце участка. Там достал из кармана маленькую плоскую фляжку, сделал пару затяжных глотков и захрумкал пупырчатым огурчиком, обтерев его о штаны. "Эх, хорошо-то как..." Любил, любил Ярослав землю-матушку: огурчик схрумкать, понюхать укроп, размяв его пальцами, спелую селянку прижать в укромном уголке... Не очень, правда, понимал, как оно всё произростает, да и в деревне бывал редко - в основном, на писательско-читательских встречах. Но любить - любил! И не скрывал этого. Откусит, бывало, голову редиске, смахнет слезу, да прямо так и скажет: "Эх, люблю, люблю землицу нашу, кормилицу-поилицу писательскую, так бы и покрыл её всю... душой...". Очередной роман о деревне рос, как на удобрениях, суля обильный урожай. В том числе и покупку кооперативной квартирки для любовницы. Улыбнувшись перспективам, Сенокосов почесал в паху и довольно замурлыкал, - то ли песенку, то ли просто так. Почистил о дорожку испачканные землёй ноги и отправился на честно заработанный отдых.
На нижней ступеньке крыльца - А это ещё откуда?.. - лежал простой белый конверт, слегка подпорченный несильным ночным дождиком.
Продолжая мурлыкать, Сенокосов пожал плечами, вскрыл конверт и обнаружил внутри листок с коротким машинописным текстом на дешевой серой бумаге:
УВЕДОМЛЕНИЕ
ГРАЖДАН (ИНУ) (ке) : после официальных слов стояли вписанные фиолетовыми чернилами его родные фамилия, имя и отчество.
НАСТОЯЩИМ ПИСЬМОМ ЗА Љ - далее следовала длинная цепочка цифр вперемежку с буквами - УВЕДОМЛЯЕМ:
В СВЯЗИ С ВНЕПЛАНОВОЙ ИНВЕНТАРИЗАЦИЕЙ ДАТА ВАШИХ ПОХОРОН, ОЗНАЧЕННАЯ РАНЕЕ В ПИСЬМЕ ЗА Љ - опять длинный перечень цифр и букв - ПЕРЕНОСИТСЯ НА МЕСЯЦ.
НАЧАЛЬНИК НЕБЕСНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ: печать и подпись. Размыто.
- Твою мать! Дора!- сделавшись необычайно легким, он, в один прыжок, взлетел на крыльцо и рванул на себя дверь веранды. - Где первое письмо?! До...
За дверью, на бескрайнем лугу, под голодное мычание коров спелые селянки в сарафанах водили хоровод. Несло перепревшей травой и навозом. Заметив Сенокосова, селянки разорвали хоровод, похватали брошенные вилы, перестроились в цепь, и, с вилами наперевес, побежали в его сторону.
Не дожидаясь встречи, Сенокосов резво развернулся, чтобы...
Стеклянной двери, через которую он сюда вошел, не было.
Вместо неё была другая: филёнчатая деревянная дверь, очень похожая на дверь того учреждения, где ему вручали орден и госпремию. Только существенно выше. На уровне лица Сенокосова, на замысловатой бронзовой ручке висела картонка с кривой, хорошо знакомой надписью от руки: УШЛА НА БАЗУ. Подняв голову, Сенокосов увидел другую надпись, исполненную золотом по эмали: НЕБЕСНАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ. И буквами поменьше: "ПРИЁМНАЯ". Ни секунды не раздумывая, он потянул дверь, на его счастье она оказалась не запертой, протиснулся в щель, облегченно перевел дух и обернулся.
Перед ним было большое, пустое, вытянутое помещение. В конце помещения, напротив Сенокосова, была ещё одна дверь, тоже большая и красивая: НАЧАЛЬНИК КАНЦЕЛЯРИИ. Возле двери стоял одинокий обшарпанный стул.
По помещению сновали Ангелы с огромными штабелями канцелярских папок на руках. Столь огромными, что окончания штабелей терялись в Небесах - потолка у помещения не было. Ангелы появлялись прямо из стен, топоча пересекали помещение и в стенах же исчезали. Все они были разного роста и комплекции. И, что больше всего, почему-то, удивило Сенокосова, разного цвета. Пахло пылью, ладаном и серой.
"О! Вот сюда-то мне и нужно!" - воспрянул духом Сенокосов, увидев надпись на противоположной двери. Стараясь не попасть под ноги снующим ангелам, он виртуозно проскользнул к кабинету Начальника и бочком опустился на стул, нисколько не удивившись написанной на спинке своей фамилии: "КРЫСЮК".
Не успел Сенокосов присесть, как входная дверь канцелярии с шумом распахнулась и, заполнив собой дверной проём, появился большой белый Ангел с погонами на плечах. На погонах, слепя глаза, сверкали золотые шестиконечные звёзды. В руках вошедший держал картонку с "УШЛА НА БАЗУ":
- У нас что?! Инвентаризация?! Или как?! Какой мудак повесил э т о?! Разболтались тут! Развели плюрализм! Поувольняю всех! Пойдете у меня работать к альтернативщикам! К СатАну!
Напуганные, по-видимому, подобными перспективами Ангелы сжались и забегали в два раза быстрее. Во всяком случае, так показалось Сенокосову.
- А этот что тут делает?.. - с недоброй ноткой в голосе, заметив Сенокосова, громовым голосом вопросил Белый Начальник. - Чей?! Кто Хранитель?!
- Здрасьте... - привстал со стула Сенокосов, - я... это...
- Я! Мой! - тут же подскочил к Сенокосову упитанный оранжевый Ангел и встал у него за левым плечом. В одной руке Ангел держал гусиное перо, в другой - чернильницу-непроливайку. За ухо Ангела, красиво гармонируя с оранжевым, был заткнут пучок укропа. - Мой это. Ошибочка вышла. Недоглядел. Виноват. Исправлюсь.
- Убрать немедленно!
- Конечно-конечно! Уже уходим. Уже ушли.
Ангел сунул Сенокосову - На-ка, подержи пока - мне руки нужны будут, - чернильницу с пером. Зацепил его за шиворот и поволок к выходу, шипя в ухо: "Крысссюк? Какого чччёрта ты сюда приперся, болван? Раньшшше времени? Чччего тебе там не хватало?" Доволок до двери и, как нашкодившего котенка, выкинул наружу.
На этот раз перед Сенокосовым расстилалось, припорошенное снегом, бескрайнее поле перезревшей пшеницы с пустыми колосьями. По полю, плотоядно клацая клавишами, к нему медленно двигалась гигантская пишущая машинка, оставляя за собой пустую полосу сухой, каменистой почвы. На машинке, облепив её как колорадские жуки куст картошки (Сенокосов как-то раз видел такой куст), сидели спелые селянки в сарафанах, пели песни и лузгали семечки, выковыривая их из больших червивых подсолнухов.
Завидев Сенокосова, селянки побросали подсолнухи, попрыгали на землю, и протягивая к нему руки, побежали, продолжая петь. Их синие руки конвульсивно сжимались и разжимались, хватая воздух, а песня трансформировалась в протяжный вой.
Икнув, Сенокосов метнулся к спасительной двери и изо всех сил забарабанил по ней кулаками: Впустите! Помогите! Кто-нибудь! Да будьте же вы людьми...
И когда селянки были совсем рядом, щёлкнул замок, дверь приоткрылась, высунулась оранжевая рука и втянула Сенокосова вовнутрь.
Теперь фамильный стул стоял сразу у входа. Оранжевый толкнул Сенокосова на стул, выпрямился, вытащил из пучка за ухом веточку укропа и протянул подопечному:
- Будешь?
- Да пошел ты со своим укропом! Урод ты, а не Хранитель! Морда оранжевая!
- Ну, как знаешь - миролюбиво согласился Ангел, - а я - буду. Растёр укроп пальцами, прикрыл глаза и с удовольствием затянулся: Эх... Хорошо то как, Господи...
- Слушай, - слегка успокоился Сенокосов, - а... это... выпить у тебя... нету?
- Не, нету. Чего нету, того - нету. Не положено. - И, сочувственно посмотрев на Сенокосова, признался: Да я и сам бы тяпнул. Не простые времена нас с тобой ждут, братан. Судить тебя будут. Ну, и я, ясное дело, с тобой... паровозиком.
- Меня? Судить? - оторопел Сенокосов. - За что?!
- За создание искаженных Реальностей. Имеющих тенденцию к деградации путем деструкции. А это, брат, статья серьёзная: "Нарушение Чистоты Божественного Плана".
- Чего-чего?.. Какого такого "божественного плана"? Бога - нет! - возмутился Сенокосов. - Я атеист и коммунист! Для меня бог - Партия! И её планы - мои планы! И.. И все твои...
- Ну ладно, ладно, Крысюк. Нет так нет. Партия так партия. Ты, главное, не нервничай. - Ангел вытащил из-за уха ещё одну веточку укропа - На вот. Нюхни.
Сенокосов привычно размял укроп и затянулся. Опять захотелось выпить: - Э-хе хех... Слушай, а что мне за это будет?
- А что будет? Ничего особенного. Скорей всего, сошлют тебя туда на проживание. В твои Реальности.
- Куда? К... ним?! - задохнулся Сеноковов и показал на дверь.
- А как ты хотел? - пожал плечами Ангел. - Что натворил - то и потребляй. Законы Космоса, брат. А то все: "творцы... творцы...", а как отвечать...
Из-за двери донесся вой и скрежет когтей по дверной поверхности.
- Нет! - дернулся со стула Сенокосов. - Лучше - смерть!
- Сидеть! - придавил ладонью Ангел вскочившего было Сенокосова и забухтел себе под нос - Ох уж мне эти атеисты. Смерти он захотел. А после смерти? После смерти - хоть трава не расти? Душа-то, она - вечная. Кто о ней позаботится? Ты жизнь проживи, как положено. Смерть ему, видите ли, подавай...
В помещении резко пахнуло жаром. Потом - холодом. Из стены материализовались два дюжих Ангела и потащили через приёмную изувеченную душу без нижней части тела. Замотанная в куфию душа кричала "Аллах Акбар!" и требовала сорок девственниц.
- О! - оживился Оранжевый, - Гляди-ка! Ещё один хотелец смерти!
- Куда они его? - вжался в стул Сенокосов.
- Как куда? - хохотнул Оранжевый. - Куда и стремился - к девственницам! Ну, а ты чего сдулся?
- Устал я что-то... очень...
- Ну-ну-ну. Ты. Давай. Это! Того! Держи хвост пистолетом! - неожиданно для Сенокосова разволновался Ангел. - Не киснь! Прорвемся! Хранитель я тебе? Или кто? Посиди, подремли. А я пока на разведку сбегаю. А?.. Братишка?.. И не дури мне тут! Не дури!
Похлопав Сенокосова по плечу, Оранжевый растаял в воздухе. Вздохнув, Сенокосов прикрыл глаза и, под мерный топот Ангелов, практически сразу провалился... Куда? А Бог его знает.
Кто-то настойчиво тряс его за плечо, вытягивая из Небытия. Возвращение в реальность было мучительным.
- Какого хрена, Дора?.. - пробормотал Сенокосов, не открывая глаз. - Я только лёг...
Тряска продолжалась.
- Отстань... Да остань же ты, твою мать! - не выдержал Сенокосов и открыл глаза.
На него с тревогой смотрело круглое оранжевое лицо с пучком укропа за ухом.
- Что с тобой, Дора?..
- Дора? Ну и здоров ты дрыхнуть! Просыпайся! У меня есть для тебя новость. Две новости. Какая из них какая, решишь сам. Сосредоточься, Крысюк! - Ангел пощелкал пальцами перед носом Сенокосова. - Сосредоточился?
- Сосредоточился, - кивнул Сенокосов и подумал: "Черт знает сколько времени здесь, а ещё ни разу не сходил в уборную. И даже не захотел. Странно всё это..."
- Не отвлекайся, Крысюк! - Ангел опять пощелкам пальцами, - Слушай сюда! Учитывая демократическую систему нашего Небесного мироустройства и уважение к свободе выбора каждого индивидуума, Высший Суд дает тебе возможность самому определить Реальность для дальнейшего нахождения. Тихо-тихо-тихо, Крысюк. Тихо! Не так уж всё и плохо! Я тут, пока ты дрых, ещё разок прошерстил все Реальности, что ты успел наваять. И знаешь, есть совсем неплохие местечки. Помнишь роман "Лён-конопель"?.. А что? Курнул - и всё - по барабану. А? Крысюк? Ты меня, вообще, слышишь?
- Слышу. Только мне уже всё по барабану. Я жизнь люблю, Оранжевый. Понимаешь? Жизнь! А если не жизнь, так какая разница, куда? Так им и передай. Ну, и спасибо, конечно, за уважение. А наказание? Что ж, что заслужил, то и получу.
- То есть, ты согласен?
- Согласен.
- Согласен или смирился?
- Смирился. Потому и согласен.
- Вот и славненько! Что смирился! - выдохнул Ангел, выдернул из-за уха веточку укропа, и, даже не предложив Сенокосову, занюхал заметное волнение. - Тогда - вторая новость. Понимаешь... Как бы тебе... Короче, Крысюк: пропало твоё "Личное дело".
- "Личное дело"? Пропало? Здесь? Как такое возможно? - искренне удивился Сенокосов.
- Как видишь, возможно, - слегка смутился Ангел и отвел глаза. Опять выдернул веточку и занюхал смущение. - Затерялось в суматохе. В суете трудовых будней, так сказать. И навряд ли найдётся. А нет "дела" - нет и тела. И наоборот. Ну, ты понимаешь, к чему я клоню?.. Крысюк?
- Нет. Не понимаю. Боюсь ошибиться... - напрягся Сенокосов.
- Правильно. Новое "дело" надо шить. С чистого листа. А это время берёт. Короче, есть вариант вернуть тебя обратно. Временно. С открытой датой погребения, пока суд да дело. - Ангел резко наклонился и зашептал Сенокосову в ухо: Обещаюсь - спешить не буду. С "делом". Я ж, Крысюк, тоже жизнь люблю...
- Брат... - задохнувшись от невозможного, Сенокосов вскочил со стула и заключил Ангела в объятья. Ангел оказался мягкий, как новая резиновая игрушка. И тёплый. - Да я! Оранжевый! По гроб жизни...
- Ну, всё, Крысюк, всё! Хватит меня слюнявить! - отстранился Ангел, незаметно смахнув слезу. - Тоже мне, нашел место для нежностей. Кстати о гробе. Не просто так тебя отпускают, а на определенных условиях.
- Да на любых! Оранжевый! Ты самый лучший! Хранитель на свете! На любых!
- Тихо, Крысюк! Уймись! - построжел Ангел. - Щас пойдём к Начальнику, там с ними и ознакомишься. С условиями. Устроят - подпишешь бумаги. И - свободен. Но заявляю тебе, Крысюк, со всей ответственностью Хранителя: нарушишь Договор - так сразу и гроб тебе будет. И венки. Тело - телом, а душа - душой, Крысюк. И о ней моя первейшая забота. Усвоил?.. Вот и чудненько. Тогда - потопали.
* * *
Загадочная история с известным писателем Сенокосовым - "...Вы слышали? Как?! Та-кой кошмар - без чуйств возле крыльца! В Перетёлкино! С чистым листом в кулаке! А рядом - конверт! - Да что вы говорите?! Не может быть! Надо же, а такой был живчик. И что? - А ничего! Ищут! - Кого ищут? - Не кого, а что! Следы белого порошка! - Ва-у! А сам? - В Кремлёвке. Лежит. Как полное бревно! Тьфу-тьфу-тьфу, не про нас будет сказано! - И не говорите!.." - ещё продолжала будоражить творческую общественность, когда Сенокосов открыл глаза и резко сел в кровати. Потом так же резко встал, послал всполошившихся врачей и уехал на дачу.
Там, первое, что сделал сразу после возвращения - начал жечь свой новый недописанный роман. Обеспокоившись странным поведением мужа, Дора вызвали "спецбригаду". Бригада прибыла на удивление быстро. Двое дюжих санитаров и доктор в оранжевом халате с пучком укропа за ухом. Пробыла недолго. Сенокосова не тронула. Увидев доктора, Дора как-то сразу успокоилась, собрала пепел и развеяла его по ветру.
А дальше начали происходить события, вообще не поддающиеся разумному объяснению.
Рано утром, первой электричкой, с большим чемоданом в руках Сенокосов уехал в столицу. Там посетил Союз Писателей и оставил в приёмной заявление о выходе из Союза. А также все награды, грамоты и памятные подарки. Включая обрезки ленточек со всевозможных торжественных открытий. А в парткоме - заявление о выходе из Партии.
Потом зашел в редакцию одной из центральных газет и дал объявление следующего содержания: "Куплю у населения любые труды писателя Я. Сенокосова за двойную цену против официально проставленной на корке".
Поток желающих обменять бессмертные творения на дензнаки хлынул в Перетёлкино. Желающих было так много, что на выкуп ушли все многолетние сбережения Сенокосова. Куда писатель девал книги? Этого не знает никто. Но возле дачи был многократно замечен тяжело груженный оранжевый "пирожковоз". Куда направлялся "пирожковоз", отъехав от дачи, милиция отследить не удалось, несмотря на мобилизацию дополнительных резервов. Также, непонятным образом, разом исчезли книги Ярослава Сенокосова из всех библиотек - ходили упорные слухи, что писатель их выкрал. Как потом было установлено, слухи распространяли сами библиотекари.
Всё происходило так стремительно, что на Сенокосова даже не успели завести "дело" в Органах. Пока раздумывали, подо что подогнать его деятельность - грянула Перестройка.
Воспользовавшись общей суматохой, Сенокосов под своей настоящей фамилией Крысюк благополучно отбыл на Святую Землю. Взяв с собой из всего оставшегося единственно ценное - Дору. И там, по сей день, счастливо проживает среди оранжевых скал и рыжих краснозёмов. Время от времени посещая местное ЛитО, где его ругают все, кому не лень, за коряво написанные "венки сонетов" - к прозе Лазарь Мойшевич Крысюк с некоторых пор полностью утратил всяческий интерес. Почему именно "венки"? А вы попробуйте спросить его сами. Только навряд ли он вам что-то ответит: просто, как всегда, улыбнётся, достанет из кармана веточку укропа, разотрет его пальцами, затянется с кайфом и скажет: - Эх... Хорошо-то как, Господи...