Аннотация: Судьбы людские.На конкурс Ордена Короля Стаха - "Дикая охота".
"Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек..."
Историю эту рассказал мне расконвоированный заключённый. Он часто появлялся в доме отца исполняя всякого рода хозяйственные работы. Отец, будучи "хозяином" ИТУ, приписал его к себе до моего приезда. Потому, как в семье у отца один только мужик был - он сам. А дальше - жена, да две дочки малолетки.
С моим приездом все хозяйственные работы по дому, по двору, в сарае, размером не меньше дома, на меня легли. А я даже рад был. Где-то, глубоко-глубоко, сидела во мне "куркульская" жилка. С приездом в сельскую местность, в те условия в которых жил отец со своими женщинами, жилка эта проснулась и наружу пробилась. Теперь принести воды, наколоть дров для растопки печей, угля натаскать, дорожки от снега расчистить (да мало ли что) на меня легло.
Но Павел, так звали расконвоированного, ещё заходил к нам по старой памяти. И мы по-хорошему подружились. Запирались с ним в сарае. Устраивались на лежаке. Закуривали каждый свои сигареты и разговаривали обо всём. Даже о космосе. Правда и Павлу было что рассказать.
В колонию он попал по приговору суда за "Непреднамеренное убийство".
С малых лет и до начала "отсидки" работал Павел трактористом в колхозе мордовском. Работу свою любил и мог сутками с поля не уходить. Женатым он не был. А дома мать-старушка управлялась. И вот, на весенней пахоте (тому уже четыре года минуло), на его тракторе лопнул палец трАктовый. Это что звенья гусеницы соединяет. Поломка ерундовая если тракторист её вовремя заметит. - "Ленивец" трошки отпустил, гусеницу проволокой внатяг соединил, а там палец новый наживил и кувалдой его, как положено, на место заколотил. Зашплинтовал палец и дальше можешь работать. Только "ленивцем" надо опять гусеницу натянуть.
- Натянул я гусеницу, - рассказывает Павел дальше. - Инструмент в кабину покидал. Сам в кабину запрыгнул. Хотел уже дальше пахоту продолжать... А глянул, рядом с трактором, в борозде, агроном лежит неживой. Я к нему. А у него во лбу печатка от моей кувалды. Как он сзади подошёл? Я и не слышал за работающим двигателем.
Мне потом на суде объявили, что оглядываться я должен был, прежде чем кувалдой махать. А на кого оглядываться если я один в поле? Это агроному надо было думать, что не след было ко мне со спины подкрадываться. Ну, ничего, два годочка мне осталось. А там в колхоз - и опять за трактор. Веришь или нет - по ночам он мне снится. Кому что, а мне трактор.
Много я от Павла полезного о жизни услышал. И про лагерную жизнь, и про колхозную. Но особенно врезалась мне в память его рассказ о дяде Тарасе.
- Его в наших краях "Чистый мёд" прозвали. Дядя Тарас уже в годах был. Но с малолетства и пока война не кончилась жил в Беларуси, недалеко от Витебска. По возрасту его выходило, что он ещё до революции родилсЯ. И хоть в гражданской войне он не участвовал, но время то смутное на его здоровье сильно отразилось. Что-то с лёгкими у него было. Потому он от воинской службы "вчистую" освобождён был. Благодаря "белому билету" и деревушка, где он проживал - Выселки, цела осталась. И народ, что в оккупацию под "фрицем" оказался, все до единого целёхоньки оказались.
Когда война началась, все мужики в Выселках как растворились. Кого загодя военкомат прибрал. Кто с отступающими войсками на восток подался. Последних, стариков уже, колхозное стадо сопровождать спровадили власти Советские. Обратно никто не вернулся. То ли оказии не было, а скорее всего война вмешалась.
Остался Тарас один на деревне. А при нём женщин двадцать человек и ребятня мал-мала-меньше. Фронт, стычки между войсками, Выселок не затронули. Стороной боевые действия прошли. Но Тарас покоем себя не тешил. Сердце-вещун говорило ему, что не всё время спокойно будет.
Собрал он сход. Рассказал о тревогах своих. И порешили всем сходом деревню не оставлять. Но обустроить себе в лесу, в овраге Никитском, что в пятнадцати верстах от деревни, как бы запасную позицию. Собрал Тарас молодух да девок на выданье, лопатами, топорами вооружил их и в лес спровадил. Показал где и как землянки откопать, как накаты стелить, где амбар поставить, а где выгон для оставшейся скотины обустроить.
Когда немцы в деревню вошли, то в ней только бабки старые под началом у Тараса остались. Молодухи, да дети малые - все в Никитском овраге жили. Продукты, скарб домашний, трёх коз, да двух ярок с собой забрали. В деревне только коза старая, Полкан, да три мешка картохи осталось. Пошмонали немцы по избам, с неделю пОжили и убрались восвояси. А дядю Тараса полицаем назначили и велели раз в неделю в центральную колхозную усадьбу являться. Там у немцев Управа была. Там и войска на марше отстаивались.
Но взять с Выселок было нечего. Трудовые повинности справлять было некому. Так-что фрицы не очень докучали. Раза три если только облава была жандармейская. Да один раз взвод эсэсовцев нагрянул. Насчёт партизан интересовались. Но Бог миловал - обходилось всё без жертв и кровопролития.
А дядя Тарас, да бабки старые огородничеством занялись. Для себя, да для фрицев, что на центральной усадьбе обитали. А куда денешься? Не приведи Господь пожгут деревню. А так хоть мылом, солью, спичками, а другой раз и керосином у немцев разжиться можно было.
А ещё дяде Тарасу посчастливилось в лесу диких пчёл найти. Как он сподобился, но наделал он ульев и переселил-таки их из дупел в жильё цивилизованное. А ульи те, в лесу на лужайке и стояли. Так что ни детишки, ни женщины без сладкого не были. Жили не богато, не те времена были, но и с голоду не пухли. Как есть, все до единого живы и здоровы оказались когда немцев взад погнали.
А когда канонада орудийная отгремела и дальше на запад подалась, вот тогда народ в деревню возвращаться стал. Постепенно и мужики, что живые остались, с фронта вернулись. И все кто возвращался, никак в толк взять не мог, что деревня сохранилась. И все кто в оккупации был - живыми остались. А ведь, что немец в Белоруси вытворял объяснять не надо. Говорят, что только четверть от народа гражданского всего осталось после войны.
Но тому, что и деревня, и люди в Выселках целы остались не только народ удивлялся. Фактом этим и ещё кое-кто заинтересовался. А когда прознали, что дядя Тарас полицаем при немцах был, то по-своему всё расценил.
Когда дядю Тараса в город увозили в сопровождении офицера и двух солдат, то он, прощаясь с народом, наказывал про улья не забывать. И со слезами на глазах, уже из-за окошка зарешоченого, кричал в пол-крика:
Замолчал Павел на время. Достал из робы зековской сигаретку махорочную и промолвил:
- Последнее время дядя Тарас у нас в деревне находился. На поселение его к нам определили. Вот не знаю, когда вернусь - увижу ли я его. Очень бы хотелось.