К полудню вторых суток стало ясно, что они заблудились.
Заблудились капитально. Так, что он совершенно потерял ориентацию в этой нескончаемой степи.
Бензина в баке осталось на донышке - может быть ещё километров на сто, сто двадцать. А что потом? Он даже представить себе не мог, что будет потом - нескончаемая степь, палящее солнце, литра полтора воды на всех и всё...
Дальше небытиё!
Ужас за жену и детей парализовал сознание.
Они не были приспособлены терпеть жажду, жар пустынного ветра, длительные переходы в плывущих под ногами песках всё чаще и чаще попадающихся на выбранном им пути.
Надо успокоиться. Сесть, хорошо подумать, вспомнить весь проделанный путь и принять правильное решение. Возможно, что это будет последнее в жизни решение. Возможно, что оно будет неправильным. Но... У него еще есть бензин в баке Москвичонка и это их последний шанс.
К этой поездке готовились давно.
Он сумел заразить прелестями дорог, степи, жаркого солнца и жену, и детей. Каждый из них представлял себе это очередное путешествие по-разному. Но никто не думал, что оно может привести в неизвестность. Все верили в него. А он в себе не сомневался.
Сколько раз приходилось пересекать эти и степь, и пустыню будучи в экспедициях. Правда, тогда за рулём сидел Таштан-Бек - всегда молчаливый, всегда полусонный, всегда безразличный к окружающему их пространству. Вездеход, казалось, двигался сам в пустынных степях Кара-Кума. И всегда приезжал в нужное место. Будь то аул на берегу арыка, где они набирали воду во фляги. Или заброшенный в степях городишко Бахардан, где всегда можно было прикупить и хлеба, и консервированных в крепчайшем уксусном рассоле овощей.
Теперь он был в этой степи один. И от принятия им решения зависела жизнь близких. Но что делать он не знал. Эта нескончаемая степь привела его в столь похожие друг на друга места, которые теперь были незнакомыми.
Оглянувшись назад он увидел спящих жену и детей накрытых простынёй. Жара сморила их, но открытые с обеих сторон окна салона создавали иллюзию сквозняка. Они спали ни о чём не догадываясь. Они ещё не знали, что их жизни осталось совсем чуть-чуть. До тех пор, пока в баке есть бензин.
Осторожно, чтобы не качнуть машиной и не хлопнуть дверью, он вышел и в отчаянии сел перед радиатором, прижавшись спиной к переднему бамперу. Звенящий звук чуть подвижного воздуха, перегретого в лучах белесого солнца, наполнял степь. Облизав шершавым языком потрескавшиеся на жаре губы, прикрыл глаза и стал погружаться в забытьё. Именно этого ему сейчас не хватало. Нужно забыться, отключиться от действительности, и тогда, возможно, он сумеет принять решение.
Тишина убаюкала. Он почувствовал облегчение и на душе, и во всём теле.
Сколько длилось забытьё, он так и не понял. Час, два..., а может быть, всего несколько минут? Но вдруг явственно увидел перед собой Старца во всём белом. Тот, опираясь на посох, пристально глядел на него и ждал. Чего - он ещё не понимал. Ему было сладостно сидеть вот так и не думать о том, что ждёт их всех впереди.
Спустя некоторое время Старец шевельнулся и, повернувшись спиной, стал удаляться растворяясь в солнечном мареве. С большим трудом он поднялся. Всё также осторожно открыл дверь салона и сел за руль. Двигатель завёлся с пол-оборота. Включив скорость поехал вслед за видением с каждой минутой настигая и настигая его. И вот, в тот момент когда до Старца осталось ещё, быть может, метров сто не больше - тот исчез. Исчез, как будто его и не было никогда.
Откинувшись на спинку сидения он вглядывался вдаль стараясь хоть что-то
разглядеть впереди. Руки замерли на раскалённой пластмассе руля и не было никакого желания объезжать травяные кочки, встречавшиеся на его пути, или песчаные провалы на степной поверхности. Он и ехал в направлении движения исчезнувшего старца. Куда, зачем - не знал. Просто ехал ни о чём не думая.
Сколько времени продолжалось наваждение было неведомо.
Он, обессиленный, упал лицом на баранку Москвичонка и, заглушив двигатель, остановился у крайней юрты непонятно откуда взявшегося в степи посёлка. Невдалеке от него с тихим поскрипыванием крутилось огромное колесо с подвешенными к его спицам кувшинами из которых в деревянный желоб выплёскивалась вода. И вместе с этим колесом чинно выхаживал верблюд, гордый выполняемой им работой.