В тихой, окутанной ночным уютом квартире, сидел человек.
Всё у него было: жилплощадь обустроенная для проживания большой семьи, огромный жизненный опыт наработанный трудными годами, пенсия позволяющая, хоть и скромно, но существовать без материальной помощи близких...
А ещё у него было огромное желание быть нужным для тех, кто продолжал быть для него самым дорогим на свете - детям и очаровательной внучке, которая с визгом и гамом врывалась в дом всякий раз когда они его навещали.
Человек сидел в мягком, глубоком кресле посреди комнаты вглядываясь в тёмноту и отдавался воспоминаниям прожитОго. Он и любил, и ненавидел это время суток, когда давно уже пора было спать, но колкое чувство обиды за проведённый в одиночестве день, удерживало его в нескольких шагах от спальни. Где-то в глубине души он надеялся на чудо, которого ждал ежедневно. И так же ежедневно чудо не приходило, хотя было совсем рядом от его гнетущего состояния души.
Если бы только у него была возможность пройтись неслышно по спящей квартире и увидеть сына чуть похрапывающего во сне, разметавшегося, как в детстве, на широкой постели. Вглядеться ещё раз в его сосредоточенное дневными заботами лицо, морщины так рано появившиеся на лбу и чуть насупленные, в ночных размышлениях, брови. Поправить на нём скомканное одеяло и тихо, шёпотом пожелать ему удачи в грядущем дне.
Если бы только у него была возможность крадучись, не слышно даже самому себе, войти в детскую в которой на кроватке спала та, ради которой он жил оставшиеся ему в этом мире годы. Услышать её тихое посапывание в ночи. Проследить спит ли она на правом бочке, не разголышалась ли во сне, не сквозит ли ей из форточки...
Нет... Ни кому не нужны ни его внимание, ни его заботы, ни его любовь так и оставшаяся не востребованной в этой квартире...
А ведь было! Было время когда и в этом доме пребывали и веселье, и шум детских игр, и незлобливые перебранки с сестрёнкой...
Как же дано это было.
Отец всю жизнь был военным и подолгу пропадал на службе. Поэтому, как правило, в семье никто себе ни в чём не отказывал. У них даже было пианино, которое и сейчас стоит в большой комнате у стенки. На этом пианино сестра разучивала гаммы, пьески и... даже пробовала разучить ноктюрн. Это у неё плохо получалось, но она без устали продолжала ударять по клавишам в поисках таких простых и, одновременно, сложных аккордов. Это продолжалось изо дня в день и дошло до того, что даже Кетька, всеобщая любимица кошачьей породы, однажды вспрыгнув на вращающуюся табуретку, ударила лапкой по клавише, как это делала её хозяйка.
Потом была школа, Политехнический институт, работа в Сибири, научные дерзания без отрыва от производства, преподавательская работа... Огромное желание оставить "свой след" на академическом поприще... И труд. Ежедневный труд приносящий радость прожитых дней и обогащающий сознание текущей жизни.
Как же это было давно.
И вот пенсия. Как написано в свидетельстве - "по старости".
Но разве это старость, когда хочется так многого - творить, быть полезным, делиться пережитым с теми, кому это интересно... Особенно с внучкой, её родителями... Видеть их лица, глаза наполненные радостью встреч...
Нет! Никому, вдруг осознаёшь, ты не нужным. Если только компьютеру, где ещё есть возможность рассказать внучке сказку или забавную историю... А на поверку выходит, что эти твои желания ни что иное, как собственное хобби и только. Они даже не заходят на твою страничку...
Хорошо, что остаётся надежда найти друзей в СамИздате.
Человек поднялся с кресла, неслышно подошёл к пианино, открыл крышку и... На пипютре, прижатой полочкой, стоял нотный лист с ноктюрном для любимой - "Ночью, в тихих улочках Риги..."