Познакомился я с Женькой в ресторане. Когда спросил, кем работает, ответила:

- Моя профессия начинается на букву "б", а заканчивается на мягкий знак.

Говоря все это, она положила ногу на ногу и многозначительно мне подмигнула. И тут же рассмеялась, весело спросила:

- За кого вы меня приняли? Я библиотекарь.

Шутка мне не понравилась, но я не подал вида.

Знакомство наше началось с шутки, продолжилось враньем. Представилась Евой Валевской и довольно-таки продолжительное время в этом образе пребывала. Я, обращаясь к ней, называл ее Евой, столик в ресторане на следующее воскресенье заказала на это имя. А, потом все же призналась, что зовут ее Женей, по паспорту Евгения, но Евгенией просила не называть.

"Отец - Евгений, мать - Евгения, да и меня еще так станете величать". Такое вот было пояснение к просьбе не называть ее полным именем. Я почему-то уже тогда подумал: "Хлебнешь ты с этой барышней горя", но тут же успокоил себя, уверил в том, что все это эпатаж, желание показаться особенной, удивить оригинальностью.

Ох, как же она лгала! Вранье было ее второй натурой. Я теперь думаю, что Женьку нужно было бы занести в книгу рекордов Гиннеса. Все сказочники мира, со всеми своими небылицами не смогли бы сравниться с ней. С теми ее "правдивыми" историями, которые рассказывала она мне.

Я ей говорил:

- Когда бы был такой журнал - "Ложь" или газета "Кривда", то ты, без сомнения, была бы там главным редактором и самым печатающимся автором одновременно.

Особенное мое негодование вызывало то, что жила эта врушка - побрехушка на улице Правды. Я много с ней об этом говорил, грозил в шутку, что напишу на нее донос, так как не имеет она право жить на этой улице. Но угроза ее не исправила.

Сначала я думал, что это такая защита, в моем обществе чувствует себя неуютно, и из-за этого лжёт. Но оказалось, что это не так. Она лгала и родителям, и прохожим. И близким, и дальним, и своим, и чужим.

Ну, как можно было жить с таким человеком? Ее нужно было лечить. Лечить серьезно. А я с ней игрался, шутил. Как-то раз, в наказание за очередное вранье (вспомнив ее же жалобы на то, что, дескать, мало пороли), я попробовал дать ей несколько раз ремнем по заднему месту - не помогло.

-Ой-ёй-ёй, ты меня убьешь! Я не вынесу! Сердце лопается от боли!- кричала она истошным голосом в тот момент, когда я ее порол.

И тут же, когда я ремень в испуге бросил, стала смеяться, скакать, напевать:

- Ну, а мне не больно, курица довольна.

Да, было в ней много детскости, и вранье ее было тоже какое-то детское, не злое. Из-за этого, быть может, я с ней два года вместе и прожил. Хотя, что это за годы были, надо отдельно рассказывать.

2000 г.